ости, -- человек, нетерпеливо ожидающий заказа после бессонной ночи, всегда немного похож на прету. -- Одна шутка на сортирную тему -- и я брошусь с моста! -- сразу предупредил он. -- Достали! Мы не удержались от понимающей улыбки: бедняга уже не первый день пытался разобраться с несколькими весьма запутанными происшествиями: одной смертью, двумя помешательствами, двумя сердечными приступами и четырьмя глубокими обмороками. Известную пикантность всем этим несчастным случаям придавало то обстоятельство, что происходили они исключительно в туалетах. Когда на Мелифаро повесили эти дела, он сам ржал, как невоспитанная лошадь, а его комментарии могли бы заставить покраснеть даже генерала Городской Полиции Бубуту Боха, который до сих пор считался непревзойденным специалистом в области фекальной лексики. Однако укатали сивку крутые горки: на следующий день, погрузившись, так сказать, в материал, он уже морщился от наших шуточек на эту волнительную тему, а теперь вот даже утопиться грозился. -- Мы не будем, -- пообещала Меламори. -- Нельзя же полдюжины дней кряду шутить по одному и тому же поводу! -- Ты-то, возможно, не будешь, -- проворчал Мелифаро. -- А этот жуткий тип, с которым ты везде шляешься -- что, кстати сказать, совершенно не пристало леди из хорошей семьи! -- будет. Хвала Магистрам, я его не первый день знаю. -- Я буду молча жевать, сохраняя скорбное выражение лица, если это может сделать тебя счастливым, -- пообещал я. -- Можно составить тебе компанию или лучше сделать вид, что нас тут не было? -- Сделайте вид, будто вы тут есть, -- устало улыбнулся он. -- Я по живым людям соскучился, по правде говоря. Света белого не вижу, из сортиров не вылезаю... Впрочем, можете меня поздравить: мое расследование закончено. Сейчас съем что-нибудь и пойду спать, если не усну прямо за этим столом... Кстати, наш шеф все же редкостная свинья. Я послал ему зов, чтобы сообщить о своем бессмертном подвиге. И знаете, что он ответил? -- Попробую угадать, -- усмехнулся я. -- Скорее всего, он искренне удивился, что ты не закончил это расследование тремя днями раньше... -- Да, в отличие от меня ты разбираешься в людях, -- удрученно признал Мелифаро. -- Добавлю только, что шеф не сразу вспомнил, о каком деле идет речь. А я-то, дурак, рассчитывал на памятник в полный рост у входа в Дом у Моста. Так гордился собой... -- Ничего, -- утешил его я, -- теперь мы тоже будем тобой гордиться, хочешь? -- Хочу,- кивнул он.- Можете начинать. -- Сразу после того, как ты расскажешь нам душераздирающие подробности этого таинственного дела, -- пообещал я. -- Смех смехом, а подробности действительно вполне душераздирающие, -- заметил Мелифаро. -- Ладно, расскажу. Только съем что-нибудь, если хозяин этого заведения не пал очередной жертвой нового сортирного демона -- от старого-то я и пепла не оставил... Зря улыбаетесь, кстати. Я не шучу. Это был именно демон. -- Сортирный демон? -- изумилась Меламори. -- Да, незабвенная, именно сортирный и именно демон, можешь себе представить, -- буркнул Мелифаро. Тут ему наконец принесли заказ, а у нас осведомились, чего мы желаем, и мы все на несколько минут отвлеклись от лекции по занимательной демонологии. Опрокинув рюмку какой-то огненной воды местного разлива и умяв полпорции сырного танга, Мелифаро почти вернул себе прежний человеческий облик и принялся рассказывать. -- В сущности, ничего из ряда вон выходящего не случилось. Просто в Ехо объявилась очередная пакостная тварь из иного Мира... По крайней мере, хорошо, что именно из иного: было бы печально думать, что у нее здесь осталось множество братиков и сестричек. Эта разновидность тварей питается человеческим. страхом, что само по себе не новость: в юности, когда я пытался получить хорошее образование и в связи с этим периодически заставлял себя читать умные книжки, я раз и навсегда уяснил, что способность питаться чужим страхом является одним из видовых признаков демона. Но на практике я до сих пор ни с чем подобным не сталкивался. Хотите правду, ребята? Эта пакость хорошо знает свое дело. Что она умеет, так это внушать страх, противостоять которому невозможно. К счастью, оказалось, что я вполне могу действовать невзирая на страх. В противном случае я бы пополнил список безнадежных пациентов какого-нибудь городского знахаря. Тешу себя надеждой, что меня, как персону значительную и для Соединенного Королевства бесценную, выхаживал бы сам Аби-лат Парас... -- Но при чем тут сортиры? -- с любопытством спросил я. -- Неужели выяснилось, что именно там ткань, разъединяющая Миры, особенно тонка? Было бы обидно: все же я вынужден изредка посещать эти места... -- Правда, что ли? -- снисходительно осведомился Мелифаро. -- Как интересно!.. Впрочем, можешь быть спокоен: вряд ли эта клятая "ткань" истончилась именно в столь любимых тобою помещениях. Просто демон оказался сообразительным. Он быстро понял, что -- только не вздумайте смеяться, ребята, я до сих пор горжусь своим открытием! -- человек, сидящий в уборной, особенно уязвим. В глубине души мы считаем свои сортиры самым надежным укрытием, там мы не ждем ни чудес, ни подвохов. А тот, кто уверен в собственной безопасности, абсолютно беззащитен -- это же известная аксиома! -- Забавно, -- улыбнулся я. -- Но похоже на правду. -- Похоже, -- серьезно согласилась Меламори. -- Мы беззащитны, когда находимся дома. Еще более беззащитны в спальне. Но в уборной... Да, пожалуй. Твой демон прав, Мелифаро. -- Ага. Он прозорлив и не брезглив. Но, к счастью самоуверен, в противном случае вряд ли я бы его так быстро поймал. Впрочем, у меня несколько суток ушло только на то, чтобы узнать о его существовании. А уж наша встреча лицом к лицу была воистину незабываемым событием! До сих пор не могу поверить, что мне удалось его уничтожить: я ведь так испугался, что забыл, как меня зовут -- хоть и знал заранее, что мне предстоит. В общем, намаялся я с этим грешным расследованием! -- уныло заключил Мелифаро. -- Но теперь-то все? -- сочувственно спросила Меламори. -- Теперь все. Если только не окажется, что этот демон был малолетним несмышленышем, который попал в наш Мир по глупости, и вслед за ним не заявится его мамаша, -- горестно вздохнул наш бравый "охотник за привидениями". На этой оптимистической ноте он все же отправился спать, доверчиво завещав нам свой счет -- не настолько, впрочем, большой, чтобы я почувствовал себя банкротом. -- Когда я только поступила на службу в Тайный Сыск, эта история о демоне меня бы ужаснула, -- задумчиво сказала Меламори. -- Я бы, чего доброго, отказалась ходить в уборную без эскорта... Пару лет назад она бы меня испугала, но мне бы удалось взять себя в руки и даже помочь Мелифаро в его тяжком труде -- если бы это вдруг понадобилось. Год назад я бы страстно пожелала лично встретиться с этим хваленым демоном и испытать свою силу. А сейчас... сейчас мне просто не очень интересно. Так, забавно, не более того... -- А ведь ты права, -- признал я. -- Могу сказать о себе примерно то же самое. -- Мир стал менее угрожающим, правда? -- словно бы рассеянно спросила она. И, не дожидаясь ответа, добавила: -- Но и менее ярким. Все оттенки бытия потускнели, будто не живем, а при свечах ужинаем: уютно, интимно, но как-то не всерьез. И словно бы ненадолго... К тебе это не относится. Макс. Но ко всему остальному -- относится. В последнее время мне кажется, что мир лежит под толстым стеклом: он -- отдельно, я -- отдельно... Только этот давешний страх, когда мы с тобой решили, будто туман -- это чужой сон, был таким настоящим! Странно получается: неужели следует жить от страха до страха, снисходительно принимая все удовольствия, которые находятся в промежутке? -- Страх действительно одна из самых сильных эмоций, -- рассеянно согласился я. -- Встряхивает, освежает... Но с чего это тебя так занесло? -- Меня не "занесло", -- сердито возразила Мела-мори. -- С кем мне и быть откровенной, если не с тобой? Мы с тобой много разговариваем, Макс. Но мы все время говорим о пустяках и почти никогда о том, что действительно важно. Разве это не странно? Надо бы наоборот. -- Надо бы, -- согласился я. -- Но мы же обормоты бессмысленные, правда? -- Правда, правда, -- снисходительно откликнулась она и выжидающе уставилась на меня. Я понял, что если немедленно не скажу что-нибудь умное, меня съедят вместо десерта -- и поделом! Пока я лихорадочно перебирал про себя тезисы, подходящие для грядущего выступления, Меламори почти жалобно спросила: -- Макс, неужели ты не понимаешь, о чем я говорю? Никогда еще не жилось мне так славно, как сейчас... но в то же время никогда еще мне не казалось, будто я вижу мир сквозь пыльное цветное стекло. Никогда прежде меня не приводило в ужас собственное равнодушие к происходящему. Раньше все было "взаправду". А теперь -- почему-то нет. -- Да, пожалуй, -- неохотно признал я. -- Если честно, я очень хорошо понимаю, о чем ты говоришь. Даже слишком хорошо, на мой вкус. Знаешь, в детстве я очень любил сказку о мальчике, у которого была волшебная кисть: все, что он рисовал этой кистью, оживало. Дело кончилось тем, что он ушел жить в одну из своих картин. Мне время от времени кажется, будто я тоже живу в картине... не знаю только, кто ее нарисовал... И ты совершенно права: лишь в минуты смертельной опасности или страха реальность опять обретает плоть. Просто мне почему-то трудно обсуждать эту тему. Даже с тобой. Да что там -- наедине с собой я тоже гоню прочь эти мысли. -- Живешь в картине... -- задумчиво повторила она, словно взвешивая на языке мои слова, чтобы убедиться в их точности или, напротив, отвергнуть. -- Да, пожалуй, похоже. Странно, правда? -- По большому счету, все странно, -- вздохнул я. -- И все необъяснимо... -- Все объяснимо, если дать себе труд овладеть некоторыми навыками логических построений. Не следует полагать свою личную беспомощность законом природы, -- укоризненно сказал голос свыше (он действительно прозвучал именно "свыше", поскольку мы с Мела-мори сидели, а обладатель голоса стоял у нас за спиной да еще и был наделен от природы изрядным ростом. Мы вздрогнули от неожиданности и обернулись. Рупором "небес" оказался сэр Шурф Лонли-Локли. Надо отдать должное, эта роль была парню к лицу, она отлично сочеталась с неподвижностью его черт, ангельской белизной лоохи и скрещенными на груди смертоносными руками. -- Однако, сюрприз, -- наконец сказал я. -- Откуда ты здесь взялся? -- Просто шел мимо, -- невозмутимо объяснил сэр Шурф. -- Пожалуй, я бы не стал мешать вашей беседе, но я услышал несколько фраз и подумал, что могу быть вам полезен. -- Что ты имеешь в виду? -- удивленно спросил я. Меламори явно занервничала. Бросала на Лонли-Локли встревоженные взгляды, словно он был лечащим врачом, которому предстояло выявить наш диагноз, один на двоих, а потом изложить свои взгляды на методы лечения. Огласить, так сказать, приговор... -- Но ведь приговоров не бывает, -- сказал я вслух. -- Бывают только слова, которые можно принять к сведению, а можно пропустить мимо ушей... Они оба уставились на меня: Меламори -- изумленно, словно я прочитал ее мысли (впрочем, разве я их не прочитал?), а Шурф -- понимающе и даже, кажется, одобрительно. -- Ты что-то говорил о полезности, -- улыбнулся я ему. -- Имей в виду: польза -- это не обязательно, мы в любом случае рады, что ты к нам подошел. Но раз уж заинтриговал, договаривай. -- В одной из рукописей эпохи владычества дочерей Халлы Махуна Мохнатого, старинная копия которой хранится в моей библиотеке, сказано, что есть люди, которым дана одна длинная жизнь, и есть люди, кому дано много коротких жизней...- После этого культурологического вступления последовала многозначительная пауза. Я вопросительно поднял брови, поскольку еще не понимал, к чему он клонит, и Шурф неторопливо продолжил: -- Там было написано, что первые, сколь бы извилист ни был избранный ими путь, следуют им неторопливо, но неуклонно -- к финальному триумфу или к бесславной погибели -- это уже дело удачи и воли. Для них каждый новый день -- закономерное следствие дня предыдущего, и если такой человек достаточно мудр, чтобы поставить перед собой великую цель, у него есть шанс рано или поздно достигнуть желаемого. А про вторых было сказано, что у таких людей душа изнашивается гораздо быстрее, чем тело, и они успевают множество раз умереть и родиться заново, прежде чем последняя из смертей найдет их. Поэтому жизнь таких людей похожа на существование расточительных игроков: как бы велик ни был сегодняшний выигрыш, не факт, что им можно будет воспользоваться завтра. Впрочем, и за проигрыши им расплачиваться приходится далеко не всегда... Ты не находишь, что это описание как нельзя лучше подходит к тебе? -- Наверное, -- я пожал плечами. -- И ко мне, -- твердо сказала Меламори. -- Да, леди, и к тебе. Вы с Максом вообще похожи больше, чем кажется поначалу, -- согласился Шурф. Только теперь он соблаговолил усесться на один из пустующих стульев. -- Да, разумеется, мы похожи, -- эхом откликну лась она. -- И вообще, все, что ты рассказал, очен: интересно... Но какой вывод мы должны сделать и твоих слов, Шурф? Что наша жизнь подошла к концу и следует ждать, когда начнется новая? А если она, эта новая, нам не понравится? -- Чаще всего так и бывает, -- флегматично заметил Лонли-Локли. -- Никому не нравится новая жизнь -- поначалу. Потом проходит время и старые воспоминания могут вызвать лишь снисходительную улыбку... Что ты хочешь от меня, леди? Чтобы я рассказал тебе, что ждет вас впереди? Но я не пророк. Просто коллекционер книг, который дает себе труд ознакомиться с содержанием своей коллекции. Могу сказать лишь одно: тому, кому жизнь стала казаться сном, следует ждать или смерти, или перемен. Что, в сущности, одно и то же... Извините, если я испортил вам обед. -- Ну что ты, сэр Шурф, -- ехидно сказала Мела-мори. -- Мы с тобой так мило щебечем! А если я сейчас разревусь, вы с Максом меня простите. Думаю, я заслужила право на одну истерику в год, а в этом году я еще ничего в таком роде не устраивала. -- Какая ты грозная, -- улыбнулся я. -- Отложи свою истерику до конца года. Шурф не сказал ничего ужасного. Любому живому человеку следует ждать смерти и перемен: это единственные ожидания, которые никогда не оказываются обманутыми... Вон и Джуффин нам переменами грозил с утра пораньше -- что тут будешь делать? -- Я в той же лодке, что и вы,- флегматично заметил Лонли-Локли.- Правда, все мои жизни до сих пор оказывались довольно продолжительными... Но это как раз не имеет значения. -- Да, Шурф, я знаю, -- вздохнула Меламори. -- Все верно. Макс, все правильно... Но знаете, я нередко замечала, что можно подолгу томиться ожиданиями и предчувствиями на фоне размеренно текущей жизни -- до тех пор, пока не появится кто-то и не сформулирует вслух то, что тебе лишь смутно мерещилось. И тогда все сразу случается: предчувствия сбываются, ожидания оправдываются... Иногда сказать вслух -- все равно что прочитать заклинание, правда? Лонли-Локли авторитетно покивал, я пожал плечами. Однако она как в воду глядела! Через полчаса сэр Джуффин Халли прислал мне зов и велел как можно скорее приезжать в замок Рулх. Я озадаченно покачал головой -- что-то в последнее время Королевская резиденция перестала казаться мне оплотом спокойствия и стабильности! -- поручил Шурфу поднять настроение Меламори (раз уж он сам его испортил!) и отправился на свидание с нашим неугомонным шефом. На первый взгляд, в замке было спокойно. Пожалуй, даже чересчур спокойно. До меня вдруг дошло, что коридоры слишком пусты: столь безлюдной и тихой королевская резиденция на моей памяти еще никогда не бывала. Толстый пожилой охранник, не задавая лишних вопросов, проводил меня ко входу в огромный прохладный зал и с проворством, удивительным для человека столь грузной комплекции, растворился в полумраке коридора. В зале не было никого, кроме Джуффина. Однако помещение отнюдь не производило впечатление пустого: когда мой шеф всерьез озабочен или опечален, он способен заполнить своим присутствием любое пространство. -- Что случилось? -- обреченно спросил я. -- Хороший вопрос, -- усмехнулся Джуффин. -- Можно сказать, случилось все. Тебя удовлетворит такой ответ? Подозреваю, что нет... Собственно, тебя хотел видеть Менин. По его просьбе я тебя и позвал. Возможно, он даст тебе более развернутый ответ. Возможно -- нет. Не знаю. Его причуды вне сферы моей компетенции. -- Как -- Менин? -- опешил я. -- Он что, нашелся? -- Представь себе, -- хмыкнул шеф. -- Причем ведет себя так, словно и не пропадал никуда. Как будто не прошли тысячелетия, не было всех королевских династий, пришедших ему на смену... Отослал Гурига в летнюю резиденцию. Снисходительно сказал, что это, дескать, ненадолго. Тот слова поперек не вымолвил. Собрал вещички, взял с собой пару дюжин юных лоботрясов, которые его развлекают, и поехал в замок Анмокари. -- Ну дела... -- растерянно протянул я. -- И что?.. -- Я захлебнулся собственным вопросом, поскольку не знал, как его сформулировать. -- А Магистры его знают, -- легкомысленно отмахнулся Джуффин. -- А чего ты хочешь, сэр Макс? Я не раз присутствовал при эпохальных исторических событиях. Можешь поверить моему опыту: непосредственный участник обычно не ощущает ничего, кроме растерянности и смятения. Только потом, задним числом, можно понять, что, собственно, случилось... и засесть за мемуары. -- Представляю, сколько бы вам отвалили за мемуары, -- рассеянно сказал я -- лишь бы поддержать беседу. -- Да, немало, -- с достоинством кивнул он. -- Но зарабатывать литературным трудом?! Фи, мальчик, не так еще плохи мои дела. На худой конец, я довольно способный карманник. -- Не сомневаюсь, -- улыбнулся я. -- А где Ме-нин-то? -- Пошел прогуляться по замку, -- пожал плечами шеф. -- Сейчас вернется... или не вернется, а снова исчезнет, еще на несколько тысячелетий. Расслабься, сэр Макс. В нашей с тобой жизни начался светлый, в сущности, период: от нас теперь ничего не зависит. -- Меня это нервирует, -- признался я. -- Догадываюсь. Однако ничем помочь не могу. Не могу даже сказать, что ты напрасно дергаешься -- а вдруг потом окажется, что не напрасно? -- Странный вы сегодня, Джуффин, -- укоризненно сказал я. -- На себя не похожи. -- Ничего удивительного, поскольку я вовсе не Джуффин, -- неожиданно расхохотался мой собеседник. Внешность его теперь менялась, да так эффектно, словно на создание этого чуда были брошены лучшие силы Голливуда. Высокий худой бритоголовый старик с профилем хищной птицы превращался в моложавого симпатичного дядьку с пушистыми, как у ребенка, волосами, выбивающимися из-под знаменитой шляпы, яркими темными глазами и чувственным ртом. Он заговорщически подмигнул мне и доверительным тоном, как ни в чем не бывало начал рассказывать: -- Когда я был совсем юным принцем, я был весьма стеснительным молодым человеком. Слишком стеснительным для принца. Настолько, что порой это мешало мне выполнять некоторые обременительные светские обязанности, из которых, собственно, и состоит жизнь наследника престола. Особенно скверно получалось, когда мне приходилось принимать иноземцев и других высокопоставленных персон, с которыми я не был знаком прежде. Необходимость говорить с незнакомцем меня парализовала: я был неспособен толком ответить на поклон; о том, чтобы поддерживать беседу, и речи не шло. И однажды наш старый дворецкий дал мне очень толковый совет. Он сказал, что, если изменить свой облик, все сразу становится просто. Словно это уже не ты ведешь беседу, а кто-то другой. Чужой человек, за чьи слова и поступки ты не несешь никакой ответственности. Я попробовал и тут же убедился в его правоте: перемена облика действительно развязывает руки. Не стану утверждать, будто я по-прежнему застенчив, но с тех пор за мной водится привычка начинать первую беседу с незнакомым человеком с такого вот невинного розыгрыша. У меня голова кругом шла, поэтому единственный вопрос, который пришел мне в голову, был прост и не имел никакого отношения к откровениям легендарного Короля. -- А где сам Джуффин? -- Джуффин? Могу ошибаться, но подозреваю, что он уже начал искать ответ на загадку, которую в глубине души почитает великой тайной. Другими словами, изучает путь, которым я пришел сюда, дабы уразуметь, ОТКУДА я вернулся. Я не стал ему мешать: он ведь так любит тайны, твой хитрый начальник! -- Только тайны он и любит, по-моему, -- растерянно подтвердил я. -- Ну вот. Значит, он теперь вполне счастлив и тебе не следует о нем беспокоиться. Но разве тебя не удивляет наша встреча? -- Нет, -- честно сказал я. -- Всегда знал, что она случится. Порой подозревал, что очень скоро. Но я не думал, что все произойдет так... буднично. Мне почему-то казалось, что при этом грянет гром и разверзнется небо или еще какая мистическая глупость случится... На худой конец, хоть Хурон из берегов должен бы выйти. -- Ну уж...- поморщился Менин. -- Только потопа нам не хватало. Я, конечно, мог бы его устроить, но зачем? Ненавижу излишества... -- А я потерял ваш меч, -- ни с того ни с сего брякнул я. -- Вернее, не потерял, а отдал беглому Магистру Фило Мелифаро. В обмен на жизнь Нуфлина Мони Маха, который, впрочем, все равно ехал умирать в Харумбу... Наверное, вы сочтете, что это был ужасный поступок, да? -- Меч? -- Менин непонимающе нахмурился. -- Какой еще меч? -- Ну как же, -- растерянно пояснил я. -- Тот самый, который вонзила в меня ваша Тень, когда мы с ней... -- Оставь это,- отмахнулся Менин.- Если бы я был вынужден помнить все свои слова и поступки, я бы давно рехнулся. Неужели ты полагаешь, будто я интересуюсь проделками моей Тени? Ее жизнь -- это ее жизнь, меня она не касается. От этого его заявления я окончательно растерялся. -- Одно из двух, -- увлеченно продолжал Менин, -- или мне приписывают слишком много чужих подвигов и деяний, или я в совершенстве постиг науку забвения. Послушать этих ваших современных историков -- так только я один и совершал великие дела. Можно подумать, ни до меня, ни после королей толковых не было и даже колдунов мало-мальски умелых... Вот что значит не умереть в свой срок по-человечески в присутствии рыдающих от счастья наследников, а исчезнуть невесть куда! Не так уж сложно стать живой легендой, правда? Ох я уже сегодня наслушался! Оказывается, древнее искусство призывать в свой сон тени живых и умерших, в котором я, признаться, не так уж преуспел, почему-то названо в мою честь; еще более древнее искусство совершать путешествия между Мирами, преобразовав свою телесную оболочку в туманную материю, из коей сотканы призраки, почему-то считается не деянием, а пространством, именуется "Изнанкой Темной Стороны" и тоже считается моим изобретением. Ну да, я путешествовал этими тропами, было дело, но какому умнику взбрело в голову, будто я -- первый? -- Интересно, -- протянул я. -- Что же, и Лабиринт ваш -- тоже не ваш лабиринт? -- Ну почему же, Лабиринт-то как раз вполне мой, -- гордо признался Менин. -- Одно время это было любимое дворцовое развлечение. Только я не создал его, а нашел вход... Впрочем, возможно, это одно и то же. -- А вы мне не мерещитесь, часом? -- подозрительно спросил я. -- Как-то все неправильно происходит. Не по-настоящему... -- Хороший вопрос, -- обрадовался Менин. -- Вообще-то я должен бы ответить: "Все всем мерещатся", но я понимаю, что философия тебя сейчас не интересует. Что ж, я мерещусь тебе, но не более, чем все остальные. Или скажем так: не больше, чем ты -- мне. Все это время я чувствовал себя сбитым с толку, растерянным и каким-то отупевшим. Словно сила разом ушла от меня, и мой опыт перестал быть фундаментом, позволяющим твердо стоять на ногах, и мой разум снова . был беспомощен, как разум ребенка, который тщетно пытается освоиться в мире взрослых. Менин, кажется, отлично понимал, в каком я состоянии, и старался вести себя дружелюбно и непринужденно. Я оценил его великодушие, но почему-то не мог ответить тем же: был напряжен, недоверчив и вообще нервничал: чем дальше -- тем больше. -- Минувшей ночью ко мне заходил один господин, Мастер Совершенных Снов,- наконец сказал я. -- Он жаловался, что ему снятся мои сны -- до сих пор не могу представить, что такое возможно!.. -- Да, иногда воображение тебе отказывает, -- невозмутимо заметил Менин. -- И что же? -- Как -- что?! Он говорил, что в этих самых "моих" снах ему являлись вы. Сулили скорую встречу... теперь вижу, что не обманывали. Но зачем все эти сложности? Почему вы не могли просто присниться мне, если уж считали необходимым предупредить о своем возвращении? -- Ты, наверное, полагаешь, будто я могу ответить на этот вопрос? -- рассмеялся Менин.- И будешь разочарован. Видишь ли, сэр Макс, я обычно не ведаю,-что творю, -- как и многие Вершители. Я слаб в теории, я практик. Судя по количеству сложенных обо мне легенд, неплохой. Тебя удивляет, что чужому человеку снились твои сны? Что ж, я знаю, что так порой бывает, но понятия не имею почему. Ты говоришь, будто я являлся этому господину во сне и назначал тебе свидание? Вполне возможно. Я не помню ничего в таком роде, но я вообще запоминаю хорошо если одно из дюжины событий, которые со мной происходят. Короткая память -- залог долгой жизни, знаешь ли... -- Не помните? Как такое может быть? -- спросил я испуганно и недоверчиво. Я предпочел бы думать, будто он лжет -- беззастенчиво, неуклюже и без особых на то оснований. -- Понятия не имею, -- беззаботно откликнулся этот оживший миф, чтоб ему пусто было. -- Давай не будем отвлекаться на всякую метафизическую чушь, в которой я все равно мало что смыслю, ладно? Я хотел повидаться с тобой -- что ж, можно сказать, это уже сделано. Кроме того, я хотел поговорить с тобой как со своим преемником... -- Как -- "с преемником"?! -- взвыл я. -- Ни за что! Я уже был Владыкой Фангахрой, и мне клятвенно обещали, что на этом эксперименты с властью закончены. А чем вас Гуриг не устраивает? Такое хорошее Величество... -- Да успокойся ты, -- почти брезгливо поморщился Менин. -- Не тараторь. Я и не думал делать тебя Королем. Зачем? В Соединенном Королевстве, как ты сам справедливо заметил, уже есть один монарх, притом действительно неплохой. Настолько неплохой, что я могу спокойно исчезнуть еще на несколько тысячелетий. При нынешнем Гуриге эта земля расцветет так, что нынче и вообразить невозможно. -- Ну, хвала Магистрам, -- вздохнул я. -- Извините. С тех пор как меня практически насильно сделали царем кочевников из Пустых Земель, я все время начеку. -- У тебя на родине такое "начеку" называется "паранойя", -- ехидно напомнил Менин. -- Но почему вы тогда назвали меня "преемником"? -- Ко мне снова вернулась давешняя подозрительность. -- Да потому, что ты и есть мой преемник. Единственный Вершитель на несколько поколений столичных жителей. В горах графства Шимара -- вернее, на Темной Стороне этих гор -- скрывается еще один, но у него и без того есть Мир, который надо держать... Кстати, сэр Макс, знаешь ли ты, зачем нужны Вершители? -- Чтобы было, -- мрачно ответил я. -- А что, есть и другие версии? -- О, предостаточно. Но я хочу рассказать тебе не "версию", а сущую правду. Вершители нужны, чтобы держать Мир. Это все. Больше ни на что мы с тобой по большому счету, не годимся. Он не испугал меня, конечно, но очень встревожил. Я не хотел его слушать. Только врожденная застенчивость помешала мне демонстративно заткнуть уши -- но как я был близок к этому! -- Поначалу всякий Вершитель считает себя обычным человеком, -- обстоятельно рассказывал Менин. -- Это, так сказать, младенчество Вершителя -- бессмысленное время, которое, однако, оказывает роковое влияние на всю последующую жизнь. Хвала Магистрам, ты еще не слишком испорчен, скажи спасибо некоторым обстоятельствам твоей жизни, которые ты опрометчиво полагал неблагоприятными... Потом приходит момент, когда Вершитель понимает, что все его желания сбываются -- и, можно сказать, идет вразнос, опьяненный собственным могуществом. А потом приходит время браться за работу: тяжкую, неблагодарную и, по большому счету, бесполезную. Тем не менее так уж все устроено... -- Какую работу? -- тупо переспросил я. -- Как это "какую"?! Держать Мир, что же еще? Ничего другого от нас с тобой, в сущности, не требуется. -- Но как это "держать Мир"? Я не понимаю. -- Потом поймешь, не переживай. Это само приходит, как чих, -- усмехнулся он. -- Не ломай над этим голову, сэр Макс. Все равно ни до чего путного не додумаешься. Просто потому, что до некоторых тайн не "додумываются", их узнают. -- Ладно, если вы говорите -- значит, так оно и есть, -- обреченно кивнул я, чувствуя себя абсолютным, можно сказать совершенным, ослом. -- Все это пустяки. Сегодня я хотел поговорить с тобой о другом. О времени. Видишь ли, в конечном итоге оказывается, что человеку не так уж много следует знать. Большинство так называемых знаний бесполезны -- разве что как занятие для беспокойного ума, чтобы всегда был при деле... Но совершенно необходимо знать о том, что такое время -- единственная стихия, которой трудно, почти невозможно противостоять! Я ответил ему вопросительным взглядом. Менин, кажется, был доволен, что ему удалось пробудить мое любопытство. -- Есть люди, для которых время подобно воде; в зависимости от темперамента и личных обстоятельств они представляют его себе в виде бурного потока, все разрушающего на своем пути, или ласкового ручейка, стремительного и прохладного. Это они изобрели клепсидру -- водяные часы, похожие на капельницу; в каком-то смысле каждый из них -- камень, который точит вода; поэтому живут они долго, а стареют незаметно, но необратимо. Есть те, для кого время подобно земле, вернее песку или пыли: оно кажется им одновременно текучим и неизменным. Им принадлежит честь изобретения песочных часов; на их совести тысячи поэтических опытов, авторы которых пытаются сравнить ход времени с неслышным уху шорохом песчаных дюн. Среди них много таких, кто в юности выглядит старше своих лет, а в старости -- моложе; часто они умирают с выражением наивного удивления на лице, поскольку им с детства казалось, будто в последний момент часы можно будет перевернуть. Есть и такие, для кого время -- огонь, беспощадная стихия, которая сжигает все живое, чтобы прокормить себя. Никто из них не станет утруждать себя изобретением часов, зато именно среди них вербуются мистики, алхимики, чародеи и прочие охотники за бессмертием. Поскольку время для таких людей -- убийца, чей танец завораживает, а прикосновение -- отрезвляет, продолжительность жизни каждого из них зависит от его воинственности и сопротивляемости. И наконец, для многих время сродни воздуху: абстрактная, невидимая стихия. Лишенные фантазии относятся к нему снисходительно; тем же, кто отягощен избытком воображения, время внушает ужас. Первые изобрели механические, а затем и электронные часы; им кажется, что обладание часами, принцип работы которых почти столь же абстрактен, как сам ход времени, позволяет взять время в плен и распоряжаться им по своему усмотрению. Вторые же с ужасом понимают, что прибор, измеряющий время, делает своего обладателя его рабом. Им же принадлежит утверждение, будто лишь тот, кому удается отождествить время с какой-то иной, незнакомой человеку стихией, имеет шанс получить вольную... Осталось понять, к какой группе принадлежишь ты. -- Не знаю, -- удивленно откликнулся я. -- Наверное, все же к последней. -- Так почти все говорят, и это лишний раз доказывает, что люди обычно очень плохо разбираются в собственной природе. Мне кажется, что ты принадлежишь к тем, для кого время -- земля, пыль, прах. Неужели ты никогда не сравнивал время с песком, утекающим сквозь пальцы? Неужели никогда не опасался увязнуть во времени, как в зыбучих песках? -- Было дело, -- невольно улыбнулся я. -- Ну вот. Значит, я прав. -- Возможно. Но зачем вы мне это рассказываете? -- Будешь смеяться, -- лукаво прищурился Ме-нин, -- но я просто пытаюсь подарить тебе рецепт бессмертия. Не откажешься принять его из рук того, кто родился столько тысячелетий назад, что придворные историки расходятся во мнениях, когда пытаются датировать мои письма, сохранившиеся в дворцовом архиве? -- Не откажусь,- слабо улыбнулся я.- Что за рецепт? -- Только не жди от меня волшебной пилюли,- усмехнулся он. -- Ее не существует. Бессмертие -- это не драгоценность, которую можно заполучить и навсегда оставить при себе, а всего лишь игра в прятки со смертью в переулках времени. Тому, кто хочет стать хорошим игроком, следует изучить место действия, как свою ладонь. Я нарисовал для тебя первую карту -- приблизительную и схематическую, конечно. Остальные карты тебе придется чертить самостоятельно. Изучай время. Попробуй воспринимать его всеми способами, о которых я тебе рассказал, -- поочередно. Потом тебе придется изобрести новые способы, неизвестные никому, кроме тебя. Потом... Впрочем, откуда мне знать, что будет потом? Возможно, ты окажешься хорошим игроком в прятки. -- Но я не понимаю, -- почти простонал я. -- Ничего страшного. Главное, ты услышал и запомнил -- для начала достаточно. Понимание придет позже, когда меня не окажется рядом, потому что я уже не буду тебе нужен... На этом мы закончим беседу, если не возражаешь. Я устал. -- А вы способны уставать? -- Я на все способен, -- рассмеялся Менин. -- Однако в большинстве случаев фраза "я устал" -- просто способ вежливо отделаться от собеседника. -- Со мной можно не церемониться, -- усмехнулся я. -- Достаточно просто сказать: "Иди на фиг, дружище". И я пойду. -- Иди на фиг, дружище, -- тоном прилежного ученика повторил за мной Менин. Хорошо хоть не по слогам! И я ушел. Первое, что я сделал, оказавшись в коридоре,- послал зов Джуффину. Мне требовалось не менее дюжины добрых советов или хотя бы одно дружеское плечо, причем немедленно. Ответом было гробовое молчание -- в точности как в те дни, когда я пытался связаться с шефом, подъезжая к Кеттари. По всему выходило, что кто-то из нас находится в другом Мире. Оставалось понять, кто именно. Эту задачу я решил просто: поочередно связался с Меламори, Шурфом и Мелифаро; потом, на всякий случай, немного поболтал с несколькими знакомцами, не имеющими никакого отношения ни к Тайному Сыску, ни к легендарным Королям, ни к нашим обременительным тайнам. Распрощавшись со своим давним приятелем трактирщиком Мохи Фаа, я окончательно убедился, что в иной Мир на сей раз занесло не меня, а моего неугомонного шефа. Это было некстати, но вполне объяснимо: Менин сам говорил мне, что Джуффин отправился на охоту за тайнами, а эти проворные зверьки способны завести ловца куда угодно. Попытки выспросить у замковой прислуги, что у них тут, собственно, происходит, особым успехом не увенчались. Я выслушал дюжину подробных описаний отъезда Его Величества в летнюю резиденцию. Это было ужасно, поскольку речь шла о Короле, а говорить о столь важной персоне простым человеческим языком его слуги не станут даже под страхом немедленного умерщвления. Собственно же информация состояла в том, что вскоре после полудня Гуриг внезапно сорвался с места и уехал в замок Анмокари -- ну так это я и раньше знал... Сведения о Джуффине, как и положено, были темны и туманны. Несколько стражей клятвенно заверили меня, что сэр Джуффин Халли не ступал сегодня под замковые врата. Но один их коллега, напротив, уверял, что "господин Почтеннейший Начальник" приходил сегодня дважды, причем с очень коротким интервалом, чем поверг доблестного служаку в крайнее изумление. Несколько придворных видели его в коридорах и даже обменивались поклонами -- правда, с тех пор миновало несколько часов. Ни одного свидетеля отъезда моего шефа из замка Рулх так и не сыскалось. Ну да, конечно. А чего я еще хотел? Неудивительно, что я прибыл в Дом у Моста в растрепанном состоянии души. Административный инстинкт, однако, требовал немедленных действий. В частности, я понимал, что отсутствие шефа может затянуться, а жизнь, увы, будет продолжаться и без него -- со всеми вытекающими криминальными последствиями. Следовательно, я был обязан не только сообщить коллегам, что сэр Джуффин, возможно, взял продолжительный отпуск, но и позаботиться о том, чтобы в его отсутствие не наступил конец света в отдельно взятом Малом Тайном Сыскном Войске города Ехо. Через полчаса оное сыскное войско в полном составе собралось в Зале Общей Работы. Гамма переживаний, четко обозначенная на моей выразительной (увы) роже, их заинтриговала. Мелифаро нетерпеливо подпрыгивал на высоком табурете; Меламори встревоженно смотрела на меня, очевидно, заранее предвкушая грядущие новости; Нумминорих лучился щенячьим энтузиазмом неофита; Кофа с демонстративной неторопливостью раскуривал трубку, вопросительно поглядывая на меня, но я слишком хорошо изучил старого пройдоху и был уверен, что он знает о странных делах сегодняшнего дня куда больше моего; Кекки Туотли, его способная ученица, рассеянно разглядывала трещинки на столе, ее красивое лицо сохраняло непроницаемое выражение; Луукфи Пэнц нетерпеливо обводил глазами присутствующих, не в силах дождаться окончания скучного, по его мнению, собрания, после которого можно будет вернуться в Большой Архив или, того лучше, отправиться домой; Лонли-Локли имел вид торжественный и печаль-. ный -- ни дать ни взять наследный принц на похоронах своего папеньки. -- Не тяни. Макс, -- проворчал Мелифаро. -- На нас потом налюбуешься. Надеюсь, ты не позвал нас для того, чтобы попрощаться навсегда? -- Не дождешься! -- невольно рассмеялся я. А потом вкратце пересказал им события сегодняшнего дня. Воспроизвести "нобелевскую речь" Короля Менина, посвященную природе восприятия времени, я, впрочем, даже не пытался. Да и к делу оно, собственно, отношения не имело. А дело у нас было всего одно, зато очень важное: понять, как мы будем жить в отсутствие сэра Джуффина. Что касается Менина и Гу-рига, я решил махнуть на них рукой и ни во что не вмешиваться, даже если в замок Рулх заявится еще дюжина древних Королей: пусть составляют себе график царствования и усаживаются на трон поочередно. Их проблемы. -- Не вижу особых проблем, мальчик, -- флегматично заметил сэр Кофа. -- У Джуффина есть заместитель. Этот заместитель -- ты. По-моему, все ясно... -- Если уж на то пошло, у сэра Джуффина целых два заместителя, -- заметил я, с надеждой взирая на Мелифаро. Мой товарищ по несчастью покосился на меня весьма неодобрительно: -- Как пирожные с шефом в кабинете трескать, так заместитель один, как работу работать, так сразу два. Интересная арифметика! Я от него отмахнулся: тоже мне, нашел время жаловаться на жизнь... Обвел глазами присутствующих. Кажется, они всерьез полагали, будто я способен возглавить Тайный Сыск. Я с надеждой покосился на дверь Джуффинова кабинета: вдруг объявится пропажа? Однако шеф и не думал объявляться. -- Сэр Джуффин незаменим, -- резюмировал я. -- По крайней мере, никто из нас не способен его заменить, это точно. Конечно, можно сейчас назначить "главного" и пусть отдувается. Но этот самый "главный" -- я или кто-то другой, не важно -- таких др