лся джинн - в точности, как наш с тобой новый приятель - и спрашивает: "что прикажешь, господин?" Парень обрадовался, говорит: "ну, давай для начала миллион зеленью, а там посмотрим." Джинн отвечает: "ладно, завтра утром будет тебе миллион." "А почему завтра утром, а не сейчас?" А джинн посмотрел на него печально и говорит: "мне этот твой миллион всю ночь рисовать прийдется. А ты что, думал, что в сказку попал?" Синдбад никак не отреагировал на сию душещипательную притчу, но у меня за спиной раздался тихий смешок: очевидно Джинн счел мою шутку вполне уместной. "Ну, значит, с этим парнем вполне можно иметь дело!" - Одобрительно подумал я. - Во всяком случае, тебе-то уж не прийдется ждать до завтрашнего утра, Владыка. - Весело сообщил Джинн. - Твое повеление уже выполнено. Не желаешь ли обернуться, дабы одобрить мою работу? - Желаю. - Миролюбиво кивнул я, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов. Действительность превосходила все ожидания: в нескольких шагах от меня проходила граница между горячим песком и густой сочной травой, такой неправдоподобно зеленой, словно ее старательно покрасили специально к моему прибытию. В глубине аккуратно очерченного овала лужайки стоял небольшой двухэтажный домик, которому я заранее был готов отдать кусочек своего сердца. Угораздило же меня обзавестись таким очаровательным жилищем накануне конца света, дирижировать которым, кажется, предстояло мне самому... Часа через два я уже был в постели, чистый, сытый и вполне довольный жизнью. В спальне было прохладно и темно. Джинн куда-то подевался - то ли тактично удалился в свой благоухающий кувшинчик, то ли меланхолично слонялся по саду, так что я остался совершенно один. Закрыл глаза и с наслаждением уставился на разноцветные пятна, мельтешащие под моими веками. В глубине этих пятен скрывались сладкие сновидения - оставалось только сосредоточиться на чем-то одном и дать безобидному ночному наваждению увлечь меня до утра... Этот неземной кайф продолжался минут пять, не больше. Откуда-то издалека раздался вкрадчивый голос Джинна. - Не соизволит ли Владыка пожертвовать безмятежностью своих мускулов? В твоем доме творятся странные вещи, которые могут доставить тебе некоторое удовольствие... - Знаешь, я бы все-таки предпочел не жертвовать этой самой "безмятежностью мускулов", поскольку в настоящий момент мне может доставить удовольствие только возможность спокойно уснуть. - Проворчал я, неохотно открывая глаза. Впрочем, я вполне мог бы и не утруждать себя этим движением: темнота оставалась такой же непроницаемой, и даже разноцветные пятна несостоявшихся сновидений все так же мельтешили перед моим одуревшим взором. Я потянулся до хруста в суставах и обреченно поинтересовался: - Ну, и какого рода "странные вещи" творятся в моем доме? - Здесь бродит женщина, Владыка. - Интригующим тоном заслуженного работника Красного Квартала доложил Джинн. - Какая женщина? - Удивился я. - И откуда она взялась? Твой маленький подарок - так, что ли? Можешь завернуть ее в бумагу и спрятать в ящик стола: пока не требуется. - Нет, Владыка. Это не мой подарок. - Обиженно возразил Джинн. - Я бы никогда не стал предлагать тебе то, в чем ты не нуждаешься. Она сама пришла. Бродит по коридорам, ищет тебя. Если я еще не утратил умение созерцать человеческие мысли, она просто хочет твоей любви. Кажется, она весьма распутная женщина... Во всяком случае, некоторые ее фантазии даже меня повергли в смущение. Но она довольно красива, насколько я могу судить о человеческой внешности... и, потом, я подумал: может быть тебе будет приятен ее визит? - Вряд ли. - Буркнул я. - Во всяком случае, не сейчас. Я хочу только одного: спать, и желательно - пару-тройку суток. Может быть, после этого я бы сумел по достоинству оценить воображение нашей гостьи... Слушай, а откуда она вообще здесь взялась? Мы же находимся в самом сердце пустыни, я ничего не перепутал? - Ну, она просто пришла. - Неопределенно объяснил Джинн. Немного помолчал и неуверенно добавил: - Сначала я вообще сомневался, что она - просто обыкновенная живая женщина. Но недвусмысленные намерения твоей гостьи убедили меня в ее человеческой природе. - А где она, собственно? - Спросил я. - Бродит по коридорам. - Меланхолично повторил Джинн. Если хочешь, я могу привести ее к тебе. - Ну, что делать, приведи. - Кивнул я. - И будь настороже, дружище. Я буду здорово удивлен, если окажется, что она - действительно обыкновенная женщина. Откуда бы ей взяться в пустыне? И с какой стати ей вдруг приспичило срочно заняться со мной любовью? По-моему, нам следует ожидать какой-нибудь пакости... Дальнейшие события показали, что я вполне могу претендовать на почетное звание величайшего пророка всех времен и народов. Уже в тот момент, когда она появилась на пороге - невысокая тоненькая черноволосая барышня с огромными глазами и четко очерченными скулами, я понял, что дело пахнет керосином. Она меня не очаровала: наши с Джинном вкусы явно не совпадали. Но дело было не только в ее внешности. Загадочная система сигнализации, каковой по милости щедрой природы снабжен мой организм, сработала немедленно: в моей груди визгливо взвыли сирены тревоги. За моей спиной отчаянно загрохотала падающая мебель. Я еще ничего не успел сообразить, а между мной и загадочной незнакомкой уже замер металлический диск, слабо фосфоресцирующий в темноте спальни. Ну да, конечно, мой героический щит был готов охранять меня даже сейчас - так мило с его стороны! За ним волочились по полу многострадальные джинсы, к поясу которых был приторочен мой волшебный телохранитель. Штаны с видимым удовольствием принимали участие в мероприятии по защите меня, любимого, от сомнительных женских чар: они переворачивали все стулья, которые попадались на их пути. Моя гостья присела на корточки на пороге и тихонько запела какую-то монотонную песенку на совершенно незнакомом мне языке - если это вообще был язык, а не случайный набор звуков. - Я не люблю концерты самодеятельности, дорогая. - Удивленно сказал я. - И эстраду я тоже не жалую. Нельзя сказать, что вы нашли кратчайший путь к моему сердцу... Может быть, лучше просто поболтаем? Она не обратила на мои слова никакого внимания. Тянула и тянула свой тоскливый мотивчик. Я довольно поздно сообразил, в чем дело: мой верный щит начал медленно опускаться на пол, плавно покачиваясь под звуки ее серенады. - А теперь я тебя поцелую. - Тихо сказала она, делая шаг по направлению ко мне. Щит уже лежал на земле, не проявляя никаких признаков жизни. Честно говоря, я совершенно растерялся. Не могу сказать, что до сих пор мне ежедневно приходилось отбиваться от маленьких хрупких женщин, пытающихся меня поцеловать. Одним словом, я просто стоял и смотрел на нее, а она шла ко мне, спокойно и неторопливо, словно ей действительно был нужен всего-то мой поцелуй... Ее губы оказались удивительно солеными, даже горьковатыми, как морская вода. Это было неприятно, я попытался отстраниться, но не успел. К моему животу прикоснулось что-то холодное, а потом прикосновение стало невыносимо горячим, и я с ужасом понял, что в мое тело вонзился кусок металла - такой острый, что я не почувствовал боли, только невыносимый жар, испепеляющий все, что до сих пор было мной... Я пришел в себя очень быстро - гораздо быстрее, чем после тяжелых объятий Сфинкса. Наверное, сказывался опыт. "Ну вот, теперь у меня осталось шестьсот шестьдесят четыре жизни - всего-то!" - Насмешливо подумал я. Моя кровожадная красавица так и не успела насладиться своей победой: я вцепился в ее запястья, с изумлением услышав тихий хруст тоненьких косточек. Ничего себе, вот уж не думал, что я на такое способен! Она отчаянно закричала. Крик был высокий, визгливый, раздирающий на части нервны и барабанные перепонки. Тонкий длинный нож выскользнул из ее пальцев и бесшумно упал на ковер. - А вот теперь мы все-таки поболтаем. Давай, любовь моя, рассказывай, кто ты такая, и с какой стати тебе приспичило меня убивать? - Сердито спросил я. Она молчала. Через несколько секунд ее губы разомкнулись, но никакой информации я так и не получил - только еще один протяжный вопль. - Продолжайте, леди. - Вежливо улыбнулся я. - Тоже ничего себе развлечение. У вас здорово получается, а спать мне уже, кажется, расхотелось. - И я еще сильнее сжал ее запястья. На этот раз она открыла рот, но не смогла издать ни звука. Маленькое тело беспомощно обмякло и начало оседать на пол. Я почувствовал раздражение: сейчас эта стерва грохнется в обморок, потом, чего доброго, впадет в кому, и я уже никогда ничего не узнаю! Такая перспектива меня совершенно не устраивала. - Джинн, ты здесь? - Позвал я. - Здесь, Владыка. - Тут же откликнулся он. - А какого черта, в таком случае, ты не защищаешь мою жизнь? - Сердито осведомился я. - Она же меня убила, эта маленькая засранка! - Но ты не приказывал мне защищать твою жизнь, Владыка. - Резонно заметил Джинн. - Я не вмешиваюсь в твои дела, а только исполняю приказания... Откуда мне знать: может быть, тебе нравится умирать? - Мне не нравится умирать. - Сухо сказал я. - Учти это на будущее, ладно? А теперь помоги мне разобраться с нашей гостьей. Мне нужно, чтобы она пришла в себя, но не настолько, чтобы снова приступить к экспериментам с холодным оружием. Я хочу задать ей пару-тройку вопросов, а там поглядим... Можешь помочь? - Разумеется, Владыка. - Ответствовал Джинн. Столб синеватого тумана окутал неподвижное тело женщины - Джинн принялся за работу. Я присел на краешек кровати, опустил голову на руки и чуть не заплакал от обиды: все шло так хорошо, я уютно устроился в этом замечательном доме и как раз собирался немного отдохнуть, возможно, в последний раз, а тут пришла эта маленькая сучка и все испортила! Впрочем, я с самого начала мог бы понять что такая роскошь, как несколько спокойных дней в уютном домике с садом мне больше не светит - никогда! - и этот самый отдых "в последний раз" остался в прошлом, просто тогда я еще не знал, что это в последний раз... От печальных попыток смириться с этим незамысловатым фактом меня отвлек бархатный голос Джинна. - Твоя гостья оставила это тело, Владыка. - Тихо сказал он. - Что, умерла? - Я не слишком огорчился, скорее удивился: с чего бы это ей умирать? Ну, потерять сознание - это я еще понимаю... - Не умерла, а оставила это тело. - Повторил Джинн. - Я виноват, Владыка: я не сообразил, что это существо не может быть человеком. Недопустимое легкомыслие! Я заслуживаю гневного порицания, Владыка... Это был дух, вселившийся в первое попавшееся женское тело - очень сильный дух, из совершенно неизвестной мне разновидности могущественных существ. Впрочем, мои знания в этой области нельзя назвать обширными... Женщина, которой принадлежало это тело, умерла еще в тот момент, когда дух овладел ею, а сейчас дух ускользнул, и она вернулась в свое естественное состояние. - Ты можешь его поймать? - Нетерпеливо спросил я. - Можно попробовать. - С некоторым сомнением сказал Джинн. - Попробуй. - Кивнул я. - И прихвати с собой это мертвое тело. Конец света, или нет, а спать в одной комнате с трупом - это уже как-то слишком! - Последние слова были адресованы потолку, поскольку призрачный силуэт Джинна уже исчез в темноте, мертвая женщина тоже куда-то подевалась, и это было к лучшему: я с удивлением обнаружил, что спать мне все-таки хочется - кто бы мог подумать! Наверное, воскрешение из мертвых - в высшей степени утомительная процедура... Меня разбудило невесомое прикосновение Джинна. Судя по всему, мне удалось проспать совсем немного: так скверно я себя давно не чувствовал! - Прости, что нарушаю гармоничное течение твоего отдыха, Владыка... - Высокопарно начал он. - Ладно, чего там. - Вздохнул я. - Ты поймал моего недоброжелателя? - Сначала поймал, потом упустил. - Вздохнул Джинн. - Это существо - не из тех кого можно подолгу удерживать в плену. У него есть особый дар ускользать... Но я не зря потратил время: теперь я знаю ее настоящее имя. - Именно "ее"? - Удивленно уточнил я. - Да. Этот дух обладает женской сущностью. - Кивнул Джинн. - Имей в виду: это очень важно для нас - знать ее имя, Владыка. В моем распоряжении есть одно заклинание, достаточно могущественное, чтобы подчинить кого угодно - правда, когда речь идет о достойном противнике, оно действует очень недолго. И я употребил всю свою силу, чтобы узнать ее имя. Такого рода знание нередко дает власть, достаточную, чтобы оградить себя от беспокойства, причиняемого существами вроде нашей гостьи. - Правда? - Заинтересовался я. - И как же ее зовут, эту барышню? Мне, пожалуй, следует это знать: все-таки мы целовались... - Ее имя Уиштосиуатль. - Джинн произнес эту абракадабру очень отчетливо, почти по слогам - чтобы я как следует усвоил сию информацию. В недрах моей памяти что-то вяло заворочалось. А через несколько секунд меня по-настоящему осенило. Я подскочил на постели и победоносно уставился на Джинна. - Слушай, парень! Ты можешь добыть для меня книгу, если я скажу тебе ее название? - Разумеется, Владыка. Было бы странно, если бы я не мог добыть для тебя какую-то книгу: от дешевой брошюрки до редкого свитка из давно сгоревшей Александрийской библиотеки, это очень легко. - Голос Джинна показался мне слегка обиженным. - Тогда добудь мне "Энциклопедию мифов". - Попросил я. - Это такой толстый двухтомник в черном переплете. И еще стакан апельсинового сока и хороший кофе со сливками - если уж я все равно проснулся... Через несколько минут я маленькими глотками пил прохладный кисловатый сок и торопливо листал толстенный том, придавивший мои колени - страшно подумать, что книга может быть такой тяжелой! - Вот! - Торжественно объявил я. - Так оно и есть! Том второй, страница 546. Читаем: "Уиштосиуатль, в мифологии ацтеков богиня соли и соленых вод". Ага, то-то она была такая соленая! "Старшая сестра бога дождя Тлалока. Один из источников называет ее женой бога смерти Миктлантекутли. Считалась покровительницей распутства". - На этом месте я неудержимо расхохотался. - Если когда-нибудь встретишь бога смерти Миктлантекутли, непременно сообщи ему о недостойном поведении его супруги! Срамота какая: об этом уже в книжках пишут! - Весело сказал я Джинну. - Хорошо, я непременно сообщу ему, Владыка. - Флегматично согласился Джинн. Это только подлило масла в огонь моего веселья. - Ладно, - отсмеявшись, вздохнул я, - индейские боги вышли на тропу войны - это надо же! Впрочем, аллах с ней, с этой кровожадной барышней! Волноваться будем, когда у меня в запасе останется последняя дюжина жизней... А что касается кофе, можешь вылить его в ближайший унитаз, радость моя. Я передумал. Лучше попробую поспать: когда еще доведется! - Тебе следует наслаждаться отдыхом в те редкие минуты, когда судьба этому не препятствует. - Важно подтвердил Джинн. На рассвете я покинул почти пустую прохладную пещеру, выдолбленную когда-то, целую вечность назад в твердом теле столовой горы. Афина гостеприимно предложила мне считать эту нору своей - в невыносимо жаркую летнюю ночь почти три года назад, когда меня впервые посетило желание покинуть Асгард и проведать наших будущих союзников. Она почему-то сразу поняла, что я останусь с ними надолго - раньше, чем я сам принял окончательное решение. Теперь-то я знаю, что задержусь здесь не просто "надолго", а навсегда - по крайней мере, до самого конца... Я так и не сомкнул глаз этой ночью: не мог заснуть. Прежде сон, приносящий покой слабым людям, вообще был мне неведом, как и прочим бессмертным, но теперь на мою долю все чаще выпадает зыбкая полудрема, опасный смердящий привкус небытия почти каждую ночь остается на моих губах. Что касается Олимпийцев, они уже давно спят по ночам, как самые обыкновенные люди. Их это не слишком тревожит, но мне кажется недобрым предзнаменованием. Люди не зря называют сон "маленькой смертью" - кому и знать, как не им! - и если уж эта самая "маленькая смерть" теперь властна над нами, не предвещает ли это скорую потеху для настоящей Пожирательницы плоти?... Я отвязал от пояса маленький кисет из черной кожи. Время сделало ее почти прозрачной: эта вещь служила мне не меньше дюжины столетий, а может и больше - честно говоря, я уже давно брезгливо отказался от соблазна сверять свою жизнь с человеческими календарями, хотя поначалу это казалось мне забавной игрой - одной из многих игр, придуманных людьми словно специально мне на потеху... В кисете дремали мои руны, двадцать пять драгоценных плодов моей собственной давнишней сделки со смертью. С возрастом я все чаще думаю, что мне пришлось заплатить непомерную цену за пустячную, в сущности, добычу! Впрочем, не в моих силах изменить прошлое, а события последних лет показали, что изменить будущее, скорее всего, тоже не в моих силах... Мысли об этом заставляют меня скрипеть зубами от гнева: прежде мне никогда не случалось признаваться себе, что существует нечто такое, над чем я не имею власти! Я немного подержал кисет на ладони, осторожно погладил ветхую кожу, бережно развязал стягивающий его шнурок. Когда-то неописуемо давно, когда испещренные таинственными знаками темные шероховатые косточки сладких оранжевых плодов, произрастающих под горячим солнцем, вдалеке от суровой северной земли, которую я привык считать своей вотчиной, только-только попали мне в руки, я каждый свой день начинал, ласково взвешивая этот мешочек на ладони. Наугад доставал оттуда одну-единственную косточку и молча всматривался в светлые царапины на ее поверхности, потемневшей от времени и моей собственной крови, с наслаждением ощущал, как меня переполняет холодная, пронзительная, ни с чем не сравнимая ясность, безжалостная, как смерть, в объятиях которой я добыл свои странные талисманы... Это было славное время - у меня имелись ответы на все вопросы, даже на те, которые я так и не сумел сформулировать. Под черной кожей моего заветного кисета заманчиво шуршала истина, да я и сам был Истиной - в первой и единственной инстанции, и плохо приходилось тому, кто смел в этом усомниться! Это прошло, как все проходило в моей переменчивой жизни. Долгое время у меня вовсе не было вопросов, на которые мне могли бы потребоваться какие-то ответы - ни те, которые можно сформулировать с помощью слов, ни безмолвные, беспокойно вздрагивающие в самой глубине сознания. И только когда стало ясно, что конец, в который большинство из нас не верило вовсе, ошеломляюще близок, я снова вспомнил о своих маленьких мудрых советчиках. Теперь моя рука взволнованно вздрагивала всякий раз, когда я извлекал из кисета одну-единственную руну, можно было подумать, что я больше не величайший из тех, кого называют богами, а обыкновенный смертный, ничтожный человечишко, которому посчастливилось приобщиться к древней тайне, позволяющей заглянуть в будущее... или даже сотворить это самое будущее, нечаянно приворожить его в тот краткий миг, когда холодок ослепительной ясности щекочет затылок, и уже не имеет значения, чья рука достает руну наугад из непроницаемой темноты кисета, поскольку все существа равны перед настоящим чудом - асы, люди, турсы, карлы и прочие беспокойные твари... А когда я покинул Асгард, подгоняемый упрямством, отчаянием и надеждой - ускользнул оттуда, ни с кем не попрощавшись, только потому, что ни в одном из многочисленных пророчеств не было сказано, что я поступлю таким образом накануне последней битвы, и я с веселым отчаянием обреченного вдруг решил, что в моих силах повернуть колесо судьбы, воспрепятствовать предначертанному ходу вещей! - руны остались единственным, что связывало меня с моим собственным прошлым, и заодно последним неопровержимым свидетельством моей былой безграничной власти над истончившимися нитями, из которых соткана жизнь... В эти смутные дни накануне конца я обращался к рунам отнюдь не для того, чтобы в очередной раз упиться собственной силой - эти счастливые времена миновали безвозвратно. Теперь я смиренно обращался к ним за советом - и, чего греха таить, за надеждой. Но надежда мне пока не улыбалась. День за днем я доставал из мешочка одну и ту же руну, и содрогался от такого зловещего постоянства. Иса - одна из трех великих Рун Промедления, глубокая ровная царапина на темной поверхности абрикосовой косточки. "Лед очень холоден, он прозрачен, как стекло, он сияет на солнце, которое должно долго светить прежде, чем лед растает", - эти слова когда-то произнесли мои собственные мертвые губы, и с тех пор простая вертикальная черточка - руна по имени Иса - стала символом инерции, прекращения активности, вынужденного ожидания благоприятной ситуации... Я чувствовал, как эта проклятая ледяная руна бездействия забирает мою силу - капля по капле. И все же каждое утро я начинал с гадания - в эти дни я на собственном опыте понял, что такое надежда. Я нуждался в надежде - как ни унизительно это звучит... Мои пальцы нашарили в темноте руну, предназначенную мне на сегодня. Она была ощутимо теплее прочих - я бы не смог ошибиться, даже если бы захотел. Я положил косточку на землю, немного помедлил и наконец посмотрел на нее: что же сегодня? Целое мгновение я был абсолютно счастлив. Не Иса, больше не она! Наконец-то что-то другое. Несколько глубоких царапин на темной поверхности образовывали знак, немного похожий на букву N из азбуки, придуманной пустоголовыми ромейцами. "Хагал! - Ошеломленно прошептал я. - Клянусь всеми своими именами, это Хагал! Посланник перемен, неукротимая энергия сметающая все в никуда, разрушающая все вокруг. Град, что приходит с небес и, рассеиваемый ветром, превращается в чистую воду..." Я умолк, поскольку сила руны переполнила меня до краев. В это мгновение я, кажется, уже знал, что нас ожидает - и у меня не было никаких возражений против такой судьбы! - О, наш Один уже на ногах, бодрый, как фаллос сатира! Так и знала, что застану тебя здесь: как подобает приветствовать грядущий день величайшему из героев, если не сидя на корточках на заднем дворе! - Насмешливый голос Афины вернул меня к действительности. Это был ее настоящий голос, да и облик Афины был таким, каким ему и полагалось быть - на мой взгляд, совершенным. Судя по всему, она просто не успела напялить на себя неприглядное тело какого-нибудь очередного человеческого кумира. Я так обрадовался ее появлению, что не рассердился на ее непочтительный тон. Я хотел тут же выложить ей все, о чем только что узнал, поскольку в жизни каждого случаются мгновения, когда даже самая сокровенная тайна не может удержаться в прорехе рта - и обнаружил, что у меня нет подходящих слов. Все же я попытался сказать ей о том, что грядущие разрушения, дескать, приходят не из "ниоткуда", а из некоего таинственного места, скрытого в потаенной глубине нас самих, и что битва с судьбой может принести только печаль... Я сердито умолк, поскольку уже ничего толком не помнил. Да оно и к лучшему: я всегда придерживался мнения, что ни одну тайну не следует делить на двоих! Афина недоуменно уставилась на меня. - Что ты говоришь, Один? При чем здесь какая-то "битва с судьбой"? Кто-то убил Диониса этой ночью, здесь, на моей амбе - представляешь? "Ну и пес с ним", - чуть было не сказал я. Впрочем, секундой позже я решил, что такое исключительное событие как гибель одного из бессмертных заслуживает моего внимания и спросил: - Когда это случилось? - Говорю же тебе, что этой ночью... И знаешь, что самое странное? Мои Хранители никого не учуяли. Поверить не могу: до сих пор они казались мне безупречными стражами! Идем, со мной, Игг. Может быть, хоть ты сможешь разобраться. Ты же у нас хитроумный... - Идем. - Я поднялся с земли и едва удержался на ногах: в мое колено с разбега уткнулась глупая морда огромной неуклюжей собаки - одного из Любимцев. Пес прибежал сюда вслед за своей хозяйкой и теперь бестолково крутился у нас под ногами. Все они, Любимцы - совершенно неуправляемые, беспокойные и не слишком разумные существа, но этот пес был чем-то из ряда вон выходящим! - Отойди от меня, волчий корм! - Рявкнул я. - Да не мельтеши ты, пища серой опоры всадниц мрака! Афина ухватила своего пса за огромное ухо и кое-как оттащила его от меня. - Не будь с ним строг, Один. - Мягко сказала она. - У этого существа не было ни единого шанса когда-нибудь стать живым, и все-таки я вдохнула в него жизнь и силу. Неудивительно, что он все время пребывает в состоянии непрерывного восхищения! - А я ничему не удивляюсь. Просто прошу его не скакать у меня под ногами. - Проворчал я. - Терпеть не могу, когда меня пытаются свалить с ног! - Ладно, идем, посмотришь на Диониса. - Вздохнула она. - Кому могло прийти в голову, что его следует убить? Он был такой безобидный... - "Безобидный"?! - Усмехнулся я. - Ну-ну... - По сравнению с нами, конечно. - Афина пожала плечами. - Не прикидывайся, Игг. Ты отлично понимаешь, что я имею в виду. Я задумчиво кивнул. Безобидным я бы его, пожалуй, не назвал, но Дионис был самым спокойным и дружелюбным из Олимпийцев. Славный он был парень, этот Дионис! Слишком славный и не слишком удачливый - по крайней мере, для того, кто называет себя одним из богов... К тому же, чувствовалась в нем какая-то странная, почти человеческая беспомощность - она всегда таилась в зеленой глубине его веселых глаз... До сих пор я был уверен, что никто кроме меня не замечает этого его изъяна! Дионис лежал в углу спальни, отведенной ему для ночлега. Комната ничем не отличалась от моей: пестрый ковер на полу, узкое ложе в центре и большой блестящий ящик напротив ложа, Афина называет его "телевизором" - какая же комната в жилище Олимпийца может обойтись без этой человеческой игрушки, дарующей глупые, утомительные, но, по единодушному мнению Олимпийцев, занимательные сны наяву! - Посмотри, Вотан. Что это? Ты когда-нибудь видел такое оружие? - Тихо сказала Афина. Она стояла в изголовье мертвого Диониса и внимательно рассматривала его перепачканное кровью лицо. Кровь была так похожа на человеческую, что мне пришлось бороться с очередным приступом бессильного гнева. Очевидно, Олимпийцы действительно понемногу превращались в обыкновенных людей - и куда быстрее, чем хотелось бы... Мне оставалось только молиться, чтобы меня миновала такая судьба, лучше уж умереть раньше срока! Но кому, интересно, может молиться сам Один? Разве что самому себе - не сбрендившему же Зевсу, в конце концов... Я сначала не понял, на что показывает Афина и вопросительно уставился на кровавое месиво под шапкой спутанных светлых кудрей. Только через несколько секунд я увидел, что из глазниц Диониса торчат какие-то узкие деревянные предметы. Я выдернул один из раны и внимательно его оглядел. Это было небольшое веретено - очень странной конструкции, испещренное замысловатыми узорами, не похожими на узоры, которые мне доводилось видеть на предметах, изготовленных людьми, или богами. Но это было именно веретено, никаких сомнений! - Видишь? - Я показал его Афине. Она кивнула. - Женское оружие. - Мрачно сказала она. - Мне как-то доводилось слышать, что разгневанная женщина способна превратить в смертоносное оружие все, что под руку подвернется. До сих пор я считала это некоторым преувеличением. Выходит, я ошибалась - кто бы мог подумать! - А откуда он вообще здесь взялся? - Спросил я. - Вчера вечером у нас не было гостей. - У меня, а не "у нас". - Сурово поправила Афина. Я нахмурился. Она уже не впервые невежливо напоминала мне о том, что я здесь - всего лишь гость. В такие мгновения мне очень хочется навсегда покинуть ее амбу - не просто уйти, а исчезнуть, оставив за собой следы из крови и пепла. Но за мной всегда водилось умение выжидать - если я почему-то считаю, что оно того стоит... Поэтому я и бровью не повел. - Да, разумеется, "у тебя", а не "у нас". Тем не менее, гостей здесь все-таки не было. - Он прилетел очень поздно, уже после того, как ты ушел в свою спальню. Совершенно пьяный: чуть не угробил свой "Фокер" при посадке. - Вздохнула Афина. - Сказал, что испытывает потребность в дружеской беседе, а на его амбе, дескать, не с кем словом перекинуться. Он же так и не обзавелся ни Любимцами, ни Хранителями. Говорил, что не хочет растрачивать свою силу по пустякам... впрочем, мне кажется, он просто ленился. Чтобы вдохнуть жизнь в неживое существо, надо на пару часов отставить в сторону бутылку! - Да, такой подвиг ему не по зубам. - Усмехнулся я. Потом покосился на неподвижное тело Диониса: вообще-то считается, что о мертвых следует говорить только хорошее, но я никак не мог привыкнуть к мысли, что наш Дионис действительно мертв, а посему вел себя так, словно он просто выпил больше обычного. - Ладно, с этим все ясно. А что было потом? - Угадай с трех раз! - Фыркнула Афина. - Разумеется, я сказала ему, что не собираюсь тратить время на пустую болтовню с горьким пьяницей, а посему ему следует поискать себе более подходящую компанию... Когда я закончила произносить последнюю фразу, он уже спал. Мне пришлось отнести его в спальню. Не оставлять же собственного брата валяться на земле! Потом я отправилась спать. А сегодня утром послала нескольких Любимцев разбудить моего дорогого гостя и привести его ко мне. Честно говоря, я собиралась обстоятельно объяснить Дионису, после какой по счету чаши вина ему не следует приходить ко мне в гости. Одним словом, я планировала начать это утро с хорошего скандала - чтобы ему больше никогда в жизни не пришло в голову, что на моей амбе можно мирно отсыпаться после нескольких лет непрерывного кутежа... - Она печально усмехнулась: - Впрочем, визиты бедняги Диониса нам с тобой больше не угрожают. И это печально, Игг! Но зачем было его убивать? - Зачем было его убивать - с этим вопросом мы можем не слишком спешить. - Я задумчиво крутил в руках окровавленное веретено. - Меня куда больше интересует - кто мог его убить? Бедняга Дионис действительно был вполне безобидным парнем и никуда не годным противником... Но он был бессмертным, как и мы с тобой, Нике. - Это поправимо, как видишь. - Хмуро сказала она. - Никакие мы не бессмертные, Игг. Просто мы чуть менее смертны, чем люди. Совсем немного - стоило ли поднимать из-за этого такой шум! "Ну, положим, на твоем месте, я бы говорил только о себе!" - Сердито подумал я, но вслух сказал лишь: - Как бы там ни было, но ты и сама понимаешь, что в этом мире не так уж много существ, способных убить одного из нас. - Не так уж много, верно... Но любой из нас мог бы убить Диониса, если бы очень постарался. Во всяком случае, ты точно смог бы. И я тоже. Но я его не убивала. - Можешь себе представить, я тоже его не убивал. - Я сердито пожал плечами. - Даже если бы я вдруг решил поразмяться, я бы начал не с Диониса. И не в твоем доме, можешь мне поверить! - Спасибо. - Сухо кивнула она. - Я знаю, что это не ты, Игг. Ты всю ночь был в своих покоях, а потом вышел и сразу отправился во двор, не заходя в другие помещения. Мои Хранители следили за тобой. Они всегда следят за тобой, ты уж извини! - Ну да, а зачем они еще нужны! - Равнодушно согласился я. - На твоем месте я бы и сам отдал приказ следить за таким гостем, что в этом странного? - Я рада, что мои слова не причинили тебе обиду. - Улыбнулась Афина. - Я почти доверяю тебе, Один, во всяком случае, больше, чем кому бы то ни было, но я, знаешь ли, привыкла не доверять никому кроме себя... - И это правильно. - Я снова показал ей веретено. - Ты никогда его не видела раньше, Нике? Может быть у кого-то из твоих Хранителей? - Ни у кого из моих Хранителей нет ничего подобного. - Она еще раз посмотрела на веретено и покачала головой. - Я никогда не видела эту вещь. Скажу больше: я вообще никогда не видела таких веретен. Не думаю, что я смогла бы им пользоваться. - А ты умеешь прясть? - Насмешливо спросил я. - Никогда не видел тебя за этой работой! - Разумеется, - холодно ответила она, - я терпеть ее не могу. Тем не менее, я умею прясть, и ткать тоже. В свое время мне довелось научиться и более бесполезным вещам... Во всяком случае, я совершенно уверена, что это веретено не принадлежит никому из наших. Оно изготовлено далеко отсюда, к тому же - руками, которые привыкли двигаться немного не так, как мои руки. Совсем чужая вещь. - Интересно... На изделия моих людей оно тоже не похоже. Ладно, теперь скажи мне вот что. Как могло получиться, что твои Хранители никого не учуяли? - Вот этого я сама не могу понять. - Вздохнула Афина. - Мои Хранители учуяли бы кого угодно, до сих пор я была совершенно уверена, что ни одно существо, кем бы оно ни было, не сможет войти сюда и остаться незамеченным. Тут никакое могущество не поможет! - Ты не преувеличиваешь достоинства своих слуг? - Спросил я. - Все-таки кто-то здесь побывал. Не думаю, что Дионис убил себя самостоятельно... - Об этом и речи быть не может. - Согласилась она. - Получается, что убийца возник из небытия, прямо здесь, в этой комнате, сделал свое дело и снова исчез? - Насмешливо подытожил я. - Получается. - Растерянно кивнула Афина. - Никому из наших это не под силу. А ты мог бы? - Когда-то мог. Но не сейчас. Теперь это не по плечу старику Одину. - Вообще-то, я был совершенно уверен, что и сейчас вполне способен появиться, где сочту нужным, и исчезнуть откуда угодно, если пожелаю - но зачем открывать свои карты тому, кто неосмотрительно готов поверить тебе на слово? Поэтому я печально добавил: - Сила понемногу уходит от меня, Паллада. Думаю, это не только моя проблема... - Не только. - Эхом повторила она. - Мне надо рассказать остальным о том, что случилось. Прийдется лететь к Зевсу: спятил он там, или нет, но все-таки он - наш с Дионисом отец и вообще самый старший. Считается, что на нем все держится... Составишь мне компанию? - Разумеется. А что мы будем делать с Дионисом? Как вы хороните своих мертвых? - Да, это вопрос... - Растерянно откликнулась Афина. - Видишь ли, Игг, до сих пор никто из нас не умирал. А когда умирали наши родичи из числа людей, мы не препятствовали их домочадцам поступать в соответствии с традициями. Несколько раз случалось, что Зевс забирал своих детей от смертных женщин на Олимп и возвращал им жизнь. Впрочем, ему уже давно не по плечу такие чудеса... Но такого, чтобы умер один из нас, еще никогда не было! - Что ж, значит до сих пор вам везло. Мне однажды пришлось похоронить своего сына - а ведь он был рожден такой же, как я, а не смертной женщиной!... Ладно, не стоит слишком долго раздумывать о погребении. Мертвому все равно. Поэтому с ним следует поступить так, как это удобно живым. С этими словами я взялся за меч и решительно начертил в воздухе сияющий зигзаг. - Делай свое дело, Соулу! - Велел я руне. Она послушно вспыхнула ослепительно-белым огнем, через мгновение так же великолепно засияло и тело Диониса. Через несколько секунд от него не осталось ничего: руна Соулу сжигает, не оставляя пепла. - Он хорошо ушел. - Одобрительно заметил я. - Никто не знает. - Задумчиво сказала Афина. - Может быть, мертвецам не нравится сгорать - даже в твоем волшебном огне, просто мы не слышим их протестов... - Глупости! Мертвые которым посчастливилось уйти отсюда через те двери, которые открывает огонь, никогда не жалуются, что им устроили плохие похороны. Пожалуй, им действительно все равно. - Сказал я. Мне не понравился ее недоверчивый взгляд, и я добавил: - Не забывай: когда я говорю о мертвых, я знаю, что говорю! - Да, действительно. - Равнодушно согласилась она. - Ты ведь, в сущности, такой же стервятник, как наш Гадес, я все время забываю... Мне не слишком понравились ее слова: терпеть не могу, когда меня с кем-то сравнивают! Я нахмурился, но промолчал. Не ссориться же сейчас по пустякам! Впрочем, Афине еще и не такое могло бы сойти с рук: я заранее был готов простить ей все, что угодно, даже не требуя извинений, и вообще ничего не требуя... Когда я думаю о том, как близко подпустил эту сероокую деву к своему мертвому сердцу, меня разбирают сомнения: а уж не опоила ли она меня каким-нибудь колдовским зельем? Чего не сделаешь, чтобы обеспечить себе надежного союзника накануне первой и последней настоящей войны! Уже в небе, когда послушный ее воле летательный аппарат нес нас над низкими утренними облаками, Афина вдруг решила, что ей следует извиниться - нечасто в ее голову приходят столь разумные мысли! - Между прочим, тебе не следует обижаться, когда я сравниваю тебя с Аидом. - Тихо сказала она. - В конце концов, он - самый могущественный из нас... Во всяком случае, Аид - единственный, кто до сих пор вызывает у меня робость. Так что можешь расценивать как похвалу. - Могу. - Сухо согласился я. - Но не буду: зачем мне пустая похвала? А с чего ты решила, что я обижаюсь? - Я не решила, я почувствовала. Не сердись на мою болтовню, Игг, никакие вы не стервятники - ни ты, ни Аид. Я сказала, не подумав. - Она на секунду обернулась ко мне, я успел разглядеть на ее прекрасном лице виноватую улыбку. Это было что-то новенькое: до сих пор я не предполагал, что эта сероглазая способна признавать собственные ошибки! Разумеется, я тут же заулыбался, как безусый юнец. Кажется, накануне конца я понемногу утрачивал не только свое знаменитое могущество, но и свою не менее знаменитую мудрость! На амбе, которую занимал Зевс, было шумно и людно - как всегда. Одних только домочадцев из смертных у него было несколько десятков, о Любимцах и Хранителях я уже не говорю: их и сосчитать-то невозможно! Подозреваю, что этот грозный Вседержитель больше всего на свете боялся обыкновенного одиночества. Афина выскочила из самолета, едва дождавшись, когда он коснется земли. - И ты здесь, Мусагет? - Удивленно спросила она, обращаясь к высокому загорелому красавчику с томными глазами и безвольным, как у избалованного ребенка, ртом - и как только мужчина, рожденный для битв, может позволить себе выглядеть таким образом, вот чего я никогда не пойму! - Не угадала, Паллада. Я не Аполлон, я - Арес. - Обиженно возразил тот. Ну да, это была настоящая комедия, уже успевшая всем поднадоесть: эти два дурня уже давно всерьез состязались за право обладать обликом, в свое время принадлежавшем какому-то знаменитому певцу и женскому любимцу. Насколько мне было известно, в затянувшейся сваре в конце концов победил Аполлон. Он заявил, что сам является певцом, а посему и спорить не о чем: кесарю кесарево, и все в таком духе. - Арес? Вот это да! Ты все-таки уговорил Аполлона уступить тебе облик Элвиса? - Весело спросила Афина. - Что ты ему пообещал? Что больше не будешь пытаться петь в его присутствии? - Я его не уговаривал. - Усмехнулся Арес. - И уж тем более ничего не обещал. Я просто решил, что буду принимать этот облик, когда мне взбредет в голову, а Аполлону прийдется с этим смириться - поскольку он вряд ли превзойдет меня в драке. - Заметно, что наше время подходит к концу. Могучие мужи уподобились неразумным младенцам! - Насмешливо вздохнула Афина. - Напрасно вы оба так цепляетесь за этот облик. Попробовали бы что-то более оригинальное! Ты был чудо как хорош, Марс, когда примерял на себя тело той белокурой красотки - как ее звали? - ну да, Мерилин! Что касается Аполлона, он прекрасен в любой упаковке, если ее голосовые связки соответствуют его потребностям... А с чего это ты вдруг решил навестить Зевса, Арей? Насколько я знаю, вы не очень-то ладили в последнее время. - И не только в последнее время. - Хмыкнул тот. - А кто с ним ладит, скажи мне на милость?! Но на моей амбе произошло нечто чрезвычайное. Меня пытались