стоял на безлюдном до самого горизонта лимонно-жел- том пляже метрах в тридцати от высокого уступчатого чинка и на таком же расстоянии от прогретого солнцем бирюзового мел- ководья. Пляж уходил в море под таким минимальным уклоном, что можно было идти сотню метров по щиколотку в воде, а что- бы погрузиться по пояс, требовалось пройти добрые полкило- метра. Симмонс полюбовался домиком, который, несмотря на свою явную чужеродность, необъяснимо вписывался в этот первоздан- ный пейзаж, швырнул на песок у самой воды клетчатый надувной матрасик и растянулся на нем, упираясь локтями в податливую упругую ткань. Шел девятый час утра и, как всегда в это время, с моря начинал дуть ровный прохладный ветер, настолько медленный, что поверхность воды оставалась спокойной. Глядя в подернутую голубоватой дымкой морскую даль, Сим- монс задумался. Было, по-видимому, чистейшим безумием с его стороны пус- каться в странствия по эпохам и странам. Еще большим безуми- ем было брать с собой Эльсинору. Он понял это в Париже, ког- да почувствовал за собой слежку. Первым его побуждением было отправить Эльсинору обратно в XXIII столетие и с бластером в руке ринуться навстречу опас- ности. Он отнюдь не был человеком героического склада харак- тера, и если его душевное состояние можно было назвать отва- гой, то это была отвага отчаяния. Разумеется, это тоже было безумием: прихлопнули бы его в два счета. Но прежде, чем они решились бы на крайнюю меру, он во всяком случае успел бы наломать дров. Симмонс предпо- чел скрыться. Наверное, он сделал не лучший выбор, остановившись на Хи- винском ханстве даже четыре года спустя после его присоеди- нения к России и отмены рабства. Но тогда, в Париже, особен- но раздумывать было некогда, и руководствовался он главным образом тем соображением, что преследователи, потеряв след, вряд ли сразу же бросятся искать его в этот суровый, пережи- вающий переломный период своей истории уголок планеты. Рано или поздно они все равно нащупали бы его след, но тем важнее было выиграть время, и он, не колеблясь, настроил времятрон на самое пекло континентального среднеазиатского лета 1878 года. Действительность оказалась еще суровее, чем он предпола- гал. Они с Эльсинорой буквально задыхались от невыносимого зноя, страдали от непривычной жесткой воды, грубой пищи, от- сутствия какого бы то ни было комфорта. Симмонс разрывался на части, стараясь успеть всюду. Уст- раивал дела в Ново-Ургенче, добывал в разных эпохах все, что хоть немного скрасило бы их существование и не вызывало осо- бых подозрений у аборигенов. И всякий раз, возвращаясь к Эльсиноре, он терялся и робел под взглядом ее огромных глаз, полных мольбы, упрека и укоризны. Скитания по столетиям не прошли для него бесследно. Он осунулся, одежда, которая еще недавно была ему в самый раз, болталась теперь на нем, как на вешалке. Он все чаще испыты- вал приступы беспричинного раздражения и такой страшной ус- талости, что буквально валился с ног. В такие минуты ему хотелось махнуть на все рукой, капиту- лировать, вернуться к тому, с чего начинал, и неуютная квар- тира на Энтерпрайз-стрит казалась райской обителью. Он гло- тал лошадиные дозы снотворного и проваливался в гудящую тем- ноту, а очнувшись, снова ловил на себе все тот же печальный, укоризненный взгляд небесно-синих глаз Эльсиноры. Но какими бы мучительными ни были его метания по разнов- ременным градам и весям, именно они натолкнули его на мысль, которая спасительным лучиком затеплилась однажды в окружаю- щем его мраке отчаяния и безысходности. Он усмехнулся и лег на бок, подставляя лицо лучам набира- ющего силу солнца. Наверное, всей мужской половине челове- чества свойственно это заблуждение: создавать себе идеальную женщину и наделять ее качествами, которые он хочет в ней ви- деть и которые, чаще всего, вовсе ей не присущи. Интересно, какие чувства она испытывала, глядя на его отчаянные усилия? Симмонс покачал головой и закрыл глаза. Солнце проникало сквозь закрытые веки и казалось, будто он лежит на дне водо- ема, наполненного теплым алым туманом. Накануне вечером, когда, протравив на всякий случай ин- сектицидом пространство вокруг палатки, он забрался в домик и лег рядом с ней на диван-тахту, Эльсинора ласково взлохма- тила ему волосы и улыбнулась каким-то своим мыслям. - О чем ты думаешь? - спросил он, поудобнее устраиваясь на упруго прогибающемся ложе. - Ты так старательно опрыскивал песок этой отравой, - рассмеялась она. - И все зря. - Почему зря? - удивился Симмонс. - Потому что силовое поле куда надежнее и проще. -. Где его взять, это поле? - А его не надо брать, оно уже есть. Ни слова не говоря, он встал, попытался выйти из домика и не смог этого сделать, хотя дверь продолжала оставаться отк- рытой: прозрачное силовое поле надежно оградило их жилище от окружающего мира, ни войти, ни выйти. - Ну, ну. - Он толкнулся плечом в открытый дверной проем, провел ладонью по невидимой преграде и вернулся на тахту. - А ты о чем думаешь? - спросила она, когда он лег на спину, заложив руки за голову. - Смешон? - ответил он вопросом на вопрос. В голосе чувс- твовались обида и вызов. - Не надо. - Она прижалась к нему щекой и затихла, ма- ленькая, покорная, до боли желанная. - Чуть-чуть забавен еще куда ни шло. Всегда забавно наблюдать мужчину, когда он за- нят не своим делом. - Н-да-а... - Симмонс высвободил руку и обнял ее за шею. - Скажи, только честно, за что ты меня любишь? - Не знаю. - Она лежала, закрыв глаза, непривычно тихая, бесконечно счастливая. - Наверное, за то, что ш это ты: как раз тот мужчина, который мне нужен. Со всеми твоими достоин- ствами и недостатками. - Весьма абстрактно, - усмехнулся он. - Конкретнее у меня не получится. Да и ни к чему, навер- ное. Разве что ты будешь очень настаивать. - Не буду, - заверил он. - Просто мне теперь кажется, что в твоем отношении ко мне есть что-то от чувств, которые пи- тает естествоиспытатель к подопытному кролику. - Чепуха! - возмутилась она. - Выкинь это из головы, слы- шишь? - Слышу! - расхохотался он и, запрокинув ей голову, креп- ко поцеловал в губы. Подкинув Дюммелю идею строительства узкоколейной железно- дорожной ветки от Ново-Ургенча до пристани Чалыш и приступив к ее осуществлению, он одновременно приобрел десяток речных пароходов и вместе с ними - право на перевозку грузов по Амударье от Чарджоу до самых ее низовий. Разумеется, эта ак- ция не осталась незамеченной в деловом мире Ново-Ургенча и предприятие "Караванный путь Хива - Уральск", монопольно осуществлявшее перевозки грузов гужевым транспортом через плато Устюрт, стало одного за другим терять своих клиентов. В реальности 1899 года, куда он прибыл за деталями для паровозов, Симмонс стал невольным очевидцем ликвидации предприятия "Караванный путь", хотя во время прошлого своего появления здесь в 1900 году застал его вполне преуспевающим. Больше того, на глазах у Симмонса в 1899 году правление Ря- занско-Уральской железной дороги отклонило проект строитель- ства железнодорожной ветки Александров Гай-Чарджоу, хотя в 1901 году он сам присутствовал при прокладке первых пролетов магистрали и даже приобрел по дешевке несколько тысяч шпал, которые так и не успел вывезти. Поразмыслив над увиденным, Симмонс пришел к выводу, что в реальностях происходит какая-то путаница, неразбериха и ви- новником этой неразберихи является не кто иной, как он сам, а точнее - производимые им действия. И тогда в его воспален- ном мозгу впервые возникла идея, которая поглотила его затем целиком и полностью. Суть ее была проста и сводилась к следующему: если даже такое незначительное событие, как прокладка узкоколейки дли- ной в пятнадцать верст в 1880 году привело к разорению в 1899 году преуспевающей транспортной компании и к исчезнове- нию в 1901 году уже начатой строительством железной дороги, то почему бы с помощью куда более решительного вмешательства в события прошлого не попытаться изменить ход исторических событий и добиться коренных, социальных, если угодно, изме- нений в реальности, которая так решительно и безжалостно от- торгла инженера Симмонса? Чем больше носился он с этой идеей, тем заманчивее она ему казалась, тем радужнее вставали на горизонте миражи бу- дущего. И Симмонс, засучив рукава, взялся за дело. Уединившись в кабинете, Симмонс достал с полки толстенный фолиант. "Документы архивов хивинских ханов, - значилось на обложке. Издательство "Фаи". Симмонс полистал книгу и, отыс- кав нужное место, углубился в чтение. "Он! Средоточию вселенной - двору его величества падишаха, вы- сокосановного, вознесенного до Луны, со свойствами Юпитера, с небесно-пышным двором, могущественного, как Дарий, победо- носного, как Александр, с бесчисленным, как звезды, войс- ком..." Симмонс хмыкнул и покачал головой: по Гандимьянскому до- говору 1873 года хивинскому хану запрещалось иметь не только армию, но и личную охрану, функцию которой выполнял расквар- тированный в Хиве казачий полк. Впрочем, и задолго до Хи- винского похода войска как такового у хана не было. "...в свите которого Феридун, в слугах которого Джемшид, орудие которого - Афрасиаб, убежища ученых, прибежища людей, то есть его величества, тени Аллаха, - да будут наши души и душа обоих жертвой за него, - от тысячекрат немощных и сок- рушенных этих его рабов всеподданнейшее донесение. Хвала и благодарение Аллаху, наше положение и наши новости благопо- лучны. Вознося хвалу богу, благословенному и всевышнему, знайте, что мы сосчитали курень Джаныбек-бия, потом сосчита- ли курень, образуемый племенем муйтен, и курень, образуемый в местности Алден-терки племенем колдаулы; в низовье реки в месте Гедай-узяк есть еще немного колдаулы и казахов, мы их скот тоже сосчитали, взяли с них зекат *, вернулись, сосчи- тали курень Реджеббия к востоку от Кегейли I джумади, в воскресенье и в тот же день пришли в курень кенегеса Эрна- зар-бия. Если будет угодно Аллаху, сосчитав два-три куреня на северной стороне реки, мы собираемся отправиться в Кунг- рад. А еще сообщаем, что живущие здесь подданные - каракал- паки и казахи - пребывают в спокойствии и молятся за вас. Написано 2 числа упомянутого месяца, в понедельник. Привет вам. * Подать, налог. Аллаберген-мехрем Исмаил-мехрем'". - Пребывают в спокойствии, - Симмонс потер подбородок. - Тишь да гладь, да божья благодать... Ладно, поглядим дальше. Он перевернул еще несколько страниц. "Он! Высокой особе и высочайшему двору султана султанов нашего времени,, хакана хаканов всех стран...". - Вот как! - Симмонс прикурил, сделал пару затяжек и по- ложил сигарету в пепельницу. "...источника справедливости и правосудия, уничтожителя несправедливости и притеснения...". - Как же! Держи карман шире!.. "...тени бога, то есть его величества хорезмшаха - да продлится его высочайшая власть да будут наши души и душа обоих миров жертвой за него, - ничтожные, тысячекрат немощ- ные и сокрушенные..." - Повторяются, сукины дети! Было уже это. "...бесконечно нуждающиеся и несчастные со страхом и ро- бостью...". - Еще бы! Тут кто угодно сдрейфит! "...всеподданнейше докладывают следующее. Хвала и благо- дарение Аллаху, наш народ, большие и малые, от семи лет до семидесяти - все заняты молитвами за вас. О боже, внемли их молитвам! Аминь!" - Аминь! - пропел Симмонс насмешливо. "О господин обоих миров! Во-вторых, докладываем, что его подданные говорят: если салгут, по его повелению, будет 15.000 тилля, то они будут довольны; таково было и повеление пребывающего в раю покойного государя..." - Как бы не так! - усмехнулся Симмонс. - В аду мыкается старый греховодник, раскаленную сковородку языком лижет! "...больше мы не в состоянии уплатить. Ваша воля повеле- вать. Если в чем ошиблись, то надеемся на прощение. Винова- ты! Виноваты!" - Ну что ж, - Симмонс взял из пепельницы сигарету, затя- нулся и погасил окурок. - Если отбросить в сторону восточный этикет, - остается ультиматум: 15 тысяч тилля и ни гроша сверх! Отчаянные ребята, ничего не скажешь! Интересно, что они еще отмочат? * Придворная должность. Следующим документом было донесение хивинскому хану от Хаким-Нияз-аталыка *. В донесении говорились: "Донесение господину высокосановному, высокостепенному царю нашей эпохи, тени бога, создающему спокойствие и безо- пасность, победносному, и споспешествуемому богом его вели- честву хореэмшаху, да сохранит его господь всевышний. О шах! О убежище мира! По всей округе царит спокойствие, цены деше- вы, ваши подданные заняты молитвами за вас. Покорнейше доно- сим, что, прибыв к каракалпакам, мы собрали биев и сказали, что государь им повелел отдать пятьсот танапов замли. После этого южнее Чимбая хытаи и кипчаки указали землю к востоку от Кегейли, а кенегесы и мангыты - к западу. Мы сказали, что оба эти участка - заболоченные и непригодны для садов и уса- деб, а к северу от Чимбая на один фарсах кое-где есть сухая земля, пригодная для садов и усадеб, дайте нам ту землю. Од- нако они не мог" ли отмерить и дать ее, и народ не отдает ее добровольно, и даже когда мы сказали, чтобы они из тех зе- мель землю, пригодную для садов и усадеб, продали за полную цену, то они не смогли этого сделать. А еще холят среди ка- ракалпаков слухи, будто лишенный всех полномочий бия колдау- лы Айдос из Ак-Жагыса замышляет против вашего величества смуту и подговаривает каракалпаков не платить салгут и дру- гие налоги и не давать нукеров. Я все сказал. Теперь воля ваша. Виноват! Виноват' Виноват! Написано 13 числа месяца асад 1242 года собаки". - Тысяча двести сорок второй год... - Симмонс задумчиво поскреб подбородок. - Это какой же год по христианскому ка- лендарю?.. 1826-й? Да, 1826-й... Рядом в общем-то. Отношения у Хивы с Россией неважнецкие. Степняки недовольство ханом выказывают. Попахивает бунтом. Ну что ж, пожалуй, самое вре- мя вмешаться. ...Айдос-бий - пожилой седобородый мужчина - испуганно схватился за нож, когда из-за юрты вышел человек в странной одежде и шапке, какой в приаральских степях не видывали. Од- нако человек протянул вперед руки ладонями вверх и заговорил на довольно сносном хорезмском диалекте: - Здравствуй, Айдос. Я пришел с миром. - Стой, где стоишь! - взвизгнул бий. - Ты кто? * Должностное лицо в Хивинском ханстве. Вокруг юрты, насколько хватало глаз, простиралась ровная степь. Бродили, пощипывая чахлый янтак, верблюды. Стреножен- ная лошадь терлась боком о коновязь. - Мое имя тебе ничего не скажет, Айдос. - Незнакомец ус- мехнулся. Был он худощав, высок ростом и както не по-здешне- му легконог. На остроносом лице - ни волоска, если не счи- тать бровей. Глаза смотрели открыто и смело. Хитрости в них не было. - Откуда знаешь меня? - Все от аллаха, Айдос-бий. И знание и незнание. - Верно. Аллах дает человеку имя при рождении. Как тебя зовут? - Эркин *. - Еркин?.. - недоверчиво повторил бий и пошлепал губами, словно пробуя слово на вкус. - Ты не боишься его носить? - Нет. - Ты-храбрец. - Бий вернул клинок в ножны, указал рукой на юрту. - Заходи, Еркин. Кунак в юрте - счастье в юрте. Бу- дем пить кумыс вместе. Одни ковры и кошмы юрты Айдос-бия знали, о чем говорил чужак с их хозяином. К вечеру чужак исчез, словно растаял в золотистом степном мареве, а Айдос велел сыновьям Рзе и Торе седлать коней и сам ускакал с ними за горизонт, только беле- сое облачко пыли еще долго стояло над низкорослыми кустика- ми. А потом покатилось по Приаралыо наперегонки с пылевыми смерчами огненное слово "свобода" и другое, издавна волно- вавшее сердца степняков, - "Россия". И бежали в страхе к Му- хаммадрахимхану хивинскому сборщики налогов и податей, и несчетными кострами кочевий озарилась древняя степь, и под булатный звон закачались над ней протяжные, полузабытые пес- ни о лучшей доле. И на суровом, обдуваемом с суши и моря, берегу Арала, куда денно и нощно тянулись несчетные караваны повстанцев, на глазах начали подниматься неприступные Гасти- оны крепостных стен. И опять большим человеком, отцом живу- щих на приаральских просторах каракалпаков стал хаким Ай- дос-бий, незадолго до того лишенный хивинским ханом всех привилегий и полномочий. Даже спесивые племенные вожди и те покорно склонили перед ним головы, притушив дг поры зловещий блеск раскосых диковатых глаз. * Свободный. - Зачем они тебе? - возмущался Симмонс, появляясь время от времени в стане мятежников. - Они же тебя при первой неу- даче в клочья разорвут. Ты им - нож поперек горла. Неужели не понимаешь? - Понимаю, - усмехался Айдос, и отблески костров плясали в его загадочных колдаульских глазах. - Без них народ не поднять. Одного оттолкни - весь род на дыбы встанет, все племя отшатнется. У нас так. - "У вас, у нас"! Тебе свое государство делать надо. Ар- мию вооружить. С Россией договор заключить. Скот поделить поровну, степь. - Чудно говоришь, Еркин, - качал головой Айдос. - Зачем степь делить? Вот она - и так вся наша. А скот аллах каждому даст, сколько надо. Ты тогда правильно сказал: подними степ- няков, собери вместе, объясни, что к чему, - поймут, за то- бой тронутся. Видишь - собрал, поняли. Людей Мухаммадрахим- хана прогнали. Налогов не платим. Каждый как хочет живет. У хана в Хиве поджилки трясутся, не знает, в какую нору шмыг- нуть. А сунется с нукерами, - вон нас сколько! Конями затоп- чем. "Затоптал один такой! - с тревогой и горечью думал Сим- монс. Айдос и злил и восхищал одновременно. Непостижимым об- разом сочетались в нем дремучая мудрость и такое же дремучее невежество, непримиримость и благодушие, лихая удаль и пани- ческий страх перед волей всевышнего. - Ладно, - буркнул Симмонс, поднимаясь с кошмы. - Делай, как знаешь. Гонцы от русских вернулись? - Нет еще, - беззаботно отвечал Айдос-бий. - Вернутся, куда денутся? Садись, Еркин, есть будем, кумыс пить будем! Ну как тут было не возмущаться? Прежде чем покинуть лето 1827 года, Симмонс-Эркин еще раз предупредил Айдос-бия: - Крепость-крепостью, она вам еще пригодится. Создавай войско, Айдос, пока не поздно. - А это разве не войско? - искренне удивился бий и обвел рукой пылающие в ночи костры. - Каждый джигит - воин! Оставалось .только махнуть рукой, и Симмонс, чертыхнув- шись в сердцах, включил портативный времятрон. Закрутившись с делами (идиот Дюммель совсем отбился от рук: то пил горькую, то вдруг становился чрезмерно галантен, следил за своей внешностью, за столом, строил Эльсиноре глазки, сутками не вылазил из публичного дома), Симмонс только через полгода разыскал Айдоса и сразу понял, что ус- пел как нельзя кстати. На пыльной, поросшей редким кустарником равнине выстроил- ся внушительный отряд всадников в пестрых вощеных халатах. Сверкали на солнце кривые азиатские сабли, лес увенчанных бунчуками копий покачивался над головами конников, а метрах в двухстах нестройной пешей толпой стояли кочевники, разма- хивая кто чем мог: саблями, топорами, длинными самодельными ханжарами *. - Все понятно, - взволнованно бормотал Симмонс, доставая бластер из кармана пиджака. Поднял предохранитель и перевел рычажок установки мощности на последнее деление: теперь од- ного выстрела было достаточно, чтобы смести в порошок сред- ней величины город. - Допрыгался, стервец. Накликал беду на свою голову. Ну не сукин ли сын? Он выбрал удобную позицию и встал в ажурной тени чахлого турангила в ожидании дальнейшего хода событий. Ждать приш- лось недолго. Над строем всадников взвился чей-то пронзи- тельный вопль. Повинуясь команде, нукеры вскинули сабли и с визгом и улюлюканием устремились на неприятеля. Степняки дрогнули и кинулись врассыпную. - Пора, - сказал Симмонс, вытянул вперед руку с бласте- ром, прицелился и нажал спусковую кнопку. Стена голубого пламени поднялась перед атакующими. Взви- лись на дыбы, сбрасывая наездников, шарахнулись кони, понес- лись, бешено визжа обратно в степь, подальше от проклятого места. А там, позади, подымалось к небу черно-белое облако пыли и гари и едко пахло опаленной землей. Час спустя, беспрепятственно пройдя по опустевшей равнине к крепости, Симмонс разыскал Айдоса. Колдаулы сидел на се- верном валу, свесив ноги, и молча смотрел вдаль, туда, где над желтовато-белой равниной призывно синело море. Симмонс молча сел рядом, достал и закурил сигарету. Внизу, в кусти- ках высохшей травы, тонко посвистывал ветер. - Я знал, что ты придешь. Айдос говорил не оборачиваясь, по-прежнему глядя вдаль, только ноздри короткого носа нервно подрагивали. - Куда делись всадники? - спросил Симмонс. * Ножами. - Ушли. Ты был прав, Еркин. Бии увели своих людей. - Что будешь делать? Айдос помолчал. - Уйду. - Куда? - Не знаю. Может быть, на Сыр, может, в Коканд. Симмонс с интересом посмотрел на степняка. Это было что-то новое. Прежде Айдос никогда не заговаривал о Сыр- дарье. - А что на Сыре? - Русские крепости. Туда Мухаммадрахимхан не сунется. - Понятно. Бежишь, значит. Айдос-бий медленно повернул голову, смерил собеседника взглядом. Раскосые глаза сверкнули в лучах заходящего солн- ца. Только теперь Симмонс обратил внимание, как осунулось и постарело лицо каракалпака. - Я вернусь, Еркин. Нас будет много. Русские дадут нам оружие. Может быть, и они придут с нами. Почему ты качаешь головой? - Русские не придут. - Откуда ты знаешь? - Знаю. Айдос помолчал. - Пусть. Мы придем сами. Мы вернемся, и худо придется Му- хаммадрахимхану! Ты не веришь, Еркин? Симмонс усмехнулся и покачал головой, - Я верю. Они не поверят. Люди не прощают поражений, Ай- дос. Тебя просто убьют. Старик отвернулся и стал опять смотреть в сторожу моря. По морщинистой щеке скатилась мутная капля. - Значит, на лбу так написано, - произнес он сдавленным шепотом. - Теперь мне все равно. Рзу убили возле Кунграда. Торе в Хиве замучили насмерть. Убьют, - значит мой черед настал. Откуда-то издалека донеслись возбужденные голоса. Симмонс огляделся, прикрывая глаза от солнца. К крепости приближа- лась толпа кочевников. Впереди, размахивая руками и что-то крича, семенил безбородый толстяк в чалме и длиннополом ха- лате. - Они уже идут, Айдос. Идут по твою душу. Мятежный хаким оглянулся и безразлично пожал плечами. - Пусть. Он вздохнул и поднялся на ноги. - Я пойду. Прощай, Еркин. - Погоди. - Симмонс усмехнулся и достал бластер. - Пойдем вместе. "Чудом больше, чудом меньше, - подумал он со злорадством, передвигая регулятор мощности. - Зато может быть удастся спасти старика". Они стояли рядом, плечом к плечу - Айдос-бий и Симмонс. А в пяти шагах - степняки, разгоряченные быстрой ходьбой, до черноты загорелые, широкоскулые, в толстых стеганых, до блеска залосненных халатах и чапанах из грубо обделанных шкур мехом вовнутрь. Остро пахло человеческим потом и кисло - взмокшей овчиной. Люди молчали, лишь хриплое дыхание сотен глоток сливалось в монотонный нестройный шум. - Ну?! Айдос шагнул вперед, распахнул на груди халат. - Кто первый?! Часто дыша, толпа придвинулась ближе. - Проклятый! - визгливый голос безбородого толстяка взметнулся над толпой ударом плети. - Ты обманул нас! Ты подговорил восстать против освященной кораном власти хивинс- кого хана! Только воля всемогущего предотвратила побоище! Он выхватил из-за пазухи толстую книгу и высоко вскинул над головой: - Ты!.. Все взгляды были устремлены на Айдоса. Симмонса зпбыли. Он поднял руку, прицелился из-за плеча колдаулы и нажал на спуск. Сверкнула молния. Книга в руке толстяка вспыхнула и рассыпалась горячим прахом. Безбородый завопил, размахивая обожжепной рукой, и шарахнулся в толпу, повалив с ног несколько человек. - А ну тихо!! Толпа замерла, только визгливо всхлипывал толстяк, дуя на кисть руки. Симмонс вышел вперед и загородил собой Ай- дос-бия. - Слушайте, вы! Симмонс обвел взглядом толпу. "Ну и рожи! - подумал он с холодным бешенством. - Страх и ненависть, ненависть и страх. И ничего человеческого. Бедняга Айдос...". - Воля всемогущего?! Он шагнул к сидевшему на земле чалмоносцу. Тот, не вста- вая, поспешно пополз назад, суча по пыли ногами. - Вот она, воля всемогущего! - голос Симмонса сорвался на крик. - Смотри! Смотрите все! Он вскинул руку, нажал на спусковую кнопку и слегка повел кистью. Косая сизая молния метнулась из дула бластера над головами степняков и ударила в бастион крепости. Огромный кусок глиняной стены отделился от бастиона и рухнул с тяжким грохотом. - Смотрите! Верхняя часть крепости, словно отсеченная гигантским но- жом, обрушилась вниз, сотрясая землю под ногами. Вопль ужаса вырвался из сотен глоток. - Дэв кескен! Дэв срезал крепость! Симмонс снова обвел глазами бледные, трясущиеся лица. Те- перь они выражали панический ужас перед неведомым и покор- ность. - Запомните! Нет бога кроме аллаха, и Айдос-бий - пророк его на земле! Всякого, кто вздумает его ослушаться, ждет ка- ра всевышнего! А теперь разъезжайтесь по кочевьям и ждите фирмана. И всем передайте: слово Айдоса-бия свято! Когда улеглась пыль, поднятая сотнями .ног, и исчез вдали последний степняк, Айдос снял лохматую шапку и вытер ею мок- рую от пота голову. Движения его были размеренны и спокойны, руки не дрожали. "Ну и выдержка! - восхитился Симмонс. - Же- лезный старик!" - Доволен? Не отвечая, бий провел ребром ладони через весь лоб от виска до виска, стряхнул пот и только тогда разлепил губы: - Где ты был раньше, Еркин? - Мало ли где! - опешил Симмонс. - Думаешь, у меня других дел нет? Айдос-бий кивнул и надел шапку. - Наверно, алла-тала * поручает тебе много работы. - Алла-тала? - растерялся Симмонс, но тут же взял себя в руки. - Хватает дел. А что? - Так. Айдос взглянул на руку Симмонса, все еще сжимавшую блас- тер. - Аллах дал тебе свой огонь, чтобы карать неверных? - Д-да. * Господь бог. - Зачем же ты развалил крепость? "Дикарь, - подумал Симмонс с тоскливой безнадежностью. - Ничего-то он не понял!" - Так было нужно! - Кому? - Ему, кому же еще? - А мне? - Что тебе? - Аллах даст мне свой огонь, чтобы я мог покарать невер- ных? "Вот оно что! - сообразил Симмонс. - Не так-то он прост, этот степняк. Дай ему бластер, он камня на камне не оставит от ханства!" - Нет, Айдос. Аллах сам карает, кого считает нужным. Иногда поручает это нам. - Его пророкам? - Да. - Но я теперь тоже пророк. Ты сам это объявил. Или ты солгал? Симмонс пожал плечами. - Я хотел, чтобы они снова тебе поверили, пошли за тобой. Потому сотворил чудо. - Они захотят еще чудес, Еркин. - Они их получат! - Симмонс разозлился не на шутку. - И довольно об этом. Я сделал все, чтобы тебя спасти. Так будет каждый раз. Отправляйся к своему народу, Айдос. Продолжай борьбу. Через три месяца, отчаявшись поднять на восстание сбитые с толку степные племена, Айдос с несколькими сотнями кибиток своего улуса колдаулы двинулся на Коканд. Близ Чирик-Рабата повстанцев настиг отряд ханских нукеров. Степняки отчаянно защищались. Тогда мингбаши передал Айдосу через лазутчика письмо, в котором Мухаммадрахимхан обещал ему прощенье и возврат всех привилегий. Так и осталось тайной, поверил мя- тежный хаким ханским посулам или попытался спасти ценой сво- ей жизни остатки улуса: прочитав письмо, он переоделся во все чистое и сдался хивинцам. Старику отрубили голову, а ос- тавшихся без предводителя степняков вырезали всех до едино- го. Симмонс опоздал. Терялись в сумерках оплывшие очертания глинобитных стен Чирик-Рабата. В окутавшей землю синеватой морозной мгле что-то огнисто вспыхивало. Что - он различил не сразу, а когда разглядел, застонал от ужаса и отвращения и рванул бластер из кармана дубленки: у подножья заброшенно- го рабата нукеры добивали саблями раненых повстанцев. Неимоверным усилием воли он заставил себя сдержаться, не полоснуть бластером по кровавой копошащейся мешанине живых, раненых и убитых. Дрожащими пальцами запихнул бластер в кар- ман, включил времятрон и уже у себя в комнате долго не мог согреться, трясся, как в лихорадке, и стакан за стаканом глушил неразведенный виски. Несколько следующих дней он провел в Ново-Ургенче, вконец загонял Зигфрида Дюммеля и вдруг с ужасом обнаружил, что ему доставляет чуть ли не наслаждение терзать немца, то и дело ставить в дурацкое положение, наблюдать его страх и замеша- тельство. Проклятое сафари по столетиям явно влияло на пси- хику. Искоса поглядывая на Дюммеля, который сидел рядом с ним в фаэтоне, испуганно сложив на коленях огромные красные ручи- щи, Симмонс попытался представить, что думает о нем этот не- далекий, неудачливый, но где-то по-своему неплохой человек, и ему стало не по себе. Закончив осмотр строящегося полотна узкоколейки, они на обратном пути заглянули к адвокату, уз- нать, что нового затевают против общества "Дюммель и Компа- ния" транспортные конторы "Кавказ и Меркурий", "Компания На- дежда", "Восточное общество" и другие. Адвокат - лысый еврей в золотых очках на пористом носу - почтительно засвидетель- ствовал, что ничего существенного конкурирующие фирмы не предпринимают. - Дайте им понять, что в их же интересах не лезть в дра- ку. Пусть имеют в виду: "Большая Ярославская", "Братья Ма- нуйловы", "Братья Крафт", "Кнопп" - наши акционеры. Симмонс небрежно обмахнул шляпой разгоряченное лицо, от- пил воды из стакана, поморщился: - Мигом всех клиентов растеряют, канальи. - Зо, - кивнул Дюммель. - Именно так. - Не извольте беспокоиться, господа! - заверил адвокат. - Все будет в полном ажуре. На улице Симмонс отпустил фаэтон и панибратски хлопнул Дюммеля по плечу. Тот шарахнулся в сторону. - Да что с вами, Зигфрид? - изумился Симмонс. - Пугае- тесь, как старая дева! Уж и по плечу вас нельзя похлопать. Немец продолжал опасливо таращить глаза. - Право же, я вас не узнаю, старина. Знаете что? Давай- те-ка мы с вами в ресторан закатимся, а? Посидим в отдельном кабинете, раздавим бутылочку. А там видно будет. Как вы по женской части? Дюммель густо побагровел. - Ну полно, я пошутил. А в ресторан пойдем непременно. Хотелось отдохнуть, расслабиться. Поговорить с кем-нибудь просто так, по душам, ловя краем уха негромкую хорошую музы- ку. Не получилось. В душном ресторане по крахмальным скатер- тям ползали жирные мухи, и официант с мышиными усиками по- дозрительно смахивал на соглядатая. Немец угрюмо пыхтел в рюмку, медленно наливался сизой венозной кровью. Скрипач на задрапированной бархатом эстраде уныло терзал скрипку, слов- но душу на смычок наматывал. Потом ввалились какие-то иностранцы в сандалиях на босу ногу, одинаково белых шортах, распашонках и пробковых тропи- ческих шлемах, загоготали, затопали, устраиваясь в дальнем углу зала. - Это еще кто такие? - Бельгийцы, - хмуро сообщил Дюммель. - Инженеры. Желез- ную дорогу через Устюрт проектируют. - Ну-ну, - ухмыльнулся Симмонс. Чем суждено было закон- читься этой затее, он знал доподлинно. Официант подал десерт и откупорил бутылку шампанского. - Зигфрид, - Симмонс предпринял еще одну попытку расшеве- лить немца. - Что вас тут держит? По совести? Дюммель поперхнулся, но допил шампанское до конца. Поста- вил фужер на стол, аккуратно промокнул губы салфеткой. - Честно говоря, не знаю. Сначала я не имел другого выхо- да. Потом появились вы. Дали работу... Он умолк, разглядывая что-то на скатерти. - Два года мы работаем вместе, Зигфрид. Теперь вы вполне состоятельный человек. Могли бы уехать в свою распрекрасную Прибалтику. И не уезжаете. Почему? Жадность? Непохоже. Нет ведь? - Нет, - покачал головой остзеец. - Тогда что? Воспылали любовью к шефу, ко мне то бишь? - Нет. Не к вам. Дюммель достал трубку, набил табаком, прикурил, разгоняя дым взмахами мясистой ладони. Симмонс молча ждал. - Не к вам, - задумчиво повторил немец и посмотрел ку- да-то поверх Симмонса затуманившимися глазами. - К кому же? - К вашей супруге! Это было так неожиданно, что Симмонс чуть не свалился со стула. - Вот как? Он рассмеялся коротким нервным смешком. - Можете смеяться сколько угодно. Можете унижать меня, оскорблять, смешивать с грязью. Вы это умеете. Об одном поп- рошу: не делайте этого в присутствии фрау Симмонс. Пожалуйс- та. "То-то он зарделся, когда я спросил насчет женского пола! - сообразил Симмонс. - Ишь, дон Кихот, да - какое там - Сан- чо Панса! Дюммель и Эльсинора! Невероятно! Хотя, как это: "Любовь зла, полюбишь и козла". Что он, Симмонс, сделал, чтобы скрасить ее существование? Квартира, комфорт? Чепуха! Ей нужен муж, любящий, нежный, внимательный. А до того, что он мечется, как угорелый, скитается по градам и весям, какое ей дело! Так что вполне может быть..." Он по-новому взглянул на компаньона. "А что? Скинуть ему эдак килограммов тридцать - мужчина хоть куда. Лыс, правда, как арбуз, да еще, кажется, алкоголик, но это уже детали. Любовь зла..." - Она-то хоть догадывается? - Вряд ли. Не объясняться же мне в вашем присутствии! А когда вас нет, дверь замурована металлической стеной. "И о силовом поле пронюхал, стервец, - с досадой подумал Симмонс. - Явно пытался заглянуть в мое отсутствие". - А как насчет суверенитета, Зигфрид? На мгновенье немец смешался. - Но вы сами поручали мне опекать фрау Симмонс. - Никто вам не поручал в нее влюбляться! - Симмонс чувс- твовал, что несет вздор, но уже не мог остановиться. - И не- чего совать нос в чужие двери. Замечу еще раз - на себя пе- няйте! - Что будет?- бесстрашно поинтересовался немец. - Что будет? Вернетесь к разбитому корыту. К тому, с чего начинали. Помните, небось? - Шутить изволите! - ухмыльнулся Дюммель. - Прошлое не возвращается. - Вы так думаете, барон? Что-то в голосе шефа заставило немца насторожиться. - Д-да... - Ну что ж. - Симмонса душила ярость, но он старался ка- заться спокойным. - Милейший! - Чего изволите-с? - подбежал официант. - Счет. - Сию минуту-с. То и дело мусоля кончик карандаша, официант набросал на бумажке несколько цифр, подбил итог и положил счет перед Симмонсом. Тот, не глядя, кинул на скатерть ассигнацию. - Благодарю покорно-с. - Идемте, барон. Они вышли на душную, словно парная баня, улицу. - Куда прикажете? - поинтересовался Дюммель. - В гостиницу, куда же еще? Туда, откуда вы начинали. Немец снисходительно усмехнулся и, кивнув, зашагал по пыльному тротуару. "Посмотрим, как ты сейчас заулыбаешься", - со злорадным удовлетворением подумал Симмонс, вытягивая за цепочку портативный времятрон размером с карманные часы. Мо- дель была рассчитана на одного человека, но на небольшие от- резки времени могла переносить и двоих. Симмонс перевел диски шкалы времени на нужное деление, догнал Дюммеля и, продолжая держать времятрон в правой руке, левой обнял немца за плечи. - Поехали, барон! Дюммель изумленно вытаращил глаза, сделал попытку высво- бодиться, но было уже поздно: Симмонс включил времятрон. На какую-то долю секунды померк свет и земля мягко ушла из-под ног, но тотчас вернулась. Дюммель протер глаза. ...Курица рылась в горячей пыли. Клонилось к закату солн- це. Рея, почему-то в старом сарафане, шла по противоположной стороне улицы, щуря от света единственный глаз. "Чего это она? - с удивлением подумал Дюммель. - Дома, что ли, глаз забыла? Да и вырядилась в старье!" - С прибытием, барон! Симмонс взял его за руку и потянул с крыльца. - Полюбуйтесь на свою недвижимость. Немец оглянулся и обмер: перед ним было старо? обшарпан- ное здание офицерского общежития! - Пойдем-пойдем, - торопил Симмонс, не давая опомниться. - Сейчас самое веселое увидите. Он оттащил слабо упирающегося Дюммеля к нише ворот, при- тиснул к стене. - Не вздумайте мне еще в обморок хлопнуться! - Симмонс глянул на часы. - Смотрите молча, понятно? - П-понятно! - заплетающимся языком пробормотал Дюммель. Дверь гостиницы скрипнула, медленно отворилась и на крыльцо, лениво позевывая, вышел с коротенькой трубочкой в руке... герр Дюммель. Немец охнул и закрыл глаза руками. - Смотрите, барон. - Голос Симмонса звучал резко, безжа- лостно. - Любуйтесь, голубчик, собственной персоной образца 1878 года! - Ох-ха! - донеслось до слуха Дюммеля. - Проклятая стра- на... Проклятые порядки... Проклятая жара... У Дюммеля подгибались колени. Он прислонился к стене, не в силах оторвать глаз от своего двойника. А тот, как ни в чем не бывало, продолжал топтаться на крыльце, прерывая ворчливое бормотание лишь для того, чтобы зевнуть или затя- нуться трубкой. На двойнике была довольно чистая белая рубаха с закатан- ными рукавами, засаленные до блеска брюки и стоптанные баш- маки. - Налюбовались? - измывательски полюбопытствовал Симмонс. - Хотите, я вас друг другу представлю? Тото радости будет! - Вы этого не сделаете! - взмолился немец, оседая на зем- лю. - Пощадите, господин Симмонс. - Оставить вас, что ли, тут на пару деньков? - вслух раз- мышлял Симмонс. - Умоляю вас! - Чтобы впредь неповадно было... - Герр Симмонс! - немец готов был разрыдаться. - Ладно, так уж и быть. Вставайте, барон, или как вас там, нечего штаны марать! ...Секунду спустя они шли по оживленной несмотря на жару улице Ново-Ургенча по направлению к своей конторе. О том, что произошло, напоминали лишь дико вытаращенные глаза Дюм- меля и перепачканные пылью брюки. - Отряхните зад, Зигфрид. Да поосторожнее: как ни говори, - усмехнулся Симмонс. - - прах истории. Неудача с Айдосом надолго выбила его из колеи. Приходи- лось признать, что вмешательство в реальность 1827 года не привело ни к чему. Удалось, правда, отсрочить на несколько месяцев подавление мятежа и гибель Айдоса, но ни на одной из последующих реальностей это не отразилось, если не считать появления легенды о дэве, который разрушил крепость. Однако и тут не обошлись без путаницы и название "Дэв-кесксн" зак- репилось за совсем другой, античной крепостцой в юго-восточ- ной части Хивинского ханства. После долгих размышлений и колебаний Симмонс решил предп- ринять еще одну отчаянную попытку. Утром, пересчитывая рабов, плешивый Саид сбился со счету. Сайд выругался и начал считать сначала. Одетые в рубище пленники вытянулись неровной цепочкой во дворе кулхоны *, дрожа от резкой утренней свежести и переминаясь с ноги на ногу. В серых рассветных сумерках землистые лица их казались одинаковыми, как у близнецов. - Сайд, о-о, Сайд! - донесся от ворот недовольный голос нукера. - Целуешься с ними, что ли? Поторапливайся! - Не мешай, - откликнулся Сайд. - И так счет не сходится. - Вот будет потеха, если сбежал кто! - захохотал нукер. - Смотри, я вечером всех привел. Ты сам пересчитывал. - Замолчи ты! - окрысился Сайд. Дошел, считая рабов, до самых ворот, пнул стоявшего последним огненно-рыжего мужика в тощие ягодицы (тот на свою беду нагнулся не вовремя) и озадаченно поскреб затылок. - Что? - злорадно расхохотался нукер. - Опять не хватает? - Если бы! - Саид явно не знал, что ему делать. - На од- ного больше. - Голову морочишь? - Два раза пересчитывал. * Помещение для рабов. Не слушая его дальше, нукер распахнул ворота. - Сапарнияз! - Ха? - Я тебе покажу "ха"! Кишлачный! - Оу, ляббай, таксыр? * - Веди скотов! Чего стоишь! - Куда прикажете? - На стройку, куда еще? Не на свадьбу же! Гремя кандалами и кутаясь в лохмотья, рабы потянулись че- рез ворота. Сайд для верности хлопал каждого по спине и счи- тал вслух. - Ну и настырный же вы народ, плешивые! - сплюнул нукер. - Никому от вас покоя нет! Сайд ухом не повел, продолжая считать. - Девяносто четыре, девяносто пять... Стой! Тебя как зо- вут? - Эркин. Высокий худощавый раб в живописных лохмотьях смотрел спо- койно, без тени страха. - Эркин? Персианин, что ли? - Да, таксыр. - Что-то я тебя раньше не видел. - Наверное, не обращали внимания. - А почему у тебя борода не растет? Раб пожал плечами. - На все воля аллаха. - Ладно, иди... Стой! Куда кандалы подевал, собака? - Потерял, таксыр. - Потерял кандалы?! - поразился Сайд. Раб кивнул. Будь у плешивого Сайда волосы на голове, они бы торчком поднялись от изумления. - Как же ты их снял, скотина? - Не знаю. Сами, наверное, свалились. - Свалились, а ты и не заметил? - Не заметил, таксыр. С интересом наблюдавший за их разговором нукер опомнился и