смогу. Такая уж это была история! Я в ней подметил любопытную закономерность: как только мне покажется, что я в чем-то разобрался, тут же выясняется, что я проглядел небольшую деталь, которая в корне меняет всю картину. Ребята смотрели на меня во все глаза и явно нервничали. Аркадий, конечно, делал вид, что ему все нипочем, и насмешливо улыбался, но я видел, с каким ожесточением он терзает листок липы: попробовал скрутить его в трубочку, но так нажал, что все пальцы зеленой мякотью измазал. Борис насупился и смешно оттопырил губы, как обиженный дошкольник. (Неужели и у меня есть такая дурацкая манера? Надо будет последить за собой!) Наконец Борис решительно встал и заявил, что он не намерен сидеть тут в рабочее время и смотреть, как я молчу и изображаю из себя роденовского мыслителя в одетом виде. - Я пошел! - с достоинством заключил он, одергивая свитер. - Надумаешь говорить, позвони в лабораторию. Я отлично понимал, что никуда он не уйдет, что тягачом его не вытащишь из сквера. Но мне было совестно: ну чего я, в самом деле, канителюсь? Рано или поздно объясниться нам придется, начинать это дело надо мне - и по справедливости, и просто для экономии времени и энергии: без моих объяснений слишком многое останется в тумане. - Садись, друг, брат и двойник! - сказал я, вздыхая. - Лекция сейчас начнется. Только разрешите мне как лектору подкинуть одному из слушателей один вопросик. А именно: объясни ты мне, Борис, как ты меня воспринимаешь? - То есть? - не понял Борис. - Какими рецепторами, что ли? - Нужны ему твои рецепторы! - вмешался Аркадий. - У него свои такие же. Боренька-юниорчик, насколько я понял, интересуется результатами анализа и обработки той информации, которая поступает в твои мозги через эти самые рецепторы. То есть: что ты думаешь о нем, воспринимая его оптически, акустически, тактильно и... ну, как там еще? - А-а... - протянул Борис. Он ухватился за подбородок и начал его осторожно теребить. Тоже смешная манера. А это я уж безусловно делаю! Теперь вижу, до чего это нелепо выглядит... Модель ошибок! Словно тебя на кинопленку засняли скрытой камерой, а ты глядишь и краснеешь. И чего он рот кривит? Ох, наверное, и я тоже! Ну и смешной же я тип, оказывается! - Это... это, знаешь, нелегко объяснить... - вдумчиво говорил Борис, слегка кривя рот. - В общем, вижу перед собой... ну, двойника, скажем. Не просто очень похожего человека, а именно двойника... не совсем, конечно... Аркадий сочувственно и снисходительно улыбнулся. - Да ну тебя! - разозлился Борис, поймав эту улыбку. - Сам небось тоже мямлить будешь! Я что имею в виду? Мы с ним не двойники. Я старше на два года и вроде потолстел за это время... - с неудовольствием заметил он, глянув на свой живот. - Но, с другой стороны, шрам на левой руке. Видишь? - Он растопырил ладонь, демонстрируя Аркадию тот самый шрам. - Борька, покажи, я видел у тебя. Вот... Видал, Аркадий? Ну, и тому подобное... Значит, что? Обман зрения тут исключается. Биологических дублей конструировать пока не научились, слава те господи. Обращаемся к хронофизике и задаем ей вопрос: в каком случае может рядом со мной появиться еще один я? Получаем ответ: только в том случае, если он придет сюда из другого времени. Условие необходимое и достаточное. Тем более, что в принципе я такие штучки уже наблюдал... - Ты? Наблюдал? - Аркадий так и вскинулся. - Где?! Я захохотал, и Аркадий так яростно сверкнул на меня глазами, что из них будто искры вылетели. Борис-76 был и вправду постарше, посолидней, чем я, и на Аркадия меньше реагировал. Он спокойно объяснил, что в апреле был на конференции в Москве и там японские хронофизики показывали фильм о своих опытах на мышах. - Своего они, в общем, добились, - сказал Борис. - Правда, в крохотных объемах - ну, мышь, представляете! И результаты неустойчивые. Но все же! - А что же конкретно они делают? - спросил я, хотя больше из вежливости: подумаешь, событие - мыши; мы вон сами запросто разгуливаем во времени! - Да что: суют мыша в камеру, выстреливают его на пять минут в прошлое... ну, в общем, по принципу петли работают. И появляется бодрый мыш N_2, тут же, рядышком... Расчетов они, правда, никаких не сообщали - говорят, рано еще, результаты ненадежные и вообще... Но смотреть эти картинки все же было интересно. - А не липа это? - недоверчиво спросил Аркадий. - Я что-то ни о чем таком не слыхал. - Как же ты не слыхал? - удивился Борис, но тут же осекся. - Ах, ну да... Нам-то они и письма писали, эти японцы, и в газетах сообщения были... Аркадий, правда, на конференцию не поехал, сказал, что серию кончает. Как он смог от такого отказаться, просто не понимаю! - Борис-76 на секунду задумался о чем-то, нахмурился. - Да... но он тоже все знал, и вообще у нас это было, понимаешь? Аркадий сейчас показался мне усталым, замученным, почти больным: наверное, он в эту минуту особенно остро ощутил, что здесь он чужой, лишний, что его место занято другим... то есть им же самим. Я это понял потому, что сам время от времени чувствовал себя удивительно мерзко и все по той же причине. Аркадий, наверное, заметил мой сочувственный взгляд, весь даже передернулся и начал преувеличенно интересоваться японскими мышами - что они, да как они, да какое это производит впечатление. - Ну, какое же впечатление? - сказал Борис-76. - Мыши как мыши. Я ведь не могу разобрать, двойники они или нет. Вижу только: была одна мышь, и вдруг их стало две. А сами мыши, видимо, в этом ориентируются... чувствуют, что непорядок какой-то. Вот интересно, они свой личный запах ощущают? Возможно, что да. Во всяком случае, они очень суетились, все обнюхивали друг друга... и хвосты у них так забавно дрожали... - Был бы у тебя хвост, - сумрачно заметил Аркадий, - он бы еще забавней дрожал, когда ты Стружкова-юниора обнюхивал. Я хотел хорошенько выдать Аркадию за грубость, но Борис едва заметно подмигнул мне. - Что у нас было после этой конференции, что у нас было! - весело сказал он, будто и не услышав реплику Аркадия. - Споры вплоть до драки. Аркадий особенно горячился, ну просто на стенку лез... Я имею в виду, конечно, не тебя, а моего, натурального Аркадия. Аркадий слушал его с привычной насмешливой улыбкой, но при слове "натуральный" даже зашипел от негодования. Я расхохотался. - Это еще что за термины? - угрожающе спросил Аркадий. - Тоже мне, хронофизик! Тот Аркадий натуральный, а я какой? Из пробирки, что ли, вылез? Думать надо, товарищи Стружковы. Причем - головой! Если умеете, конечно. Борис равнодушно оглядел его с головы до ног и отвернулся. - Может, ты и натуральный, кто тебя знает, - нарочито лениво проговорил он. - Я к тому говорю, что подозрительный ты какой-то. Вид у тебя не тот... не наш вид! - Ну, знаешь, чья бы корова мычала! - возмутился Аркадий. - Да ты же меня за своего принимал, пока тебя твой двойник носом не ткнул в эти кожаные отвороты! Действительно, угораздило меня в таком наряде... Ну ладно! Борис чуточку смутился. - Это верно, не сразу я тебя раскусил, - сознался он. - Так ведь почему? Просто я посмотреть на тебя не успел! В лаборатории ты был считанные секунды. Что ты опоздал, так мой Аркадий тоже что-то повадился опаздывать. И пиджак этот я не разглядел... А все-таки повезло тебе, что ты никого не встретил по пути! И потом... слушай, как ты вообще решился лезть в институт? А если б ты на моего, на "здешнего", Аркадия напоролся, тогда что? Еще на проходной подняли бы такой скандал - страшно подумать! - Ну-ну, - снисходительно сказал Аркадий. - Блага современной цивилизации неисчислимы, и среди них не последнее место занимает телефонная связь. Не помните ли вы, товарищ Стружков, как в вашу лабораторию сегодня утром позвонил индивидуум, страдающий острым катаром верхних дыхательных путей, и спросил Аркадия Левицкого? Я сразу вспомнил утренний звонок в квартиру Аркадия. Хриплый, простуженный голос... Ах, ловкач Аркашенька! Но я решил пока не говорить Борису о своей сегодняшней ночевке. - Авантюрист! - пробурчал уязвленный Борис. - Действительно, хрипел и гнусавил ты довольно доходчиво. - Вот так-то, молодые люди! - наставительно сказал Аркадий. - Получая информацию, стремись ее использовать. А роковые отвороты я временно нейтрализовал вот таким образом: распахиваем пошире пиджак, заворачиваем полы назад... И он продемонстрировал нам, как это делается. Выглядело это довольно странно - не то ему жарко, не то он драться собирается, - но отворотов действительно не было видно. Борис, однако, не сдался. - Вот и это тоже... - вяло и брезгливо протянул он, выслушав объяснения Аркадия. - Уж очень ты какой-то несолидный! Эти дешевые розыгрыши по телефону, эти пробеги по институту в пиджаке навыворот... Все это, знаешь, выглядит как-то так... - То есть позволь! - ошеломленно запротестовал Аркадий. - А что же мне было делать, по-твоему? - Не знаю, не знаю... - отмахнулся Борис. - Например, не носить такого пижонского пиджака. Ты же ученый, а не... - Да ты что! - Аркадий уставился на него с возмущением. - Это у вас таких костюмов не носят, а у нас... - Не знаю, не знаю... - лениво повторил Борис. - Но пари держу, и у вас не все их носят. - Не все, не все, успокойся, у нас униформы вообще нет! - сердито сказал Аркадий. - Ну вот видишь, - невозмутимо продолжал Борис. - Это пижонство... все одно к одному. И нервный ты чересчур. Глаза бегают, руки трясутся. Подозрительно мне все это, ох, подозрительно... У Аркадия в самом деле начали трястись руки - от злости. Я решил прекратить розыгрыш. - Ты вот что, - обратился я к Борису-76, - ты обо мне доскажи! - Что ж о тебе? - сказал он уже совсем другим тоном. - С тобой, наоборот, все ясно и надежно. Ты для меня с самого начала был вне подозрений. Нормальный, честный, добропорядочный товарищ, который путешествует во времени, строго соблюдая его законы. Да у тебя все это на лице написано... Открытое такое у тебя лицо, как книга, - все прочесть можно... - Открытое оно у него, как же! - ядовито прошипел Аркадий. - Книга! Целая библиотека у него, а не лицо, романы из него штабелями можно брать, в очередь на них записываться! - Злобствуешь, Аркашенька? - с кроткой укоризной сказал я. - Не понравилось тебе, значит, что посторонний человек правду обо мне сказал? У Аркадия побелел кончик носа, и уши тоже побелели, - значит, он всерьез разозлился. - Тоже мне правда! - буркнул он. - Хвалят сами себя, соловьями разливаются, а о деле толком высказаться не умеют. Смотреть противно. - Не плачь, дитя, не плачь напрасно, - примирительно заговорил Борис-76. - Натуральный ты, натуральный, чего уж там! Вон ты и злишься всерьез по пустякам, совсем как мой Аркадий... И, между прочим, моего Аркадия тоже с неудержимой силой тянет к хронопутешествиям, да бодливой корове бог рог не дает. Он после этой конференции до хрипоты орал, что мы должны немедленно и целиком переключиться на опыты с человеком. Ну, на ближайшем семинаре Витька Самойленко доложил прикидочные расчеты - жуть, мрак и ничего не видно. Все, конечно, остыли. Аркадий, правда, сказал, что за такие расчеты убивать надо... - И правильно сказал, - убежденно отозвался Аркадий. - Витька - дуб, разве он может... - Витька, безусловно, не гигант, - согласился Борис. - Но я все это к тому, что за время дискуссии я как-то привык к идее встречи с самим собой. Даже обидно становилось иной раз: ну что ж это, думаю, ни один Стружков Б.Н. ко мне не заглянет хоть на часок. Посидели бы, поговорили, он бы рассказал, как там у них завтра-послезавтра... - Почему именно завтра? - спросил я. - Ну, а как же? Ведь самого себя встретить можно, я так понимаю, только если отправишься в прошлое, где ты уже есть. А если ты в будущее перескочишь, так ведь тебя там еще нет, верно? Откуда же тогда двойник? - Постой-постой... - сказал я. - Вот я, например, прибыл сюда из прошлого, из 1974 года, а не из будущего... - Как раз это меня и сбивает с толку! - признался Борис. - Я рассуждаю по-простецки. Вот, допустим, твоя мировая линия. - Все тем же многострадальным прутиком он провел длинную ровную черту на песке. - Тут ты, а тут я. Я - это твое продолжение, тот же самый ты, только в следующий момент времени. Если я двинусь назад, я тебя непременно встречу, поскольку ты, то есть я сам, уже был раньше. Но если ты сделаешь скачок вперед во времени, обгоняя его естественный ход, то всех следующих Борисов ты как бы вместе с собой заберешь. Они из тебя еще только должны возникать, а ты в хронокамере сидишь... Сидишь ты, значит, и мгновенно превращаешься в следующего Бориса, в послеследующего, и так далее, пока в меня не превратишься. Значит, это я должен теперь выйти из камеры. Тогда снаружи меня быть не может. - Он прав, - серьезно сказал Аркадий. - Если ты делаешь скачок назад, то там твоя линия уже существует, а если вперед, то она еще только возникнуть должна. В этом случае ты свою предстоящую мировую линию забираешь с собой в камеру, там она и продолжается. И в мире, который ты оставил, тебя уже нет: твоя мировая линия там оборвалась в тот момент, когда ты вошел в хронокамеру. А когда ты выйдешь из хронокамеры - уже в будущем, - с этого момента снова возникнет твоя мировая линия. - Ну, с этим я согласен, - сказал я. - Но Борька не принимает в расчет одной вещи - петли... - Я как раз хотел ему об этом сказать, - подхватил Аркадий. - Ты представь, Борис, что сначала ты назад подался. Так? И встретил там себя. У твоего двойника есть продолжение - следующий Стружков, как ты выражаешься, послеследующий и прочие. И у тебя есть, ведь так? Борис-76 задумался. - Ты хочешь сказать, что с этого момента идут уже две мировых линии Стружковых? - Вот именно, две. Идут они параллельно, мирно сосуществуют до поры до времени. - Аркадий быстро вычертил прутиком другую схему рядом с чертежом Бориса. - Вот смотри: Б-2... это ты, Борис-второй... возвращается в прошлое к Б-1, к этому вот типу, что глаза на меня таращит. - Он ткнул прутиком в мою сторону, хотя я вовсе не таращил глаза: я же сам недавно рисовал такие картинки. - И начинаются две линии: у Б-2 - своя, у Б-1 - своя. Как ты думаешь, если Б-1 достигнет того времени, когда он уже станет Б-2, должен он все повторять за ним или нет? Ну, лезть в хронокамеру, возвращаться в прошлое и так далее? - Нет, пожалуй, - задумчиво сказал Борис-76. - Зачем же ему все повторять? Вот если б к нему не являлся Б-2, Тогда конечно... Но он явился, и с тех пор все события пошли по иной линии, и Б-1 теперь, в сущности, совсем другой человек, значит, и история у него будет иная. Ты же сам показал, что обе линии отклонились от прежней, на которой Б-1 обязательно должен был когда-нибудь превратиться в Б-2. - Соображаешь, Стружков! - похвалил Аркадий. - А теперь смотри: беру я этого Б-2, который в прошлое заявился и немножечко побыл рядом с Б-1, беру я его и опять швыряю в будущее! Что теперь получится? - и он дорисовал схему. Борис глянул на чертеж и покрутил головой. - Понятно... - медленно сказал он. - Совсем вы меня заморочили, дубли несчастные! Я и сам бы все сообразил, если б вы тут не изощрялись... Конечно же, линия Б-1 как была, так и идет себе в будущее. То есть он все эти два года нормально работает, ест, спит, в кино ходит... - Женится... - многозначительно вставил Аркадий. А ведь в самом деле - женится... Аркадий и это успел выяснить или просто крючок закидывает? Мне стало как-то совсем уж неуютно. Все остальное - ладно, как-то утрясется... но вот Нина! Борис-76, по-видимому, даже не заметил ничего, слишком увлекся рассуждениями. - ...Женится, - машинально повторил он, - и так далее... Словом, идет нормальным шагом по своей дороге. А этот стрекозел Б-1, - он покосился на меня, - нахально прыгает над его головой, одним скачком перемахивает через два года и начинает морочить голову бедному, хорошему, добропорядочному Б-2! Понятно... При таком обороте дел можно встретиться с собой и в будущем, ты прав, Аркадий. - Я-то прав... - задумчиво отозвался Аркадий. - Сам знаю, что я прав. Но это вообще. А вот в частности, в данном конкретном случае? Тут ведь есть такая закавыка! Если встретиться с собой в будущем можно только при условии, что сначала смотаешься хоть на полчасика в прошлое, то каким же образом этот тип, - он слегка повел головой в мою сторону, - ну, словом, как он мог оказаться здесь перед тобой? - А ты? - возразил Борис. - Ты ведь тоже вроде бы дубль? Или ты из будущего? - Нет, я-то как раз по закону все сделал! - гордо заявил Аркадий. - Все честь честью: сначала махнул в прошлое, а потом уже в будущее двинулся, как на чертежике изображено... Ты только не думай, - вдруг заторопился он, - это я не ради встречи с самим собой... у меня совсем другие планы были. С собой я, наоборот, вовсе не хотел встречаться... - Он вдруг осекся и замолчал. Я больше не мог вытерпеть - слишком стремительно и неотвратимо надвигалась на меня истина. - Аркадий, - хрипло спросил я, - значит, ты... это ты приходил к самому себе двадцатого мая?! - Ну да! - криво улыбнувшись, сказал Аркадий. - А ты только теперь догадался? Борис ошеломленно глядел то на меня, то на Аркадия, тщетно силясь понять, о чем мы говорим. - Зачем? - еле выговорил я. - Ты приходил... зачем? Аркадий молчал, вплотную сдвинув брови и прищурившись. Это означало, что он недоволен собой, но не хочет признаваться в этом, а потому злится. Я поймал его взгляд - сердитый, настороженный и в то же время какой-то растерянный... Ну, так и есть! Мне теперь, собственно, все уже было ясно, но как-то не хотелось верить. Пускай он сам скажет. Я просто не смогу _этого_ сказать... духу не хватит. - Так зачем же? - снова спросил я. Борис-76, конечно, почуял что-то неладное. - Я... не понимаю... - сказал он, тревожно поглядывая на нас обоих. - К кому ты приходил, Аркадий? То есть когда? Аркадий неопределенно хмыкнул и отвернулся. Я решил выступить для затравки. - Понимаешь, Борис, - я говорил медленно, с запинками, с паузами, - дело это очень сложное... очень! Побывал Аркадий у нас в институте... ну, в том времени, откуда я прибыл... А утром, на следующий день... как это тебе объяснить, даже не знаю... Я снова запнулся и замолчал. Аркадий наконец не выдержал: - Да чего ты мямлишь! Утром на следующий день в этом самом институте обнаружили труп Аркадия Левицкого... - К-какого Аркадия Левицкого? - спросил потрясенный Борис-76. - Того самого! - со злостью сказал Аркадий. - Все того же! Который с тобой сейчас говорит. Который с тобой в институте работает. Натуральный труп натурального Левицкого, понял? - Он помолчал и добавил, криво улыбаясь: - И на этом основании твой натуральный двойник, кажется, думает, что я убийца! - Он в упор посмотрел на меня, я отвел глаза. - Ну, думай, думай на здоровье, я тебе не мешаю! Он раздраженно пожал плечами и отвернулся. - Но ведь, Аркадий... - заговорил Борис-76, откашливаясь, чтобы скрыть дрожь в голосе. - Но ведь ты не умер? И мой Аркадий тоже? Так что же получается? Какой труп нашли, почему? - Он растерянно посмотрел на меня. - Борька, чего же ты молчишь?! Вы что, разыгрываете меня или... Не мог же он сам себя убить! Скажи ему, что он чушь порет, что ты вовсе этого не думаешь! Аркадий глядел на него, невесело улыбаясь. - Чудак ты, Борька! - сказал он неожиданно мягким тоном. - С ума сойти, какой ты чудак! Ну чего ты прячешь голову в песок, словно страус? Разве дело в том, обиделся я на твоего тезку и дубля или не обиделся? Совсем не в этом дело... Тут Аркадий помолчал немного, а потом, глядя прямо перед собой, очень медленно и спокойно выговорил: - Я ведь действительно убил Аркадия Левицкого! ЛИНЬКОВ ОПЯТЬ НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЕТ Линьков смотрел на Бориса и никак не мог разобраться в своих чувствах: то ли огорчает его эта встреча, то ли радует. "Пожалуй, больше радует, чем огорчает, - решил он. - Что рановато чуточку мы встретились, это пережить можно, как-нибудь разберемся. А вот то, что Борис Стружков все же вернулся, - это замечательно! Как ему удалось вернуться и чего мы не поняли, не учли, не смогли предусмотреть - это потом. А сейчас - вот он, живой-здоровый Борис Стружков, вернулся из прогулки во времени, и стоять с ним рядом - это уже само по себе переживание!" Изобретатель машины времени и первопроходец хроноса выглядел довольно-таки невесело, это Линьков сразу отметил. Лицо у него было серое, осунувшееся, глаза воспаленные, и держался он как-то скованно, будто не знал, на что решиться и куда идти. - А, здравствуйте... - тоже скованно и неловко пробормотал Линьков. - Вы, значит, пришли? Стружков будто и не заметил нелепости этого вопроса. Он мотнул головой, словно отгоняя какие-то свои мысли, и медленно, нехотя проговорил: - Да... пришел вот. А вы... вы со мной хотите говорить? Линьков удивленно посмотрел на него. - Нет. Я, собственно, к Шелесту. Но с вами мне, конечно, поговорить хочется! Я вам домой только что звонил, кстати. - Звонили? Мне? Ах да... - Борис хмурился, словно стараясь что-то сообразить. - Погодите, я что-то не пойму... Почему же вы звонили? - Как, то есть, почему? - изумился Линьков. - Вы записку оставили... ну, насчет перехода, а потом не являетесь... - Не понимаю... Как это: потом не являюсь? - растерянно сказал Борис. - А куда делась записка... и журнал с расчетами? - Шелест забрал, - объяснил Линьков, с недоумением глядя на него. - Вас же не было утром, мы забеспокоились, пошли в лабораторию... - Ах, ну да... Значит, Шелест знает. И вы... А еще кто? - Не знаю. Шелест, по-моему, созывает небольшое совещание по этому поводу. Он Чернышева при мне вызывал и еще кого-то. Но пока у него ученый совет заседает. Кстати, надо его известить, что вы здесь, а то он вас ждет не дождется... - И опять не понимаю, - тоскливо проговорил Борис. - Как это он может меня ждать? И вы тоже, говорите, звонили, искали... Ах, ну да! Вахтер сказал, наверное? И вы догадались? Неужели можно было догадаться... - С вахтером я потом поговорил. Сначала Шелест подсчитал по расходу энергии, что камера не только ушла в прошлое, но и вернулась назад с полной нагрузкой... примерно соответствующей вашему весу. - Понятно... - протянул Стружков. - А вы, значит, в хронофизике ориентируетесь? - Пришлось отчасти разобраться, - суховато ответил Линьков, слегка обидевшись. - И ваши лекции не пропали даром... - Мои лекции? - искренне удивился Борис. - Я никогда лекций не читал! Ах да, вы, наверное, имеете в виду разговоры... - Он осекся и замолчал. "Да что ж это с ним? - недоумевал Линьков. - Может, переход так подействовал? Все-то он перезабыл". - Не кажется ли вам, - светским тоном сказал Линьков вслух, - что вести разговор в коридоре несколько неудобно? Почему бы нам не посидеть в вашей лаборатории? Ведь у вас есть ключ? Борис явно не пришел в восторг от этого предложения. - Мне бы надо к Шелесту... а потом... - неохотно проговорил он. - Так ведь Шелест сейчас занят, - возразил Линьков. - Я звонил секретарше, она сказала, что ученый совет все еще заседает, какое-то у них там каверзное дело. - Каверзное дело? А, это, наверное, они с Туркиным возятся... - задумчиво отозвался Борис. - Ну ладно... только действительно сообщить надо Шелесту... - Я сейчас же из лаборатории позвоню! - заверил Линьков. В лаборатории окно было распахнуто, ветер шелестел бумагами на столе и в выдвинутом ящике. - Это я тут хозяйничал... - смущенно пояснил Борис. "Интересно, почему он сначала сюда кинулся, а потом только к Шелесту собрался? - раздумывал Линьков. - Про записку спрашивал... Что ж он, только теперь сообразил, что ее лучше бы ликвидировать?" - У меня к вам целая куча вопросов накопилась, - сказал он, положив трубку после разговора с секретаршей Шелеста. - Можно, я по порядку? - Пожалуйста, - досадливо морщась, сказал Борис. - Только я вряд ли смогу... Вообще-то лучше бы мне с Шелестом сначала объясниться. Вам трудно будет понять... - А я все же постараюсь, - невозмутимо возразил Линьков. - Да и вопросы будут не такие уж сложные. Значит, вопрос первый: что вы сказали Берестовой по поводу того, что она видела вас в окне лаборатории вечером двадцатого мая? - Что же я мог сказать? - смущенно проговорил Борис. - Я... ну, я ведь там действительно был... Линьков даже растерялся - очень уж легко и просто Борис признался, что лгал все эти дни, лгал изощренно, артистически... Потом ему стало жарко от злости. - Выходит, что о смерти Левицкого вы знали еще двадцатого мая? - жестко спросил он. - Ну... можно сказать, что двадцатого... - подумав, ответил Стружков. - И знали, почему он... умер? - Да... знал... Поэтому я и... - Он осекся и замолчал. Линьков ошеломленно уставился на него. Да что ж это, Стружков теперь во всем сознается, и без особого смущения, словно это был дружеский розыгрыш! С ума он сошел, что ли? - Тогда уж давайте по порядку, - мрачно предложил он, протирая очки. - Как вы попали в лабораторию? Неужели через проходную? К его удивлению, Борис вяло улыбнулся, словно услышал не очень удачную шутку. - Нет, через проходную мне было бы трудновато, - с оттенком юмора сказал он. - Я прямо сюда, в лабораторию... - Как это: прямо в лабораторию? - удивился Линьков. Борис посмотрел на него тоже с удивлением. - Да вот... - Он кивнул на хронокамеру. - Как же еще? Линьков совершенно сбился с толку. Не зная, как дальше вести разговор, он уцепился за хронофизические проблемы: - Но ведь если вы путешествовали в прошлое, вы не могли вернуться назад! То есть если вы там выходили из хронокамеры. А вы, я знаю, выходили! - Выходить-то я выходил, - сказал Борис, - но тут есть одна закавыка... боюсь, что вы не поймете, это уже тонкости... Лучше бы я сразу Шелесту доложил, и вы бы заодно послушали... - Воля ваша, - сдержанно сказал Линьков, уязвленный этим упорным пренебрежением к его способностям в области хронофизики. - Но Шелест вам тоже вряд ли поверит. Всего час назад он втолковывал мне элементарную хронофизическую истину, что раз вы вернулись, значит, из камеры не выходили и никаких действий в прошлом не совершали. - Что касается действий, - медленно проговорил Борис, - то действий я, пожалуй, никаких особых не совершал... Мне кажется, я и не должен был отклонить мировую линию... Хотя... ах я дурень! Ну конечно... У Линькова в голове какая-то неприятная пустота образовалась от всей этой путаницы, от этих нелепых ответов, совершенно между собой не согласующихся. О каком двадцатом мая, собственно, говорит Борис? Ведь если он попал туда через хронокамеру, то речь идет уже не о том "нормальном" двадцатом мая, с которого начинается в здешнем мире дело Левицкого, а о возвращении в прошлое. А это совсем другое дело! Но как же тогда могли его видеть Нина и Чернышев? Видели раньше, чем он там побывал? Опять нарушение причинности! Линьков рассердился и решил взять быка за рога. - Вот что, - сухо сказал он. - Расскажите, пожалуйста, что конкретно вы делали вечером двадцатого мая? Борис вздохнул и досадливо поморщился. - Н-ну... что... - Он запинался на каждом слове. - Увидел Аркадия... на диване... Хотел вызвать "скорую помощь"... - Почему же не вызвали? - Телефон, понимаете, не работал! - растерянно сказал Борис. - Я побежал в зал хронокамер... - Лаборатория Чернышева ближе, чем зал, - заметил Линьков. - Я... я не знал, что Чернышев еще здесь - пробормотал Борис. - Вернее, не сообразил... растерялся! - Ну хорошо, побежали вы в зал, - скептически сказал Линьков, - и что же дальше? - А там телефон тоже не работал! - криво усмехаясь, ответил Борис. - Представляете мое положение? Я совсем растерялся! - Так растерялись, что на все махнули рукой? - с нескрываемой уже насмешкой спросил Линьков. Его злила эта бездарная, нелепая ложь. Злила и очень удивляла. Три дня Борис Стружков лгал виртуозно, ни на секунду не вышел из роли, а теперь не может сочинить хотя бы относительно правдоподобную версию, путается, противоречит себе самому. Но Бориса возмутила эта насмешка, и он заговорил без прежней вялости. - То есть как это: махнул рукой?! - почти крикнул он. - Да вы что! Я затем, что ли, в прошлое лез? Я обратно побежал, в лабораторию. Мне вдруг страшно стало, что, пока я бегаю, Аркадий умрет... Он ведь совсем как мертвый был! - упавшим голосом сказал Борис. - Я пульс никак не мог нащупать и дыхания не слышал... И вот тут я голову совсем потерял! Сначала решил в проходную бежать. Потом в окно высунулся: думал, может, кто пройдет по улице, я закричу, - мне уже все равно было, пускай меня видят, пускай что угодно! Но никого не было... - А Нина? - невольно спросил Линьков. - Нину я не видел... может, она раньше проходила, еще до того, как я бегал вниз. Ну, в общем, я начал бестолково метаться из угла в угол. Стыд и позор, конечно, что я так растерялся. Но, понимаете, я рассчитывал, что попаду туда часов в шесть-семь вечера, а почему-то меня перебросило так поздно, почти в одиннадцать... и Аркадий уже умирал! Я к этому не подготовился как-то... и потом, телефоны эти проклятые, ведь надо же! - Действительно... - отозвался Линьков, уже без насмешки. Он не знал, что и думать: рассказ Бориса звучал теперь гораздо более правдоподобно. "Э, за счет интонаций! - вдруг обозлившись, решил он. - Опять он в роль вошел, вот и все. А сочиняет по-прежнему чушь. Взрослый парень, и знал ведь все это заранее, с чего бы он так уж растерялся?" - Ну вот... И я даже понять не могу, чего меня туда понесло! - уныло сказал Борис. - Куда это? - изумленно осведомился Линьков. - Да вот! - Борис с ожесточением махнул рукой в сторону хронокамеры. - Понимаете, я туда случайно глянул и вижу: стоит там подставка, здоровенная такая! А я твердо знаю, что никакой подставки у меня в камере не было! И я вот так, ничего толком не сообразив, сунулся туда... Мне бы, дураку, подумать хоть минуточку, но где там! Совсем я был не в себе. Ну, мне, конечно, и в голову не пришло, что она на автоматику включена... Я только здесь понял, в чем дело. В общем, сунулся я туда - меня и швырнуло... - Почему же вы обратно не отправились? - поинтересовался Линьков. - Я... ну, просто я никак не мог разобраться, что произошло. Я не мог понять, почему меня швырнуло и куда я попал... - Как же это? - удивился Линьков. - Ведь записка тут на столе лежала и расчеты... - Ну да, вот записка... Но я все равно не сразу понял... - А теперь вы уже понимаете? Разобрались во всем? - В основном, пожалуй, да... С Ниной поговорил... Понял, какая путаница получилась... по моей вине... - Берестова, очевидно, с утра была с вами? - Да, я ее у дома подстерег. Мы долго разговаривали. Потом на телефонную станцию ходили... - Зачем? - удивился Линьков. - Да телефоны эти проклятые, - сказал Борис, - покою они мне не давали. Почему они все не работали, будто сговорились! - Да, довольно странно, - согласился Линьков. - Вот и Нина не могла поверить. Да оно и понятно. А вот, представляете, оказалось, что двадцатого мая с двадцати двух до двадцати четырех часов кабеле ремонтировали как раз в нашем районе. И отключили на два часа весь участок... "Это уж он вряд ли сочиняет, - подумал Линьков, - это проверить можно, он же понимает. Но если не врет, что же тогда все это означает?" - Ну ладно. - Линьков тяжело вздохнул. - Позвоню-ка я Шелесту, а то вдруг Тамара забыла передать... Да! Один только вопрос еще: вы, когда были там, записку Левицкого не видали? Борис внезапно покраснел как рак и жалобно сказал: - Ну я же говорил вам, что у меня полное помрачение было! Впрочем, на этот счет у меня даже имелись кое-какие соображения. Я как представил себе, что приедет "скорая помощь" и начнут все записку эту читать... Ну, а потом я попал в хронокамеру и меня швырнуло... Ну, идиотизм получился ужасающий! - То есть... - ошеломленно спросил Линьков, не веря своим ушам, - вы хотите сказать, что взяли записку?! Борис тоскливо посмотрел на него и сунул руку во внутренний карман. - То-то и беда, - сказал он, протягивая Линькову листок. - Именно вот, взял я записку... И наделал же я дел! В эту минуту задребезжал телефон. 12 Борис-76 весь позеленел, когда Аркадий это сказал. Я и сам, наверно, выглядел немногим лучше. Такое услышать, даже если ждешь... - Т-ты что, Аркадий?! - запинаясь, выговорил Борис. - Как это: действительно убил?! Ты что?! - "Ты что, ты что"! - вдруг заорал Аркадий. - Реакции на уровне коммунальной кухни! Ученые вы или кто, в конце-то концов?! Он чуть не раздавил сигарету, пока закуривал, - руки у него тряслись. - При чем здесь... ученые мы или... - совсем растерявшись, пробормотал Борис. - А вот при том! - чуточку спокойней ответил Аркадий. - Думать надо, понимать надо! - Но я вот именно не понимаю... - уныло сказал Борис. - Ну, то есть совершенно ничего не понимаю! Ты не умер... мой Аркадий тоже... - А пес его знает, твоего Аркадия, почему он не умер! - Усмешка Аркадия походила на гримасу боли. - Во всяком случае, не моя тут заслуга. Это небось Борькины фокусы. - Он покосился на меня. - Я уж его спрашивал, но он увиливает. - Борька, хватит! - сурово сказал мне Борис-76. - Что ж нам, до ночи тут сидеть, пока ты соберешься с духом? Давай выкладывай карты на стол! Я вздохнул: говорить мне было трудно даже после того, как Аркадий сам сказал. - Ну, значит, так. Аркадий... не этот, а мой Аркадий вечером двадцатого мая глотнул смертельную дозу снотворного... Отравился! Сам! Я никак в это поверить не мог! Но потом я увидел эти проклятые пачечки у него на столе... - Ты... увидел?! - изумился Аркадий. - Когда?! Не мог ты видеть, не ври! Я молча улыбнулся, и это взбесило Бориса-76. - Интересно, чему ты радуешься? - свирепо спросил он. - Увидел и что же ты подумал? Что у Аркадия новое хобби - коллекционирование снотворных? - Ничего я не подумал, - деланно-равнодушным тоном сказал я. - Просто взял все эти пачечки и сунул себе в карман. - Сунул себе в карман? Совсем ты меня, Борька, запутал! - Аркадий со вздохом откинулся на спинку скамейки. - Снотворное ты, оказывается, забрал, значит, тот Аркадий не умер. Кто же тогда умер, спрашивается? Может, я?! - Подумай, подумай! - ехидно сказал я. - Ты же у нас гений, ты и без подсказки сообразишь, умер ты или не умер. - Ну, я уж совсем ничего не понимаю! - заявил Борис-76. - Когда и где ты забрал таблетки? И если ты их забрал, то каким образом Аркадий отравился? - Да вовсе он не отравился! - устало ответил я. - Ты же сам говоришь, что он с тобой работает! Только где он все же, этот неудавшийся покойник? - Эт-то и меня интересует! - с расстановкой сказал Аркадий. - Очень даже интересует. Еще с вечера. Пробовал я звонить к нему... - он искоса глянул на меня, потом обернулся к Борису-76, - ну, в лаборатории на тебя напоролся... А вчера вечером ты его видел? - Нет... Звонил я ему часов в семь, но никто не подошел к телефону. - В семь! - с явным разочарованием протянул Аркадий. - В семь - это не то... - А чего ты? - удивился Борис. - Мой-то Аркадий никуда не денется, у нас по времени пока не научились прыгать. Вы, ребята, лучше объясните мне как следует, что это за история со снотворным и почему ты, Аркадий, говоришь, что убил... Аркадия? - На словах это не объяснишь, ты только хуже запутаешься, - сказал я. - Давай я тебе все нарисую. Аркадию я уже рисовал картинки, до твоего прихода. Только он, я вижу, ни черта не понял, хоть и представлялся, что понимает. - Кое-что, положим, я понял, - возразил Аркадий. - Но, конечно, не все. Главное - эта ваша встреча! Мы ведь тут пришли к выводу, что если хочешь встретиться с самим собой в будущем, то нужно раньше побывать в прошлом. Так? Вот я и не понимаю! Ну да, картинки ты мне рисовал, но я, признаться, решил, что ты все это теоретически вывел и кое-что присочинил, чтобы меня ошарашить. А ты, значит, всерьез это насчет своего скачка в прошлое? Ну, не знаю... Может, я чего-то не учел? Как же ты мог передвинуться в прошлое? Откуда у тебя взялась хронокамера? - Вообще-то хронокамеры, если ты помнишь, в 1974 году уже существовали, - кротко заметил я. - Ну ты же понимаешь, о чем я говорю! - нетерпеливо бросил Аркадий. - Погоди... - сказал Борис. - Я опять не понимаю! Почему ты говоришь только о прошлом? А в будущее в чем он мог двигаться, если не было хронокамеры? То есть хронокамеры, пригодной для переброски человека. Впрочем, дело вообще не столько в хронокамере, сколько в том, чтобы рассчитать поле... однородное поле. Но ведь и тебе это было нужно! Аркадий прямо сиял от гордости. Наконец-то мы сообразили, что он сделал, - он и никто другой! - Да, вот именно, - сказал он, стыдливо потупившись. - Я... видишь ли... ну, рассчитал я такое поле! Он посмотрел, какое это произведет на нас впечатление. Вот ведь характер! Ну, сделал ты дело, и отлично, и радуйся про себя. И подожди, пока люди сами оценят, что ты сделал. Так нет, разве у Аркаши хватит терпения ждать? Он уж поможет людям побыстрее все оценить, без волокиты! - То есть ты понимаешь, что это значит? - удивленно и чуточку обиженно спросил он Бориса-76. - Я рассчитал поле, которое позволяет человеку перемещаться во времени. На любые дистанции, в прошлое или в будущее. Ну конечно, только туда, где существуют хронокамеры. - Как не понять! - сказал Борис. - Просто я не удивляюсь этому: ты ведь у нас гений, ты еще и не то можешь! Аркадий подозрительно покосился на него, но промолчал. - Так что же дальше? - спросил Борис. - Нашел ты, значит, это поле и, как я понимаю, решил, что теперь самое время прогуляться? - Ну да... - уже неохотно сказал Аркадий. - Отправился я в прошлое. Потом еще раз. Встретился с самим собой. Потом снова встретился - как раз двадцатого мая, вечером... - Ты... издалека? - спросил Борис. - Из этого же года, из семьдесят шестого. Только, разумеется, из другого мира, не вашего. - Понятно, понятно... Из того мира, каким он был до твоих путешествий! Потом ты свалился на голову ему и прочим, - Борис кивнул в мою сторону, - накуролесил там со своим двойником, и в результате мир стал такой, каким его знаю я... Но все равно ты мне не объяснил, почему тебя не удивляет Борькино передвижение в будущее. - А потому, что он, как я понимаю, в будущее кинулся вслед за мной, - объяснил Аркадий. - В моей хронокамере! Он с такой гордостью сказал "в моей", словно эта хронокамера была его родовым поместьем. - А ты чего молчишь? - накинулся на меня Борис. - Он правильно объясняет? - Объясняет он, в общем, правильно, только не все знает, - ответил я. - Это верно, что сюда я ввалился случайно, и в его хронокамере, - я ведь рассказывал, как это было. Но в двадцатое мая 1974 года я прибыл намеренно. И в своей хронокамере. Я Аркашеньке это все рисовал, но он, по-моему, просто не может поверить, что кто-то еще, кроме него, способен рассчитать поле... Ты же знаешь Аркашеньку, от скромности он не умрет! - Я не отрицаю... в принципе! - с достоинством произнес Аркадий. - Я всегда был о тебе очень высокого мнения, Борис, ты же знаешь... Ну, и потом ты ведь работал со мной, это тоже кое-что значит! Но не надо преувеличивать... да! Не стоит, знаешь ли, преувеличивать... - Это в каком же смысле - преувеличивать? - поинтересовался я. - В этом самом. Говоришь, что я от скромности не умру, а сам-то? "Я да я, в своей камере прибыл, я уже два года назад все это рассчитал!" Не советую, знаешь ли... - Ну, а если все-таки? - спросил я, с любопытством глядя на Аркадия. - Если на минуточку допустить, что я и вправду взял да рассчитал поле, еще в 1974 году? То