дубовую дверь подвала. Сканер стреляет почти беззвучно, только характерный свист выдает тренированному слуху его выстрел да еще вибрация двери под его рукой. Однако этот вид излучения не способен проходить сквозь материальные преграды, и толщины двери оказалось вполне достаточно, чтобы полностью нейтрализовать выстрел. Сканер, установленный на половину мощности, не способен убить человека. Его волновое излучение лишь парализует жертву, но Глебу от этого было нисколько не легче. Слишком хорошо он понимал, что его ждет, если он попадет в лапы наемников Манфрейма, - сначала допрос под изощренной пыткой, затем... Затем они найдут способ заставить его добровольно расстаться с Книгой, а уж тогда... Нет, сейчас убивать его им нет никакого резона, ведь после этого Книга будет для них практически недоступна. Но сканер не может пробить каменные стены подвала, им придется применить что-нибудь помощнее, чтобы до него добраться, - и грохот взрыва у входной двери подтвердил его худшие опасения. Все-таки дверь задержала их на несколько секунд. Пока они с ней возились, он миновал поварскую и, дважды свернув по извилистому коридору, оказался в огромной кладовой, заваленной глыбами подтаявшего за лето льда. Продовольствия здесь больше не было, все дочиста вымела татарская осада. Это позволяло ему продвигаться достаточно быстро. Глеб побежал, легко ступая на носки и минуя одно за другим многочисленные помещения кладовки. Приобретенная в походе по подземельям Манфрейма способность видеть в темноте обострялась во время опасности, и сейчас, сосредоточившись, он мог легко представить себе весь путь впереди, со всеми поворотами и дверьми - даже каменные стены не были помехой для этого необычного зрения. Предметы представлялись ему бесцветными, но четкими и объемными. Новое зрение позволяло ориентироваться в полной темноте гораздо лучше, чем его противникам, использовавшим приборы ночного видения. Уверенные в своем преимуществе, они, очевидно, рассчитывали загнать его, как слепое животное, в какой-нибудь тупик и не зажигали света. Это с каждой выигранной минутой увеличивало шансы добраться до заветной коптильни, в печи которой он совсем недавно варил порох. Там оставалось в укромном месте целых два бочонка, он не знал еще, что будет делать с ними, если все-таки доберется до места, но постепенно у него в голове складывался определенный план. Теперь все зависело от удачи и от быстроты его передвижения в темном подвале. Однако на одном из поворотов кто-то из десантников сумел-таки выйти ему наперерез. Вынырнув из бокового коридора, пересекавшегося с тем, по которому бежал Глеб, десантник оказался сзади, и Глеб заметил его слишком поздно, когда сильные тренированные руки уже сомкнулись у него на шее в стальном захвате, прерывая дыхание. Противник был намного тяжелее Глеба, и это давало ему дополнительное преимущество в короткой яростной схватке. Резко нагнувшись вперед и одновременно падая на колени, Глеб сумел высвободить левую руку и вслепую послать в темноту за собой широкую полосу своего меча. Как всегда, он даже не почувствовал момента, когда меч вошел в живое тело, рассекая его легко, как бумагу. Короткий вскрик за спиной известил о том, что удар достиг цели. Руки на шее Глеба тотчас разжались, и он смог протолкнуть в свои измученные легкие порцию желанного воздуха. Откашлявшись, он всмотрелся в темноту за собой и увидел серые силуэты преследователей - они были слишком близко, гораздо ближе, чем он рассчитывал. Схватка задержала его, и теперь бежать дальше стало уже бесполезно. Вспыхнул ослепительный луч электрического прожектора и словно припечатал его к стене. До заветной двери оставалось еще метров пятьдесят. - Брось оружие и не двигайся. Этот спокойный хриплый голос не оставлял ни малейшей надежды, лазер тут же со звоном упал к ногам Глеба. Но оставался еще меч... Его они не будут опасаться, пока не поймут, что произошло с нападавшим десантником... - Меч тоже и не делай глупостей, наши сканеры установлены на полную мощность, и поверь, парень, мне надоело за тобой бегать. Если ты дашь хоть малейший повод нарушить приказ доставить тебя на базу живым, я с удовольствием это сделаю. Глеб не дал ему этого повода. Полный заряд сканера с такого расстояния вызывал необратимый паралич всех мышц. Меч последовал вслед за лазером. Как только перед ним вспыхнул этот слепящий диск белого света, Глеб сразу же потерял свою странную способность видеть сквозь стены. Теперь он не мог рассмотреть даже собственных рук. И в этот отчаянный момент в той стороне, где стояли его противники, дважды щелкнул пистолетный выстрел. Прожектор погас, и в последнем всплеске гаснущего света Глеб увидел, как падает на землю фигура того, кто держал в руках фонарь. Два пистолетных выстрела и два попадания. Глеб знал лишь одного человека, который с такой неподражаемой виртуозностью владел этим старинным видом оружия. 4 Вдвоем с Крушинским им удалось продержаться до того момента, когда тревога, поднятая стрельбой, вызвала ответную атаку княжеских стражников. В узком и тесном подземелье стрелы оказались не менее эффективны, чем лучевое оружие. Теперь они поменялись ролями со своими врагами. Зажатые с двух сторон десантники яростно оборонялись, стараясь пробиться к выходу и заботясь лишь о спасении собственных жизней. Глеб, орудуя попеременно то мечом, то захваченным в бою лазером, не чувствовал ни малейшей жалости к тем, чьи трупы устилали пол. Они охотились на него, как на зверя, подобравшись тайком ночью, и теперь несли заслуженную расплату. Чтобы дать возможность княжеским лучникам вести прицельную стрельбу с противоположной стороны подвала, он время от времени выпускал в потолок широкий лазерный луч. Раскалившись добела, камни после такого выстрела довольно долго светились, испуская мертвый, нереальный свет. Часть десантников, одетых в легкие защитные скафандры, оказались неуязвимы для стрел, но никакой скафандр не мог выдержать удар меча Глеба. Наверно, именно такое оружие древние называли мечом-кладенцом, который сам собой рубит врагов. Теснимая со всех сторон, неся большие потери, группа захвата в конце концов прорвалась к выходу сквозь ряды княжеских дружинников. Глеб не стал их преследовать. Теперь он чувствовал лишь опустошение и леденящую усталость, которая накатывала на него в последнее время после каждого рукопашного боя, если приходилось проливать чужую кровь. Была ли причина этого мертвящего, отупляющего состояния скрыта в мече? Вполне возможно, это оружие высасывало из него энергию как насос, и теперь он с огромным облегчением водворил меч обратно в ножны. Когда смолкли звуки последних выстрелов и клекот десантного вертолета, уносившего восвояси изрядно потрепанных рейнджеров, затих вдали, Крушинский, внимательно наблюдавший за Глебом, спросил, словно не замечая его состояния: - Как тебе удалось приучить к выстрелам княжескую дружину? Раньше они бросались врассыпную. - Мне пришлось изготовить порох, чтобы сдерживать татарскую конницу. - Не слишком ли ты рискуешь? Подобные вещи запрещены межпланетной конвенцией. Здесь только федеративных патрулей не хватало. - Наши враги настолько многочисленны и сильны, что патруль уже ничего не изменит в сложившейся расстановке сил. Для того чтобы удержать город, годятся любые средства. Если падет эта цитадель, вся российская цивилизация будет отброшена назад. - Этот мир навсегда отделился от нашего и не может влиять на историю России. - Никто этого толком не знает, да и потом, какое это имеет значение для нас? Мы живем здесь и наши потомки будут жить в нем, значит, мы ответственны за его будущее. - А не объяснить ли все это проще: любой ценой ты решил удержать город, в котором живет Бронислава, он ведь кажется тебе домом, не так ли? - В чем-то ты прав... Китеж стал для меня последним пристанищем. Если его уничтожат, на всей этой планете не останется ни одного уголка, где я мог бы преклонить голову. А Бронислава тут ни при чем, с ней все гораздо сложнее... Возможно, ее душа навсегда осталась в подземельях Манфрейма. - После пережитого шока вряд ли ее состояние может быть нормальным, тебе нужно набраться терпения. Но не знаю только, хватит ли его у тебя, ты сильно изменился за последнее время. - Вокруг рушится целый мир, все ценности, даже человеческая жизнь, обесценены до предела. Неудивительно, что, расставшись ненадолго, мы с трудом узнаем друг друга. Иногда мне кажется, время здесь идет значительно быстрее, чем на нашей Земле, и тогда я чувствую себя бесконечно старым... Да ладно, расскажи лучше, как ты узнал о нападении. - Это целая история. - Тогда пойдем ко мне, отдохнем после боя. Второй раз, по крайней мере, сегодня ночью, они сюда не заявятся, а с рассветом начнутся новые татарские атаки - времени у нас не так много. Стража в сенях почтительно расступилась, пропуская их во внутренние покои. - Я смотрю, ты здесь пользуешься уважением. - Я теперь воевода. Все княжеские войска подчинены непосредственно мне. - Вот даже как... Крепко ты врос в эту землю, и все же тебе придется покинуть Китеж. - С чего бы это? - Ты знаешь торговца антиквариатом, некоего Фруста, с Арометана? - Первый раз слышу. - А вот он тебя знает... По крайней мере, знает о тебе. Они прошли через весь терем на половину, в которой жил Глеб. Слуги зажгли в его светлице лампады, кровать была убрана, а на столе стояли подносы с фруктами и новые кувшины с хмельным медовым напитком. - Неплохо ты тут устроился, совсем неплохо! - А ты постой целый день на стене под татарскими стрелами, тогда поймешь, как важно иметь возможность расслабиться, если выпадает короткая минута отдыха. - Китеж тебе все равно не отстоять, несмотря на твою артиллерию, город обречен. Как только хан Гирей вылезет из болот и подойдет к Китежу, ты не продержишься и двух дней - у него есть стенобитные машины. А инструкторы Манфрейма уже просветили его насчет твоих пушек. - Откуда у тебя эти сведения? - Разведка с базы старается собирать информацию обо всем происходящем вокруг. - Ну и что же ты мне посоветуешь? Сдать город без боя? - Нет, есть более надежный путь. Бороться с причинами, а не со следствием, с теми, кто направляет татар. - Он замолчал и внимательным взглядом обвел комнату, затем достал блокнот и, написав в нем короткую записку, протянул ее Глебу. "Здесь нельзя разговаривать - нужен заземленный металл, еще лучше спуститься в подвал". Глеб пожал плечами, ему вовсе не хотелось возвращаться в помещение, пропахшее порохом и кровью, где только что шел бой. Однако он привык считаться с мнением Крушинского. Многочисленная княжеская стража, специально проинструктированная им на этот счет, не могла пропустить сюда базовских технарей для установки подслушивающих устройств. Тем не менее он отдал слугам необходимые распоряжения, и спустя полчаса они сидели глубоко под землей. Здесь пахло сыростью, плесенью и кислой брагой, однако в остальном княжеские слуги за полчаса сделали все возможное, чтобы это помещение напоминало жилую комнату. Здесь горели смолистые факелы, а от жаровни с углями шло живое тепло, стол мало отличался от того, что стоял в покоях Глеба. Впрочем, еда почти не интересовала Крушинского, и Глеб пожалел, что с ними нет Васлава, который каждое простое действие, будь то еда или битва, умел наполнять своей бьющей через край жизненной энергией. Крушинский долго молчал, задумчиво цедил из кубка хмельной медовый напиток и о чем-то сосредоточенно думал. Глеб не торопил его и не задавал вопросов, понимая, что, когда придет время, друг сам расскажет ему все. Наконец Крушинский поставил кубок на стол и, не сводя с Глеба внимательных глаз, сказал: - Больше всего меня поразило в рассказе Фруста то, что он знает о тебе многое такое, чего знать не должен. О том, например, что ты появился здесь из другого мира. Возможно, он имел в виду космический перелет, а возможно, знает даже о временных переходах между мирами. Фруст стал для меня полнейшей загадкой. Он существо весьма осторожное и хитрое, те сведения, которые мне удалось из него вытянуть, слагались буквально по крупицам, и у меня сложилось впечатление, что в какой-то степени свои знания о нас он получает из наших же разговоров. Причем для этого ему не нужна никакая техника. Он обладает особым видом телепатии, позволяющей при желании слышать нужный разговор на любом расстоянии. Вот почему мы сидим в этом подвале. - Но ученые базы ничего не знают о подобной телепатии. - Арометанская наука по сравнению с нашей ушла далеко вперед, к тому же Фруст не гуманоид и может обладать от рождения свойствами, о которых мы даже не подозреваем. Никто понятия не имеет, к какому виду живых существ он принадлежит. - Как это может быть, ты что, его не видел? - Его тело закрыто толстым слоем биопласта, и о том, что находится под ним, можно только догадываться. - Ну хорошо. Считай, ты меня убедил. Так что же ему нужно, этому Фрусту? - Книгу, Глеб. Книгу, которая обладает столь высокой ценностью, что некий иномирянин, обладающий неограниченными финансовыми возможностями, готов совершить ради нее космическое путешествие в десятки световых лет. Книгу, о которой я, между прочим, ничего не знаю, хотя мы друзья, и я был уверен, что от меня у тебя нет никаких значительных тайн. В его голосе Глеб уловил тщательно скрываемую обиду и ответил так, как только и мог ответить: - Есть тайны, которые нам не принадлежат и которыми мы сами распоряжаться не вправе. После этого они надолго замолчали. Глеб надеялся, что Крушинский поймет его правильно и не позволит несправедливой обиде заслонить все, что их связывало. - Хороший мед, - проговорил Крушинский, осторожно, словно он был стеклянный, устанавливая очередной опустошенный кубок на стол. - Знаешь, я ведь один раз решаю, стоит ли человек моего доверия, и если уж решил, что стоит, то не изменяю своего решения даже в том случае, если он начинает вести себя несколько странно. Тогда я пытаюсь предположить, что им движут весьма веские причины. - Глеб чувствовал в его голосе остатки обиды и счел за лучшее промолчать - ничего другого он все равно не мог сделать. - Фрусту настолько была нужна твоя Книга, что он предложил в обмен на нее открыть нам секрет манфреймовского бессмертия и способ проникнуть в его неприступный замок. Неплохая цена, как ты считаешь? - Это невозможно, Юрий, вещь, о которой ты говоришь, не имеет цены и к тому же мне не принадлежит. - Ну что же... Невозможно так невозможно. Будем ждать, пока Манфрейм доберется до нас первым. - Ты уверен, что Фруст действительно знает, как сделать то, о чем говорит? - У меня сложилось впечатление, будто он вообще знает все. Человеку, способному залезать в чужие мозги, не так уж сложно наладить торговлю чужими тайнами. Думаю, это основной источник его несметного богатства. Он практически закупил всю базу, и, возможно, даже сегодняшний визит рейнджеров был проведен по его прямым указаниям. Зачем-то ты ему очень нужен, Глеб. Очевидно, не слишком надеясь на результат нашей встречи, Фруст решил подстраховаться, а возможно, заранее предвидел результат. Одну могу сказать вполне определенно: полковник Коноплянников принимал его так, как не принимал начальника штаба флота. Фрусту разрешили даже использовать по своему усмотрению посадочную площадку базы. - А что он собой представляет как человек? - Как человек? - Ну хорошо, извини, как личность? - Мне трудно об этом судить. Что можно сказать о существе, с ног до головы упрятанном в биопластовую оболочку? Возможно, ему вреден наш воздух или не подходит температура этой планеты. А уж его психология - вообще тайна за семью печатями. - Или ему настолько необходимо скрыть от нас свою внешность, что он готов мириться с любыми неудобствами... - И это вполне возможно... Так что же мы, по-твоему, должны предпринять? - Я хочу с ним встретиться. - После сегодняшнего визита рейнджеров? По сути дела, он нанял для тебя убийц, и если ты с ним встретишься... - Нет, Юрий, он не собирался меня убивать - мертвый я ему не нужен, а вот захват - это другое дело... Встречу с ним надо организовать так, чтобы исключить возможность захвата. - Есть другой вариант: перехватить его корабль и уж потом разговаривать с позиции силы. - Я думаю, настоящего разговора тогда не получится - ты сам сказал, что у него достаточно средств, чтобы оплатить визит патрулей и даже федеральных крейсеров, а после их прибытия с позиции силы будет разговаривать он. - Похоже, в любом варианте мы окажемся в проигрыше. - Нет, не совсем так. У нас есть небольшое преимущество, о котором ему, похоже, ничего не известно. Ведь он не спрашивал тебя о мече? - Ему нужна Книга, а не меч! Глеб встал и из заплечных ножен достал оружие, с которым никогда не расставался. В темном подвале, в неярком свете факелов, меч заблестел так, словно был отлит из серебра. - У него есть одно свойство, о котором даже я узнал не сразу. Видишь этот камень на рукоятке? - Да, похоже на рубин, но только он очень тусклый и вряд ли представляет какую-то ценность. - В присутствии манфреймовских слуг камень начинает светиться. Это свойство, вложенное в него ненавистью Гидра, может оказаться для нас решающим во время встречи с Фрустом, по крайней мере, мы будем знать, в какой степени можно ему доверять, является ли он врагом Манфрейма или это всего лишь очередной хорошо замаскированный шпион. - Нет, Глеб... Здесь что-то гораздо более сложное и странное. Этот человек или не человек, не важно, так вот он мне показал золотую копию Змиуланового трона. Помнишь тридцатиметровую спираль, которая так тебя поразила, что ты не пожалел для нее хорошего удара своего меча? - Еще бы я его не помнил... Но если это так, значит, он посланец нашего старого подземного друга. - Или чего-то еще более древнего. Когда-то этот трон принадлежал совсем не Змиулану. - Если это так, то от встречи с ним нельзя отказываться ни в коем случае. В нашем положении мы не можем себе позволить риск потерять возможных могущественных союзников. - Ну хорошо, предположим, ты меня убедил. У тебя есть план, как организовать встречу, чтобы не попасть в ловушку? - Думаю, да. Если он настолько заинтересован в этом деле, как об этом говорит, то он согласится встретиться со мной и в Китеже, а здесь я уж сумею организовать все так, чтобы полностью исключить риск. - В осажденном городе? Как он сюда попадет? Не на десантном же вертолете! Фруст не пойдет на столь шумное оформление своего визита. - Пусть это его не тревожит. У нас есть связь с внешним миром. Наш отряд встретит его в условленном месте и проведет в город. - Ну хорошо... Я попробую с ним об этом поговорить. На самом деле Глеб еще не решил, стоит ли проводить в город постороннего человека, доверять которому пока что он не имел никаких оснований, через единственный оставшийся в городе канал связи с внешним миром. - Я слышал: в Китеже объявлено о твоей предстоящей свадьбе? - Это пока чистая формальность, князь вроде бы давал обещание выдать ее замуж за того, кто освободит княжну из плена, ну и не хочет терять лицо. - Ты тоже относишься к этому как к простой формальности? - Даже и не знаю, что тебе сказать... С ней происходит что-то недоброе, и это уже почти невозможно скрыть. Она меняется - меняется физически. - Ты хочешь сказать, она ждет ребенка? - Нет, произошло что-то гораздо более страшное, и я не могу понять, что именно. - А ты не пытался поговорить с ней? - Пытался и не раз. Она уходит от этого разговора. Она окружила себя целой толпой горничных, нянек, организовала из своей светлицы походный госпиталь. Мне кажется, она старается все время оставаться на людях, чтобы поменьше думать о накапливающихся в ней переменах... - С этим что-то надо делать, Глеб, может быть, организовать ей встречу с хорошим медиком? В нашем совете есть разные специалисты, и я мог бы... - Она не согласится. Я уже пытался ее уговорить. Похоже, она знает, что именно с ней происходит, и не хочет, чтобы об этом узнал кто-нибудь еще. Оба надолго замолчали. Глеб встал и подошел к жаровне. Угли в ней давно прогорели, толстый слой пепла скрывал еще таящийся где-то в глубине огонь. Неожиданно дрожащий от волнения голос слуги вывел его из глубокой задумчивости: - Воевода, Светлейший князь, очнись! Беда, великая беда случилась! - Ну, что там еще стряслось? - Там, у княжны, посмотри сам батюшка... Великая беда... Вдвоем с Крушинским, мешая друг другу, они бросились к лестнице, ведущей из подвала во двор, и через пару минут оказались в покоях княжны. Здесь все носило следы разгрома: поломанная мебель, разорванное белье, распахнутые настежь окна. Стая волков, обломавшая о них зубы, все же не ушла без добычи... - Где же вы все были! - в ярости закричал Глеб, обернувшись к дозорным, стоявшим на часах возле разгромленных покоев. - Тех, кто здесь стоял, когда это случилось, нет в живых. - Почему не доложили раньше? - Часовые у входа в подвал по твоему приказу, воевода, никого не пропускали внутрь, пока не разбудили самого князя. - Не понимаю, зачем им понадобилось ее похищать, - тихо проговорил Глеб, повернувшись к Крушинскому. - Это же не девка с подворья, что они будут делать, когда все откроется? - Решили хотя бы так компенсировать неудачу. Продадут Манфрейму... Он назначил за нее большую цену, на базе об этом знал каждый второй... - Зачем ему Бронислава после всего? Ведь она уже побывала в его замке... - Хотя бы для престижа. Непобедимого бессмертного Манфрейма вдруг лишили принадлежавшей ему женщины... 5 Вертолет шел на небольшой высоте, словно стремился укрыться среди верхушек сосен. Бронислава, умело связанная, с заклеенным пластырем ртом, валялась на заднем сиденье между двумя десантниками. Один из них развлекался тем, что гладил ей ноги, высоко задрав подол. Другой пытался расстегнуть пуговицы на сарафане, но ему мешали добраться до заветной цели плотно стягивавшие тело молодой женщины ремни. - Мы могли бы приземлиться ненадолго и развлечься с этой крошкой, прежде чем лететь в замок, - хрипловатым голосом проговорил тот, что расстегивал пуговицы. - Перебьешься, - ответил ему один из троих, сидящих рядом с пилотом. - Эта женщина принадлежит Манфрейму. Если ты не знаешь, что это значит, то могу напомнить. Реквизировавший у слуги Манфрейма лошадь сержант Каристон не прожил после этого и часа. К тому же сорок тысяч кредиток нам обещали за живую и невредимую женщину. Словно обжегшись, десантник поспешно отдернул руку от своей жертвы и, чтобы не впадать в дальнейший соблазн, привел ее одежду в порядок. Наконец этот мучительный полет закончился во дворе манфреймовского замка. Последнее, что увидела Бронислава, пока ее несли в носилках к черному входу, был десантник, остолбенело уставившийся на свою руку. Вся кисть у него почернела. Он поддерживал ее другой рукой и стонал от боли. Второй из издевавшихся над ней всю дорогу негодяев выглядел не лучше. Едва получив деньги, лейтенант отдал приказ к возвращению, словно забыв об этих двоих, пораженных неведомой болезнью. К ним уже направлялась стража с арканами в руках. Как выяснилось позже, опасаясь неизвестной заразы, характер которой так и не сумел установить стандартный медицинский анализатор, лейтенант предпочел получить дополнительную плату за своих людей. Манфреймовской клинике постоянно нужен был свежий материал, и платили за него не скупясь. Бронислава ждала, что ее понесут наверх, в знакомую ненавистную комнату, в которой она провела столько несчастливых дней, но княжна ошиблась, ее несли вниз, к подвалам. Если бы женщина могла кричать, она бы закричала от ужаса, но пластырь на ее рту едва позволял дышать. Носилки поставили перед черным креслом Манфрейма в том самом операционном зале, где под его наблюдением из живых людей вырезали на продажу части их тел и конструировали чудовищных монстров для его армии. Никакой биопласт не мог сравниться с настоящей человеческой кожей. Не доверяя виртуозности палачей-хирургов, Манфрейм проводил в кресле этого зала долгие часы, совершенно равнодушный к воплям своих жертв. Чувствовал ли он удовлетворение, глядя на оцепеневшую от ужаса женщину, или хотя бы торжество от унижения своего самого могущественного противника, управлявшего подземным царством? Вряд ли ему были доступны чувства, свойственные человеческому сознанию. Он лишь кивнул палачам, приказывая подготовить к вивисекции новую жертву. Брониславу полностью раздели и привязали к столбу так, чтобы она могла видеть все, что происходит с теми, кто был доставлен сюда раньше нее. Но даже эта идея принадлежала не Манфрейму, а его палачам, которые, по крайней мере, могли испытывать садистское наслаждение, наблюдая за мучениями своих жертв. С женщиной, которая лежала на столе, уже все было кончено. Перед Брониславой оставалось лишь трое мужчин. Первого из них отвязали от столба, обтерли спиртом, словно это был не живой человек, а какая-то нуждавшаяся в дезинфекции вещь, и повалили на хирургический стол. Хватая воздух широко открытым ртом, он даже не оказывал сопротивления. Бронислава стояла, гордо вскинув голову, и старалась увидеть сквозь черные провалы шлема глаза того, кто никогда не имел глаз. В подземелье пахло кровью, потом и человеческим страданием. Крики тех, кого резали живьем, наконец затихли. Наступила ее очередь, но на бледном как мел, словно высеченном из мрамора лице молодой женщины невозможно было прочесть никаких чувств. Манфрейм казался разочарованным, почти раздосадованным. Но он никогда не позволял своим эмоциям стать видимыми для окружающих, и уж тем более они не могли возобладать над соображениями расчета и выгоды. - Кладите ее на стол, - коротко бросил он палачам, и те подобострастно поспешили исполнить приказ. В этом помещении, забрызганном кровью предыдущих жертв, обнаженное тело женщины казалось анатомической деталью чудовищного спектакля. - Скоро ты заплатишь за все. - В ее голосе не было даже ненависти, была лишь констатация факта, и неожиданно, возможно, впервые за долгие тысячи лет, Манфрейм испытал нечто похожее на страх. Выйти из города Крушинскому и Глебу помогли трофейные маскировочные накидки. Вечером человек, накрытый светопреломляющей пленкой, практически невидим. Проходя рядом с татарскими постами, им приходилось соблюдать лишь полную тишину. Наконец, обогнув озеро, они очутились в той части леса, куда татарские разъезды почти не заглядывали, страшась невидимой стены силового поля, окружавшего базу. Только здесь они позволили себе сделать первый привал. Пользуясь небольшой карманной рацией, полученной от Фруста, Крушинский начал переговоры о месте встречи. Глеб сидел молча, чувствуя, как внутри него поднимается волна черной ярости, похожей скорей на отчаяние от собственного бессилия - враги постепенно уничтожали все, чем он дорожил. Они лишили его даже последнего права оскорбленного воина - права на месть. Манфрейм за стенами своего замка оставался практически не досягаем. Полученной во время неудачного штурма информации для опытного воина было вполне достаточно, чтобы понять: любая попытка взять замок штурмом обречена на провал. Именно поэтому он оказался здесь, отказавшись даже от своего первоначального условия о месте встречи в самом Китеже. Информация о том, как попасть внутрь манфреймовского замка, стоила любого риска. В Китеже - особенно последние недели осады - ему казалось, что все между ним и Брониславой ушло в прошлое, что он окончательно забыл эту женщину и она стала для него совсем чужой. И лишь сейчас, когда ее вновь не стало рядом, он понял, как глубоко заблуждался. В дополнение ко всем его бедам в небе кружились первые октябрьские снежинки, холодный ветер нес от озера густой туман, и он знал, что после настоящих заморозков, как только на болотах образуется прочная корка наледи, огромные полчища татарской конницы под предводительством самого Гирея подойдут к Китежу. Он вспоминал свое первое прибытие в город, веселый перезвон колоколов, княжеский терем, где, казалось, навсегда поселилась бесшабашное веселье, и первое, по-настоящему поразившее его открытие - люди из той глубокой древности, в которой он очутился, практически ничем не отличались от его современников. Они так же любили, страдали, старались заботиться о собственном благополучии, хранили верность друзьям и иногда их предавали... "Пожалуй, последнее здесь случается реже", - подумал он, наблюдая за Крушинским и вспоминая Васлава. Тут чувства выражены ярче, рельефнее, люди ведут себя проще, они более открыты. В глубине души он понимал, что не так уж и справедлив в своих выводах, одно знал совершенно отчетливо: он не сможет допустить гибели этого мира, города, приютившего его и ставшего ему домом, и если придется вместе с ним погибнуть - ну что же, значит, такова его судьба... Наконец Крушинский спрятал в карман свой крошечный аппарат и, недовольно поморщившись, сказал: - Или арометянин слишком уж осторожен, или он заманивает нас в ловушку. - Где именно он назначил встречу? - У Оленьего болота. Ты по-прежнему согласен на его условия? - В конце концов, город или лес - разница небольшая. Если он человек Манфрейма, засаду можно организовать где угодно. С тех пор, как вновь похитили Брониславу, у меня появилось такое ощущение, словно кто-то включил часовой детонатор. Дорога каждая секунда. В нашем положении привередничать не приходится. Будем встречаться там, где хочет Фруст. - Тогда нам придется протопать восемнадцать километров к северу от этого места, - Крушинский уточнил расстояние, достав из своего планшета пластиковую карту местности. - Это хорошее место. Я бы тоже его выбрал на месте Фруста - к нему можно подобраться только с одной стороны. Крутом непроходимые топи. Однажды я пытался пройти до Оленьего острова, но мне это не удалось. - У меня есть карта, на которую нанесены даже звериные тропы. А что тебе понадобилось в местных болотах? - Где-то в этом районе упал Меконг. Вот и еще одна несправедливость - бесконечная череда уплотненных до предела событий лишила его возможности всерьез заняться попавшим в беду другом. Конечно, Меконг всего лишь машина, но его механическому мозгу была свойственна преданность. Иногда Глеб замечал даже в точных и почти всегда безошибочных аналитических выводах машины скрытое чувство юмора. Меконг погиб, стараясь отомстить за него, а он так и не удосужился отыскать хотя бы его обломки, чтобы посмотреть, что стало с электронным мозгом. - Нам пора двигаться. Фруст предупредил: в пути могут быть различные неожиданности. - Это еще что за новости? - По его сведениям, обо всех наших передвижениях очень скоро становится известно Манфрейму. - Не с его ли помощью? Знаешь, Юрий, мне все это начинает сильно не нравиться. - Думаешь, я в восторге? Но до сих пор мы лишь проигрывали Манфрейму по всем пунктам. Ты сам сказал: нам не приходится выбирать. Они собрали рюкзаки и начали свое продвижение к северу. Оба шли молча друг за другом. Глеб шел вторым, поскольку карта была у Крушинского, и старался оставлять на тропе по возможности меньше следов, хотя вряд ли его осторожность имела какой-то смысл. Тропа часто спускалась в распадки, где низкорослые березки вперемешку с осинками едва-едва вытягивались выше человеческого роста. Под ногами хлюпала вода - корка наледи была еще совсем непрочной. Лес зеленел, радовался последним лучам редкого осеннего солнца, и казалось, этот мирный пейзаж не может скрывать никакой опасности. Но после очередного подъема тропа исчезла, и они очутились на невысоком холме, откуда открывался широкий вид на окружающую местность. Впереди и немного правее их маршрута в небо поднимались многочисленные дымы костров. Глеб насчитал двадцать пять, потом сбился со счета и оставил это никчемное занятие. Итак было ясно: впереди разбило походный лагерь какое-то многочисленное войско. - Посмотрим, что там такое? - предложил Крушинский. - А как же встреча? Разве у нас есть лишнее время? - Когда доберемся до места, я свяжусь с Фрустом и сообщу о нашем прибытии. Он не из тех людей, что станут беспокоить себя раньше, чем необходимо. Ждать в любом случае придется нам. После того, как решение было принято и они свернули в сторону костров, им все чаще стали попадаться следы пребывания человека в этих диких местах. Срубленные на дрова деревья, охотничьи ямы и силки... - Большое войско, но не татарское. - Почему ты так решил? - Татары не забираются столь далеко на север и не ставят капканов на лесного зверя. - Могли и научиться за это время, - пробормотал Глеб, не слишком доверявший следопытским изысканиям Крушинского. Вскоре до них донеслись первые звуки большого военного лагеря: конское ржание, окрики часовых. Друзья решили дождаться темноты и лишь затем продолжить разведку. - Странно все же, что нам позволили подойти так близко к лагерю. Накидки накидками, но человек не может двигаться совершенно бесшумно. Не глухие же у них стоят на постах! - Ты стал чересчур подозрителен. Прошли же мы через татарский лагерь. - Татары чувствуют себя хозяевами положения и могут позволить себе быть не слишком внимательными. К тому же эти дети степей от природы довольно беспечны. Но перед нами совсем не татары... Шатры как у русичей, доспехи тоже русичинские, однако, кто они такие на самом деле, с этого расстояния я определить не берусь. Тихо переговариваясь, оба продолжали изучать лагерь. Время текло незаметно. Порой ветер доносил до них запахи жарящейся на костре пищи, конского навоза - обычные запахи, сопровождавшие любую длительную стоянку. Непонятным оставалось лишь, чего они ждут так долго в этом диком месте, - лагерь явно был разбит здесь не первый день. Часа через два, после того как солнце скрылось, а луна еще не успела осветить окрестности, они осторожно подобрались к притаившимся в темноте внутренним сторожевым постам, окружавшим лагерь довольно плотным кольцом. И это тоже показалось Крушинскому подозрительным - не было смысла выставлять так много охраны внутри лагеря, если подойти к нему мог беспрепятственно кто угодно. Разрешить все эти загадки можно было, лишь проникнув на территорию самого бивуака. Пользуясь феноменальной способностью Глеба видеть в темноте, им удалось проскользнуть в лагерь незамеченными под своими маскировочными накидками. Над центральным шатром, украшенным богатым золотым шитьем, гордо реял штандарт командира этой довольно значительной по тем временам армии. К сожалению, в темноте даже уникальное зрение Глеба не позволяло различать цвета, хотя по перекличке часовых, по нескольким фразам, услышанным у костров, они уже догадались: лагерь принадлежит какой-то большой дружине русичей. Их настораживало лишь то, что в этих местах на сотни километров вокруг не было никаких значительных поселений, а тем более городов, одни лесные фактории да редкие хутора, брошенные на зиму жителями. Видно, уж очень издалека шло это войско... Глеб впервые за эти черные дни почувствовал волнение от радости предстоящей встречи. Все сомнения давно оставили его, и он решил, не рискнув, правда, поделиться своей догадкой с Крушинским, что перед ними войско, которое собрал на севере Васлав и вел его теперь на подмогу Китежу. Если бы не Крушинский со своей изматывающей осторожностью, он бы давно перестал прятаться и вошел в шатер. Но Глебу не хотелось лишать себя удовольствия посмотреть на его физиономию, когда они после всех этих переползаний очутятся в медвежьих объятиях Васлава. За стеной шатра двигалась тень массивного, похожего на медведя человека, звенели подносы с посудой, рекой лилось вино и раздавался зычный бас того, кто так часто называл их в трудные напряженные минуты схваток "отроками", невольно вызывая улыбку, снимая напряжение и превращая кровавую схватку "в забаву для достойных мужей". - Собрал-таки подмогу князь, идет к Китежу... - не выдержал наконец Глеб. - Тише! - потребовал Крушинский. - Манфрейм знает о нас почти все. На его месте я бы устроил именно такую ловушку. - Для засады такое войско собирать не станут! - возразил Глеб, но Крушинский, не ответив, неслышно продолжал скользить к шатру, как змея маскируясь в высокой траве. Немного приотстав, Глеб увидел, как он прыгнул, почти не приподнимаясь, из невероятной позиции и сверху обрушился на часового, стоявшего у самого входа в шатер. Но у коновязи оказался еще один, тщательно замаскированный пост. Затрубил рог, вспыхнули факелы, со всех сторон к ним бежали вооруженные люди... Полог шатра распахнулся, и на пороге появился незнакомый воин высоченного роста с рассеченным сабельным ударом лицом. Прав оказался Крушинский. Здесь их ждала хорошо организованная засада, и Глеб почувствовал разочарование не от собственной ошибки, а от того, что встреча с Ваславом, казавшаяся такой близкой, все же не состоялась. Впрочем, времени на переживания по этому поводу у него почти не осталось. На них набросились сидящие в засаде вокруг шатра воины. Ловушка с приманкой была организована по всем правилам военного искусства да к тому же оснащена современной техникой, удар волнового сканера почти сразу же вывел Крушинского из строя. Тем не менее Глеб, вопреки логике и здравому смыслу, обнажил меч и бросился в схватку. Ярость ли, поднявшаяся в ответ на его обманутые ожидания, была причиной или невероятное везение, но он сумел пробиться к тому месту, где засел человек со сканером. Ни на секунду не останавливаясь, легко рассекая своим мечом стальные лезвия, направленные в его сторону, Глеб левой рукой освободил висевший на поясе лазер и в падении дважды выстрелил туда, где прятался человек со сканером. Красноватая нить смертоносного лазерного луча перечеркнула невысокий холмик, скрывавший его противника, но сканер все же успел выстрелить в последний раз, и заряд, беспорядочно метнувшийся в сторону, лишь отраженной волной задел Глеба. Однако и этого оказалось достаточно, чтобы острая боль скрутила все его тело и нарушила координацию движений. В рукопашной схватке малейшее промедление может оказаться решающим. На Глеба навалились сразу несколько человек, подмяли под себя. Все было бы решено в считанные секунды, если бы на краю поляны, на которой развернулась эта короткая схватка, вновь не запел боевой рог и земля не задрожала от топота копыт кавалерийской атаки, направленной откуда-то извне на лагерь, устроивший им такую коварную ловушку. Хватка тех, кто навалился на Глеба, сразу же ослабела. Не ожидавшие серьезного сопротивления, его противники думали теперь лишь о спасении собственных жизней. В сложных и опасных ситуациях наемники почти всегда вспоминают о том, что их жизни слишком дороги. Замешательство противников подарило Глебу несколько необходимых секунд, позволивших справиться с болью и вырваться из кольца врагов. Вокруг в бешеной скачке неслись лошади, из-под копыт летели комья грязи, а взошедшая наконец луна освещала картину полного разгрома вражеского лагеря. Теперь Глеб увидел, что ловушка, в которую они так глупо попались из-за его беспечности и легковерья, совсем