я полноправным, а главное, общепризнанно здоровым гражданином Соединенных Штатов Америки. Сзади послышался шум мотора и, оглянувшись, Зилберман увидел приближающуюся полицейскую машину, в которой сидели два давно знакомых ему копа. Машина притормозила рядом с ним. -- Добрый день, доктор Зилберман! Не подбросить? Его давно никто не называл доктором. Естественно, эти ребята знали, куда он идет, и таким обращением хотели подчеркнуть благоприятные изменения в его жизни. -- Спасибо, Лэнни! Ты же знаешь, что я гуляю здесь в последний раз. Хочется пройтись напоследок. Когда я еще сюда попаду! Копы заржали, оценив шутку пациента, Лэнни помахал рукой и машина исчезла за поворотом. Шагая по лесной дороге, Зилберман думал о предстоящей встрече с профессором Паркером. Год назад профессор психиатрии Паркер выдвинул довольно остроумную и простую, как все гениальное, идею. Она сводилась к тому, что человек, имеющий физиологически здоровый мозг, может быть излечен от любой психической болезни раз и навсегда. По мнению профессора пациент страдает в основном от собственного отношения к бреду, навязчивой идее, страхам и прочим фантомам. Будучи не в силах победить их, он не может и просто забыть все это. Ложные представления захватывают его и пожалуйста -- готов клиент для психушки. Суть метода Программной Нейронной Психокоррекции состояла в том, что пациенту меняли отношение к его бреду. Так что, увидев в очередной раз вылезающее из каменной стены чудовище или бегущих по линолеуму пауков, больной просто досадливо отмахивался от галлюцинации и продолжал заниматься своим делом. Со временем он просто переставал обращать внимание на весь этот бред, и порочные нейронные связи в мозгу переставали быть устойчивыми, хирели и разрушались окончательно. Естественно, этот метод совершенно не подходил для лечения больных с органическими поражениями мозга. Так что, если уж ты дебил, микроцефал или страдаешь разжижением мозга, то -- извини, парень, быть тебе в дурдоме до конца дней своих. Паркеру удалось настолько убедительно обосновать свою теорию, что Конгресс США раскошелился на кругленькую сумму. Сыграл свою роль и тот прискорбный факт, что великовозрастный сын председателя Конгресса уже пятый год общался в дурдоме с марсианами маленького роста, которые рассказывали ему о Марсе и даже научили своему языку. Смешным в этой истории было то, что председатель Конгресса, постоянно навещая горячо любимого сына, неплохо освоил этот язык на разговорном уровне. Получив деньги, Паркер построил лабораторию, смахивающую на декорации голливудского фильма о бесноватом профессоре, и бесновался в ней около двух лет. Потом был ряд успешных опытов, и через полгода несколько богатых излечившихся психов поставили Паркеру памятник в Лос-Анджелесе. Бронзовый Паркер гордо стоял, отставив одну ногу и задумчиво глядя в грядущее, а на ладони его лежал бронзовый же человеческий мозг. На пресс-конференции, посвященной открытию памятника, Паркер высказался в том смысле, что рановато, мол, он этих ребят выпустил. Когда Зилберман дошел, наконец, до лечебного корпуса, он увидел стоящего на ступенях профессора Паркера, который заулыбался, увидев Зилбермана и спустился ему навстречу. Профессор Паркер был основоположником метода ПНП, спасшего Зилбермана, и тот, будучи профессионалом в классической психиатрии, относился к нему с большим уважением. Когда Зилберман смотрел на Паркера, с дружелюбной улыбкой идущего ему навстречу, в голову вдруг пришла ужаснувшая его мысль. Жизнь ему продлили в 2008 году. Тогда ему было 54. ПНП изобрели год назад. Если бы не Паркер, сидеть бы здоровому и бодрому Зилберману 100 лет. Целый век! Отличная перспектива, нечего сказать. Приговорить к пожизненному, а потом еще и продлить жизнь! Какой кошмар! От этой мгновенно пронзившей его мысли Зилберману стало не по себе и, видимо, это отразилось на его лице, потому что профессор Паркер участливо подхватил его под локоть и успокаивающе сказал: -- Ничего-ничего, доктор Зилберман, многие волнуются, покидая это место после долгих лет! "Ах, вот он о чем", -- подумал Зилберман и подавил нервический смешок. -- Вот и вы, профессор, впервые за все это время назвали меня доктором. -- А кто еще? -- Лэнни, когда предлагал подбросить меня сюда. -- Вы знаете, доктор, мы стараемся напомнить пациенту, простите, гостю, о том, кем он был, и кем он, возможно, опять будет. Последние слова Паркер произнес с едва уловимой многозначительностью. -- Спасибо, проф, но я лучше уж буду выращивать орхидеи, -- ответил Зилберман. Паркер засмеялся и произнес: -- Ну, что же, пойдемте ко мне в кабинет, займемся формальностями. Заодно и выпьем на дорожку! Да, профессор Паркер был неплохим парнем. Ему было сто десять лет. x x x Питер Зилберман сидел в медленно катившемся по улицам Лос-Анджелеса лимузине, предоставленном нью-айлендской клиникой. Он не был здесь тридцать четыре года. В городе было все по-старому, а с теми изменениями, которые произошли за время отсутствия Зилбермана, он был давно знаком по газетам и телевизионным передачам. И все же чувство отчужденности не покидало его. Как профессиональный психолог, он знал, что это пройдет, что уже через несколько дней он будет чувствовать себя так, будто и не покидал этих улиц, но сейчас ему было грустно и все вокруг представлялось чужим и равнодушным к нему. Пока что он был здесь лишним. Все те годы, пока Питер был в резервации, как называли клинику пациенты, а иногда и сами врачи, в принадлежавшем ему особняке на Линкольн Авеню жили какие-то его дальние родственники. С одной стороны это было неплохо, потому что в доме поддерживалась жизнь и он не превратился в пустой футляр, в котором остановилось время. С другой стороны, приехавшая из Южной Дакоты родня быстро освоилась и принялась успешно размножаться в доме Зилбермана. Сначала их было четверо, а теперь в особняке на Линкольн Авеню жили уже одиннадцать мужчин, женщин и детей, находящихся с доктором Зилберманом в трудноопределимых степенях родства. Два года назад их было двенадцать, но старый Эзра, которому стукнуло 130 лет, решил отпраздновать юбилей, скатившись на лыжах с небольшой горы. Всполошившиеся родственники отговаривали его, как могли, но он и слышать ничего не хотел. Поддерживаемый продолжающими увещевать его потомками, он совершил восхождение на пологий холм высотой в двадцать ярдов и поехал вниз. Если бы родственники заранее знали, что Эзра умрет на середине спуска, они встречали бы его внизу с оркестром и катафалком. Теперь, как бы то ни было, им придется искать себе другое место. Не могли же они всерьез рассчитывать на то, что Питер так и сгинет в психиатрической лечебнице. А о том, что Зилберман возвращается, они знали уже несколько месяцев назад. По принятым в обществе представлениям ситуация была щекотливой, но Питер Зилберман давно потерял привитую способность воспринимать всерьез бессмысленные и глупые вещи. Подобные проблемы интересовали его не больше, чем вопросы полового созревания персидских ишаков. Когда лимузин остановился у особняка, Зилберман сердечно попрощался с водителем, которым был пансионатский полицейский Лэнни, и, выйдя из машины, на минуту остановился, глядя на свой дом, в котором он жил, как казалось, в какой-то из прошлых жизней. Его прибытие, конечно же, было замечено, и высокая дверь тут же отворилась. Незнакомый мужчина спустился по каменным ступеням, ведущим в далекое прошлое, и, с улыбкой протянув Питеру руку, произнес: -- Добрый день! Меня зовут Тони. Я муж Моники. Зилберман с трудом вспомнил, что, пока он был в клинике, у него появилась новая то ли племянница, то ли одна из каких-то многоступенчатых сестер. Черт их всех разберет! Он пожал Тони руку и мягко улыбнулся в ответ. -- Надеюсь, я не застал вас врасплох, -- сказал он и посмотрел на дверь, в которой появилась молодая женщина и одетый индейцем мальчишка лет двенадцати. -- Что вы, это же ваш дом! А кроме того, мы уже нашли подходящую лачугу на побережье и через несколько дней задержавшиеся постояльцы покинут вас. -- Вот и хорошо, -- ответил Питер. -- Сейчас я бы хотел немного отдохнуть. -- Ваши покои готовы принять вас, -- торжественно провозгласила стоящая в дверях Моника и сделала величественный жест. Мальчишка засмеялся и сказал: -- А я вовсе не боюсь вашего скелета! Он имел в виду стоящий в углу пластиковый демонстрационный скелет, который украшал гостиную и намекал на причастность хозяина дома к тайнам живой жизни. Питер усмехнулся и вошел в дом. Похоже, эти дальние родственники не такая уж тоскливая деревенщина, как воображал Питер. Во всяком случае, те из них, кого он уже успел увидеть. Он прошел в свой кабинет на втором этаже и, остановившись в дверях, приятно удивился тому, что все в нем выглядело так, будто в последний раз он был здесь только сегодня утром. -- Все, кто здесь жил все это время, знали, что вы вернетесь, -- произнесла стоящая у него за спиной Моника, -- и поэтому потрошить ваш кабинет было строжайшим образом запрещено. -- Сколько вам лет, -- неожиданно для самого себя спросил Питер. -- Двадцать девять. Я родилась в этом доме. Питеру вдруг захотелось, чтобы эти люди не уезжали отсюда никогда. Он вздохнул и сказал: -- Я прилягу отдохнуть. А если усну, то разбудите меня, пожалуйста, в пять. -- С удовольствием, -- ответила Моника и вышла, тихо затворив за собою дверь. ГЛАВА 20 Оставив Кайла Риза просматривать материалы, касающиеся визитов из другого мира, Ньютон отправился нанести визит одному своему старому другу. В те годы, когда он был еще полицейским, Айзэк подружился с одним из сотрудников отдела по борьбе с наркобизнесом. Уильям Бонсет, которого друзья и сотрудники называли Билли Бонсом, был удачлив, и однажды ему удалось накрыть один из важнейших каналов доставки героина в Лос-Анджелес. Это обошлось наркодельцам в несколько десятков миллионов долларов. Через несколько дней Билли Бонс, возвратясь домой с дежурства, обнаружил трупы жены, сестры и четырехлетней дочери. На столе лежала записка, разъясняющая Билли, в чем он был не прав. Еще через несколько дней, после похорон, он положил на стол начальника рапорт об уходе. Начальник подписал его, не сказав ни слова. После этого Билли Бонс исчез из поля зрения. Ходили слухи, что он завербовался в коммандос, из других источников доносилось, что он занимается неизвестно чем в Южной Америке. И даже Айзэк не знал правды о Билли. Уволившись из полиции, Билли Бонс покинул Лос-Анджелес и исчез в неизвестном направлении. А еще через полгода начались странные события. То один, то другой из членов банд, промышляющих наркотиками, либо пропадал без вести, либо был найден мертвым. Причем никаких следов не могли обнаружить ни мафиози, ни полицейские. Это продолжалось несколько лет. И вот однажды в доме Айзэка раздался телефонный звонок. Это был Билли Бонс. -- Айзэк, это Билли. Они зацепили меня. Ты можешь меня забрать? -- Конечно, Билли! Где ты? -- На шестом причале, за контейнерами компании "Энкор". -- Я еду. Держись. Пропавший друг попросил о помощи, и Айзэк поспешил к нему. Со стороны, конечно, не заметно было, чтобы парень в голубом "Форде" спешил куда-нибудь. Так, едет себе, насвистывая и беззаботно вертя головой. Но под футболкой за поясом у Айзэка был один пистолет, в бардачке еще один, под сиденьем -- третий, а четвертый, маленький, в кобуре на левой щиколотке. Когда Айзэк завернул за темно-синие, с золотой полосой, контейнеры "Энкор", он обнаружил на бетонных плитах портовой набережной три валявшихся в разных позах трупа и незнакомого мужчину, еще живого, который сидел, прислонясь к контейнеру. Обеими руками мужчина зажимал свой окровавленный левый бок. Рядом валялся карманный телефон, измазанный кровью. Айзэк вынул пистолет, навел его в лоб мужчине и спросил: -- Где Билли? Мужчина попытался улыбнуться и с трудом произнес: -- Айзэк, это же я. После этого он потерял сознание, а у Айзэка отвисла челюсть. Но на размышления времени не было и Ньютон, погрузив раненого на заднее сиденье, поехал домой. Дома он уложил его на кровать и вызвал по телефону своего давнего приятеля, хирурга, работавшего в больнице имени генерала Гранта. Приехав, тот, не задавая ни одного лишнего вопроса, занялся раненым. Через полчаса перевязанный мужчина уже пришел в себя, а хирург, моя руки, сообщил Айзэку, что, кроме потери крови, ничего серьезного нет. Ни один из внутренних органов не был задет. Доктор быстро собрался, попрощался с Билли и вышел вместе с Айзэком на крыльцо. Там они постояли минуту, обмениваясь ничего не значащими фразами, и доктор уехал. Перед этим он больно двинул в бок Айзэка, попытавшегося всучить ему несколько купюр. Вернувшись в дом, Айзэк налил себе порцию джина с тоником, сел в кресло рядом с раненым и, пристально глядя на него, сказал: -- Что-то ты не очень похож на старину Билли Бонса. Ты можешь говорить? Билли мог говорить. Он говорил полтора часа. Айзэк узнал о том, как Билли, покинув Лос-Анджелес, отправился в Южную Америку. Тут слухи были справедливы. Но дальше начиналось совсем другое. Напав на курьера, перевозившего героин, Билли убил его. Героин он забрал, сам провез в Штаты, сам нашел на него покупателей и в момент совершения сделки убил их тоже. Деньги, а было там полтора миллиона долларов, Билли, естественно, забрал себе. Спрятав героин, он купил себе хорошие документы и отправился в Европу делать пластическую операцию. Через пять месяцев с трапа межконтинентального лайнера сошел Джеффри Макинтайр, подданный Великобритании. Он прибыл в Штаты на неопределенный срок проводить свое время неопределенным образом. И растворился в стране навсегда. И вот тогда в Лос-Анджелесе начались странные дела. Ряды мафиози редели с неумолимой регулярностью и удивительным разнообразием причин смерти. Правда, на места выбывших тут же находилась достойная замена, но через некоторое время очередной член банды отправлялся в ад, а Билли ставил очередную зарубку на обратной стороне могильного камня, под которым лежала его семья. Так продолжалось четыре года. На задней стороне мраморной плиты в несколько рядов располагалось шестьдесят две небольших черточки. А тот, кто уничтожал торговцев смертью, оставался неуловим. Правда, в этот раз Билли не повезло. Но ведь как раз на такой случай и существуют верные друзья. Выслушав эту историю, Айзэк заметил: -- Шестьдесят два да три -- будет шестьдесят пять. А, Билли? Билли слабо улыбнулся и спросил: -- Айзэк, ты не будешь возражать, если я побуду у тебя? Айзэк не возражал. Мало того, он пообещал Билли надрать его ослабленную ранением задницу, если тот хотя бы покажется в окне. Ньютон совсем не хотел, чтобы кто-то узнал, что у него лежит человек с огнестрельным ранением. x x x С тех пор прошло много лет. Однажды вечером, год назад, Билли пришел к Айзэку и потребовал виски. Айзэк в ответ потребовал не напиваться одному, а делать это, как и подобает мужчине, с товарищем. Билли согласился и началась крепкая мужская выпивка. В процессе употребления спиртного Айзэк услышал от Билли, что тот устал убивать и больше не будет этого делать. Еще Билли сказал, что, если задаться целью уничтожить всех уродов на Земле, нужно стереть с ее морщинистого лица все человечество. Что мертвых не вернуть. И что благонамеренный гражданин Чак Спрингфилд приглашает всех желающих посетить открывшийся магазин садово-огородного инвентаря на пересечении тридцать второй улицы и бульвара Пионеров Дикого Запада. -- А для особых посетителей, -- сказал Билли и посмотрел на Айзэка трезвыми глазами, -- я могу предложить совершенно отдельный ассортимент товаров, предназначенных для уничтожения вредителей. И, сославшись на то, что его что-то сегодня не забирает, Чак Спрингфилд покинул гостеприимный дом Айзэка Ньютона. На следующее утро Айзэк поехал на кладбище Всепрощения, где покоились убитые бандитами женщины из клана Билли Бонса, и обнаружил на могильном камне, установленном около тридцати лет назад, сто пятьдесят четыре зарубки. Он покачал головой, но никогда ничего не сказал об этом Билли Бонсу. x x x Подъехав к сельскохозяйственной цитадели Чака Спрингфилда, Айзэк посигналил, и через полминуты увидел в открывшейся двери силуэт старого друга. Он вышел из машины, и мужчины пожали друг другу руки. -- Вас интересует порошок от тараканов? -- спросил бывший Билли Бонс. -- Нет, вазелин для долгоносиков, -- ответствовал Ньютон. Оба расхохотались и вошли внутрь. Билли подвел Айзэка к стойке и вынул из-под нее початую бутылку виски. -- Не возражаешь? -- спросил Билли. -- Я? А ну, дай сюда бутылку! -- возмутился Айзэк, но бутылку ему не дали, а дали стакан со льдом и налили в него виски. Они были ровесниками, обоим было по пятьдесят восемь, но выглядели они молодо и бодро. И не только выглядели. Они на самом деле были крепкими обветренными ребятами, повидавшими многое. -- Ну что? -- спросил Билли, когда они пропустили по первой и закурили. -- Держу пари на доллар за то, что ты пришел за особым ассортиментом! -- Годится! Ставлю доллар, -- ответил Айзэк. И спорщики ударили по рукам. -- Ну, говори, за чем пришел? -- ехидно поинтересовался Билли. -- За особым ассортиментом. Гони доллар! -- ответил Айзэк. Билли выпучил глаза, затем оба снова заржали, как два выпускника, и налили по второй. Когда Билли провел Айзэка в подвал, а затем, нажав какую-то тайную кнопку, заставил стену отъехать в сторону, Ньютон присвистнул. В открывшемся ярко освещенном помещении был целый арсенал. На стеллажах были аккуратно разложены разнообразные орудия истребления. Пистолеты, автоматы, винтовки, легкие и тяжелые пулеметы, базуки, мины, ящики с патронами и взрывчаткой, военная электроника -- чего здесь только не было. Все это находилось в идеальном состоянии, о чем говорили матово поблескивающая смазка на вороненом металле и полное отсутствие пыли. Айзэк почесал в затылке, посмотрел на довольного произведенным впечатлением Билли и поинтересовался: -- Ты что, готовишь нападение на Лас-Вегас? Билли изобразил смущение разоблаченного школьника и, ковыряя пол носком ботинка, жалобно ответил: -- Только не говори никому, пожалуйста. Они опять засмеялись, и Айзэк, указав на арсенал стаканом с виски, спросил: -- Существует ли у вас система скидок для оптовых покупателей? -- О, да, сэр, конечно, -- подобострастно сгибаясь в пояснице, ответил Билли Бонс. -- Что вы желаете приобрести? -- Надо составить список. Пошли наверх, добавим! И приятели отправились в офис. Через десять минут список был готов и, взглянув на него, Билли прищурился, прикидывая что-то, затем подошел к стене и нажал кнопку. Загудел электромотор, и стальная штора стала подниматься, открывая въезд с улицы в торговый зал. -- Загоняй телегу. Будем грузить. Айзек заехал в магазин и опустившийся за ним железный занавес скрыл от любопытных глаз незаконные махинации двух бывших полицейских. ГЛАВА 21 11 июля 2029 года, в среду, Сара Коннор проснулась оттого, что маленькое и теплое существо копошилось в постели рядом с ней. Существо что-то напевало шепотом, потому что знало -- бабушка Сара еще спит, и никому ведь не нравится, когда его будят. Не открывая глаз, Сара улыбнулась и протянула руку в сторону копошения. Оттуда раздался радостный возглас маленькой девочки: -- Ага, бабушка Сара проснулась! Бабушка, мы пойдем сегодня на качели? -- Конечно, пойдем, -- улыбнувшись с закрытыми глазами, ответила Сара. -- Но сначала мы пойдем в душ, потом завтракать, потом одеваться, а уж потом... -- Не хочу завтракать, хочу на качели! -- Молчи, несчастная! -- грозно произнесла Сара и, потянувшись, открыла глаза. -- Качели, качели, качели! -- запела девочка и начала скакать по бабушке. Начинался яркий и радостный летний день. Один из тысяч, прошедших с тех пор, когда, как надеялась Сара, все кончилось. Сейчас ей было шестьдесят четыре, но выглядела она максимум на сорок лет. Она была все так же стройна и подвижна, только глаза смотрели будто из другого мира. Она часто вспоминала минувшее и грусть накрывала ее своей тенью. Зная, что жить прошлым нельзя, она, тем не менее, часто вспоминала Кайла, вспоминала Дайсона, который оказался достаточно сильным человеком, и, конечно же, Тариссу Дайсон. Тем более, что для этого имелись совершенно особые причины. Сара подружилась с этой милой чернокожей женщиной и часто виделась с ней после того, как закончился кошмар. К несчастью, эта дружба продлилась недолго. Какой-то подонок, нуждавшийся в очередной порции героина, наставил на нее пистолет и потребовал денег. Когда испуганная Тарисса полезла в сумочку, нервы грабителя не выдержали и он сдуру нажал на спуск. Пуля попала Тариссе прямо в сердце, и ее дети, Дэнни и Блайт, остались сиротами. Конечно же, государство проявило заботу о двух маленьких беззащитных гражданах, и приют "Надежда" распахнул перед ними двери и кошелек. Но и Сара не забывала о малышах Дайсона, и стала для них почти что приемной матерью. Они называли ее мамой Сарой, радовались, когда она вместе с Джоном забирала их из приюта на целый день, и не отходили от нее ни на шаг. Это продолжалось до тех пор, пока Дэнни и Блайт не вступили в тот возраст, когда стены приюта стали для них тесны. Тогда Сара помогла им снять небольшую квартирку на Байярд Роуд. Дэнни вскоре уехал в Детройт завоевывать "Дженерал Моторз", а Блайт училась в колледже и приходила к Коннорам почти каждый день. Материнское сердце чувствовало, что это неспроста, и, когда двадцатисемилетний Джон Коннор объявил матери, что отныне он связывает свою судьбу с мисс Блайт Дайсон, Сара ничуть не удивилась. Блайт к тому времени исполнился двадцать один год. Несколько лет она никак не могла забеременеть, но потом все встало на свои места, и вот теперь Сара сидела на скамеечке в парке и, как и положено бабушке, пасла свою пятилетнюю внучку Тариссу. Это имя было выбрано в память о погибшей так нелепо вдове Майкла Дайсона. Тот день 20 августа 1997 года, когда она не находила себе места и с тоской, страхом и надеждой смотрела на небо, давно прошел. Конечно, события тридцатидвухлетней давности не стерлись в ее памяти. Она помнила все. Она любила Кайла Риза до сих пор. И в ее голове не укладывалось, что если "Скайнет" не было, если не свирепствовала ядерная зима, если не было Сопротивления, то не было и Кайла. Того Кайла, который пришел в ее мир из ада, созданного системой "Скайнет", призванной охранять одних глупцов от других, и решившей, что лучше и тех и других просто уничтожить. Иногда, грустно усмехаясь, она думала о том, что родила сына от духа святого. Парадоксы времени непознаваемы. И лучше не думать об этом слишком сильно, а то могут наступить парадоксы сознания. И она не позволяла тоске по несбыточному заполнять душу бессильной и бесплодной мечтой. Она была действительно сильной женщиной. То, что ей довелось пережить, не разрушило ее, а преобразовалось в несгибаемый стержень, который был основой и опорой ее силы и уверенности. Она знала, что где-то живет человек по имени Кайл Риз, но это был не тот, кто подарил ей любовь, надежду и сына. Она даже наняла частного детектива, чтобы найти его, но, одумавшись, отменила заказ. Правда, через несколько лет она встретила Кайла случайно, когда зашла в аптеку купить лекарство для заболевшего Джона. Он стоял у прилавка и любезничал с продавщицей, упаковывавшей заказ. В глазах у Сары потемнело, ноги стали слабыми и неспособными сделать несколько шагов в сторону. Она стояла неподвижно и, не отрывая глаз, смотрела на этого человека. Он почувствовал ее взгляд и повернулся. Видимо, у Сары было что-то с лицом, потому что Риз нахмурился, сделал движение в ее сторону и спросил: -- У вас все в порядке? Сара заморгала, стряхивая полуобморочное состояние, и, криво улыбнувшись, сделала неопределенный жест рукой. Видимо, он должен был означать, что беспокоиться не о чем, но Риза это не убедило. Он шагнул к ней и протянул руку, чтобы поддержать эту женщину на случай, если она вдруг решит потерять сознание. Сара хотела отстраниться, но Кайл уже осторожно взял ее за локоть и подвел к прилавку. -- Что с вами? -- спросил он. -- Я доктор. Если вы не можете вести машину, я отвезу вас куда надо. Или, может быть, вызвать скорую? Звук его голоса, так похожий на голос того, другого Кайла, привел Сару в чувство. Наваждение прошло. -- Благодарю вас, все уже прошло. Это было просто легкое головокружение. Иногда, особенно в такие жаркие дни, как сегодняшний, со мной это бывает, -- ответила Сара. Самообладание вернулось к ней, и она, не удержавшись, добавила из озорства: -- Всего доброго, мистер Риз, не беспокойтесь. Все в порядке. Я чувствую себя хорошо. И, вильнув хвостом, вышла из аптеки. Сев в машину, она прислонилась лбом к рулевому колесу и замерла на несколько минут. Да, это был не тот человек. То есть, биологически это был Кайл Риз, но до превращения, изменившего его совершенно. В нем не было ни отзвуков пережитого, ни боли и страдания, спрятанных в глубине существа. Да и вообще этот Кайл Риз, которому не довелось биться с ордами металлических чудовищ, излучал благополучие, и, видимо, никогда ничего не опасался. Разве что неурочного визита неулыбчивых мужчин из налоговой инспекции. Сара вздохнула и завела двигатель. Оставшийся у прилавка аптеки Кайл Риз озабоченно нахмурился, пытаясь вспомнить, откуда эта симпатичная леди может знать его имя, но не вспомнил, и решив, что всякое бывает, повернулся к прилавку, чтобы продолжить прерванный разговор. Молоденькая продавщица кокетничала изо всех сил. Ей нравился доктор Риз. Она хихикала, строила глазки, делала восхищенное лицо, когда Кайл Риз говорил самые обыкновенные вещи, в общем, старалась поймать доктора в женские сети, и, надо сказать, небезуспешно. Они договорились поужинать вместе и было совершенно ясно, какое блюдо ждет их на сладкое. Доктор Риз был когда-то женат, но, как выяснилось позже, та женщина, на которой он женился, была ему не нужна. Да и он ей тоже. Они женились просто под влиянием инстинкта, который был обоими ошибочно принят за любовь до гроба. Детей в этом браке не было, что облегчило бракоразводный процесс. Четыре года супружеской жизни обошлись ему в 150 тысяч долларов, в которые жена оценила его свободу и свою пропавшую молодость. Адвокат Риза, разведенный со своей женой уже давно, сказал ему после завершения процесса, происходившего по иронии судьбы 4 июля, в День Независимости, что бывает и хуже. А еще сказал, что когда-нибудь потом, когда Риз успокоится и забудет всю эту бодягу, он расскажет ему несколько поучительных историй из своей адвокатской практики, касающихся разводящихся жен. И они отправились в ближайший бар и пропили там всю наличность, которая у них была. В этот вечер водители грузовиков и прочие рэднэки пили за их счет. Все были довольны и пьяны, как тараканы, облитые пивом. Разговоры в баре вертелись вокруг женитьбы, развода и прочих вещей, касающихся брака. В баре в этот день было на удивление много бывших мужей, сбросивших ненавистное иго неполноценных существ, в свое время помыкавших ими и вообще портивших им жизнь. Время от времени кто-нибудь из них громогласно провозглашал тост за мужскую свободу и весь бар отвечал ему дружным ревом. Владелец бара, классический рыжий ирландец с оригинальной фамилией О'Лири, не отставал от остальных пьяниц, и, когда у двух свободных белых мужчин кончились карманные деньги, решительно объявил пьяным голосом, что вечеринка не окончена и теперь выпивка за счет заведения. Услышав это, из задней двери высунулась его жена, но, почуяв, что сегодня мужской день и ей лучше не показываться, скрылась. Она решила, что разговор о неполноценности кое-кого благоразумнее перенести на завтрашнее утро, воспользовавшись тем, что после сегодняшнего мистер О'Лири будет тихим и больным. Вот тут-то она и ошиблась. Дружная компания членов общества настоящих мужчин веселилась до семи часов утра, а когда все расползлись, мистер О'Лири принял еще полстаканчика и, качаясь, отправился на второй этаж, где располагалось его семейное гнездо. Он чувствовал себя прекрасно. Его супруга, не спавшая всю ночь и слушавшая крики и вопли разошедшихся женоненавистников, вышла из спальни и опрометчиво преградила ему путь, уперев руки в бока. Но она не успела произнести даже первых слов обдуманного ею за ночь ядовитого монолога. Мистер О'Лири, чья рыжая ирландская родословная уходила в глубину веков, дал ей в глаз и уверенно проследовал в спальню, где рухнул на кровать, не раздеваясь, и тут же захрапел так, будто его душили и резали ему горло одновременно. Кампания за эмансипацию позорно провалилась. Миссис О'Лири примачивала глаз в ванной и шепотом произносила слова, которые обычно можно услышать в порту, в школе или в полицейском участке. А Кайл Риз со своим адвокатом, поддерживая друг друга и пьяными языками произнося слова любви и дружбы, отправились в рискованное путешествие от стойки бара до адвокатской машины, стоявшей в двадцати ярдах от бара. По дороге у адвоката пошла носом кровь, и оба измазались ею, как два людоеда. Наконец кровотечение прекратилось, и приятели, благополучно найдя двери машины, залезли внутрь и вырубились. Разбудили их через несколько часов полицейские, наткнувшиеся на стоявший рядом с баром старины О'Лири "Линкольн" с распахнутыми дверями и двумя окровавленными трупами внутри. Трупы сопели, храпели и воняли. Так закончился для Кайла Риза День Его Собственной Независимости. Это было много лет назад, еще до того, как Риз купил себе дом на Дилл Драйв, более приличествующий его положению преуспевающего специалиста по координации нарушений осанки. Его клиентуру в основном составляли женщины, чей позвоночник был ослаблен постоянным сидением на диванах, в креслах и в автомобилях. Страждущих дам доктор принимал дома. Он по опыту знал, что пациенты гораздо лучше чувствуют себя в домашней обстановке дорогого трехэтажного частного дома, подчеркивающего ранг лекаря, чем в казенном офисе где-нибудь на Мэйфилд Роуд. Сегодня вечером ему представилась редкая возможность исследовать интересный случай врожденного отсутствия каких-либо нарушений. Осанка у продавщицы из аптеки была безукоризненная. Риз отметил профессиональным взглядом полное отсутствие привычного зажима спинных мышц, гибкость позвоночника, особенно в области талии, и легкость вращательных движений таза, которая говорила об идеальном состоянии межпозвоночных дисков и эластичности соответствующих мышц. Исследование обещало быть интересным. ГЛАВА 22 День, начавшийся с качелей и закончившийся походом в океанариум, где Тарисса восторженно визжала, когда дельфины обдавали ее брызгами, быстро превращался в синий калифорнийский вечер. Сара медленно ехала по тенистой Ричмонд Роуд. На заднем сиденьи спала уставшая Тарисса Коннор и, вероятно, видела во сне мокрых и гладких дельфинов. Сара вдруг вспомнила о встрече в аптеке и в который раз подумала о том, что в другом мире, в другом августе другого 1997 года обычный парень, любящий футбол и пиво "Miller", превратился в солдата, свалившегося из будущего в ее жизнь и в ее мир, и изменившего и то и другое. Испытания и ужас, огнем ядерной войны очистившие его душу, к счастью, не выжгли ее, как нередко случалось с некоторыми солдатами генерала Коннора. Те сами становились роботами, имеющими только одну цель -- уничтожать врагов. Это страшное превращение миновало Кайла. Обретя твердость, смелость, бесстрашие, заглянув в бездонные глаза смерти, он не потерял способность быть любящим, нежным и верным. Такого Кайла Сара знала, любила и помнила. Спокойный и уверенный в себе преуспевающий врач, которого Сара встретила в аптеке, был совершенно иным. Возможно, он был бы хорошим отцом, мужем и любовником. Кто может знать, кроме близких людей... А она -- девушка из третьесортной харчевни -- на что она могла рассчитывать? Наверное, вышла бы замуж, нарожала детей, как положено, и, успокоившись, начала бы долгий, ничем особенным не отмеченный, благополучный путь на уютное местное кладбище. А точнее -- сгорела бы в плутониевом аду за компанию с тремя миллиардами других землян. Она помнила все, что говорил ей Кайл. Каждое слово, каждую минуту, проведенную с ним. Почти все. Но она забыла девиз генерала Коннора, существовавшего в другом времени, в другой вселенной, в жестоком мире, гибнущем в борьбе за выживание. Этот девиз повторяли все, кто вместе с Коннором противостоял безжалостному уничтожению жизни на Земле. "До конца еще далеко даже тогда, когда уже все кончено". x x x Когда Сара подъехала к дому, было около семи часов вечера. Открыв заднюю дверь машины, она осторожно вытащила так и не проснувшуюся Тариссу и отнесла ее в дом. Уложив девочку в детской, Сара подошла к бару и налила себе немного легкого вина. Она включила телевизор, уселась перед ним на диван, и только вытянула уставшие за день ноги, как раздался телефонный звонок. Но звонил почему-то не ее домашний аппарат, а карманный селлфон. Сара сняла с пояса трубку, поднесла ее к уху и услышала знакомый голос Ньютона: -- Сара? Это Айзэк. Немедленно уходи из дома. Своих отправь подальше. Я позвоню тебе позже. Раздались короткие гудки. Сара отключила аппарат и задумалась. Что-то было не так. Но Айзэк никогда не побеспокоил бы ее таким решительным образом без достаточно серьезной причины. Значит, надо действовать. Ее движения были энергичны и быстры. Быстро закидав в баул необходимые тряпки, она сунула в карман бумажник, огляделась и прошла в детскую. Мягко замедлившись около детской кроватки, Сара плавным движением подняла на руки спящую Тариссу. На мгновение черты лица Сары смягчились и в них проглянула любящая заботливая женщина. Но это была лишь тень, мелькнувшая и пропавшая. Она быстро вышла на улицу, опять устроила девочку на заднем сиденьи, и, сев за руль, направила машину прочь от дома. Сейчас она точно знала, что ей следует делать. Первое -- предупредить Джона. Второе -- номер в отеле под чужим именем. Третье -- ждать звонка от Айзэка. Блайт уже третий день была в командировке в Коламбусе и должна была вернуться не раньше, чем через неделю, и беспокоиться о ней было пока что рано. Держа руль одной рукой, Сара вытащила из кармана куртки селлфон и набрала номер домашнего телефона Джона. Никто не брал трубку. Сара выругалась и набрала номер его селлфона. Было занято. Она уже отъехала от дома на пару миль и наконец выбралась на хайвэй. Влившись в поток машин, она проехала миль десять и, увидев справа знакомую всей Америке вывеску "Холидэй Инн", свернула в первый же выезд с магистрали. Подъехав к отелю, представлявшему из себя длинный двухэтажный барак, Сара нашла место для парковки и остановила машину. Повесив баул на плечо, она взяла Тариссу на руки и вошла внутрь. За стойкой восседал пожилой джентльмен, который посмотрел на Сару поверх очков и умильно улыбнулся, взглянув на сладко спящую девочку. -- Я бы хотела получить номер, -- сказала Сара. -- Как вы будете платить? -- поинтересовался портье. -- Наличные, чек, карточка? Сара тут же сообразила, что нельзя оставлять никаких следов, по которым можно было бы вычислить ее местонахождение, и ответила: -- Я предпочитаю старый добрый кэш. -- Как вам угодно, -- сказал портье и начал заполнять бланк. -- Ваше имя? -- Сара Коннор, -- автоматически ответила Сара и тут же прокляла свой длинный язык. Нужно было назваться Бетси Смит или еще как-нибудь, но только не называть своего настоящего имени. Она попыталась уговорить себя, что это только на несколько часов, и это почти удалось. Продолжая писать, портье поинтересовался: -- Дочка? -- Внучка. Он удивленно поднял голову от стола и воззрился на Сару: -- Быть того не может! Ни за что бы не поверил! Сара изобразила жеманство, а сама подумала: "Ну давай, пиши быстрей, старый осел! Быстрей!" Наконец формальности были завершены, Сара получила ключ и, продолжая держать девочку на руках, потащилась в свой номер. Он был на втором этаже, и из окна была видна стоянка и ее автомобиль на ней. Сара машинально подумала, что это удобная позиция. А еще она подумала о том, как быстро вернулась в состояние постоянной тревоги и мобилизации всех сил. Будто и не было этих тридцати лет спокойной и размеренной жизни. Войдя в номер, Сара уложила спящую девочку на кровать, закрыла дверь на ключ и сняла телефонную трубку, но, остановившись, положила ее и достала из куртки селлфон. Домашний телефон Джона не отвечал. Она набрала номер его селлфона, но в трубке снова были короткие гудки. Взглянув на девочку, мирно спящую после такого большого дня, Сара вздохнула, подошла к бару и достала из него фляжку бренди. Налив себе в широкий и низкий стакан, она включила телевизор и устало опустилась на диван. Найдя канал "Фокс Ньюс", Сара сделала глоток приятно обжигающего напитка и, не слыша того, что рассказывали дикторы, уставилась на экран ничего не видящими глазами. Она с беспокойством думала о звонке Айзэка. Что же это могло быть? Почему Айзэк не объяснил ничего? И вообще, долго ли ей ждать обещанного звонка? Сара старалась убедить себя в том, что это какая-то случайность, пусть даже и не совсем приятная. Она представила себе картину того, что это всего лишь два грабителя направляются к ее дому, а Айзэк лежит со сломанной ногой и не может приехать и защитить ее сам. Поэтому и позвонил. Эта наивная попытка объяснить все простыми и обычными категориями не помогла, и Сара продолжала чувствовать себя, как на иголках. Она встряхнула головой и заставила себя сосредоточиться на теленовостях. На экране неприятный, как геморрой, тележурналист закончил свой репортаж восклицанием "Доколе!", и появилась заставка, на которой было написано "Резня в Даркхоул". Сара равнодушно смотрела на горы окровавленных тел в тюремном дворе, на разгромленные помещения в корпусе "А", и думала о том, что так им, бешеным псам, и надо. Она уже собралась переключиться на другой канал, но, увидев следующий кадр, оцепенела. Рослый мужчина, пересекший поле брани, подошел к тюремной стене и обернулся. Это лицо Сара не смогла бы забыть никогда. Даже если бы ей сделали лоботомию. "Нет, -- подумала она, -- только не это" Но, судя по всему, это было именно то, чего она желала бы меньше всего на свете. И это могло означать только одно -- до конца еще далеко. И Сара почувствовала, как из дали прошедших десятилетий на нее со скоростью света летит черная стена, отделяющая этот мир от созданного "Скайнет" варианта действительности. Эта стена клубилась взрывами, водоворотами крови и смерчами, несущими прах миллиардов сгоревших людей. На ней появлялись и исчезали искаженные образы Кайла Риза, безжалостного робота Т-800, маленького Джона, убегающего от ртутного убийцы и многое другое, что вполне могло бы служить достойным украшением бреда параноика в фазе обострения болезни. Налетевший мрак окутал ее черной мглой, и Сара почувствовала, как с нее начинает осыпаться слой приобретенного ею за последние тридцать лет благополучия. Оказывается, изменения, произошедшие с ней за эти г