а нос и рот закутаны драной шалью. Гости сидели в темном чуме на полу, на вонючих шкурах. - Зачем пришел? Больной? - спросила шаманша низким бархатным голосом. И обоим ученым сразу вспомнилась утренняя песнь на болоте. - Вы верите только экспериментам? - прошептал Кленову Баков. - Наблюдайте, я проведу сейчас необыкновенный эксперимент. - И он обратился к шаманше: - Слушай, бае шаманша. Ты слышала про Москву? Есть такое стойбище. Много каменных чумов. Мы там построили большой шитик. Этот шитик летать может. Лучше птиц. До самых звезд летать может. - И Баков показал рукой вверх. - Я вернусь в Москву, а потом полечу в этом шитике на небо. На утреннюю звезду полечу, которой ты песни поешь. Шаманша наклонилась к Бакову - кажется, понимала его. - Полечу на шитике на небо! - горячо продолжал Баков. - Хочешь, Таимба, возьму тебя с собой на утреннюю звезду? Шаманша смотрела на Бакова синими испуганными глазами. В чуме стояла мертвая тишина. Кленов потерял дар слова от возмущения. Но Баков не оглядывался на него. Он тщетно старался разгадать черты скрытого шалью лица. И вдруг шаманша стала медленно оседать, потом скорчилась и упала на шкуру. Вцепившись в нее зубами, она принялась кататься по земле. Из ее горла вырывались клокочущие звуки - не то рыдания, не то непонятные, неведомые слова. - Ай, бае, бае! - закричал тонким голосом старик Хурхангырь. - Что наделал, бае! Нехорошо делал, бае. Шибко нехорошо... Иди, скорей иди, бае, отсюда. Священная звезда, а ты говорил плохо... - Разве можно задевать их верования, профессор! Что вы наделали! - сокрушался Кленов. Ученые поспешно вышли из чума. С непривычной быстротой бросился Лючеткан за оленями. Трудно найти более миролюбивых людей, чем тунгусские лесные охотники, но Баков теперь их не узнавал. Ученые уезжали из стойбища, провожаемые угрюмыми, враждебными взглядами. - Я не могу понять, как вы с вашим добрым сердцем могли так жестоко поступить, - едва сдерживая себя, говорил Кленов. - Батенька мой! Мы на пороге великого открытия! Если бы мне понадобилось не только напугать старуху, но и самому умереть от разрыва сердца, я бы все равно пошел на это. Баков всегда был таков. В Петербурге его недолюбливали за то, что он не скрывал своих симпатий и антипатий, что называется - рубил сплеча, и во взглядах и суждениях своих был невоздержан. - Вам нужно беречь свое больное сердце для действительно крупных научных открытий, которые ждут вас не в тайге, а в лаборатории Холмстеда! - возвысил голос Кленов. - Дорогой мой, надо видеть связь между высказыванием Энгельса, характером взрыва в тайге и реакцией Таимбы! - сказал Баков. Кленов не ответил. Он мысленно проклинал охранку, которая довела крупного ученого до теперешнего состояния. Погода испортилась. Резко похолодало. Выпал снег. За весь путь до Подкаменной Тунгуски ученые не сказали ни слова. Шитик Бакова ждал его. Он решил отпустить тунгуса с оленями и продолжать путь по реке. Лючеткан распрощался с русскими и уехал в свое стойбище. - Садитесь на весла, - предложил профессор Кленову. - Это должно вас успокоить. Они сели в шитик и молчали до того самого момента, когда, почти достигнув противоположного берега, услышали за спиной один за другим два выстрела. Оглянувшись, они заметили на берегу подпрыгивающего тунгуса. Он размахивал двустволкой. Рядом с ним виднелся сохатый. Ни минуты не колеблясь, повинуясь общему молчаливому решению, Баков и Кленов развернули шитик и изо всех сил стали грести обратно к берегу, где ждал тунгус. Шитик с разбегу почти наполовину выскочил на камни. - Бае, бае! - закричал тунгус. - Скорее, бае! Времени бирда хок. Совсем нету. Шаманша помирает. Велела тебя привести. Что-то говорить хочет. Ученые понимающе посмотрели друг на друга. Баков когда-то слышал, что лоси бегают по восемьдесят верст в час. Но ощущать это самому, судорожно держась за нарты, чтобы не вылететь, видеть проносящиеся, слитые в мутную стену пожелтевшие лиственницы, щуриться от летящего в глаза снега... Нет! Ощущения этой необыкновенной гонки он не мог бы передать. Тунгус неистовствовал. Он погонял сохатого диким криком и свистом. Комья мокрого снега били в лицо, словно началась пурга. От ураганного ветра прихватывало щеки, как в мороз. Вот и стойбище. Кленов протирал запорошенные глаза, растерянно щурился. Толпа тунгусов ждала прибывших. Навстречу им вышел старик Хурхангырь: - Скорее, скорее, бае! Времени совсем бирда хок! - По щекам его одна за другой катились крупные слезы. Оба ученых побежали к чуму. Женщины расступились перед ними. В чуме было темно. Посередине на высоком ложе с трудом угадывалось чье-то огромное тело. Баков схватил Кленова за руку. Он смутно видел, скорее мысленно рисовал незнакомые, по-своему красивые черты смолисто-черного лица, странные выпуклости надбровных дуг, строго сжатые губы, тонкий нос. Разглядеть все это было нельзя. Баков полез в карман за спичками. Но Кленов остановил его. - Неужели умерла? - тихо спросил Баков. Кленов наклонился, стал слушать сердце. - Не бьется! - испуганно сказал он. Потом стал выслушивать снова. - У нее сердце... в правой стороне! - отпрянув, прошептал он. - Я этому не удивляюсь, - сказал Баков и скрестил на груди руки. Безмолвный, погруженный в свои мысли, стоял он над умирающей неведомой женщиной. Вокруг толпились старухи. Одна из них подошла к Бакову: - Бае, она уже не будет говорить. Помирать будет. Передать велела. Лететь на красную звезду будешь - обязательно с собой возьми Таимбу... И вот еще передать велела... для шитика твоего... - И старуха протянула Бакову небольшой предмет, с виду просто кусок металла. Баков взял его и почувствовал, как руку потянуло книзу. Даже самородок золота не был бы таким тяжелым. Старухи заплакали. Ученые тихо вышли из чума. Они уже ничем не могли помочь умирающей. Глава IV. БЕГСТВО - Ходи-ходи мало, тихо... Тут кустах лодка будет... Баков едва слышал шепот проводника. Приходилось сжимать зубы, чтобы не застонать. Знакомая одуряющая боль шла от сердца, отдавалась в лопатках. Онемела левая рука. Только люди с больным сердцем знают, что зубная боль не самая мучительная. Но Баков не мог, не имел права стонать. - Мало-мало тише, однако. Ходи змеей, пожалуйста. Холодный пот выступил у Бакова на лбу. Теперь бы полежать здесь, в кустах. Может быть, отпустит, пройдет приступ... Но останавливаться нельзя. И Баков, кусая губы, полз. Под крутым бережком у корейца была спрятана лодка. Он скользнул вниз. Баков лежал на спине и широко открытыми от боли глазами смотрел на черное небо, на котором не было видно ни одной звезды. "Плохо с сердцем, - думал профессор. - Так много надобно сделать... Трансурановые!.. Холмстед будет потрясен. Хоть бы годик еще прожить..." Кэд обматывал тряпками весла. "Ему, по-видимому, не впервые переходить границу. Контрабанду, что ли, носит?.. Где его только достал Кленов? Бедняга Иван Алексеевич волнуется, поди, сейчас". Баков ощупал в кармане кусок металла, завернутого им для предосторожности в свинец. Еще на заимке он сравнил вес куска с самородком золота, найденным им в тайге. Слиток сразу показался Бакову необыкновенно тяжелым, но результаты первого опыта превзошли все ожидания. Неведомый металл был не только тяжелее золота, но и тяжелее урана. Баков определил его атомный вес в 257. А ведь уран имеет всего лишь 238! Когда-то, еще в Петербурге, профессор Баков, анализируя открытие супругами Кюри радия, высказал предположение о существовании на Земле, если не теперь, то в прошлом, элементов тяжелее урана, трансурановых, которые успели ныне распасться на более легкие элементы, как распадается радий, в конце концов превращаясь в свинец. Баков назвал в своей статье гипотетический элемент, самый тяжелый из трансурановых, радием-дельта. И вот случай передал в руки ученого металл, который несомненно, судя по весу, относился к трансурановым. Это и был предсказанный им радий-дельта! Исследовать его, как можно скорее всесторонне исследовать! Сообщение о радий-дельта будет не менее сенсационным, чем открытие сверхпроводимости. Кстати, надо повторить опыт Камерлинга Оннеса, посмотреть, как будет влиять радий-дельта на сверхпроводимость. А главное, торопиться нужно, успеть, пока сердце... Откуда-то появился Кэд и потянул Бакова за собой. Через минуту Баков был уже в лодке. Кореец заставил его лечь на дно. Сам он примостился на скамейках так, что мог грести лежа. На носу и корме лодка имела фальшивые борта и похожа была на бревно. Обмотанные тряпками, весла бесшумно опускались в воду. Пошел сильный дождь. По тихому Амуру, скрытая темнотой и ливнем, поплыла коряга. Когда лодка достигла середины Амура, Баков тихо сказал: - Слушай, ходя! Одну вещь мне достать шибко надо. - Можно достать, - шепотом согласился кореец. - Деньги надо. - Самородок золота видел у меня? Отдам. - Чего надо-то? - Жидкий гелий мне нужен. - Жидкий? Пить будешь? - Нет. Люто холодная жидкость. В Токио, в университете, наверно, она есть. - Если мало-мало есть, берем, - успокоил Кэд. - Харбин будем - знакомый японец скажу. Золото шибко любит. На русском берегу прозвучал выстрел. Там не могли слышать шепота беглецов. Просто казак выстрелил "для опасности" в корягу... x x x Кленов шел по улице Харбина. Навстречу ему бежали китайчата, которые продавали "Русское слово". Бородатый купец в поддевке открывал лавку. Путейский инженер с бакенбардами и в фуражке с молоточками проехал на рысаке. Подковы звонко цокали по булыжной мостовой. Китаец нес на голове огромную корзину. Дворник отборной русской бранью отчитывал провинившегося мальчишку. Какая-то дама с помятым лицом остановила Кленова и спросила по-русски, как ей пройти к вокзалу. Кленов ответил по-английски, что не понимает. Дама проводила его удивленным взглядом. Кленов читал русские вывески и никак не мог представить себе, что он в Китае. Вот и нужный переулок. Сомнительный кабачок. Хозяин уже знал Кленова в лицо. Четвертый день этот хорошо одетый господин сидит в его заведении, завтракает здесь, обедает, ужинает, но ничего не пьет. Наверно, ждет кого-то... Кленов занял привычный уже столик у окна, вдали от входа. По грязной клеенке ползали мухи. Подбежавший китаец с косой смахнул салфеткой со стола невидимые крошки. Но мухи снова сели. Кленов приготовился долго ждать. И вдруг в кабачок вошел Баков, такой же огромный, как и в Петербурге, как и в тайге, но чем-то не похожий на прежнего Бакова. Он гладко выбрит! Он без бороды! Кленов приподнялся было, но услышал знакомый голос: - Мало-мало сиди, пожалуйста, шуметь шибко не надо. Оглянувшись, он увидел Кэда. Баков протянул руку и тяжело опустился на стул. Только сейчас, глядя на безбородое лицо Бакова, Кленов понял, как сильно изменился профессор. Он помнил его в университете десять лет назад - шумного, любящего пошутить со студентами, помнил на студенческих сходках, которыми профессор не гнушался, встречал его и на студенческих пирушках, на которых профессор пил больше всех и громче всех пел запрещенные песни. В 1905 году произошло с Баковым несчастье: его дочь, курсистка, не вернулась с Обуховского завода, когда там были беспорядки... С тех пор и заболел тяжело сердцем профессор Баков, с тех пор и стал он резок в словах и выступлениях, которые в конце концов привели его в сибирскую ссылку. - Здравствуйте, голубчик Иван Алексеевич, - сказал Баков, тяжело дыша. - Был я сейчас здесь в подвале. Ничего, подходящее место. - В каком подвале? - ужаснулся Кленов. - В винном, под кабачком. - Зачем вам винный погреб? - недоумевал Кленов. - Задержаться нам с вами придется, дорогой ассистент. Исследуем здесь подарок Таимбы. - Боже мой, Михаил Иванович! Нас ждет Холмстед! Первоклассная лаборатория! Приборы! А вы... о винном погребе. - Вот именно, голубчик. Не уверен я, что доберусь до этих приборов... - Что вы говорите, Михаил Иванович! Вы прошли самое, осмелюсь вам заметить, трудное. - С этим ходей, - указал Баков на маленького Кэда, - я бы к черту в пекло пролез и обратно выбрался вместе с котлом кипящей смолы. Но я не знаю, довезет ли он до Холмстеда вот эту деталь моего организма. - И Баков постучал в левую часть своей груди. - Опять сердце, Михаил Иванович? Баков кивнул: - Поторопиться хочу. Отдал ему самородок золота. Пусть достанет баллон жидкого гелия и кое-какое оборудование, самое примитивное... Я ведь еще не забыл, какой талант экспериментатора обнаружил когда-то профессор Баков у студента Ивана Кленова... А? Иван Алексеевич? Беретесь повторить опыт Камерлинга Оннеса со сверхпроводимостью? Кленов действительно был изумительным экспериментатором, а Кэд - бесценным человеком. За короткий срок в винном погребе под харбинским кабачком, который содержал подозрительный толстый и неряшливый китаец, оборудовали физическую лабораторию. В нее были протянуты электрические провода, доставлены кое-какие приборы, а главное - баллон жидкого гелия, присланный в адрес кабатчика из Токийского университета. В этой примитивной лаборатории Кленов по настоянию совсем расхворавшегося Бакова повторил опыт Камерлинга Оннеса. Он опустил в жидкий гелий свинцовый проводник. При температуре -271oС всякое электрическое сопротивление в нем исчезло. - Голубчик мой, - сказал наблюдавший за приборами Баков, - понимаете ли вы, что это значит? Если ток проходит без затраты энергии, то в магнитном поле вокруг проводника сохраняется энергия. Ее будет сохраняться в пространстве огромное количество. Перед нами сверхаккумулятор! - Это было бы так, если бы сверхпроводимость не исчезла при больших магнитных полях, - напомнил Кленов. - А вы пробуйте, изучайте, экспериментируйте... Мы с вами уже определили немало любопытнейших свойств радия-дельта. Он радиоактивен, он и служит катализатором для редких химических реакций. Посмотрим, как он влияет на сверхпроводимость... - Создать защитный слой, который предохранил бы сверхпроводник? - спросил Кленов. Баков кивнул. Только Кленов с его изобретательностью и блестящим талантом экспериментатора мог осуществить задуманный Баковым опыт. Он создавал все необходимое для эксперимента "из ничего". И результат превзошел все ожидания. Баков не допускал в подвал никого, даже верного Кэда, который был этим почему-то очень обижен, но в конце концов покорно смирился. Только установив, что радий-дельта действительно способствует сохранению явления сверхпроводимости при сильных магнитных полях, только убедившись, что они с Кленовым на пороге величайшего открытия. Баков согласился ехать дальше к Холмстеду, чтобы там завершить начатую в харбинском кабачке работу. - Голубчик Иван Алексеевич, - говорил Баков, тяжело дыша, - осчастливим человечество! Каждый в жилетном кармане сможет носить Ниагару... - Надобно разыскать месторождения радия-дельта в тайге, - предлагал Кленов. - Боюсь, голубчик, что эти месторождения находятся за много миллионов километров от тайги, - полусерьезно, полушутя говорил Баков. Еще в Шанхае в ожидании американского парохода Баков начал писать статью о радий-дельта, которая должна была явиться продолжением его старой работы о трансурановых. Писал ее Баков в номере отеля, лежа в постели. Доктор-англичанин, осматривавший его, запретил ему вставать. Отведя Кленова в сторону, врач посоветовал сразу же по приезде в Сан-Франциско пригласить лучших профессоров. Прощаясь, он многозначительно покачал головой. И все же Баков настоял на своем отъезде. Рикши и кули, иностранные моряки и зеваки в порту с любопытством наблюдали, как к джонке пронесли на носилках какого-то больного господина. Когда джонка подплыла к стоявшему на рейде пароходу, оттуда для больного специально спустили на канате кресло. Все долгое морское путешествие Кленов и Кэд трогательно ухаживали за Баковым. Уже не гремел больше раскатистый бас профессора. Он часто впадал в забытье и, как казалось Кленову, заговаривался. Чем иным, кроме бреда, мог объяснить Кленов то, что Баков все чаще вспоминал о взрыве в тунгусской тайге, который произошел якобы не от удара метеорита о землю, а на высоте пяти верст над землей, в воздухе; о чернокожей Таимбе, найденной тунгусами в тайге после взрыва и мечтавшей "вернуться на красную звезду". Однажды во время бреда профессор заговорил даже о каком-то межпланетном корабле, который взорвался, не долетев до Земли... Баков бредил, но у Кленова в багаже лежала вещественная память о таинственной Таимбе - неведомый трансурановый элемент, названный Баковым, радием-дельта... x x x Бывший петербургский профессор Михаил Иванович Баков умер 28 октября 1913 года в Сан-Франциско, не дописав последнюю научную статью, так и не увидевшую света. Возможно, что в этой статье он сумел бы с неумолимой логикой связать взрыв в тайге, появление Таимбы я ее радий-дельта, суливший миру необыкновенные перспективы. Но смерть профессора Бакова на время оборвала нить, ведущую к изумительному открытию. Ученые вернулись к проблеме Тунгусского метеорита лишь сорок лет спустя.  * ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЛЕТАЮЩИЕ ДЕРЕВЬЯ *  - Потом, делая вид, что смотрите на небо, потихонечку переводите глаза на листву, только так, чтобы дерево не заметило!.. Потом дождитесь, когда над листвой пойдут облака, а ветер начнет раскачивать верхушку, тогда... - Что тогда? - Тогда прищурьтесь... - Прищуриться? - Да-да... И оно полетит! - Кто полетит? - Дерево. Глава 1. СОЖЖЕННЫЕ СНЕГА - Хелло! Осторожно!.. Гэй!.. Испуганный голос прокатился в ущелье, отдался глухим эхом. Три лыжника мчались вниз. Снежные блестки слились в искрящиеся полосы. Мутной пеленой проносились стены ущелья. Они в тиски зажимали дорогу, кончаясь наверху снежной, словно раскаленной добела кромкой. Дорогу выбирал мужчина с энергичным, красивым лицом. Он умело лавировал между камнями. Вслед за ним, повторяя его движения, неслась тоненькая девушка. Шарф ее развевался по ветру, чуть наклоненная вперед фигурка напряглась. Позади, почти сев на корточки, катился человек гигантского роста; его мокрое лицо было багрово. Лыжи первого затормозили внезапно. Его ботинки выскочили из креплений, и он покатился по каменистой земле. Однако тотчас встал. Девушке удалось остановиться. Дальше лежали только пятна рыхлого снега. - Бросайте лыжи! - закричал мужчина, поднимая с земли шапку. Видя, что девушка не может справиться с ремнями, он вернулся к ней и стал на одно колено. Подъехал третий лыжник. - Ураганом несет... Чертово облако!.. - прохрипел он. Девушка взглянула вверх. - Скорее, мистер Вельт! Скорее... - шептала она. Вверху, почти касаясь снежного склона, плыло странное огненное облако. - Поздно заметили! - сказал Вельт, вставая. Все трое побежали. Они прыгали по камням, проваливались в снег, скользили по замерзшим лужам... Огненное облако окутало снежный склон. Никто не видел, как осели подтаявшие сугробы, как мгновенно вспыхнули смолистые ели, как смешался едкий дым со странным светящимся туманом. Снега словно горели: над ними струился серо-фиолетовый дым. По свежим лыжным следам помчались мутные воды. Будто спасаясь от огня, они прыгали по камням, смывали снег, шипели, набухали, пенились... - Ганс, надо остановиться! - крикнул Вельт, видя, что девушка теряет силы. - Нет... бежать... Вода! Облако растопило снега! Вельт подбежал к девушке. Она, уже ко всему безразличная, прислонилась к каменной стене. Молодой человек схватил ее на руки. - Позвольте мне! - закричал гигант. Но Вельт не обернулся. Прыгая и спотыкаясь, бежал он вниз. Ганс старался держаться рядом. Дорога шла между неприступными скалистыми бастионами. Ни одно деревце, ни один куст не росли на темном граните. Путь был только один - вперед! Бежать, бежать... Спасение в том, чтобы достигнуть Белой виллы. Но до Белой виллы было далеко. Лишь в самом конце ущелья, над зеленью горного склона, поднималась круглая башенка, словно каким-то чудом перенесенная в эту глушь. x x x Со дна ущелья к узорным воротам благоустроенного парка вела недавно проложенная крутая дорога. Сейчас по ней с треском и дымом взбирался автомобиль марки "лексингтон", с высоким шасси, позволяющим проходить по плохим американским дорогам. Низенький человек с раскосыми глазами поднялся из-за руля и открыл ворота. Со стороны дома к воротам спешил румяный старик. Был он сед, прям и сух; шел непомерно широкими шагами, почти не сгибая ног в коленях. - Хэлло! - закричал он, подойдя к автомобилю, и протянул руку молодому человеку с небольшой бородкой. - Как ваши дела и мои поручения, мистер Кленов? Приехавший неуклюже поднялся, уронил несколько пакетов и попытался выбраться из машины. Старик помог ему, придерживая рассыпающиеся свертки. Сойдя на землю, молодой человек протянул руку старику, хотя они уже поздоровались. - Профессор, здравствуйте! Ужасная досада! Кругом неудачи. В городе все сошли с ума. Там царит, я осмелюсь так выразиться, массовый психоз. Ни я, ни Кэд ничего не могли достать... Реактивы, профессор, столь необходимые нам реактивы, полностью закуплены военными фирмами, получившими европейские заказы. В одном месте с меня запросили десятикратную цену. Возмущенный, я отказался... Потом искал целый день. И представьте себе, не только реактивов - даже сливочного масла не мог достать, честное слово! И сахара тоже, профессор, нигде нет... Не обещают раньше завтрашнего дня... У всех на уме и на языке только война. - Постойте, Джонни! Как так - нет сахара? С чем же мы будем пить кофе? Молодой человек смущенно погладил бородку. - Вы поразительно непрактичны! - рассердился профессор. - Мыслимое ли дело - на Американском континенте в 1914 году от рождества Христова не достать масла из-за того, что где-то в Европе началась война! - Я и сам об этом думал всю дорогу, мистер Хомстед, и решил, что война - это несчастье. Ее нужно прекратить. - "Прекратить"! - передразнил профессор. - Хватит с меня одного сумасшедшего ассистента, который мечтает с помощью своих открытий зажечь в Ирландии революционный пожар! Не вы ли прекратите войну? Профессор и его ассистент шли по направлению к флигелю. Немного подумав, Кленов серьезно сказал: - Да, это сделаю я, профессор. Старик остановился и вопросительно посмотрел на молодого человека. - Не болтайте, Джонни! Какое вам дело до войны? Я понимаю, конечно, - сахар! Это действительно проблема. Но высшие идеалы... Плюньте! Наука есть наука, она призвана служить только коммерции. - Профессор высоко поднял плечи. - Научные открытия должны делаться ради них самих. Когда открытие сделано, вот тогда его можно продавать. - Продавать кому угодно? Не думая, для каких целей оно может быть использовано? - Вообразите себя, Джонни, на одну минуту продавцом иголок. Какое вам дело до того, собирается ли покупатель проглотить ваши иголки, положить их соседу в суп или зашить дыру на жилете? Вы продаете свои иголки и делаете свой бизнес. Так делайте, пожалуйста, свои иголки, мистер Кленов, с помощью предоставленных мною машин, а продавать буду я, не задумываясь, кого они уколют. Пусть Ирландец тешится своими идеями. Это заставляет его лучше работать. Мой принцип - привлекать к работе людей любых взглядов. Но вы - здравомыслящий человек, блестяще завершивший работу своего покойного шефа! Верьте мне, я сумею ее реализовать, и у нас будет американский комфорт, несмотря на европейскую войну. Кленов с сомнением покачал головой: - Я не думал обо всем этом раньше. Но теперь твердо решил продиктовать Европе свою волю. Порукой тому - сила нового открытия! - Джонни! В европейские дела я вмешиваться не посоветовал бы даже президенту, а не то что вам. Я готов месяц просидеть без сахара, лишь бы не беседовать с вами об этом еще раз. Все, сэр! Старик повернулся и зашагал к флигелю, над которым возвышалась небольшая круглая башенка. Обычно Кленов никогда не поднимался туда, зная, что профессор не любит, когда мешают его работе; отсюда он наблюдал отдаленный склон, где, по слухам, находилась его вторая, секретная лаборатория. Стоя посреди дорожки. Кленов сосредоточенно рассматривал ботинки. Вдруг он услышал крик. Из окна башенки высунулся встревоженный профессор: - Эй, Джонни! Живо! Узнайте у Кэда, не вернулись ли Мод и Вельт! Кленов послушно отправился разыскивать Кэда. Через минуту он поднялся по крутой лестнице в башенку и, открыв дверь, увидел согнувшуюся пополам тощую фигуру профессора, смотревшего в маленький телескоп. - Нет, мисс Мод не возвращалась, Вельт и Ганс - тоже. Профессор повернулся, посмотрел мимо Кленова и спустился вниз. - Проклятый Ирландец! - крикнул он. Растерявшийся Кленов неуверенно вошел в башенку, заглянул в телескоп, направленный на ближайший горный склон. - Что это? Откуда здесь горный поток? - пробормотал он. Выпрямившись, Кленов увидел в окно, что старик Холмстед бежит, а его догоняет Кэд. - Спасите, спасите их, Кэд!.. Вода... Моя девочка... - донеслось до Кленова. Кэд, не отвечая, почему-то побежал обратно к вилле. - Куда же вы, Кэд? Надо помочь! - кричал ему старик. Испуганный и запыхавшийся Кленов догнал профессора только у ворот. Он уже видел бегущих людей и слышал рев воды. Из-за камней выскакивали грязные, пенящиеся буруны. Поток, вздымая облака брызг, затоплял ущелье. Вельт бежал по колено в воде. Ганс, несший теперь Мод, поскользнулся. Вельт обернулся и на мгновение остановился, но в лицо ему ударила пена. На секунду мелькнуло тело Мод. Разъяренная вода смыла людей и понесла их по придорожным камням. Рядом с профессором и Кленовым появился Кэд. Быстрыми движениями он привязал к дереву веревку. В следующее мгновение он ринулся вниз по крутому откосу. Сорвавшиеся камешки не поспевали за ним. Вдали на поверхности воды показались Ганс и Вельт. Головы их, то исчезая, то появляясь, казались маленькими точками. Кленов прислонился к дереву и закрыл глаза. Он очнулся оттого, что Холмстед тормошил его. - Тащите же! Тащите! - кричал старик. Кленов с трудом понял, что от него требовалось. Вдвоем, напрягая все силы, они принялись тянуть веревку. К концу веревки Кэд привязал обыкновенную рыболовную сеть, которой он перегородил узкое, бурлившее теперь пеной ущелье. Поток мчал свои жертвы прямо на эту преграду, и скоро в натянутой, готовой порваться сети бились, словно гигантские рыбы, трое людей. С большим трудом удалось вытащить их на скалы. Кэд, державшийся за другой конец сети, выбрался из воды последним. По мокрому лицу его расплывалась кровь. Поток набухал, затопляя скалы. Медлить было нельзя. Кленов и Холмстед неумело понесли Мод. Вельт и Ганс плелись сзади. Когда они находились уже в безопасности, профессор многозначительно взглянул на Вельта. Тот понимающе кивнул. - Кажется, я разбил стекло на часах, - сокрушенно сказал Ганс. Вновь рожденный поток бился внизу, как непрекращающиеся волны прибоя. Глава II. ТАИНСТВЕННЫЕ ГАЛОШИ В глуши Аппалачских гор затерялась крутая, едва проходимая дорога. Пара лошадей с трудом тащила несколько необычный груз. На прочной телеге, типа переселенческих фургонов, лежало нечто вроде огромной металлической бочки. Рядом шел пожилой человек с седыми бакенбардами. Он нещадно колотил лошадей и ругался. Чуть выше, за поворотом дороги, отдыхали двое. Один из них, коренастый и плотный, починял развалившуюся обувь. Другой, длинный и рыжий, лежа на траве, смотрел в небо. - Нет, мистер Серджев, меня все-таки интересуют эти газетные сообщения. - Опять вы об этих репортерских измышлениях! Газетам мало материала о европейской войне! Вместо того чтобы раскрыть истинную сущность этой кровавой бойни, они для развлечения и возбуждения читателей выдумывают басни о страшных огненных облаках. - Однако ведь Билль клялся, что сам видел такое облако, когда шел по старой просеке. - Бросьте! Билль всегда пьян. - Нет! Что же это может быть: выброшенный из вулкана пепел или шаровая молния? - упрямо спрашивал рыжий. - Откуда я знаю! Вы славный парень, Джимс, но у вас есть два существенных недостатка. Вы ничего не умеете делать и чересчур много расспрашиваете. Вы не похожи на американца. - Да, я англичанин, мистер Серджев. Оба мы с вами здесь иностранцы. Но неужели вы ничего не слышали об облаке? Ведь вы давно околачиваетесь в этих местах. - Да, но скоро уйду. Началась война. Надо бороться. - На чьей стороне? - живо спросил Джимс, незаметно взглянув на своего товарища. - Против обеих сторон, - сказал Серджев, надевая башмак. - Мистер Серджев,- Джимс закинул руки за голову, - вот вы, вероятно, революционер... Мне, конечно, нет до этого никакого дела. - Джимс сплюнул. - Но скажите: вы не встречались в этих местах с неким Ирландцем, не имеющим другого имени? Он тоже мечтает о революции, об освобождении Ирландии. Серджев подозрительно посмотрел на своего товарища. - Я пойду, - сказал он, поднимаясь, - есть хочется. - Куда? - зевнул Джимс. - Да, недурно бы закусить. - В Пенсильванию. На уголь. В рабочие районы. - Нет, я остаюсь. Я хочу еще побыть в этих местах. Серджев встал. Он был молод и коренаст. Из-за поворота показалась телега с цистерной. Возница остановил лошадей, сунул в колеса палку, чтобы повозка не скатилась вниз, и сказал сиплым голосом: - Пусть кошка научится плавать, если я когда-нибудь еще предприму сухопутный рейс! Даже в бурю против ветра я берусь двигаться быстрее... - Посмотрев на рыжего, он добавил: - Пусть проглочу я морского ежа, если вы не англичанин! Джимс повернулся, чтобы лучше разглядеть говорившего. Увидев странную повозку, он тотчас же сел. - Хэлло, сэр! Как вы поживаете? Не хотите ли поболтать? Куда вы везете эту игрушку? - Этот бочонок? К черту в лапы, сэр! Вот что, парни, я моряк, но плаваю нынче по суше и хочу нанять вас обоих на работу. Мои лошади очень устали, а ехать далеко... Если же я опоздаю, то сумасшедший Ирландец переломает мне все шпангоуты. Слово "ирландец" подбросило Джимса в воздух. - Конечно, конечно! Мы поможем вам. Мы рабочие с лесозаготовок, ищем работу. И если вы хорошо заплатите... - Заплачу, если вы согласитесь проглотить язык. Понятно? - Конечно, сэр! - воскликнул Джимс, словно собственный язык был его любимым лакомством. - Чего вы радуетесь? Напали на след, что ли? - сердито спросил Серджев. - Бросьте ваши подозрения! Я просто рад, что мы нашли работу. Ведь небось жрать-то и вы хотите? - скороговоркой буркнул Джимс. Серджев сплюнул. - Итак, вы - наш босс! - поклонился Джимс вознице. - Не угостите ли чем-нибудь новых пристяжных? - Угощу, но не раньше, чем пришвартуемся у берега горного озера. Придется, парни, вам до вечера потопать. - Это нам не привыкать! Эй, Серджев, беритесь за колесо, вы, босс, за другое, а я буду тянуть лошадь. - А не лучше ли вам тянуть бочонок, а не лошадей? - сердито заметил босс. - Беритесь-ка оба за колеса, получите по полтора доллара. Джимс с необычайным рвением ухватился за колесо. Серджев после минутного колебания взялся за другое. Моряк взмахнул бичом, выругался, лошади рванули, и телега со скрипом тронулась. Медленно ползли мимо скалы и деревья. Жара, казалось, усилилась вдвое. Ноги скользили по гладким камням. Колеса подпрыгивали на ухабах и выбоинах дороги. Возница не переставал ругаться. Лошади были в мыле. Джимс хрипло дышал. Серджев изумленно поглядывал на своего случайного товарища. Никогда он не видел, чтобы тот так старался. Медленно тянулись бесконечные часы утомительного подъема. Люди едва волочили ноги. Моряк не давал передохнуть. Наконец между стволами сосен что-то блеснуло. - Вода! - заорал Джимс. - Пришвартоваться! - скомандовал моряк. - Здесь переночуем. Обессиленный Джимс упал на траву. Пот струился по его красному лицу. - Жарко, - согласился босс, принимаясь распрягать лошадей. Серджев подкладывал камни под колеса телеги и всовывал палки между спицами. Сквозь поредевшие сосны теперь было видно озеро. Деревья спускались к нему амфитеатром. Озеро было странно разделено на две половины. Одна его часть, покрытая тенью, казалась темным бархатом, в то время как другая - ярким шелком. Серджев с интересом рассматривал этот уголок, не нанесенный, быть может, ни на одну географическую карту. - Итак, босс, выкладывайте, что в вашем бочонке? - Эге! Не иначе, как вы думаете, что он полон рома! Джимс сделал неопределенное движение, выражавшее и любопытство и безразличие. - Так слушайте, соотечественник! Пусть обрасту я водорослями, если в этом бочонке не самый отвратительный в мире газ, за которым мне пришлось сделать не одну тысячу миль по Тихому океану... - Моряк раздул огонь. - Кстати, джентльмены, вы никогда не слышали об острове Аренида? - Нет, сэр! - Так запомните это слово на всю жизнь! Аренида! И пусть три года я не буду пить рома, если проболтаюсь о тех страхах, которых там натерпелся. - Но что это за остров Аренида, сэр? - спросил преисполненный любопытства Джимс. - Его нет ни на одной карте. Говорят, в прошлом году на него наткнулся один пьяный капитан, который клялся последней каплей джина, что прежде на этом месте никакого острова не было. - Что же это за остров? Какая на нем растительность? - Какая там растительность! Там нет ничего! Разве это остров? Это просто кончик трубы, через которую черти проветривают свое помещение. Серджев, нехотя прислушивавшийся к словам старого моряка, внезапно насторожился. Движение его не ускользнуло от глаз Джимса. Вскочив на ноги, он стал смотреть в том же направлении, что и его товарищ. - Что такое? - закричал Джимс. - Что это за странная фигура? Здесь такая жара, что не знаешь, куда деться, а к нам идет человек в плаще, да еще с зонтиком! - Но самое интересное, Джимс, у него на ногах, - сказал Серджев. - На ногах? Правда! Никогда в жизни не видел такой обуви. - Этот род обуви, дорогой Джимс, носят только в одной стране. - Эй, что там за человек, одетый словно в штормовую погоду? Странный человек приближался. Непромокаемый плащ с капюшоном развевался на его неуклюжей высокой фигуре. Привлекшая внимание Серджева обувь поблескивала на солнце. - Ведь на нем галоши! Настоящие русские галоши! - шепнул Серджев. - Русский? - воскликнул Джимс. Человек в галошах подошел к путникам вплотную и вежливо снял шляпу. Вместе с зонтиком под мышкой у него был зажат какой-то небольшой предмет. - Добрый вечер, джентльмены! Если я не ошибаюсь, вы приняли решение остановиться здесь надолго. - Сдается мне, сэр, что скорее высохнет Тихий океан, чем мне удастся сдвинуть с места вот этого парня, - сказал моряк, ткнув пальцем в изможденного Джимса. Странный человек задумался. - Это совершенно неожиданная встреча, джентльмены. Я сделал много миль по трудной дороге, чтобы достичь этого глухого места... И вдруг застаю здесь вас... - Вы не очень довольны этим? - спросил Джимс. - Видите ли, джентльмены... Я не знаю, как лучше вам сказать... Я прошел много миль... Я осмелюсь обратиться к вам с просьбой... - Пожалуйста, сэр. - Не откажите в любезности покинуть это место и удалиться отсюда миль на пять... - Что?! - взревел Джимс. Незнакомец смутился и неловко растопырил локти. - Я очень прошу вас, джентльмены. Вам, право, лучше всего удалиться отсюда. - Но ведь мы уже распрягли лошадей, разожгли костер и мечтали о сосисках! - поднялся удивленный моряк. - Мы свернули все паруса, сэр... Кроме того... - Уж не откупили ли вы эти места? - недружелюбно вставил Джимс. - Джентльмены, не просите меня объяснять свою несколько странную просьбу. Для вас это только лишний час пути, для меня это потеря целых двух дней, в течение которых люди убивают друг друга. А ведь время не терпит. - Вы что, парень, свидание, что ли, здесь назначили красотке? - захихикал Джимс. - Я не шучу, сэр. Мне необходимо это озеро и его окрестности. Я забочусь только о вас, о вашей безопасности, вернее - о ваших удобствах. Я готов помочь вам тащить телегу. Только, пожалуйста, уезжайте отсюда! Джимс, Серджев и моряк удивленно переглянулись. - Послушайте, - сказал Серджев, - но ведь должны же быть у вас какие-то соображения! Ведь мы здорово устали. Подъем сюда чертовски крут. - Джентльмены, это очень сложно. Это будет звучать очень странно, даже неожиданно. - Да-да, - вмешался Джимс, - мы желаем знать причины. - Джентльмены! Я прошу... Не вынуждайте меня. Я не уверен, что вы поймете меня... - О-о! Он считает нас идиотами! Благодарим вас, сэр. - Нет-нет! Я, право, далек от этой мысли. Я не хотел вас обидеть. Но это действительно будет звучать странно. Я даже готов... Только согласитесь, выслушав меня, удалиться. Джимс уселся поудобнее: - Рассказывайте. Я обещаю вам: мы уедем, если ваш рассказ покажется нам интересным. Моряк смерил Джимса взглядом и сплюнул. Человек в плаще погладил небольшую бородку: - Что ж, я готов. Заранее прошу простить меня за несколько необычные мысли. Но прошу помнить - вы вынудили меня к этому! - Незнакомец простодушно улыбнулся. - Джентльмены, с моей точки зрения, люди не должны воевать. А если они начали, то в это дело надо вмешаться. Серджев насторожился. Джимс толкнул его в бок. - Это должна сделать наука. Мы, ученые, сильны, мир должен повиноваться нам. Вот в этих руках имеется средство, которое позволит мне пригрозить миру, продиктовать ему свою волю! - Пока что он не мог даже нас отсюда выжить, - шепнул Джимс. - Я вижу, вы слабы в законах человеческой борьбы. Никогда один человек не сможет повернуть мир! - сказал Серджев. - Да, я не изучал законов общественной жизни. До сих пор я ощущал в себе только смутные идеи. Однако вот этой штукой, этим сгустком энергии я хочу остановить войну, пригрозив всем дуракам, которые дерутся! Наука дала мне право ультиматума миру. И мне надо на этом озере испробовать мой аппарат, джентльмены... Вы видите, я откровенен с вами. - Вы что ж, желаете поставить в угол провинившихся королей и императоров? - засмеялся моряк. - Да-да, сэр... Я хочу наказать их, как непослушных детей. И они будут вынуждены меня послушаться. Тогда наступят совсем другие времена. Мы ликвидируем войска. Превратим вооруженные силы всех государств в технические армии, солдаты которых будут работать в общественных предприятиях на благо страны... - Послушайте, батенька мой! - резко оборвал Серджев, переходя на русский язык. - Скажите, из какого сумасшедшего дома вы сбежали? Мы отведем вас обратно. Человек в галошах нахмурился. - Милостивый государь, - заг