безобразия в провинциях творятся лишь потому, что местное начальство скрывает правду от президента. Стопка за стопкой пойло переходило из бутылок в желудки, мутило рассудки и развязывало языки. - Эх, что вы там возитесь с этими чучмеками, давно пора им врезать как следует! -сказал, захмелев, бывший одноклассник, и тут же двое его друзей поддержали давно наболевшую тему : - Это во всем наш проклятый гуманизм виноват ! - Эх, был бы жив Первый Президент, давно бы привел в порядок черножопых ! Уж при нем-то против нас никто и пикнуть не смел ! Создавая образ идеального божества, народный эпос приписывал Первому Президенту самую невероятную жестокость. К его вящей славе в народе гуляло немало зверских легенд. Ник мог порассказать кое-что об осуществлении ,,зондеркомандами" тактики ,,выжженной земли". Но он оказался не настолько пьян, чтобы не понимать, что сболтни сейчас лишнее, на следующий день кто-нибудь один, если не все эти гостеприимные мужики, посетят местное отделение госбезопасности. Их жизнь не была сладкой, но они часто смотрели телевизор и точно знали, что этому имелись конкретные виновники: силы инопланетной реакции и нанятые ими многочисленные шпионы. Из этих четверых только один не поддержал общего негодования. Это был Стивен Джобс - местная достопримечательность, человек с лишенным растительности, серым, одутловатым лицом. Много лет назад, шестнадцатилетним парнишкой, с семерыми недоумками постарше, он вышел перед президентским дворцом протестовать против высадки на Тагирию. Ханурия уже давно не являлась тоталитарным государством и уважала права человека, поэтому их не отправили в концлагерь без суда и следствия. Но, согласно указа о борьбе с терроризмом, их поместили в фильтрационный лагерь, чтобы выяснить, не задумали ли они чего... Вот там-то, по-видимому специально натасканная собака на потеху охране начисто отгрызла ему множительный орган. После этого полгода его лечили в психиатрической больнице, но, наверно, немного не долечили, и после выхода оттуда он обратился с иском к полиции. В скандально-патриотической телепрограмме ,,Семьсот секунд" было показано, как народный судья - зрелая, красивая женщина, долго и с удовольствием зачитывала ему формулировку отказа. Суть сводилась к тому, что трудоспособность не нарушена, а за мелкие косметические повреждения своих клиентов полиция ответственности не несет. По просьбам телезрителей передачу повторили еще дважды, и вся Ханурия чуть не сдохла со смеху. Потом, за игрой в карты, шел обычный хмельной мужской разговор о зловещей эпической дырке ,,которой давно накрылись наши лучшие десантные батальоны". Мужчины, лишенные регулярного общения с женщинами, распустив пьяные языки, невероятно раздували масштабы своих любовных развлечений. Спешное минутное приключение, где-нибудь в грязном чулане, на тряпках, между швабрами, с женщиной, заезженной как кляча, превращалось в волшебную ночь с юной принцессой, под крышей прекрасного дворца. Конечно, лет за десять - пятнадцать хорошей работы на заводе, каждый из них мог собрать денег на приличную однокомнатную квартирку. Но быт общежития не способствовал накопительству, и они тихо шли на дно, даже не замечая этого. Без четверти одиннадцать в комнату заглянула мерзкая дежурная баба и заявила, что все посторонние должны покинуть здание. Собутыльники порывались проводить Ника, но общежитие закрывалось и, возможно, им пришлось бы заночевать на улице. Он вышел на свежий воздух с чувством злой досады, как с похорон отличных парней, сложивших головы неизвестно за что. При этом Ник сожалел и о двух двадцатках, и о бездарно потраченном вечере. В темноте все приняло совсем другой вид. Разгоряченый выпивкой и занятый неприятными мыслями, Ник свернул не в тот переулок. Перед ним должна была открыться широкая, освещенная улица, но слева тянулось бетонное ограждение заброшенной фабрики, справа засыпали покосившиеся бараки. Ник понял, что заблудился и пора поворачивать обратно. Было достаточно темно, но он увидел, как метрах в двадцати дорогу перегородили пятеро подростков. ,, Вот это-то мне и нужно " - подумал Ник, неторопливо двинувшись к ним. - Эй, батя, дай-ка закурить, - сказал один из них. - Я не курю, - спокойно, но вроде немного растерянно, ответил Ник, приближаясь к парням. - Сейчас закуришь ! - грубым голосом сказал юнец. Он сделал шаг вперед и, повернувшись вокруг своей оси, ударил Ника в челюсть пяткой правой ноги. Это был тот самый - красивый стильный удар, которым телегерои опрокидывали своих врагов. Ник и по-трезвянке плохо отбивал такой выпад. Он оказался слишком медленным, чтобы на него можно было среагировать, и даже не разозлил капитана. Потом подросток попытался ударить его кулаком, но безуспешно. Ник легко отбил руку и, правой, ударил юнца в нижнее левое ребро. Тело подростка оказалось неожиданно мягким, и кулак прошел в него гораздо глубже, чем на то рассчитывал Ник. Да и не мудрено, удар-то ведь был рассчитан, по крайней мере, на ребра Главной Задницы Первого учебного центра - двухзвездного генерала Стоунхэда, а то и на самого министра обороны - сэра Безлепкина. Юнец упал, свернувшись калачиком, и тихим, участливым голосом Ник спросил: ,,Еще хочешь ?" Капитан беспокоился только о том, что остальные успеют разбежаться, не получив своей ,,пайки". Но парни не двинулись с места. Неторопливо, вероятно стараясь своей медлительностью создать иллюзию неотвратимости, они обнажили длинные узкие лезвия. Дело принимало нежелательный оборот, и ,,проверив" лежащего каблуком в висок, Ник ,,выполнил активный отходящий маневр". Подростки молча гнались за ним по узким, темным переулкам. Один из них, уж очень шустрый, оторвался от остальных метров на двадцать пять и бежал совсем рядом. Ник мог бы немного прибавить скорость и уйти от преследования. Он мог бы, но один из железных законов тактики не позволял ему сделать этого. Остановившись, Ник резко повернулся и за две секунды отработал полную программу. Найди он нож, то ,,оприходовал" бы остальных, но тот отлетел в траву, а искать не было времени. Ник продолжил маневр и через полминуты увидел потерянную магистраль. Обернувшись, он крикнул парням : ,, Завтра я за вами вернусь ",- и выскочил под свет фонарей. Центральные улицы часто патрулировались полицией, и банда предпочла остаться в темноте. На последнем автобусе Ник доехал до железнодорожного вокзала. Подождав, пока автобус уедет, капитан пошел в сторону гостиницы. Он немного подстраховался. Теперь, если его начнут искать до утра, то полиции придется проверить все прошедшие за ночь поезда. Если начнут искать утром, то до выработки подходящей версии Ник будет уже слишком далеко, а те поезда - и того дальше. Хотя, возможно, в этих предосторожностях не имелось особого смысла. Если в банде случайно не оказалось сынка влиятельного господина, полиция не станет особо суетиться по пустякам. Хмель почти выветрился из головы капитана, и в душу ему начало закрадываться страшное подозрение. Он вышел под свет фонаря и, о ужас, увидел, что у него располосована левая сторона пиджака. Очевидно, нож был стрым, как бритва, и пиджак оказался безнадежно испорчен. Приключение кончилось скверно. Это был его лучший и единственный гражданский костюм. Ник купил его год назад, и костюм выглядел почти новым. Пиджак сидел, как влитой, разве что рукава могли быть на сантиметр подлиннее. Ник отдал за костюм месячное жалованье и надеялся, что тот прослужит ему лет шесть. Имей он такую возможность, капитан вернулся бы назад и еще раз прикончил того ублюдка. Когда Ник вернется на Ханурию, он постарается купить похожий костюм или хоть заказать к брюкам новый пиджак. Если, конечно, ему суждено вернуться... День за днем капитан ждал на своей позиции, но подходящая ситуация никак не складывалась. То безопасники шли совсем рядом, то перед инспектором не было закрытого для обзора пространства. Нику стало казаться, что необходимая комбинация вообще не сложиться никогда. Он даже начал подумывать над авантюрной идеей, над тем, как незаметно подобраться к забору коттеджа инспектора. Когда Тэд появился в очередной раз, пространство перед ним оказалось открытым. Вдруг Ник увидел, как Тэйлора догоняет группа офицеров. Это был шанс. Судя по их скорости, офицеры должны обогнать инспектора перед самым входом. Капитан бросил быстрый взгляд по сторонам. Никто не собирался вставать. Ник подошел к выходу, и навстречу ему прошла группа лейтенантов. Следом за ними, в трех шагах, в коридорчик вошел инспектор. Капитан шел навстречу Тэду, глядя ему прямо в глаза. Быстрым, почти мгновенным движением, Ник вставил конверт в его нагрудный карман. Конверт пошел неожиданно туго, зайдя вовнутрь чуть больше половины. Толкать дальше не представляось возможным и, отдернув руку, Ник вышел наружу, чуть не столкнувшись с безопасниками. Его не прошиб пот, и он не побледнел, но ощущение близкой опасности оказалось очень неприятным. На следующий день Степ выехал на сопровождение колонны с оборудованием и стройматериалами для опорного пункта, строящегося за двадцать второй базой. Грузовики везли бетонные блоки, поэтому никто на них не напал. Незадолго до базы мощный фугас сбросил с дороги трал. Солдаты провозились почти до темноты, пока вытянули его из-под обрыва и заменили покореженное колесо. Кроме этого все шло нормально. Его операция прошла незамеченой. Хотя на душе было тревожно, пришло определенное облегчение. Некоторая опасность продолжала ему угрожать, но представлялась не настолько большой, чтобы от нее бежать. Да и бежать было некуда, ведь Степа никто и нигде не ждал. Даже если попробовать, то авиация быстро найдет его броневик в пустыне. Колонна вернулась через шесть дней, задержавшись на двадцать второй базе на лишние сутки в ожидании еще одного конвоя, возвращавшегося из дальнего рейса. Когда, вечером, Ник зашел в столовую, его удивил странный, шуршащий звук. Офицеры за ужином живо обсуждали какую-то новость, но говорили почему-то шепотом. Степ быстро вник в суть разговора. Официальной информации еще не поступило, и пока офицеры обсуждали только слух об увольнении начальника особого отдела. Причина оказалась неизвестна, и они, в меру своей фантазии, излагали различные гипотезы, пытаясь выработать хотя бы одну надежную сплетню. Ник не ожидал столь быстрого развития событий и еще надеялся, что не имеет к этой отставке никакого отношения. Также шел разговор о какой-то суете в особом отделе. Краем уха капитан услышал, что еще до обеда два вертолета с безопасниками вылетели в двенадцатый форт. Эта новость насторожила Степа. Заместитель начальника особого отдела, временно назначенный главным особистом, вовсю ,, рыл землю ", стараясь утвердиться в новой должности. Уже на следующий день несколько десятков офицеров, в основном из штаба, должны были явиться в отделение госбезопасности. Нику эти хлопоты казались не совсем уместными, так как информация уже ушла, но, вероятно, у нового главного особиста на этот счет имелось личное мнение. Когда-то безопасники служили верными псами диктатуры, но с ее крахом в одночасье исправились и перешли на сторону молодой демократии. Их жизнь отличалась повышенным жалованьем, высоким комфортом, минимумом риска и служебных обязанностей. Это привлекало в ряды особого учреждения множество молодых людей, не обремененных нравственными принципами и готовыми на все, чтобы доказать свою лояльность. Для некоторых это оказалось единственным путем, позволяющим выбраться из нищеты. Свободные от сомнений и сострадания, они пакостили народу за его же счет. Да и какие могут быть сомнения, если так хорошо платят за столь незначительные усилия? Безопасники не привыкли работать, да и не затем они пришли, но на этот раз им пришлось взяться за дело. Допросы проводили даже те, кто никогда раньше этим не занимался. Опрашивали всех, кому приходилось иметь дело с Хакером. Начали с солдат двенадцатого форта и взвода, в котором Компьютерщик служил на главной базе. Допросили всех офицеров, которые имели с ним хоть небольшой контакт. Не найдя за что зацепиться, занялись солдатами одиннадцатой базы и солдатами Степа, не забыв допросить и его самого. Хотя Ник был почти уверен, что его парни ничего о нем не скажут, даже если и видели лишнее, чувство беспокойства не оставляло его. Помня о том, что вокруг полно стукачей, уже много лет Степ не высказывал своего мнения ни о местном начальстве, ни о руководителях Ханурии. В отличие от многих молодых офицеров, склонных к вольнодумству, досье на которых пухли от свежих доносов, на него давно уже ничего не поступало. На допросе Ник старался вести себя соответственно представлению, которое особисты должны составить о нем, предварительно просмотрев его личное дело. Старый надежный капитан. Не очень сообразительный, иначе давно дослужился бы до майора. Не умный от природы, либо отупевший от длительной честной службы. Такому и в голову не придет передать врагу секретную информацию. А если и придет, то он обязательно попадется при попытке. Безопасники раскинули сеть очень широко и собирали любую касающуюся Хакера информацию. Они старались установить все связи Компьютерщика. Допрашивали его друзей, его сослуживцев, друзей его сослуживцев; всех, кому приходилось разговаривать с ним, и их знакомых. Судя по количеству допрошенных, схема, в центре которой находился маленький кружок, огромным пауком, с бесчисленным количеством лап и суставов, уже расползлась за пределы самого большого бумажного формата. Кружком в центре был Хакер, кружками в суставах и по краям - все те, кто имели с ним дело. Схема обрастала множеством линий, и те из них, которые вели к связистам и людям успевшим покинуть Тагирию до конца навигации, окрашивались в красный цвет. Кружки, к которым приходило несколько поперечных связей, тоже обводились красным и назначались в первую волну допросов. Ник с его подчиненными тоже попал в эту волну. Когда солдаты вернулись с допроса, он краем уха слышал, как один из них взахлеб рассказывал остальным об ощущениях, полученных от действия препарата Д. Тогда Ник с тревогой попытался вспомнить, в каком месте находился тот солдат, когда он заглядывал в отсек двигателя. На допросе следователь уже спрашивал Ника о броневике и том, что лежало в нем и вокруг него. Скорее всего, особисты уже собрали тома протоколов, но похоже так и не сдвинулись с места в своем расследовании. Их старания оказались вполне понятны. Ожидался чартерный борт, на котором с Ханурии прибудет группа безопасников из центрального управления. Они постараются оказать помощь в расследовании. Но эта самая помощь начнется с проверки самих безопасников. С самых главных, с тех, кто имел сам и давал другим допуск к архивам особого отдела. Допросы шли уже четыре дня, и все это время с территории базы не вышла ни одна машина. В вечерних новостях обыденная скука ханурийского телевидения оживилась интересными известиями. Со слов диктора получалось, что на очередной сессии Галактического Сообщества уже неделю проводится злобная компания лжи и попыток дискредитации армии Ханурии, ее правительства и учреждений. Говоря это, диктор выглядел немного растерянным, и его тон вытягивал не более чем на пятьдесят процентов правдивости. В программе был показан репортаж о выступлении на сессии представителя Ханурии - знаменитого Влэда Айвона. Он заявил, что злобная лживая фальшивка не может фигурировать в качестве какого-либо доказательства, в столь представительном и уважаемом форуме. Влэд выразил резкий протест от имени Президента, народа и правительства Ханурии. Он гневно осудил компанию злобных инсинуаций, развязанных средствами массовой информации стран, являющихся традиционными недоброжелателями ханурийской демократии. Представитель заявил, что такие нападки не имеет ничего общего с декларированными Сообществом принципами сотрудничества и добрососедства. В резкой форме он потребовал от правительств названных планет укоротить языки всем болтунам и борзописцам. В противном случае Влэд угрожал самыми крутыми мерами. Он не сказал прямо, что Ханурия подавит своих врагов, как навозных червей, но, в случае невыполнения своих требований, пообещал слабым правительствам помочь принять необходимые меры для наведения порядка на капризных планетах. В новостях было показано, как в знак протеста против демонстрации ,,фальшивок" сессию Сообщества покинули представители группы дальних Неприсоединившихся Планет. Они уходили, преисполненные Оскорбленного Достоинства. Телевидение Ханурии часто хвалило их, как образец благородной неподкупности, и они удалялись с соответствующим гордым видом. ,, Преисполненные гордости и свежих объедков ", - мысленно пошутил Степ. Угрозы Айвона сильно походили на откровенный ультиматум. И надо ли так горячиться из-за какого-то диска ? Не проще ли было сказать, что спецслужбы Ханурии просто пошутили над одной из враждебных разведок и приготовили заведомую лажу для того, чтобы выявить шпионов и каналы утечки информации. А если бы это не прошло, сказать, что мы покончили с этим периодом, оставили в прошлом все эти мерзости, стали другими и вышли из того времени. Тот же, кто предъявил файлы, остался в прошлом, преисполненный средневековой злобы, лишающей его сил перевернуть очередную страницу истории. В общем, сказать все то, что обычно говорилось, когда на одном из очередных ,,добрых дел" какие-то мерзавцы хватали ханурян за руку, а то и за задницу. Но, возможно, на диске оказался отчет о ликвидации первого инспектора и кое-что еще, помешавшее великому дипломату воспользоваться отшлифованными словесными штампами. Конечно, он выглядел бы гораздо умнее, если бы просто покаялся, а не сотрясал воздух идиотскими угрозами. Наверное, вместе со всеми, Влэд тоже слушал ежедневные басни о превосходстве ханурийского супероружия и непомерном миролюбии ханурян, как о единственном препятствии, мешающем немедленно пустить его в ход и очистить галактику от всякой мрази. Большинство ханурян узнавало о превосходстве своего оружия раньше, чем о Красной Шапочке и Великом Гудвине. Средства массовой информации оказались очень щедры на сведения о том, что отечественное вооружение не имеет аналогов и опережает инопланетные образцы не меньше, чем на двадцать пять лет. По своей деликатности телевидение не называло причин отставания вражеского оружия, но по понятным намекам любой мог догадаться, что их существовало, по крайней мере, три. Первой из них являлась некоторая умственная отсталость жителей других планет. Второй - общая техническая отсталость их промышленности. Третьей - несовершенство общественных отношений, мешающих наиболее способным принимать участие в создании оружия. Пожалуй, из этих трех причин доминировала все же умственная отсталость, ставшая дежурной темой для создателей бесчисленных анекдотов о глупых иностранцах. Конечно, по численности и тоннажу космофлот Ханурии вполне соответствовал эскадрам Галактического Союза. Но большая часть кораблей давно устарела. Стыдно вспомнить, а ведь каждый пятый корабль был построен еще во времена диктатуры. Почти треть космофлота уже много лет стояла в доках, дожидаясь ремонта. Тяжелые крейсера с бессменными вахтами и пустыми баками болтались на низких орбитах, рискуя шлепнуться на поверхность планеты. Они уже долго ждали челноков-заправщиков с топливом для восстановления расчетных высот. Злые языки утверждали, что новейшие излучатели, установленные на линкорах, недобирали пятьдесят процентов мощности, необходимой чтобы прожечь броню аналогичных кораблей союза. А что еще обидней, с образцами брони ханурийских линкоров справлялись излучатели, установленные даже на фрегатах противника. Конечно, в резерве еще оставались ханурийские солдаты, плохо одетые и полуголодные, поэтому имеющие особенную склонность к героизму. Но, с другой стороны, солдат Союза хоть и кормят досыта, но постоянно учат воевать и никогда не используют на общих работах... На следующий день, прямо с утра, в большом зале штаба спешно провели общее офицерское собрание. Генералы метали громы и молнии в далекого противника. Надо полагать, они были готовы искромсать словами даже полчища кровожадных врагов. Святой отец, пообещав обширную помощь со стороны Всевышнего, складно благословил офицеров на скорую победу. Весь этот блеск сильно походил на длинный глупый анекдот. Армия завязла в войне с крестьянами и располагала, по сути, ничтожными космическими силами, причем подчиненными непосредственно центральному командованию. Но это не мешало ей, тряся кулачками в небо, запугивать космофлот, сравнимый по силе с самим Господом. Генеральские речи оказались настолько зажигательны, что даже Ник почувствовал некоторый зуд в руках и прилив сил, достаточный для того, чтобы простыми вилами переколоть роту вооруженных врагов. Возраст и порожденный жизненным опытом пессимизм несколько охлаждали его воинственный пыл, но молодые лейтенанты, казалось, были готовы подпрыгнуть до звезд и вручную раскурочить крейсера противника. Чувства давали полную уверенность в победе, но разум говорил об обратном... ,,Хорошо, что нас никто не слышит" - подумал Ник, глядя на разгоряченные лица и блестящие, в предвкушении великих побед, глаза молодых офицеров. Узнай враг о таком геройстве, выставит линкор на десятитысячную орбиту и за пару-тройку витков начисто покончит со всем контингентом. В добром месте ему бы хоть облачность помешала, а тут - все как на ладони. Оставалось надеяться, что центральное командование хоть и состоит из замшелых старичков, но все-таки в курсе реального положения вещей. Конечно, Степа не очень расстраивала перспектива гибели ханурийского космофлота. Все равно ее восславят историки, не забыв сказать, что все погибли героями, наголову разгромив врага. Главное, в этом деле - не нанести противнику никакого урона, чтобы ему не пришлось обидеться и пройтись боеприпасами по самой Ханурии. Тогда Нику будет некуда возвращаться, некуда и незачем. Пропадет счет в банке, погибнет вся его родня и его родной дом - семейное гнездо Степов. Вообще-то, по преданию, в давние времена их фамилия звучала странно и длинно, кажется Степанов или что-то вроде этого. А потом как-то пошло: Степ да Степ - коротко и просто. Каждый отпуск Ник посещал свой родной город и родной дом. Его жизнь проходила, в основном, вдали от Родины, наверно поэтому, ему бросались в глаза все новые и новые перемены... Узкая улочка, спускающаяся к рынку, на которой в свою пору процветали мелкие торговцы, постепенно заполнилась нищими. Здесь были и беженцы с Тагирии, и бывшие союзники с Истана, и местные нищие, оборванные и худые. Похоже, демократия начала дряхлеть, и полиция прекратила регулярные избиения попрошаек. Но может даже не в этом дело, просто стражи порядка увязли в других проблемах. Банды дезертиров и уклонистов уже не довольствовались тем, что грабили крестьян на проселочных дорогах. Скооперировавшись с городской шпаной, они вовсю хозяйничали в рабочих кварталах. Не проходило и месяца, чтобы полиция не вылавливала или отстреливала одну из банд, в основном предпочитая последнее, но преступников не становилось меньше. Продолжали разоряться и закрываться заводы. Сорокалетние мужчины, лишившись работы, а потом и пособия, уже не стеснялись среди бела дня рыться в мусорных баках. Судя по разговорам в автобусах, в баках всегда можно найти что-то съедобное, если подойти к делу достаточно ответственно... На автобусной остановке, в ожидании очередного рейса, стояли хмурые люди с серыми озабоченными лицами. Они вроде забыли о том, что живут на самой счастливой планете, а обо всем уже позаботились мудрейший президент и народное правительство. Это была их страна, их город и их рваные ботинки. Судя по всему, они не читали газет и не смогли узнать о происходящем на Ханурии колоссальном экономическом подъеме. Телереклама ежедневно учила их, что лучше жевать, чем говорить. Но жевать им было нечего, а для разговоров об этом место оказалось слишком открытым... Люди жили ровно настолько хорошо, насколько был милостлив столичный чиновник, заведующий их сектором существования. Но милость его, зачастую, оказывалась очень ограничена и весьма медлительна, а то и вообще терялась в пути... Согласно мифологии, древние управленцы руководили при помощи кнута и пряника. Аппетиты начальников новой формации увеличились настолько, что пряников для простонородья уже не осталось, и их полностью заменили сладким враньем. На телеэкране случалось видеть высоких чиновников в простой домашней обстановке. При этом выяснялось, что они - умные, хорошие люди, которые любят или, по крайней мере, очень добры к своим домам, женам, детям и собакам... На щербатом асфальте, напротив продуктового магазина, рыжей шлепкой лежало то, что неделю назад было мелким домашним животным, но никто не замечал этого. Глаза людей, казалось, смотрели вовнутрь каждого из них. Вроде заботы ели их изнутри, и они уже ни на что не обращали внимания. Откуда-то доносилась прекрасная песня. ,, Офицеры, хануряне, пусть свобода воссияет ! " - серебряным соловьем заливался модный эстрадный певец, но сердце Степа не наполнилось гордостью. На остановке только он был в форме, и песня написана как раз про него. Но никто не остановил на нем взгляда, вроде его и вовсе не существовало. Какое-то время Ник пытался напрячь свою память, но так и не вспомнил ничего, что бы напрямую связывало ханурийского офицера с воссиянием свободы. Оставалось предположить, что в прошлом такие случаи действительно имели место, а он оказался просто невнимателен на уроках истории. Если до Ханурии доберется вражеский космофлот, то тем людям уже не додумать свои грустные мысли. Но, в целом, опасность для ханурян не так уж велика. Пока отремонтируют и заправят корабли, пока подготовят экипажи, эта буря уляжется, а нынешние неприятности частично забудутся, частично будут заменены новыми... Безопасники продолжали свои изыскания. Возможно на них сошло просветление, или их вразумили по гиперсвязи, но они перестали расширять круг допрашиваемых. Это вызвало определенное беспокойство, так как до этого Ник был почти уверен, что особисты захлебнутся в собственной подозрительности. По второму кругу допросы шли выборочно. Количество допрашиваемых за день оказалось снижено примерно втрое, зато интенсивность допросов значительно возросла. Под действием нейролептиков многие рассказывали о своих грехах, и на гарнизонной гауптвахте оставалось все меньше свободных мест. Трое умерло от передозировки, когда безопасники сочли, что допрашиваемые не все сказали после первого укола. Один из молодых офицеров застрелился перед повторным допросом. Казалось, что это снимет с остальных все подозрения, но особисты не успокоились. К вечеру Ника предупредили, что на следующий день, с утра, пятеро его солдат должны явиться в особый отдел. Как раз те пятеро, которые были с ним около ТОГО броневика. Самому Степу приказали прибыть в четырнадцать часов. Капитана одолевали скучные мысли и вечером, в постели, Лу спросила его : ,, Ты где, Ник ? " ,, В раю ", - моментально ответил Степ. Армейская служба научила его врать не задумываясь. Лу обиженно засопела и отвернулась к стене. Все ворота были закрыты до особого распоряжения, и выехать с базы не представлялось возможным. Конечно, ворота можно выбить броневиком, но далеко ли он уйдет под огнем артиллерии и штурмовиков ? Его солдаты вернулись только перед обедом. Степ осмотрел их. У парней оказался скучный и разбитый вид. Один из них старательно отводил глаза. Конечно, это наводило на мысль о предательстве, но Ник оказался далек от того, чтобы упрекнуть солдата. Если на допросе он сболтнул лишнее, то особисты его строго предупредили, что Степ не должен об этом узнать. Возможно, этот отвод глаз - единственный способ, оставшийся солдату, чтобы предупредить своего командира. Идти на большее ему явно не имело смысла. Оба они находились в захлопнутой мышеловке, и даже очень откровенное сообщение ничем не могло помочь Нику. Степ уже давно не боялся удара по лицу, но был совершенно уверен, что перед нейролептиком ему не устоять, а на этот раз особисты не будут с ним церемониться... Приближался час обеда. Бежали минуты, и у капитана оставалось не так много времени, чтобы тратить его на еду. Он зашел в ротную канцелярию и извлек из сейфа заранее приготовленные бумаги. Потом пришел в свой номер и переоделся. Боевая форма с виду почти не отличалась от повседневной, но вполне защищала от мелких осколков и пуль на излете. Перед тем, как последний раз в жизни закрыть дверь своей комнаты, Ник остановился и оглянулся. С большой цветной фотографии над его кроватью на него глядели три маленьких пушистых котенка. Ник в последний раз посмотрел на их трогательные, симпатичные мордочки и закрыл дверь. Он шел по коридору, а следом, за спиной, шли холод и пустота. Эта пустота сжирала все : его мечту о майорских погонах, его счет в банке и будущую благополучную гражданскую жизнь. А холод ледяной стеной отгораживал Ника: от этой уютной комнаты, от Лу, от Хартли, от всех тех, кто еще час назад были его товарищами по оружию. Козырнув дежурному, капитан вышел на улицу. Ярко светило солнце, но ему не было жарко даже в форме из нескольких слоев сверхпрочной ткани. С карманами, чуть оттопыренными от мелкой поклажи, он зашел в отделение связи и попросил два бланка. Конечно, по завещанию его деньги должны перейти к старшему брату, но могло случиться всякое, и Ник решил на всякий случай перевести свой счет на его имя. Перед вторым бланком он пару минут помедлил, хотя текст своей телеграммы отцу обдумывал уже два дня : ,, Что бы вам не сообщили, помните, я жив ". Девушки за стойками вопросительно вскинули брови, когда Ник подал им заполненные бланки. Ежедневные рапорты должны быть ими написаны в конце дня, а лечь на стол начальника соответствующего отдела госбезопасности они могут только на следующее утро. Вообще-то, связистки могли сообщить сразу, но реальную опасность это представляло только в том случае, если дежурит офицер уже знакомый с его личным делом. В основном, Ник надеялся, что девушки сначала выполнят свою работу, а уж потом будут звонить в особый отдел. До назначенного срока оставалось полтора часа, и, пока они не пройдут, вряд ли кто-нибудь кинется его задерживать. Солдат не мог видеть так много, чтобы это стало основанием для немедленного ареста. Даже если у особистов возникли сильные подозрения, то в таких случаях они обычно не спешат, давая время ,,дозреть" своему клиенту. Гл. 9 Никто, нигде и никогда не расскажет правду об этом дне. Тысячи человек дадут подписку, что ни при каких обстоятельствах не обмолвятся о произошедших событиях, а если проболтаются, то будут строго наказаны по особой статье, за нарушение военной и государственной тайны. Для контроля у госбезопасности везде есть уши. Возможно, наиболее надежным доверят трепануться по пьянке, как один никудышный офицер за большие деньги, полученные им от самой враждебной из разведок, попытался навредить великой армии и был немедленно обезврежен. Также назовут найденную при нем конкретную сумму, причем очень значительную. Никто не скажет правду. А может, так даже и лучше. Мало кому известна вся правда, а когда она недосказана, это часто бывает похуже лжи. Он знал, что еще до заката армия вычеркнет его из своих рядов. Ник был уверен, что вне зависимости от того, доживет он до вечера или нет, через пару дней почтальон принесет его старикам извещение на стандартном бланке : ,, Ваш сын, капитан Николас Степ, погиб при исполнении ", и далее... гордые и красивые слова, которых никто никогда не читал... Это было больнее, чем гвозди в ладонь, но он не кричал. Сейчас для него это оказалось больнее всего и страшнее, чем сама смерть, хоть Ник и старался не думать об этом. Конечно, лучше бы он подумал, когда подавал заявление в военное училище. Но тогда все представлялось совсем иначе, а старики были покрепче, и случись ему погибнуть, наверняка пережили бы это гораздо легче. Ник вышел из прохлады узла связи на полуденное солнце, достал из кармана бумажку, густо исписанную мелкими цифрами и посмотрел на часы. Сбоку, на свободном месте, он добавил несколько цифр, потом, чтобы лучше запомнить, прочитал их два раза. Все выходы с базы были наглухо перекрыты, и другой на его месте застрелился бы прямо здесь, на крыльце узла связи. Но в этот день Ник не собирался стреляться. Да, это было и ни к чему. Если у него не получится, то дырок в нем и так окажется вполне достаточно. Ник не собирался стреляться. Он слишком много времени потратил на то, чтобы приучить себя хвататься за любой шанс остаться в живых и не думать о самоубийстве в момент реальной опасности. Конечно, по итогам этого дня во многие дома должны прийти казенные извещения. На некоторых из них, вместо ,, погиб при исполнении ", будет ,, геройски погиб ", но Ник не испытывал по этому поводу особой ревности, хотя знал, что станет главным героем этого дня. Обычно он убивал людей согласно приказа, либо обороняясь. Теперь ему приходилось искать какое-то оправдание. Ник успокоил себя тем, что не просто спасает свою жизнь, но заодно делает хорошее дело, пусть не для ханурян, так хоть для жителей этой планеты. Похоже, что в этот день он действительно окажет им братскую помощь... Нужные слова сами всплыли в его памяти: ,, Ибо на все воля Всевышнего, ибо я - карающая десница божья, разящий меч господень ! " Ник часто думал о том, как погиб Хакер. Скорее всего, безопасники остановили его просто взмахом руки, а он постеснялся стрелять по своим. Возможно, в запасе у них имелась пара вертолетов с противотанковыми ракетами. Но все же, на месте Хакера, Ник отдал бы свою жизнь гораздо дороже. Да и после попадания в броневик противотанковых ракет, потрошить бы было уже некого... Простояв десять минут около дороги, он сел в рейсовый автобус, идущий до завода синтетического горючего. Проехав три остановки, Ник вышел около учебного корпуса авиабазы. Все вылеты были отменены и на аэродроме проводился очередной ,,парковый день". Под навесом, около дверей здания, стоял сатуратор. Остановившись, Ник неторопливо выпил два стакана холодной газированной воды, искоса поглядывая на дремлющих в курилке солдат. Центральная заправка была пустынной, учебный корпус, судя по всему - тоже... ,, Сейчас все начнется ! Сейчас, сейчас ! Четыре, три, два, один... Вперед ! " Ник медленно поставил пустой стакан и неспешно двинулся к дежурному тягачу. Окна кабины были открыты, на сиденье дремал молоденький паренек. Ник взялся за ручку правой дверки : ,, Да помолимся господу, ибо верим в дьявола, ибо глупость - мать греха, а ум - его отец... Аминь !" Капитан открыл кабину и сел рядом с водителем. Он посмотрел на приборную панель. Ключ в замке ! ,, Что Вы хотели, сэр ? " - спросил солдат. Ник резко ударил его по горлу ребром ладони и, схватив за шиворот, рывком бросил на пол кабины : ,, Прости сынок ! " Ноги паренька дергались, мешая нажимать на педали, и Степ с трудом выехал на рулежную полосу. Скорость движения по аэродрому была строго ограничена. Стрелка спидометра застыла на сорока, а Нику казалось, что тягач ползет медленнее пешехода. В сотне метров от домика боевого дежурства, во второй готовности, стояли два штурмовика и два боевых вертолета. Ник ничего не понимал в управлении штурмовиком, но двенадцать лет назад он учился управлять боевым вертолетом в Первом учебном центре. Тогда он пытался сменить свою военную профессию. Ник прошел курс компьютерного тренажа и начальную теоретическую подготовку, пока начальство не успело ,,зарубить" его надежды. Рядом с дежурными силами стоял часовой. Капитан остановил тягач около него, заслонив солдата и ближний вертолет от окон домика. Окажись на пистолете глушитель, это могло сберечь до тридцати секунд, пока шум турбины не поднял бы переполох, но приходилось использовать то, что имелось. Распахнув правую дверку, Ник выстрелил и, перескочив через труп водителя, выпрыгнул из машины и побежал к вертолету. Заглянув в кабину, капитан проверил положение тумблеров силовой панели, включил аккумулятор и нажал на одну из двух больших черных кнопок. Стартер начал раскручивать первую турбину. Впереди у Ника было сорок две неприятных секунды, пока бортовой компьютер отработает программу запуска. После чего следовало нажать вторую кнопку. Капитан справился достаточно быстро, и у него еще осталось время, чтобы схватить лежащую на бетоне винтовку. Ник лег за задним колесом тягача и первым открыл огонь по выскочившим из домика людям. В винтовочный магазин входило всего тридцать патронов, но он считал, что вполне уложится в этот лимит. Первых пятерых Ник срезал шутя, как в тире. Остальные, почуяв неладное, попытались стрелять из окон, но он пощелкал их одиночными выстрелами. Пальба из домика прекратилась, но Ник знал, что убиты еще не все, и кто-нибудь уже докладывает по телефону о психах, напавших на домик дежурной смены. Скоро это дойдет до командного пункта, но главная батарея не откроет огня по дежурным силам без личного приказа генерала Рэндера. А пока доклад идет вверх, по командной лестнице, пройдет достаточно много времени. Нижние стекла в окнах домика были выбиты, и, опасаясь выстрелов из темных комнат, Ник постреливал в их глубину из расчета - один выстрел на полторы секунды. Двадцать два, двадцать три, двадцать четыре, считал он израсходованные патроны. Когда первая турбина раскрутилась, Ник выпустил по колесам тягача последние пули и бросился к вертолету. Оседая на правую сторону, машина защищала его ноги от случайных попаданий. Заскочив в кабину, Ник мгновенно нажал на вторую кнопку. Теперь, за оставшиеся до взлета секунды, авиаторы вряд ли сумеют что-то предпринять. Бронирование кабины позволяло безопасно переждать винтовочную стрельбу. Единственно, чего приходилось опасаться, так только того, что механики откроют один из лючков и оборвут провода, или просто выстрелят внутрь вертолета. Теперь почти все они уже перебиты, а с оставшимися при необходимости Ник справится из пистолета, чуть приоткрыв дверь кабины. Расстояние до домика составляло около сотни метров, значит, по крайней мере, тринадцать секунд Ник мог не опасаться гостей. Он одел шлем и включил тумблера прицельной системы. Перед глазами загорелось перекрестие из тонких зеленых линий и ряд цифр под ними. Вертикальные составляющие прицела немного двоились, и, найдя нужный регулятор, Ник совместил изображение. Вторая турбина набрала свои тридцать процентов оборотов - есть запуск ! Теперь - полный газ ! Да простят его механики, все равно для вертолета - это последний рейс... Всего шестьсот километров к северу - обширный горный район, охваченный с юга полумесяцем из четырех фортов. Если точно выдержать курс, двигаясь в экономичном режиме, ему хватило бы горючего чтобы, пролетев между фортами ,,Лесной" и ,,Озерный", углубиться в горы почти на шестьдесят километров. Горный район ,, Санги Шогона " контролировался мятежниками, и, если Нику удастся спрятать вертолет в подходящую трещину, он наверняка остан