аги и придвинул к столу кресло. Гвидион дождался, пока он выйдет и закроет за собой дверь, затем прошествовал к окну и уселся на подоконник. -- Благодарю вас, ваша светлость. Есть немало лордов, у которых не нашлось бы минуты, чтобы снизойти до прихоти сказочника. -- Мне кажется, Гвидион, ты пришел не со сказками, -- спокойно ответил Морган, -- что же ты хочешь мне сказать? Гвидион снял лютню, тронул струны, задумчиво глядя в окно, и заговорил: -- Милорд, утром я был в городе, -- сказал он, тренькая по струнам и играя колками, -- я искал песни, достойные слуха вашей светлости. Но боюсь, что те, которые я нашел, не доставят вам большого удовольствия. Не хотите ли послушать? Он обернулся и во все глаза выжидающе уставился на Моргана. Тот слегка кивнул. -- Хорошо. Вот песня, которая должна вас особенно заинтересовать, милорд, ибо в ней говорится о Дерини. Я не отвечаю за ее мотив и слова, это не мое произведение, а содержание ее таково. Он взял несколько вступительных аккордов и перешел к быстрой, живой мелодии, напоминающей детскую песенку: "Гей, гей, попробуй угадать -- Отчего Дерини нынче не видать? Гей, гей, угадай, коли умен. -- Отчего повесил голову грифон? Дерини все убиты; кто выжил, тех убьют, А грифону голову зеленую свернут. Гей, гей, угадал ты, что уж говорить, Так выслушай сначала и попробуй повторить". Когда Гвидион закончил куплет, вставший было Морган снова уселся в кресло, сцепил пальцы и мрачно прищурился. Некоторое время он сидел молча, изучая певца своими серыми глазами, потом спросил: -- Это все? Трубадур пожал плечами. -- Да нет, есть еще куплеты, варианты, можно сказать, милорд. Но везде -- юмор такого же рода, да и в поэтическом отношении так же слабо. Может быть, вас больше заинтересует "Баллада о герцоге Кирале"? -- Герцоге Кирале? -- Да, милорд. О негодяе в полном смысле этого слова -- злодее, богохульнике, лжеце, который обманывает своих приближенных. К счастью, песня оставляет бедному угнетенному народу некоторую надежду. Также могу заметить, что имя -- Кирала -- покажется более знакомым, если прочесть его задом наперед: к-и-р-а-л-а-а-л-а-р-и-к. Во всяком случае, стихи здесь лучше, чем предыдущие. На этот раз вступительный аккорд предварил тихую, спокойную, похожую на гимн песню: "Обиды Господу нанес немалые Кирала, Грифона хищного сразить давно пора настала. Пусть он пускает пыль в глаза и зло творит незримо, Ничто не скроет ереси от зорких глаз Варина. О люди Корвина, пресечь спешите злодеянья, Коль не хотите вы навлечь на край наш наказанье. Закрыв в неведенье глаза на дьявольские козни -- Потом мы все поплатимся раскаянием поздним. Но час расплаты недалек, и дни Киралы минут. Поднимутся сыны Христа, навеки страх отринут. Наш Варин явится -- могуч, и мудр, и бодр на диво, На страх грифоновым когтям и всем, кто судит криво". -- Хм! -- фыркнул Морган, когда трубадур кончил. -- Где ты, черт возьми, это откопал, Гвидион? -- В таверне, милорд, -- ответил тот, сдержанно улыбаясь. -- А первой научил меня оборванец -- уличный певец у ворот Святого Мэттью. Милорду понравилось то, что я ему принес? -- Мне понравилось, что ты рассказал мне все это, но уж никак не содержание. И много таких песенок ходит, как ты думаешь? Гвидион тихо положил лютню на мягкий табурет, стоявший рядом, и откинулся назад, опершись об оконный косяк сцепленными на затылке руками. -- Трудно сказать, милорд. Я был в городе всего ничего, а услышал по нескольку вариантов каждой песни; может быть, существуют еще и другие, которых я не слышал. Если милорд соизволит выслушать советы жалкого сказочника, то лучше всего бороться с этими песнями с помощью других. Можно, я попробую сочинить что-нибудь в этом роде? -- Не уверен, что в нашем положении это -- самое благоразумное, -- сказал Морган, -- а что ты... Тут его прервал отчаянный стук в дверь, Морган раздраженно крикнул: "Войдите!" Дверь открылась, и вошел Роберт с выражением досады на лице. -- Лорд Ратер де Корби хочет вас видеть, ваша светлость. -- Ладно, пусть войдет. Роберт отошел в сторону, и эскорт из нескольких человек, построенных попарно, в ливреях Орсальского Удела цвета морской волны, вошел строевым шагом. Следом за ним появился грозный Ратер де Корби -- чрезвычайный посол Орсальского Удела. Морган остался на месте и, улыбаясь, смотрел, как отряд, разделившись, построился перед ним. Ратер остановился и отдал поклон. -- Герцог Аларик, -- проревел он голосом, странно не соответствующим его пятифутовому росту, -- его княжеское высочество шлет вам привет и пожелание счастья. Он надеется, что у вас все в порядке. -- Все и правда в порядке, Ратер, -- сказал Морган и с жаром потряс ему руку. -- А как дела у старого морского льва? Ратер раскатисто рассмеялся: -- Семейству Орсалей Бог дал очередного наследника, и Орсаль надеется, что вы вскоре сможете его посетить. -- Он взглянул на Гвидиона и Роберта и продолжал: -- Он желает обсудить некоторые вопросы, связанные с навигационными правилами и обороной, и надеется, что вы приедете с вашими военными советниками. Весна -- нелегкое время для нас, вы же знаете. Морган понимающе кивнул. Между его герцогством и Орсальским Уделом находилось устье реки Туин -- весьма удобный водный путь для Венцита Торентского, пожелай тот вторгнуться с моря. И до тех пор, пока Морган не ушел еще с армией, необходимо было заключить соглашение с Орсалем о защите Корвина в его отсутствие. -- Когда он меня ждет, Ратер? -- спросил Морган, понимая, что Орсалю действительно необходимо его видеть, но что уехать он может не раньше, чем завтра, и только после того, как свяжется с Дерри. -- Может быть, поедете со мной? -- уклончиво ответил Ратер, наблюдая за реакцией Моргана. Морган покачал головой -- А как насчет завтрашнего утра? -- спросил он и жестом попросил Роберта и Гвидиона выйти. -- "Рафаллия" стоит в порту. Мне с ними по пути -- я могу добраться до Терса. У нас будет в распоряжении целый день, а потом мне необходимо вернуться. Что вы на это скажете? Ратер пожал плечами. -- Лучше бы вы поехали со мной, Аларик. Вы же знаете, я только доставляю депеши по назначению. А согласится Орсаль или не согласится -- об этом знает только он сам. -- Ну хорошо, -- сказал Морган, дружески похлопав Ратера по плечу, -- а как насчет того, чтобы немного перекусить, прежде чем вы отправитесь обратно со своими людьми? Сейчас у меня гостит мой кузен Дункан, и я хотел бы, чтобы вы познакомились. Ратер поклонился. -- С удовольствием принимаю приглашение. А вы обещайте, что расскажете мне, какие новости от молодого короля. Вы же знаете, как огорчен Орсаль, что не смог прибыть на коронацию Келсона. Позже, когда все правила гостеприимства были соблюдены и старый вояка отправился домой, Морган опять оказался в вынужденном плену у лорда Роберта, по настоянию которого сегодня они должны были полностью привести в порядок приданое Бронвин. И они заперлись с Морганом на террасе, взяв с собой все необходимые документы. Дункан раньше отправился в оружейный павильон, чтобы выяснить, как идут дела с новым мечом, который он заказывал, а Гвидион бродил по городу в поисках других крамольных песен. Голос Роберта все гудел и гудел, и Морган с усилием заставлял себя вслушиваться, в пятнадцатый раз за неделю напоминая себе, что их занятие -- необходимая, хотя и "скучная часть управления наследственным владением. Но толку от этого было не больше, чем в предыдущие четырнадцать раз. -- "...Принимая во внимание Корвинское поместье... -- читал Роберт, -- с указанием, что Корвин принадлежал ранее королю, но король Брион, отец ныне царствующего короля, передал вышеупомянутое поместье лорду Кеннету Моргану и его потомкам в награду за службу троих из их рода во время войны..." Как только лорд Роберт перевел дыхание, чтобы перейти к следующему абзацу, дверь на террасу отворилась и, тяжело дыша, вошел Дункан, одетый только в пыльный короткий плащ для тренировок и мягкие сапоги на босу ногу. Входя в комнату, он вытирал лицо углом серого полотенца грубого полотна, перекинутого через плечо. В левой руке он сжимал Свернутый и запечатанный лист пергамента. -- Только что доставил гонец, -- сказал он, улыбаясь, и бросил письмо на стол, -- наверное, это от Бронвин. Опершись на край стола, он приветливо кивнул Роберту, но управляющий лишь со вздохом отложил перо и, не скрывая досады, сел на свое место. Морган предпочел этого не заметить и переломил пополам красную восковую печать. Когда он прочитал первые несколько строк, глаза его засияли от радости и, улыбаясь, он вытянулся в кресле. -- Дункан, твой знаменитый братец определенно умеет обращаться с женщинами, -- произнес герцог. -- Вот послушай. Это так похоже на Бронвин: "Дражайший брат мой, Аларик! Я едва могу поверить, что это наконец произошло, но всего через несколько дней я стану леди Бронвин Мак-Лайн, графиней Кирни, будущей герцогиней Кассана и, что самое важное, женой моего возлюбленного Кевина. Не знаю, поверишь ли ты, но наша взаимная любовь становится сильнее с каждым часом". Он взглянул на Дункана и снисходительно приподнял бровь, в ответ на что тот, улыбаясь, покачал головой. "Наверное, это последнее письмо до нашей встречи в Кульде, но герцог Яред поторапливает меня, поэтому буду краткой. Он и леди Маргарет засыпали нас дарами, а сегодня нам обещано нечто поистине потрясающее. Кевин шлет привет и спрашивает, не сможешь ли ты пригласить трубадура Гвидиона, чтобы он пел на нашем свадебном пиршестве. Кевин был просто очарован, когда слышал его пение в Валорете прошлой зимой, да и я полна горячего желания услышать его. Передай Дункану, и Дерри, и лорду Роберту, что я их всех люблю и с нетерпением жду, когда же увижу их всех на своей свадьбе. Поспеши, чтобы застать счастливейший день в жизни любящей тебя сестры, Бронвин". Дункан еще раз вытер вспотевшее лицо, взял, улыбаясь, письмо и пробежал его глазами. -- Ты знаешь, я и не предполагал, что когда-нибудь увижу Кевина таким ручным. Все еще не женат в тридцать три -- я уж думал, не хочет ли он стать священником вместо меня. -- Да, Бронвин не промахнулась. Кажется, ей было лет десять, когда она окончательно решила, что ей не нужен никто, кроме Кевина. Только условие, поставленное нашей матерью, заставило их ждать этого часа так долго. Уж на что Мак-Лайны настойчивы, да разве им сравниться в упрямстве с девушкой из Дерини, когда той взбредет что-нибудь в голову? Дункан фыркнул и оглянулся на дверь. -- Пойду-ка я лучше, поторгуюсь еще с оружейником, это, по крайней мере, легче, чем спорить с человеком, который считает, что его сестра -- само совершенство. Посмеиваясь, Морган вытянулся в кресле, положив обутые в сапоги ноги на обитую кожей скамеечку. Настроение его улучшилось. -- Роберт, -- проговорил он, рассеянно глядя в окно и улыбаясь каким-то своим мыслям, -- напомни мне, чтобы я поговорил с Гвидионом о его завтрашней поездке в Кульд, ладно? -- Да, милорд. -- И давай вернемся к нашим бумагам. Что-то, Роберт, ты в последнее время небрежен. -- Я, ваша светлость? -- пробормотал Роберт, оторвавшись от своих записей. -- Да, да, давай начнем. Я думаю, если мы как следует поработаем, то к полуночи, может, кончим с этими проклятыми бумагами и утром я смогу послать их с Гвидионом. Никогда еще мне не было так скучно. Леди Бронвин де Морган, напротив, скучать было некогда. Как раз в это время она со своей будущей свекровью, герцогиней Маргарет, выбирала наряды, которые утром возьмет с собой в Кульд для свадебных торжеств. Затейливое платье, предназначенное для самой церемонии венчания, было уже бережно уложено на кровати, готовое к отправке. Его широкая юбка и рукава были отделаны розовыми рубинами. Еще несколько ярких платьев были так же аккуратно разложены рядом с ним. На полу стояли два обитых кожей дорожных сундука, один из них -- уже заполненный -- можно было закрывать, и две служанки то и дело порывались сделать это, чтобы взяться за следующий, но Бронвин каждый раз в последнюю минуту вспоминала, что нужно еще кое-что положить, и служанкам снова приходилось доставать уже убранные вещи. Стоял светлый, необычный для марта день. Хотя ночью шел проливной дождь, солнечное утро сверкало великолепным нарядом. К полудню земля уж совсем подсохла. Бледные лучи солнца струились в комнату через открытую балконную дверь. У двери три фрейлины кропотливо трудились над отделкой приданого Бронвин, их проворные пальцы быстро двигались по тонкому полотну и шелкам. Две из них работали над изысканной газовой фатой невесты: умелыми руками они обшивали край фаты тонким кружевом. Третья вышивала золотом новую метку, уже "Мак-Лайн", на мягких лайковых перчатках Бронвин. Напротив них, ближе к камину, две молоденькие девушки сидели, поджав ноги, на бархатных подушках. Старшая играла на лютне. Когда она, аккомпанируя, проводила по струнам, младшая ударяла по тамбурину и, после небольшой паузы, начинала негромко петь куплет песни для двух голосов. Жирный рыжий кот дремал у их ног, и только слабые подрагивания хвоста указывали на то, что он еще жив. Все невесты, тем более если они знатного рода, как правило, красивы, и Бронвин де Морган, конечно, не являлась исключением из этого правила. Однако из всех леди, что находились сейчас в этой комнате, трудно было найти столь знатную и благородную, как леди Мак-Лайн. Леди Маргарет была третьей женой герцога Яреда -- этого дважды овдовевшего лорда, который не думал, что полюбит еще кого-нибудь после смерти второй жены, Веры, матери Дункана. Его первая жена, герцогиня Элейн, прожила лишь один день после рождения первенца, Кевина. Спустя три года Яред женился на леди Вере, и этот брак подарил ему двадцать шесть долгих лет, полных счастья и радости, в том возрасте, когда женитьба обычно означает не больше, чем взаимную привязанность, а о романтической любви и речи нет. От этого брака родился Дункан; была еще дочь, умершая во младенчестве; а потом в семью вошли Аларик и Бронвин Морган, когда после смерти отца -- его кузена Кеннета Моргана -- Яред стал их опекуном. И вдруг все кончилось четыре года назад. Леди Вера... Странная, изнуряющая болезнь лишила ее сил, сделав совсем беспомощной. Даже могущество Дерини (а она была родной сестрой матери Моргана, то есть чистокровной Дерини, хотя об этом никто не знал) не спасло ее. И вот появилась леди Маргарет -- не блиставшая особой красотой, бездетная сорокалетняя вдова, которая уже не могла подарить Яреду еще одного наследника, зато эта тихая женщина с нежной душой принесла Яреду то, чего ему так не хватало, -- леди Мак-Лайн пробудила в нем любовь. В эти дни она, как никто другой, суетилась, готовясь к свадьбе Бронвин, как будто та была ее собственной дочерью, присматривая за служанками, и вообще за всем происходящим, всевидящим материнским оком. С тех пор, как Дункан дал обет безбрачия, только Кевин, женившись, мог продолжить род Мак-Лайнов. И кроме Бронвин, не было другой девушки, по рождению или браку принадлежащей к роду Мак-Лайнов, только она и могла принести долгожданного наследника. Именно поэтому этой свадьбе придавали такое значение. Маргарет, улыбаясь, оглядела Бронвин, затем выскользнула в кабинет, отделанный резным деревом, и вернулась с ключом для кошелька, украшенного драгоценностями, который она носила на запястье. Пока она его открывала, Бронвин подняла прекрасное муаровое платье и, держа его перед собой, задумчиво подошла к стоящему в углу зеркалу. Бронвин де Морган была прекрасна. Высокая и стройная, с густыми, струящимися по спине золотистыми волосами, она унаследовала все лучшие черты своей матери -- Дерини, леди Алисы. Большие светло-голубые глаза на продолговатом лице становились темнее, когда она была чем-то опечалена. Розовое платье, которое она держала в руках, оттеняло бледную без единого изъяна кожу и розовый румянец на губах и щеках. С минуту она внимательно изучала свое отражение, представляя, какой эффект произведет этот наряд, потом утвердительно кивнула и положила платье на кровать рядом с венчальным убором. -- Кажется, это платье подходит для бала, что будет в ту ночь, когда мы приедем в Кульд, как вы думаете, леди Маргарет? -- спросила она, разглаживая складки и обернувшись к Маргарет, чтобы взглянуть, чем она занята. -- Кевин уже видел его, но это не важно. Маргарет достала с полки позолоченную, обитую бархатом коробочку и поставила ее перед Бронвин. Коробочка была длиной в несколько дюймов и глубиной в ладонь. Маргарет с ласковой улыбкой указала на нее Бронвин. -- А вот кое-что еще, что Кевин уже видел, моя дорогая, -- мягко сказала она, наблюдая за лицом девушки, пока та открывала коробочку. -- Это принадлежало роду Мак-Лайнов много лет. Я верю, что эта вещь приносит счастье женщине, которая ее носит. Бронвин приподняла крышку и восторженно вскрикнула. Высокая тяжелая корона, сверкающая и переливающаяся бриллиантами, сияла на черном бархате, отбрасывая разноцветные отблески на простое голубое платье Бронвин. -- Восхитительно! -- выдохнула она, осторожно положив коробочку на кровать и доставая корону. -- Это же свадебный венец Мак-Лайнов, да? Маргарет кивнула. -- Почему бы тебе его не примерить? Я хочу посмотреть, как он будет выглядеть вместе с фатой. Марта, пожалуйста, принесите фату. Когда леди Марта и еще одна фрейлина принесли фату, Бронвин снова подошла к зеркалу и, стоя с короной в руках, вгляделась в свое отражение. Маргарет и Марта прикрыли неоконченной фатой ее золотые волосы и возились с ней, пока она не легла как нужно, а затем Маргарет мягко возложила корону поверх фаты. Леди Марта принесла ей маленькое зеркало, чтобы Бронвин увидела себя сзади, и, взглянув в него, девушка заметила двух мужчин, стоящих в дверях: одним из них был ее будущий свекор, герцог Яред, второго она почти не знала. -- Ты выглядишь совершенно очаровательно, моя дорогая, -- произнес Яред, оглядев ее с улыбкой--На месте Кевина я давно бы женился на тебе, не считаясь с волей твоей матери. Бронвин, застенчиво опустив глаза, бросилась к лорду Яреду и в восторге обняла его. -- Лорд Яред, вы самый удивительный мужчина в мире! После Кевина, конечно. -- Ну разумеется, -- ответил Яред, целуя ее в лоб и осторожно, чтобы не помять фату, обнимая, -- должен тебе сказать, дорогая моя, из тебя получится прекрасная Мак-Лайн. Знаешь ли, эта корона украшала чело самых хорошеньких женщин одиннадцати королевств. -- Он встал рядом с Маргарет, нежно поцеловав ей руку. Маргарет покраснела. Герцог Яред почти все свое время отдавал управлению имением. Как у большинства землевладельцев такого ранга, большая часть его времени просто не принадлежала ему; он должен был посвящать это время официальным обязанностям правителя. Сейчас он пришел прямо с собрания герцогского двора и еще не снял короны, мантии коричневого бархата и клетчатого пледа цветов Мак-Лайнов, перекинутого через плечо. Плед был заколот серебряной брошью с изображением Спящего льва Мак-Лайнов. Тяжелая серебряная цепь, каждое звено которой было величиной с мужскую ладонь, лежала на его могучих плечах. Голубые глаза на вытянутом лице были спокойны и добры. Он отбросил назад выбившуюся прядь седеющих волос и поманил своего спутника, оставшегося стоять в дверях. -- Подойди поближе, Риммель, я хочу познакомить тебя со своей будущей невесткой. Риммель поклонился и подошел к своему господину. С первого взгляда в глаза бросались его белые как снег волосы. Стариком он не был -- ему было всего двадцать восемь лет, не был он и альбиносом. До десятилетнего возраста у него были обычные каштановые волосы, но однажды летом они неожиданно -- в одну ночь -- поседели. Его мать была уверена, что в этом виновата "ведьма Дерини", которой селяне позволили жить на окраине деревни. Деревенский же священник говорил, что мальчик одержим бесами, и пытался изгнать злых духов, однако, несмотря на все усилия, изменить ничего не удалось, волосы Риммеля так и остались белыми. В сочетании с сияющими ярко-голубыми глазами это выделяло его среди других, хотя в остальном он имел заурядную, в общем-то, внешность, к тому же и слегка сутулился. На нем был серый плащ, высокие сапоги и серый бархатный берет, на котором спереди был приколот значок со Спящим львом Мак-Лайнов. На груди у него висел на длинном кожаном шнуре потертый мешочек из серой кожи с инструментами. В руках он держал несколько свитков, которые беспокойно перебирал, пока не приблизился к Яреду. -- Ваша светлость, -- кланяясь, пробормотал он и приподнял берет, -- миледи... Яред заговорщицки взглянул на Маргарет и улыбнулся: -- Бронвин, это Риммель, мой архитектор. Он тут набросал несколько эскизов. Я хотел бы услышать твое мнение. -- Герцог кивнул на стол у камина. -- Риммель, давай разложим их здесь. В то время как Риммель разворачивал свои свитки, Бронвин сняла корону и фату, передав их служанке. Затем она с любопытством приблизилась к столу и увидела несколько развернутых свитков -- это были какие-то чертежи. Бронвин удивленно вскинула брови, склонившись над столом, чтобы разглядеть их. -- Ну, что ты на это скажешь? -- Что это? Яред, улыбаясь, выпрямился, скрестив руки на груди. -- Это план вашего нового зимнего дворца в Кирни. Вы с Кевином уже сможете провести там Рождество. -- Зимнего дворца? -- воскликнула Бронвин. -- Для нас? О, лорд Яред, спасибо! -- Считайте это просто свадебным подарком, который мы хотим преподнести будущим герцогу и герцогине Кассанским, -- ответил Яред. Он нежно обнял жену и улыбнулся ей. -- Нам с Маргарет хотелось бы, чтобы вы вспоминали о нас, когда нас не станет. -- А то без дворца мы бы вас забыли, -- поддразнила его Бронвин, обнимая обоих. -- Ну, так покажите же мне скорее, где здесь что, я хочу знать все, до последнего закоулка, до последней лестницы. Яред сел напротив нее и стал, посмеиваясь, объяснять детали плана. И пока он потчевал слушателей рассказами о роскоши нового дворца, Риммель, отойдя на несколько шагов, чтобы не привлекать к себе внимание, рассматривал Бронвин. Он не был рад предстоящей женитьбе наследника своего господина. Это и не могло радовать его с тех пор, как Риммель впервые, семь месяцев назад, увидел невесту Кевина. За эти семь месяцев он ни разу не разговаривал с Бронвин, да и видел-то ее всего несколько раз. Но и этого было достаточно. Достаточно, чтобы осознать, какая пропасть лежит между ней -- дочерью лорда, наследницей состояния и множества громких титулов, и им -- простолюдином, архитектором, не имеющим ни состояния, ни имени. Достаточно, чтобы осознать, что он влюбился, беспомощно и безнадежно, в эту красавицу Дерини. Он убеждал себя, будто бы не рад свадьбе потому, что Бронвин -- наполовину Дерини, и значит, не пара молодому графу Кевину, что он мог бы найти себе лучшую партию. Однако в действительности все дело было только в том, что Риммель сам безумно влюбился в Бронвин. И неважно -- Дерини она или нет; он должен либо добиться ее, либо умереть. Он не мог тягаться с Кевином. Кевин был его будущим господином, и он обязан был хранить ему верность, как отцу родному. И все-таки он никогда не позволит графу жениться на Бронвин. От одной только мысли о свадьбе Риммель начинал ненавидеть даже звук его голоса. Размышления архитектора как раз были прерваны этим голосом, ворвавшимся в комнату через открытую дверь балкона. -- Брон? -- звал молодой граф. -- Бронвин, иди сюда! Я тебе кое-что покажу. Услышав его, Бронвин бросилась на балкон и склонилась через перила. Находясь у стола, Риммель мог разглядеть флажки на пиках балконной решетки и сквозь узкие ее проемы -- отдаленные фигуры коней и всадников. Лорд Кевин вернулся со своими людьми. -- О! -- воскликнула Бронвин, сияя от восхищения. -- Яред, Маргарет, идите сюда, взгляните, кого он привел! Кевин, я никогда раньше не видела такой красивой лошадки! -- Спускайся и попробуй ее оседлать, -- крикнул Кевин. -- Я купил ее для тебя. -- Для меня? -- воскликнула Бронвин, хлопая в ладоши, как обрадованный ребенок. Она оглянулась на Яреда и Маргарет и, снова повернувшись к Кевину, послала ему воздушный поцелуй. -- Мы идем, Кевин, -- сказала она, подбирая юбки и догоняя чету Мак-Лайнов, -- не уходи! Когда все трое поспешно покинули комнату, Риммель проводил Бронвин алчущим взглядом и неслышно подошел к балконной двери. Внизу, во дворе, Кевин в полном боевом снаряжении восседал на сером боевом коне с мак-лайновским пледом поверх седла. Шлем он снял, его каштановые волосы взъерошились и растрепались; паж держал его копье и меч. Правой рукой Кевин вел на поводу лошадь кремовой масти, покрытую зеленой бархатной попоной под седлом белой кожи. Как только Бронвин спустилась, он передал поводья другому пажу и, повернув своего коня к лестнице, подъехал и поднял девушку в седло рядом с собой. -- Ну как, девочка? Что ты на это скажешь? -- засмеялся он, прижимая ее к груди и нежно целуя. -- Правда, эта лошадка подходит самой королеве? Бронвин, рассмеявшись, устроилась поудобнее в его надежных объятиях, а Кевин повернул коня и подъехал к новой лошади. Когда же Бронвин наклонилась, чтобы погладить лошадку, Риммель в досаде отпрянул от окна и вернулся к столу. Он еще не знал, как осуществить задуманное, но он должен предотвратить свадьбу. Бронвин принадлежит ему. Она будет принадлежать ему. Риммель был уверен -- представься ему случай, он смог бы убедить Бронвин в своей любви и заставить ее полюбить его. Но, кажется, сейчас для него и это уже не имело никакого значения. Он, сам того не понимая, уже перешагнул грань между мечтой и безумием. Риммель свернул чертежи и внимательно осмотрелся: в комнате никого не осталось, все служанки и фрейлины столпились на балконе, наблюдая за сценой, разыгравшейся во дворе. И, если он не ошибается, кое-кто из женщин смотрел на происходящее с некоторой ревностью. Может быть, можно как-то сыграть на этой ревности? Может быть, кто-то из этих дам подскажет ему путь к сердцу любимой? Во всяком случае, нужно действовать. Раз уж он решился расстроить свадьбу и завладеть Бронвин, то нельзя упускать ни малейшей возможности. Бронвин будет ему принадлежать. ГЛАВА VI "Ищущие души моей ставят сети"[6]. -- Еще круг! -- воскликнул Дерри, подняв серебряный кубок и сделав широкий жест рукой. -- Выпьем за всех присутствующих джентльменов! Когда пьет старик Джон Бан, все его друзья пьют с ним! Одобрительный рев полдюжины здоровенных мужчин -- по виду охотников и матросов -- раздался вокруг Дерри, и трактирщик, взяв кувшин, стал разливать в глиняные кружки благоухающий эль. -- Слышь, да ты вот такой парень, Джонни! -- крикнул кто-то, сплюнув прямо под ноги Дерри, потянувшемуся за своей кружкой. -- Наливай! -- горланили другие. Было еще рано, только начинало темнеть, а таверна "Пса Джека" в Фатане была полна народа такого шумного и буйного, как мало где еще в одиннадцати королевствах. У стены матрос в поношенной парусиновой куртке возглавлял хор, певший старую морскую песню под аккомпанемент фальшивящей тростниковой дудочки и постукиванья по двум тяжелым столам в противоположной части зала. Эта группа с каждой минутой увеличивалась, гудела все громче, и уже более серьезным господам приходилось перекрикивать их пение. Однако никто не протестовал во всеуслышание, предпочитая не затевать ссору с пьяными матросами. Фатан, расположенный в устье реки, был портовым городом. Сюда регулярно приходили корабли из Торента и Корвина. Здесь же останавливались охотники и звероловы, отправляющиеся вверх по реке в большой Велдурский лес. Все это делало Фатан весьма оживленным городом. Дерри отхлебнул из кружки и повернулся к сидящему справа человеку, прислушиваясь к его пьяной болтовне. -- Елки зеленые, -- говорил тот, -- что еще за дела -- винная партия лорда Варни! Моя она, я за вино заплатил, и пошел он, этот Варни... Взрыв хохота был ответом на эти слова; очевидно, говоривший слыл здесь известным краснобаем. Дерри с трудом сдержал зевоту. Он собрал немало сведений за эти три часа пьянства и застольной болтовни; Дерри узнал, например, что отряды сторонников торентского короля собираются где-то к северу отсюда у местечка под названием Медрас. Человек, сказавший об этом, и сам не знал, каковы, собственно, их намерения, -- он уже порядком захмелел к тому времени, когда Дерри разговорил его. Он сказал только, что там собрано что-то около пяти тысяч человек, и сразу как воды в рот набрал, потому что в это мгновение в дверь таверны просунулась голова торентского солдата. Дерри притворился, что его это нисколько не интересует, и быстро сменил тему разговора, но про себя связал эти сведения со всеми остальными, услышанными сегодня утром. Кажется, время было проведено не без пользы -- картина происходящего начинала складываться. Уставясь в свою кружку и притворяясь опьяневшим до полусмерти, Дерри обдумывал дальнейшие действия. Было уже совсем темно: он пил сегодня весь день. Пьян не был -- для этого ему нужно кое-что покрепче эля. Но при всей его устойчивости к спиртному -- по словам Моргана, граничащей с чудом -- он начинал ощущать выпитое. Пора было возвращаться в комнату, которую он снял в "Кривом Драконе", чтобы связаться с Морганом. -- Ну я и говорю: "Детка, сколько?" -- а она: "Больше, чем у тебя есть. Ты меня не удержишь, даже если вцепишься в юбку!" Дерри последний раз глотнул холодного эля, затем встал из-за стойки и широким жестом натянул на плечи свою кожаную куртку. Он положил на стойку еще одну монету, и тут стоящий слева от него человек покачнулся и плеснул эля ему на сапоги. Дерри отступил в сторону и поддержал соседа, стараясь при этом не выказать того, как он трезв. -- Осторожней, приятель, -- сказал Дерри, помогая человеку поставить кружку обратно на стол. -- Все, шабаш. Я иду дрыхнуть. -- Он вылил остатки эля в кружку соседа (с умыслом расплескав половину) и дружелюбно похлопал его по плечу. -- Ну, пей, друг, -- сказал он, выбираясь из-за стойки. -- Покойной... то есть это -- спокойной ночи! -- А ты слышь, совсем уже того. Еще рано! -- Эй, Джонни, душка, еще на дорогу? -- Не-а, -- покачал головой Дерри. -- Я и так перебрал. Он описал изящный круг, пробираясь к двери и, выходя, не оглянулся, надеясь, что за ним никто не последует. Действительно, собутыльники не заметили, как он ушел, а вскоре напрочь забыли о его существовании. Когда голоса посетителей таверны остались далеко позади, к Дерри, оглохшему от их гомона, вернулся наконец слух. Он шел, стараясь не столкнуться лбом с каким-нибудь прохожим, -- людей на улицах было много, и некоторые из них тоже пошатывались -- впрочем, не больше, чем он сам. Войдя в темную аллею, он на мгновение остановился и подумал, что в самое время прервал эту бесконечную попойку. Вдруг Дерри услышал за спиной шаги. -- Кто еще здесь? -- грубо спросил он, опять прикидываясь пьяным и надеясь, что в этом все-таки нет большой нужды. -- Кто там прется? -- Эй, паря, ты как вообще? -- Перед ним появился человек, и голос его звучал в этой мрачноватой аллее странно-спокойно и мягко. "Черт!" -- подумал Дерри, узнав человека, который все утро сегодня сидел в таверне, тихо попивая эль в углу вместе с другим. Почему он его преследует? И где собутыльник? -- Я тебя помню, -- сказал Дерри, тщательно подбирая слова и судорожно соображая, как ему вести себя с этим господином. -- Ты был в трактире, да? Что тебе надо? Нечем расплатиться? -- Мои друзья заметили, что ты плохо держался на ногах, когда уходил, -- сказал человек, стоя в четырех футах от Дерри и внимательно рассматривая его. -- Мы только хотели убедиться, что все нормально. -- Твои друзья? -- спросил Дерри, украдкой осматриваясь, чтобы не выдать себя прежде времени. -- Чего это они так обо мне пекутся? -- спросил он и резко повернулся. заметив краем глаза, что к нему приближается с другой стороны еще один человек. -- С какой это стати? -- Да ладно тебе, друг, -- сказал первый человек, шагнув к Дерри и беря его за локоть. -- Мы не хотели тебя обидеть. -- Эй ты, слышь, -- начал Дерри, протестуя более решительно, ибо человек собирался, судя по всему, сопровождать его и дальше. -- Если нужны деньги, зря стараешься. Я все профукал в трактире. -- Да не нужны нам твои деньги, -- сказал второй человек, беря Дерри под руку с другой стороны и помогая своему товарищу вести его вдоль аллеи. Дерри решил притвориться в стельку пьяным. Бормоча что-то и похохатывая, он спотыкался, валясь на каждом шагу то в одну, то в другую сторону, чтобы задержать их, пока у него не появится план; намерения у этих ребят были явно худые. Заподозрили они его в чем-то или просто хотят вытрясти деньги -- не имеет значения, лишь бы поверили, что он пьян. Во всяком случае, пока они ведут его так, поддерживая за руки, серьезной угрозы от него они не ждут. Может, это его и выручит? -- Вроде хватит, -- сказал первый, когда они протащили его футов тридцать или сорок. -- Лиль? Второй кивнул и вынул что-то блестящее и маленькое из кармана плаща. Это "что-то" было слишком маленьким для клинка. Присмотревшись получше, Дерри понял, что это бутылочка темно-оранжевой смолы. Что бы они ни собирались сделать с ним -- убить или одурманить, им это не удастся. Они даже не держали его, но просто поддерживали под руки, чтобы он не свалился, а значит -- поверили, что он пьян. В этом и была их роковая ошибка. -- Чего это? -- пробормотал Дерри, когда человек с сосудом наконец вытащил пробку. -- Такое красненькое... -- Да, дружок, -- сказал человек, поднося сосуд к лицу Дерри. -- Это прочистит тебе голову. Выпей-ка. Настала пора действовать. Внезапно высвободив руки, Дерри оттолкнул пузырек, смола плеснула в лицо этому человеку, а он мгновенно повернулся и ударил второго ногой в пах, да так сильно, что сам упал, но сразу же вскочил на ноги и схватился за рукоять меча. Не успел он вынуть его из ножен, как первый из напавших ударил его по руке и выбил оружие. Однако прежде чем он успел им воспользоваться, второй, приняв его в тусклом свете фонаря за Дерри, подкрался сзади и ударил своего товарища в спину. Тот покачнулся, выронил меч, а второй, поняв свою ошибку, бросился уже на Дерри. Положение изменилось в пользу молодого лорда, хотя по-прежнему было непростым. Дерри не был пьян, но и нельзя сказать, чтобы он был вполне трезв, -- его реакции были замедленны, а человек, стоящий перед ним, похоже, собирался пустить в ход кинжал. Дерри быстро выхватил из-за голенища свой кинжал. Некоторое время они ходили вокруг друг друга, делая обманные выпады, затем сблизились. После недолгой схватки Дерри удалось разоружить противника и оглушить его. Опустив обмякшее тело врага на землю, он подумал, что хотя очень не хочется это делать, ему придется убить этого человека. Нельзя оставлять его живого здесь в аллее, нельзя допустить, чтобы он заговорил. Он должен умереть. Быстро перекрестившись, он дотронулся до руки первого из нападавших; тело уже остывало. Этот был, без сомнения, мертв. А вот второй... Он подтащил второго человека к Телу его напарника и, повернув лицом вверх, наскоро обшарил карманы. Он нашел такой же сосуд, как тот, из которого его пытались отравить, бумагу, читать которую сейчас не было времени, и несколько золотых монет. Содержимое бутылочки, да и письмо, пожалуй, заинтересуют Моргана, а потому их лучше захватить. Деньги он положил на место. Ему они были не нужны, и потом, пусть тот, кто найдет трупы, подумает, что они убили друг друга из-за денег. По крайней мере, не будут искать убийцу. Осмотрев одежду убитого, Дерри и тут нашел деньги и связку бумаг, которые он взял для Моргана. Оглушенный им человек застонал, и Дерри заставил его опять затихнуть. Он с отвращением взял в руки кинжал другого нападавшего: никогда раньше ему не приходилось убивать столь хладнокровно. Но в противном случае в опасности окажется его собственная жизнь. Выбора нет; в конце концов -- это самозащита, он вынужден так поступить. Глубоко вздохнув, Дерри приподнял голову человека и быстрым движением перерезал ему горло. Затем он вложил нож в руку другого человека, вытер клинок и быстро пошел прочь по аллее. Он не раз видел человеческую смерть, и сам убивал, но всегда -- в сражении, в открытом бою; он и подумать не мог, что сможет убить вот так, под покровом ночи. Дерри дошел до конца аллеи и свернул в переулок, снова притворяясь пьяным. Пройдя квартал, он остановился у канала и осмотрелся. Прохожие поглядывали на него с сочувствием, принимая за одного из своих же пьяниц. Но Дерри знал свое дело. Как только он достиг комнаты в "Кривом Драконе", он вновь стал совершенно трезвым молодым господином. Морган сидел с закрытыми глазами, откинувшись в высоком кресле. Герцог был один у себя в башне. Он слышал потрескиванье поленьев и чувствовал тепло очага справа от себя, знал, что, открыв глаза, увидит высокие своды комнаты, образованные семью окнами зеленого стекла. Не зря башне дали такое имя -- Зеленая. В середине стола перед ним стоял грифон, в лапах которого холодно блестел широкий кристалл. Руки Моргана безжизненно лежали на подлокотниках кресла -- он только что расслабился, освободив голову от досужих мыслей. В дверь постучали, но он не пошевелился, не открыл глаза. -- Кто там? -- Дункан. Можно? Морган вздохнул и, выпрямившись, взглянул на дверь. -- Открыто. Ручка повернулась, дверь приоткрылась, и в комнату осторожно вошел Дункан. -- Закрой дверь, -- сказал Морган, вновь откидываясь в кресле. Дункан покосился на маленький круглый столик и сел напротив Моргана. Лицо его кузена было бледным, отрешенным, и Дункан понял, что он ждет сигнала от Дерри. -- Могу я помочь чем-нибудь, Аларик? -- мягко спросил он. -- Еще рановато, ты знаешь? -- Знаю, -- вздохнул Морган. -- Я боюсь, что он попытается связаться со мной чуть раньше и испугается, не получив ответа. Для него все это внове. Дункан улыбнулся. -- А для нас это -- надоевшая рутина, да? -- сказал он, кладя руки на столик и складывая вместе пальцы. -- А ты не позволишь мне стать посредником между вами, чтобы удвоить твою силу? Это облегчит задачу, а про меня Дерри все равно узнает рано или поздно. Морган слегка улыбнулся. -- Допустим. Когда ты будешь готов? -- Как только будешь готов ты. Пойду за тобой след в след. Морган сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, затем выпрямился и обхватил руками широкий кристалл. Следующий глубокий вдох был началом погружения в Тиринский транс, и он закрыл глаза. Еще мгновение прошло в безмолвии, и широкий кристалл начал слабо светиться. Дункан, перегнувшись через столик, сжал кисти Моргана и покрепче оперся локтями на столешницу. Он выдохнул -- и вместе с Морганом погрузился в транс. Ширский кристалл на мгновение вспыхнул и вновь замерцал необычным сумрачно-янтарным светом. -- Он готовится, -- мысленно передал Морган. -- Он ищет связующий предмет. -- Я чувствую, -- мысленно же ответил Дункан. -- Где он? Ты знаешь? -- Не могу сказать. Далеко. В крошечной комнате на окраине невзрачного предместья сидел на кровати Дерри. Он зажег одну из двух свечей, бывших в комнате, и читал найденные у убитых бумаги. И то, что он из бумаг узнал, весьма ослабило его раскаяние в хладнокровном убийстве -- напавшие на него были агентами В