нялась стражниками и придворными; Риммель отошел и прислонился к стене. Он хотел отвести глаза от ужасного зрелища, но не мог. Он опустился на колени, не чувствуя, что медальон, который он сжимал в исступлении, врезается в его ладонь. В сопровождении Гвидиона вошла леди Маргарет. Она побледнела, увидев трупы, так, что казалось, сейчас упадет без чувств. Но она подошла к своему мужу, который безмолвно стоял рядом с ними, обняла его и, безмолвно постояв так несколько мгновений, увела Яреда на балкон, чтобы он не видел этой разрывающей сердце картины. Там она шептала ему что-то, утешая, пытаясь вывести его из оцепенения. Гвидион поднял лютню Бронвин и молча посмотрел на нее; шейка инструмента треснула при падении. Тихо подойдя к Келсону, маленький трубадур наблюдал, не говоря ни слова, как молодой король снимает с себя красный плащ и покрывает им тела. Потом он безотчетно тронул одну из оставшихся струн, нота отозвалась в тишине, н Келсон с удивлением оглянулся. -- Я боюсь, что лютня расстроена навсегда, государь, -- печально прошептал Гвидион, становясь на колени рядом с Келсоном и вкладывая инструмент в безжизненную руку Бронвин. -- И ничего не поделаешь... Келсон отвел глаза, понимая, что трубадур говорит не о лютне. Гвидион последний раз провел пальцами по струнам и сложил руки на груди. -- Позвольте мне спросить, как это случилось, государь? Келсон печально пожал плечами. -- Кто-то принес в комнату магический кристалл, Гвидион. Само по себе это не страшно, этот камень -- жерман -- используется для разных вещей, в том числе и вполне достойных. Вы могли слышать упоминания о нем в старых балладах. -- Его голос дрогнул. -- Но этот был принесен с недоброй целью. По крайней мере для обычных людей, таких как Кевин, он был смертельно опасен. Одна Бронвин могла бы справиться с чарами, но она закричала, Кевин услышал и прибежал на помощь. Защитить и себя, и его она не могла, поэтому оба погибли. -- А если бы она не... Келсон сурово взглянул на него и вышел на балкон, где стояли Яред и Маргарет вместе с одетым в белое отцом Ансельмом, пожилым капелланом Кульдского замка. Молодой король кивнул, увидев Ансельма рядом с безутешными родителями, и посторонился, пропуская его к трупам. Ансельм преклонил колени и начал молиться; Келсон перекрестился и тихо повернулся, дав Гвидиону знак подойти к нему. -- Гвидион, Дерри, попросите всех уйти. Горе семьи не для посторонних глаз. Они, выполняя королевское распоряжение, мягко выпроводили из комнаты солдат и рыдающих фрейлин, и тут Дерри заметил Риммеля. Архитектор, упав на колени, стоял в углу, его голова вздрагивала от рыданий; он что-то сжимал в кулаке. Видна была лишь золотая цепочка. Когда Дерри тронул его за плечо, Риммель вытаращил на него глаза, покрасневшие от слез. Дерри, не зная, как ему быть с этим истеричным мужчиной, вдруг обратил внимание на цепочку; вид ее вызвал у него подозрение. -- Эге, это что такое? Риммель, где вы это взяли? Дерри схватил его за руку, Риммель с безумными глазами попытался вырваться и встать на ноги. Его сопротивление только разожгло интерес Дерри, и лорд-гофмейстер постарался разжать кулак Риммеля. -- Ну-ка, Риммель, сейчас мы увидим, что это такое... -- Дерри начинал сердиться: архитектор сжимал пальцы все крепче и крепче. -- Ага, медальон. Ну и где вы... Медальон выпал из рук Риммеля на пол и, когда Дерри, нагнувшись, прикоснулся к нему, открылся. Дерри хотел только взглянуть на него и вернуть Риммелю, и тут увидел портрет. -- Хадасса, это же миледи! Келсон удивленно обернулся на крик Дерри и, увидев его возмущенное лицо, подошел к молодому лорду и взял медальон. Пока он разглядывал портрет, подошла леди Маргарет. Увидев медальон, она судорожно сжала руки. В ее глазах застыло изумление. -- Откуда этот медальон, государь? -- Этот? -- смущенно посмотрел Келсон. -- Да вот, найден у Риммеля, миледи. А уж как попал к нему -- ума не приложу. Нетвердой рукой Маргарет взяла у Келсона медальон, вздрогнув, когда металл коснулся ее кожи. Она мгновение смотрела на него, потом со стоном спрятала медальон у себя на груди. -- Где, -- тяжело выдохнула она, -- где ты взял его, Риммель? -- Миледи, я... -- Бронвин дала его Кевину в день помолвки. Как он попал к тебе? С криком отчаяния Риммель упал на колени и вцепился в ее подол. -- О дражайшая леди, я не хотел, поверьте, я не хотел того, что случилось, -- сквозь рыдания бормотал он. -- Я так любил ее! Я только хотел добиться взаимности. Вы же знаете, что такое любовь! Маргарет невольно отшатнулась от него, поняв значение этих слов, а Дерри дал знак гвардейцам взять архитектора, и те немедленно выполнили приказ. Яред, безучастно глядя на происходящее, снова и снова бормотал имя сына. -- Ты! -- закричал Келсон, не веря своим ушам. -- Ты положил жерман, Риммель? -- О государь, вы должны мне поверить! -- стонал Риммель, безутешно качая головой. -- Я хотел только навести любовные чары. Дама по имени Бетана сказала... -- Бетана? -- Келсон схватил Риммеля за волосы и повернул к себе лицом. -- Это магия Дерини, Риммель. Я знаю, что говорю, мне самому пришлось управляться с ее остатками. Так кто эта дама по имени Бетана? Дерини? -- Я... я не знаю, Дерини ли она, государь, -- пробормотал Риммель и скривился от боли, когда Келсон еще сильнее запрокинул его голову. -- Она живет на холмах за городом, в... в пещере. Мне говорили, что она колдунья, наводит любовные чары, ну и другие тоже, за еду и за... за золото. -- Он вздохнул, и его глаза вспыхнули. -- Я только хотел, чтобы Бронвин меня полюбила, государь. А мне сказали, что Бетана и занимается как раз таким простым колдовством. -- Простое колдовство не убивает! -- выкрикнул Келсон и, разжав пальцы, отпустил волосы Риммеля. -- Ты все равно виноват в их смерти, как если бы сам навел чары. -- Я убью его! -- закричал Яред, вырывая меч у стражника. -- Как Бог свят, он умрет за это злодейство. Он уже кинулся на Риммеля с обнаженным мечом, но Маргарет с криком "Нет!" преградила ему дорогу. Дерри и капитан охраны вырвали у Яреда меч, Маргарет держала его за руки, но он продолжал кричать: -- Руки прочь, дурни! Я убью его! Маргарет, он убил моего сына! Не мешай мне! -- Яред, нет! Разве не достаточно смертей? Подожди, подожди, приди же в себя! Государь, ну не дайте же ему сделать это! Я умоляю вас! -- Стойте все! Слова Келсона как меч разрубили воздух, и установилась тишина, прерываемая только рыданиями Риммеля. Все взгляды устремились на молодого короля, так похожего в это мгновение на своего отца. -- Отпустите Яреда, -- обратился он к Дерри. -- Государь? -- Дерри недоумевающе посмотрел на него, а в глазах леди Маргарет блеснул ужас. -- Я прошу вас отпустить его, Дерри, -- повторил Келсон. -- Я думаю, сказано достаточно ясно. Неохотно кивнув, Дерри отпустил руку Яреда и отступил, обхватив леди Маргарет за плечи, чтобы удержать ее от попытки вмешаться. Маргарет со страхом смотрела, как Яред, схватив меч, снова устремился к Риммелю. -- Государь, умоляю, не дайте Яреду убить его! Он... -- Нет, разрешите ему убить меня, государь, -- крикнул Риммель, качая головой и покорно закрывая глаза. -- Я не заслужил прощения, будь я проклят! Я недостоин жизни! Убейте меня, ваша светлость! Я убил женщину, которую любил. Казните меня самой страшной казнью. Я заслужил это. Яред замер, его безумный взгляд прояснился. Опустив меч и выпрямившись, он посмотрел на склоненную голову Риммеля, потом взглянул на Келсона, на искаженное отчаянием лицо Маргарет -- и выронил оружие. Повернувшись вполоборота к двери, он позвал: -- Лорд Фергюс? Плотный человек в форме младшего офицера появился в дверях. Лицо у него было суровое и решительное; на распростертого на полу Риммеля он взглянул с явным презрением. -- Ваша светлость? -- Этот человек признался в убийстве. Через час его голова должна быть на колу предателей. Понятно? Глаза Фергюса радостно блеснули, и он поклонился. -- Да, ваша светлость. -- Очень хорошо. Я хочу посмотреть на твою работу, прежде чем ты покинешь сад, Фергюс. Тот опять кивнул. -- Я понимаю. -- Иди. Отвесив поклон, Фергюс подал своим людям знак взять арестованного и увести его. Риммель продолжал бормотать: -- Я заслужил это, я убил ее, я заслужил... Фергюс вынул свой меч из кожаных ножен. Яред дождался их ухода, затем подошел к телам, поднял красный плащ и откинул золотые волосы Бронвин, лежавшие на лице Кевина. Маргарет, не веря себе, смотрела на уводимого солдатами узника и на склонившихся над мертвыми телами Яреда и Ансельма. Потом она протянула руки к Келсону. -- Государь, вы не должны этого позволить. Этот человек, конечно, преступник, спору нет. Но так хладнокровно казнить... -- Это дело герцога Яреда, миледи. Не просите, чтобы я вмешивался. -- Но вы король, государь. Вы можете... -- Я приехал сюда не как король, а как простой гость, -- ответил Келсон, глядя на Маргарет своими серыми глазами. -- Я не могу распоряжаться за герцога Яреда в его собственном доме. -- Но, государь... -- Я понимаю, что движет Яредом, миледи, -- твердо сказал Келсон, глядя на коленопреклоненного герцога. -- Он потерял сына. У меня еще нет сыновей, а если темные силы одержат верх, то уже и не будет. Но я, кажется, могу понять, что он чувствует. Я потерял отца, больше чем просто отца... Думаю, я пережил нечто подобное. -- Но... С террасы долетели глухой вскрик и звон стального клинка. Маргарет побледнела. Вдруг раздались шаги, и в дверях появился Фергюс, держа в руках что-то тяжелое, бело-красное. Это была голова Риммеля. Яред безучастно посмотрел на нее, только его пальцы теребили край плаща. Потом лицо его прояснилось, он благодарно кивнул, а Фергюс вновь отвесил поклон и удалился, оставляя кровавые следы. Яред вновь склонился над мертвыми. -- Мне отмщение, и аз воздам, -- прошептал отец Ансельм дрогнувшим голосом. -- А я потерял моих детей, -- ответил Яред, дотрагиваясь дрожащей рукой до плеча Кевина. -- Мой сын и та, кто должна была стать моей любимой дочерью, ныне вы вместе навеки, как и хотели. Не думал я, что вашей брачной постелью будет могила... Его голос сорвался, и он затрясся в рыданиях. Маргарет подошла к нему и прижала его голову к своей груди, тоже плача. Келсон печально посмотрел на них и, рассудив, что больше ничего сделать не может, подозвал Дерри. -- Это, честно говоря, должен сделать я сам, но я не хочу оставлять одного лорда Яреда... Поможете мне, Дерри? Дерри поклонился. -- Вы знаете, я всегда готов, государь. Что нужно сделать? -- Сходите на холмы и найдите эту Бетану. Если она Дерини, это может быть опасно. Но я знаю -- вы не боитесь магии. Кроме вас, мне некого послать вместо себя. Дерри поклонился снова. -- Это большая честь, государь. Келсон осмотрелся, потом отошел в угол, дав Дерри сигнал следовать за собой. Охрана и фрейлины вышли, и только Гвидион, лорд Деверил и несколько слуг оставались в комнате вместе с Яредом и Маргарет. Молитвы отца Ансельма звучали в полной тишине. Келсон посмотрел Дерри в глаза. -- Я прошу сейчас как друг, а не как король, -- тихо сказал он. -- Так, как попросил бы Морган. Вы можете отказаться, если хотите. -- Говорите, государь, -- мягко ответил Дерри, обменявшись с королем понимающим взглядом. Келсон кивнул. -- Вы позволите мне сделать вам магическую защиту, прежде чем вы пойдете к Бетане? Мне страшно отпускать вас без всякой помощи. Дерри опустил глаза в раздумье, его правая рука коснулась груди, где все еще висел данный Морганом медальон. Немного подумав, он вынул цепочку с медальоном из-под плаща. -- Я чуть-чуть посвящен в магические искусства, государь. С помощью этой медали Морган передавал мне свои наставления. Кажется, Святой Камбер покровительствует и людям тоже. Келсон посмотрел на медальон, потом на Дерри. -- Можно дотронуться? Может быть, моя сила укрепит то, чем вы уже владеете. Дерри кивнул, и Келсон взял медальон в руки. Он посмотрел на него внимательно, потом положил правую руку на плечо Дерри, в левой все еще держа медальон. -- Расслабьтесь и закройте глаза, как учил вас Морган, -- сказал он. -- Откройте мне свои мысли. Дерри повиновался, а Келсон, сжав губы, начал сосредотачиваться -- и вот уже малиновая аура возникла вокруг медальона. Малиновое смешалось с зеленым -- это чары Келсона сошлись с чарами Моргана. Когда свечение исчезло, Келсон опустил руки и выдохнул. Серебряный медальон блеснул на голубом плаще Дерри. -- Что ж, от этого может быть толк, -- полуулыбнулся Келсон, глядя на медальон. -- У вас точно нет в роду Дерини, Дерри? -- Нет, государь. Думаю, это и Моргана удивляет. -- Он улыбнулся и опустил глаза. -- Как он, государь? Вы ему сказали? Келсон покачал головой. -- Зачем? Чтобы доставить ему еще большую печаль? Он и так уже едет сюда. Получается, опять едет на похороны, как тогда к моему отцу. Пусть хоть в дороге не беспокоится. -- Хорошо, государь. А когда я найду эту Бетану -- доставить ее сюда? -- Да. Я хочу знать, какова во всем этом ее роль. Но будьте осторожны. В ее колдовство уже вкралась ошибка, умышленная или нет -- посмотрим. В общем, лучше пусть умрет она, чем вы, если придется выбирать. -- Я буду осторожен, -- улыбнулся Дерри. -- Что ж, тогда все. -- На губах Келсона мелькнула печальная улыбка. -- Вам пора идти. -- Сию минуту, государь. ...Келсон, как только Дерри выскользнул из комнаты выполнять его поручение, вновь обратил взор на горестную сцену. Отец Ансельм стоял на коленях вместе с семьей и ближними слугами, и воздух оглашали слова литании: "Kyrie eleison Christie eleison Kyrie eleison Pater noster, qui es in coelis". Король, опустившись на одно колено, слушал их, вспоминая тот день, когда он так же стоял у мертвого тела отца в Кандорском ущелье, тоже умерщвленного с помощью магии. И слова эти было так же тяжело слышать сейчас, как и пять месяцев назад. -- Во царствие свое пришли их, Господи... И да сияет над ними свет невечерний... Келсон вздохнул, встал и вышел из комнаты, словно пытаясь уйти от всепроникающего голоса смерти. Эти слова придется услышать еще раз через два дня, и это едва ли будет легче, чем теперь. Едва ли вообще когда-нибудь это будет легко. ГЛАВА XVII "Будут также ереси между вами, которым избранные ваши предадутся перед вами"[15]. Вечером того же рокового дня, когда Келсон скорбел, а Морган с Дунканом спешили к месту плача, Гвинеддская Курия в Дхассе все заседала. Лорис собрал своих епископов в большом Зале Курии в центре дворца: недалеко отсюда этой ночью было провозглашено отлучение. Но хотя сессия шла весь день, с небольшими перерывами для трапезы, до принятия решения было так же далеко, как и в начале. Два человека завели Курию в тупик, а именно: Ральф Толливер и Вольфрам де Бланнет, одни из двенадцати странствующих Гвинеддских епископов без определенной епархии. Толливер был не согласен с самого начала сессии -- ведь отлучение Корвина ударило бы и по нему. Но именно Вольфрам расстроил дело окончательно. Суровый старый прелат явился в середине утреннего заседания, вместе с семью собратьями, напуганными тем, что вопрос об отлучении Корвина обсуждается всерьез. Появился он с большим шумом, и пока дряхлые, вялые епископы собирались с мыслями, их противник успел произнести речь, решительно не соглашаясь с тем, что задумал Лорис против Корвина. Да, корвинский герцог (как согласились вчера Арилан с Кардиелем) заслужил наказание за то, что учинил в церкви Святого Торина, как и его кузен Дерини, который столько лет скрывал свое истинное лицо под маской священника, -- тоже. Но наказывать целое герцогство за грехи правителя, к тому же когда сам он уже соответствующим образом наказан -- что может быть глупее! И тут начались дебаты. Кардиель и Арилан, понимая, как далеко может зайти вспыльчивый старик Вольфрам, держались пока в стороне, чтобы не выдать своих намерений раньше времени. Оба понимали, что споры, вызванные речью Вольфрама, помогут им найти возможных союзников, а это, в свою очередь, подскажет, как действовать дальше. Арилан механически постукивал пальцами по столу, пока старый епископ Карстен разглагольствовал о каких-то запутанных статьях канонического права, имеющих отношение к делу. Вольфрам, конечно, поддержит того, кто выступит против отлучения, и это значит, что он, когда настанет время, будет на стороне Кардиеля. Из его семи собратьев Сивард и простодушный Гилберт могут тоже поддержать их; трое -- скорее на стороне Лориса, и двое колеблются. Из старших епископов двое: Браден и Ивор -- соблюдают осторожный нейтралитет; это было видно по выражению их лиц во время дебатов. Однако Лацей и Креода пойдут за Лорисом, как и этот хриплоголосый старый Карстен. Карриган, конечно, человек Лориса с самого начала, поэтому из старших епископов остается только Толливер. К счастью, с ним нет никаких вопросов. Итого восемь за отлучение, четверо колеблются, и шестеро против. Не слишком впечатляет, потому что колеблющиеся могут в любой момент оказаться на стороне тех, кто сильнее, и уж точно не станут ссориться из-за этого дела с Курией. А это значит -- двенадцать голосов против шести, разве что у кого-нибудь хватит смелости воздержаться. И если их останется всего шестеро -- они явно противопоставят себя Курии, что грозит им самим отлучением. Арилан посмотрел на другой конец большого стола, похожего на подкову, где сидел Лорис, и встретил взгляд Кардиеля. Тот едва заметно кивнул и вновь внимательно прислушался к заключительным словам Карстена. Когда старый епископ сел, Кардиель поднялся. Время настало. -- Милорд архиепископ? Кардиель заговорил негромко, но едва прозвучал его голос, шепот прекратился и все взгляды обратились к основанию стола-подковы, туда, где он стоял. Он тихо ждал, пока спорящие займут свои места и успокоятся, а затем поклонился Лорису. -- Могу я говорить, ваше преосвященство? -- Да, конечно. Кардиель поклонился еще раз. -- Благодарю вас, милорд. Я слушал нынче весь день споры и рассуждения братьев моих во Христе и как здешний епископ хотел бы выразить свое суждение. Лорис нахмурился. -- Мы же предоставили вам слово, епископ Кардиель, -- насторожившись, с раздражением сказал он. Кардиель сдержал улыбку и, обежав глазами зал, остановился взглядом на Арилане и Толливере. Когда Лорис замолчал, отец Хью, секретарь Карригана, опустил глаза и поднял их только тогда, когда епископ набрал грудью воздух, чтобы произнести свою речь. -- Милорды епископы, братья мои, -- спокойно начал Кардиель. -- Обращаюсь к вам нынче как брат, как друг, а также как епископ места, избранного для этого заседания Курии. Я нынче весь день достойно играл свою роль, ибо мне пристало хранить нейтралитет, дабы не повлиять на решение других. Но дело, мне кажется, зашло слишком уж далеко, и я более не могу молчать, ибо иначе я обману доверие, оказанное мне церковью. Его глаза еще раз обежали зал, и он заметил напряженный взгляд Лориса. Хью писал что-то, склонившись, и его глаз не было видно; все остальные, затаив дыхание, смотрели на Кардиеля. -- Позвольте мне заявить со всеми полагающимися формальностями -- я надеюсь, что отец Хью впишет их, как и надлежит, что я также против отлучения, которое наш брат из Валорета хочет наложить на Корвин. -- Что? -- Вы что, повредились в рассудке, Кардиель? -- Он сумасшедший! Кардиель подождал, пока вскочившие снова займут свои места. Пальцы Лориса вцепились в ручку кресла, но выражение его лица не изменилось. Кардиель с силой сжал руки и еще раз внимательно осмотрел слушающих, прежде чем заговорил снова: -- Это нелегкое решение, братья мои. Я думал и молился много дней, с того часа, как узнал, что предлагает нашей Курии архиепископ Лорис. А дальнейшая дискуссия укрепила меня в этом мнении. Отлучение Корвина -- зло. Того, против кого оно направлено, в Корвине уже нет. Он уже понес наказание этой ночью, когда вы отлучили его и Мак-Лайна. -- Вы тоже поддержали отлучение Моргана, Кардиель, -- вмешался Карриган. -- Вы признали это, приняв участие в процессе вместе с архиепископом Лорисом и со мной. И Толливер, епископ Корвина -- тоже. -- Да, я это сделал, -- спокойно ответил Кардиель. -- По существующему праву Морган и Мак-Лайн осуждены правильно, и это остается в силе, пока они не приведут доказательств своей невиновности или не объяснят своих действий перед церковным собором. Их личное отлучение -- вопрос бесспорный. -- Тогда что же -- спорный вопрос? -- спросил один из епископов. -- Если вы признаете, что Морган с этим священником виновны в страшных грехах, то... -- Я не выносил им нравственного приговора, милорд. Они совершили то, что было перечислено вчера ночью. Допустим. Но выносить приговор тысячам людей, лишать их церковной благодати за действия их герцога! Разве так годится? -- Это вытекает из церковных законов, -- начал Лорис. -- Так не годится! -- повторил Кардиель, гневно ударяя рукой по столу. -- И я не могу этого допустить. Отцы мои, если вы будете настаивать на отлучении, я вынужден буду покинуть собрание! -- Так сделайте это! -- сказал Лорис, поднимаясь из-за стола; его лицо покраснело. -- Если вы думаете, что напугаете меня этим, вы заблуждаетесь! Дхасса не единственный город в одиннадцати королевствах. Не сможем собраться здесь -- соберемся в другом месте. А может быть, в Дхассе очень скоро появится новый епископ! -- А почему бы в Валорете не появиться новому епископу? -- сказал Вольфрам, поднимаясь на ноги и глядя на Лориса. -- Что до меня, милорд, я ваших угроз не боюсь -- пока я жив, я -- епископ. И ни вы, ни кто другой не отнимет то, что дал мне Бог! Кардиель, я уйду вместе с вами! -- Это неслыханно! -- воскликнул Лорис. -- Вы что думаете, будто два епископа могут помешать всей Курии? -- Больше двух, милорд, -- сказал Арилан, и они с Толливером встали и подошли к Кардиелю. Карриган воздел руки к небу. -- О Господи, защити нас от неискушенных людей! Что же, прикажете нам учиться у мальчишек? -- Я старше, чем был наш Господь, когда он спорил с фарисеями и книжниками, -- холодно ответил Арилан. -- Сивард? Гилберт? Вы остаетесь с нами или с Лорисом? Двое переглянулись, посмотрели на Вольфрама и встали. -- С вами, милорд, -- сказал Сивард. -- Мы не хотим отлучения. -- Надумали бунтовать? -- закричал Лорис. -- Да понимаете ли вы, что я могу совсем изгнать вас отсюда, даже отлучить от церкви... -- За отсутствие на заседании? -- усмехнулся Арилан. -- Я не думаю, что за это полагается анафема. Лишить нас сана -- что ж, это в вашей власти. Но на наши действия угрозы ваши не повлияют. И мы не перестанем наставлять тех, кто идет за нами. -- Это безумие! -- закричал старый Карстен, посмотрев на них округлившимися глазами. -- Вы надеетесь победить? -- Считайте, что мы защищаем свою честь, -- сказал Толливер, -- и свои права слуг Божьих. Мы не хотим видеть отлучения края за грехи двух человек. -- Так сейчас прямо и увидите! -- воскликнул Лорис. -- Отец Хью, готов ли у вас для подписи текст отлучения? Лицо Хью было мертвенно-бледным, когда он посмотрел на Лориса. Он долго молчал и в конце концов достал и положил перед архиепископом свиток пергамента. -- Итак, -- сказал Лорис, беря у Хью перо и подписываясь. под документом, -- "сим объявляю герцогство Корвин, со всеми городами и поселениями, вне церкви, пока герцог Аларик Морган и его родич Дерини не предстанут пред сей Курией для суда". Кто подпишет со мной? -- Я, -- сказал Карриган, подходя к Лорису и беря перо. -- И я, -- отозвался Лацей. Кардиель молча смотрел, как Карриган ставит свою подпись. -- А вы подумали, что скажет король, когда узнает об этом, Лорис? -- спросил он. -- Король -- слабый ребенок! -- возразил Лорис. -- Он не может противопоставить себя всему Гвинеддскому клиру -- даже потом, когда войдет в возраст. Он одобрит это отлучение. -- Так ли? -- сказал Арилан, в раздумье опираясь на стол. -- Не так уж он был слаб, когда заставил в прошлом году Регентский Совет освободить Моргана. Или когда одержал победу в схватке с Кариссой. Уж если кто тогда и проявил слабость, то никак не он! Лорис побагровел и яростно взглянул на подошедшего Лацея. -- Подписывайте же, де Лацей, -- прошептал он. -- Посмотрим, сколько народу окажется на стороне этого юного хвастуна и сколько поддержит правое дело. Когда Лацей подписался, еще восемь епископов подошли и поставили свои подписи под документом, и только Браден оставался на месте. Лорис посмотрел на Брадена, приподняв бровь, но заулыбался, когда тот поднялся и поклонился ему. -- Я встал, милорд архиепископ, -- сказал тот, -- но не для того, чтобы подписать ваш документ. Кардиель и Арилан переглянулись в изумлении -- что заставило старого ученого из Грекоты принять их сторону? -- К сожалению, я не могу помирить вас, уважаемые господа, -- продолжал Браден, -- но я не могу и поддержать это отлучение -- по своим собственным соображениям. Однако также я не могу согласиться с теми, кто спорит с Курией и вносит в нее раскол. -- Что же вы в таком случае намерены делать, милорд? -- спросил Толливер. Браден пожал плечами. -- Я вынужден воздержаться. А поскольку пользы ни одной из сторон я принести не могу, я удаляюсь в свое схоластическое общество в Грекоте и буду молиться за вас. -- Браден... -- начал Лорис. -- Нет, Эдмунд, на меня вы не повлияете. Не спорьте, я вам не помощник. И все собрание с изумлением смотрело, как Браден, поклонившись в обе стороны, идет к двери. Когда дверь за ним закрылась, Лорис посмотрел на Кардиеля. В его глазах вспыхнула ярость. Он медленно вышел из-за колонны и двинулся в сторону мятежных епископов. -- Я лишу вас сана, Кардиель, как только мне предоставят все нужные бумаги. Я не потерплю такого посягательства на мой авторитет. -- Пишите ваши бумаги, Лорис, -- сказал Кардиель. -- Без подписи большинства членов Курии все ваши отлучения, епитимьи -- бумагой и останутся. -- Одиннадцать епископов... -- начал Лорис. -- Одиннадцать из двадцати двух -- это не составляет большинства. Из одиннадцати неподписавшихся -- шестеро здесь перед вами, и они ничего не подпишут, а один вообще отказался играть в ваши игры; остальные четверо -- странствующие епископы без определенной епархии, живущие то здесь, то там. Вам понадобятся, может быть, недели, чтобы отыскать одного из них, и еще недели -- чтобы заставить его подписаться. -- Мне все равно, -- прошипел Лорис. -- Одиннадцать или двенадцать, разницы мало. Курия признает ваши голоса недействительными, и настоящие христиане арестуют Моргана и доставят сюда при первой же возможности. Ради этого все и делается. -- Вы уверены, что это не развяжет новую священную войну против Дерини, архиепископ? -- спросил Толливер. -- Можете запрещать ее сколько угодно, но мы же с вами знаем -- стоит Варину де Грею узнать про отлучение, он устроит такую резню, какой мы двести лет не видели. С вашего благословения! -- Да вы с ума сошли, если думаете такое. -- Неужто? -- возразил Толливер. -- Не вы ли рассказывали нам, как встречались с этим Варином и разрешили ему захватить Моргана, если это будет возможно? -- Но ничего больше! Варин -- это... -- Варин -- фанатичный враг Дерини, как и вы, -- бросил Арилан. -- И вопрос для него только в том, как начать войну. Он не смирится с тем, что Корвин стал убежищем Дерини, что те, кто бежал от ваших преследований из Валорета, оседают здесь и живут в спокойствии и безопасности. Но я не думаю, что сейчас они позволят перебить себя без сопротивления, как это бывало раньше, Лорис. -- Я не палач! -- воскликнул Лорис. -- Я не казню без достаточных оснований. Но Варин прав. Эта скверна Дерини должна быть стерта с лица земли. Мы сохраним им жизнь, но о своих проклятых силах они должны забыть навеки. Они должны отречься от этих сил, запретить себе использовать их. -- А поймет ли это простой человек, Лорис? -- спросил Кардиель. -- Варин скажет ему -- убей, и он будет убивать. Сможет он отличить отрекшегося Дерини от неотрекшегося? -- До этого не дойдет, -- возразил Лорис. -- Варин будет действовать под моим... -- Довольно! -- крикнул Кардиель. -- Довольно, пока я не забыл, что я священник, и не сделал того, о чем буду после жалеть. Вы утомили меня, Лорис, и я, как хозяин, прошу очистить зал. -- Вы хотите... -- Я сказал -- довольно! Лорис кивнул, его глаза сверкнули, как угли, на смертельно бледном лице. -- Значит, война, -- прошептал он. -- Что ж, с врагами нужно и обходиться, как с врагами. Другого пути нет. -- Лорис, я не желаю видеть вас в Дхассе. Толливер и вы, Вольфрам, Сивард, Гилберт, не сомневайтесь -- они уедут. Скажем охране, что они должны покинуть Дхассу до полуночи, и сами потом проверим. -- С удовольствием, -- ответил Вольфрам. Бледный от гнева, Лорис обернулся и пошел к выходу. За ним последовали епископы и клирики, а также четверо из шести мятежных епископов -- сторонники Кардиеля. Когда дверь закрылась, остались только Кардиель, Арилан и Хью. Последний так и продолжал сидеть на своем месте с испуганно опущенной головой. Арилан первым заметил его и, подав знак Кардиелю, подошел к священнику. -- Остались шпионить, отец Хью? -- тихо спросил он, беря того за руку и осторожным, но твердым движением поднимая его из-за стола. Хью, потупясь в пол, оправлял края сутаны. -- Я не шпион, милорд, -- чуть слышно сказал он. -- Я... я хочу присоединиться к вам. Арилан посмотрел на своего товарища. Кардиель, сложив руки на груди, спросил: -- Что привело вас к такому решению, отец мой? Вы ведь столько лет были секретарем Карригана? -- Я не изменился, ваше преосвященство, -- во всяком случае, я не имею никаких личных обид. На прошлой неделе, когда я узнал о готовящемся отлучении Корвина, я доложил об этом его величеству. Я обещал ему, что останусь при Карригане и буду сообщать все новости. Но дольше оставаться я не могу. -- Я, кажется, понимаю, -- улыбнулся Кардиель. -- Что же, Денис? Принимаем его? Арилан улыбнулся: --Я -- за. -- Хорошо. -- Кардиель протянул Хью руку. -- Что ж, милости просим, отец Хью. Нас немного, но, как сказал псалмопевец, вера наша крепка. Может быть, вы поделитесь с нами тем, что знаете о дальнейших намерениях Лориса и Карригана? Ваша помощь сейчас была бы очень кстати. -- Возможно, я и могу помочь вам, ваше преосвященство, -- пробормотал священник, наклоняясь, чтобы поцеловать руку Кардиеля. -- Спасибо. -- Ну уж, без церемоний, -- улыбнулся Кардиель. --. Нас ждут важные дела. Найдите, пожалуйста, моего секретаря, отца Эванса, -- вы оба понадобитесь нам через четверть часа. Нужно будет отправить несколько писем. -- Конечно, ваше преосвященство, -- сказал Хью и, поклонившись, вышел. Кардиель вздохнул, опустился на свободное кресло и, закрыв глаза, потер лоб рукой, а потом взглянул на Арилана, стоящего в конце стола. Тот улыбнулся: -- Что ж, мы сделали это, друг мой. Раскололи церковь накануне войны. Кардиель повел бровью и устало улыбнулся: -- Войны с Венцитом и гражданской войны. Если вы думаете, что это нас не затронет... Арилан пожал плечами. -- Чему быть, того не миновать. Вот Келсона мне жаль. Следующей жертвой Лориса будет он. Полукровка Дерини, как и Морган. Да еще особые силы, унаследованные от отца. -- Из этого следует одно: Келсон -- реальное доказательство тому, что силы Дерини могут быть благотворны и чисты, -- сказал Кардиель. Он вздохнул, заложил руки за голову и посмотрел в потолок. -- Что вы думаете о Дерини, Денис? Действительно ли они так страшны, как считает Лорис? Арилан слегка улыбнулся: -- Думаю, что есть разные Дерини. Ну как и среди всех, есть хорошие, но есть и дурные люди. Я не думаю, что Келсон, Морган и Дункан -- злодеи, если вы это имеете в виду. -- Хм. Я удивлен. В первый раз вы прямо сказали, что думаете об этом. -- Он повернулся к Арилану. -- Не знай я вас лучше, я бы усомнился -- уж не Дерини ли вы? Арилан удивленно вскинул брови и положил руку Кардиелю на плечо. -- Странные вещи вы говорите, Томас. Идемте. Надо действовать, не то настоящий Дерини постучит в двери. Кардиель встал и покачал головой: -- Боже сохрани. ГЛАВА XVIII "Оставайся же со всеми волшебствами и со множеством чародейств твоих, которыми занималась ты от юности своей"[16]. До начала следующего дня оставалось еще несколько часов, когда Морган и Дункан подъехали к городским стенам Кульда. Они не сходили с седел около двадцати часов, после короткой остановки в Ремуте, где узнали, что Келсон уже уехал, не дождавшись их, в Кульд. Нигель, замещавший Келсона в столице, был испуган словами Дункана о собрании в Дхассе и согласился, что прежде всего необходимо сообщить новости Келсону, и как можно быстрее. Рано или поздно известие о происшествии в Святом Торине достигнет Келсона, может быть, в форме официального декрета Дхасской Курии об отлучении; а тогда молодому королю небезопасно будет самому посылать за двумя осужденными Дерини. Тем временем Нигель продолжал собирать войска для предстоящей кампании. Но если смута на юго-востоке не утихнет, их придется использовать для внутренних нужд: гражданской войны допустить нельзя. Итак, Морган и Дункан выехали в Кульд, не зная, что ожидает их в этом городе, кроме встречи с молодым королем. Когда в свежих утренних сумерках они достигли главных ворот, привратник выглянул в окошко и с подозрением осмотрел их. После трех дней пути они выглядели и впрямь так, что не вызывали доверия, тем более в столь ранний час. -- Кто хочет попасть в город до рассвета? Назовите себя, или предстанете перед городскими властями. -- Герцог Аларик Морган и Дункан Мак-Лайн хотят видеть короля, -- громко сказал Дункан. -- Пожалуйста, открывай быстрее, мы спешим. Привратник возбужденно пошептался с кем-то, кого не было видно, потом появился в окошке снова и кивнул. -- Отойдите чуть назад, милорды. Сейчас выйдет капитан. Морган и Дункан отъехали на несколько шагов и привстали в седлах. Морган осмотрелся и вдруг увидел чью-то седую голову на пике над воротами. Он нахмурился и, коснувшись плеча Дункана, движением головы указал ему на пику. -- Сколько знаю, так наказывают предателей, -- сказал Морган, удивленно рассматривая голову. -- Давно здесь такого не было, однако. И случилось это, по-видимому, на днях. Дункан повел бровью и пожал плечами. -- Я не знаю его. Лицо молодое, а волосы совсем белые. Интересно, что он натворил? Тут загремела задвижка, тронулись с места стальные затворы, ворота приоткрылись, и показался всадник. Морган удивленно посмотрел на Дункана -- обычно гостей встречали в Кульде не так. С другой стороны, они никогда еще не въезжали в город до рассвета. Да и в любом случае силы к Моргану вернулись, и теперь им были не особенно страшны опасности. Дункан въехал в ворота и пересек маленький двор, Морган последовал за ним. Внутри стояли стражники в темных плащах, держа коней под уздцы. Капитан со значком личной охраны Келсона подошел к Аларику и взял уздечку его коня. -- Добро пожаловать в Кульд, ваша светлость, и вы, монсеньор Мак-Лайн, -- сказал он, не сводя с них глаз. Лошадь Моргана вдруг подалась вперед, и он поспешно отступил. -- Эти люди будут сопровождать вас для большей безопасности. Он отпустил лошадь Моргана, и тот вновь удивленно вскинул брови. Во дворе было темно, но в факельном свете Морган разглядел креповую повязку на руке этого человека. Как странно, что офицер Келсона публично носит траур! Кто же умер? Эскорт двинулся, стражники держали факелы в вытянутых руках. Морган с Дунканом поехали следом за ними. Улицы Кульда были пусты в этот утренний час, и стук копыт гулко отдавался в воздухе. Городская охрана молча пропускала прибывших, видя их эскорт. Взглянув на окна королевской резиденции, Дункан и Морган увидели, что окна покоев, где обычно останавливался Келсон, освещены. Вот это уже действительно странно. Что подняло молодого короля в столь ранний час? Обычно он встает поздно; должно было случиться нечто необычное, чтобы он поднялся за час до рассвета. Что же произошло? Они натянули поводья и спешились. Грум провел мимо чью-то лошадь, то и дело останавливаясь и качая головой при взгляде на вконец заморенное животное. "Только гонец мог так загнать коня, -- подумал Морган. -- Гонец, принесший Келсону срочное послание. Потому-то и горит свет в окне королевской спальни". На лестнице их ждала еще одна неожиданность. Узнав старого привратника, знакомого с детства, они остановились и поклонились ему, дав знак освещавшим дорогу пажам подождать. Но он прятал от них глаза, и на нем тоже была креповая повязка. "Кто умер? -- спросил себя Морган, и страшное предчувствие обожгло его сердце. -- Дай Бог, не король". Морган переступал через две ступеньки, Дункан едва поспевал за ним. Расположение комнат было известно обоим, и Морган тревожно устремился к двери короля. Она была не заперта. Келсон сидел за письменным столом, осунувшийся, с взъерошенными волосами. Пламя свечи, стоявшей на столе, задрожало, когда открылась дверь, но Келсон этого не заметил: он что-то сосредоточенно писал, изучая лежащий перед ним на столе документ. Рядом с ним стоял Дерри и читал пергамент, заглядывая ему через плечо. У очага ждал молодой кавалер, на его плечах был один из малиновых плащей Келсона. Он потягивал горячее вино; один паж стягивал с него сапоги, другой -- готовил ему завтрак. Келсон посмотрел на дверь, и его глаза расширились, когда он увидел Моргана и Дункана. Все остальные тоже обернулись к двери; как только Келсон встал и положил перо, Дерри отошел и виновато взглянул на Моргана. Во всем -- даже в том, как были расставлены свечи, -- чувствовалась какая-то большая беда. Келсон подал знак пажам и кавалерам выйти и не двигался с места, пока дверь за ними не закрылась. Только после этого он вышел из-за стола. Но все еще не было сказано ни слова; Морган вопросительно посмотрел на Дерри, потом на короля. -- Что случилось, Келсон? Келсон уставился на свои ночные туфли, чтобы не встречать взгляда Моргана. -- Не так просто сказать все сразу, Аларик и отец Дункан. Вы лучше садитесь. Дерри подвинул кресло, а Морган с Дунканом обменялись недоуменными взглядами. Дерри вернулся на прежнее место за стулом Келсона; мальчик произнес со вздохом, указав на лежащий на столе пергамент: -- Прежде всего вот это. Я не знаю, что там приключилось в часовне Святого Торина -- Хью не вдается в детали, -- но я думаю, для вас не будет неожиданностью, что оба вы отлучены от церкви. Морган и Дункан переглянулись, и Дункан кивнул. -- Лорисом? -- Гвинеддской Курией. Дункан сел и снова вздохнул. -- Нет, я не удивлен. Горони уж нарассказывал им сказок! Я думаю, имеется в виду, что я разоблачил себя как Дерини? -- Здесь все, -- сказал Келсон, вновь указывая на пергамент. Морган нахмурился и выпрямился на стуле, внимательно глядя на Келсона. -- Келсон, скажите же, что произошло до того, как вы получили это сообщение? Что стряслось? Почему все в трауре? Чья это голова на воро