рам вздохнул.--Однако это не меняет моих намерений. Если вы дадите слово не пытаться бежать, я с удовольствием развяжу вас. Вам будет легче, если вы сможете пройтись немного. Синил долго смотрел на Йорама, как бы взвешивая его слова, затем опустил глаза. -- Я не буду сопротивляться вам. -- Даете слово? -- Даю,--прошептал пленник. Йорам кивнул и развязал веревки на руках пленника, но когда он протянул руку, чтобы помочь ему сойти с лошади, Синил поджал губы, оттолкнул его руку и соскочил с лошади с другой стороны. Он сделал с полдюжины неверных шагов, спотыкаясь и шатаясь, и упал на колени в снег. Он склонил голову, еле сдерживая рыдания. Йорам нахмурился и посмотрел на Риса. Затем он накинул плащ на плечи и сложил руки на груди. Они оба с тоской поняли, что их путешествие в Дхассу будет гораздо дольше и сложнее, чем они предполагали. Действительно, их путешествие проходило хотя и без инцидентов, но в полном молчании. Они останавливались только однажды днем, чтобы сменить лошадей в придорожной гостинице. Рис охранял принца, пока Йорам торговался с хозяином. Синил не изъявлял желания разговаривать, но и не предпринимал попыток к бегству. К вечеру они уже были в часе езды от цели. Небольшой бурный ручей вилял вдоль дороги, по которой они ехали. Хотя он и протекал по заснеженной равнине, зимний холод еще не сковал его льдом. И лошади, и люди уже замучились от долгого пути. Рис очень беспокоился о Синиле, ведь принц был плохо приспособлен к трудностям путешествия. Он чуть не закричал от боли в мышцах, когда они несколько часов назад остановились для последнего отдыха, и только гордость остановила рвавшийся из него крик. Потом им пришлось сажать его в седло, почти потерявшего сознание. За последние полчаса Синил заметно побледнел, и Рис понял, что им придется снова остановиться, поскольку Синил был на грани обморока. Риса очень беспокоило, как поведет себя Синил, когда они въедут в город и поедут ко двору епископа. Рис даже боялся думать о том, что поведение Синила и его покладистость в дороге--всего лишь подготовка к восстанию на людях. Рис не мог прозондировать мозг пленника во время их долгого безмолвного путешествия--перед ним каждый раз вставала твердая глухая стена, которую Рис смог бы преодолеть только после отдыха и соответствующей подготовки, но он не хотел этого делать сейчас, боясь еще больше восстановить Синила против себя. Нет, к Синилу нужно применять другие методы, и не сейчас, а когда они будут среди друзей, когда все его протесты не будут услышаны. Единственное, чего хотел сейчас Рис, это облегчить страдания Синила от боли в измученных ногах. Как будто почувствовав возрастающее беспокойство Риса, хотя и не зная его причины, Йорам привстал на стременах и посмотрел вперед, высматривая место, где бурный поток позволял подойти поближе к воде. Спешившись, он помог Синилу сойти с коня и усадил его на камень в защищенном от ветра месте. Рис лениво повел трех лошадей к воде и, достав из сумки пустую фляжку, наполнил ее ледяной водой из потока. Когда вернулся Рис, Йорам массировал ноги Синила. Принц с удовольствием напился и, не раздумывая, протянул фляжку Йораму. Но священник не успел приложить ее ко рту, Рис выхватил флягу и вылил содержимое в снег. -- Ты дал ему наркотик! Слова Йорама прозвучали не вопросом, а утверждением, но в голосе его слышалось удивление. Рис кивнул, а Синил повернулся к нему. -- Вода?--прошептал он. -- Так было надо. Сонный порошок, чтобы успокоить вас, облегчить страдания, пока мы не сможем отдохнуть по-настоящему. -- И чтобы предотвратить мое предательство,--добавил Синил. Он натянуто улыбнулся, и вдруг голова его упала на грудь, глаза закрылись. Он с трудом приподнял голову. -- Что со мной? -- Это лекарство.--Рис в упор смотрел на него.--Вы будете хотеть спать. Ваши чувства притупятся. Вы все время будете в полусне. Так будет лучше, поверьте мне. -- Лучше для кого?--прошептал Синил.--Неужели вы боялись, что я предам вас? Я же дал слово.--Он показал на фляжку.--Это было не нужно. При этих словах Йорам встал и пошел к ручью. Там он опустился на колени. Рис подошел к нему. Он знал, что так подействовало на Йорама. -- Это действительно было нужно?--спросил Йорам, наклонившись к воде, чтобы напиться. -- Я думаю, да. Йорам, я пытался прочесть его мысли всю Дорогу и не смог. Он как глухая стена. У него какие-то врожденные защиты, возникающие, когда на него что-то давит. Я не могу проникнуть сквозь них, во всяком случае, незаметно для него. Я думаю, поэтому мы не смогли воздействовать на него там, в аббатстве. И я не уверен, что это удалось бы нам в Дхассе, особенно сейчас, когда мы так устали. -- Верно,--согласился Йорам.--Он вытер руки о плащ и повернулся к Рису.--У него действительно есть такие защиты? Как ты думаешь, потом ты сможешь преодолеть их? Рис пожал плечами и неуверенно улыбнулся. -- Всегда есть пути для преодоления сопротивления любого человека, особенно если ты Целитель... Кроме того, в убежище я попрошу Камбера работать со мной. Йорам долго стоял выпрямившись, потом взглянул на отдыхающего Синила. -- Ты сказал ему всю правду о действии наркотика? -- Да. У нас будет достаточно времени, чтобы привезти его к Порталу. Он будет все время в полусне. Лучше пусть будет так, чем он устроит сцену,--сказал Рис и сунул пустую фляжку в сумку. -- Если кто-либо заинтересуется им, объясним, что он болен, и мы везем его к Целителю епископа. Это звучит вполне правдоподобно. -- Хорошо. Йорам вздохнул и, покачав головой, хитро улыбнулся. -- Я, вероятно, устал больше, чем предполагал. А ты с энтузиазмом включился в заговор. И это ты, кто раньше всегда старался держаться подальше от всяких интриг! -- О, не произноси этого слова! -- Какого? "Интрига"? Йорам улыбнулся, похлопал Риса по плечу и указал на клевавшего носом принца. Пора было сажать его в седло и ехать дальше. Судьба королевства была в их руках, и все должно было решиться в следующие несколько часов. К счастью для всех троих, колеса бюрократической машины Гвинедда вертелись очень медленно, и аббат святого Фоиллана только сейчас начал думать, как объяснить причину исчезновения брата Бенедикта. Как и предполагали Рис и Йорам, отсутствие Бенедикта было замечено только утром, и заметил его настоятель, который не увидел Бенедикта на хорах во время мессы. Но настоятель был человек очень занятой, у него было много обязанностей, и только когда брат Бенедикт не явился на следующее богослужение, он забеспокоился. Решив, что брат Бенедикт заболел, настоятель направился в больницу, но смотритель больницы брат Рейнард не видел Бенедикта уже несколько дней. Тщательный осмотр всего аббатства, занявший несколько часов, не дал результатов. Несколько монахов были посланы на лошадях осмотреть все окрестности аббатства на расстояние, которое мог бы преодолеть за это время пеший человек. Но буря сделала свое дело. Если брат Бенедикт упал от слабости и умер, то этого уже никто не узнает до самой весны. Аббатство постигло большое горе. Монахи отслужили большую мессу по брату Бенедикту следующим утром, и затем вновь потекли обычные дни жизни своим порядком. И это дело заглохло бы навсегда, если бы не брат Левит. В этот день он решил проверить наличие зимней одежды монахов. Осматривая содержимое шкафов близ кельи пропавшего брата Бенедикта, брат Левит был очень удивлен, обнаружив пропажу двух сутан. Проведя расследование среди монахов, пользовавшихся шкафами, он выяснил, что два дня назад все было на месте. Однако никто не мог объяснить пропажу сутан. Озадаченный Левит доложил обо всем субприору, тот, в свою очередь, приору, а приор--аббату. Это случилось уже вечером. Аббат сначала отругал приора за то, что тот лезет со всякими пустяками, но мозг его все время был занят мыслями о пропавшем брате, и у него зародились смутные подозрения. -- Брат Патрик, сколько сутан пропало? -- Две, отец аббат. Аббат поднял перо и повертел его между пальцами. -- Скажите, вы помните двух человек, которые приезжали на свидание к брату Бенедикту две недели назад? .-- Целителя и монаха? Приор озадаченно замолчал. -- Конечно, помню, отец. Монах этот был на службе у епископа, но... -- Я это помню!--рявкнул аббат.--Он был гавриллитом или просто притворился им. Приор озадаченно смотрел на аббата, а тот повернулся и вытащил календарь с заметками из шкафа. Не найдя в нем того, что искал, он швырнул его обратно и забарабанил пальцами по столу. -- Попросите явиться сюда врача, брата Патрика, а также брата Пола, Финеаса и Джубала. -- Хорошо, отец аббат. Удивленный приор выскочил из кабинета. Следующие десять минут аббат сидел нахохлившись и ожесточенно грыз ногти. Подозрения в нем росли, и все его умозаключения складывались в стройную картину. В тот день приходили два человека, говорили с братом Бенедиктом, в тот же день во время беседы брат Бенедикт упал в обморок. Они говорили что-то о важном поручении деда, который недавно умер. Сам аббат стоял неподалеку и слушал. Один из них был Целитель. Как его звали?.. Лорд Ре... Ро... Рис. И когда врач аббатства не смог привести брата Бенедикта в чувство, аббат попросил Риса взглянуть на него и даже позволил войти в его келью. Да, и Рис, и монах, который был с ним, входили в келью Бенедикта! Взяв на душу страшный грех, аббат выругался и скомкал письмо, только что написанное генеральному викарию Ордена в Валорет. Он с ожесточением швырнул его в огонь. Бенедикт не уходил из аббатства в беспамятстве и не умирал на снегу от холода. Он совсем не был болен ни сейчас, ни тогда, две недели назад. Он был похищен прямо из стен аббатства, прямо из кельи, и похищен этими двумя! Тут его размышления прервал робкий стук в дверь. Аббат постарался принять вид, достойный уверенного в себе пастыря Божьего. -- Да. Приоткрыв дверь, в комнату заглянул брат Патрик. За ним виднелись головы Джубала, Рейнарда, Пола и Финеаса. Аббат позволил им войти. Монахи стояли неподвижно, склонив головы, сложив на груди руки, спрятанные в необъятные рукава сутан. Аббат окунул перо в чернильницу и положил перед собой чистый лист бумаги. -- Брат Рейнард, ты не можешь припомнить дату, когда брат Бенедикт упал в обморок и когда он заболел,--день, когда он беседовал с двумя посетителями? Брат Рейнард с минуту изучал носки своих сандалий, а затем поднял голову. -- Это было в праздник святого Маргетана. Нет, скорее это было сразу после дня рождения святого Эдмунда. -- Так когда же, брат Рейнард? -- В день рождения святого Эдмунда.--Он посмотрел в свою книжечку.--Четырнадцатого ноября. Аббат записал дату и перевел взгляд на брата Джубала. -- Брат Джубал, кажется, ты дежурил у ворот в это время? -- Да, отец аббат. -- Ты не можешь припомнить имена посетителей? Там был Целитель и монах. Немного подумав, брат Джубал поднял бровь. -- Мне кажется, что монаха звали брат Кирилл, отец аббат. Он из Ордена святого Гавриила. --Да-да, брат Кирилл,--повторил аббат.--Называл ли он другое имя? -- Нет, только свой Орден,--услужливо вмешался брат Финеас,--а также то, что он находится на службе у епископа. Аббат поискал кончик пера, покачал головой. У него не возникло никаких ассоциаций в связи с этим именем, и это его мучило. Но, во всяком случае, главный викарий должен знать его имя и принять какие-то меры, если, конечно, этот монах действительно существует и служит архиепископу. Он записал это имя, тщательно выписывая каждую букву, и снова взглянул на монахов. -- Ну, а теперь имя Целителя--лорд Рис какой-то. -- Мурин или Турин, или что-то вроде этого,--сказал брат Джубал. -- А мне кажется, Турин, брат Джубал,--заметил брат Рейнард. Изогнув шею, он пытался рассмотреть, что записывает аббат.--Правда, я не очень уверен в этом, но он действительно Целитель. У меня в этот день болел зуб, а он... Аббат строго взглянул на него, и Рейнард виновато замолчал, потупив голову. Аббат снова начал писать, но перо не долго скрипело по бумаге. Вскоре аббат поднял голову и движением руки отослал монахов прочь. Когда за ними закрылась дверь, монах взял чистый лист бумаги и начал новое письмо своему викарию. На этот раз его почерк был четким и уверенным. "Ваше преосвященство, я с прискорбием сообщаю о похищении из аббатства святого Фоиллана два дня назад брата Бенедикта. Подробности состоят в следующем..." * * * "...Итак,--через пять дней после этого викарий Ордена читал письмо архиепископу Валорета,--совершенно очевидно, что брат Бенедикт похищен вышеназванными братом Кириллом и лордом Рисом Турином--Целителем. Я посылаю копии всех показаний монахов, так как вы в своей мудрости можете заметить то, что пропустил я. Остаюсь вашим преданным слугой". Викарий опустил письмо и взглянул на архиепископа. Архиепископ, перед которым стоял его обычный стакан козьего молока, протянул иссохшую руку к письму, затем долил молока и погрузился в чтение. Викарий в это время отрезал себе кусок сыра. Было раннее утро, а архиепископ имел привычку завтракать с кем-нибудь из подчиненных и просматривать во время завтрака утреннюю почту. Но, конечно, Роберта Орисса нельзя было считать простым подчиненным. Генерал-викарий Ордена святого Джарлата и архиепископ Валорета, примас церкви Гвинедда, родились примерно в одно время и впервые встретились, будучи учениками знаменитой школы при монастыре святого Неота, когда им было по десять лет. И хотя Энском Тревасский был дерини, а Роберт Орисс-- нет, это не помешало возникновению между ними тесных дружеских отношений, которые длились уже долгие годы. Да и теперь, если Роберт Орисс был в своей резиденции в Валорете и не выезжал в инспекционные поездки по монастырям и аббатствам Ордена, они встречались друг с другом по крайней мере раз в неделю. Энском принадлежал к той весьма редкой категории людей, которые не забывают старых друзей, возвысясь над ними. И Роберт, хотя он часто не понимал действий своего коллеги-дерини, очень ценил эту дружбу. Но они уже встречались на этой неделе, и сегодняшняя встреча была вызвана получением этого странного письма, которое требовалось немедленно показать архиепископу. Викарий налил в стакан молока для архиепископа, который ненавидел его, но пил для возбуждения работы пищеварительного тракта, затем отломил кусочек хлеба и стал жевать, дожидаясь, пока архиепископ закончит чтение письма. Строгое лицо Энскома сделалось хмурым и печальным. -- Что это за монах, Роберт? Почему кому-то понадобилось похищать его? Викарий покачал головой. -- Я теряюсь, ваша милость. Я просмотрел все наши записи. Принял обет... Я просто понятия не имею. -- А этот аббат, он заслуживает доверия? Викарий горячо запротестовал. Он верил всем своим подчиненным--все они богобоязненные люди, не способные на гнусные интриги. Архиепископ хмыкнул, бросил письмо на стол и долго смотрел на викария. -- Вы знаете, что Катан МакРори умер на прошлой неделе? -- Советник короля? -- Сын графа Камбера Кулдского,--уточнил архиепископ.--А дочь Камбера Эвайн--невеста Риса Турина. -- Рис Ту...--Викарий схватил письмо.--Тот самый Рис Турин? -- Да, тот самый. Викарий, глубоко вздохнув, откинулся на спинку кресла. Завтрак был забыт. Архиепископ молчал и не торопился высказывать свое мнение. Тогда викарий поджал губы и задумчиво посмотрел на него. -- Ваша милость, а вы не полагаете, что граф Камбер Кулдский как-то связан с похищением брата Бенедикта? Архиепископ поднял глаза, и какая-то тень мелькнула на его лице, обычно непроницаемо спокойном. -- Вы сошли с ума,--мягко прошептал он.--Я знаю Камбера. Мы вместе учились в Грекоте до того, как все его братья умерли и он остался единственным наследником отца. Я венчал его с женой, крестил всех его детей, принял монашеский обет его сына Йорама, венчал Катана с Элинор. А кроме того, зачем ему все это нужно?.. -- Я не знаю, ваша милость. Я подумал, что вы можете...-- Он вздохнул.--А этот Рис Турин, он близок ко двору? Вы, кажется, тоже знаете его? -- Я знаю его,--ответил архиепископ.--Он молод для Целителя, но у него блестящая репутация. Он очень близок с младшим сыном Камбера--Йорамом из Ордена святого Михаила. -- Вы думаете, что тем монахом мог быть Йорам? -- Не знаю,--с сомнением в голосе ответил Энском.--А с другой стороны, Йорам--михайлинец, а они всегда были мятежниками, возмутителями спокойствия. -- Мятежники?! Да!--Роберт фыркнул.--Но при чем здесь свой брат-монах? Не вижу никакой политической выгоды от такого человека, как брат Бенедикт! -- И я тоже. Архиепископ вздохнул. -- Но вокруг семейства МакРори идет крупная политическая игра. До нас дошли слухи об обстоятельствах смерти Катана. Нет, Роберт еще ничего не слышал. -- Говорят, Катан не просто умер. Говорят, он был убит, причем рукой самого короля. Если это так, то тогда легко объяснить безумное поведение Имра на празднике зимы. И это дает мотивы для Камбера, Йорама и Риса начать политическую борьбу. Он нахмурился. -- Но не против же бедного монаха? Признаюсь, у меня нет никаких мыслей, Роберт. А у вас? У викария тоже не было. После долгой паузы архиепископ встал, медленно подошел к окну и выглянул в него, опершись руками о подоконник. На улице шел снег. -- Оставь меня одного, Роберт,--наконец тихо сказал он. Генерал-викарий тотчас же встал, кланяясь, покатился к двери и исчез за ней. Архиепископ вернулся в свое кресло, потрогал письмо кончиками пальцев, сложил руки на столе и склонил голову в молитве. Он не сказал Роберту Ориссу, но знал, кто был с Рисом Турином в аббатстве первый раз и участвовал так или иначе в похищении брата Бенедикта. Он и тот "монах" вместе учились в Грекоте и часто делили между собой горе и радости жизни. Брат Кирилл--это имя носил в монашестве Камбер Кулдский. ГЛАВА 16 Человек одинокий, и другого нет: ни сына, ни брата нет у него, а всем трудам его нет конца, и глаз его не насыщается богатством. Книга Екклесиаста, или Проповедника 4:8 Но каковы бы ни были личные чувства Энскома к семейству МакРори и к Камберу в частности, архиепископ был верным слугой короны, и долг его требовал доложить королю о похищении монаха, хотя это было чисто церковное дело. Энском вычеркнул из письма описание брата Кирилла, которое могло бы навести Имра на верный след, надеясь таким образом хоть немного задержать расследование и тем временем попробовать связаться с Камбером, чтобы выяснить, что все это значит. То, что Камбер использовал для прикрытия свое монашеское имя, не удивило архиепископа, это было в характере Камбера. Но могло быть и простое совпадение, хотя Энском не верил в них. Во всяком случае, чтобы это ни было, Энском хотел знать. И вот послание архиепископа королю было передано по обычным каналам: не следовало давать Имру возможность нанести удар первым, раз во всем этом замешан Камбер Кулдский. Это письмо сначала попало к графу Сантейру, который занимался расследованием дела по возможному заговору МакРори. Коль Ховелл в последнее время много помогал Сантейру и даже делился с ним результатами своих тайных расследований. Так что они вместе получили это письмо и с ним новую информацию, которая в совокупности с имевшимися у них сведениями оказалась весьма интригующей. В ней было много любопытных совпадений. И совпадений ли? Например, они уже давно знали, что Дэниэл Драпировщик--один из людей, чье имя упоминалось в документе, похищенном Йорамом,--умер своей смертью два месяца назад, и провожал его в последний путь не кто иной, как Рис Турин. Дальнейшие расследования показали, что в тот же вечер Рис Турин оседлал коня и уехал из города. Хотя слуги утверждали в один голос, что он поехал в Кэррори на празднование дня святого Киама, у братьев монастыря, где служил Йорам, удалось узнать, что Рис и Йорам уехали оттуда в большой спешке, невзирая на сильный дождь, в направлении монастыря святого Джарлата. Любопытно. Кроме того, монахи святого Джарлата рассказали, что в монастырь приехали два человека и настояли на том, чтобы им разрешили просмотреть архивные записи. Заинтересовавшись, они занимались этим всю ночь. Но самое главное во всем этом--заявление Грегори Арденского, аббата святого Джарлата, вспомнившего, что эти двое искали какого-то брата Бенедикта, у которого недавно умер дед. Писцы Коля тут же составили список всех Бенедиктов Ордена, так что Коль был уже близок к обнаружению пропавшего без вести Никласа Драпировщика. Коль и Сантейр сидели вместе с двумя клерками, когда прибыл посыльный от архиепископа. Коль распечатал письмо, сидя в очень удобном кресле, положив ноги на подушку. Коль бесстрастно читал письмо. Тишина нарушалась только потрескиванием огня в камине. Вдруг он подскочил в изумлении. -- Черт возьми! Ты видишь? Он сунул письмо прямо под нос графа. -- Ты хочешь знать, чем занимались Йорам и Рис Турин? Я могу сказать тебе, что делал Турин. И я клянусь, что этот брат Кирилл--МакРори! Я могу поклясться, что брат Бенедикт и наш Никлас Драпировщик--одно и то же лицо! Сантейр взял письмо и быстро прочел его. Затем он откинулся в кресле и кивнул. -- Неудивительно, что мы не могли найти Драпировщика: он был в монастыре все эти годы. Они, должно быть, нашли его с помощью архивов святого Джарлата, так же, как мы хотели его искать. И еще... Граф поднялся и стал расхаживать по комнате, высекая искры из каменного пола подошвами сапог. Коль смотрел на него ястребиным взглядом, еле сдерживая нетерпение. -- Все это очень странно,--сказал он, завершая очередной круг.--Согласно письму архиепископа, они ездили в святой Фоиллан первый раз месяц назад, но тогда они ничего не сделали, как будто они не были уверены, что этот человек тот, кто им нужен. Напрашивается вопрос: кто же им нужен? Откуда такой интерес к монаху из семьи бедных торговцев? Один из клерков нерешительно кашлянул: -- Везде ходят упорные слухи о Халдейнах. Уже начали появляться листовки. -- Это все шуточки виллимитов!--рявкнул Коль.--Они хотят сыграть на этом, но этому никто не поверит! -- Но Турин украл портрет Ифора Халдейна, сэр,--заметил второй клерк.--Зачем-то он ему нужен. -- Это--чушь, гадость!--настаивал Коль.--Ни один из Халдейнов не выжил после Переворота, об этом все знают. -- Но если хоть один выжил, то сейчас ему самое время попытаться вернуть трон Гвинедда,--заметил Сантейр и отослал клерков прочь. Коль выпрямился и со злостью пнул ногой подушку из-под ног. -- Да, ты прав,--согласился он с неохотой.--Но это же не имеет смысла. Кто такой Халдейн для МакРори? Они--дерини, как я и ты. Конечно, у Камбера есть причины не любить короля, особенно после смерти Катана. Но, черт побери, ведь все они--дерини! Он не может серьезно желать свергнуть с трона короля-дерини и посадить на трон человека из прежней династии или хуже того--человека, который утверждает, что он из династии королей Халдейнов! Где доказательства? И где Камбер? -- Я не знаю.--Сантейр пожал плечами.--Мы, конечно, опросили слуг и крестьян в Кэррори... -- И ничего не выяснили. Сантейр, я не могу поверить, что твои искусные инквизиторы не смогли выжать и крохи информации о планах и намерениях Камбера. Если бы я был там... -- Если бы ты был там, то, я не сомневаюсь, добрая половина слуг уже болталась бы на веревках, как те крестьяне, казненные в октябре за то, что они не хотели сказать то, чего не знали,--ехидно сказал Сантейр.--Неужели ты думаешь, что такой могущественный дерини, как Камбер, не может сохранить свои тайны от слуг, если захочет, или сделать так, что от них никто ничего не сможет узнать? -- Но он же где-то есть? Дальнейший спор был прерван внезапным появлением запыхавшегося слуги в ливрее личного слуги короля. На лице его выразилось явное облегчение, когда он снял шляпу и поклонился: -- Милорды. Его Величество требует, чтобы вы незамедлительно явились к нему. Он... Юноша сделал паузу, чтобы глотнуть воздуха: -- ...Он в большом гневе, милорды, так что вы лучше не задерживайтесь. Коль и Сантейр, забыв о своем споре, мгновенно бросились к выходу. -- Глупцы! Идиоты! Сукины сыны!--кричал Имр, когда вошли Коль и Сантейр.--Лгуны! Предатели! Коль, ты знаешь, что они сделали? Ты можешь представить... -- Кто и что сделал, ваша милость?--прервал его Коль, учтиво поклонившись. -- Михайлинцы! Грязные свиньи, двуличные изменники... -- Сир, что они сделали? Имр взглянул на него дикими глазами и рухнул в кресло. -- Они исчезли, все до единого исчезли, предали меня. Они забрали все свои сокровища, все! Они исчезли!!! -- Исчезли?!--выдохнул Сантейр. Это воспламенило Имра, и он, вскочив, забегал по комнате, в бешенстве изрыгая ругательства, проклятия, грязные намеки на их родителей, на обстоятельства рождения, на их порочные склонности. Сантейр, обретя спокойствие, пытался понять причину происшедшего и уже начал планировать мероприятия, призванные сохранить безопасность государства. Такие действия могущественного Ордена в совокупности с заговором МакРори могли означать только одно: существование широкого заговора, цель которого--свержение Имра и восстановление на троне Гвинедда династии Халдейнов. И если уж в заговоре участвуют михайлинцы, то можно с уверенностью сказать, что претендент на престол--настоящий Халдейн. Михайлинцы впустую не играют, они наверняка сделают все, чтобы их попытки увенчались успехом. И теперь рыцари-михайлинцы где-то концентрируют силы, чтобы нанести удар. Удалив всех невоенных членов Ордена в безопасное убежище, они сделали себя неуязвимыми для преследователей и репрессий. Да, михайлинцы могли появиться где угодно! Коль тоже хорошо понимал и причины, и последствия исчезновения михайлинцев, но мысли его работали в несколько ином, чисто личном направлении. И это привело его в ужасное состояние. Он считал себя очень умным и дальновидным, но оказалось, что это совсем не так! Он--идиот! Все его хитроумные интриги ради создания видимости предательства Катана, убийство Молдреда, убийство самого Катана--все это привело к образованию настоящего, а не фиктивного заговора, он сам помог формированию новой силы в Гвинедде, даже не подозревая, насколько эта сила велика и могуча. Он был простой пешкой в игре, всю глубину которой он только что смог увидеть, и теперь та сила, которую он сам вызвал к жизни, мощным ураганом сметет его, как пушинку. Должен ли он жертвовать собой ради короля?! -- Я покажу им!--продолжал бесноваться Имр.--Они жестоко заплатят за то, что осмелились бросить мне вызов! Все еще ругаясь сквозь зубы, Имр сел за письменный стол и начал яростно строчить что-то. Коль и Сантейр обменялись встревоженными взглядами. Наконец король посыпал песком страницу, поставил внизу свою личную печать и, поднявшись, протянул бумагу Сантейру. -- Ты проследишь, чтобы все было выполнено немедленно, Сантейр. -- Сир? -- Делай, что приказываю,--рявкнул Имр, потрясая бумагой.--Михайлинцы решились выступить против меня! Они хотят посадить другого короля! Они хотят посадить другого короля!!! Посмотрим! Я еще король! И я сделаю все, чтобы подавить их!--выкрикивал он. Сантейр склонил голову, боясь взглянуть на исписанный лист. -- Да, милорд. -- И если тебе удастся захватить хоть одного михайлинца,--добавил Имр,--доставь его ко мне немедленно. Ты понял? Независимо от часа. Я хочу лично допросить каждого, прежде чем отправить на виселицу как гнусного предателя. -- Да, сир. -- Тогда прочь отсюда, оба! В коридоре Сантейр с облегчением вздохнул. Он развернул бумагу и стал читать, встав так, чтобы Коль не мог ничего видеть через плечо. Коль прямо подпрыгивал от нетерпения. Затем Сантейр передал Колю документ. "Имр, милостью Божьей король Гвинедда и так далее. Ко всем подданным. Сегодня мы узнали о гнусном предательстве членов Ордена святого Михаила, и этот Орден мы распустим, а его членов объявим вне закона. Все владения Ордена конфискуются в королевскую казну. Все вышеуказанное относится и к членам семьи МакРори: Камберу, бывшему графу Кулдскому, Йораму МакРори, священнику Ордена святого Михаила, и Целителю по имени Рис Турин. Нашему преданному слуге Сантейру, графу Гран-Теллийскому, повелеваем двинуть королевские войска на штаб-квартиру михайлинцев в Челттхэме и взять под строгую стражу всех, там пребывающих. Здания повелеваю разрушить и сжечь, поля вытоптать и посыпать солью. Все это должно быть выполнено ко дню святого Олимпия, то есть через неделю. Все остальные владения и замки михайлинцев должны быть подвергнуты тому же по одному в неделю до тех пор, пока генерал-викарий Ордена не явится к нам с повинной и раскаянием и не приведет с собой всех членов Ордена и членов клана МакРори. За каждого захваченного михайлинца мы назначаем награду..." Коль, не дочитав, поднял голову. Да, это очень решительно и жестоко, даже Коль подумал бы, прежде чем подписать такой приказ. * * * Слова литургии плавали в насыщенном запахом ладана воздухе, еле слышимые в галерее, где ждал Камбер МакРори. Служил литургию Синил Халдейн, держа в руке кадило. За ним следовал дьякон, держащий край его ризы, когда Синил окуривал алтарь. Камбер молча смотрел, как принц-священник заканчивает службу, как дьякон принимает из его рук кадильницу и капает святую воду на пальцы Синила. -- Lavabo inter innocentes manus meas. Он не говорил с Синилом до сегодняшнего дня и даже не видел его до вчерашнего полудня. Прогресс в деле до сегодняшнего дня был весьма незначительным. Хотя Синил был у них уже две недели, они все еще не могли привлечь его на свою сторону. Физически Синил был достаточно покорен. Он шел туда, куда ему говорили, и делал то, что приказывали. Он читал то, что ему приносили, с готовностью отвечал на вопросы по прочитанному и даже иногда проявлял блестящие знания проблем страны, в жизнь которой его сейчас старались посвятить. Но по своей воле он ничего не говорил и ничего не делал. Он решительно не проявлял никакого интереса к той новой роли, к которой его готовили. Это не было сопротивлением в общепринятом смысле слова. Сопротивление можно было бы сломить. Это была полная апатия, безразличие ко всему, что приходило извне. Он оставался в своем мире, в том, который выбрал для себя двадцать лет назад. Он терпел свое нынешнее положение, потому что ему ничего не оставалось, но он не позволял проснуться в себе обычным человеческим чувствам, не позволял им возобладать над его совестью. И это положение не изменилось до тех пор, пока ему не позволили ежедневно служить мессу. И вот сегодня, впервые со времени его прибытия сюда, в Синиле обнаружились признаки человеческих чувств. Это было какое-то ожидание, почти отчаяние. Камберу казалось, что он понимает причину. Сзади него послышались шаги. Через некоторое время в галерею вошел Алистер Каллен и подошел к Камберу. Камбер посторонился, чтобы дать возможность викарию михайлинцев видеть церковь. По лицу Каллена невозможно было определить, о чем он думает. Синил читал молитву, воздев руки к небу. Камбер внимательно посмотрел на Синила. -- Вы уже говорили с ним? Каллен вздохнул и неохотно кивнул, движением подбородка предложив Камберу выйти с ним. В коридоре, ярко освещенном факелами, Камбер мог заметить выражение беспокойства на лице Каллена, которого не заметил в галерее. Он решил, что Каллен плохо выглядит вовсе не оттого, что не высыпается. -- Я вечером говорил с ним очень долго,--сказал Каллен. -- И что?.. Михайлинец безнадежно покачал головой. -- Я не знаю. Мне кажется, я убедил его, что ему придется отказаться от сана священника, но он был безумно напуган. -- И со мной было такое же,--подхватил Камбер, почти не думая, видя, что Каллен не понимает его, он продолжил:--Конечно, передо мной после смерти моих старших братьев стояла не королевская корона, а всего лишь титул графа. И к тому же, я тогда еще не принял обета, а был всего лишь дьяконом, но я помню свои тревоги, свое беспокойство, поиски самого себя. Ведь я считал тогда,' что быть священником--это мое истинное призвание. -- Да, вы должны были оставить тогда церковь, и вы сделали это,--сказал Каллен. В его голосе промелькнула тень зависти Камберу. -- Возможно, хотя я мечтал о сане священника и думал, что буду хорошим слугой церкви. Но, с другой стороны, мне нравилось, что во внешнем мире я буду играть важную роль. И конечно, если бы я пренебрег обязательствами по отношению к семье и пошел вашим путем, на свете не появился бы Йорам, а значит, не было бы здесь и принца Синила. Он искоса бросил взгляд на Каллена и с трудом удержал улыбку. -- И перед нами не стояла бы такая трудная задача. Затем он подумал и спросил: -- А что еще, кроме вполне объяснимого испуга, беспокоит его сейчас? -- Он убежден, что стоит на том пути, который предначертан ему,--жестко ответил Каллен.--Он также убежден, что если он принесет жертву, которую мы требуем от него, то народ не примет его. А действительно, почему народ должен его принять?! -- Спросите тех, кто пострадал от рук короля, будь то дерини или люди. Халдейны никогда не были повинны в таких преступлениях. Кроме того, Синила еще никто не видел. Он замолчал, улыбнувшись. -- Да, он сейчас совсем не похож на того гладко выбритого аскета, каким был брат Бенедикт две недели назад, когда он прибыл сюда. -- Он видел портрет Ифора? -- Я думаю показать его, когда Синил будет перед зеркалом. И если и это не заставит его понять, кто он и каков его долг перед предками и народом, то я не знаю, что делать дальше. -- Я знаю. Генерал михайлинцев достал из кармана сложенный кусок пергамента и протянул его Камберу. -- Взгляните на это. -- Что это? -- Это список кандидаток на место будущей королевы Гвинедда. Каллен довольно улыбнулся, а Камбер начал разворачивать лист. -- Я знаю, что он будет сопротивляться, но мы должны заставить его жениться. Нам нужен еще один наследник, кроме Синила, и как можно быстрее. -- На это, как я слышал, потребуется девять месяцев,-- пробормотал Камбер. Он просматривал лист, а Каллен ждал, сложив руки на груди. -- Чем скорее мы женим его, тем скорее появится наследник,--сказал Каллен.--Я полагаю, что сделаю выбор к концу недели и женю их к Рождеству, то есть через неделю. -- Ясно,--сказал Камбер.--Я заметил в вашем списке свою юную подопечную Меган де Камерон. Вы серьезно считаете ее достойной претенденткой? -- Если у вас не будет возражений. В основном я руководствовался абсолютно безгрешным прошлым, знатностью семьи, кроме, конечно, способности рожать детей. Ведь ни тени скандала не должно возникнуть вокруг свадьбы, чтобы будущий наследник был абсолютно чист в глазах людей. -- Ну что ж, относительно Меган вам беспокоиться нечего,--сказал Камбер.--Она молода, я думаю, что Синилу это и нужно. Кроме того, у нее сильное чувство долга, никаких других привязанностей, она здорова, и мне кажется, что она может полюбить Синила. -- Это все не обязательно,--прервал Каллен.--Самое главное, найти того, кто... -- Нет, это обязательно, Каллен,--сказал Камбер.--Меган находится под моей опекой, и юридически я могу приказать ей выйти за того, кого выберу я, но я не буду делать этого. Пусть выбирает сама. Ведь не буду же я заставлять свою дочь выходить замуж из династических соображений. -- Ради Бога, Камбер! Хватит! Ведь я же еще не выбрал ее! --Я... Камбер замолчал, покачал головой и засмеялся. Засмеялся и Каллен. -- Рождество...--наконец задумчиво произнес Камбер.-- Вы хотите сами провести церемонию? -- Да, если у вас нет на примете кого-нибудь получше. -- Не вообще лучше, а лучше для Синила,--ответил Камбер.--Могу я заняться подготовкой? -- Пожалуйста, займитесь. -- Благодарю. -- Вы можете сказать мне, кого вы имеете в виду? -- Я уверяю вас, что, если мне удастся добиться его согласия, вы одобрите выбор. -- Хм-м. Отлично. Каллен посмотрел вниз, затем поднял глаза на Камбера. -- Есть еще кое-что. Я не хотел говорить, но, думаю, вы должны знать. Имр начал репрессии против Ордена. Камбер мгновенно стал серьезным. -- Что случилось? -- Штаб-квартира в Челттхэме,--грустно сказал Каллен.-- Войска Имра заняли ее два дня назад. Они разрушили все, что смогли, и сожгли остальное. Теперь они ломают стены, которые еще стоят, и посыпают солью поля. Говорят, что они теперь будут разрушать по одному замку михайлинцев в неделю, пока я не сдамся сам и не приведу всех членов Ордена. Но, конечно, об этом не может быть и речи. Камбер только кивнул. -- Значит, нам придется заплатить большую цену, мой друг?--наконец сказал Каллен. Он с трудом вернул свой прежний бодрый тон. -- Но никто из нас и не думал, что это будет просто. Он оглянулся на галерею и вздохнул. -- Я, пожалуй, подожду, пока Его Величество закончит мессу, и пошлю его к вам после того, как мы с парикмахером поработаем с ним. -- Пусть он пойдет к Йораму, если меня не будет в моей комнате,--сказал Камбер.--Может, хоть это вольет в Синила немного энтузиазма. Каллен пожал плечами. Было очевидно, что он с сомнением относится к возможности вдохнуть энтузиазм в Синила. Он махнул рукой, прощаясь, и пошел по коридору. Камбер вернулся в галерею, но Синил уже кончил мессу и вышел вместе с монахами. Со вздохом Камбер опустился к двери церкви и вошел туда. Рис ждал его, стоя возле алтаря. -- Ну, как он сегодня?--спросил Камбер. Рис покачал головой. -- Он не спал всю ночь, а его руки дрожали во время службы. Я думаю, он чувствовал, что это его последняя служба. Его отчаяние было таким сильным, что я ощущал его в воздухе чисто физически, как дым кадильницы, окружающий алтарь. Ты, вероятно, тоже ощутил это? Камбер внимательно посмотрел на него. -- Я выходил в коридор. А что произошло? -- В общем ничего особенного,--ответил Рис. Он взглянул на алтарь, затем на Камбера, лицо которого было очень спокойным. -- О чем ты думаешь, Камбер? Я не могу прочесть твои мысли,--прошептал Целитель. Камбер медленно поднимался по алтарным ступеням. -- Я думаю,--сказал он,--что наш Синил Халдейн, возможно, более значительный человек, чем мы думаем. Он протянул руку к алтарю и распространил свои чувства, стараясь ничего не коснуться физически. Немного погодя он повернулся к Рису. -- Рис, помоги мне, пожалуйста. Целитель приблизился к нему и встал в ожидании, подняв в недоумении одну бровь. -- Поддержи меня своей силой, а я попытаюсь проверить все более внимательно,--продолжал Камбер.--Здесь есть что-то странное, чего я никогда не встречал раньше. И если причина этому--Синил, то нас впереди ждет много интересного и необычного. Он закрыл глаза и протянул руки над алтарем, стараясь войти в контакт. Рис стоял рядом. Рука его лежала на руке Камбера, как бы вливая силу в его мозг и деля с ним ощущения, возникающие в нем. Наконец Камбер опустил руку. Лоб его был влажным от пота, глаза слегка затуманились. Он нетвердо стоял на ступени алтаря. Камбер заметил, что руки юноши тоже дрожат от напряжения, которое он только что испытал. К