ной речью, кратко обрисовав свои пока несмелые планы на будущее. После окончания мессы Камбер обедал со своим преемником и восемью другими членами Ордена, занимавшими высшие должности, включая Джебедия и Натана. За обедом было решено, что Кревана благословят на пост настоятеля в субботу в полдень, то есть за день до возведения Каллена в епископы. По этому случаю Алистер-Камбер загулял, как пьяница-стражник, отмечая окончание многих лет монашеской жизни в Ордене святого Михаила. На следующий день он отправился в королевский зал для того, чтобы, смешавшись с толпой, стать свидетелем знакомства короля с новоиспеченными лордами. Восемнадцать наследников-- графы, бароны и менее высокопоставленные персоны-- в возрасте от шести месяцев до шестидесяти лет шествовали по залу в блеске знамен и регалий, чтобы преклонить колено перед своим владыкой. Они были покорны его воле, хотя кое-кто из смиренных лордов мог без всяких затруднений для своего кошелька скупить на корню все королевские владения. Разумеется, в очереди за титулами был и юный Дэвин. Его сопровождала семья: мать Элинор, вдова Катана, регентша графства до совершеннолетия Дэвина, его дядя Йорам и Рис, в синем михайлинском и зеленом целительском нарядах; и тетя Эвайн, которую он обожал. Младший брат Энсель, наследующий ему, нес синюю бархатную подушку с уменьшенной в размерах графской короной, а в руках кузена Джеймса Драммонда было красно-лазоревое знамя. Родню наследника МакРори, едва ли не больше, чем сама церемония, привлекало синее пятно в разноцветной толпе-- группа михайлинцев в окружении других священнослужителей, вернее, только одно лицо среди них. Эвайн, Йорам и Рис не подозревали, что объект их пламенных взглядов не кто иной, как Эллин Креван, а Камбер преспокойно стоит в сторонке и ожидает, когда придет черед его внука с трепетом предстать перед королем. Семилетний Дэвин склонился перед седеющим королем и простер руки с достоинством и величием взрослого. Глядя в глаза своего сюзерена, он звонким и чистым голосом принес присягу на верность и внимательно выслушал ответные королевские обязательства по защите его жизни и чести, земель и замков. Мальчик и бровью не повел, когда король касался его плеч и головы огромным мечом державы, который коннетабль лорд Адаут передавал ему уже в семнадцатый раз. Только когда Синил поднял юного графа с колен и расцеловал в обе щеки, его достоинство было поколеблено-- борода и усы короля щекотали, а Дэвин и так слишком долго для ребенка сохранял величавость. Он забеспокоился, когда королева Меган надевала украшенный драгоценными камнями графский пояс на его тонкую талию. Синил взял маленькую корону, слегка приподнял ее и опустил на золотоволосую головку Дэвина. Мальчик стоял спокойно, и только его хорошенькое личико побледнело. Он с важностью поклонился и вернулся на место, чтобы произнести последнюю клятву. Церемония закончилась, когда длинные тени уже ложились на дорогу и солнечный свет таял, приближалась ночь. Люди расходились из зала. Камбер постарался задержаться. Болтая 6 пустяках с михайлинцами, он исподтишка разглядывал своих домашних. Когда внуки с матерью в сопровождении слуг удалились к месту ночлега, к Камберу подошла Эвайн, и он весьма учтиво поклонился дочери. От нее Алистер Каллен получил приглашение на ужин, которое она была обязана сделать, а он не мог принять, Камбер не участвовал в приготовлениях к завтрашней передаче поста, но никогда не решился бы оказаться за одним столом с Элинор и мальчиками. Нет нужды вовлекать их в его интриги. Возможно, позднее, когда мальчики подрастут... Камбер любезно поблагодарил, Эвайн присоединилась к мужу и отправилась вслед за семьей, а он вернулся к своим терпеливо ожидавшим людям. Появился Йорам и, прежде чем он принес поздравления новоизбранному настоятелю, успел обменяться с отцом несколькими малозначащими фразами вместо сыновнего привета. Потом Йорам искусно перевел разговор на тему о здоровье нынешнего настоятеля Ордена, предположив, что отец Каллен, возможно, желает пригласить Целителя Риса и его жену отобедать накануне принятия епископской митры. Отец Каллен уже несколько дней не виделся со своим прославленным лекарем, и всех, кому он не безразличен, это не может не волновать. Хлопоты, связанные с церемонией, он, Йорам, примет целиком, а викарий непременно должен позаботиться о своем здоровье и не отлынивать от этого. Отца Алистера в Грекоте ожидают многие труды, его друзья и все братья-михайлинцы должны быть совершенно уверены, что отпускают своего пастыря в добром здравии... После довольно робких возражений Камбер принял предложение, втайне восхищаясь тем, как ловко сын представил такую желанную встречу в виде прямо-таки необходимого визита лекаря. Ему и в самом деле необходимо видеть эту троицу, они несколько дней не виделись, а так много нужно обсудить до отъезда. Камбер едва заметно улыбался, отправляясь вместе с Креваном на ночное бдение в личной часовне архиепископа. Следующий день начался удачно. Посвящение Кревана прошло без происшествий, Камбер и на этот раз только прислуживал, а не вел мессу. После окончания службы он с облегчением разоблачился и в сопровождении Йорама удалился. Проблема, как ни откладывал ее Камбер, тем не менее оставалась. Уже завтра епископ Каллен будет служить мессу. Ничего, сегодня они с Йорамом обсудят все детали, а обед в обществе Эвайн и Риса придаст ему сил. Благополучное начало дня, обещавшее несуетное общение с близкими душами, обмануло Камбера. Едва они с Йорамом покинули собор, как один из королевских пажей пригласил викария на прогулку верхом от имени своего господина. Вероятно, тому пришла идея укреплять душу и тело Алистера Каллена физическими упражнениями и крепко втемяшилась в его королевскую голову-- паж не принимал отказа ни под каким предлогом. Получасом позже Камбер скакал на коне по дороге под Валоретом рядом с королем. Ему приходилось как следует погонять жеребца, чтобы успевать за легким на ногу Лунным Ветром Синила. Восемь верховых рыцарей сопровождали их-- королю Гвинедда не пристало ездить без конвоя. Рыцари держались чуть позади, предоставляя своему царственному господину иллюзию свободы, которой он так желал. И мог наслаждаться ей сколько угодно в обществе единственного спутника, стоило не оглядываться на облако пыли, клубившееся на дороге позади, и не обращать внимания на тяжелый стук копыт за спиной. Поначалу они скакали галопом, потом перевели своих иноходцев на легкую рысь и освежались встречным потоком теплого летнего воздуха. В тени дубовой рощи они дали отдых коням, конвой расположился поодаль. Камбер решительно не понимал, что у Синила на уме, что побудило настоять его на этой прогулке. Синил выпустил поводья и, не снимая перчаток, оглаживал шею Лунного Ветра, щипавшего траву. После возвращения из похода король, ко всеобщему удивлению, пристрастился к верховой езде и вполне уверенно чувствовал себя в седле. Ветерок шелестел в листве, успокаиваясь, пофыркивали лошади, звякала упряжь... Синил умиротворенно вздыхал. -- Итак, теперь у нас есть новый настоятель михайлинцев,-- в конце концов произнес король.-- Каково почувствовать себя просто священником, правда, это всего на несколько часов? Король улыбался открыто и дружелюбно, глядел с неподдельным любопытством. Камбер почувствовал себя увереннее. -- Откровенно говоря, я будто раздет, Ваше Величество. И еще мне немного грустно,-- признался он, прилег на седельную луку и вздохнул, как только что Синил.-- Мне будет не хватать моих михайлинцев. Ордену отданы лучшие годы моей жизни. -- Возможно, и так, но впереди вас ждет еще немало замечательных лет, как мне кажется. -- Такова воля Божья,-- неохотно согласился Камбер. -- А ваш преемник... он надежен,-- выговорил Синил после некоторого колебания.-- С тех пор как мы вернулись из Йомейра, я много говорил с ним и должен признаться, был поражен. Хотя меня удивило, что вы выбрали человека. Камбер оценивающе посмотрел на Синила, искоса, как это часто делал Каллен. -- Вы разочарованы, Ваше Величество? -- Разочарован? Нет, конечно, нет. Но я думал... я думал, что вы непременно изберете дерини,-- выпалил он, выдав свое возбуждение.-- Вы ведь не шутили, говоря, что хотите помочь мне? -- Я бы никогда не позволил себе шутить на эту тему, Государь. В наши неспокойные времена Креван Эллин-- лучший кандидат на этот пост, будь он человек или дерини. Он станет объединяющим звеном. Это особенно пригодится, когда в будущем враги захотят испытать вас. -- Вы начинаете говорить, как Камбер,-- фыркнул Синил.-- Возможно, той ночью он являлся к вам. Камбер чихнул и принялся прочищать горло. О чем это Синил? Не мог же он знать, что Камбер был теперь Калленом, по крайней мере не смог бы этого скрывать так умело. Но о какой ночи идет речь? О той, когда принималась память? Ему казалось, что все прошло отлично, не было ничего, способного внушить подозрение, иначе Йорам, Рис и Эвайн предупредили бы его. С другой стороны, он не помнил всего случившегося. Мерещилось, будто Синил и еще кто-то входили в комнату, но вскоре после этого он потерял сознание. Могло ли в это время случиться нечто, обеспокоившее короля? А его дети? Возможно, они не догадались, что он ничего не знает об этом происшествии. Камбер повернулся к Синилу, изобразив простодушное недоумение: так проще всего усыпить подозрительность, а голосу надо сообщить искреннее любопытство. -- Кто "являлся ко мне", Государь?-- невинно спросил он.-- И кокой ночью? О чем вы? -- Той ночью, когда вы были больны. Кажется, это было воскресенье. Как раз накануне похорон Камбера.-- Синил удивленно глянул на него.-- Вы не помните? Не отводя глаз, Камбер покачал головой. -- Правда, не помните? -- Что произошло? Почти подсознательно Камбер заговорил резко и требовательно голосом Каллена, но куда более жестким. К счастью, Синил не заметил перемены, он уставился на брошенные поводья, погруженный в свои мысли. -- Я... я думал... мне казалось, что вы понимали, что происходит,-- король наконец вышел из задумчивости.-- Но теперь знаю, что тогда вы были как одержимый. Алистер... с каким демоном вы боролись в ту ночь? Камбер закрыл глаза, словно воспоминания о той ночи причиняли ему страдания. В известном смысле он действительно боролся с демоном и был одержим. Да только этого, увы, не объяснишь. И все-таки с чего Синил связывает между собой Камбера и Каллена? Он должен был выяснить! -- Не могу говорить об этом здесь, сир,-- он снова говорил смиренно.-- Теперь я чувствую, что помню о той ночи значительно меньше, чем представлял себе. Прошу вас, скажите, что произошло. Кажется, я помню, что вы были там, это почти все. Когда я проснулся на следующее утро, Рис спал рядом с моей кроватью, и я не захотел будить его. А потом не было времени расспрашивать. Синил снова вздохнул и постарался придать своему голосу бесстрастность. -- Вы... перестали дышать. Рис старался поддержать в вас жизнь. Он сказал, что вы боритесь с чем-то, оставленным Ариэллой. Мы думали, что вы умираете. -- Продолжайте. -- Со мной был ваш юный друг Дуалта, он тоже опасался за вашу жизнь. Даже мне удалось ощутить то, с чем вы сражались, или по крайней мере ваш страх и ужас. А потом Дуалта упал на колени и стал умолять Камбера помочь вам, вернуть вас к жизни. -- Он вызвал... Камбера? -- Он сказал... он сказал что-то вроде: "О, если бы здесь был лорд Камбер, он бы спас отца Каллена!" А потом...-- Синил сглотнул и продолжал, старательно выговаривая каждое слово.-- Потом по вашему лицу прошла тень, и мне показалось, что вместо вашего лица появилось лицо Камбера. -- Лицо Камбера!-- прошептал Камбер. В то же мгновение он понял, что случилось, хотя совсем не помнил этого. А было скорее всего так: сознание поглощено хаосом воспоминаний Алистера, в этот момент на мгновение теряется его маска, и это успевают заметить. Камбер, моргая, искал глазами Синила. Открыл рот, но так ничего и не сказав, взмахом руки попросил короля продолжать. -- По-моему, и вам трудно поверить. Однако, уверяю вас, мы видели это. Несколько секунд видение не исчезало, потом дыхание восстановилось, лицо Камбера пропало, и вы стали самим собой. Дуалта сказал, что это было чудо. Камбер похолодел и перекрестился, так, как множество раз делал это на его глазах Алистер. Чудо. Синил тоже так считал? Как это предположение подействует на бедного, мучимого совестью короля, который даже со смертью Камбера не может избавиться от его влияния? Не удивительно, что он так обеспокоен. -- Хотелось бы мне услышать об этом пораньше,-- произнес Камбер после паузы.-- Такого я и представить себе не мог. -- Рис и Йорам не говорили вам? Камбер покачал головой. -- Должно быть, решили, что я помню. Кроме того, как я уже говорил, на следующее утро я нашел Риса спящим и ушел в собор до того, как он проснулся. А во время похорон и собрания капитула у нас не было случая поговорить наедине до их отъезда в Кэррори. Как вы понимаете, подобное не обсуждается публично. -- Разумеется,-- согласился Синил.-- Кроме того, я сразу же запретил это, они могли говорить только между собой. Кстати, я вспомнил, что должен отыскать юного монаха, находившегося тогда в вашей молельне, и расспросить его. Он служит не при вас? -- Монах?-- Камбер понял, что Синил имеет в виду Эвайн.-- Нет, по-моему, он прибыл из какой-то нашей обители, братия которой временно живет под кровом другого Ордена, пока не будет заново отстроен родной монастырь. Должно быть, сейчас он вернулся обратно. Даже не помню, зачем он посещал меня. Кажется, что все это было так давно. -- Неважно. Я найду его. О нет, не найдете.-- подумал Камбер. По крайней мере, об этом не нужно было беспокоиться, хотя он и не понимал, как Эвайн удалось скрыть, кто она, особенно если Синил говорил с ней. Однако сейчас следовало беспокоиться о самом короле, Дуалта и... Гьюэре. Маленький "сон" Гьюэра был обставлен как визит сверхъестественного существа, и пока необходимости переиначивать его не было. Но если Гьюэр встретится с Синилом или Дуалта и они сравнят свои воспоминания... Камбер внезапно заметил, что Синил молчит и как-то странно смотрит на него. Он поглядел на короля, потом принялся рассматривать луку седла, удивляясь про себя откровенности Синила, но не решаясь говорить. Король помолчал, потом вздохнул. -- Вы тоже верите в это, не правда ли? -- Верю? -- Что он возвращался. Что это было чудо. Камбер выдержал паузу. -- Я... не знаю, Синил. Вы хотите, чтобы я сказал "да" или "нет"? Невозможно найти никакой причины, никакого разумного объяснения этому. Я по-прежнему ничего не помню и не имею никаких надежд на прояснение памяти... -- Это называется верой, святой отец,-- мрачно произнес Синил.-- Когда-то она у меня была. Совсем недавно была. А теперь... Господи, неужели я никогда не избавлюсь от него? Обтянутый перчаткой кулак опустился на седло. Король склонил голову, его плечи под красным плащом вздрагивали. Камбер мог ответить только молчанием. Каллен не стал бы разделять предубеждений короля по отношению к Камберу, Каллен и Камбер были друзьями, и король об этом знал. Но дискуссия не состоится. До тех пор пока он не выяснит у Риса, Йорама или Эвайн, что же произошло той ночью, не стоит возвращаться к теме Камбера МакРори. А иначе очень легко спровоцировать весьма опасный разговор, вроде того, что однажды у них состоялся. Нет, пока лучше держаться простодушного дружелюбия, между прочим, отнюдь не насквозь лживого, и касаться в беседе самых безобидных тем. Камбер натянул повод и направил своего коня по поросшей травой тропинке, уходившей в глубину рощи, Синил пустился следом. Они говорили о прелестях ясной погоды, о глубине ручья, через который они переезжали, вскоре завели споры о политике и обсудили справедливость наказания торентских пленников. К радости Камбера, о нем больше не вспоминали. Приятно Удивило и то, что многие идеи Синила о будущем королевства были почерпнуты из бумаг, которые они с Йорамом давали Синилу, когда он превращался из священника в короля. Теперь превращение состоялось. Словно война и события прошедших недель перечеркнули упрямство, так беспокоившее Камбера раньше. В оставшуюся часть дня он узнал о том, как Синил вживается в свои новые обязанности. Дружба между королем и будущим епископом крепла. Превращение Камбера в Каллена начинало оправдывать себя. Только один вопрос беспрестанно мучил. Что произошло той ночью? Что в действительности видел Синил? Отразится ли этот случай на нем? Ему пришлось ждать несколько часов, чтобы получить по крайней мере частичный ответ,-- пока они с Синилом вернутся в Валорет, жаркий и пыльный, он пройдет к себе в апартаменты, вымоется и переоденется к ужину. На глазах Гьюэра и двух слуг, накрывавших стол, Камбер, горя нетерпением, приветствовал Йорама, Эвайн и Риса на манер Алистера Каллена, как радушный хозяин, встречающий дорогих гостей. Пока сервировали ужин, они вчетвером вели праздный разговор, затем кубки были наполнены, и трапеза началась. Пока приходилось оставаться только бывшим викарием и будущим епископом, ничем не выдавая себя. Только когда удалось выдворить прислугу и отослать Гьюэра, Камбер задал свой вопрос. Он был прав, его детям просто не приходило в голову, что Камбер мог не помнить: их лица красноречиво все сказали ему. Не тратя времени на расспросы, Камбер обратился прямо к сознанию Эвайн и в ее мозгу прочел все о событиях той ночи. Узнал, почему король считает, что говорил с молодым монахом, отчего Синил готов вслед за простодушным Дуалта поверить в чудо и какую опасность видит в этом для себя. Главное, он не хочет, чтобы об этом пошли разговоры. Эвайн пришлось ввести в обман короля, но это лучше, чем выдать то, на что было уже положено столько сил. Даже Йорам не может не признать, что в сложившихся обстоятельствах его решение было наилучшим. А своим сообщением Камбер единомышленников не порадовал. Сразу почувствовав это, историю с Гьюэром рассказал комканно и смущенно, избегая поднимать глаза. Его благие намерения бесспорно встречали понимание, да и о "чуде" он тогда не знал, но положение осложнялось, Камбер что-то зачастил в этот мир, добра от этого ждать не приходилось. Исправить ошибку было крайне сложно. Поздно пытаться стереть в сознании Гьюэра эпизод встречи с призраком. Образ накрепко соединился со всеми воспоминаниями о лорде МакРори, это было обширное, единое поле памяти. Манипулировать им так, чтобы юноша ничего не заподозрил, вряд ли возможно. В безрадостных размышлениях они сообща искали выход, пока Йорам не вспомнил о другой стороне проблемы. О возможности взаимных откровений Гьюэра, Синила и Дуалта Камбер задумывался еще раньше, но его сын смотрел глубже. Итак, они делятся воспоминаниями. Если не докопаются до истины и не заметят подвоха, то примут все за чистую монету. Что если молва об этом разойдется? Камбер МакРори всегда был любим простым людом, в особенности после Реставрации. Его называли Взрастителем королей и Защитником человечества-- он помог низвергнуть дерини Имра. Два чуда, сотворенные такой личностью, положат начало культу Камбера. Голос Йорама замер-- он неожиданно вспомнил толпы людей, которые видел в часовне Кэррори, где покоилось тело. Лица тамошних паломников вновь предстали перед ним и породили еще большие опасения. Йорам торопливо пересказал, что видел. Эвайн дополнила его рассказ собственными наблюдениями, описав море цветов над могилой, выражение благоговейного трепета на загрубевших лицах окрестных поселян. Неужели это уже началось? Слов не было, их мысли путались. Мрачная тишина сгущалась. В конце концов Камбер грохнул рукой по столу. Задребезжали столовые приборы, Йорам встрепенулся. Камбер отодвинулся от стола, лицо Алистера Каллена было чернее тучи. -- Согласен, ты убедил меня. Мы уже не вполне владеем ситуацией. Ни я, ни вы не предугадали последствий. Что же теперь делать? Мир пребывает во тьме невежества, ему не хватало только новой чудесной фальшивки. Бог свидетель, я не святой и не чудотворец. Эвайн улыбнулась. -- Мы знаем это, отец, однако убедить в этом наших добрых друзей будет совсем не просто. Откровенно говоря, меня беспокоят не столько Синил и Гьюэр, сколько происходящее в Кэррори. Если мы не предпримем что-нибудь, то скоро увидим самый настоящий культ святого Камбера. Все к тому идет. -- Мы могли бы открыть правду,-- сердито буркнул Йорам. Рис покачал головой. -- Ты же знаешь, что не можем, уже слишком поздно.-- Он обвел их взглядом.-- Что если мы просто закроем доступ к усыпальнице? А почему вообще графская часовня открыта для посторонних? В деревне есть своя, где похоронен Катан. Эвайн не оценила идеи. -- Мы не можем так поступить. Часовня всегда была открыта для наших людей и всех, кто приходил туда помолиться. Чужие не могут попасть ночью, когда заперты ворота поместья, а для тех, кто находится в ограде, она доступна во всякое время. Стоит закрыть часовню, и поползут слухи, мы как бы признаем за этим местом нечто исключительное и сверхъестественное. -- Ну надо же!-- воскликнул Йорам.-- Как мы могли быть столь глупы? -- Дело не в глупости,-- немного резко ответил Камбер.-- Никто не мог знать, как все обернется. Эвайн безусловно права. Нельзя запрещать доступ в часовню. По-моему, стоит позаботиться о том, как сохранить могилу, учитывая то, что в ней не тот, к кому они стремятся. -- Будем надеяться, что правда никогда не выплывет,-- беззвучно прошептала Эвайн.-- Отец, а если они попытаются похитить тело? -- Тогда у нас действительно будут проблемы. Успокаивая жену, Рис тронул ее плечо, но глаза смотрели на Камбера. -- Предположим, мы выставим преграды, что тогда? Преграды над захоронениями дерини-- обычное дело. По крайней мере они остановят охотников совать нос в чужие дела. -- А почему бы нам. не унести тело и тем исчерпать проблему?-- спросил Йорам, высказывая вновь парадоксальность ума и чувство юмора.-- Давайте ставить преграды,-- добавил он, когда остальные удивленно повернулись,-- но тело надо перевезти в другое место. Препятствия не удержат дерини, или их придется делать сверхпрочными, а это еще более распалит одержимых и заставит призадуматься рассудительных. Мы этого хотим? -- Он прав,-- согласился Рис.-- Наложенные заклятия-- защита от тления и смена облика-- не могут сохранять свое действие вечно. Пока они еще сильны, в соединении укрепляя друг друга, но перед толковым и обстоятельным исследователем-дерини могут и не устоять. Давайте перевезем тело в потайную михайлинскую часовню и похороним рядом с маленьким сыном Синила и тем монахом, братом... -- Хамфри,-- подсказала Эвайн. -- Да, Хамфри Галларо. Йорам, мне кажется, ты всегда хотел, чтобы Алистер покоился на земле Ордена? Йорам сумрачно усмехнулся. -- Не знаю, лучше ли от этого Алистеру, но мне уж точно. Однако, когда кто-нибудь все-таки влезет в могилу, тебе, Эвайн, или кому-то из Кэррори придется давать объяснения. Ведь не хотите же вы, чтобы подумали, будто тело вознеслось на небо. Не хватало нам еще одного чуда. Камбер, слушавший их все более рассеянно, не мог сдержать улыбку. -- Рад видеть, что вы все снова начали думать, а не просто причитать. Рис, я думаю, что не надо чересчур усложнять. Придется объяснять исчезновение, ты, Эвайн или Элинор скажете правду: прах перевезен в другое, более безопасное место потому, что вы боялись осквернения могилы. У Камбера было достаточно недругов. Других объяснений не надо, сколько бы не просили. Это семейное дело. Никто не возражал. Обсуждая исполнение задуманного, все четверо приступили к давно остывшей еде. В конце концов план по борьбе с грядущими напастями, удовлетворяющий всех присутствующих, появился на свет. Случилось это за полночь, а о завтрашнем возведении Камбера в епископский сан речь так и не зашла. Эвайн и Рис избегали касаться этой темы, а Йорам упустил несколько удачных предлогов завести разговор. Вероятно, они успели сговориться, заключил Камбер. О посвящении Рис и Эвайн считают неудобным говорить и предоставили все Йораму. Он, недолго думая, позвонил, чтобы убирали со стола, и с бокалом подогретого вина сел в сторонке у камина. Дети могли все выяснить за его спиной при помощи мимики и жестов. Слуги, собрав посуду и остатки еды, откланялись с пожеланиями доброй ночи, а вскоре Рис и Эвайн простились с отцом. Йорам, прихватив кубок, осторожно сел в соседнее кресло. Слушал, как разносится по коридорам эхо удалявшихся шагов, потягивал вино и, казалось, ни о чем не думал. Несколько минут спустя Камбер искоса взглянул на сына и угадал напряжение в каждой клеточке его тела. Разговор предстоял нелегкий, Йорам никак не мог к нему подступиться. Каково священнику обсуждать процедуру рукоположения в епископы лица самого низкого Духовного звания? А лицо это-- его собственный отец. Оба не знали, чем кончится церемония, но были обречены на нее. Выбора не было. Камбер посмотрел на сына, Йорам поднял голову, встретил его взгляд и снова уставился в свой бокал. Набрал полные легкие воздуха и решился. -- У нас не было возможности поговорить раньше. Так? Камбер глядел в сторону, на парок над вином,-- Йораму легче говорить, не видя его глаз. -- Не было. Я надеялся провести этот день с тобой, но... Он пожал плечами устало и безнадежно, и Йорам перевел взгляд на огонь в камине. -- Я знаю, Синил...-- Йорам колебался-- Скажи, ты много думал о завтрашнем дне? Камбер скрыл улыбку. -- Если после стольких лет ты научился понимать меня хоть немного, должен был не сомневаться, что мысли о завтрашнем дне в последнее время не покидали мой мозг,-- негромко ответил он.-- Я тоже нервничаю, сынок. Просто не вижу способа отказаться от того, что должен совершить. -- Может, ты прав.-- Глаза Йорама скрылись под белесыми ресницами.-- Наверное, это неизбежно. Но тебе не приходило в голову искать и другие пути? Что если не придется строить решительно все на лжи и обмане. -- Как это? -- В твоей власти узаконить свой статус. -- Каким образом?-- прошептал Камбер. -- Приняв священнический сан,-- ответил Йорам, обратив к отцу умоляющий взор.-- Сделай это сейчас и завтра ты войдешь в собор с чистой совестью. Ты можешь! Видит Бог, мы часто разговаривали об этом раньше. Еще в юношестве ты стал диаконом. Уже много лет ты вдовец. У тебя есть право на священство. Уверен, что в подобных обстоятельствах Энском сказал бы то же самое. -- Энском? Камбер глубоко вздохнул и выдохнул, унимая стук неистово забившегося сердца, когда смысл слов Йорама проник в глубины его существа. Быть священником, а не прятать под облачением пустоту. Эта мысль взбудоражила и одновременно напугала. В глубине души он всегда носил надежду когда-нибудь дать священные обеты. Его монастырское обучение сказалось на нем значительно сильнее, чем он сам раньше думал. Но это было в прошлом, когда он еще был самим собой, а Алистер Каллен жил. Имел ли Камбер МакРори, присвоивший облик другого, смелость приблизиться к алтарю Господнему и просить о даровании священного сана? Решится ли он совместить святое служение и греховный обман? Может ли позволить архиепископу Энскому, примасу Гвинедда и давнишнему другу, надеть на него епископскую митру? Если заранее раскрыться Энскому и добиться его согласия, он тоже ввергнется во грех, либо оттолкнет лжеца и предаст публичному позору. Так скорее всего и будет. Значит, остается довериться судьбе и никак не влиять на течение событий. Что тогда? Он, не став священником, получает епископство и, чтобы скрывать обман, совершает таинство святой веры и отправляет требы-- то, что Богом предназначено только священнослужителям, но никак не диаконам. Выбор у него невелик: жить под бременем преступного обмана или послушаться Йорама. ГЛАВА 15 Хвалите Господа, все народы, прославляйте Его, все племена. Псалтирь 116:1 Потрясенный, Камбер вернулся к действительности, чувствуя на себе взгляд сына и не зная, сколько времени провел в своем внутреннем мире.. Его; пальцы сдавили бокал, едва не ломая его, ни с того ни с сего в голову пришло, как он будет выглядеть на завтрашнем посвящении с забинтованной рукой, если бокал все-таки лопнет. Он заставил себя ослабить хватку и поставил бокал на пол рядом с собой. Перевел дух и взглянул на Йорама. -- Определенно, ты выбил меня из колеи. Казалось, больше не придется ломать голову над тем, с чего ты начал. Мы не можем не пройти завтрашней голгофы, это ясно. Не знаю, имею ли право подвергать Энскома и его веру испытанию, но если ан, узнав правду обо мне, откажет в помощи, его не в чем будет упрекнуть. -- Неужели ты думаешь, что он не поймет?-- робко спросил Йорам.-- Я знаю, что он достойнейший, а ведь вы с ним давние знакомые. Камбер опустил глаза, поглаживая изгибы резьбы на ручке кресла. -- Ты и меля знаешь достаточно хорошо, сынок. Ив конце концов ты, разумеется, прав. Священный сан и то, что за ним стоит, значат для меня слишком много, чтобы отказываться от этой воистину высокой магии.-- Он поднял голову и улыбнулся.-- Я просил его когда-нибудь посвятить меня, но это все откладывалось. Думал, вот дети подрастут, вот Катан повзрослеет, чтобы принять заботы о графстве. Тогда уж... А теперь Катана больше нет. Его сын и наследник совсем дитя.-- Он вздохнул.-- А мы здесь и сейчас, и я, подобно Синилу, должен научиться жить с тем, что вынужден был выбрать. Йорам на мгновение отвел глаза, потом снова посмотрел на отца. -- Значит, ты поговоришь с Энскомом? -- Думаю, да. Я хочу еще немного повременить и, если ты выяснишь, нет ли поблизости Риса и Эвайн, я буду очень признателен. Вы трое будете моими свидетелями в случае согласия Энскома.-- Камбер несколько минут стоял неподвижно, глядя на огонь, умирающий в камине, потом перешел в молельню. В комнатке горела только красная лампада, и, зажигая свечи на алтаре, Камбер улыбался с наивной радостью простолюдина. Нет, не надо никаких деринийских премудростей и ухищрений, он примет решение с чистой и ясной душой. Опускаясь на колени у аналоя, он прикрыл глаза руками и несколько минут успокаивался, углубившись в слова молитвы, внутренне собираясь для важного шага. Сомнения не покидали. Все ли последствия учтены? Стоило покопаться в себе, обратиться к памяти Алистера, добраться до границ подсознания. Камбер легко расстался с реальностью-- переход в трансцендентное состояние был освоен им еще в юности. Когда он вернулся и поднял голову, свечи на алтаре стали на целый дюйм короче. Задуваемое сквозняком пламя колыхалось и мерцало. Сверху, с креста из дерева и слоновой кости, на него с состраданием взирало ясное лицо Спасителя. Камбер склонил голову набок, пытаясь заглянуть под прикрытые веки, и недовольно скривил губы, как делал это ребенком, потом улыбнулся и капитулировал. Ему показалось, будто лицо на распятии осветилось ответной улыбкой или свечи разом моргнули. Все равно добрый знак. Он пойдет к своему старому другу Энскому. Откроет правду и положит ее к ногам того, кто одновременно был ему братом и духовным отцом. А потом, если Энском согласится, примет священный сан. Только так можно пройти посвящение в епископы. Плохо сознавая, что произойдет дальше, Камбер стучал в дверь Энскома. Он дышал с натугой, во рту пересохло, руки судорожно подергивались. Рядом, с факелом в руках, стоял монах-михайлинец. Что думал о нем этот брат, заметил ли его состояние? Камбер молился, чтобы монах приписал его нервозность естественному волнению кандидата в епископы. Тишина за дверью делалась невыносима. Потом в нее ударил кулак монаха, а он сбивчиво бормотал что-то о том, что слух у архиепископа сдает, уже не тот, что прежде. Камбер замер с рукой, занесенной над дверью,-- с другой стороны двери отодвигали засов. Отворил сам Энском. Растрепанный вид и заспанные глаза говорили о том, что он только что покинул постель. -- Прошу прощения, что тревожу вас в такое время, ваша милость,-- заторопился Камбер. -- Алистер?-- в голосе архиепископа звучало сонное недоумение,-- Я полагал, вы давно в постели. Что-то не так? -- Не мог заснуть, ваша милость, мне нужно исповедаться. Вы не могли бы... -- Исповедать вас?-- Энском оглядел бывшего викария и посмотрел ему в глаза, сон слетел с него.-- Мне казалось, что у вас есть свой духовник-михайлинец, святой отец. Он что, в отсутствии? Камбер отвел взгляд и вкрадчиво отвечал: -- Он не архиепископ, ваша милость. Есть обстоятельства, заставляющие обратиться именно к вам. Камбер подкрепил свою речь многозначительным взглядом, и Энском посмотрел на него так, словно только что увидел. Махнув рукой, архиепископ отпустил факельщика, огонь поплыл по темному коридору, удаляясь, и Энском отступил в сторону, приглашая войти. Пока он возился с дверным засовом, Камбер уже стоял в центре комнаты, не зная, куда спрятать глаза. Он был в смятении, самоанализ не избавил от страхов и робости перед наступающим моментом откровения. За Энскомом он, трепеща, вошел в молельню архиепископа, еще более изысканную, чем у Алистера. Хозяин молельни надел лежавшую на аналое бархатную епитрахиль. -- Благодарю, что приняли меня в столь поздний час, Ваше Преосвященство. Я не стал бы беспокоить вас, но мою исповедь нельзя доверить больше никому. Энском приложился губами к епитрахили, расправил складки ночной рубашки, указал гостю место у аналоя и направился к алтарю. Камбер, ухватив за рукав, развернул его к себе и начал возвращать свой облик. -- Что!.. На глазах архиепископа на затуманившемся лице проступали черты человека, отпетого в кафедральном соборе несколько дней назад. Энском привалился к стене и потянулся к своему нательному кресту. Его рот открывался и закрывался, наконец сложилось единственное слово: "Камбер!" Камбер смиренно улыбнулся и опустился на колени у аналоя, на место, предназначенное ему. -- Прости, старый друг. Я знаю, как трудно, и то ли еще будет. -- Но как?.. Ты был мертв! Я видел тебя! Я служил по тебе отходную!-- Энском качал головой и снова и снова смотрел на Камбера, проводя рукой по глазам, словно желая избавиться от наваждения. -- Тебе будут не по нраву мои объяснения, еще меньше понравится то, что я должен продолжать начатое и просить твоей помощи. Алистер убил Ариэллу и погиб. Умер он, а не я. -- Но ты... В это мгновение Энскома осенило, и он опустился на ступеньку перед алтарем, как громом пораженный. -- Ты изменил облик. Ты понимал, что утрачиваешь влияние, мы ведь даже говорили об этом. И решил начать сначала, раз Каллен умер. Он был мертв? Энском так испугался своей догадки, что не сумел ее скрыть. В то же мгновение Камбер был возле прелата, устремив серые глаза в его смятенные голубые. -- Милый друг, не думай об этом! Как могло прийти тебе в голову, что я убил друга и сподвижника ради своих политических выгод? Энском отвел глаза. -- Убийство-- очень страшное слово,-- прошептал он.-- Порой достаточно отказать в помощи тяжело раненному, и результат будет тот же. Наступила долгая тишина, потом Камбер ответил едва слышно: -- Разве я из числа способных на такое? Энском протяжно выдохнул. -- Не думаю... Нет. Но я и предположить не мог, что ты примешь облик мертвого.-- Он поднял голову.-- Скажи мне то, что я хочу услышать, Камбер... и моли Бога, чтобы это было правдой. Энском хотел видеть глаза Камбера, и Камбер тоже этого хотел. Они будто пытались заглянуть друг другу в душу. Наконец гость заговорил: -- Я не могу винить тебя в сомнениях, милый друг. Твоя совесть и высокий сан требуют этого. Но, поверь, я ни прямо, ни косвенно не виновен в смерти Алистера Каллена. Он был мертв, когда мы нашли его. Йорам может подтвердить это. Он все время был со мной. -- Йорам? Энском облегченно вздохнул и вытер рукавом вспотевшее лицо. -- Бог мой, Камбер, тебе придется дать мне несколько минут, чтобы свыкнуться с этим.-- Он нервно потирал руки. Отвернулся в сторону и снова заговорил, размышляя вслух.-- Ты поменялся оболочками с Алистером и исполнял его роль... почти две недели.-- Он замолчал и взглянул на Камбера.-- Выполнял обязанности священника, не так ли? Камбер покачал головой. -- По существу-- нет. Мне удавалось не выходить за пределы своего диаконского посвящения. Об этом можно не беспокоиться. -- Но ты играл роль настоятеля михайлинцев. Не хочешь же ты сказать, Камбер МакРори, что не служил мессу, не исповедовал и не совершал других святых таинств, права на которые не удостоен. -- Пока нет. Но...-- Камбер вздохнул,-- сегодня вечером, после не очень деликатной подсказки моего сына, я понял невозможность продолжать такую жизнь и, если ты не поможешь мне, завтра же признаться во всем. Многие, да и ты тоже, считают меня отчаянно дерзким, но никогда не осмелюсь я принять епископскую митру, не будучи священником. Энском долго смотрел на него, отыскивая в дымке деринийской премудрости чистое зерно истины, потом опустил глаза. -- Значит, ты пришел ко мне получить священство? -- Да. И это должно быть сделано сегодня, сейчас. Я приму любую епитимью, искуплю, чем только можно, содеянное мной. Возможно, я преступил дозволенные пределы в своем стремлении сделать добро Гвинедду. Но ради этой страны я на все готов. Энском, у меня был сын, и я потерял его. Катан-- одна из бесчисленных жертв Имра... Но это в прошлом. Ты поможешь, Энском? Введешь меня в священство? -- Камбер... Голос Энскома замер, он смотрел на распятие над алтарем. -- Камбер, ты понимаешь, о чем просишь? Это совершается раз и навсегда. -- Я всегда желал быть священником, даже в детстве. И ты знаешь это. Если бы братья не умерли так рано, я остался бы в семинарии, и мы с тобой приняли бы священный сан одновременно. Сейчас я мог быть епископом, а может, и занимать твой пост. Он указал на перстень архиепископа на пальце Энскома, тот вытянул руку, и аметист блеснул на ней. Архиепископ поднял голову, его голубые глаза сияли. -- Наверное, ты прав,-- он попробовал улыбнуться.-- Ты мог стать превосходным епископом. -- Надеюсь, я буду им. По крайней мере, твое благословение даст мне шанс. Энском отвернулся, поигрывая расшитой епитрахилью, потом долго изучал свой перстень. В конце концов, подняв голову, он ненадолго встретился взглядом с Камбером и решительно поднялся. -- Ты избрал нелегкий путь, Камбер. Но хорошо. Я посвящу тебя.-- К архиепископу вернулась привычная твердость. -- Однако не жди от меня снисхождения. -- Я был бы разочарован всякой поблажкой. -- Ладно. Мы поняли друг друга. Из того, что ты говорил, я сделал вывод, что по крайней мере Йораму известна правда о тебе. -- Йорам ожидает твоих распоряжений. Эвайн и Рис тоже. Больше никто не знает истины. Энском кивнул. -- Свидетелей не так много. У тебя их могло быть много больше. Придется утешиться, что все присутствующие безусловно желанны,-- он продолжил, помолчав:-- Тебе больше нечего сказать, не так ли? Для одной ночи было довольно сюрпризов. -- И еще один, последний,-- Камбер улыбнулся. -- Ты меня пугаешь. -- Вопрос в имени,-- быстро добавил Камбер.-- Возможно, тебе покажется пустым, но я хотел бы в новом духовном звании сохранить свое диаконское имя. -- Кирилл? Не ви