и. -- Отец МакРори?-- Голос архиепископа оборвал разговоры,-- Судя по вашему лицу, вы не верите этому. Может быть, вам что-то известно об исчезновении тела? Йорам поднялся, слишком подавленный, чтобы попытаться сделать что-то еще, кроме как держаться на ногах. -- Я... не могу понять, откуда отцу Кверону стало известно об этом,-- запинаясь произнес Йорам.-- Мой отец был похоронен в фамильном склепе рядом с могилой его жены и моей матери. Если Кверон нарушил неприкосновенность его последнего земного прибежища... -- Его последнее земное прибежище не тронуто,-- вмешался Джеффрэй.-- Вы не можете предложить другого объяснения существованию пустой могилы. Йорам смотрел под ноги. В его глазах стояли непрошеные слезы, он слишком хорошо помнил предлог для перезахоронения тела Каллена и как впервые заговорили об этом. -- Я... я перевез тело,-- в отчаянии прошептал Йорам. -- Не понимаю вас, святой отец. -- Я сказал, что это я перевез тело,-- повышая голос, повторил Йорам, глядя Джеффрэю в глаза. -- Убедительное объяснение,-- Кверон обращался только к Джеффрэю, однако буркнул достаточно громко, и его замечание услышали все.-- Наверное, отец МакРори может пояснить? -- Итак, святой отец? Йорам сглотнул и кивнул. -- Это... было необходимо, ваша милость. М-мой отец просил об этом. -- Он просил об этом?-- воскликнул Джеффрэй, очевидно еще более заинтригованный. -- До смерти, ваша милость,-- поспешил поправиться Йорам.-- Он... беспокоился, что с его смертью (в свои шестьдесят лет он понимал, что это может произойти значительно раньше, чем он предполагал, в бою или по другой причине), что могут... возникнуть трудности. Он боялся, что могила такого известного и противоречивого дерини, как он, может быть осквернена,-- продолжил он, стараясь говорить как можно убедительнее.-- Возможно, он опасался именно того, что происходит сейчас здесь, и не хотел, чтобы его бренные останки служили предметом поклонения. Я исполнил его просьбу,-- закончил он. -- И перевезли его прах в другую могилу.-- Джеффрэй продолжал.-- Что означает, святой отец, возможность увидеть его? Йорам опустил голову. По тому, что осталось от тела Каллена, уже нельзя было угадать, кому оно принадлежало, но такие опытные дерини, как Кверон или Джеффрэй, могли точно установить, кто это был. -- Нет, ваша милость, не могу. -- Но почему?-- поинтересовался Джеффрэй.-- Может быть, потому, что вы никогда не перевозили тело и осведомлены о его судьбе не лучше отца Кверона? Прежде чем Йорам успел открыть рот, чтобы ответить, Кверон взял инициативу в свои руки. -- Ваша милость, боюсь, добрый отец МакРори стал жертвой своего сыновнего почтения. Не знаю, почему он пытался обмануть наше собрание, хотя считаю, что причина этому-- подлинная любовь к отцу, чью святость он отказывается признать по каким-то ведомым одному ему причинам. Но я хочу сказать ему-- либо представьте прах, либо придумайте что-то другое. Как я понял, он не может предъявить останки, потому что еще несколько минут назад не знал об их исчезновении! Йорам опустил голову, не в силах опровергнуть Кверона. Разрушить его логику можно было, окончательно выдав себя. Он и так слишком много сказал. Даже теперь сын Камбера стоял на тонком льду-- он только что принародно пытался солгать своему архиепископу, все это видели. -- Святой отец, прошу вас, будьте рассудительны,-- голос Джеффрэя звучал почти примирительно.-- Мне хотелось поверить вам. Я понимаю, что вы должны чувствовать. Однако не могу позволить вашим личным переживаниям смешиваться с долгом этого собрания. Вы позволите считать ваши мысли, как сделал это Кверон, если я пообещаю хранить в тайне все, за исключением некоторых деталей? Это будет полезно в будущем, ибо, я уверен, рано или поздно это дело будет вынесено на обсуждение двора. Йорам не удержался от невольного восклицания, уверенный, что угодил в ловушку. Ни в коем случае он не должен позволять Джеффрэю считывать его мысли, даже если это будет стоить жизни! Перезахоронение тела Алистера, его участие в случае с Синилом... Он боялся думать о том, что произойдет, если Джеффрэй попытается заставить его подчиниться и придется оказать сопротивление выученному в Ордене святого Гавриила дери ни. Но когда он уже открыл рот для отказа, готовый к любым последствиям, сознание Камбера с такой силой надавило на его мозг, что он от боли схватился за голову. На тебе лежит запрет не открывать места моего последнего земного убежища, которого ты, разумеется, не знаешь, потому что я еще не умер,-- зазвучала в его мозгу мысль Камбера.-- Если Джеффрэй попытается заставить тебя, это погубит твой мозг. Запрет слишком строг. Скажи ему это! Слегка покачиваясь и все еще ощущая головокружение от мощи контакта, Йорам выпрямился и посмотрел на архиепископа, обрадовавшись, что его слабость вызвала тревогу на лицах Джеффрэя, Кверона и остальных. Теперь он чувствовал, как поддержка отца ослабевает, епископ Каллен смотрел на него с той же озабоченностью, что и другие. Он понял, что Камбер что-то задумал, но не знал, что это было. Ему просто нужно следовать приказам и верить в то, что его ведут правильным путем. -- Я... я не могу позволить вам этого, ваша милость,-- сказал он, и даже его голос звучал несколько нерешительно.-- Только что ко мне пришло довольно болезненное воспоминание, что отец наложил на меня некие... печати не раскрывать места его последнего земного убежища. Откровенно говоря, я не вполне помню, где оно находится,-- добавил он. Все это было правдой. Джеффрэй подозрительно поджал губы. -- Подобные пробелы в памяти можно исправить, святой отец.-- Сами по себе слова были довольно нейтральными, но в голосе послышалась угроза. -- Это погубит мой мозг. Прошу вас, не заставляйте меня ваша милость,-- произнес Йорам. Камбер поднялся и положил обе руки на плечи сына. -- Ваша милость, мой секретарь очень расстроен. Позвольте мне сказать? -- Только если вы можете предложить что-то существенное, епископ Каллен,-- ответил Джеффрэй раздраженно.-- Отказ отца МакРори не очень-то убедителен. По-моему, все это чистый обман. -- Позвольте мне предложить выход, ваша милость,-- спокойно сказал Камбер.-- С тех пор как Йорам вступил в наш Орден, мы с ним стали довольно близки. Он стал мне почти сыном. Кажется, я знаю его лучше, чем кто-либо в этом зале... и его отца тоже. Для моего секретаря я уже год являюсь духовником и исповедую его с тех пор, как он находится при мне. Все это было правдой, и Камбер почувствовал себя увереннее оттого, что Джеффрэй не спешил возражать. -- Ваша милость, позвольте мне считать мысли с Йорама,-- продолжал Камбер.-- Если на нем действительно лежит печать против проникновения в мозг постороннего (а вы действительно посторонний, несмотря на то, что являетесь для него как архиепископ духовным отцом), может быть, мне удастся проделать это. Принуждение может вызвать необратимые разрушения. В защите собственных секретов Камбер обладал незаурядным мастерством. Раздумывая над словами епископа, Джеффрэй нетерпеливо нахмурился. -- Итак, отец МакРори, вы согласны на это? -- Не уверен, что это мудрое решение, ваша милость,-- вмешался Кверон, не давая Йораму возможности говорить.-- Мы уже убедились, что епископ Каллен фигурирует в случае с Гьюэром, хотя я должен признать, что его милость узнал об этом уже как о свершившемся факте. Тем не менее, должен сказать, что его милость может оказаться не самым объективным. Мы располагаем информацией, что он, как и Йорам, принимал участие в другом чуде, приписываемом благословенному Камберу, хотя нам известно, что его милость в то время пребывал без сознания. Вот оно! Опять намек на другого свидетеля. Синил? Или Дуалта? Однако по какой-то причине Кверон не решился назвать короля. Возможно, он тоже боялся рисковать, сомневаясь в реакции Синила. Оценивая вероятность такого, Камбер повернулся к Джеффрэю. Архиепископ выжидательно смотрел, приподняв бровь. -- Это правда, епископ Каллен? -- Так мне сообщили, ваша милость. Сам я ничего не помню. -- Йорам рассказал вам об этом? -- Нет, ваша милость. -- Кто же тогда? -- Я не могу сказать этого, ваша милость. Это был источник, который я не имею права открывать, если только 9ТОТ человек не предстанет перед этим собранием и не позволит мне говорить. Однако, вне зависимости от того, как разрешится этот вопрос, моего личного интереса в нем нет, а о святости Камбера я знаю только по слухам. -- Однако вы отказались выполнить просьбу Гьюэра о постройке храма, когда он пришел к вам зимой,-- вмешался Кверон. -- Я предположил, что Гьюэр ошибается в своей трактовке того, что якобы видел,-- поправил Камбер.-- Он не просил у меня разрешения, а желал, чтобы я поговорил с архиепископом Энскомом, упокой Господь его душу. Сам Гьюэр решил тогда не подавать прошение архиепископу. -- Но вы не советовали Гьюэру делать этого?-- спросил Джеффрэй. -- Да, ваша милость. В то время я не располагал никаким другим доказательством, кроме несколько сбивчивого рассказа о том, что я счел сном. Кроме того, ваша милость должен принять во внимание и то, что я старался облегчить горе юного Йорама, которого я люблю. Он присутствовал в комнате, когда Гьюэр излагал свою просьбу. Я хочу только, чтобы все было по справедливости, ваша милость. Надеюсь, сказанного вполне достаточно, чтобы убедиться: мое обследование Йорама будет совершенно беспристрастно. Разумеется, вопрос этот пока чисто теоретический. Нам неизвестно, уступит ли Йорам моему прикосновению. -- Итак, отец МакРори, что вы скажете?-- сурово спросил Джеффрэй.-- Эти "печати" позволят епископу Каллену произвести считывание? -- Я... не знаю, ваша милость,-- прошептал Йорам, изображая неуверенность.-- Думаю, да. Я чувствую... некоторое сопротивление, но епископу Каллену я доверю, как никому другому. Поверьте, ваша милость, у меня нет ни малейшего желания ослушаться, но еще меньше я хочу, чтобы мой мозг был разрушен, какой бы ни была эта сила. Джеффрэй обратился к Ориссу за советом, а Кверон наклонился поближе, чтобы внести в обсуждение свою лепту. Потом Джеффрэй покачал головой и снова посмотрел на них. -- Хорошо. Предупреждаю, сомнения у нас остаются, но вы можете начинать. Вам нужны приготовления? -- Нет, ваша милость. Поклонившись, Камбер взял стул, на котором раньше сидел Йорам, и вынес на середину комнаты. Попросив Йорама сесть на него лицом к архиепископам, он встал позади сына и опустил руки на напряженные плечи, отправив мысленное послание Йораму. Постарайся, чтобы это выглядело естественно, сынок. У нас много работы, и я хочу, чтобы ты заставил их думать, будто стараешься преодолеть сопротивление даже мне. Когда закончим, я усыплю тебя, так что не придется отвечать на вопросы. Просто доверься мне. Начинай,-- только и ответил Йорам. -- Хорошо, Йорам,-- Камбер заговорил, слегка массируя сведенные мышцы плеч и осторожно оглядывая комнату.-- Я знаю, что оказаться перед столькими людьми трудновато. Мне тоже нелегко, непривычно глубоко личное выносить на публику. Нам приходилось делать это и раньше, только на других уровнях. Итак, я хочу, чтобы ты просто расслабился и снова нашел знакомую тебе точку сосредоточения. Йорам сделал глубокий вдох и выдохнул, приказывая себе расслабиться. Сейчас на фоне чисто физического контакта укреплялось общение на уровне сознания, опасности, что другие дерини смогут "подслушивать", не было. Это был их островок безопасности в стане врага. Веки Йорама задрожали-- верный признак настойчивости Камбера и его усилий. Со стороны это выглядело как сопротивление Йорама. Слова отца текли сквозь его сознание, унося вдаль, растворяя физические ощущения в тишине того, что с молниеносной быстротой превращалось в пустоту. -- Вот так. Закрой глаза и иди за мной,-- говорил Камбер, глядя в пол перед Йорамом, чувствуя податливость сына и внимание зрителей. -- Знаю, на это потребуется немного времени, но ты справишься. Можешь не обращать внимания ни на что, кроме моего голоса, прикосновения и знакомого присутствия моего мозга. Он говорил для присутствующих, не знакомых с деринийским контактом. Подсознательно он чувствовал, что некоторые из публики вместе с Йорамом погружаются в транс. Через мгновение слова забудутся ими, и в памяти останется только то, что они видели. -- А теперь откройся мне,-- пробормотал он, положив руки на шею Йорама и легко опираясь большими пальцами в позвоночник под светлыми волосами. Почувствовал под пальцами ровное и нечастое биение пульса на висках сына. -- Вот так. Говорить больше не нужно. Ни один звук не должен беспокоить тебя, ни одно ощущение не должно обрывать связи. Соединись со мной, Йорам. Когда и Камбер закрыл глаза, в затихшей комнате не было слышно ни звука, В каком-то смысле это было не меньшее волшебство, чем то, которое показал Кверон. Камбер мысленно слился с Йорамом, и они оба вновь вернулись ко всему сказанному, разрабатывая план действий. Сейчас можно было не опасаться присутствия чужого мозга. Ни Кверон, ни Джеффрэй, ни любой другой дерини в зале не имеют ни малейшего представления о том, что в действительности происходило между ними. В следующие несколько минут Йорам заметно вздрагивал под прикосновением Камбера. На его лице отражалась несуществующая внутренняя борьба. На самом деле они прятали воспоминания о нынешнем Камбере туда, где в случае другого обследования их нельзя будет обнаружить, блокировали образы памяти так. что только сам Камбер сможет снять это блокирование. Когда все было сделано и Йорам стал знать о стоявшем рядом человеке только то, что должен был знать, Камбер коснулся точки, контролировавшей сознание, и усилил давление. Тело Йорама обмякло. Камбер медленно открыл глаза, опустил руки и поднял голову, притянув спящего Йорама к себе. -- Он говорил правду, ваша милость,-- пробормотал Камбер, заставив очнуться нескольких слушателей, которые попали во власть его магии.-- Действительно вскоре после похорон он перевез тело, еще раньше получив наказ отца сделать это.-- Если понять эти слова дословно, они были правдой.-- Однако память о последнем месте захоронения отца стерта.-- Это тоже была правда, потому что сам Камбер стер ее. Прищурив глаза, Джеффрэй оглядел епископа и его секретаря. -- Ваше обследование не причинило ему вреда, святой отец? -- Необратимого-- нет, ваша милость. Необходимо было преодолеть очень сильное сопротивление, но главное последствие-- слабость. Я погрузил его в сон. Если ночью его не потревожат, утром он проснется уже бодрым. Джеффрэй кивнул, явно удовлетворенный ответом. -- Ваши выводы относительно тела Камбера? -- Нет никакого способа вернуть его, ваша милость. Можно только с точностью утверждать, что предположение о его вознесении к небесам, выдвинутое Слугами святого Камбера, не может быть ни доказано, ни опровергнуто. -- Но видение Гьюэра...-- вмешался Кверон.-- Обследование Йорама не опровергло его. -- Верно,-- ответил Камбер.-- Об этом случае Йораму известно не больше любого другого. Разумеется, кое-что он знал, так как был свидетелем моего зимнего разговора с Гьюэром, и только. Джеффрэй внимательно посмотрел на седовласого епископа, по-прежнему поддерживающего спящего Йорама, потом поерзал на троне и вздохнул. -- Хорошо, епископ Каллен. Спасибо за помощь. Можете проследить за тем, как устроят вашего секретаря. На сегодня я объявляю заседание закрытым, уже поздно. Завтра мы продолжим. Отец Кверон, надеюсь, к тому времени вы представите дополнительные свидетельства. -- Да, ваша милость. По разным причинам некоторые из наших главных свидетелей не могли присутствовать сегодня, однако завтра мы постараемся обеспечить их присутствие. -- Тогда заседание закрыто. Собравшиеся расходились, а Камбер боролся с противным холодком внутри, ему было хорошо известно, кого Кверон имел в виду. Конечно, Йорама будут снова допрашивать, хотя теперь Камбер не сомневался в том, что ничего нового он не расскажет. Возможно, вызовут и его самого, однако потеря сознания может послужить ему весомой причиной незнания. Риса и Дуалта тоже вызовут. С Дуалта уже ничего не поделаешь, а Риса можно было вызвать к себе сегодня ночью (вроде бы за тем, чтобы осмотреть Йорама) и предупредить Целителя. Никто не решится требовать проникновения в мозг Целителя, а если и захотят, то настаивать не будут. Так что, пока Рис не сказал ничего, не соответствующего их истории, он в безопасности. Но главным свидетелем, если Кверон отважится вызвать его, станет Синил, и никто не может знать, как он отреагирует. Но по крайней мере одного свидетеля Кверон не сможет найти, думал Камбер, когда он и несколько михайлинцев подняли и понесли спящего Йорама. Даже такой умный дерини, как Кверон Кайневан, не в состоянии отыскать монаха-михайлинца по имени Джон. Молва о событиях этого дня распространилась еще быстрее, чем Камбер опасался. К тому времени, когда он уложил Йорама в постель, проинструктировал Риса и переговорил с дюжиной доброжелательно настроенных коллег, желавших узнать его мнение о проблеме, уже закончилась вечерняя месса. Камбер понял, что сможет остаться в одиночестве, только спрятавшись ото всех. Если он хотел получить возможность восстановить душевное равновесие, приготовить себя к завтрашней пытке, на часок-другой он должен был скрыться куда-нибудь. Однако действовал он недостаточно быстро, только собрался исчезнуть, как появился королевский паж. Послание его господина было написано высокопарным стилем, но заключало и твердость приказа. Итак, старательно укрывшись под черным покровом плаща, надвинув капюшон так, чтобы факел в руках пажа случайно не высветил его лица, Камбер вышел вслед за мальчиком из архиепископского дворца. Они пересекли площадь перед собором, достигли огромных южных ворот главной башни королевского, замка и через маленькую калитку в воротах проникли внутрь. Вскоре Камбер преодолел винтовую лестницу, паж был уже у двери королевских покоев, но не успел постучать-- дверь распахнулась. Синил жестом попросил своего гостя войти и сесть у камина, а сам встал рядом, глядя на Камбера через плечо. Король переоделся ко сну, но ложиться явно не собирался, мысли, далекие от сна, избороздили лицо. -- Итак, они хотят провозгласить его святым,-- произнес он. -- Увы, это неизбежно,-- ответил Камбер. Синил окинул его проницательным взглядом. -- Ну, епископ Каллен. В вас нет энтузиазма? Неужели вы не одобряете того, что делают ваши приятели-священники? -- Не слишком, Государь. Видите ли, мне не приходилось прежде жить рядом и общаться со святым. От мысли, что некто из иного мира может сейчас быть рядом с нами, оставаясь незримым, мне делается не по себе. По-видимому, вам подробно доложили обо всех неожиданностях сегодняшнего дня? Синил кивнул и отошел к камину, согревая руки о его нагретые камни. -- Как только закончилось заседание, пришел Джебедия и все рассказал. Он говорил, что завтра отец Кверон намеревается вызвать дополнительных свидетелей. Разумеется, Джебедия неизвестно о том, что случилось в ту ночь в ваших апартаментах. Но как насчет Кверона? Или Джебедия? -- Нет, если только Дуалта не открылся ему, хотя я не верю в это. Джебедия обязательно сказал бы мне. Тем не менее я почти уверен, что Кверон все знает. Он старательно избегал называть вас, но несколько раз намекал на некоего высокопоставленного свидетеля, чьи слова будут неоспоримы. Кого еще он мог иметь в виду? -- Значит, Дуалта признался ему,-- заключил Синил. -- Возможно. Дуалта в зале не было. Откровенно говоря, я не видел его уже несколько месяцев, но Кверон действительно заметил, что завтра представит новых свидетелей. Остается вывод-- Дуалта появится среди них. Рис тоже получил приглашение. -- Черт бы побрал этих дотошных людишек!-- прошипел Синил.-- Еще кто-нибудь знает? -- Про вас? Наверняка Джеффрэй. -- Джеффрэй? -- Конечно. Он считывал мысли Кверона и знает обо всех его аргументах и доказательствах. Вашего имени он тоже не называл. А почему-- об этом ведомо только им с Квероном. Тому, возможно, еще нужно время, чтобы получше подготовиться, и Джеффрэй пошел навстречу. -- Не вижу в этом смысла,-- пробормотал Синил. -- Ну почему же? Джеффрэю на новом месте нельзя ошибаться. Архиепископу необходимо доверие клира, к нему он стремится вольно и невольно. Все епископы, особенно люди, верят Джеффрэю. Епископ О'Бейрн просил Джеффрэя считать мысли и подтвердить рассказ Кверона. Сомневаюсь, чтобы среди присутствующих там осталось хоть полдюжины человек, которые еще не убедились в том, что Гьюэр действительно видел Камбера МакРори. "И ни один из них не осознает, что именно так и было",-- добавил Камбер про себя. Синил хмыкнул и плюхнулся в кресло рядом с Камбером. -- Джеффрэй. С ним хлопот не оберешься, не так ли? Знаете, он приходил. -- О? -- Да. Просил разрешить перенести завтрашнее заседание сюда, в тронный зал, чтобы разместить всех желающих, от которых, он полагает, не будет отбоя, как только новость распространится. -- И вас он тоже пригласил прийти,-- догадался Камбер. -- Вряд ли я мог отказать, верно? В конце концов я король. Ваш драгоценный Камбер позаботился об этом. Когда собираются канонизировать того, кто возвел на престол короля, то король должен поддержать это. Если Его Величество не соизволит почтить их своим августейшим одобрением, это будет крайне неуважительно, если не сказать неблагодарно. Камбер не мог не улыбнуться. -- Джеффрэй так сказал? -- Нет, не так откровенно, но смысл был именно такой. Он вынудит меня выступить, не так ли? -- По-моему, "вынудит"-- не вполне удачное слово, но он, разумеется, попытается уговорить вас. Или это сделает Кверон. Поступи он иначе-- это будет просто глупостью. Как свидетель вы просто неоценимы. Каждому известно, что Синил Халдейн никогда не солжет под присягой. А если король подтвердит приписываемое Камберу МакРори чудо, кто рискнет опровергнуть это? Синил смотрел под ноги, храня молчание. Он зашевелился через некоторое время только для того, чтобы взглянуть на плясавший в камине перед ним огонь. -- Это было чудо, Алистер? Что я видел на самом деле? Я спрашивал себя уже тысячу раз, но так и не приблизился к ответу. Я не уверен, что способен на объективность там, где дело касается его. Как мне удается испытывать так много самых разных чувств к одному человеку? Должен признать, я уважал и восхищался им, но и ненавидел за то, что он со мной сделал. Камбер не решался посмотреть королю в глаза. -- Он давал и требовал многого, Государь. Он делал то, что считал нужным, но цена была велика и для вас, и для него. Однако, по-моему, он не стал бы упрекать вас за нерешительность. Если бы был другой способ спасти Гвинедд, он не причинил бы вам боли. -- Но был ли он святым?-- прошептал Синил.-- Они спросят меня, Алистер. Как я могу говорить о том, чего не знаю? -- Значит, если вы должны будете говорить, скажите о том, что видели, и не делайте выводов. Пусть этим занимаются епископы. Это не ваша забота. -- Разве? Странная, неловкая пауза возникла между ними. Словно Синил не договорил чего-то важного, что беспокоило его. Камбер все более утверждался в мысли о тайной, невысказанной печали короля. Пауза затянулась, Синил поднялся и принялся торопливо и нервно вышагивать между креслами и камином туда-сюда. Наконец он остановился и повернулся к епископу. -- Есть кое-что, в чем я хочу признаться вам, Алистер. Я уже много раз собирался рассказать вам об этом, но... боялся, что вы не одобрите. Может быть, так будет и сейчас. Камбер нахмурил густые брови Алистера. -- Если вы хотите отпущения грехов, у вас есть собственный, очень чуткий духовник, сир. -- Нет, я хочу исповедоваться вам, даже если потом не получу отпущения. Выслушайте меня, Алистер. -- Хорошо, как пожелаете. Поднимаясь и следуя за Синилом со свечой в руках через Комнату к кровати, Камбер испытывал странное неудобство. Непонятно было, куда они направляются, дверь молельни осталась у них за спинами. Синил остановился и опустился на колени перед большим кованым сундуком. Он передал свечу Камберу, проделал какие-то манипуляции с секретным запором и откинул крышку. Когда он откинул верхний слой коричневой шерстяной ткани, в пламени свечи сверкнула богатая вышивка церковного облачения. Камбер затаил дыхание, когда Синил отвернул и этот слой. Внизу оказались дискос, потир и другая священная утварь. Сразу же отбросив мысль о принадлежности этих богатств королевскому духовнику, Камбер дотронулся до края сундука. Свое подозрение он боялся высказать. А если оно основательно... Словно забыв о его присутствии, Синил вынул аккуратно сложенную ткань и расправил складки ризы-- белоснежный шелк и сияющее золото. Он смотрел на вышитый во всю грудь крест, словно решал, как объяснить все это, потом разложил облачение на руках, чтобы епископ мог получше разглядеть его. -- Разве не прекрасно? ГЛАВА 23 Хотел бы я теперь быть у вас и изменить голос мой, потому что я в недоумении о вас. Послание к Галатам 4:20 -- Не... уверен, что понимаю вас, Государь,-- произнес Камбер после небольшого молчания, опасаясь, что даже слишком хорошо понимает.-- Это облачение отца Альфреда? -- Нет, мое. Отец Альфред никогда не пользовался им. -- Но вы пользовались...-- сказал Камбер ровным голосом. -- Да... каждый день с того времени, как вы стали епископом, как делал это раньше. Вздохнув, Камбер облокотился о край сундука и потер лоб, стараясь придумать ответ. Как он мог не предвидеть этого? Не удивительно, что в последнее время Синил был так уравновешен. Разумеется, он знал, каким должен быть его ответ. Алистер Каллен мог бы привести статью церковного устава, требующую для такой провинности низложенного священника самого сурового наказания. Одного года в духовном звании Камберу хватило, чтобы знать о тяжести преступления лица, совершавшего священное служение, не будучи священником. В глазах церкви король был преступником. Но он не мог заставить себя бросить упрек Синилу. Сколько мучений и невзгод вошло вместе с Камбером в жизнь этого набожного человека. Какая беда от того, что он втайне вернулся к своим излюбленным обязанностям? Священство принимают до гробовой доски. Почему Синил не может остаться священником после нескольких человеческих слов об отрешении от сана? Он приносил клятву Богу и продолжает служить Ему, находя в этом счастье своей жизни, делаясь мудрее в мирских делах. Кто такой Камбер МакРори, чтобы укорять за это? -- Вы возмущены, не так ли?-- пролепетал Синил, не в силах выносить молчание Камбера.-- Боже, должно быть, я кажусь вам чудовищем! Камбер удивленно взглянул на короля. Он никак не думал, что его молчание так подействует на Синила. Разве не довольно было этому несчастному страданий и душевных мук? Признание короля было рискованным шагом, совершая его, он мог навсегда лишиться того, что считал единственным утешением в своей разбитой жизни. -- Чудовищем?-- очнулся Камбер.-- Боже милостивый, нет, Синил! Поверьте, у меня и в мыслях этого не было. Сознаюсь, я был поражен. Вы знаете закон так же хорошо, как и я... возможно, даже лучше, потому что наверняка все тщательно обдумали, прежде чем пошли на это. Синил кивнул с несчастным видом, не находя сил отвечать. -- Скажите, то, что вы делаете, приносит вам успокоение?-- ласково произнес Камбер. -- Это... смысл моей жизни!-- выдавил Синил, склонившись над лежавшей на руках ризой. Несколько секунд Камбер молчал, предоставив королю колебаться между отчаянием и надеждой. Он видел, как Синил гладит складки мягкого щелка, и дрожь в его руке, и неумелые попытки скрыть волнение. Что же, он думает, что сейчас ризу станут отнимать? -- Синил?-- наконец позвал Камбер, нагибаясь к застывшему в напряжении королю.-- Синил, послушайте, я понимаю причины, побудившие вас. Понимаю и вовсе не упрекаю. Я даже не хочу запрещать этого. Господу нашему не может быть неугодна такая любовь к нему. Синил медленно поднял голову, не веря своим ушам, он хотел видеть говорившего и искал его смятенным взором. -- Вы говорите так? -- Да. Казалось, Синил задумался, но, взглянув на епископское кольцо Камбера, вздохнул и начал складывать ризу. -- Может быть, вы правы насчет Него... Я хочу верить в это. Но что с епископами? Что они сделают со мной, когда узнают? -- А почему они должны узнать?-- спросил Камбер, нахмурившись, когда Синил положил облачение обратно в сундук,-- Вы исповедовались. Разве вы станете исповедоваться и остальным? -- Значит, вы не расскажете им?-- с надеждой произнес Синил. Вместо ответа Камбер заглянул в сундук и рылся в нем, пока не нашел то, что заметил раньше: широкую расшитую епитрахиль фиолетового шелка. Он вынул ее и повесил на ладонь правой руки. -- Вы видите это, Ваше Величество? -- Да. -- Так вот, существует еще одна, которой вы не видели. Она была на мне с тех пор, как я поднялся с того кресла у камина. Как я могу рассказать еще кому-то о том, что узнал на исповеди? Неужели вы думаете, что я не строг в своих обетах? Они помолились, а потом Синил робко попросил своего брата-священника помочь ему отслужить мессу. Поколебавшись, Камбер согласился принять роль диакона, в то время как Синил совершит обряд. Служба началась, и очень скоро благоговение и чистота наполнили Камбера, обжигающая вера короля возвращала к воспоминаниям о далекой ночи и потаенной часовне в сердце гор. Синил открылся без остатка, сделался ясен, как рукопись под полуденным солнцем, чтобы читать в его душе, не требовалось никакой премудрости. Камбер уверился в правильности своего решения-- секрет короля должен быть сохранен. Помимо всего, это укрепит дружбу и взаимное доверие монарха и его ближайшего советника Алистера Каллена. Несмотря на очевидные выгоды, этот случай насторожил Камбера, Часом позже выйдя от короля, он нуждался в уединении больше, чем до визита. Взяв факел у одного из стражников королевской башни, он снова вышел через южные ворота, прогоняя назойливые мысли о Синиле и его заботах. Когда он наконец оказался в своем крыле архиепископского дворца, начал спускаться вниз вместо того, чтобы пойти наверх. Через малозаметную дубовую дверь Камбер вышел на площадку из каменных плит. Под ним была небольшая часовня, в которую спускалась широкая лестница, заканчивающаяся в центре комнаты. Это место не было укромным уголком Камбера, особенно зимой, но часовня находилась в стороне от главных переходов и чаще всего пустовала, так было и сейчас-- подходящее местечко для выяснения отношений с собственным сознанием. Свет проникал в часовню сквозь три проема над дверью. Внутри помещалось скромное надгробие, некогда выбеленное известью, наверное, чтобы стало посветлее. Но сырость и время превратили побелку в размытые грязные пятна на плите. Стены, когда-то украшенные фресками, изображавшими житие Богородицы, уже давно осыпались. Однако часовня не была заброшена. Пол был довольно чист, алтарь в полном порядке-- время от времени часовенка использовалась гостившими священниками, служившими и молившимися тут. Никаких украшений здесь не было. На алтаре лежали лишь обычные покровы, убранство составляли две свечи в простых подсвечниках, незатейливое деревянное распятие да изящная, но серая от времени статуя Богородицы подле непритязательной дарохранительницы. Взглянув, Камбер начал спускаться. Его факел отбрасывал круглую красноватую тень, бывшую единственным ярким пятном, кроме красного огонька лампады, горевшей над алтарем. Внизу он поклонился и перекрестился, потом вставил факел в держатель на северной стене. Вернувшись к алтарю, он распростерся на полу, как в ночь своего посвящения, от холода и сырости голого камня Камбера отделяла только ткань его одежд. О, Боже, к чему он пришел? Не было ли все это заблуждением? Сможет ли он жить с этим дальше? Как быть с Синилом? Сказал ему, что всепонимающий Господь простит ослушника во имя любви. Ну а если не простит? Если словами понимания и сочувствия Синил ввергнут в еще больший грех, и на несчастного будет навлечен гнев Божий. А разве не заслуживают гнева Творца те, по вине которых в лоне церкви творят кумира, объявляя его святым? Разве не достойны гнева своим обманом сделавшие возможным такое кощунство? Мог ли он позволить всему этому продолжаться? Действительно мотивом его поступков служило благо державы, или он пал жертвой собственной гордыни, растревоженной самонадеянными мыслями, что только его трудами можно спасти королевство и короля? И все же прежние доводы казались убедительными, как всегда. Без Синила, безжалостно оторванного от монастырской жизни и принужденного сделаться королем, Гвинедд, возможно, до сих пор находился бы во власти жестокого презренного Имра Фестила, А без помощи Алистера Каллена, кто бы ни скрывался за его телесной оболочкой, Синил тратил бы свои силы на противостояние тому, кто водворил его на престол. Теперь Синил начинал поступать по-королевски, особенно после того, как нашел собственную стезю в делах, с которыми ему приходилось сталкиваться. Гвинедд уже достиг кое-чего в управлении и дипломатии и территориальных приобретениях. Если бы Камбер не сделал то, что сделал, где бы сейчас был Синил? И где был бы Гвинедд? Звук открывающейся двери часовни прервал его диалог с самим собой. Либо его разыскивали, либо кто-то искал уединения, зная, что в это время часовня обычно пустует. Он не шелохнулся, когда звук шагов замер на площадке, в надежде, что у посетителя (кем бы он ни был) хватит ума уйти, поняв, что распростертый на полу человек не ищет ни чьего общества. Однако нарушитель спокойствия так и остался стоять наверху. До Камбера доносилось его ровное дыхание. Мозг ничего не подсказывал-- пришелец был дерини и защитился от проникновения. Дверь закрылась, но до этого в нее никто не выходил. Вздохнув, Камбер поднял голову и встал на колени, внезапно ощутив всем телом пронзительный холод... Когда он оглянулся назад, капюшон упал с головы. На площадке над ним стоял Джебедия. В свете факела, который он держал, его привлекательное лицо превратилось в сумрачную маску. Белый пояс выделялся на черных одеждах. -- Так и знал, что застану вас здесь,-- тихо сказал он. Дрожь пробежала по телу Камбера-- стужа в комнате тут была уже ни при чем. Зачем Джебедия искал его, и почему его лицо так серьезно? Неужели он догадывался про Алистера Каллена? Неужели сегодня на Совете Камбер допустил грубую ошибку? Нет, это бред какой-то, но такая опасность есть. Более вероятно, конечно, что маршал станет допытываться о причинах их взаимного охлаждения в последний год. Тоже тяжелый разговор, но как-никак это лучше подозрений насчет Алистера. Камбер неловко поднялся на ноги, широко улыбаясь. -- А, Джебедия. А я думал, что смогу укрыться здесь даже от тебя,-- непринужденно сказал он.-- После сегодняшнего дня и нескольких часов у короля я чувствовал непреодолимое желание побыть в одиночестве. Но тебе я всегда рад. -- Разве? Повернувшись, Джебедия со зловещим стуком опустил засов и быстро спустился и прикрепил факел к стене. -- Я думал, нам удастся поговорить,-- продолжал он, преклоняя колени перед алтарем,-- Теперь не слишком часто выпадает такая возможность, разумеется, если не считать официальных встреч. Откровенно говоря, совместные заседания с Синилом и Советом я нахожу не слишком полноценной заменой тому, что было прежде. -- Наши многие обязанности... -- Вряд ли являются причиной отдаления,-- прервал Джебедия. Он положил руки на эфес меча и посмотрел в пол.-- Как ни странно, у меня сложилось твердое убеждение (молюсь, чтобы я ошибался), что быть секретарем епископа важнее, чем быть просто давнишним другом его милости. Простите, если это звучит резко, Алистер. Бессознательно повторяя движение Алистера, Камбер заложил руки за спину. Он был так смущен горечью в последних словах, что только удивленно воззрился на пришедшего. Джебедия ревновал его к Йораму! -- Бог мой, Джеб, ты ведь так не думаешь, не правда ли?-- мягко спросил он, оправившись от потрясения первых секунд.-- Весь этот год мы были так заняты-- я в Грекоте и здесь, ты здесь и в войсках... Я думал, ты понимаешь. Йорам мне почти сын. Ты ведь не огорчен моим участием к нему, он так нуждается в поддержке! -- Жалеть его? Нет,-- прошептал Джебедия.-- Я завидую ему. Знаю, что это нехорошо, но ничего не могу с собой поделать. Я завидую, что он проводит столько времени с вами, что он-- часть вашей жизни; раньше это был я. Прежде мы тоже были заняты, Алистер, но находили время делиться заботами и успехами.-- Он поднял глаза, избегая взгляда Камбера.-- О, я понимаю, теперь вы епископ и не можете быть полностью открыты. Я понимаю это, но я всегда думал, что вы понимаете, как много значит для меня ваша дружба. Иногда мне кажется, что это вы умерли, а не Камбер. Едва не вскрикнув, Камбер напрягся. Понял ли Джебедия, что сказал? Это заявление-- простая оговорка? Скорее всего Джебедия волнует, что его место занял Йорам, а не Камбер, почивший год назад, по крайней мере, пока. Джебедия не знал правды или даже не подозревал о ней. Он слишком прямодушен, чтобы изображать притворную невинность. А вот их отношения могут натолкнуть на опасные мысли. Джебедия проницателен и умеет внимательно наблюдать, со временем может и догадаться... По крайней мере, в этой безнадежной тоске его никак нельзя оставить, нужно заручиться поддержкой или хотя бы успокоить Джебедия. Иначе этот бравый вояка может попросту не выпустить его отсюда. Он не уйдет без удовлетворительных объяснений. Если дело дойдет до чисто физического противостояния, Камберу вряд ли удастся совладать с ним. Когда-то Алистер и Джебедия соперничали в ловкости и мастерстве; но Камбер никогда не обладал воинским искусством Алистера и, уж конечно, не улучшил свою форму в последние несколько месяцев. Даже деринийское противостояние не сулило верной победы, хотя в этом случае Камбер получал определенные преимущества. Джебедия не может ожидать агрессии в свое сознание. Алистер всегда пользовался своими деринийскими способностями с неохотой, если речь шла не об ученых изысканиях, а вот Камбер был мастером в этом деле. Но Джебедия хорошо знакомо прикосновение Алистера. Взаимное влечение этих двоих отчасти объяснялось схожестью сознания, его строения, возможностей и интуиции, о таких тонкостях солдатской души мало кто догадывался. Да, вторжение в мозг было, без сомнения, лучшим шагом, но тогда придется удерживать инициативу. Натиск должен быть таким, чтобы защиты пали, прежде чем Джебедия поймет, что поединок начался, и успеет разгадать в нем не Алистера, а другого. В случае успеха Камбер обратит Джебедия в надежного союзника, или придется пленить его разум... А может, и того хуже. Об этом Камбер старался не думать. Каков бы ни был результат, медлить не стоило. На обдумывание атаки ушло несколько секунд, положение становилось довольно щекотливым. Камбер бросил нерешительный взгляд на Джебедия, ледяные глаза отразили боль, которую испытал бы Алистер после упреков друга. -- Прости... Джеб. Я не понимал тебя. -- Мне тоже так кажется,-- прошептал Джебедия, по-прежнему не поднимая голов