должал Рамирес. - Люди ютятся в фавелах, проедая последние крохи. Пойдем со мной, я покажу тебе, как они живут, и ты сам убедишься, что... - У меня нет времени на пустяки, - перебил Педро. - Я, со своей стороны, тоже предлагаю тебе дело, Педро, - объявил Рамирес. - И согласен быть в этом деле твоим компаньоном. - По рукам, - обрадовался Педро. - А какое, собственно, дело ты придумал? - Нужно помочь тем, кто на грани гибели. Твои деньги... - Мои деньги - это мои деньги! - зло перебил Педро. - Много вас найдется, голодранцев, прихлебателей... Рамирес встал. - Подумай о моем предложении, - сказал он спокойно. - Свои деньги ты лучше поместить не сможешь. Если они у тебя есть, конечно, - добавил он. - Не беспокойся, есть, да не про вашу честь! - Педро мрачно сплюнул. x x x Получив телеграмму из пылающей Европы, генерал Четопиндо ждал гостя. В предвидении скорого и неминуемого краха "тысячелетнего рейха" нацистская верхушка загодя готовила для себя логова и убежища где только можно. Одним из звеньев, а точнее сказать - опорных пунктов этой деятельности была южноамериканская республика Оливия. Выбор был сделан благодаря давним связям с генералом Четопиндо, который явно сочувствовал нацистам. Правда, мешало достаточно сложное положение в Оливии. Большим влиянием, особенно в последнее время, здесь начали пользоваться левые, демократические силы. Но и у правых были свои козыри, и главным из них, несомненно, честолюбивый, властный генерал Четопиндо, за которым стояла оливийская армия. У Четопиндо, отпрыска одной из самых аристократических оливийских фамилий, струилась в жилах толика крови немецких рыцарей, чем генерал особенно гордился. С юных лет Четопиндо воспитывался в почтении и любви ко всему немецкому, а перед началом второй мировой войны, в 1936 году, по приглашению своего дальнего родственника, одного из заправил гитлеровского рейха, побывал в Германии, на всемирной Олимпиаде. Берлин, правда, не очень понравился Четопиндо, он показался ему серым, скучным, продымленным городом. Однако военные испытательные полигоны, которые показали Четопиндо в знак особого доверия, произвели внушительное впечатление. Понравилась генералу и Олимпиада. Он, правда, не разбирался в спортивных тонкостях, но ему пришлась по душе помпезность, с которой это мероприятие было обставлено. Поездил Четопиндо и по стране, и отнюдь не с туристскими целями. Представляя интересы одной из самых значительных оливийских экспортно-импортных фирм, генерал завязал, как ему казалось, небезвыгодные контакты. Четопиндо, возможно, достиг бы и большего, но уже тогда у отпрыска старинного рода, обладающего явными признаками вырождения, обнаружилось чрезмерное увлечение как алкоголем, так и особого рода курением. По этой причине частенько деловые переговоры, происходившие в чинной и чопорной обстановке горного замка либо солидного офиса, не могли прийти к завершению "по техническим причинам". Впрочем, вскоре деловые партнеры, которые были уполномочены вести с гостем переговоры, превратили беду во благо и, доведя Четопиндо до необходимой кондиции, добивались от генерала всего, чего хотели. Нужно, правда, сказать, что они не злоупотребляли этим, следуя указаниям того, чье имя мало кто в Германии мог произнести без трепета. Тот, кто давал эти указания, пояснил свою позицию на одном из совещаний в узком кругу: великой Германии нужен не один оливиец и не одна оливийская фирма, а вся Оливия. Хищные щупальца немецкого капитала, протянувшись через океан, вцепились в южноамериканскую республику, оплетая ее. ...Теперь, когда "непобедимый" рейх находился при последнем издыхании, партийный бонза вместе со своим подручным Карлом Миллером и рассчитывал добраться до Оливии, чтобы на первых порах там укрыться. Однако бонза погиб, и Миллер, посвященный в планы шефа, остался в одиночестве. Что ж! Если разобраться, может быть, это не так плохо, рассудил Миллер. По крайней мере, будет больше возможностей проявить собственную инициативу, развернуться на новом месте. Покойный шеф не раз говорил, что генерал Четопиндо пользуется немалой властью в стране и отличается, кроме того, чрезмерным честолюбием. Говорил он и о слабостях генерала. Попытавшись сыграть на них, можно чего-нибудь добиться. Ну, а помимо всего прочего, должен же генерал, в жилах которого течет немецкая кровь, сочувственно отнестись к опыту великой Германии?! Пускай этот опыт не слишком удачен, не все ведь потеряно!.. Как знать, быть может, именно Оливии в недалеком будущем предопределено стать источником возрождения нацизма в мире, и заслуга в этом будет принадлежать ему, Миллеру. Так в свободные минуты размышлял похудевший и загоревший под океанским солнцем Миллер, между тем как захваченный у французов корабль, ведомый капитаном Педро, после многих приключений приближался к берегам Оливии. Едва бывшая "Пенелопа", сменившая название на "Кондор", пришвартовалась, Педро убедился, что его пассажир говорил правду: Миллера ждали. Карла доставили к Четопиндо, и генерал имел с ним продолжительную беседу. Четопиндо встретил Миллера поначалу настороженно: ведь тогда, в 1936 году, когда генерал был в Берлине, их познакомили только наскоро. Много дней генерал приглядывался к Миллеру, изматывал долгими разговорами, весьма подозрительно смахивающими на допросы. За любезной улыбкой хозяина скрывалась железная воля, хватка хищного зверя. Особенно детально расспрашивал Четопиндо об обстоятельствах гибели шефа Миллера. Тут Карл старался быть предельно точным и подробным, понимая, что у генерала могут быть и другие источники информации: о связях Четопиндо с нацистской верхушкой Миллер был достаточно осведомлен. Однажды утром, придя на назначенную очередную аудиенцию к генералу, Миллер застал дверь его шикарного кабинета запертой. Добиться чего-либо вразумительного от охраны не удалось. Однако Карл еще на борту "Кондора", а затем захваченной "Пенелопы", общаясь с капитаном Педро и его командой, научился немного разбираться в испанском. Теперь, в Оливии, он старался каждый день расширить свои познания, понимая, что без знания языка ни о каком успехе говорить не приходится. В этот день его знания пригодились. Выйдя из особняка, который занимало ведомство генерала, Миллер остановился в раздумье, не зная, куда идти. Город он знал слабо, к тому же и с деньгами было не густо: генерал держал его на скудном пайке. Хорошо бы закатиться в местный ресторан, но не расплачиваться же с официантом кольцами и золотыми коронками, в самом деле?! Из особняка вышли два чиновника в штатском и, о чем-то толкуя, обогнали Миллера. До него донеслось имя - Четопиндо, и он навострил уши. Чуть прибавив шаг, он шел за ними и из обрывков разговора уловил, что генерал сейчас "снова в нерабочем состоянии". Правда, всего через четыре дня генерал встретил Миллера в своем кабинете свежий как огурчик. - Не мог увидеться с вами в назначенное время, - сказал Четопиндо, не сочтя нужным извиниться. - Срочная поездка... В отдаленный штат. Миллер сказал: - Я так и понял. Генерал пытливо посмотрел на него, но выражение лица Миллера было невинным. - Дело чрезвычайной важности, - добавил Четопиндо. - Но теперь я к вашим услугам. Надеюсь, даром время не теряли? - неожиданно подмигнул он. - Оливийские красавицы славятся во всем мире. В этот день они говорили особенно долго. По ноткам фамильярности, которые начали проскальзывать в генеральских словах, Миллер заключил, что тот наконец-то признал его своим. Впрочем, с выводами спешить было рано. - Что ж, попробуем поработать вместе, Карло, - небрежно бросил Четопиндо, когда они прощались. - Ваши рекомендации я не собираюсь сбрасывать со счетов. Дел в стране очень много, мне необходим помощник, на которого я мог бы положиться, как на самого себя. Они стояли друг против друга - высокий, все еще щеголеватый Четопиндо и едва достающий ему до плеча Миллер, нервно поправляющий очки, купленные в Оливии взамен потерянного пенсне. - Нет порядка в стране, - вздохнул Четопиндо. - Видели, как мальчишки продают на улицах "Ротана баннеру"? Миллер кивнул. - А знаете, чья это газета? - Знаю. - Всякая нечисть поднимает голову, - сжал Четопиндо кулаки. - Но погодите, дайте срок! Мы всем им скрутим головы. Ну, а что касается вас... - Генерал подумал, облизал губы. - Могу сказать одно: ваше продвижение будет зависеть только от вас. Только от вас, Карло, - подчеркнул он. - Я понятно говорю? - Понятно, - вытянулся в струнку Миллер. - Мне нужен верный человек. Преданный, готовый выполнить любой мой приказ. Готовый за меня, за мое дело в огонь и в воду. Только с такими людьми мы сможем возродить несчастную Оливию. Продолжая пожирать Четопиндо глазами, Миллер разглядел у того, видимо тщательно разглаженные массажистами и присыпанные пудрой, мешки под глазами. Да и румянец, казалось бы свидетельствующий о несокрушимом здоровье, был какого-то горячечного оттенка. Миллер перехватил взгляд Четопиндо и поспешно отвел глаза. - Вот что, - сказал генерал. - Я замыслил для начала одно дело, в котором у вас будет возможность проявить себя. Но от вас потребуется мужество... Карл внутренне напрягся: видимо, Четопиндо сейчас объявит необходимые условия их дальнейшего сотрудничества. Однако генерал явно передумал посвящать немца в свои планы. Четопиндо посмотрел на часы и вскользь заметил: - Вы слишком небрежно храните свои драгоценности. Я велел моим ребятам спрятать их в более надежное место. Побледневший Миллер едва сдержался, но промолчал. - Воздержитесь сегодня от развлечений, - произнес Четопиндо. - Завтра в пять утра за вами заедет машина. x x x Дорога, взяв старт в порту, бежала вдоль океанского побережья. Говорили, что эта дорога начинается в Королевской впадине, а кончается в бесконечности. Действительно, это была самая длинная дорога в стране. И самая новая - ее прокладку закончили совсем недавно. Тихий океан в это жаркое безветренное утро вполне оправдывал свое название. Если посмотреть вдаль, то можно было заметить, что широкий лоб океана, как всегда, изборожден морщинами волн, но сегодня они были мелкими, набегающими покорно и робко. Машина Четопиндо шла без обычной охраны. Промелькнул поселок фавел, и снова вдоль пустой дороги потянулся пустынный пейзаж. Накатанный до блеска битум лоснился, как спина грузчика. Миллер с интересом глядел в окно. Голая равнина кое-где оживлялась экзатичными растениями, которые заставили его вспомнить уроки географии в дрезденской гимназии. - Раньше я видел кактусы только на картинках, - заметил Миллер, опуская до отказа стекло машины. Четопиндо, откинувшись на спинку сиденья, покрытого мексиканским ковром ручной работы, принялся методически раскуривать гавану. - Кактусы необходимы народу, - неожиданно изрек он, пуская дым в сторону Миллера. - Простите, не понял? - переспросил тот. - Кактусы содержат мескалин, - лаконично пояснил Четопиндо. - Наркотик? - Наркотик. Миллер умолк. Он посмотрел на мальчишеский затылок шофера, на его неправдоподобно широкое сомбреро, слегка откинутое назад, покосился на яркое, как оперенье попугая, одеяние генерала: не поймешь - военное или штатское, и подумал, что все в этой стране чуждо и непривычно. Понадобится какое-то время, чтобы хоть чуть-чуть понять Оливию, ее обычаи и психологию мышления коренных жителей этой страны. Кто их разберет, этих смуглокожих! Генерал стряхнул под ноги пепел и, ткнув сигарой вперед, спросил: - Нравится дорога? - Хорошая. - Много у вас таких в Европе? Четопиндо говорил по-немецки вполне сносно, хотя и с акцентом, который напомнил Миллеру смуглолицего капитана Педро. Как ни странно, оказалось, что капитан "Кондора" назвался своим настоящим именем. Генерал, хотя и не прихватил с собой охрану, взял и в этот вояж семизарядный кольт, автомат и полдюжины гранат: с оружием Четопиндо не расставался ни при каких обстоятельствах, даже когда принимал ванну. - В Германии попадаются дороги не хуже, чем эта, - ответил Миллер. Он старался нащупать верный тон и вообще правильную линию поведения в разговоре с этим щеголеватым генералом, обладающим огромной властью. Последнее Миллер понял сразу, едва только высадился в порту. Черт его знает, как с ним надо говорить! Принять-то Миллера он, в конечном счете, принял и взял под свою опеку, но что у него на уме? Честно говоря, этот вопрос больше всего мучил Миллера. Кроме того, его беспокоило, что сумка, с таким трудом доставленная сюда, неожиданно перекочевала к Четопиндо. - Большинство автострад в Германии построил Гитлер, когда пришел к власти, - сказал Миллер. Четопиндо улыбнулся. - Вот как! А я и не знал, что Адольф Гитлер - дорожный инженер. - Гитлер велел строить автострады, чтобы дать работу немецким безработным, - невозмутимо пояснил Миллер. Четопиндо вышвырнул окурок в открытое окно машины. Солнце начинало припекать, в окно вливалась тугая струя нагретого воздуха. - Уроки истории следует запоминать и извлекать из них пользу. Гитлера погубили не союзники, - сказал генерал. - Гитлера погубили вы, его солдаты и помощники. Что же касается дороги, по которой мы едем, то ее целиком построили заключенные. И в пустыне прокладывали, и в горах тоннели пробивали. Так сказать, перевоспитывались трудом, хотя и мерли как мухи. Миллер с облегчением вздохнул. Похоже, этот Четопиндо свой человек. С ним можно иметь дело. - Трудовое перевоспитание мне знакомо, - сказал Миллер. - Вы были заключенным? - посмотрел Четопиндо на своего собеседника. - Странно. Кто бы мог подумать!.. "Шутник! - с внезапной неприязнью подумал Миллер. - Попал бы ты ко мне в лагерь..." В памяти всплыл небольшой плац, выбитый десятками тысяч ног, ободранное мертвое дерево, на котором за руки подвешивали проштрафившихся заключенных - кого на пятнадцать минут, кого на тридцать, а кого и на все четыре часа. Наказание выдерживалось с немецкой пунктуальностью, по хронометру старшего офицера охраны. Близ плаца с полной нагрузкой работал крематорий, днем и ночью выбрасывая в небо черные клубы жирного дыма. Да, это было суровое время и суровая работа для блага нации. - Нет, я не был заключенным. Наоборот, я занимался их перевоспитанием. Генерал засмеялся: - Вас трудно вывести из себя, друг мой. Между прочим, я знаю о вас гораздо больше, чем вы думаете. Миллер посмотрел на худое, с хищным носом, лицо Четопиндо и непроизвольно сжал кулаки. Врезать бы в этот подбородок, да со всего размаха, чтобы шейные позвонки затрещали! - Отчего вы завели руки за спину? - поинтересовался Четопиндо. Миллер вздрогнул: - Старая привычка. Дорога внезапно втянулась в заросли кактусов. Колючие растения то подступали к самому полотну, грозя шагнуть на проезжую часть, то отступали немного. - Я не совсем уловил вашу мысль, генерал, - нарушил паузу Миллер. - Относительно мескалина? - Да. - Мысль проста: наркотик, конечно, яд, но лучше разрешить народу наркотик, чем левые взгляды, - отчеканил Четопиндо. - По крайней мере, такова моя точка зрения. К сожалению, не все в правительстве ее разделяют. Что поделаешь! У нас в верхах засилье гнилых либеральных элементов. Но это до поры до времени, друг мой, - добавил генерал, по-отечески хлопнув Миллера по плечу. Миллер навострил уши. Но генерал снова ушел от главного разговора. Возможно, он не хотел вести его при шофере. Шикарная машина, в которой они мчалось, обладала одним существенным недостатком: в ней нельзя было отделить стеклом кабину шофера, если бы пассажиры пожелали этого. - От удачного завершения дела, которое мы с вами задумали, Миллер, зависит многое, - неожиданно заметил Четопиндо. "Мы с вами задумали"! Что бы это значило? Едва Миллер ступил на оливийскую землю, таможенники - или, черт их знает, кто были эти широкомордые парни в штатском, - втащили его в приземистое кирпичное здание и впихнули в маленькую комнатку с единственным зарешеченным окном. Через несколько минут отворилась дверь, и в комнату вошел этот человек, назвавшийся генералом Четопиндо. Он показался Миллеру огромным пестрым попугаем. Однако этот попугай все дни держит его в напряжении... И вот они мчатся в Четопиндо по этой превосходной автостраде, у Миллера время от времени нет-нет да и сожмется сердце, как только вспомнит о неведомо куда уплывших ценностях. Генерал вытер лоб белоснежным платочком. - Жаль вашего погибшего шефа, - сказал он, аккуратно складывая платок. - Сильный был человек. Такие люди нужны моей стране, которую рвут на части эти подлые людишки, которые называют себя демократическими элементами. У него были железные руки, а главное, железное сердце. - Четопиндо покосился на затылок шофера и, не докончив фразу, сунул платок в карман. В машине стало душно. Миллер расстегнул воротник, но это не принесло никакого облегчения. - О вашей поклаже не беспокойтесь, - неожиданно сказал Четопиндо, как бы угадав мысли Миллера. - Могу вас заверить, что она в надежных руках и послужит нужному делу. Миллер вздохнул. Четопиндо просверлил его долгим взглядом: - А пока что и вы должны исчезнуть. - И, испытующе выдержав паузу, добавил: - Кто его знает, как повернется дело после войны. У левых длинные руки. Если они начнут вылавливать беглецов третьего рейха... Короче говоря, нужно хорошенько позаботиться о том, чтобы им не помогли ни фотокарточки, ни оттиски пальцев, взятые из досье некоего Карла Миллера. Не так ли? Миллер встревоженно показал глазами на шофера. Четопиндо стал говорить потише, но по тому, как покраснели уши шофера, Миллер догадался, что тот слышал последние слова генерала, а значит, и весь их предыдущий разговор. - Напрасно беспокоитесь, Миллер, - сказал Четопиндо, угадав мысли немца. - Я уверен, что Гарсиа будет молчать! Миллеру очень не нравилась откровенная болтовня Четопиндо в присутствии третьего лица, но он никак не высказал своего недовольства. - Вот очки вам ни к чему, - сказал внезапно Четопиндо, посмотрев на Миллера. - Придется от них избавиться. Слишком приметная улика. - Я не могу без них, - сказал Миллер. - Что у вас со зрением? - Близорукость. - Лишь бы не политическая, - сострил Четопиндо. Миллера уже не шокировали эти нелепые потуги на остроумие. - Сколько у вас диоптрий? - Минус две. - Пустяки. Выбросим очки и поставим вам контактные линзы, - безапелляционно решил генерал. Теперь палящие лучи солнца падали отвесно, и духота в машине становилась нестерпимой. Миллер дышал открытым ртом, разевая его словно рыба, которую вытащили из воды. Он не успевал вытирать обильный пот. - Мне Педро успел рассказать в порту вашу "одиссею", Миллер, - сказал Четопиндо, вытаскивая новую сигару. - Прямо-таки мир приключений! Машина промчалась по мосту, переброшенному через могучую реку. Вода в ней была мутная, желтоватого цвета. - Весенний наводок? - спросил Миллер. - Осенний, - неожиданно поправил Гарсиа, полуобернувшись к Миллеру. - Наш уважаемый шофер прав, - сказал Четопиндо. - В Оливии все наоборот: в Европе весна - у нас осень, в Европе лето - у нас зима, в Германии - нацист, у нас - деятель демократического фронта. Недурно, а? - Он подмигнул Миллеру и захохотал, довольный собственным остроумием. Миллеру, однако, было совсем не до смеха. Он подумал, что генерал Четопиндо ведет себя как провокатор, столь откровенно разговаривая при шофере. Солнце между тем продолжало усердно согревать мчащуюся машину. "Черт бы побрал эту духотищу!" - выругался он про себя. Все вокруг вдруг показалось ему бесконечно чужим. Что ни говори, а вне привычной концлагерной обстановки, где, особенно в последние месяцы, он пользовался почти неограниченной властью над военнопленными и упивался собственной значимостью, Миллер чувствовал себя потерянным, все вызывало у него глухое раздражение. А тут еще эта несносная жар"... - Скоро приедем? - спросил Миллер. - Минут через сорок пять, - ответил Четопиндо, посмотрев на часы. После того как миновали широкую реку, окрестный ландшафт резко изменился. С каждым километром заросли по обе стороны дороги становились все гуще, и Миллер подумал, каких невероятных усилий стоило пробить сквозь них автостраду. - Вам, Карло, нельзя выходить на солнце с непокрытой головой, - сказал Четопиндо, покосившись на Миллера. - Оно прихлопнет вас в два счета. Когда приедем на место, раздобудем для вас у старины Шторна сомбреро. Такое, как у Гарсиа, - добавил он, кивнув на шофера. - Я читал, что в жарких странах, таких, как ваша, - сказал Карло, - лучше всего защищает голову от солнца тропический пробковый шлем. Четопиндо улыбнулся насмешливо, и Миллер понял, что в чем-то попал впросак. - Бьюсь об заклад, что во всей Оливии вы не найдете ни одного тропического шлема, если не считать краеведческих музеев, - проговорил Четопиндо. - Почему? - Потому что пробковый шлем стал в нашей стране символом колониального угнетения, - пояснил генерал. - В пробковых шлемах ходили белые колонизаторы, а Оливия изгнала колонизаторов еще в прошлом веке. Так что не советую заводить у нас речь о тропическом шлеме: вас могут неправильно понять со всеми вытекающими отсюда последствиями... Верно я говорю, Гарсиа? - возвысил голос Четопиндо, перекрывая урчание мощного мотора. Шофер улыбнулся: - Верно. - Когда твоя свадьба, Гарсиа? - Через двенадцать дней, - сразу же отозвался шофер. - Поздравляю! - Спасибо, генерал, - ответил Гарсиа, на мгновение обернувшись. - Его невеста - дочь Орландо Либеро, - сказал Четопиндо, обращаясь к Миллеру. - А кто это? - Сразу видно, что вы новичок в этой стране. Миллер привалился к открытому окну машины, тщетно стараясь освежиться. - Эге, да вас совсем развезло, голубчик, - присвистнув, протянул Четопиндо. - Может, остановимся на минутку? - попросил Миллер. - Мне нехорошо. - Сейчас вам станет хорошо, - пообещал Четопиндо, вытаскивая из кармана портсигар. Закурив, генерал посмотрел в осоловелые глаза немца и, улыбаясь, покрутил ручку и полностью закрыл окно. - Ты, Гарсиа, привычен, с тобой от малой дозы ничего не случится... - донеслось как бы издалека до Миллера. Машина быстро наполнилась ароматным, сладковатым дымом сигары. "Зачем он окно закрыл? И так дышать нечем", - подумал Миллер, но высказать эту мысль у него уже не хватило сил: голова безвольно откинулась на спинку сиденья, странное онемение разлилось по телу. То ли от жары, то ли от быстрой езды, то ли от обилия новых впечатлений его вдруг одолела непреодолимая сонливость. Засыпая, он подумал о странной вещи: хотя капитан Педро курил дешевые сигареты, а генерал Четопиндо - дорогие гаванские сигары с золотым обрезом и стилизованной короной, дым от тех и от других припахивал одинаково. Миллер погрузился в забытье, глубокое как пропасть. Ему приснился необычный сон, причудливый, хаотичный, рваный. ...Безлюдный порт, безлюдный город. Старинная ратуша, острокрышие, словно игрушечные домики. По рельсам мчится грузовой трамвай, только вместо колес у него ноги заключенных. Десятки, сотни ног, в сбитой обуви, кровоточащие. Они мелькают, перебирая изо всех сил, башмаки стучат о булыжник - отсюда грохот... Миллер врывается в будку водителя и обнаруживает там заключенного француза. В тот же момент трамвай останавливается. Ноги заключенных разом подкашиваются, и вагон опускается на дорожное полотно: буммм!.. Они выскакивают из вагона - Педро, его команда и Миллер - и углубляются в узкую извилистую улочку, по пояс погруженную в молочный туман. Позади слышен топот. Погоня! Миллер, бегущий сзади, оборачивается: их догоняют ноги заключенных, вырвавшиеся из-под трамвая. Только ноги, лишенные туловищ. А может, туловища скрыты туманом?.. С каждой секундой ноги все ближе. Миллер хочет крикнуть, но ему не хватает воздуха. Ноги почти настигают беглеца, они сейчас затопчут его!.. Единственное спасение - стать невидимым, исчезнуть, но это невозможно. В детстве - это было еще в Дрездене - отец читал ему старую книжку, где рассказывалось о злоключениях одного коммивояжера, который превратился в насекомое. Если можно было бы последовать его примеру! Но увы!.. Преследующие его ноги вдруг в нерешительности замедлили бег. Педро на ходу оборачивается и протягивает ему руку, и в то же мгновение преследователи, почти настигшие его, исчезают, словно растворившись в тумане, а вместо них появляется капитан затонувшего "Кондора". Он отыскивает нужный дом, стучит в дверь. - Педро, бродяга! Какими судьбами? - восклицает хозяин, который долго боялся отворить. - Есть дело, старик, - отвечает Педро. Они рассаживаются вокруг старинного дубового стола, занимающего добрую половину комнаты. Хозяин суетится, поглядывая на неожиданных гостей, на столе появляются несколько жестяных банок с пивом, нехитрая закуска - килька да кусок булки. - Все, что удалось раздобыть по карточкам, - бормочет хозяин, словно оправдываясь. - Богато живешь, - замечает Педро, вертя в руках банку с пестрой наклейкой. - И пиво по карточкам получаешь? - Что ты! - несмело, вроде бы виновато, улыбается хозяин. - Я поступил на пивной завод. Теперь это, наверно, единственное в городе предприятие, которое работает. Он сыплет и сыплет словами, частит, и Миллер замечает, что руки хозяина дрожат. - Хорошо, что ты пришел с ребятами, Педро, - продолжает хозяин. - А что? - переспрашивает капитан. - На днях в порт должно прийти судно за грузом пива. Французское. Рабочих рук не хватает, грузить ящики некому. Вот я и подумал, что... - Я сам подумаю, чем нам заняться, - резко перебивает его Педро. - Скажи-ка лучше, в городе тихо? Хозяин пожимает плечами. - Ты же сам видишь - город словно вымер. А что будет через час - один господь знает. Педро кивает, что-то обдумывая. Слава богу, на Миллера не смотрят. Он с наслаждением грызет маринованную кильку, потягивает пиво, погружая в него жесткие усы. - Ты с "Кондором", Педро? - спрашивает старик. Педро делает неопределенный жест. - Оставлять судно в порту опасно, - бормочет хозяин. - Немцы вот-вот могут вернуться, они начнут искать вас, и след приведет сюда... - Не волнуйся, божья коровка, - хлопает его по плечу Педро, - "Кондор" уже не отыщет ни один человек в мире. - Вы спрятали его? - Само собой. - В бухте? - Дальше, дружище, значительно дальше. "Кондор" на дне морском. Отплавался, бедняга... - Педро в нескольких словах рассказывает хозяину о своих злоключениях, не забыв упомянуть и Миллера. - Почему у вас на улицах пусто? - решился спросить кто-то из матросов. Миллер впервые услышал его голос. - Город восстал, - ответил хозяин. - Часть гарнизона мы сбросили в море, остальные боши удрали. - С каких пор ты занимаешься политикой, старина? - усмехается Педро. - Это не политика, а самозащита, - отвечает хозяин. - Теперь вот ждем карательную экспедицию. Такие дела, будь они неладны... Ты-то что хотел? - вдруг в упор спрашивает он Педро. - Нужно воскресить "Кондор". - Воскресить, говоришь? - Вот именно. - Я не всевышний. - Зато ты знаешь в порту все ходы и выходы. Можешь ты раздобыть мне посудину, похожую на "Кондор"? Хозяин почесал затылок. Все смотрят на него, ожидая ответа. - Есть у меня на примете один ботик, - произносит он наконец. - Владельца я знаю, с ним можно столковаться. Название на борту сменить - пара пустяков... Но сам понимаешь, нынче такое время, что... - Ты о деньгах, что ли? - перебивает Педро. - Какие сейчас деньги... - У нас есть золото. - Это другое дело! - обрадованно восклицает хозяин. - Вот он заплатит за все, - Педро указывает на Миллера. Услышав эту двусмысленную фразу, Миллер вздрогнул и... проснулся от не слишком вежливого толчка генерала Четопиндо. Да, такого разговора не было тогда в Нильсене, но он вполне мог быть. Сон казался Миллеру реальным до ужаса. И наоборот - мчащуюся машину, подтянутого генерала Четопиндо и юного шофера Гарсиа он воспринимал как нечто нереальное. Четопиндо опустил стекло и выпустил дым из кабины. - Держу пари, вы видели сон, Миллер. - Видел... - Дикий, красочный, гротескный. - Откуда вы знаете? - Так всегда бывает. Первая доза марихуаны действует как первая любовь, - пояснил генерал и похлопал по портсигару. Машина свернула с дороги и, подпрыгивая, ехала теперь по узкой просеке. Ветки, скрежеща, царапали кабину. Они смыкались, образуя закрытый коридор. Миллер с трудом приходил в себя. Голова казалась набитой ватой. Почему-то подумалось, что сверху просека не видна. Они ехали довольно долго, подминая и ломая молодые побеги кустарника. Колея поросла травой и была еле заметна. Видно, этой дорогой ездили редко. Наконец по сигналу Четопиндо Гарсиа остановил машину. Перед ними возвышалась высокая, ослепительно белая ограда. Миллер, сколько ни всматривался, не мог обнаружить в стене никаких признаков ворот. Четопиндо вышел из машины, захлопнул за собой дверцу, сделал несколько шагов, разминая затекшие ноги. Несмотря на утомительную дорогу, жару и несколько выкуренных в пути "сигар мечты", генерал выглядел свежо. "А может, благодаря сигарам?.. Выступает словно цапля, проглотившая лягушку", - подумал Миллер. Сам он чувствовал себя совершенно разбитым, хотя тело было странно легким, почти невесомым. Генерал подошел к стене, выбрал участок, который, на взгляд Миллера, решительно ничем не отличался от соседних, и нажал на несколько неприметных бугорков в одному ему ведомой последовательности. Белые створки медленно и бесшумно раздвинулись. Четопиндо сел рядом с Гарсиа, и машина въехала на огороженную территорию, после чего створки сдвинулись сами по себе, столь же беззвучно. Территория, на которую они попали, была обширной и почти не возделанной. Гарсиа осторожно вел машину, руководствуясь указаниями Четопиндо. - Запустил Шторн свою усадьбу, запустил, - приговаривал генерал, поглядывая вокруг хозяйским глазом. - Да, впрочем, где ему справиться: у него ведь только один ассистент, а дел хватает... Машина миновала поляну, сплошь покрытую ковром опавших листьев. Ковер, шурша, прогибался настолько, что листья достигали бампера. - Надо помочь Шторну прибрать территорию, - сказал Четопиндо. - Надеюсь, ты не откажешься, Гарсиа? - Когда же я успею? - посмотрел на него Гарсиа. - Мы ведь сейчас выезжаем обратно. - Я передумал. Заночуем и выедем завтра. - Я сказал Росите, что сегодня вечером вернусь... - Напрасно. Может быть, ты ей еще сказал, куда собираешься ехать? - Нет, этого я ей не говорил. - А кому говорил? - Никому. - Это точно? - Точно. Вы же предупредили, что... - Хорошо, хоть на это ума хватило, - проворчал Четопиндо. - Да ты не унывай. Никуда не денется твоя Росита. Разлука укрепляет любовь, запомни это... Ну как, поможешь Шторну? - Как прикажете, генерал. Четопиндо поморщился. - Какие приказы? Чистка дорожек и срезка сухих веток, как ты знаешь, не входит в твои служебные обязанности. - Генерал говорил тоном доброго папаши, который журит сына, невзначай совершившего шалость. - Я сделаю все, что нужно, - сказал Гарсиа. - Ну и ладно, - кивнул Четопиндо. - Нет, нет, теперь налево... прямо... Езжай вон к тому коттеджу. Миллер с вожделением посмотрел на бассейн, расположенный рядом с коттеджем. Бассейн был до половины наполнен зеленоватой водой, в которой плавали желтые листья. На крыльцо вышел худой человек с орлиным носом и огромными кустистыми бровями, которые почти закрывали глаза. Трое приехавших вышли из машины. - Вот твой клиент, Шторн, - сказал Четопиндо и хлопнул Миллера по плечу. Хозяин спустился с крыльца, подошел к Миллеру и несколько минут разглядывал его. - Ну, как? - спросил Четопиндо. - Берешься? Шторн пожал плечами: - А когда я отказывался от твоих поручений? - Верно, старина. Ты солдат. - Увы!.. - вздохнул Шторн. - Но ты тот солдат, который станет маршалом. Обещаю тебе, - сказал Четопиндо. Шторн взял Миллера за подбородок. Пальцы его были холодными и липкими. - Все в порядке. Только вот очки меня смущают, - проговорил наконец Шторн. - Закажешь для него контактные линзы, - сказал Четопиндо. - Что еще? - Больше ничего. - Когда можешь приступить к операции? - Хоть сейчас. Миллер потер руки: - Отлично! - Может, пошлем пока твоего шофера в город за набором контактных линз? - предложил Шторн, кивнув в сторону Гарсиа, который подошел к бассейну, разглядывая плавающие листья. - А я потом подберу нужные... - У Гарсиа другие задачи, - сказал Четопиндо. - Значит, за линзами мой помощник съездит... Ладно, пойду готовиться, - озабоченно произнес Шторн. - В двенадцать часов жду вас в операционной, - кивнул он Миллеру. Миллер переспросил: - Дня? Шторн улыбнулся: - Ночи! В такую жару не то что оперировать - даже дышать трудно. - Я хотел бы пока выкупаться в бассейне, - сказал Миллер. - У нас есть дела, - ответил генерал. - Выкупаетесь попозже, вечерком. В жару купаться вредно. Гарсиа между тем успел раздеться и прыгнуть в бассейн. Он прыгал, хлопал руками по воде, вздымая тучи брызг, затем надолго нырнул. - Молодость, - вздохнул Четопиндо, бросив отеческий взгляд на своего шофера. Когда Гарсиа вынырнул, Четопиндо, Миллера и Шторна уже не было: они вошли в дом, спасаясь от палящей жары, обычной для оливийской осени. x x x Гарсиа плавал от борта к борту, чувствуя, как медленно отступает усталость после напряженной дороги. От одуряющих сигар Четопиндо он все еще ощущал легкое головокружение. "Когда-нибудь от этих проклятых сигар, которые курит шеф, я наеду на столб или свалю машину в кювет", - подумал Гарсиа. Он был очень расстроен. Дело даже не в том, что Четопиндо изменил свое решение сразу вернуться в порт и Роситу он сегодня вечером не увидит. В конце концов, такое случалось не впервой: Гарсиа по службе приходилось отлучаться из дому и на неделю, и на две, а одна его внезапная поездка с шефом длилась ни много ни мало - целых два с половиной месяца. Генерал Четопиндо без устали колесил по всей стране, в самых дальних ее уголках у него были какие-то свои дела, для Гарсиа непонятные. Да он и не старался вникать в них - шоферу это не положено. Сегодня утром в порту Гарсиа нос к носу столкнулся со своим приятелем Рамиро. Рамиро пробирался к выходу, что-то бормоча, - наверно, новые рифмы. Гарсиа окликнул его: - Рамиро! Ты что же это, друзей не узнаешь? Рамиро остановился, протянул руку. - Извини, домой спешу. - Ты чем-то расстроен? - Да, был у меня сейчас довольно неприятный разговор с одним субъектом... - А у меня сейчас поездка, - сказал Гарсиа. - Шеф вызвал. - Далеко? - Не знаю. - В такую жару вести машину не сахар, - посочувствовал Рамиро. - Твой шеф колесит по Оливии не меньше, чем я. Разница только в том, что он делает это с гораздо большим комфортом. - Между вами есть еще одна разница: мой шеф не сочиняет песни и не поет их. - Зато превосходно дирижирует. Сам знаешь, какими силами. - Меня это не касается. Политикой не интересуюсь. - Напрасно. - Есть вещи, Рамиро, поинтересней твоей политики. Мало ты за решеткой насиделся? Смотри, за твои песенки тебе когда-нибудь открутят голову. - Кстати, о песенках. Ты сегодня после поездки свободен? - спросил Рамиро. - Вечером я у Роситы. - Приходите вдвоем. Послушаете новую песню... Ну, вот... А он не увидит сегодня вечером ни Роситу, ни Рамиро. Что делать, такова работа... Даже в короткой разлуке Гарсиа тосковал по Росите. Нет, конечно, так никто еще на свете не любил, как Гарсиа и Росита. Это мог понять только Рамиро, недаром же он сочинил песню об их любви. "Росита..." Прошептав это имя, Гарсиа почувствовал, как заколотилось сердце. Они встречаются уже год. У Роситы прохладная кожа и ласковые губы, черные как ночь глаза и стремительная походка... Но, кажется, это уже слова из песни Рамиро. У них будет сын - в этом Гарсиа уверен. Это будет толстощекий бутуз, забияка и непоседа. Они назовут его Орландо - в честь деда. Гарсиа вылез из бассейна и, не вытираясь, оделся. Долго же он плескался! Солнце приметно склонилось к горизонту, но жара не спадала. Гарсиа снова и снова возвращался мыслью к разговору в машине, оставившему неприятный осадок: что-то в тоне Четопиндо заставило его насторожиться. Надо как-то отвлечься, убить время. Гарсиа отыскал за домом грабли и принялся сгребать листья в кучи. "Вечером их можно будет поджечь, получится неплохой фейерверк", - подумал он. x x x После того как они легко перекусили на веранде, генерал, поманив за собой Миллера, уверенно прошел в гостиную: чувствовалось, что он бывал здесь не раз. Четопиндо опустился в кресло-качалку. - Садись, - указал он Миллеру на стул. - Нам нужно кое-что обсудить. Миллер присел, отметив, что Четопиндо перешел с ним окончательно на "ты", очевидно таким образом подчеркивая особую доверительность. - Ты, наверно, удивляешься, Карло, - собеседник ласковым тоном назвал его по имени, на свой манер, - почему я, генерал Четопиндо, уделяю тебе столько времени и внимания? Зачем вожусь с тобой? Ну, удивляешься? Только по-честному. - Удивляюсь. Генерал подбросил в руке кольт. - Я объясню тебе, Карло. Такой человек, как я, нуждается в надежных помощниках. После пластической операции ты приобретешь совершенно новое обличье. Тебя не узнает ни одна душа в мире, даже мать родная. Шторн в своем деле мастак, на опыте проверено. Короче говоря, Карло Миллер сегодня ночью исчезнет, и родится... Кстати, ты не придумал себе новое имя? - Нет еще... - Давай-ка придумаем вместе, - предложил Четопиндо, играя кольтом. - Ну? - Может быть... Харон? - брякнул Миллер, тут же пожалев о сказанном. - А может быть, Зевс? Или, того лучше, Афина Паллада? - не без сарказма заметил Четопиндо. - Не мудри, чем проще будет твое новое имя, тем лучше. Они помолчали. Миллер исподлобья озирал комнату, в которую его забросила судьба. - Идея! - воскликнул вдруг Четопиндо, хлопнув себя по лбу. - Послушай, фамилия Миллер распространена у немцев? - Очень, - ответил Миллер, не понимая еще, куда клонит Четопиндо. - Имя Карло, я думаю, тоже не меньше распространено, - продолжал генерал. - Конечно. - Поэтому мы оставим тебе прежние имя и фамилию! - воскликнул Четопиндо. - По обличью-то ты станешь совершенно другим, новым человеком. Состряпаем тебе приличную легенду, и твоя прежняя фамилия будет тебе надежным щитом. Ну как, принимаешь мою идею?.. - Видите ли, ваше превосходительство... - К черту церемонии! - перебил гене