ал себя легко и непринужденно, будто всю жизнь тем и занимался, что общался с проститутками. А ведь я покупал женщину впервые. Никаких моральных мук, если вас это интересует, я не испытывал. Если что и волновало меня, так это чувство новизны и предвкушение разнузданного блаженства, которое обещали формы профессиональной совратительницы. -- Садись, -- кивнул я на свободное место рядом с собой. -- Как тебя зовут? -- Алина. Врет, наверное. -- Красивое имя. А я -- Вадим. Что будешь пить, Алина? Она молниеносно, но цепко посмотрела на бутылку коньяка, почти полную, и ответила: -- То же, что и ты. Я наполнил бокалы. -- За знакомство! В тебе, Алина, есть что-то от леди Винтер... По недоуменной тени, пробежавшей по ее лицу, несложно было догадаться, что она не читала даже Дюма. Да ведь я и не собирался вести с ней литературную дискуссию! Мне не терпелось скорее добраться до этого гибкого тела, посмотреть, так ли оно хорошо без костюмчика. Она выпила, держа рюмку двумя пальцами и оттопырив мизинец. Затем призывно улыбнулась мне. Некоторое беспокойство в глубине ее глаз исчезло. Видимо, она успела решить, что я для нее не представляю опасности. -- У тебя очень милая улыбка, -- заметил я. Это был последний комплимент, после которого я собирался перейти в лобовую атаку. -- Ты мне тоже нравишься. -- Выпьем еще? -- Не откажусь. И поужинать не мешает. Ладно, котик? -- Послушай, Алина... -- Я погладил ее по руке. Та была горячей и сильной. -- Давай договоримся о двух вещах. Во-первых, ты не будешь называть меня ни котиком, ни зайчиком, ни лапонькой, хорошо? -- А как ты хочешь? -- Ну... Милый, дорогой, любимый... Настал ее черед веселиться. -- Ладно, миленький. Заметано. Так ты угостишь меня ужином? -- А это второй вопрос, -- ответил я. Она тут же поскучнела, но я поспешил ее успокоить: -- Ужин, безусловно, за мной. Но я предлагаю сделать это в другом месте. -- В каком? -- У меня дома. Наберем сейчас закусок, какие ты сама выберешь, корзину шампанского и -- вперед! Согласна? Она ответила мне откровенным взглядом. -- Тогда и я спрошу, ладно? -- Валяй! -- Сколько ты мне заплатишь? Учти, я дорогая женщина. Мужики ко мне липнут как мухи на мед. Я молча достал из кармана одну из пачек, помахал ею в воздухе и снова спрятал. "Ночная бабочка" так и затрепыхала крылышками... -- Значит, ты меня не обидишь? -- Как поработаешь, так и получишь. -- Ты хочешь на пару часиков или на всю ночь? Я, вообще-то, выносливая, -- похвастала она. -- Там будет видно. Может, на целую неделю загудим. Наклонившись, она легонько, но чертовски дразняще поцеловала меня в щеку, одновременно ее рука легла под скатертью на мою ногу: -- Ах ты, шалун... Ответить я не успел. У стола в позе Каменного Гостя застыл какой-то квадратный краснорожий тип со стриженым затылком и коротким рыжеватым чубчиком. Его светлые глазки с белками как у вареной рыбы пылали неистовой лютостью. Смотрел он мимо нас с Алиной. -- Владимир! -- рявкнул он тоном удельного князька, жаждущего крови отступника. Несмотря на шум, гам, музыку и танцы, наш гарсон немедленно возник из-за портьеры. Лицо у него было пепельно-бледное. -- Почему мой стол занят?! Я с интересом ожидал развития событий. Вовчик, который, как я уже отмечал, производил впечатление человека самоуверенного, от страха готов был напустить в штаны. -- Не знаю... -- пролепетал он, дрожа всем телом. -- Не понимаю, как это получилось... Какое-то помутнение нашло... Бес попутал... Ей-Богу! Я не спешил на выручку. Спектакль на десерт -- совсем даже неплохо. А краснорожий продолжал наливаться бешенством. -- Забыл, кто ты такой?! -- шипел он, глядя прямо перед собой и по-прежнему не замечая нас с Алиной, будто мы были парочкой манекенов. -- Завтра же вылетишь отсюда к такой-то матери! Улицу пойдешь подметать! Ну! Долго мне еще ждать?! -- За его спиной появились двое накачанных пижонов, наверняка знакомых с приемами каратэ. Вовчик, чуть не плача, подлетел ко мне и сбивчиво зачастил: -- Извините, пожалуйста, произошла ошибка. Оказывается, этот столик был заказан. Очень уважаемым клиентом. Очень! Вы не согласитесь пересесть? Мы живо организуем вам другое место, еще удобнее... И бутылочка за счет ресторана. -- С какой стати? -- громко осведомился я. -- Мне и здесь очень нравится. А тебе, дорогая? Алина молчала. Краешком глаза я заметил, что красотка нервничает не хуже моих однокурсниц перед сдачей зачета. В этот момент краснорожий сделал вид, будто только сейчас разглядел меня -- досадного, невесть откуда залетевшего комара. Его поросячьи глазки сомкнулись в щелки. Он все же соизволил одарить меня, правда, единственным словом: -- Выметайся! Я принял еще более вольготную позу и выпустил в его сторону струйку дыма: -- Вы что-то сказали, товарищ? Должно быть, мое спокойствие его озадачило. Настолько, что он расщедрился на целую фразу: -- Это мой стол! Я от души рассмеялся: -- Товарищ! С каких это пор в советских ресторанах существуют персональные столы? Бедняжка Алина сидела ни жива ни мертва. А рядом безостановочно, как попугай, бубнил Вовчик: -- Ну пожалуйста... Очень вас прошу... Любой другой столик... За счет ресторана... Амбалы за спиной краснорожего придвинулись ближе. На лице одного из них -- этакого героя латиноамериканских фильмов -- появилась блуждающая полуулыбка. А важный тип, наш Каменный Гость, до которого наконец-то дошло, что над ним потешаются, сорвался в штопор. -- Молокосос! Мальчишка! Ссыкун! -- заорал он, не обращая ни малейшего внимания на окружающих. (А за нашей перепалкой уже наблюдало ползала.) -- Да знаешь ли ты, с кем говоришь?! -- Со старым козлом, -- ответил я. Получилось грубовато, но эффектно. Вдруг он успокоился. -- Ладно, недоумок. Ты, значит, еще не поужинал? Отлично! Сейчас из тебя сделают отбивную и тебе же дадут ее сожрать. Понял?! Ты и твоя стерва! Набычившись, он бросился на меня, рискуя перевернуть стол. Алина взвизгнула. Вовчик готов был грохнуться в обморок. Смолк оркестр, замерли танцующие. Теперь уже весь зал -- до единого человека -- наблюдал за перипетиями нашего скандала. Импульс биополя -- и один из амбалов, тот самый "латиноамериканец", ухватил своего босса за уши и ткнул багровой физиономией в большое блюдо с салатом. Со стороны могло показаться, что парень попросту поскользнулся и все произошло случайно. Тем разительнее был эффект. Когда краснорожий выпрямился, было на что полюбоваться, скажу я вам. Ему бы взять салфетку да утереться, а он для чего-то принялся размахивать руками, вдобавок повернувшись лицом к залу. Майонез, стекающий по щекам, и колечко лука, повисшее на грушевидном носу, делали его похожим на клоуна. Ресторанная публика, притом находящаяся в сильном подпитии, -- особая, не склонная к сантиментам. Вид оплошавшего краснорожего Приводил на память кинокомедии Чарли Чаплина и Макса Линдера, которые в ту пору снова с успехом шли на экранах. Хохот стоял дикий. Наконец мой противник позорно бежал с поля боя -- должно быть, к умывальнику. Оба амбала последовали за ним, при этом усатый бросил на меня взгляд, каким палач награждает будущую жертву, сильно насолившую ему. Я наслаждался триумфом. -- Миленький, пошли скорее, тут есть второй выход... -- потянула меня за рукав Алина. -- Погоди, дорогая... Давай выпьем. Но она уже нервно поднялась: -- Пойдем, миленький... Разве я сам хотел не того же? Тем более враги повержены. Пора в интимную обстановку. У колонны, держась рукой за сердце, страдал Вовчик. Я сунул ему несколько купюр. -- Это за ужин и доставленное удовольствие. Не дрейфь, Вовчик! Резервирую этот столик за собой! А Алина упорно тащила меня прочь от зала -- по каким-то коридорам, через кухню, мимо ящиков и мешков. Похоже, она прекрасно здесь ориентировалась. Наконец мы оказались в тесном дворике. Опять какие-то ящики, затем калитка и -- боковая улочка, темная и пустынная. Мне наскучила эта беготня. Я остановился и привлек Алину к себе. -- Погоди, хочу тебя поцеловать... Красотка дрожала как осиновый листок. -- Это ужасный человек, -- выдохнула она, пряча губы. -- Напрасно ты так с ним. Ой, напрасно! "Козла" он тебе не простит. Никогда. Лучше бы тебе уехать на время. -- Ох, как страшно! -- усмехнулся я. -- Ты не понимаешь... Это же Китель! Да и Макс -- мерзавец не лучше. -- Она принялась заламывать свои пальцы с ярким маникюром: -- Господи! Как мне не повезло! Надо же было оказаться с тобой именно сегодня! Теперь они и меня начнут доставать. Кажется, она была близка к истерике. Я взял ее за плечи и грубо встряхнул: -- Ну, хватит! Мне плевать на этого типа, поняла?! Сожму его как тряпку и вытру ноги. Она посмотрела на меня с каким-то новым выражением: -- Ты по правде не боишься? -- А ты разве не чувствуешь? Она доверчиво прильнула ко мне: -- Чувствую... Ты такой сильный... -- Затем вздохнула, будто преодолевая что-то в себе, и добавила совсем другим -- беспечным -- тоном: -- Ну и пусть! Обратно уже не воротишь, зачем тогда переживать? -- Вот это разумная мысль. За нее стоит поцеловаться. Еще через пару минут все ее страхи улетучились окончательно. -- А вообще, здорово ты его! Ну и рожа у него была, обхохочешься... От "Волны" до моей новой квартиры было метров триста. С проспекта доносились голоса, звон трамваев. Но здесь, в узеньком проулке, обрамленном высокими тополями и кустами сирени, было тихо, темно и безлюдно. Мы то и дело останавливались, чтобы поцеловаться. Алина распаляла мое воображение все сильнее. Наконец мы пришли. Опускаю описание дома и квартиры, ибо вы, мой драгоценный друг, однажды были у меня в гостях и должны помнить подробности. Замечу только, что, хотя в тот вечер я вошел в доставшуюся мне квартиру тоже впервые, как и Алина, у меня было ощущение, что я все в ней знаю: то есть я знал, где находятся выключатели, куда выходят окна, чем наполнен холодильник и так далее. Пока я собирал легкую закуску, Алина успела заглянуть во все углы. С интервалом в три секунды до меня доносились ее восхищенные возгласы: -- Ой, какой у тебя хрусталь! Вот это ковер! А это что? Видик! А кассеты есть? Это родителей квартира? -- Моя собственная. -- Врешь! -- Ну зачем мне врать? -- А жена у тебя есть? -- Нет. -- А любовница? -- А ты, кажется, из любопытных, -- урезонил ее я. Она нежданно смутилась: -- Извини. Я просто хотела узнать, кто же у тебя убирает. Везде так чисто. -- Старуха приходит. С клюкой. -- А вот сейчас точно врешь! Небось меняешь любовниц как перчатки... Не дождавшись ответа, она снова учинила визг: на сей раз по поводу шкуры бурого медведя, что возлежала в спальне перед широкой кроватью. Из оскаленной пасти торчали мощные клыки. -- Миленький, а это у тебя откуда? -- Подстрелил однажды в Забайкалье, -- на ходу сочинил я, входя в комнату. Я собирался пригласить Алину на кухню -- выпить еще немного и, наконец, заняться любовью. Но когда я увидел, как она, склонившись, оглаживает эти клыки, мне безумно захотелось овладеть ею немедленно, прямо на этой шкуре. -- Ой, какой ты у меня храбренький! -- пропела она. -- А я, когда увидела тебя там, в "Волнушке", не знала, что и подумать. Делаешь шикарный заказ, а одет хуже задрипанного инженера. -- Был когда-то такой принц -- Гарун-аль-Рашид. Он любил переодеться в простое платье и побродить среди своих подданных. -- Я присел рядом и принялся расстегивать ее пуговицы. -- Так ты -- принц? Ты и вправду принц? -- Она умело занялась моей одеждой. -- Самый натуральный... Наконец-то я справился с ее пуговками и начал освобождать ее от костюмчика. -- Ой, какой ты горячий... -- прошептала она. -- Люби меня сильно-сильно, обещаешь? Ты мне так понравился сегодня... Она продолжала еще что-то шептать, но я уже не различал смысла слов. Ее облик более не воспринимался мною как вульгарный. Скорее, вульгарно вел себя я, набросившись на нее как изголодавшийся, переполненный похотью и спермой самец. Это была одна из самых чудесных ночей в моей жизни. Может быть, самая чудесная... Разбудил меня неясный шорох. Я разлепил веки. За окном занимался бледный рассвет. Накрапывал мелкий дождик. Нагая Алина стояла возле кресла, куда вчера сама же зашвырнула мою одежду, и воровато шарила по моим карманам. -- Алина! Она вздрогнула и как-то жалко, заискивающе улыбнулась: -- Я... я просто хотела посмотреть... то есть это упало, а я хотела поднять... Мое романтическое настроение как ветром сдуло. Все очарование минувшей ночи рассеялось бесповоротно. Я нехотя поднялся и подошел к ней, имея огромное желание влепить ей оплеуху. Она виновато сжалась, даже ее яблочные груди сморщились. Я достал несколько кредиток и налепил ей на плечи, как погоны. -- Держи! Пять минут на сборы, и чтобы духу твоего здесь не было! -- Но, миленький... -- залепетала она. -- Ничего же не случилось... Ты был такой ласковый... -- Одевайся, не то вылетишь на лестницу в чем мать родила. Я отрешенно наблюдал, как она влезает сначала в свои невесомые трусики, затем в смявшийся костюм. Ее прелести более меня не волновали. Просто я не хотел, чтобы она умыкнула что-нибудь из квартиры. Затем я подумал, что стоит заглянуть в ее сумочку. И точно: там покоились две золоченые ложки из моего парадного столового набора. Она принялась опять что-то лепетать в свое оправдание, но я взял ее за руку, выволок в прихожую и подтолкнул к двери: -- Мотай, с попутным ветерком! Она робко посмотрела на меня: -- Миленький, а там дождик... -- Иди, иди! Не сахарная. Она усмехнулась. В дерзких глазах был вызов. -- Знаешь что, миленький? А пошел ты... -- И она загнула фразу, от которой поперхнулся бы и завзятый матерщинник. Ее каблучки звонко зацокали по узорчатой плитке, которой была выложена лестничная площадка. Вот дурища! Я намеревался провести с ней несколько дней, щедро одарить... Она сама все испортила, шлюха! Ну и пусть катится! Я прошел в комнату и раскрыл створки шкафа. Ого! Гардеробчик-то у меня завидный! Я насчитал четыре костюма: классическую черную тройку, темно-коричневый, светлый летний и джинсовый. Кроме того, я обнаружил три новые куртки, двенадцать сорочек, шесть пар обуви и груду всевозможного белья -- все прекрасного качества. А вообще-то надо поближе познакомиться с доставшимся мне "наследством". Кажется, у меня есть машина, которую я умею водить, и дача где-то в престижном курортном пригороде. Вот и ключи от машины -- висят на бронзовом гвоздике возле зеркала, как и говорил Мамалыгин. Через полчаса я спустился во внутренний двор нашего дома -- тихий, зеленый, чистый, без помоек и мусора. В песочнице возилось несколько малышей. В глубине тянулись капитальные кирпичные гаражи. На одном из них я заприметил табличку с номером моей квартиры -- "32". Открыв ворота, я едва сдержал возглас восхищения. Не гараж, а мечта автолюбителя! На полках вдоль стен аккуратно разложены инструменты, запчасти, метизы... Сбоку -- канистры, в углу -- штабель запасной резины, огненно-красный огнетушитель. А над ремонтной ямой стоит она, нежно-кремовая красавица "Волга" -- новенькая, сверкающая лаком. Ни разу в жизни не доводилось мне держать в руках руль, но сейчас возникло стойкое ощущение, что я довольно уверенно владею навыками вождения и люблю промчаться с ветерком. Усевшись на водительское место, я включил зажигание. Мотор работал как часы. Я вывел "Волгу" во двор, запер двери гаража, после чего помчался в Жердяевку на поиски своей дачи. Рука плавно поворачивала руль, нога в меру нажимала на газ, а глаза автоматически улавливали, каким цветом горит светофор. Я уверенно держал дистанцию, а когда надо, решительно шел на обгон. Я наслаждался скоростью, самим процессом перемещения по утреннему шоссе, хохотал от счастья, вторя пению мотора. Но вот город остался позади. Последние его кварталы укрылись за березовой рощей, перешедшей вскоре в густой хвойный лес. После несильного утреннего дождя воздух был напоен ароматами распускающихся почек, живицы, молодой травы, подземных соков, которые жадно пила вся растительность. Промелькнул мостик через крохотную речушку, чьи берега покрывали заросли орешника. К дороге опять подступили березки, а вот и она -- Жердяевка! После городской суматохи и копоти поселок поистине выглядел райским уголком. На зеленых улочках царила патриархальная тишина. Лишь бодрый стук дятла временами прерывал ее. За высокими крашеными заборами в окружении зелени расположились особняки и коттеджи. Ведомый то ли наитием, то ли информацией на уровне подсознания, я без особых хлопот разыскал нужный тупичок, а в нем -- "унаследованную" дачу. Это был просторный бревенчатый теремок в два этажа с пристроенной верандой. На макушке небольшой башенки, поднимавшейся над правым крылом, трепетал на ветру флюгер в виде задиристого петуха. Двор вполне годился для мини-стадиона. В его глубине тянулись хозяйственные пристройки, а перед крыльцом цвели свежие клумбы. Оставив машину перед запертыми на висячий замок воротами, я с удовольствием размялся и двинулся к дому. Большая комната гостиничного типа на первом этаже была обставлена не хуже моей городской квартиры. Особенно восхитил меня камин, отделанный розоватыми плитками мрамора с узорной литой решеткой. Правда, это чувство несколько поблекло, когда я зашел в помещение, пристроенное с тыла. Это был бассейн. Такой домашний крытый бассейн с застекленным фонарем наверху. Лестница, ведущая наверх, слегка поскрипывала, не то приветствуя нового хозяина, не то желая о чем-то поведать. На втором этаже я насчитал три спальни и два чулана. В конце коридора виднелась узкая винтовая лесенка, ведущая куда-то наверх. Я вспомнил о башенке с флюгером. Со двора она показалась мне обычным архитектурным украшением. Но, очевидно, внутри тоже имелось помещение. Я поднялся по узким ступенькам и оказался перед низкой дверцей, запертой на английский замок. Странно. Ведь ни одна другая дверь в доме не была закрыта. Я достал из кармана связку ключей и принялся подбирать подходящий. Замок щелкнул, дверь распахнулась. Внутри была комната -- более просторная, чем можно было ожидать, глядя на сооружение снизу. Посередине стоял стол старинной работы с выгнутыми дубовыми ножками и массивной столешницей, а на нем -- пишущая машинка. Рядом лежали стопка чистой бумаги и папка с копиркой. Впритык к столу был придвинут тяжелый стул с высокой резной спинкой. На стене -- так что со стола не составляло труда дотянуться рукой -- висело несколько пустых полок. В башне имелось два окна: одно, широкое, -- выходило в сад, за которым тянулся лесной массив; второе, круглое, похожее на иллюминатор, смотрело во двор. Сколько раз, лежа на студенческой койке и тихо страдая оттого, что в этом бедламе нельзя сосредоточиться и засесть за рассказ, просящийся на бумагу, я мечтал о такой вот уединенной башне с окном, выходящим в весенний сад, о башне, где нет ничего лишнего, но есть все необходимое для творческой работы! Где никто не врубит шлягер, от которого тебя тошнит, не заведет банальной истории об очередной девице, не пристанет с просьбой растолковать последнюю лекцию по сопромату. И вот передо мной -- точное воплощение моей мечты. Отчего же на душе становится все тревожнее? Почему шумит в висках? Что за голоса тихонько шушукаются в пустоте? Во дворе промелькнула легкая тень. Я опрометью бросился на крыльцо. На дорожке, вымощенной кирпичом, стоял сухонький подтянутый старичок в выцветшей офицерской рубашке. -- Здравия желаИм! -- почтительно воскликнул он. -- Добрый день! -- Стоило мне оказаться на солнечном свету, как смутные страхи рассеялись. -- Выходит, вы и есть молодой наследник? -- плутовато сощурился он. -- Допустим. А вы кем будете? Он прокашлялся и бодро отрапортовал: -- Разрешите представиться: Иван Васильевич Пономарец, собственной персоной! Сторожил дом в отсутствие вашего дядюшки. А моя супруга, Фекла Матвеевна, стряпала, когда он отдыхал от своих важных занятий. Ваш дядюшка, царствие ему небесное, привечал нас как родных. Вот я и решил разузнать, захотите ли вы, чтобы все оставалось по-старому, или будете искать замену? -- Он махнул рукой через улицу: -- Мы живем неподалеку, у нас свой дом еще с тех времен, когда здесь деревня была. Нас тут все знают, можете поинтересоваться, ежели желаете. -- Что ж, пусть все остается как при дяде. Он почтительно вытянулся: -- Премного благодарны! -- Кстати, почему вы решили, что я -- дядюшкин наследник? Может -- обыкновенный жулик? Он хихикнул: -- Как можно! По машине сразу и признал. Да и по повадке видно. Разве жулик станет открыто ходить по чужому дому? Притом дядюшка говорил о вас. -- Говорил обо мне? -- Ну да! Был-то он вдов, своих детей не имел. И часто говорил -- если вдруг случится беда, то завещаю все свое имущество любимому племяннику -- Вадиму Федоровичу Ромоданову. Мы вас уже который день поджидаем... -- Вы хорошо знали дядю? -- Да как сказать... Лет с полтора десятка будет. Бывало, наедет он, крикнет с порога: "Васильич, рюмку выпьешь?" Как не выпить? Ну, расспросит о том о сем, а после скажет: "Ладно, Васильич, иди, мне работать пора". Душевный был человек! -- И часто он... наезжал? -- Да не сказать чтобы очень. Все больше летом. А зимой дом, считай, пустовал. -- Отчего он умер и как? -- Я направил на старика сильный импульс. -- Одному Богу известно, -- вздохнул он. -- Постойте, разве вы не присутствовали на похоронах? -- Выходит, так, -- смутился Пономарец. -- Помер-то он, значит, не в Жердяевке и даже не в городе, а где-то за границей, в командировке. Даже не знаю, в какой стране. Ведь ваш дядюшка был, значит, из секретного института и лишнего ничего не говорил. Но однажды признался: если умру, говорит, то завещаю свое тело для научных опытов. Так что хоронить нам его не довелось. -- Он печально вздохнул. Было о чем призадуматься. Я-то после беседы с Мамалыгиным полагал, что "дядя" -- некое вымышленное лицо, необходимое для правдоподобия моей легенды. Но вот оказывается, что этот человек существовал на самом деле и исчез в тот самый момент, когда мне предложили стать агентом планеты Диар. Странная смерть где-то "за бугром"... Странное завещание относительно своего тела... Мне подумалось, что ни в квартире, ни здесь, на даче, на мои глаза так и не попалось ни одной бумажки, проливающей свет на "дядюшкину" жизнь. А ведь как ученый он должен был оставить хоры рукописей, архив... -- Гости у него бывали? -- Вот чего не было -- того не было. Очень он личный покой уважал. -- А женщины? Пономарец хихикнул: -- Никогда! Однажды я говорю ему: "Хозяин, не пора ли тебе жениться, как всем нормальным людям?" А он отвечает: "Я, Васильич, сызмальства к этому племени интереса не имею. Одна суета!" Ужимки старика мне не очень понравились. -- Дядя был прекрасным человеком, -- строго сказал я. -- Память о нем должна оставаться светлой. -- Само собой, -- понятливо кивнул он. -- Это я только вам, как молодому наследнику... А так -- ни гу-гу, даже соседям. Плутоватость старика была для меня очевидна. Может, стоило от него избавиться? Но я прикинул, что со временем смогу вытянуть из него еще кое-какую информацию. Вслух сказал: -- У меня другие привычки. Теперь в этом доме часто будут появляться гости. Работы у вас прибавится. Я согласен доплачивать, если у нас будет полное взаимопонимание. -- Не сумлевайтесь! -- заверил Пономарец, и я мог бы поклясться, что он умышленно коверкает язык. -- Будете очинно довольны! -- Рюмочку выпьете? -- С превеликим удовольствием! -- крякнул он. -- Вот ваш дядюшка, бывалоча, наедет да так крикнет с порога... -- Это вы уже рассказывали. Я провел его к машине, достал из "бардачка" бутылку и налил почти полный стакан. -- Ну, за вате здравие, молодой наследник! Он выпил со сноровкой, доказывавшей многолетнюю практику. -- Ох, хороша! Забориста! -- А что за башенка наверху? -- А-а, с хлюгером... В ней ваш дядюшка любил заниматься своими учеными трудами. И все больше по ночам. Бывалоча, вся Жердяевка спит, одно только круглое окно у него и светится. Я однажды говорю: "И охота тебе, хозяин, на эту верхотуру лазить?" А он отвечает: "У меня, Васильич, вдохновение там появляется"... -- Язык у Пономарца начал заплетаться. -- Бассейн в доме работает? -- прервал я его излияния. -- В лучшем виде! -- ухарски воскликнул он. -- Насос, подогрев, все как в аптеке. Если желаИте поплескаться, я мигом включу. -- Мигом не надо. А попозже включите. Возможно, я сегодня еще вернусь. С гостями. -- Хозяи-ин! -- Он покачнулся. -- Встретим в лучшем виде! Поручив деду навести в доме и вокруг идеальный порядок, я сел в машину и направился на лекции. * * * Мой родной институт располагался тоже за городом, только с противоположной -- северной -- стороны. Шесть корпусов -- из них три общежития -- выстроились елочкой в довольно-таки унылой местности. Тогда была мода возводить вузгородки на отшибе, словно какие-то вредоносные объекты. Сразу же за объездной дорожкой тянулись колхозные поля, которые регулярно обрабатывались ядохимикатами. Когда оттуда дул ветерок, в аудиториях -- даже при закрытых окнах -- стояли отнюдь не жердяевские запахи. Я припарковал свою "Волгу" на общей стоянке. Обычно здесь съезжались дюжины две-три "Москвичей" и "Запорожцев", принадлежавших преподавателям и студентам из имущих семей. На нашем курсе машиной не владел никто. Я уже выбрался из салона, когда со стороны города показался переполненный "Икарус". Допыхтев до остановки, он распахнул двери, выпустив из своих недр едва не полфакультета. А вот и наши корифеи -- Виталий и Олег. Оба долговязые, но спортивные. Виталий темный, Олег светлый. Идут, отчаянно о чем-то споря. Должно быть, спорили и в автобусе, не обращая внимания на давку. Интересно, если их высадить на необитаемый остров, долго ли продлится эта дружба? -- Привет, старики! Оба остановились, удрученно глядя на меня. -- Вадик, мы тебе сочувствуем. От всей души, -- сказал Виталий. Олег солидарно кивнул. -- Сочувствуете? -- сощурился я. -- А что за беда стряслась? Меня сняли со стипендии за прогулы? Или влепили выговор по комсомольской линии? Они удивленно переглянулись. -- Ну как же... -- осторожно проговорил Виталий. -- Умер твой близкий родственник... Или мы что-то напутали? Вот те раз! Надо же было сунуться к ним с сияющей рожей! Но я и понятия не имел, что слух о кончине моего дорогого дядюшки успел так широко распространиться. Четко работают диарцы! Как же выкрутиться? Я выдал первое, что пришло в голову: -- Все так, к сожалению... Мой славный дядя... Понимаете, он был большим оригиналом, верил в переселение душ и перед смертью завещал вспоминать его только с улыбкой... Они опять переглянулись, синхронно похлопали меня с двух сторон по плечам и двинулись дальше. Конечно, мне ничего не стоило воздействовать на этих гордецов биополем, вызвав у них прилив дружеского чувства ко мне. Но я не хотел легкой победы. Ребята, я сделаю так, что вы сами попроситесь в мою компанию. И тут я увидел Лорена. Вот на ком я отыграюсь сегодня! Коварный план сложился сам собой. -- Привет, старина! -- крикнул я ему. -- А-а, ты... -- Он кивнул и тут же забыл о моем существовании. Биополе я пока держал в резерве. Для начала пустим в ход оружие попроще. -- Как насчет того, чтобы малость развеяться? -- бросил я ему в спину. -- Есть тачка, свободная хата и холодильник, набитый жратвой и выпивкой. Но решать надо быстро. Купить его оказалось проще, чем я думал. -- Дело! -- Наконец-то в его глазах я заметил искорку интереса ко мне. -- Я смотрю, ты малый не промах. А тебе не кажется, что свободная хата и выпивка лучше всего сочетаются с аппетитными телками? Он даже не поинтересовался, откуда у меня такие возможности. Привык, сволочь, все получать готовым. -- Я потому к тебе и обратился, старина. Думаю, в твоей коллекции найдется что-нибудь подходящее? Он самодовольно улыбнулся: -- Я погляжу, ты мудр. -- Так что предложишь? -- Хм! Есть Томочка из "Интуриста". Подруг у нее -- море. На любой вкус. Мы это дельце живо обтяпаем. -- Приятная перспектива зажгла его. -- Ты каких больше любишь -- малышек, длинных, тощих, пухленьких? -- Не важно. Как получится. -- Зачем "как получится", если есть выбор? -- Он задумался. -- Вообще-то замечено, что каждый тянется к партнеру-антиподу. -- Он смерил меня оценивающим взглядом: -- Ты, например, худой и замкнутый, значит, мечтаешь о веселой и разбитной красотке, этаком сладком пончике, верно? -- Если следовать твоей логике, то ты с твоей ангельской рожицей и легкомысленным нравом мечтаешь о добропорядочной старой деве, -- нашелся я. Он даже растерялся: -- Парень, а ты бо-ольшой философ... -- Ладно, хватит трепаться, -- одернул я его. (Я уже мог позволить себе это!) -- Говори, куда ехать? -- К ближайшему телефону. Когда мы прошли к моей "Волге" и я по-хозяйски открыл дверцу, глаза у Лорена полезли на лоб. -- У тебя тачка? Вот эта самая? -- А ты думал, мы поедем на велосипеде? Садись! -- Послушай-ка... А она точно твоя? Понимаешь, я не люблю сомнительных приключений. -- Не дрейфь! Богатый дядька дал дуба и оставил мне наследство. Вот права. -- Эх, мне бы такого дядьку! -- искренне позавидовал Лорен, разваливаясь на сиденье и закуривая. Я высадил его возле телефонной будки. -- Будет тебе телка экстра-класса, -- сообщил он через пару минут. -- Жми к "Интуристу". * * * От парадного входа по широким ступеням величественной походкой к нам приближались две женщины той породы, о которой я мечтал, прогоняя Алину: ухоженные, элегантные, с изысканными манерами. Черненькая мне понравилась больше: чуть вздернутая верхняя губа придавала ей живость и неповторимый шарм. Однако же я сразу понял, что это подруга Лорена. Но и шатенка была хороша, несмотря на некоторую холодность во взоре. Обе были старше нас лет на семь, но это только добавляло пикантности. Последовал ритуал знакомства. -- Тамара! Валя! А это -- мой лучший друг Вадим! Ого! Быстро же я стал его лучшим другом! Красавицы сняли с себя легкие плащи, оставшись в облегающих коротких платьях. В тот год в моду входили глубокие декольте. Обе наши спутницы отдали надлежащую дань этому течению, так что сомнений по поводу зрелости их форм не возникало. Лорен и Тамара устроились на заднем сиденье, Валя села рядом со мной. Возможно, я ошибся насчет ее холодности, ибо она уже дважды ободряюще улыбнулась мне. Ободряюще и вместе с тем снисходительно. Затем демонстративно поправила платье, край которого все равно на добрую ладонь не доставал до ее круглых загорелых коленей. Не могу сказать, что Валя околдовала меня. Возможно, это оттого, что половину моих мыслей занимал Лорен. Но смотреть на ее прелести, зная, что она доступна в той же мере, что и Алина, было приятно. -- Вадим! Вперед! -- кинул клич Лорен. Не успели мы проехать и сотни метров, как на заднем сиденье началась кутерьма. В зеркальце я видел, как сладкая парочка принялась обниматься и целоваться взасос, рука Лорена скользнула под юбку любовницы. Послышался томительный стон. Внезапно Лорен резко отпрянул от нее. -- Нет! -- воскликнул он. -- Надо потерпеть. Потому что еще немного, и я захочу заняться любовью прямо здесь. -- Почему бы и нет? -- поддразнила она, то ли в шутку, то ли всерьез. -- В мчащемся автомобиле -- это было бы оригинально... -- Так-то оно так, -- согласился Лорен. -- Только я боюсь, что наш друг Вадик переволнуется и опрокинет тачку. А я пока не собираюсь на тот свет, крошка. Даже в твоих объятиях. Я, конечно, не ханжа, но эти речи, эта свобода нравов, признаться, поначалу меня смутили. Но тут я подумал, что меня, скорее всего, испытывают. Попадусь на удочку -- стану предметом язвительных насмешек. -- Да? -- удивилась Тамара, будто продолжая игру. -- Он что, такой нервный? -- Он вообще-то скромняга, -- в той же манере ответил Лорен. -- Краснеет при виде красивых женщин и теряет дар речи. Ему нравится одна девчонка из нашей группы, Жанночка, но он никак не решится пригласить ее на рюмку крюшона. А с той переспала уже половина факультета, включая наших мудрых наставников. И что ты думаешь? Даже наставники, опытнейшие мужи, не смогли довести ее до оргазма! -- А ты откуда знаешь?! -- вспылила вдруг Тамара, и, кажется, всерьез. -- Ты тоже с ней спал, да?! -- Упаси Бог, крошка, -- весьма натурально ужаснулся Лорен. -- Это же шутка, ты не поняла? Я просто хотел раззадорить Вадима. Он, видишь ли, парень трудной судьбы. Босоногое детство, общага... Перебивался, бедный, с хлеба на воду. И вдруг здорово подфартило -- его дядька скопытился и оставил ему целое состояние. Эй, крошка, ну-ка, улыбнись! Тамара молча смотрела за окошко. Обидчивая штучка! Вот и хорошо. Мне это на руку. -- Вы и вправду краснеете при виде красивых женщин? -- томно спросила Валя, щуря зеленоватые глаза. Она сидела вполоборота, опершись правой рукой на подлокотник, а левую вытянув вдоль спинки моего сиденья. Картина была впечатляющей. -- Разве вы не знаете Лорена? Это известное трепло! -- Обижаешь, парень, -- отозвался Лорен не без досады. Кажется, он не ожидал от меня столь независимого тона. -- По-моему, Лорен сегодня шутит не очень удачно, -- поддержала меня Валя. -- Правда? -- и, будто невзначай, слегка коснулась ноготками моего колена. -- Кстати, куда мы движемся? -- В Жердяевку, на мою дачу. -- В Жердяевку?! Ты слышишь, Тома?! -- Она повернулась к подруге. -- Дай мне сигарету, -- отозвалась наконец та. Я молча открыл "бардачок". Внутри лежало несколько пачек американских сигарет. В ту пору их можно было купить только в "Березке". -- О! -- Валя удостоила меня еще одним откровенным взглядом. -- Может, музыку? -- Я включил магнитофон. Полилась мелодия модного французского оркестра под управлением Мориа. Мои пассажиры притихли. Глянув в зеркальце, я увидел трогательную картину: Лорен и Тамара прижались друг к дружке, закрыв глаза, тихие, как голубки. Ну, посмотрим... Промелькнул мостик перед въездом в Жердяевку. Еще немного, и мы добрались до места. Опять начались восторги, ахи, охи; Валечка поглядывала на меня все пристальнее. Я провел гостей по дому и двору, показав им все, кроме башенки. Особое восхищение вызвал бассейн, до краев наполненный прозрачной голубой водой. (Я-то полагал, что после утреннего угощения мой сторож пьяненько спит, и подивился расторопности Пономарца. Расстарался же! Притом в шкафчике я обнаружил стопку чистых, свежевыглаженных простыней.) Выходя, я слышал, как Валя шепнула подруге: -- Вот живет парнишка, а? Это тебе не Лорена подкармливать. Наши прелестницы тут же заявили, что сядут за стол лишь после того, как окунутся хотя бы разок. Я предупредил, что накрывать будем на веранде, и пожелал им порезвиться от души. Некоторое время Лорен наблюдал, как я выставляю на стол деликатесы и бутылки, затем спросил, не скрывая удивления: -- Парень, кем же был твой дядя? -- Шпионом, -- ухмыльнулся я. -- Я в шпионы бы пошел, пусть меня научат, -- продекламировал Лорен. -- А ты? -- А я уже пошел. -- Слушай, похлопочи за меня, а? -- шутливо взмолился он. -- Могу, если откровенно ответишь на один вопрос... -- Насчет Жанны, что ли? -- ухмыльнулся он. -- Ты лично платил когда-нибудь женщинам? -- Я? -- Он чуть не задохнулся от возмущения, но тут же самодовольно заявил: -- И зачем? -- и вскинул голову, как бы предоставляя мне возможность полюбоваться его лицом античного бога. То ли разговор в машине его чем-то уколол, то ли мое неожиданное богатство раззадорило, но он вдруг разоткровенничался, заговорив назидательно-поучающим тоном: -- Есть ведь, парень, и другая сторона медали. Существуют в этом мире женщины, у которых водятся деньжата. И не только всякие там богатые старухи. Уверяю тебя. И им тоже хочется кой-чего для души. И они не скупятся на расходы. А ведь красивых мужчин мало. -- Он снова вскинул голову. -- А меня, как видишь, природа не обделила, за что я весьма ей благодарен. Знаешь, как они кидаются на меня? Знаешь, что позволяют? Как будто последний день живут на свете. Состарюсь -- обязательно напишу мемуары, вот тогда мир узнает, кто такой Лорен! -- Он выдержал паузу. -- Если бы я захотел, у меня уже давно было бы все. Куда там твоему дяде! Но я не тороплюсь. Еще годика три -- до окончания института -- попасусь в свое удовольствие, а там займусь обеспечением будущего... -- Тамара тоже делает тебе подарки? -- Нет, парень. Это тот редкий случай, когда сошлись крайности. Мы наслаждаемся друг другом и пока что взаимно счастливы. -- Он оглянулся на дверь: -- Уговор! О моих похождениях на стороне -- ни слова, ни намека. -- Затем снова принял расслабленную позу. -- А вот тебе, парень, стоило бы сделать Валечке достойный подарок. Не обижайся, но разница в классе все же чувствуется. Только без грубостей. Очень тактично. Мы ведь цивилизованные люди и должны все делать красиво... Кстати, в какой келье приземлиться нам с царицей Тамарой? Я без раздумий указал на дверь рядом с лестницей. -- А вот и мы, -- послышался мелодичный голосок Тамары. -- Не соскучились? Обе женщины появились на веранде -- разрумянившиеся и посвежевшие, повязавшись простынями на манер древнеримских туник. Зрелище было волнующим. -- Ого, как нас встречают! -- Ну-с! С легким паром! -- Лорен вскочил с кресла и схватил бутылку. -- Мы же не из бани, -- рассмеялась Тамара. -- Кстати, -- вмешался я, -- тут у меня на довольствие взята одна старушенция. Стряпает божественно. Может, закажем шашлыки? -- Прекрасная идея. -- Улыбка Вали обещала все! -- На вечер, -- решительно заявила Тамара. -- Надо же немного отдохнуть с дороги... -- Она призывно посмотрела на Лорена. Тот чувствовал себя как в родной стихии. -- Коньячок? Водочка? Ром? С чего начнем, милые дамы? Тебе, Томочка, сухого, как всегда? -- Коньяк! -- капризно потребовала красавица. -- Мне тоже, -- вторя подруге, сказала Валя. -- Чего хочет женщина, того хочет Бог, -- напыщенно заметил Лорен, легко и непринужденно входя в роль тамады. Бокалы наполнились. -- Первый тост -- за любовь! -- воскликнула Тамара. -- Нет, царица моей души! -- мягко возразил Лорен. -- Первый бокал, дорогие друзья, мы поднимаем за святого человека, благодаря которому оказалась возможной сегодняшняя встреча. Я имею в виду благороднейшего дядюшку нашего общего друга Вадима. Подумайте сами, насколько счастливо сложились обстоятельства, что Вадику выпала честь быть единственным его наследником! А если бы дядюшка был женат?! Расхаживала бы сейчас по этим чудесным коврам какая-нибудь старая карга, уныло ворча и ругая молодежь за безнравственность. Бр-р-р! Я уверен, -- патетически воскликнул он, -- что дядина душа взирает в этот момент на нас с небес и радуется нашему трогательному согласию. Так отдадим же должное его светлой памяти! Пусть