здрагивает ее горло. Отставив наконец полупустую емкость в сторону, женщина сказала: -- Не спеши отправлять меня подыхать, Дьюк. Мало найти молодую подружку. Нужно еще заставить ее жить здесь, среди всего этого дерьма. -- И Триш обвела рукой помещение, брезгливо скривившись, будто прежде жила в апартаментах имперского наместника. -- В свое время я влюбилась в Джема Лифшипа и постепенно привыкла к этому бардаку. Ты не поверишь, но за эти пятнадцать лет, что я провела на острове, я ни разу не изменила Лифшицу, кроме разве что одного случая, когда мне понравился еще один парень... Ну а ты... ты -- молодой ублюдок, с которым я должна была спать, чтобы меня не удавили или не отдали остальной сотне злобных псов. О, если бы ты знал, как я всех вас ненавижу... Была б моя воля, я бы резала вас на куски... Каждого собственными руками... Дьюк зачарованно слушал Триш, пораженный неподдельной ненавистью, которая сквозила в ее голосе. -- Да ты, сука старая, что городишь, -- прошипел он, наконец очнувшись, и глаза его налились кровью. -- Я же тебя с рук кормлю, а ты такое... Словно зверь, он рванулся вперед, одним прыжком оказался рядом с Триш, схватил ее за горло и сжал своими стальными пальцами. Он ожидал увидеть в ее глазах страх, однако увидел только насмешку, ненависть и торжество. Дьюк сдавливал горло все сильнее, однако стекленеющий взор выпученных глаз не терял оскорбительного выражения и посмертная маска Триш все так же смеялась и укоряла. Еще через минуту все было кончено, шея Триш хрустнула в руках Лозмара, однако обида все не проходила, и Дьюку пришлось ударить Триш кулаком по лицу. Затем, не помня себя от ярости, он схватил столовый нож и несколько раз ткнул им жертву в живот. Но ничего, ничего не произошло. Триш была трупом, ей было все равно, и он ничего не мог ей сделать. Поняв, что в очередной раз обманут, Дьюк хрипло разрыдался. 15 Был ранний час, и солнце едва коснулось крыш невысоких строений. Лейтенант Бриттен сидел на заднем сиденье штабного автомобиля и время от времени, когда попадались ровные отрезки дороги, снова возвращался в недосмотренные сны, роняя голову, украшенную ниточкой безукоризненного пробора. Когда машина проезжала мимо скотного рынка, водителю пришлось несколько раз остановиться, ожидая, когда пройдут стада согнанных на продажу туков. Глупых животных привлекал блеск радиаторной решетки, и они останавливались, заставляя водителя да вить на сигнал, а лейтенанта Бриттена -- просыпаться" и бросать непонимающий взгляд в окно. -- Опять эти скоты? -- немного удивленно спрашивал он. -- Так точно, сэр, -- отвечал водитель и на медленном ходу пытался столкнуть зазевавшихся туков с дороги. Такие маневры автомобиля не нравились сопровождавшим стадо гиптуккерам, однако они молчали, понимая, что конфликт с военными не приведет ни к чему хорошему. Наконец автомобиль пробился сквозь вереницы крупных животных и покатил по узким улочкам, смело распугивая драных кошек и завтракавших навозом птичек. Еще несколько поворотов, и показалась длинная высокая ограда. Ее однообразие скрашивали лишь пулеметные башни с прочными бронированными колпаками. За оградой виднелись здания штабного комплекса, сам вид которых уже настраивал лейтенанта Бриттена на служебный лад. Узнав одну из штабных машин, дежурный нажал кнопку на пульте, и тяжелые створки ворот нехотя расступились, пропуская машину во внутренний периметр безопасности. Стоявший на въезде регулировщик сразу же указал жезлом в сторону мойки. Впрочем, водитель сам знал порядок и послушно поехал в указанном направлении. Качнувшись на водоизолирующем бортике, автомобиль нырнул под пластиковые занавески, и за него тут же взялись застоявшиеся щетки. Засвистев от радости, они принялись бешено вертеться, счищая пыль и опрыскивая машину дезинфицирующим спреем. Через каких-то полминуты сверкающий чистотой автомобиль выкатился на асфальтовую дорожку и, обогнув клумбы с скассонскими крокусами, остановился у парадного входа Водитель первым выбрался из машины и стал обходить ее вокруг, чтобы открыть дверь лейтенанту. Распахнув дверцу, он уставился на сверкающие ботинки Бриттена и на миг увидел в них свое отражение. Затем лейтенант шевельнул ногами и, выбравшись из машины, одернул мундир Словно собираясь с мыслями, он помедлил, потом резко шагнул к дверям, заставив напрячься и вытянуться в струнку стоявшего у входа начищенного гвардейца. Когда лейтенант поравнялся с часовым, тот отдал ему честь, да так безупречно, что Бриттен невольно испытал чувство ревности, ведь раньше он входил в десятку лучших офицеров гарнизона, преуспевших в строевой подготовке. Ему прочили большое будущее и даже обещали послать в следующем году на кубок вооруженных сил, однако ситуация изменилась, и, возможно, вместо чемпионского титула по строевой подготовке судьба сулила Бриттену традиционную карьеру. Поднявшись на второй этаж и еще трижды испытав преданность образцовых часовых, Бриттен оказался в своем кабинете, который еще недавно принадлежал полковнику Фреймингу. В связи с сокращением военного корпуса полковник, как и многие другие старшие офицеры, был переведен на новое место службы Освободившиеся вакансии замещались молодыми кадрами. Так лейтенант Бриттен с двести тридцать четвертого места в гарнизонной табели о рангах моментально подпрыгнул до двадцать первого. Впрочем, он быстро привык к новому положению и теперь даже испытывал некоторую тоску по своей прежней лейтенантской легкости и беззаботности. Сняв остроконечную пилотку, Бриттен положил ее на полку и, остановившись перед зеркалом, пригладил рукой волосы, посмотрел на себя анфас и в профиль и остался доволен Он прошел за стол и удовлетворенно кивнул, заметив, что табличку с именем наконец-то сменили. Теперь на дорогой столешнице значилось: "Л-т Вилмарк С Бриттен", и это обстоятельство подвело черту под переходным периодом. "Ну, теперь все", -- подумал лейтенант, решившись наконец слегка ослабить узел галстука. В этот момент приятной трелью зачирикал спикер внутренней связи -- Доброе утро, сэр. Желаете, чтобы вам подали завтрак? -- Да, можно подавать, -- согласился Бриттен -- Через минуту мы будем у вас "Через минуту мы будем у вас", -- повторил про себя Бриттен и самодовольно улыбнулся Он даже сделал вид, что не заметил, как повар опустил в последней фразе слово "сэр" Своей теперешней властью Бриттен мог отправить этого ефрейтора под арест, однако он решил простить дерзкого кашевара, тем более что ефрейтор Руфгоус был непревзойденным мастером своего дела 16 Время завтрака пролетело незаметно. Набор блюд стоил четверть месячного лейтенантского жалованья, однако теперь Бриттена это не заботило. Он получат полковничий оклад, а питаться мог просто за счет казны. Когда ефрейтор Руфгоус и сопровождавший его кухонный солдат ушли, в воздухе еще оставался запах гусиного паштета. И хотя Бриттен испытывал легкое чувство голода, спросить добавки он не решился, боясь прослыть обжорой или еще кем-то в этом роде. Спустя двадцать минут штабной сержант принес на подпись несколько бумаг. Бриттен подмахнул их не глядя и даже немного заскучал, когда никакой работы не стало. Впрочем, скучать долго не пришлось. Внезапно в кабинет без стука вломился лейтенант Майбек, с которым они еще месяц назад жили на одной квартире. Теперь Майбек занимал всего лишь майорскую должность, и Бриттен с высоты своего полковничьего места поглядывал на него сверху вниз. -- Привет, старик! -- прокричал Майбек и, толкнув ногой стул, плюхнулся на него так, что тот едва не развалился. -- Чего сегодня получил на завтрак?.. Мне давали свиные почки в молоке... -- Да какая тебе разница? -- неприветливо ответил Бриттен. -- Что значит какая? Ты получаешь жратву по четвертому разряду, а я только по шестому. Вот мне и интересно, чем кормят полковников. Майбек закинул ногу на ногу, и Бриттен заметил на его ботинке каплю соуса. Скорее всего Майбек позволил себе вторую порцию почек. -- Послушай, я ничего не имею против, чтобы поддерживать дружеские отношения, но здесь мы на службе, Майбек, и ты всего лишь один из моих подчиненных... -- Что ты этим хочешь сказать, Вилли? -- не понял Майбек. -- Только то, чтобы ты вел себя прилично. Вот вечером, на квартире... -- На какой квартире? Ты же теперь живешь в доме полковника Фрейминга, -- напомнил Майбек и поднялся. -- Мы уже не видимся, Вилли, и ты сторонишься всех, с кем раньше проводил свободное время. Ты забыл друзей, ты стал обычной задницей! -- Ну хватит, лейтенант Майбек! -- закричал Бриттен и хлопнул ладонью по столу -- Покиньте мои кабинет немедленно, пока я не принял меры! Майбек качнул головой, словно приходя в себя после удара, а затем произнес: -- Простите, сэр... Я не должен был этого говорить... "Старина Вилли" не проронил ни слова, и Майбек, щелкнув каблуками, вышел вон. Едва за ним закрылась дверь, Бриттен вышел из-за стола и сделал несколько разминочных движений. Он давно намеревштся окоротить этого невежу и был рад, что тот сам подал повод. В дверь постучали. -- Входите! -- сказал хозяин кабинета и быстро одернул мундир. -- Разрешите, коллега? Это был капитан Экзосе, ровня Вилли Бриттену по должности -- Очень вам рад, капитан! Прошу вас -- проходите, -- демонстрируя дружелюбие, заулыбался Вилли. При всем том, что они занимали равноценные посты, Экзосе тем не менее был в чине капитана, и, стало быть, общение с ним лейтенанта Бриттена ни в коей мере не компрометировало. -- Собственно, я поболтать, коллега, -- признался капитан, избегая слова "лейтенант". Он знал, что так Бриттен будет себя чувствовать свободнее. -- Какие-нибудь новости? -- попытался угадать Бриттен, садясь за стол. -- В самую точку, коллега. Экзосе придвинулся ближе и, облокотившись на стол, доверительно склонился к лейтенанту, словно в кабинете присутствовал посторонний. -- Есть мнение, -- тут капитан многозначительно указал пальцем на потолок, -- есть мнение, что это продлится еще примерно полгода. -- Так, -- кивнул Бриттен, которому не нужно было объяснять, что такое "это". Еще совсем недавно ему хотелось убраться с Малибу на какую-нибудь более развитую планету, однако теперь, когда он восседал в отдельном кабинете и ему не грозило оказаться в опорном форте где-нибудь посреди соляных долин, Малибу стала казаться ему уютным гнездышком. Здесь исправно платили неприлично большое полковничье жалованье, подавали бесплатную еду и покрывали расходы на содержание отдельного дома. О персональной машине и прочих мелочах можно было не говорить А всю совокупность благ и дало ему как раз "это" -- время чудесных и сказочных превращений. -- В охранный отдел пришло сообщение о том, что иссякли еще сорок скважин района Б-12. -- Сорок скважин! -- повторил Бриттен, пытаясь на слух определить серьезность этой новости. -- Карта есть? -- Есть, -- кивнул лейтенант и быстро достал из выдвижного ящика план-схему соляных долин и прилегавших к ним холмов. Вдвоем с капитаном Экзосе они быстро расстелили ее на столе, сбив при этом подставку с карандашами. Впрочем, на это никто не обратил внимания, и пальцы "коллег" заскользили по местам добычи, испещренным отметками рабочих скважин. -- Вот он! -- произнес Экзосе, обнаружив район Б-12. -- Но их здесь более двух сотен! -- ужаснулся Бриттен. Ему показалось, что полковничий стул под ним зашатался. -- Это еще не повод для паники, коллега, ведь в этом районе всего два форта. Два форта, значит, около тысячи солдат, а это не такое уж большое сокращение, -- успокоил Бриттена капитан. -- Вот если остановится район Б-52, то это будет первый звоночек. -- Да-а, -- протянул Бриттен, впервые искренне желая, чтобы кладовые Малибу не иссякали. Раньше он не особенно вникал в то, что именно добывали в этой колонии, но теперь ему хотелось узнать об этом побольше. -- Правду ли говорят, что это какое-то искусственное мясо? -- спросил он у Экзосе. -- Мясо? Нет, не мясо. Скорее плоть. -- Скорее плоть? -- Нет, я хотел сказать, что мясом мы называем то, что едят, а кванзиновая жидкость применяется для исправления дефектов человеческой плоти. -- К счастью, у меня никаких дефектов нет, -- сказал Бриттен и осторожно провел рукой по пробору. -- Это естественно, коллега, ведь мы с вами военные. Впрочем, я слышал, что кванзиновые имплантанты помогают пострадавшим в военных действиях. -- Вижу, сэр, что вы сильны в медицине. -- Это не медицина, коллега. Это чистые деньги. Из кванзиновой жидкости штампуют вставки для иссушенных старух, чтобы сделать их привлекательнее. Я бы сказал, что сидеть здесь из-за этих старух -- просто свинство, однако в этом и заключается коммерческая сторона дела. А там, где начинаются деньги, заканчиваются всякие вопросы. -- Честно говоря, капитан, я был уверен, что стою на страже интересов государства, -- произнес слегка озадаченный Бриттен. -- Интересы миллионов несовершенных тел и есть интересы государства, -- резюмировал капитан Экзосе и, казалось, сам удивился такому заключению. -- Вот именно, -- сказал Бриттен, машинально водя пальцем по карте районов добычи. -- Трудно как-то сразу осознать интересы государства как что-то весьма обыкновенное и понятное. Я думал, это что-то более неуловимое. -- Я тоже, -- признался капитан. -- А еще мне не нравится, что в городе полно этих рогатых туков. -- не к месту заметил лейтенант Бриттен. -- О, ну это просто, коллега, -- капитан Экзосе откинулся на спинку стула и улыбнулся. Он любил животных. -- После кванзиновой жидкости туки являются вторым золотом Малибу. Из их молока получают драгоценную мальзиву. Вам не приходилось ею пользоваться? -- Нет, -- покачал головой Бриттен, умолчав, что в прошлый отпуск вывез литр мальзивы и в порту Фартиона продал за полторы тысячи кредитов. Такая сумма, предложенная перекупщиком, сильно его поразила, ведь лейтенант надеялся выручить за нее не больше трех сотен. 17 Минуло две недели с тех пор, как Майк получил боевое крещение в рядах "барсуков" и повязка с его уха была снята. Целительная мальзива сделала невозможное, и ухо оказалось не слишком обезображено. Просто оно стало немного короче снизу -- как раз на длину мочки. Впрочем, несмотря на ранение, Майк продолжал ходить с Алонсо Морганом на стрельбы. Когда удавалась стрельба с правой руки, Морган требовал повторять упражнения левой. Левая рука подводила, и Майк все время мазал, но пример предводителя заставлял его снова и снова повторять упражнения. Только под вечер, растратив все патроны, они возвращались обратно. В один из таких вечеров, когда они ставили уставших лахманов в стойла, Майк вдруг спросил: -- Скажите, сэр, а нельзя ли сделать так, чтобы гиптуккеры всегда приводили туков сами? Вопрос прозвучал так неожиданно, что Морган даже рассмеялся. -- Ты хочешь слишком многого, парень Тогда бы наша жизнь стала скучной. Никаких тебе погонь, схваток с "собаками"... Нет, боюсь, это невозможно. Никто не захочет отдавать туков добровольно. -- Но это может быть честная сделка, сэр, -- не сдавался Майк. Схема новой организации "барсуков" вполне отчетливо выстроилась в его голове. -- Мы гарантируем гиптуккерам переправу на нашем участке долины, а они платят нам за это определенный процент от поголовья. -- "Процент от поголовья", -- повторил Морган и осторожно дотронулся до еще не зажившего правого плеча. -- Откуда ты набрался этих слов, Майк? -- Воспитавший меня Герхард Баварски был образованным человеком. Он научил меня читать, писать и даже вычислять дроби... -- И вычислять дроби, -- вздохнул Морган и стал спускаться по узкой тропе, которая вела к поселению. Пройдя несколько шагов, он остановился и крикнул: -- Зонмер! -- Я здесь, сэр, -- отозвался часовой с круглой площадки на вершине скалы. -- Ну и хорошо, -- кивнул предводитель и пошел дальше вниз, а Майк следом. Он решил больше не заводить разговора о своем предложении, заметив, что Морган сосредоточенно думает. Когда они спустились к горевшему в центре поселения костру, на котором разогревали приготовленную днем еду, Морган остановился и замер неподвижно, глядя куда-то поверх голов. Разговоры у костра сразу смолкли -- все поняли, что предводитель собирается сказать что-то важное. -- Хозяева долины! -- громко произнес Морган и сдвинул на затылок свой меховой цилиндр. -- Я хочу представить вам одного из членов нашего сообщества. Вы его уже знаете, но знаете только с одной стороны. А между тем он не только храбрый "барсук", но и мыслитель... А также знает дроби. Морган замолчал. Слышалось только потрескивание сучьев в костре да бульканье закипевшей похлебки. -- В общем, это Майк Баварски, -- подвел черту Морган и, обернувшись к слегка смущенному Майку, предложил: -- Расскажи всем, и поподробнее. Нужно, чтобы "барсуки" сделали выбор сами. Майк кивнул и, собравшись с духом, сказал: -- Я хочу предложить вам слегка изменить нашу жизнь. Для этого нужно сделать так, чтобы гиптуккеры сами доставляли нам туков в обмен на охрану территории, по которой они будут перегонять скот... Вот и все... -- Сказать по правде, -- произнес Шкиза, который занимался сапожным и шорницким ремеслом, -- сказать по правде, парень, мне еще не приходилось слышать ни о чем таком... Мне что-то не верится, что гиптуккеры будут нам платить. Нам с ними не договориться, ведь у нас давнишняя война. -- Но они пригнали нам восемь туков за то, что мы прикрыли их при нападении "собак", -- заметил Гвинет и подмигнул Майку. -- Тут другое дело, -- покачал головой Шкиза, -- Тут дело чести, а гиптуккеры народ честный. -- Раз честные, значит, слово держать будут, -- сказал Майк. -- Слово держать будут, -- согласился еще один из "барсуков", -- если только они его тебе дадут. -- Давай -- излагай дальше, -- предложил Гвинет, -- а я буду наполнять плошки. Народ сразу задвигался, засуетился, глубокие тарелки пошли по рукам, и Майк продолжил: -- Думаю, нам нужно поговорить с гиптуккерами и пообещать им безопасность в той части долины, которую контролируем мы. Три тука с сотни голов будем забирать себе -- это немного, и гиптуккеры должны согласиться. -- Три тука с сотни -- это не так много, -- вставил Шкиза, прихлебывая из плошки горячее варево. -- На первое время этого будет достаточно, а когда к нашей переправе устремятся стада со всех холмов севера и северо-востока, мы будем очень неплохо зарабатывать. -- А что ты думаешь о "собаках", Майк? -- задал вопрос Морган. -- Будут ли они спокойно смотреть на то, как мы тут богатеем и попираем законы хозяев долины? -- Во! -- произнес Шкиза и многозначительно поднял палец. И все остальные "барсуки" перестали есть и уставились на мальчишку, ожидая, что он ответит на этот каверзный вопрос. -- Я думал и об этом, сэр, -- кивнул Майк. -- Это самая трудная часть во всем плане, потому что кроме "собак", это не понравится и другим шайкам -- "Манифиши"! "Скунсы"! -- "Койоты"! -- "Медведи"! Майк о них даже не слыхал, однако "барсуки" знали их хорошо, многие проделали долгий путь, переходя из одной банды в другую. -- Я думаю, что будем набирать людей в городе, а здесь, на острове, нужно оставить только вооруженный отряд. -- Гарнизон, -- подсказал Морган. -- Да, сэр. Гарнизон будет здесь, а основная часть "барсуков" должна находиться возле города -- там больше возможностей. Если мы будет держаться за город, бродячие шайки с нами не справятся. -- Во лепит! -- не удержался Шкиза, восхищенно покачав головой. -- Прямо профессор! -- В городе приличных наемников не найти, -- негромко произнес предводитель, и все притихли. -- Будем брать тех, кто ест. А в том, что вы сумеете сделать из них настоящих "барсуков", думаю, никто из присутствующих не сомневается. -- Точно! -- воскликнул бородатый бандит по кличке Леший, подняв изувеченную руку. -- Алонсо мне два раза пальцы рубил, пока не заставил работать! Алонсо Морган -- голова! Все одобрительно загудели, припоминая случаи, когда предводитель пресекал все попытки нарушить установленный им порядок. -- Ну хорошо, -- подвел итог Морган, поправляя свой головной убор. Он подошел к Майку и обнял его за плечи здоровой рукой. -- Хочу сказать, что этот парень мне нравится. Он настоящий "барсук", и, что самое ценное, у него голова варит... -- Голова варит! -- Варит голова, -- поддержали сподвижники. -- Поэтому предложение его я поддерживаю... -- И мы поддерживаем! -- тут же закричали подчиненные. -- Однако! -- Морган поднял руку, чтобы все успокоились. -- Однако нужно закончить кое-какие дела, подождать, пока немного затянутся наши раны, и еще продать туков -- чтобы были деньги для нашего начинания. Так что через неделю готовься ехать в город, Майк. Гвинет и Тобби составят тебе компанию. Ну и Шило, если к тому времени он сможет держаться в седле. 18 Путешествие до Ларбени растянулось на три дня, и все это время, за исключением влажных, напоенных солеными испарениями ночей, туки двигались плотным стадом, опекаемые с четырех сторон. Шило и Гвинет ехали впереди, а Майк и Тобби -- позади стада из двадцати туков. Время от времени Гвинет отправлялся на разведку куда-то вперед, к самому горизонту, а во время привалов вообще пропадал из виду. Понимая, что он опасается нападения "собак", Майк не задавал лишних вопросов и на подвиги не напрашивался. Он знал, что у хозяев долины инициатива не приветствовалась, но если уж тебе давали задание, его нужно было выполнять безупречно На вторую ночь, уже под утро, где-то неподалеку проскакала группа всадников. Четверо "барсуков" приготовили оружие и стали ждать появления врага, однако вскоре стук копыт затих, и остаток ночи прошел спокойно. Больше ничего подозрительного не произошло, и ранним утром третьего дня впереди показалась полоска зеленой суши, а спустя час солнечные лучи, пробив утреннюю дымку, выхватили первые крыши домов. Это были окраины Ларбени. Почувствовав запах полыни, туки, три дня жевавшие сушеные корни, прибавили шагу. Вслед за ними приободрилась четверка лахманов и их наездники. -- Половина хлопот позади, -- объявил Шило и наконец-то спрятал винтовку в кожаный чехол. То же самое проделали и остальные бойцы, а Гвинет, достав грязный платок, стал смахивать со своей кожаной одежды тонкий слой соляной пыли. -- Устроим привал вон там, где повыше, -- сказал Шило, указывая на пологий холм. Казалось, его поняли даже туки, которые, не останавливаясь, подхватывали кустики полыни и шли туда, куда их гнали всадники. Наконец все добрались до указанного Шилом места, и Майк, спешившись, с наслаждением размял ноги, отпустив поводья своего лахмана. Животное уже привыкло к новому хозяину и больше не помышляло о побеге. Шило выбрался из седла без посторонней помощи, хотя было видно, что далось это ему нелегко. Сшитый Шкизой кожаный бандаж позволял двигаться свободнее, однако боль все не проходила. Расстелив на траве накидку, Тобби быстро соорудил что-то вроде стола. Майк хотел помочь, но Шило отправил его на вершину холма. -- Посмотри по сторонам и определи, сколько туков гонят в город. От этого зависит цена на рынке. -- Хорошо, -- кивнул Майк и побежал на гору. Добравшись до самого верха, он окинул взглядом долины и невольно залюбовался открывшейся картиной. Разгоняемые ветром соляные испарения качались словно волны, а падавшие на них солнечные лучи только добавляли сходства с водой и окрашивали эти волны в мягкие пастельные тона. Говорили, что когда-то очень давно на этом месте действительно было море, но правда ли это или красивая легенда, никто не знал. Спохватившись, Майк вспомнил, зачем его послали, и, прикрываясь от солнца рукой, начал считать туков, которые выбирались на травянистые склоны по всей линии соприкосновения земли с соляными долинами. Сразу бросались в глаза хромые или обессилевшие туки, а в одной группе животных и наездников Майк заметил тело, переброшенное через седло лахмана. Невольно вспомнилась ночь, когда они слышали стук копыт. Возможно, тогда было совершено нападение именно на этих гиптуккеров. Выполнив задание, Майк спустился к импровизированному столу. -- Ну что? -- спросил его Шило, протягивая кусок вяленого мяса. -- Голов триста, -- сообщил Майк, присаживаясь на траву, -- Многие животные хромают. -- Слишком быстро гнали, вот и хромают, -- заметил Гвинет. -- А лахманов без всадников видел? -- Видел, но всадник был при нем. Он лежал поперек седла... -- Да-а, -- протянул Шило, -- непорядок. Вот поэтому Морган и принял твой план, Майк. Нельзя вечно стрелять в гиптуккеров. Это раньше, когда в долину наведывалась полиция и солдаты, у погонщиков был шанс, а теперь шансов нету. Хозяев в долине становится все больше, а туков на всех не хватает. -- Говорят, что закрываются промыслы и много людей остается без работы, -- добавил Тобби. -- Это нам только на руку, -- спокойно заметил Майк, пережевывая жесткое мясо. -- Нам выгоднее набирать людей работящих и честных... -- Откуда в тебе это, парень? -- удивленно спросил Шило и с уважением посмотрел на Майка. Иногда ему казалось, что в этом мальчишке просыпается какой-то совершенно другой человек. -- Я все время проводил на ферме и знаю, что лучше иметь дело с хорошими работниками, -- пояснил Майк. -- Да нет, я не об этом. Откуда в твоей голове берутся мысли настоящего торговца? -- В словах Шила звучало неприкрытое сожаление. -- Я же видел, как ты держался в бою, парень. Не каждый мужчина ведет себя так перед лицом смерти. И вдруг эти планы, изменения... -- Думаю, это от туков, -- задумчиво произнес Майк, который отнесся к словам Шила очень серьезно. -- Что значит "от туков"? Мы тоже всю жизнь провели рядом с ними, однако не выдумали ничего похожего на твой план. -- Да, -- подтвердил Гвинет. -- Ничего похожего. -- Это потому, что я пас туков совершенно один и рядом не было никого, с кем можно было бы перекинуться словом. Вот я и думал, вместо того чтобы разговаривать... -- Думал, вместо того чтобы разговаривать, -- повторил Шило. -- Может, и правда в этом все дело. Они помолчали еще пару минут, потом стали собираться. 19 Вопреки ожиданиям, город не подействовал на Майка так, как он действовал на всех, проводивших большую часть жизни среди пустынных холмов и долин. Встречавшиеся на пути чудеса Майк принимал как должное и во всем искал какой-то закономерный смысл, увязывая увиденное с собственной системой понимания. Высокие, в несколько этажей дома, прогуливающиеся по двое полицейские в широкополых шляпах, молодые кухарки, спешащие на рынок, чтобы успеть принести к завтраку продукты... Жизнь пробуждающегося города почему-то казалась Майку уже знакомой. Чем ближе к рынку, тем больше людей, несмотря на ранний час, перебегали улицу перед рогатыми мордами туков. Животных гнали почти что сплошным потоком, и они не стеснялись облегчаться, перед тем как перейти в собственность к новым хозяевам. Прохожие скользили по рассыпанному на мостовой навозу и вполголоса ругались, опасаясь попасть под копыта растревоженных животных. -- Пепита! Немедленно домой! -- раздался сердитый голос прямо над головой Майка. Он поднял голову и увидел девушку, стоявшую на балконе. Девушка улыбалась, и Майку показалась, что ее улыбка предназначена именно ему. Неожиданно рядом с Пепитой появилась толстая старуха и, схватив девушку за руку, утащила ее внутрь. -- Баварски, смотри за туками! -- крикнул Шило, заметив, как крупный самец выбирается на тротуар. Майк тут же дал шпоры своему лахману и оттеснил огромного тука обратно на проезжую часть. Наконец широкая улица вывела измученных животных и усталых всадников на огромное торжище -- площадь без конца и края, заставленную длинными рядами барьеров, к которым вязали выставленный на продажу скот. Шило указал на свободное место, и Майк стал помогать Гвинету и Тобби направлять туков в нужную сторону. Дело это было непростое, потому что со всех сторон доносился рев и мычание и туки заволновались, встретив такое огромное количество собратьев. Больше всех беспорядок создавал самец, который еще на улицах пытался идти своим путем. Он все время искал себе соперника и упорно толкал рогами любого тука, относящегося к сильному полу. В конце концов Гвинет врезал ему промеж рогов заплетенной в кожу свинчаткой, и лишь после этого бык обрел покой и послушно следовал туда, куда указывали погонщики. Когда пришла пора вязать туков к барьерам, за дело взялись Тобби и Гвинет. Они проделали всю операцию очень быстро, не давая животным прийти в себя и начать сопротивляться. Майку тоже выделили одного тука и позволили привязать его за рога, терпеливо дожидаясь, пока тот справится с непривычной работой. -- Останешься с Гвинетом, Майк, -- сказал Шило, не слезая со своего лахмана. -- А мы с Тобби поедем искать покупателя. -- Хорошо, -- согласился Майк и подхватил повод своего лахмана, чтобы тот не загораживал узкий проход между рядами. -- Я думал, что покупатели приходят сами! -- прокричал Майк, обращаясь к Гвинету. -- Правильно! -- так же громко ответил тот, поскольку встревоженные туки ревели все громче. -- Но так можно и до вечера просидеть и продать товар за гроши. Скупщики, они ведь тоже хитрые, попьют пива где-нибудь в прохладном месте, а потом приходят и берут всех тепленькими. Между тем помимо гиптуккеров в широкополых шляпах, среди скотных рядов стали появляться покупатели. Они неспешно мерили площадь шагами и, прогуливаясь из конца в конец, поглядывали по сторонам с брезгливой миной Даже когда эти люди приценивались и о чем-то беседовали с продавцами, можно было подумать, что они делают гиптуккерам одолжение и покупают скот себе в убыток Один из таких дельцов прошел мимо туков, которых пригнали "барсуки", и, указав мизинцем на вожака группы, сказал: -- Вот этого инвалида я взял бы за двести кредитов... При этом он так посмотрел на Майка, словно собирался дать ему мелочи на кусок хлеба. Майк, не зная, что ответить, беспомощно уставился на Гвинета, который лениво произнес: -- Он уже продан, мистер. -- Как продан?! -- удивился тот. -- Я давно за вами наблюдаю -- сюда никто не подходил. -- Мы этих туков по заказу пригнали, а деньги получили вперед, -- продолжал врать Гвинет. -- Деньги вперед? -- снова удивился покупатель. -- Такого здесь не бывает, чтобы деньги вперед давали. В ответ Гвинет безразлично пожал плечами и отвернулся, показывая, что продолжение разговора его не интересует. -- Эй, парень, ну, может, я дам цену выше! -- начал заводиться торговец, не получив с ходу того, чего ему хотелось. Стоявшие неподалеку гиптуккеры прятали ухмылки, понимая игру, которую вел Гвинет. Покупатель был из южан, а их здесь не любили. -- Я же сказал вам, мистер, что этот бык продан. За него уже заплатили восемьсот монет. -- Восемьсот монет? Да он не стоит и шестисот, этот твой тук! У него шерсть свалянная и рога кривые! -- Ну и оставьте его, мистер, а нам и такой сгодится. -- Да уж пожалуйста, -- скривился южанин, -- оставайтесь вы со своим туком. -- Он сплюнул себе под ноги и, развернувшись, пошел прочь, однако, не сделав и десяти шагов, вернулся. -- Ладно, разбойник, так и быть -- плачу семьсот кредитов и забирай твоего быка. Не знаю даже, чем он мне приглянулся. Договорились? Гвинет вздохнул и, посмотрев в одну, а затем в другую сторону, с сожалением покачал головой: -- Я же сказал -- восемьсот монет. К тому же тук уже продан... -- Вот разбойник! -- воскликнул южанин, привлекая своим поведением других покупателей. Один из них, худощавый оптовый перекупщик, подошел к предмету торга и, оглядев его с разных сторон, пожал плечами: -- Ты чего это, Липстон, за этого увальня ухватился. Он же без породы -- вон смотри, как ноги подгибает и головой все время трясет. Может, он больной уже. -- Ну так и иди своей дорогой, Коддил Это уже, считай, мой бык, я за него полчаса торгуюсь. -- Что значит твой? -- принял вызов худощавый конкурент. -- Если я дам цену выше, то и тук будет мой. -- Так ты же сказал, что он больной! -- Ну и что? Может, я его вылечу. Коддил еще раз обошел тука со всех сторон и, похлопав по спине, спокойно сказал: -- Даю тысячу... Майк заметил, что по лбу внешне спокойного Гвинета катится капля пота. Тем не менее тот поежился, как от холода, и промямлил: -- Хозяин еще не пришел, господа. -- Тысячу сто! -- проревел южанин, не слушая Гвинета и глядя только на конкурента. -- Тысячу двести, -- спокойно отреагировал худой. -- Тысячу триста! -- краснея, как помидор, поднял планку толстяк. -- Полторы тысячи... Южанин выдержал этот удар и хотел было задрать цену до заоблачных высот, однако голос рассудка все же пробился в его черепную коробку, и толстяк сник, словно проколотый воздушный шарик. -- Ладно, -- вяло махнул он. -- Подавись ты этим туком. Между тем на шум подтянулись новые покупатели и тут же вступили в борьбу за престижного быка. Цена подскочила до двух тысяч, а когда в круг оптовиков пробились еще двое южан, легко преодолела отметку в три тысячи кредитов. В результате бык ушел за четыре тысячи двести, а дойных самок расхватали в виде утешения те, кто не мог бороться за тука-вожака. Заплатив за буренок по пятьсот кредитов, довольные обладатели затерялись в толпе, а Майк и Гвинет остались у опустевшего барьера. -- Ты когда-нибудь видел столько денег, парень? -- спросил Гвинет. -- Нет, -- признался Майк. -- Возьми пересчитай, а то у меня даже руки трясутся. Майк принял деньги и быстро их пересчитал. -- Тринадцать тысяч семьсот, -- сказал он, невольно взвешивая деньги на ладони. -- А вон и наши идут, -- заметил Гвинет, указывая на высокую фигуру Тобби, который вел за собой двух лахманов -- своего и Шила Сам Шило вместе с покупателем шел чуть впереди, они что-то горячо обсуждали -- по всей видимости, цену на туков. Наконец они добрались до того места, где оставили свой товар, и не нашли ничего, кроме Майка и Гвинета да их лахманов, стоявших у пустого барьера. -- А где... -- начал было Шило. -- Продали, -- ответил Гвинет, показывая деньги. -- И почем продали? -- поинтересовался приведенный скупщик. -- Буренки по пятьсот ушли, бык -- дороже. -- Тут какой-то обман. -- Перекупщик погрозил Гвинету пальцем, а затем повернулся к Шилу и сказал: -- Зачем ты меня притащил сюда, если туки уже проданы9 -- Извини, братец, я действительно не знал, -- сказал Шило уже в спину недовольному торговцу Посмотрев ему вслед и подождав, пока тот совсем не скроется в толпе, Шило спросил: -- Что, действительно все так хорошо? -- Да, туков продали за тринадцать тысяч семьсот. -- Вот это да. И как же вы так поладили? Гвинет посмотрел на Майка, а тот сказал: -- Само получилось. -- Ну хорошо, раз так. Теперь имеем право отдохнуть, а потом отправимся в лавку. Нужно купить патронов и новые лопаты. -- Постой, Шило, а может, сразу наймем людей? -- предложил Майк. -- Каких людей?.. -- Ну, нам же нужно усиление -- новые бойцы. Мы выдадим им по двести кредитов аванса и возьмем с собой. -- А на чем ты хочешь привезти их на остров? Сядем по четыре человека на каждого лахмана? -- Можно нанять буер или даже грузовик. Когда мы проезжали по улице, я видел вывеску... -- Стой, парень. Морган нам никаких указаний не давал. И вообще, ты немного спешишь. Для начала нужно переговорить с гиптуккерами -- найти их бригадиров. -- Не очень-то они захотят говорить с хозяевами долины, -- заметил Тобби. -- Это так, -- кивнул Шило. -- Только в долине люди разные, и "барсуки" среди них не самые плохие... Предлагаю для начала пойти поесть настоящей горячей еды, а уж потом обсуждать оставшиеся дела. С такой постановкой вопроса согласились все, поскольку легкий завтрак, который позволили себе погонщики, уже давно нуждался в основательном подкреплении. 20 Майк и Гвинет отвязали своих лахманов и, ведя их под уздечки, пошли следом за Тобби и Шилом. Однако те неожиданно остановились. Остановились и люди, шедшие по другую сторону барьера. Это были "собаки" -- Майк узнал их без труда. Они даже не пытались выглядеть как гиптуккеры и, сняв кожаные плащи, щеголяли в жилетках с нарисованными на них мордами собак. Это был вызов всем, кто находился на рыночной площади, поскольку раньше показывать в городе знаки принадлежности запрещалось негласным законом хозяев долины. "Собаки" замерли, пытаясь определить, к какой группе относится эта четверка А то, что это были не гиптуккеры, "собаки" тоже определили сразу. Майк посмотрел на Шило, понимая, что сейчас именно он задает тон этой встрече. Можно было, конечно, пройти мимо, но это означало опозорить свой флаг, если ты его имеешь. Почувствовав неладное, покупатели и просто праздношатающиеся поспешили удалиться прочь, опасаясь возможной стычки. Гиптуккеры стали собираться в кучки, в их руках появилось оружие. Тем временем Шило снял свою широкополую шляпу, а затем, превозмогая боль, одним движением сбросил с себя длинный плащ, обнажая нарисованный на куртке знак барсука. Вслед за ним то же самое сделали и трое его соратников. Увидев своих заклятых врагов, "собаки" напряглись, однако один из них, выполнявший роль старшего, одернул своих людей и пошел прочь, показывая, что сейчас он никаких драк затевать не собирается -- Думаю, они еще не все сказали, -- предположил Тобби. -- Тут ты прав, -- согласился с ним Шило Майк помог ему надеть плащ, и они стали выбираться с торговой площади. Вести в толпе разносились очень быстро, и вскоре повсюду, где проходила эта четверка, всем уже было ясно, кто они такие. В отличие от "собак", которых просто боялись, на "барсуков" смотрели иначе. Гиптуккеры знали, что с ними можно было договориться и обойтись без погони и ненужной стрельбы. Миновав ряды лавок, торговавших упряжью, "барсуки" вышли на улочку, состоявшую из одних только питейных заведений и маленьких трактиров. Возле каждого из них стоял специальный человек, который за небольшую плату мог отвести лахманов во временные стойла и квалифицированно за ними присмотреть, пока хозяева наливаются пивом. -- Эй, парень, возьми наших, -- сказал Шило, обращаясь к седовласому хромому служителю. -- Одну минуту, хозяин -- живо отозвался тот и, подойдя ближе, стал собирать в руку уздечки четырех лахманов. Почувствовав опытного человека, животные вели себя спокойно. -- Покормить, попоить? -- спросил служитель. -- Да, им это не помешает, -- кивнул Шило и вытащил из седельной сумки свое ружье То же самое сделали Майк, Гвинет и Тобби. Помня о недавней встречи с "собаками", следовало быть начеку. Да и гиптуккеры могли сменить милость на гнев, ведь для многих из них все хозяева долин были на одно лицо. Придерживая ружье возле ноги стволом вниз, Шило первым шагнул к двери заведения. Наверное, он с большей охотой посидел бы на травке где-нибудь за городом, однако Шило был не из тех, кто позволял такому пустяку, как незажившая рана, нарушить традицию -- отметить удачную тор