Оцените этот текст:


   -----------------------------------------------------------------------
   Авт.сб. "Садовники Солнца". Днепропетровск, "Проминь", 1981.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 30 November 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   Ужимки продюсера начинали бесить.
   - Нет! - резко сказал Рэй Дуглас. - Ваш вариант неприемлем... Нет, я не
враг себе. Напротив, я берегу свою репутацию...
   Голос  продюсера  обволакивал  телефонную  трубку,  она   стала   вдруг
скользкой, как змея, и у знаменитого писателя появилось  желание  швырнуть
ее ко всем чертям.
   - Речь идет о крохотном эпизоде, мистер Рэй,  -  вкрадчиво  нашептывала
трубка.
   - Представьте, что рассказ - это ребенок, так часто  говорят,  -  он  с
грустью отметил, что раздражение губит метафору. - Эдакий  славный  крепыш
лет пяти-шести. Все при нем - руки, ноги, он гармоничен. Данный  эпизод  -
ручка, сжимающая в кулачке нить характера. Почему  же  я  должен  калечить
собственного ребенка?..


   Писатель вывел велосипед на дорожку, потрогал  рычажок  звонка.  Тонкие
прохладные звуки засверкали на давно не стриженных кустах, будто  капельки
росы.
   - Пропадай, тоска! - воскликнул он и, поддев педаль-стремя, вскочил  на
воображаемого коня.
   Восторженно  засвистел  ветер.  Спицы   зарябили   и   растворились   в
пространстве. Шины припали к земле.
   Метров через триста  Рэй  сбавил  темп  -  нет,  не  взлететь  уже,  не
взлететь! А было же, было: он разгонялся на лугу или  с  горы,  что  возле
карьера, разгонялся и закрывал глаза, и тело его невесомо взмывало  вместе
с велосипедом, и развевались волосы... Было!
   Злость на продюсера прошла. Человек он неглупый, но крайне  назойливый.
Точнее  -  нудный.  О  силе  разума  он,  может,  и   имеет   какое-нибудь
представление, но что он может знать о силе страсти?
   Велосипед, будто лошадь, знающая путь домой, привез  его  к  реке.  Рэй
часто гулял здесь. Пологий берег, песок, мокрый и  тяжелый,  будто  плохие
воспоминания, неразговорчивая вода. Так было тут по утрам. Однако  сегодня
солнце, наверное,  перепутало  костюм  -  вместо  октябрьского,  подбитого
туманами, паутиной и холодной росой, надело июльский -  и  река  сияла  от
удовольствия, бормотала что-то ласковое и  невразумительное.  Чистые  дали
открылись по обоим ее берегам, и стал слышен звук падения листьев.
   "А что я знаю о страсти? - подумал писатель. - Я  видел  в  ней  только
изначальную суть. Весь мир, человек, все живое, несомненно,  -  проявление
страсти. Что там говорить: сама жизнь, как явление, - это страсть природы.
Но есть и оборотная сторона  медали.  Я  создаю  воображаемые  миры.  Это,
наверное, самая тонкая материя страсти. Но я, увы, сгораю. Какая нелепость
- страсть, рождая одно, сжигает другое. Закон сохранения страсти"...
   И еще он подумал, что для того, чтобы развеять тоску, было  бы  неплохо
уехать. Куда-нибудь. В глухомань.
   Он взглянул на небо.
   Небо вздохнуло, и вдоль реки пролопотал быстрый дождик.
   - Дуглас, - негромко окликнули его.
   Писатель живо оглянулся.
   Никого!
   Берег пустынный, а лес далеко. Там подобралась тесная  компания  вязов,
дубков и кленов. В детстве он бегал туда за  диким  виноградом.  Это  была
страсть  ко  всему  недозрелому  -  кислым  яблокам,  зеленым   пупырышкам
земляники...
   - Задержитесь на минутку, - попросил его все тот же голос. -  Я  сейчас
войду в тело.
   Рэй наконец заметил, что воздух шагах в десяти от него  как-то  странно
колеблется и струится, будто там прямо на глазах рождался мираж.
   В следующий миг раздался негромкий хлопок, и на берегу появился высокий
незнакомец в чем-то черном и длинном,  напоминающем  плащ.  Остро  запахло
озоном.
   - Не жмет? - участливо поинтересовался Рэй Дуглас и улыбнулся:  -  Тело
имею в виду.
   - Извините, мэтр. Я неудачно выразился. Но это в самом деле мое тело. -
Незнакомец шагнул к писателю и радостно воскликнул, воздев руки к небу:  -
Вот вы, оказывается, какой!
   "Что это? - подумал Рэй. Дуглас.  -  Монах,  увлекающийся  фантастикой?
Или... Или я просто переутомился. Я много и славно работал в сентябре.  Да
и октябрь был жарок. Неужели воображение разыгралось так буйно?"
   - Успокойтесь, мэтр. - Незнакомец остановился. - Вы не больны. Я реален
так же, как и вы. Извините за эти дерзкие слова;  мне  вовсе  не  пристало
учить вас, как надо  относиться  к  Чуду.  Что  касается  одежды,  то  это
защитная накидка. У вас здесь очень высокий уровень радиоактивности.  Дома
меня ожидает тщательная дезактивация.
   Писатель уже овладел собой.
   - Откуда же вы? - спросил он, пристально разглядывая незнакомца.
   - Издалека, - ответил тот. - Из две тысячи шестьсот одиннадцатого года.
Я президент Ассоциации любителей фантастики. Я прибыл за вами, мэтр. И еще
хочу заметить - у нас очень мало времени.
   - Польщен! - засмеялся Рэй Дуглас. - Встреча с  читателями?  Лекция?  Я
готов.  -  И  удивился,   покачав   головой.   -   Две   тысячи   шестьсот
одиннадцатый... Неужели знают?
   Теперь улыбнулся президент.
   - Вас ждут во всех Обитаемых мирах, - объяснил он, и бледное  лицо  его
чуть-чуть порозовело.  -  Это  такая  удача,  что  мы  можем  вас  спасти.
Пойдемте, Дуглас. Вы проживете еще  минимум  восемьдесят-девяносто  лет  и
напишете уйму замечательных  книг.  Только  наш  мир  сможет  дать  вашему
адскому воображению настоящую пищу.  Вы  будете  перебрасывать  солнца  из
одной руки в другую, словно печеную картошку.
   - О чем вы? - сдавленным шепотом спросил писатель.  -  Уйти?  Насовсем?
Сейчас? Среди бела дня и в здравом уме?
   - Вы уже не молоды, - мягко заметил посланник из будущего. -  Вырастили
детей, достигли зенита славы. Вы уже никому ничего не должны  здесь.  Если
вам безразлично, что вас ожидают сотни миллиардов моих  соотечественников,
то подумайте хоть раз о себе. Пойдемте, Дуглас. У  нас  осталось  двадцать
две минуты.
   Воскресное  утро,  начавшееся  для  знаменитого  писателя  с   досадной
телефонной ссоры, вдруг засверкало для него всем  великолепием  красок,  а
растерянная мысль метнулась к дому:
   "Как же так? А Маргарет, дочери, внучата... Уйти - значит пропасть. Без
вести. Значит  исчезнуть,  сбежать,  дезертировать.  С  другой  стороны  -
дьявольски интересно. Ведь то,  что  приключилось  со  мной,  -  настоящее
волшебство. Это вызов моей страсти, моему искусству и  таланту.  Им  нужен
маг. Вправе ли я отклонить вызов? И что будет, если я приму его? Ведь я  -
не что иное, как форма, которую более или менее удачно заполнил  мир.  Уже
заполнил.
   - Почему такая спешка? - недовольно спросил он. - Во  всяком  случае  я
должен попрощаться с родными.
   - Исключено! - президент Ассоциации любителей фантастики развел руками,
и на его лице отразилось искреннее сожаление. - Осталось двадцать минут.
   - Но почему, почему?
   - Время оказалось более сложной  штукой,  чем  мы  предполагали.  Масса
причинно-следственных связей, исторические тупики... Есть вообще запретные
века. Там такие тонкие кружева, что мы боимся к ним  даже  притрагиваться.
Поверьте, если бы существовала такая возможность, мы бы спасли все золотые
умы всех веков и народов. Увы, за редким исключением, это невозможно.
   - И я как раз - исключение, - хмуро заключил Рэй Дуглас.
   - Да. И мы очень рады. Но временной туннель только один, и продержаться
он может не более тридцати семи минут.
   - Кого же вы уже спасли?
   - Из близких вам по духу людей -  Томаса  Вулфа,  -  ответил  президент
Ассоциации и вздохнул: -  Однако  он  вернулся.  Сказалось  несовершенство
аппаратуры...
   - Томас?! - воскликнул Рэй. - Чертовски хотелось бы с ним  встретиться.
Ах, да, я забыл...
   Писатель разволновался, схватил пришельца за руку.
   - Теперь я понял, - пробормотал он, улыбаясь. - Я все понял.  Последнее
письмо Вулфа из Сиэтлского госпиталя, за месяц до  смерти.  Как  там?  Ах,
да... "Я совершил долгое путешествие и побывал в удивительной стране, и  я
очень близко видел черного человека (то есть вас)... Я чувствую себя  так,
как если бы сквозь широкое окно взглянул на жизнь, которую не знал никогда
прежде..." Бедный Том! Ему, наверное, понравилось у вас.
   - Мэтр! - взмолился человек в черной накидке. -  Сейчас  не  время  для
шуток. Решайтесь же, наконец. Четыре минуты.
   - Нет, что вы, - Рэй Дуглас наклонился, подхватил  велосипед  за  руль.
Хитро улыбнулся: - Если бы я мог проститься, а так... Тайком... Ни за что!
   - Мы любим вас, - сказал человек с бледным  лицом  и  пошел  туда,  где
воздух колебался и струился. - Вы пожалеете, Дуглас.
   - Постойте! - окликнул его писатель. - Человек в самом деле слаб. Я  не
хочу жалеть! Обезбольте мою память, вы же, наверное, умеете такое. Уберите
хотя бы ощущение реальности событий.
   - Прощайте, мэтр, - пришелец коснулся своей  горячей  ладонью  лба  Рэя
Дугласа и исчез.


   Писатель тронул велосипедный звонок.  Серебряные  звуки  раскатились  в
жухлой и редкой траве, будто капельки ртути. Рэй вздрогнул,  оглянулся  по
сторонам:
   "Что со мной было? Какая-то прострация. И голова побаливает. Я  сегодня
много думал о Вулфе. И, кажется, с кем-то разговаривал. Или показалось? На
берегу же ни одной живой души. Но вот следы..."
   На мокром песке в самом деле отчетливо виднелись две цепочки следов.
   "Ладно, это не главное,  -  подумал  писатель.  -  Вот  сюжет  о  Вулфе
хорош... Его забирают в будущее, за час до смерти...  Там  ему  дают  сто,
двести лет жизни. Только пиши, только пой!  Нет,  это  немыслимо,  слишком
щедро, он утонет в океане времени. Сжать! До предела, еще и еще...  Месяц!
Максимум  два.  Их  хватило  на  все.  Он  летит  на  Марс.  И  он  пишет,
надиктовывает свою лучшую  книгу.  А  потом  возвращается  в  больницу,  в
могилу...  Но  чем  объяснить  его  возвращение   -   необходимостью   или
желанием?.. Я напишу рассказ. Можно назвать его "Загадочное  письмо".  Или
"Год ракеты". Или еще так - "О скитаниях вечных и о Земле".

Last-modified: Fri, 01 Dec 2000 18:40:02 GMT
Оцените этот текст: