услышали слабый крик: - Доченька моя, что с тобой? Пожилая женщина приникла к неподвижному телу Джонамо и забилась в рыданиях. Борг тронул ее за плечо. - Мгм... Успокойтесь, она жива. Жива, говорю я вам! x x x В южной части Оультонского заповедника, там, где когда-то встретились Джонамо и Ктор, был воздвигнут величественный мавзолей из белоснежного мрамора. Чуть поодаль, образуя с мавзолеем единый ансамбль, стояла фигура женщины, прижимающей к груди лисенка. Каждое утро у мавзолея выстраивалась очередь людей. Она тянулась по аллее, выложенной мраморными плитами, беря начало у входа в заповедник. Люди несли цветы и складывали их к ногам мраморной женщины. А затем поднимались по крутым ступеням в мавзолей. Там, в хрустальном подобии саркофага, вырванная из темноты мягкой подсветкой, лежала Джонамо. Вечером, когда допуск посетителей заканчивался, приходил Ктор. Он стоял, склонив серебряную голову над лицом Джонамо, и вглядывался в его безмятежные черты. А потом, с трудом оторвавшись, переступал порог смежного, запретного для посторонних, помещения. Здесь ничто не напоминало усыпальницу. Еле слышно жужжали и, казалось, подрагивали в готовности компьютеры. Ползли, перематываясь с барабана на барабан, ленты самописцев. Пусто было на компьютерных дисплеях и, сколько ни всматривался Ктор в надежде обнаружить малейший всплеск, прямые линии вычерчивали самописцы. И так изо дня в день. Но Ктор ждал. "Она здесь, среди нас, и одновременно по ту сторону Вселенной" - так сказал Борг. А ему нужно верить... Часть вторая ПЛАНЕТА "ПРИЗРАКОВ" 1 Корлис За стеклами иллюминаторов мелькала Гема, пульсирующим пятном заслоняя бегущие наискось звезды. Слепящими надоедливыми вспышками врывался Яр. Корлис прикрыл глаза, постоял так с минуту, восстанавливая остроту зрения, затем подошел к телескопу. Синхронизатор с запоминающим устройством позволял рассматривать тысячекратно увеличенную Гему, точно та была неподвижна относительно Базы. Вот она, в разрывах облаков, колыбель человечества, так неожиданно и трагически обезлюдевшая полтора столетия назад... Всякий раз, глядя на планету, где обитали предки, Корлис испытывал горечь и благоговение, любопытство и мистический страх. Он родился мечтателем и, вопреки неумолимой действительности, мысленно реконструировал минувшее, как бы примерял его к себе, а себя к нему. Ничто не могло избавить его от этой нелепой привычки, а ее нужно было подавить, потому что она отвлекала от работы, ставила под сомнение объективность оценок и выводов. Ведь с Гемой Корлиса связывала лишь историческая ретроспектива, если не учитывать чисто профессионального интереса, который должен испытывать планетолог к объекту своих исследований. Он, как и остальные, родился на Базе и не знал других условий жизни. Вернее, абстрактно, разумом, свободным от эмоций, представить мог, но не с большим успехом, чем ультрафиолетовый цвет или же орбиту электрона. В его обязанности входило наблюдение за Гемой. Ежедневно он делал обзорный снимок - мозаику панорам планеты. До него этим занимался Рон, а еще раньше - Абрис. Сравнивая снимки, можно было наблюдать в динамике, как обезумевшая природа пожирает памятники великой цивилизации. То, что виделось в телескоп, не имело ничего общего с обитаемой Гемой, какой она была не так уж давно. Обглоданные бактериями-мутантами остовы зданий чернели среди развалин. Искореженные железной чумой пролеты мостов заломленными руками взывали к небу. Вспучившийся бетон мертвых магистралей тщетно сопротивлялся разъедавшим его грибкам. Природа довершала начатое самими людьми. Воображение Корлиса рисовало картины бедствия: внезапный всплеск радиации сразу по всей Геме, столь же внезапно и неотвратимо вспыхнувшая паника, давка у входов в убежища-тоннели... те, кому "посчастливилось" укрыться в них, судя по всему, были обречены на медленное умирание, отчаянная попытка нескольких сотен мужчин и женщин найти спасение в космосе. Так бросаются в бушующий океан с борта терпящего бедствие судна, повинуясь не разуму, а безрассудному порыву, инстинкту. Еще учеником второй ступени Корлис спросил наставника: - Почему произошла катастрофа? Наставник долго молчал, а потом ответил: - Люди много лет находились в состоянии войны с природой. Думали, что покорили ее. Но природа нанесла решающий удар. Да, мой мальчик, любое насилие чревато непредвиденными последствиями. - Откуда взялась радиоактивность? - продолжал допытываться Корлис. - Не могла же она появиться ниоткуда, сама собой? Тогда наставник рассказал об эффекте радиационной лавины. - В течение десятилетий промышленные предприятия, работавшие на атомной энергии, выделяли в атмосферу продукты распада, как тогда казалось, в пренебрежимо малых количествах: то произойдет аварийный выброс, то загрязнятся фильтры. Радиоактивный фон от этого постоянно возрастал. Экологи предупреждали об опасностях, но речь шла о будущих поколениях, а люди не слишком заботились о потомках, жили сегодняшним днем. Они считали, что если непосредственной угрозы их существованию нет, то и беспокоиться не о чем. А об эффекте лавины тогда не подозревали. - А что это за... эффект? - В один недобрый день фон достиг порогового уровня. А следом произошло непредвиденное: если прежде рост фона был связан с человеческой деятельностью, то теперь начался самопроизвольный лавинообразный процесс воспроизводства радиации. Это противоречило науке, но наука часто бывает самонадеянна и пытается навязывать природе свои законы, выдавая их за ее законы. - А что было потом? - Радиоактивный ураган прокатился по Геме. Он не выбил ни одного стекла, не подкосил ни единой опоры в линиях энергопередач. Люди с их несовершенными органами чувств его даже не заметили. Тревогу забили приборы, но было уже поздно. "Поразительнее всего, - думал Корлис, став взрослым, - что наиболее уязвимыми оказались высшие формы жизни и, в первую очередь, мыслящая материя. Сама же жизнь не исчезла, а, утратив разум, пустилась в невообразимый дикий пляс, в бешеный разгул, порождая чудовищных монстров". Уродливые растения-мутанты росли с фантастической быстротой, взламывая бетон, металл стремительно коррозировал, а стекло кристаллизовалось, распадаясь на зерна. Все созданное руками человека было проклято и отторгнуто природой - она словно задалась целью стереть память о людях. За полтора века, прошедшие со дня катастрофы, растительный мир Гемы претерпел колоссальную акселерацию, обогатился множеством новых форм, заполнил плотной массой всю поверхность суши, а животный, напротив, выродился. Непосредственно через телескоп была видна буро-зеленая масса, укрытая шапками облаков. И лишь сложная система послойных фильтров позволяла наблюдать бренные останки человеческой цивилизации... Вздохнув, Корлис принялся за панорамные снимки. Прежде черновую работу выполняли автоматы, люди лишь систематизировали и осмысливали информацию, хотя это осмысливание сводилось к мрачной констатации: увы, процесс необратим и надеяться на благоприятный перелом бесполезно. Но вот уже пять лет, как все приходится делать вручную. Автоматы обветшали, утратили надежность, стали часто ошибаться, а запасные части к ним были израсходованы. Технологические возможности Базы, ограниченные с самого начала, с каждым днем становились все более скудными... Когда Корлис закончил съемки, он еще долго рассматривал Гему в различных длинах световых волн, инфракрасных и ультрафиолетовых лучах, через поляризационные и послойные фильтры, в глубине души надеясь обнаружить что-либо, свидетельствующее о разумной деятельности. Как ученый, он сознавал, что эта надежда призрачна, но чисто по-человечески искал в ней опору, как ищут в пустыне родник. "Поиски разума" стали для него своеобразным ритуалом, символической акцией, которую он упрямо повторял всякий раз перед тем, как закончить вахту в обсерватории. А для всякого ритуала характерна отработанная последовательность действий, жесткая программа. Сегодня Корлис уже выполнил се, как всегда, безрезультатно и собирался уйти, когда неожиданная мысль заставила его изменить решение. Кроме оптического телескопа с набором приспособлений и нескольких радиотелескопов на разные длины волн, обсерватория Базы располагала уникальным беслеровским телескопом, с помощью которого в былые времена исследовали Метагалактику. До катастрофы орбитальная станция, впоследствии ставшая зародышем Базы, была центром астрофизических исследований. Потом стало не до них. Единственным заслуживающим внимания объектом наблюдения оставалась Гема, но использовать для этой цели беслеровский телескоп, рассчитанный на вселенские масштабы, казалось бессмысленным. Полтора столетия прибор бездействовал, пока о нем вдруг не вспомнил Корлис. Мысль воспользоваться беслеровским телескопом показалась ему настолько нелепой, что он из духа противоречия решил воплотить ее в действие, хотя бы как курьез, благо ничто этому не препятствовало. И вот снят защитный кожух... Юстировка оказалась безукоризненной. И все же не верилось, что телескоп Беслера, настроенный давно ушедшими из жизни людьми, будет работать. Но он заработал. И главное - на его дисплее высветилась упорядоченная вереница цифр. Они не плясали близ нуля, отображая естественный шум, отсутствовали и резкие выбросы, наблюдавшиеся при естественных всплесках беслеровского излучения. Последовательность чисел была детерминированной, причем изменения происходили в последних трех знаках, четыре первых стояли как вкопанные. Никакие природные катаклизмы не дали бы такого закономерно организованного числового ряда. "Сигнал! Осмысленная передача!" - ошеломленно подумал Корлис и поспешил включить записывающее устройство. 2 Кей - Салют, дружище! - приветливо воскликнул главный диспетчер Базы Горн, поворачиваясь на своем вращающемся креслице к двери. - Салют, - сдержанно ответил вошедший - невысокий крепыш с хмурым, замкнутым выражением покрасневших от усталости глаз. - Как ноги? - Не слушаются, подлые. Вот, даже встать не могу. Атрофия нервных стволов или другая пакость, похуже. - А что сказал Пеклис? - Что говорят в таких случаях врачи? Выкручивается, хитрит. Жить, мол, будете; и за это спасибо. После такой травмы... "А как с космосом?" - спрашиваю. "О космосе забудьте". - Да, крепко вас... Год уже прошел? - Скоро два. Время-то летит... Мне уже не верится, что был когда-то космокурьером. - И еще каким! Никогда не забуду... - Но-но, Кей! Только без лирики. И не надо мне сочувствовать. Как-никак, я теперь начальство. Так что докладывай по всем правилам! - А что докладывать? Все нормально. Слетал. Вернулся. - Отдохнул? Впрочем, за три часа разве отдохнешь после такой прогулки! Эх, дружище, не стал бы я посылать тебя, сам бы пошел, да идти-то нечем. Одним словом... - Короче, Горн! Чувствую, дело не из легких. - Чертовски трудное, Кей. И опасное. Но ты вправе отказаться, если... - А я когда-нибудь отказывался? Главный диспетчер промолчал. Он отодвинул шторку иллюминатора и сделал вид, что рассматривает ажурную арматуру Базы, видневшуюся на фоне мелькавших звезд. Не так-то легко послать друга если не на гибель, то на дело почти безнадежное. Однако Кей как никто другой подходил для подобного рода дел. То, чем он занимался изо дня в день и чем еще недавно занимался Горн, было на грани безумства, хотя по важности и осмысленности не имело с ним ничего общего. Когда-то на Геме профессия курьера считалась непрестижной, не требовала ни ума, ни таланта, ни образования. Здесь же стала самой почетной, феноменально устойчивая нервная система, мгновенная реакция, изобретательный ум - этими и многими другими столь же редкими достоинствами нужно было обладать, чтобы после длительной теоретической и практической подготовки сделаться космокурьером. Кей обладал ими. Внешне ничем не примечательный, самый что ни на есть обыкновенный, он был способен месяцами находиться в открытом космосе и все это время рисковал оказаться пронзенным шальным метеоритом. К моменту катастрофы на окологемных орбитах находилось девяносто шесть исследовательских станций. Все они были обитаемыми. Эти заатмосферные островки и послужили пристанищем для людей, обрекших себя на суровое, но единственно возможное существование. Они разлетелись кто куда, рассеялись по станциям без всякого плана и согласования - не до того было. И, естественно, оказались разобщены: площадь гипотетической сферы, на поверхности которой "плавали" космические ковчеги, в несколько раз превосходила некогда обитаемое пространство Гемы. Справившись с потрясением, беглецы быстро поняли, что порознь им не выжить. Часть станций постепенно удалось перевести на новые орбиты, сблизить, состыковать в единое целое - Базу. На это ушла большая часть не возобновляемых энергетических ресурсов. Чуть больше половины станций так и остались на прежних местах. Связь между ними и Базой осуществлялась по радио. Но мощные планетарные генераторы за полтора столетия пришли в негодность, отслужив все мыслимые сроки. Одна за другой станции умолкали. Выждав некоторое время, на замолчавшую станцию посылали космокурьера. В легких энергоскафандрах с заплечными контейнерами жизнеобеспечения, космокурьеры преодолевали тысячи миль, и каждая могла стать последней. Это было как на войне... До катастрофы Гема представляла собой два огромных противостоящих лагеря. Непрестанное, не поддававшееся разумному сдерживанию соперничество послужило одной из причин радиоактивного катаклизма. Оказавшись на орбитальных станциях, люди забыли о конфронтации. Она была бы для них непозволительной роскошью. Чтобы облегчить общение, синтезировали универсальный язык, и теперь на нем говорили все, независимо от национальности. К тому же их было слишком мало, чтобы вспоминать о национальной принадлежности. Крошечный осколок общечеловеческой цивилизации, того и гляди готовый рассыпаться в прах под ледяным дуновением космоса, - вот что они собой представляли и продолжают представлять до сих пор... Обо всем этом думал главный диспетчер Горн, глядя невидящим взглядом на хоровод звезд. - И долго еще будем молчать? - не выдержал Кей. - Необходимо лететь на Гему. - Что-о? - Ты не ослышался, - жестко сказал Горн. Теперь это был не вызывающий жалость инвалид, а твердый в решениях руководитель, способный и сам пойти на смерть, и послать на нее другого. - Ну и ну... - только и смог выдавить из себя Кей. - Корлис принял сигнал. По-видимому, просьба о помощи. - На Геме... люди? - А кто же еще! - Столько лет прошло... Передавали по радио? - Нет, на волнах Беслера. - Бе-сле-ра? Что это за волны? Горн хмыкнул. - Спроси у Корлиса! Кей обессиленно опустился в креслице рядом с диспетчером. - Ну и дела... - Так полетишь? - Придется. - С тобой будут еще двое. - Кто? - Первый - сам Корлис. Не ожидал? - Вы шутите? - Ничуть. - Но это же кабинетный ученый. Он не способен ни на что, кроме... Нет уж, увольте! - Второй, точнее, вторая, - не обратив внимания на протесты Кея, продолжал Горн, - Инта. - Эта девчушка? Да ей же еще в куклы играть! - Инта превосходный врач, ученица Пеклиса. Он ее рекомендовал. - Не нужен мне врач! - Тебе, возможно, и не нужен. Но тем, на Геме, скорее всего необходим. А какая девушка! Веселая, неунывающая. Красивая, наконец! Еще влюбишься! Космокурьер презрительно усмехнулся. - Я?! И не подумаю. - Не зарекайся! - Все равно я не согласен, - стоял на своем Кей. - Кандидатуры Корлиса, а тем более этой... Инты, меня абсолютно не устраивают! - Его не устраивают, видите ли! - взревел Горн, с натугой приподнимаясь на руках. - А развалина в роли главного диспетчера Базы тебя устраивает? Думаешь, от хорошей жизни я тут? Да у нас каждый человек на счету. Ты что не знаешь, как обстоят дела? Нас самих спасать надо, понял? Сырье почти полностью израсходовано. Технология на уровне древности, паршивый микроблок сами сделать не можем. Постепенно утрачиваются знания, а их и так слишком мало. Каждое новое поколение на шаг ближе к дикости. Но первобытное состояние не для нас. Можно позавидовать первобытным людям: они укрывались в пещерах, добывали пищу охотой, были обеспечены воздухом и водой - дыши и пей сколько хочешь! А мы? Вокруг, куда ни глянь, космический вакуум, среда, в которой естественное существование попросту невозможно. Следовательно, впасть в дикость - значит погибнуть. И к этому идет! - И вы еще собираетесь спасать других? - На Геме не другие. Там тоже мы. И здесь, и там - мы. Объединившись, мы станем сильнее. Но речь идет не просто о спасательной экспедиции. Побывав на Геме, вы внесете ясность: можно ли рассчитывать... - На возвращение туда? - быстро спросил Кей. - Да! - Ну что ж, согласен. - Ты еще не знаешь главного. Корабля не будет. - Как не будет? - не понял космокурьер. - А вот так и не будет. Вам придется лететь в энергоскафандрах. - Но это... - Безумие, хочешь сказать? - Хуже. Убийство. Я не знаю, смогу ли опуститься на Гему в энергоскафандре - может, опущусь, а может, и нет. Однако то, что Инта и Корлис живыми не опустятся, знаю точно. А я не хочу быть убийцей. - Тогда тебе ничего не остается, как натаскать их. Учи, объясняй, тренируй! - На это потребуется время. - Времени в обрез, но несколько дней дать могу. - Несколько дней... Ну хорошо, предположим, что мы благополучно сядем на Гему, в чем я не уверен. А что потом? Так и останемся там? Взлететь-то с нее все равно не сможем, вам это известно не хуже, чем мне! - Да, известно, - с болью проронил Горн. - Ах, если бы я мог... Так ты отказываешься? - Один хоть сейчас. - Пойми, у нас единственный корабль и рисковать им мы не имеем права! - А тремя жизнями? - Постой. Корабль за вами прилетит. Но позже. Когда вы убедитесь, что это целесообразно. Если же нет... Никого из вас я не принуждаю. Они надолго замолчали. - Ну? - спросил Горн. Кой глухо, словно пересиливая себя, сказал: - Другого выхода, действительно, нет. Можете на меня... на нас положиться. З Планета предков В жизни Корлиса перелет с Базы на Гему стал событием чрезвычайным. Кей был точен, назвав его кабинетным ученым. Планетолог привык к размеренной работе в обсерватории, к умственному труду, который не слишком ценился орбитянами. Еще месяц назад он и не помышлял о вылазках в космос, не говоря уже о столь рискованном предприятии, как спуск на Гему. Как и все, жившие на Базе и станциях, он привык к соседству с беспредельным пространством, к бегущим по аспидно-черному небу звездам, к искусственной гравитации и даже невесомости. Ему приходилось пользоваться скафандром при переходе из одного блока в другой, хотя он всегда путался в застежках и уплотнениях и, облачаясь в громоздкое космическое одеяние, испытывал дискомфорт и боязнь сделать что-нибудь не так. Короткие и недальние прогулки вокруг Базы в принципе не могли его удивить, хотя Корлис по возможности избегал их: он считал себя скорее трусом, чем героем. В нем как бы сочетались два совершенно разных по характеру человека. Один - целеустремленный, умеющий задавать себе дерзкие задачи (кстати, именно ему принадлежала идея полета на Гему). Другой - сомневающийся, зараженный комплексом неполноценности. Объединяла их общая мечта - вернуть орбитян на планету предков. Дни тренировок запечатлелись в памяти одной мучительной полосой. Кей был беспощаден. Перегрузки на грани потери сознания, кислородное голодание, ударные перепады температур - все это пришлось перенести Корлису, как, впрочем, и неунывающей Инте. Между ним и Кеем с самого начала установились неприязненные отношения. Ученому казалось, и не без основания, что космокурьер смотрит на него свысока, полупрезрительно. Это рождало протест, и Корлис в свою очередь вел себя надменно. Руководство экспедицией возложили на Корлиса. Но было оно чисто символическим. Фактически же во всем, что не касалось непосредственно научных исследований, планетолог обязан был безоговорочно подчиняться Кею. Их взаимоотношения, построенные скорее на мнимом, чем на действительном двоевластии, не удовлетворяли обоих. - Я понимаю, - говорил Корлис Горну несколько дней назад, - Кей опытен, у него хорошая профессиональная подготовка, но в научной экспедиции он должен оставаться исполнителем. И это необходимо оговорить со всей определенностью. Люди его склада не признают чужого мнения, все решают самолично. Но что он смыслит в науке, а ведь эта сторона дела главная! Мы же не на прогулку отправляемся... - Вот именно, не на прогулку, - сказал в ответ главный диспетчер. - Но вы-то иначе, чем к прогулкам, не подготовлены. Я понимаю: вы ученый, а он не слишком образованный, возможно, с вашей точки зрения, даже невежественный человек. Да еще любит делать по-своему! - Иронизируете? - Иронизирую. И знаете, почему? Десять лет назад я тоже был космокурьером. А Кей ходил у меня в учениках. И я смотрел на него... ну, как вот вы сейчас. И, как выяснилось, зря. Однажды полетели мы на двадцать первую. Вам должно быть известно, что это одна из самых удаленных станций. И вдруг на полдороге слышу зуммер: баллон с дыхательной смесью пуст. - А как же регенератор воздуха? - Потом выяснили: утечка, видимо, не обнаружили перед вылетом. И, ясное дело, запас смеси не возобновлялся. Чувствую, мне конец. "Дальше полетишь один, - приказываю Кею. - Сплоховал твой учитель". А у самого в глазах темно: дышать нечем. Очнулся на станции, уже без скафандра. Оказывается, Кей, с риском погибнуть, ухитрился присоединить мой дыхательный шланг к редуктору своего баллона. Как это ему в голову пришло, в считанные-то мгновенья, до сих пор не пойму. А ведь знал, на что идет: система травит, давление падает... "Как я здесь очутился?" - спрашиваю его. "Простите учитель, пришлось вас... это самое... усыпить... ну, загипнотизировать, что ли". - "Зачем?" - "Иначе бы не долетели". - "А сам-то как дышал?" - "Я могу подолгу задерживать дыхание, есть такой способ. Выходит, не зря тренировался, пригодилось". - "А гипнотизировать давно научился?" -"Не знаю, никогда прежде не пробовал". - "Первый раз попробовал, и сразу получилось?" - "Вы еще сомневаетесь?" Вот дерзкий мальчишка! Хотел его поставить на место, да неудобно как-то: ведь жизнью ему обязан! Сейчас Корлис вспомнил этот разговор и подумал, что здесь, на Геме, Кею не раз придется подтверждать свою репутацию. Но удастся ли им поладить, или они так и будут конфликтовать до самого конца, каким бы он ни оказался? Панорамные съемки позволили составить подробную карту Гемы. В центре района, где предположительно находился источник беслеровского излучения, был Большой Сонч - один из крупнейших мегаполисов, некогда столица Ассоциации государств. Корлис предложил опуститься на Гему в самом Сонче. Тогда бы они сразу же оказались у наиболее вероятной цели. - Рискованно, - не согласился Кей. - И это говорите вы, человек, по словам Горна, не знающий, что такое страх? - Горн ошибается. Я трус. Если, конечно, слово "бесстрашие" означает пренебрежение риском. Будем опускаться здесь, - Кей указал место в окрестностях мегаполиса. Возник спор. Корлис, как и полагалось ученому, не признавал волевых решений и требовал убедительных доводов. Кей не счел нужным обосновать свою точку зрения. - Вы собираетесь все делать по принципу "я так хочу"? - возмутился планетолог. Кей тоже вспылил, но сдержал себя и холодно отрезал: - Ну вот что. Этот спор первый и последний. Иначе нам не по пути! До самого вылета они не разговаривали. Однако за час до старта Кей тщательно проверил снаряжение и устроил Корлису с Интой форменный экзамен, который оба выдержали достойно, хотя Корлис счел себя оскорбленным. Автономный многочасовой полет, напоминавший, скорее, падение, не шел ни в какое сравнение даже с изощренно мучительными тренировками, а тем более с безобидными (хотя вероятность угодить под метеорит и не равнялась нулю) прогулками вокруг Базы. Особенно ошеломляющими оказались последние полчаса. Турбулентные потоки воздуха обрушились на тело чувствительными ударами. Один за другим раздавались хлопки тормозных двигателей - по барабанным перепонкам, по нервам. А когда Гема вдруг рванулась навстречу, Корлис инстинктивно зажмурился, вобрал голову в плечи. Но вот мягкий толчок, как будто тебя поймали на лету и, не удержав, уронили в траву. И даже не уронили, а тихонько поставили, однако ноги подломились от нахлынувшей слабости. Затем послышался, словно сквозь вату в ушах, радиоголос Кея: - Нормально! Корлис, возьмите побыстрее пробу воздуха. Инта, как микрофлора? И никаких поздравлений, объятий, радостных возгласов. Все подчеркнуто буднично, точно не раз и не два спускались они на планету предков. Будничность была для них успокоением, защитой от парализующего страха перед неизвестностью. То, что уровень радиации все еще довольно высок, они знали до спуска с орбиты - пришлось потратить последние зонды. Заодно убедились, что плотных ионизированных слоев, которые бы задерживали радиосигналы, в атмосфере Гемы нет. Но надо было уточнить обстановку на месте и решить окончательно, сколько времени они смогут провести на Геме, прежде чем доза облучения станет угрожающей. - Пока терпимо, - проронил Кей, взглянув на дозиметр. - Плюс десять пунктов. - Это минимум полгода, - откликнулась Инта. - Микрофлора тоже вполне приемлема, благо мы сделали прививки, усилившие иммунитет. - А воздух вообще выше всяких похвал, - проронил Корлис. - И неудивительно, при таком обилии растительности... Кей снял шлем, Инта и Корлис последовали его примеру. - Затем они послали короткое радиосообщение на Базу. "Дружище Кей, Инта, Корлис! - откликнулся Горн. - Рады за вас и за себя. Ждем новых сообщении. Желаем удачи...!" Корлис измерил координаты - они оказались близки к расчетным. И вот уже двое мужчин и девушка движутся друг за другом, след в след, прорубая лучевыми ножами, действующими по принципу управляемой аннигиляции аккумулированных космических частиц и античастиц, проход в переплетении побегов, нескончаемой стеной преграждающих дорогу к мегаполису - Большому Сончу. Какое смятение чувств испытывал каждый из них, оказавшись лицом к лицу с одичавшей хищной природой! Они чувствовали себя пигмеями, слабосильными карликами, под прессом притяжения Гемы, в плену колючих зарослей, сквозь которые продирались, рискуя повредить скафандры. Со всех сторон доносилось завывание, что-то - звери или ветер? - свистело, вопило, ревело. Эти душераздирающие звуки, ударяясь о стволы, путаясь в щупальцах ползучих лиан, дробились и рассыпались множественным эхом, временами, словно обессилев, затихали, чтобы через несколько мгновений взорваться воплем. Ноги то ступали по ковру из опавшей хвои, то вязли в зеленой трясине, и тогда каждый шаг сопровождался отвратительным чавканьем, как будто неведомое прожорливое существо делало судорожные глотки, спеша пожрать добычу. От непривычной тяжести дрожали колени, во рту ощущался металлический привкус, в горле пересохло так, что шершавый распухший язык прикипал к небу. Пот застилал глаза. И хотя шли они со снятыми шлемами, вдыхая отменно свежий воздух, дышать было тяжело, точно кто-то по ошибке перекрыл кислород. - Не отставать! Быстрее! - торопил Кей, шагавший впереди и как бы пробивавший дорогу своим телом. "Все мое со мной" - это изречение древнего философа мог бы повторить каждый из трех первопроходцев обезлюдевшей Гемы. Ноша казалась непосильной, но нельзя было пожертвовать ни единой частицей груза: они взяли с собой лишь самое необходимое, без чего здесь не обойтись. А сколько нужных вещей пришлось-таки в последний момент оставить на Базе! Когда силы иссякали, Кей хрипло командовал: - Привал! И они опускались, нет, падали в пахнувшую прелью траву. Казалось, на них со всех сторон враждебно надвигаются джунгли. Подкрадываются деревья, ползут уродливые кусты. Возможно, зыбкий туман создавал видимость движения или же растения Гемы на самом деле могли передвигаться с места на место... Разлапистые ветки, словно взявшись за руки, медленно кружились в зловещем хороводе, уныло поскрипывали, пророча гибель. - Подъем! - неумолимо бросал Кей, и они снова упрямо пробивались к цели. Через некоторое время им неожиданно повстречалось кладбище. Надгробные плиты заросли мохом. Неряшливые ржавые пятна, точно бородавки, расползлись по огрубевшей поверхности мрамора. Хитросплетение зеленых щупалец низвергло изваяния с пьедесталов, присоски этого многоголового спрута впились в гранит, будто в живую плоть. И все же - что вызывало удивление - город мертвых пострадал в гораздо меньшей мере, чем города живших, столь ненавистные природе... Инта машинально расчистила изображение на одном из памятников и отпрянула: это был ее портрет - прекрасное женское лицо с мальчишеской стрижкой русых волос, насмешливым взглядом крупных зеленоватых глаз и по-детски припухлыми губами. "Чушь! Мистика! Мало ли случается совпадений, - прикрикнула на себя девушка, почувствовав холодок в груди. - А вдруг это моя прапрабабушка..." Не склонная к суевериям, она все же восприняла странно материализовавшееся видение из канувшего в радиоактивную бездну прошлого, как недоброе предзнаменование... Пришла мысль, что развитие это вовсе не поступательное движение, в котором все впервые, а накручивание повторяемых витков и каждый цикл для любого его участника оканчивается одинаково - смертью и забвением. Ей стало страшно. Она, пожалуй, в первый раз подумала о смерти не как о чем-то, хотя и неизбежном, но в такой далекой перспективе, что глупо уже сейчас терзаться по этому поводу, а как о вполне вероятном вскоре - через день, час или даже минуту. Инта поспешно догнала спутников. Ее вдруг потянуло к Кею, захотелось загородиться им, как щитом. Она чуть было не взяла его за руку, но не решилась, а только прикоснулась на ходу, словно заряжаясь энергией. Кей взглянул удивленно, видимо, все понял, но ничего не сказал и лишь скупо улыбнулся девушке. "Неужели я в него влюбилась?" - вспыхнула в догадке Инта и поспешно прогнала эту мысль, показавшуюся ей глупой и кощунственно неуместной. А Кей тем временем думал, какой авантюрой обернулась их экспедиция. Не зря он с самого начала был против. Горн не убедил его, не смог привлечь на свою сторону. Но долг есть долг. Корлиса еще можно понять, он ученый, а ученых Кей не слишком высоко ставил: это они довели Гему до катастрофы. Для них главное - сделать открытие, а чем оно обернется в будущем, они не задумываются... Но Горн, с его-то опытом, знанием жизни! Кто кого должен спасти, База Гему или Гема Базу? Несколько тысяч человек на орбитах действительно лишены будущего. Но пусть даже окажется, что Гема пригодна для жизни, - как возвратить на нее космических переселенцев? Нужны сотни кораблей или, на худой конец, тысячи энергоскафандров, а где они? Значит, неизбежно придется отбирать. Кого, по каким критериям? Самых сильных, самых умелых, самых талантливых? А остальные? И среди них женщины, дети, старики? Нет, не позавидует Кей тому, кто возьмет на себя этот нелегкий и, скорее всего, неправедный выбор... Да и как он может быть праведным?! Бесплодные размышления были не в характере Кея. Он чувствовал, что изменяет себе, пытался отогнать назойливые мрачные мысли, которые только отвлекали от дела. А дело всегда оставалось для него делом, каким бы безнадежным ни выглядело. К счастью, спутники космокурьера не догадывались о его переживаниях. Внешне выглядевший невозмутимым, неразговорчивый и замкнутый, он казался неспособным на них. Бесстрастность и бьющая через край самоуверенность Кея, хотя и раздражали Корлиса, все же действовали ободряюще. Тем более, что и ему, и Инте было сейчас не до эмоций: безмерное физическое напряжение подавило все чувства, кроме одного - во что бы то ни стало выдержать, вытерпеть, дойти! Гигантские уродливые деревья, а особенно невообразимо разросшиеся кустарники делали почти невозможным каждый следующий шаг. Они шли вопреки этому "почти". Ножи приросли к рукам, впаялись в ладони, и режущий луч словно исторгался самим сердцем. Шаг... второй... третий... Луч влево, луч вправо... Большой Сонч совсем недалеко, в десятке миль. Все чаще встречаются на пути остатки каких-то сооружений, расплющенные, бурые от ржавчины, проросшие зеленью металлические конструкции. Лучи обрушивают их, и падая, они рассыпаются, ложатся под ноги грудами мелких обломков. В воздух взмывают тучи едкой пыли, и тогда дышать становится особенно трудно. Лишь близость цели поддерживает силы. Шаг... еще один... еще и еще... - Инта, не отставайте! - оглянувшись, крикнул Кей. - Инта, где вы? - Где вы, Инта? - эхом повторил Корлис. Девушка исчезла. 4 Инта Она шла за Кеем и Корлисом, которые выжигали просеку, проход, лаз - называй, как хочешь, - в упругой, сопротивлявшейся вторжению зеленой массе. Слышались свист, хруст, тяжелое дыхание мужчин. Иногда пружинящие ветви хлестали ее по голове. Уклоняясь от очередного удара, Инта сделала шаг в сторону и рухнула вниз. Спустя какое-то время девушка очнулась, однако продолжала лежать в странном оцепенении. Ей не было больно, и не то что она не могла шевельнуться, просто не хотелось ни двигаться, ни кричать, ни даже думать. Сознание как бы расслоилось. И одним слоем было настоящее, а другим - прошлое. Настоящее отодвинулось в глубину, стало расплывчатым фоном. Относящиеся к нему мысли перепутались, она уже не управляла ими, а безвольно подчинялась их навязчивому течению. Ей не удавалось свести воедино этот рассыпающийся мысленный калейдоскоп. Зато прошлое обрело сиюминутную реальность, своей упорядоченностью и яркостью создавая эффект присутствия. Это не походило на воспоминания. Инта, не покидая окончательно настоящего (она отдавала себе в том отчет), раз за разом погружалась в прошлое и оставалась там до тех пор, пока не наступала недолгая пауза, после которой, словно видеосюжет, воссоздавался очередной эпизод ее жизни... ... Ей двенадцать лет. Она в скафандре (в этом возрасте каждый впервые получает обычный, не "энерго", скафандр). Воспитательница ведет их группу на экскурсию. Сейчас перед ними откроется до сих пор запретная дверь в космос. В промежуточном отсеке навстречу им тяжело ступает человек, и они прижимаются к стенам, давая ему дорогу. - Кей, тот самый Кей... Геройский космокурьер! - слышится в ее переговорном устройстве почтительный шепот. "Оглянется или нет?" - с забившимся сильнее сердцем подумала девочка. Но он прошел и не оглянулся. А перед ними уже черная пустота, иссеченная полосами - яркими, более бледными и совсем тусклыми. Тонкими, едва заметными серебряными паутинками, плотными, четко очерченными алмазными нитями и расплывчатыми перламутровыми лентами. База вращается, и звезды рисуют на небе неравномерно сгруппированный растр. Инта с рождения привыкла к тому, что База должна вращаться, иначе на ней царила бы невесомость. Но здесь, под открытым небом, у нее закружилась голова, перед глазами все поплыло и тошнота подступила к горлу. - Спокойно, дети! - послышался в переговорном устройстве голос воспитательницы. - Сейчас это пройдет. Не бойтесь, все так и должно быть. Ведь красиво, правда? Скоро вы увидите зарю, восход Яра. А пока поздравляю с первым выходом в космос! Еще одна полоса - широкая, смазанная серебристо-зеленоватая - то появляется, заслоняя полнеба, то исчезает. Она мелькает, пульсирует, приковывает внимание так, что Инта вскоре забывает о тошноте. Это Гема, их прародина. О ней говорили, как о чем-то канувшем в вечность, даже мифическом. Трудно было представить миллиарды одновременно живших людей, их неупорядоченный быт, дворцы и лачуги, гигантские концерны и кустарные мастерские - обо всем этом рассказывали на уроках истории. И еще труднее было осознать, что на изобильной Геме, с ее могущественной техникой, чуть ли не половина людей голодали, а тем временем неисчислимые богатства поглощались тем, что именовалось "расходами на оборону". Войны вспыхивали и гасли, вновь разгорались и опять ненадолго затухали. И на их фоне шла подготовка к сверхвойне, в которой половина человечества пыталась бы уничтожить другую половину. "Как хорошо, - думала маленькая Инта, - что нас так мало и все мы любим друг друга и ни с кем не воюем!" На миг вернулось настоящее. Замедленными, беззвучными шагами уплывают в зеленый туман Кей и Корлис, а у нее нет сил их остановить. И ведь надо только окликнуть: "Стойте! Куда же вы без меня? Подождите!" Но она молчит. А настоящее снова сменяется прошлым. Время отступает на пять лет... ... Сегодня они празднуют свое совершеннолетие. Среди почетных гостей представитель героической профессии - космокурьер. Его встретили восторженно, забросали вопросами. Он отвечал на них коротко и, по-видимому, неохотно: "да", "нет", "нормально". То ли много мнил о себе, то ли, напротив, был смущен общим вниманием. А может, чем-то озабочен. "Вот мы и снова встретились", - думала про себя Инта, исподтишка разглядывая Кея. Под взглядами юношей и девушек космокурьер не пытался придать себе значительности. Обыкновенный человек, даже чуточку простоватый. - И это знаменитый коскур? - шепнула подруга. - Не верю! Что в нем героического? Молчун и увалень! Тогда, вероятно расслышав эти слова, поднялся наставник и рассказал, укоризненно взглянув на них, как во время одного из недавних полетов Кей был ранен навылет микрометеоритом. Пробоины в скафандре затянулись - сработала автоматическая защита. А вот рана кровоточила. Космокурьер слабел, временами терял сознание, но не повернул обратно, хотя до Базы было ближе, а продолжал полет и доставил сообщение на окраинную станцию. Кей слушал с безразличием, как будто речь шла не о нем, а о постороннем, даже не знакомом ему человеке. - Страшно это, когда кровь не останавливается, силы уходят, а впереди такой долгий путь? - решившись, спросила Инта. - Нормально, - буркнул космокурьер, глядя сквозь нее. - Разве это может быть нормальным? - не отставала девушка. И тут в глазах Кея мелькнул интерес. - Еще как может! Нужно только очень сильно хотеть и много работать. - А если я захочу... Очень сильно захочу быть с вами, там, в космосе? Кей молчал. "Он растерялся! Честное слово, растерялся!" - изумилась Инта. - Ты с ума сошла! - прошептала на ухо подруга. - Что он о тебе подумает? - Ну и пусть, - так же шепотом ответила девушка. А Кей продолжал молчать, переступая с ноги на ногу. Казалось, он решает трудную математическую задачу. Решает в уме, по памяти, а ответа найти не может. - Так как же? - настаивала Инта. - Нашему гостю пора, - вмешался наставник. - Завтра ему снова лететь в космос. Поблагодарим его и пожелаем удачи! Скачок в настоящее. Рвущаяся паутина мыслей. "К