ны машины, личность. - А вы не думаете, что личность можно синтезировать? - Создать искусственного человека? - Человека? Если "призрак" - так вы, кажется, нас называете? - это человек, то безусловно! Но не пугайтесь, в таком синтезе человеческой личности просто нет смысла. Даже если синтезированная личность оказалась бы во всех отношениях идеальной. - И на том спасибо, - сказал Кей. - Мне бы не хотелось иметь дело с рафинированно идеальной личностью. Умер бы от сознания собственной неполноценности. - С нами вам это не грозит. Ну, а если говорить серьезно, то индивидуальности мы, действительно, не утратили. Более того, бережем ее, как только возможно. Что же касается интеллекта... мы просто научились его усиливать. Право же, это никому не помешает! - Но ведь то, что вы называете усилением интеллекта, - поежился Кей, - неизбежно сопряжено с деформацией личности. И вам не было страшно пойти на это? - Всякое движение вперед связано с риском. Но остановиться - рискованно вдвойне. - А я-то думал, что вы как раз остановились, застыли на предсмертном уровне. Заморочили вы мне голову! "Утратили вкус к жизни, лишены плотских радостей. - Диалектика, единство противоположностей. Вот если бы мы обманули вас... - Полуправда не лучше лжи. Впрочем, я представляю, почему вы так поступили. Не хотели нас отпугнуть. - В известной мере вы правы, - уклончиво сказал Сарп. - Но мы вовсе не выставляем напоказ свою неполноценность. Вы усмотрели ее сами. А разубеждать вас... Кей усмехнулся. - Моя проницательность немногого стоит. Но вот сейчас я пытаюсь стать на ваше место. Но что мы вам? Ведь, с вашей точки зрения, мы пройденный этап. Без нас вы обходились и могли бы обойтись в будущем. А если уж говорить о неполноценности... - Теперь вы ударились в другую крайность. По-прежнему противопоставляете себя нам, но с переменой мест на шкале ценностей. Не нужно этого делать! Вы и мы - единое целое. У нас одна цель - бессмертие человеческого разума. Он может принимать различные формы, и наши две его не исчерпывают. Главное, чтобы разум всегда оставался человеческим, поднимаясь на все новые и новые ступени в неудержимом стремлении к познанию. - Пусть так, - согласился Кей. - Но неужели для того, чтобы усилить интеллект, прежде нужно умереть? Не верю! Ведь возможна же непосредственная, минуя органы чувств, связь с живым мозгом? Хотя бы с помощью имплантированных электродов. - Конечно, возможна. Иначе нельзя было бы воспроизвести личность в эквиваленте. Однако при считывании хранящейся в мозгу информации нет нужды в быстродействии. - А если человек при смерти? - Можно даже прозондировать мозг умершего. Конечно, если структурные изменения не зашли слишком далеко. Кстати, так было с Горном. - Значит, диалог человеческого мозга с электронным... - Осуществим. Я имею в виду живой человеческий мозг. А мозг умершего напоминает выключенную электронную машину: хотя ее запоминающие цепи полны информации, эта информация статична. Обесточив машину, мы исключили возможность динамики. Так и смерть обесточивает мозг, но на некоторое время оставляет клетки, словно триггеры выключенной машины - одни в положении "нуль", другие в положении "единица". - Вернемся к живым. - Пожалуйста. Вы говорите о диалоге с машиной. Что толку, ведь темп диалога будет задавать человеческий мозг! Мы, "призраки", - Сарп снова улыбнулся, - можем общаться между собой в тысячи раз быстрее, чем с вами. - Выходит, живой мозг исчерпал свои возможности... - хмуро констатировал Кей. - Пожалуй, нет. За счет внешних запоминающих устройств его информационную емкость можно увеличить. Это также позволит вводить в мозг информацию с быстродействием машины. - Отлично! Значит, интеллект человека можно-таки усилить. - К сожалению, нет. Интеллект определяется не объемом накопленной информации, а способностью распорядиться ею оптимальным образом. Можно быть, простите, напичканным знаниями и проявить беспомощность при необходимости мгновенно найти единственно правильное решение. Кей поморщился. - А интуиция? - Я не собираюсь преуменьшать ее роли, - сказал Сарп. Даже жалею, что мы лишены способности к интуитивному мышлению. Это один из наших принципиальных недостатков. Но, согласитесь, в интуиции никогда нельзя быть уверенным полностью. Она выручит раз, другой, третий, а в десятый или сотый подведет. Наитие коварно. - Вы не доверяете подсознанию? - Да. Потому что оно не поддастся контролю. Это вещь в себе, и какие процессы в ней происходят, никому не известно. Известен лишь окончательный результат, но отнюдь не промежуточные. В нашем же аппарате мышления нет бесконтрольных зон. Мы не испытываем озарений, зато и застрахованы от связанных с ними ошибок. - Все же и теперь я не могу поверить в ваше тождество с электронными машинами! - воскликнул Кей. - А вы настойчиво его подчеркиваете! - Я имел в виду формальную сторону. Но существует и другая, основополагающая сторона. Утратив одно и приобретя иное, мы не превратились в монстров, не лишились главного - дара по-человечески чувствовать. В том, что это так, вы, полагаю, убедились? - Бесспорно! - Следовательно, наш эксперимент оказался удачным. - Вот я и думаю о том, как использовать ваш опыт. - Еще успеете, - рассмеялся Сарп. - Понимаю, о чем вы... Но конвейер бессмертия не для нас. Смена поколений необходима. Иначе живое человечество превратится в сырьевой придаток информационного. - Но почему "конвейер бессмертия"? Ведь есть же выдающиеся люди, чья индивидуальность особо ценна для человечества. Я уже не говорю о гениях. - А как определить, кто заслуживает бессмертия? Каков критерий, проходной балл? Подумайте, к чему может привести деление людей на смертных к бессмертных! Каким злом обернется погоня за бессмертием! - В ваших рассуждениях есть резон. Они справедливы для общества, все еще не изжившего индивидуализм. - То есть нашего общества? - Вы же сами сказали: "подумайте, к чему это приведет". Так, кажется? - Примерно. - Отсюда следует, что вы не верите в нравственную силу своего общества. - Ничего подобного! - запротестовал Кей. - Тогда мы по-разному трактуем понятие "нравственная сила". Боюсь, вы еще убедитесь, что моя трактовка более правильна. Сейчас ваше маленькое общество сплочено борьбой за выживание. Но выдержит ли оно испытание благополучием? Уверен, наши потомки... ваши потомки... - поправился Сарп, - выработают иные, возвышенные нравственные позиции. Их психология не будет иметь ничего общего... - Вы так говорите, словно сами побывали в грядущем! - Мы промоделировали его. Кей с сомнением пожал плечами. - Любая модель субъективна. Исходные данные для нее выбирают люди. Впрочем, не берусь спорить. В вопросе о бессмертии я остаюсь при своей точке зрения. Меня больше интересует, как приспособить к живому мозгу ваш усилитель интеллекта! - Не хотел бы вас разочаровать, но на него вам не стоит рассчитывать. - А что если... - задумчиво произнес Кей, - наделить человеческий мозг электронным подсознанием? - Хотите совместить несовместимое? - Вы сами подсказали этот путь. "Вводить информацию в мозг с быстродействием машины" - ваши слова. - Процесс накопления информации это еще не мышление, а лишь подготовка к нему. - Согласен. Но ведь ее можно вести по-разному. А что если вводить в мозг конечный результат логических операций, которые будут выполняться с наибольшим быстродействием, на какое только способна электроника? Полная аналогия с подсознанием! Параллель с интуитивным мышлением! Моделирование наития! - Кей перевел дыхание. - Ну посудите сами: интуиция, основанная на молниеносном математическом расчете, это ли не средство усилить интеллект? - Вы придумали сами, сейчас? - изумился Сарп. - А что? Ведь все просто: перейти от атомов мысли к мыслемолекулам, от них к интегральным мыслемодемам! Автоматизировать процесс мышления! - Просто? Ну и ну... Великолепный пример наития! Похоже, вам не нужен усилитель интеллекта! Кей смутился. - Говоря о простоте, я имел в виду принцип, голую схему. А вот как ее реализовать... Понятия не имею. Так что комплимент не по адресу. - Идея - главное! Осуществить ее, что называется, дело техники. Пока вы оправдывались, я рассчитал. Все сходится. Вы нашли выход из тупика. Новый путь развития человеческого интеллекта, вот что вы предложили. Это же гениально! Убедительное доказательство моей правоты! - Вашей правоты? - Представьте, что такой человек, как вы, умирает. Да потерять его личность было бы преступлением против общества! Вы не принадлежите себе, Кей. Ваша индивидуальность - достояние всех. И ее необходимо сохранить для будущего! - Еще один кандидат в бессмертные! - фыркнул Кей. - Притом достойнейший! - не поддержал шутливого тона Сарп. - А пока проверим вашу идею на вас. - По рукам! - А вот это, к сожалению, пока не получится. Разве в переносном смысле слова... 17 Испытание благополучием - Вы обратили внимание, как изменилось поведение Лоора? - спросила Инта. - Обратил, - кивнул Корлис. - Раньше он часто спорил, отстаивал свои взгляды резко и аргументировано... - Но не всегда тактично. - Неважно. Главное, производил впечатление прямодушного, даже прямолинейного человека. - Возражения парировал, несогласных убеждал, если не логикой или убийственной иронией, то страстной, почти религиозной верой в собственную правоту? - Вот именно. Когда обсуждали вопрос о постройке новых космолетов, он перетянул на свою сторону всех, даже Мону. Признаться, и меня поколебали его доводы. А Кей... - Его Лоор связал по рукам и ногам обвинением в излишней осторожности, - заметила Инта. - Как он тогда сказал? - "Не узнаю нашего славного космокурьера!" - Вот видите. - А ведь когда-то и я упрекал Кея в излишней осторожности, - вздохнул Корлис. - Однако он не поддался на провокацию. - Он ведь отвечал за наши жизни. Да и разговор у вас был с глазу на глаз. - Прояви мы на Совете больше упорства, и поддержали бы нас, а не Лоора. - Не знаю, - усомнилась Инта. - Лоор умен и хитер. И далеко не прямодушен. - Он очень изменился. - Вовсе нет! Изменилось его поведение. Вы заметили, теперь он избегает дискуссий. - Да и оппонентов у него поубавилось, - произнес Корлис - Еще бы! Сделал существование орбитян не просто сносным, а вполне благополучным. Ведь как было раньше? Жизнь проходила в борьбе за выживание, и возможность новой катастрофы оставалась каждодневной реальностью, наиболее вероятным исходом, который нельзя предотвратить, а можно лишь замедлить, отодвинуть на неопределенный, но все же достаточно близкий, срок. - По-вашему, Лоор подарил орбитянам будущее? - А что же вы думаете, люди убедились: все, что он обещает, всегда выполняется, то, что планирует, становится действительностью. Чем не подтверждение мудрости, возвышающей Лоора над остальными?! - Но ведь это ужасно! Согласен, Лоору удалось превратить Космополис в экологическую систему с регенерацией воздуха и воды, синтезом пищи и практически полной изоляцией от окружающего. Однако все это было на прежней Базе, правда, на пределе допустимого, при постоянной угрозе срыва. - Дорогой Корлис, - покачала головой Инта. - Я уже не та девочка, которой вы читали лекции. И не восторженная, полная романтических планов, а скорее мечтаний, девушка, последовавшая за вами на Гему. Сейчас я женщина и по-женски мудрее вас. Не надо доказывать, что Космополис - замкнутая система и потому обречен. Орбитяне не думают о бессмертии. Им бы успеть прожить собственную жизнь, вырастить детей, а те уж, став взрослыми, позаботятся о себе сами. Ведь что проповедует Лоор: "Прогресс потенциально опасен, он принес людям бедствия. Развитие науки чревато гибелью. Предки этого не сознавали. И поплатились, не сумев остановиться вовремя. Но мы не повторим их ошибки!" Логично? Вне всякого сомнения! Люди видят, что в отличие от Базы Космополис обладает высочайшей надежностью. Эффективная метеорная защита практически исключила риск. Лоор сделал постоянство во всем основным принципом и нормой существования! - Но постоянство гибельно! - воскликнул Корлис. - Орбитяне предпочитают философии теорию вероятностей. А она обещает им несколько поколений. - И все же я не понимаю, как могло случиться, что орбитяне, сплоченные опасностью, не признававшие суесловия, не терпящие эгоизма и тщеславия, так легко изменили своим принципам, слепо пошли за Лоором, отвернулись от нас, возвративших им Гему, отказались от планеты предков! Мой бывший ученик и преемник Тис становится подголоском Лоора, подумайте только! - Ну, этого следовало ожидать, - проронила Инта. - Плохо вы разбираетесь в людях! - На днях заявляет: "Никаких связей с Гемой! "Призраки" желают нашей гибели! Все живое им ненавистно!" - И что вы на это ответили? - Сказал, что он несет чушь. Если бы не "призраки", Космополиса не существовало бы! Все, чем мы сейчас располагаем, сохранено или воссоздано ими! А он мне медовым голоском: "Вспомните, что говорил наш друг Кей! Он же считал "призраков" вышедшими из-под контроля людей электронными машинами!" - А вы? - "С каких пор, - спрашиваю, - Кей стал вашим другом? К вашему сведению, теперь он думает о "призраках" иначе!" Тис мне в ответ: "Вот-вот. "Призраки" подчиняют себе волю человека, делают его орудием своих планов и замыслов!" Тут я взорвался: "Это вы о Кее? Он орудие? Да вы по сравнению с ним мальчишка, возомнивший себя личностью!" - Напрасно связались, - поморщилась Инта. - Тис злопамятен и способен на любые пакости. А с тех пор как вы не у дел... Простите... - Вот уж не думал, что когда станции будут пристыкованы, меня постигнет участь космокурьеров... - И космический мост между Космополисом и Гемой прекратил существование... Лоор считает, что при строгом контроле за рождаемостью и замкнутом кругообороте веществ запасов должно хватить на несколько столетий. - Как же мы допустили такое? - недоумевая, спросил Корлис. - Не тем были заняты! Простите, не знаю, что говорю... Но так горько, так досадно и больно! Не за себя - за вас с Кеем. Впрочем, и за себя тоже. Я пыталась убеждать, доказывать, но тщетно. Меня и слушать не хотели. Лоор одурманил всех. Пока мы разведывали Гему, готовили ее для людей, он сумел дать орбитянам то немногое, что было пределом их желаний. И внушил, что большее оказалось бы не во благо, а во вред. Мы опоздали, Корлис. - Что же делать? Может быть, вызовем Кея с Гемы? - Поздно! Лоор этого не допустит. Нам его не одолеть. ... Спустя месяц Корлис, Инта с сыном, космокурьеры, их семьи и около сорока юношей и девушек, мечтавших о подвигах, покинули Космополис. Лоор не препятствовал этому. Напротив, когда последний космолет отплыл от причальной платформы, он вздохнул с нескрываемым облегчением. Ничто более не стояло на его пути. И вот, как несколько лет назад, трое друзей вдыхали острые запахи Гемы, глядя в темнеющее небо. На нем все ярче проступала звездная россыпь. И снова в гуще неподвижных светил прокладывала путь яркая рукотворная звездочка. Но дальше, чем когда-либо, была она. В другой галактике. По ту сторону Вселенной! И не радость узнавания, а горечь поражения, боль утраты порождала она. - Не переживайте, - сказал Кей, кладя руку на плечо Корлиса. - Это не мы их покинули, а они нас. Они побег, мы - ствол. А разве может существовать побег без ствола? - Им не удалось выдержать испытание благополучием, - добавила Инта. - Но всему свой срок. - Наш срок наступил, - кивнул, соглашаясь, Корлис. - Если бы вы знали, друзья мои, как я истосковался по настоящему делу!  * ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *  ВЕРОЯТНОСТНОЕ МИРОЗДАНИЕ 1 "Ловушка для Светоча " Игин так и не вернулся на Утопию. Решение остаться стоило ему немалых переживаний, особенно после того, как Стром прислал радиограмму. В ней было единственное слово, и оно обожгло Игина: еще никто прежде не называл его предателем! "Неправда, я не предатель, но стал бы им, отказавшись от главного дела своей жизни", - с достоинством ответил управитель. Стром замолчал, на срочный вызов не ответил, словно Игин перестал для него существовать. И все же личные переживания были для Игина чем-то вторичным. Он предавался им в редкие свободные часы: времени не хватало даже на сон. Работа поглотила его целиком, Игин, можно сказать, жил ею. Приняв предложение Председателя, он взвалил на себя глыбу, тяжесть которой до того не мог и представить. Организация энергокосмического индустриала (правильнее было бы назвать его "сверхиндустриалом") сама по себе представляла огромные трудности. Но не они беспокоили Игина. Тревожило другое. Преодолеть энергетический кризис чисто экстенсивным путем, все увеличивая и увеличивая емкость энергосетей, число станций, как это делали до сих пор, не удастся из-за выявившейся ограниченности ресурсов. Но дело было не только в этом. Мозговой центр на Утопии забил тревогу: применение новых расщепляющихся материалов, - а такой выход предлагали энергетики - может вызвать "холодную" цепную реакцию наподобие той, что погубила цивилизацию Гемы. И в мудрой идее Ктора объединить энергетический и космический индустриалы в одно функциональное целое исходным пунктом был именно поиск принципиально новых путей, которые позволили бы утилизировать энергию космического пространства и, в первую очередь, ресурсы Светоча. Каким должен быть хотя бы один новый путь, Игин пока не представлял. Совершенствовать приемники лучистой энергии? Само собой, но как преодолеть ее поглощение атмосферой? Вывести улавливающие станции в космос? А как передавать энергию оттуда? Сплошные вопросы, и все безответные. "Энергия и космос в одной упряжке" - крылатая фраза Игина - оставалась не более чем метафорой, перевести ее в практическую плоскость никак не удавалось. Игин обратился за помощью к компьютерам. И в который раз убедился, что их мудрость зиждется на аналогиях. Компьютерам необходим прецедент, отправная точка для логических рассуждений. А здесь его не существовало... Привычные решения только сбивали с правильного пути, уводили в рутинную колею. И компьютеры подталкивали Игина к такой колее, а встретив с его стороны сопротивление, разыскивали другую, еще накатанное и глаже. Нужна же была не колея, а нехоженая тропа. Чем дальше, тем тривиальнее становились предложения компьютеров. Создавалось впечатление, что они, то ли с досады, то ли от обиды, несут заведомую чепуху. Но Игин знал, что компьютеры не способны ни досадовать, ни обижаться. Просто они исчерпали свои возможности. По совету Ктора Игин объявил открытый всемирный конкурс. Хлынул поток предложений. Счет им шел на десятки тысяч, рассматривали их компьютеры: ни сам управитель, ни его теперь уже многочисленные помощники не справились бы с лавиной информации, тем более что это был конкурс, в основном дилетантов, - профессионалы признали свою несостоятельность. То, что конкурс сделали открытым, не было жестом отчаяния. Какими бы незрелыми и даже абсурдными ни казались предложения дилетантов, они обладали специфическим достоинством: свежестью взгляда на проблему. Их авторов не подавляли авторитеты, не ограничивали каноны, не сковывали прототипы. Дилетанты не опасались прослыть невеждами, давали волю ничем не обузданной фантазии. И расчет строился как раз на том, что не одна, так другая "беспочвенная" фантазия пробудит инженерную мысль, даст ей толчок в непредвиденном направлении. Так, например, обыкновенный садовник предложил использовать энергию вращения Мира вокруг оси. Компьютеры квалифицировали идею как заслуживающую внимания. Ученые заинтересовались ею. В итоге была разработана теория парциального взаимодействия магнитного поля Мира с энергетическими полями ближнего космоса. К сожалению, расчеты показали, что решить проблему столь изящным способом не удастся. Среди конкурсантов был и подросший "малолетний преступник" Банг. В отличие от Тикета, он не обладал талантом к музыке, зато природа наделила его еще более редким, хотя и менее бросающимся в глаза, даром - парадоксальным воображением. Если бы заявка Банга сразу же попала к Игину, тот, посмеявшись, отправил бы ее в утилизатор мусора. И так бы, вероятно, поступил любой на месте управителя. Действительно, Банг предложил не больше не меньше чем ловушку для Светоча. Звезда в ловушке - было над чем посмеяться! А между тем компьютеры-эксперты, не наделенные способностью к юмору, выделили заявку Банга из тысячи других. И экспансивный паренек, чье увлечение детективом преломилось столь неожиданным образом, стал победителем всемирного конкурса и вошел в историю как один из пионеров космоэнергетики... Конечно же, компьютеры восприняли "ловушку для Светоча" не иначе чем аллегорию, оценили содержавшийся в ней намек. Ее реализация оставалась нерешенной задачей, следующим шагом, который только еще предстоит сделать. Игин истолковал "ловушку" как энергоемкий элемент, аккумулирующий лучистую энергию Светоча, причем в количествах, достаточных для восполнения энергетических затрат Мира. Такого элемента пока не существовало, его предстояло создать - одна из многих проблем энергетической программы. ... Когда Игина попросили открыть музей истории техники, он согласился не сразу. - Это же значит потерять день, - ворчал управитель. Но экспозиция, а с ней пришлось поневоле ознакомиться, неожиданно увлекла его. Все с большим интересом переходил он от экспоната к экспонату. Обычно на технику прошлых веков, а тем более тысячелетий, смотрят свысока, со снисходительной усмешкой. Но это поспешный, поверхностный взгляд. Конечно, в сравнении с современной суммой технологий новации древних кажутся наивными, незрелыми, далекими от совершенства. Однако правомочно ли такое сравнение? В другое время Игин не смог бы преодолеть стереотип снисходительности, превосходства над предками. Но сейчас его чувства были обострены самой атмосферой творческого поиска, в которой он находился с тех пор, как возглавил энергокосмический индустриал. Для него явилось откровением, что древняя техника, при всей ее примитивности, полна остроумных находок. Некоторые из них впоследствии стерлись от частого употребления, другие были открыты заново, третьи забыты и сейчас воспринимались как нечто оригинальное, свежее, перспективное. А все вместе внушало Игину чувство, близкое к преклонению перед техническим гением предков. Как рационально использовали они то малое, что было в их распоряжении! Рациональностью отличались и замысел, и исполнение. Любая деталь имела очевидное предназначение. Ничего лишнего, ненужного! Что ни машина, то истинный шедевр, взлет творчества. Игин позавидовал инженерам, жившим на заре цивилизации, их раскованности, свободе творческого мышления. Над ними не висел груз традиций: им еще предстояло создавать их! Один из разделов выставки особенно заинтересовал управителя. Огромный, искусно подсвеченный зал, точно Колизей под куполом неба. Там и сям без видимого порядка - машины, машины, машины. Суставчатые рычаги-руки, хитроумные полиспасты, громоздкие деревянные колеса... Все это продолжало жить своей, казалось, никогда не замиравшей жизнью. Скрипели блоки и оси, раскачивались на подвесах гранитные глыбы... Людей и животных, приводящих в действие парад техники, заменяли их нарочито карикатурные подобия - роботы. Игина охватило ощущение, что здесь, в этом зале, прошлое смыкается с будущим. "Вот где подлинное творчество! - с ревнивым изумлением думал он. - А что мы? Повторяем, варьируем, комбинируем. Процент оригинального у них приближается к ста. Мы же довольствуемся долями процента!" Он сознавал, что сгущает краски, делал это умышленно, словно получал удовольствие, причиняя себе боль. Но сейчас Игин нуждался именно в самобичевании, самоуничижении. Тем энергичнее будет он искать выход из тупика. И неожиданно у него возникло предчувствие, что выход уже в поле зрения, нужно только повнимательнее всмотреться, узреть в простоте высшую сложность, проникнуться этим двуединством, протянуть нить из прошлого через сегодняшний день в будущее... Его внимание привлекло деревянное сооружение грубой плотничьей работы. На вертикальный вал, вращаемый быком-роботом, насажено колесо с длинными зубьями. Оно передаст вращение другому колесу, уже на горизонтальном валу. Этот второй вал, в свою очередь, вращает еще одно колесо, на обод которого наброшена бесконечная веревочная цепь с подвешенными к звеньям глиняными бадьями. Нижняя часть цепи утопает в колодце с водой. Бредет по кругу "бык", скрипят колеса, движутся, покачиваясь, бадьи: снизу вверх - полные, сверху вниз - пустые... "Как спутники по орбите!" - неожиданное сравнение заставило Игина замереть. Его взгляд, сопровождая бадью, описывал петлю, и впрямь напоминавшую эллиптическую орбиту спутника. В низшей точке "орбиты" бадья зачерпывала воду, в высшей - опрокидывалась над желобом, по которому стекала пульсирующая струя. "Водочерпательная машина", - прочитал Игин на табличке. И еще одна аналогия возникла в мозгу: бадья - "ловушка для Светоча". Еще одна аллегория, еще одна подсказка. Он по-прежнему не представлял, какой будет "ловушка", но уже видел, как она движется по вытянутому эллипсу - от Мира к Светочу пустая, от Светоча к Миру до краев полная драгоценной и в то же время даровой энергии. Даровой - потому что "ловушка" - это самый настоящий вечный двигатель, который будет безостановочно работать для сменяющих друг друга поколений... 2 Ступенями интеллекта Совершенно новый, неожиданный мир открылся перед Кеем. Мир, полный захватывающих приключений, но не тех что изобильно выпали на его долю в прошлом. Это были еще неизведанные им приключения мысли. Между ним и "призраками" возникла связующая обе стороны общая тайна, которую он пока скрывал не только от Корлиса, но и от Инты. Сделать это было непросто и не потому лишь, что их жизнь протекала на глазах друг у друга, но и в силу его прямого характера. Кей не был болтлив, его даже считали молчуном: он знал цену словам и не разбрасывался ими. Но не был и скрытен. Прежде ему не приходилось скрывать что-либо: на Базе тайн не существовало, в них не возникало нужды. А сейчас, по крайней мере, две причины заставляли Кея хранить тайну. Одна заключалась в Корлисе. Ученый и без того болезненно переживал кажущееся или действительное интеллектуальное превосходство бывшего космокурьера. Можно было, конечно, посвятить его в суть электронного подсознания, привлечь к эксперименту, однако Кей не знал, выдержит ли психика Корлиса такую сверхнагрузку. В себе же он был уверен. Другая причина - не хотелось тревожить Инту, которая ждала второго ребенка. Думая об этом, Кей испытывал острое беспокойство: из ума не шел рассказ Сарпа. А вдруг и у них родится уродец? Сама же Инта сохраняла спокойствие, со стороны казавшееся безмятежным. - Все будет хорошо! - уверяла она мужа. - Говорю тебе это как врач. Наблюдаю за собой и вижу: нормально! Кей внутренне улыбался, слыша из уст Инты свое излюбленное словечко: как много все-таки они переняли друг у друга! Между тем Инта просто оберегала покой Кея. Она легко - даже слишком легко! - переносила беременность, но плод развивался с необычной быстротой. До родов, судя по срокам, было еще далеко, казалось же, что они начнутся завтра. Однако завтра наступало, а плод продолжал расти. Инта уже ловила на себе обеспокоенный взгляд Корлиса, а Кей по-прежнему ничего не замечал. Перестройка его мышления происходила отнюдь не гладко. При всем самообладании бывшего космокурьера первые подключения к электронному подсознанию вызывали у него шок. Как в далекие, уже подернутые патиной забывания дни, когда он впервые очутился в открытом космосе один на один со звездами, возникало тягостное ощущение собственной ничтожности, незащищенности перед могуществом мироздания. Но тоже как тогда ущербное чувство постепенно уступало место осознанию своей силы, питаемому гордостью за человеческий разум, осмелившийся противопоставить себя этому слепому, а следовательно, преодолимому могуществу. Теперь Кей мог общаться с "призраками" не в обычном для человека, а в неизмеримо ускоренном темпе, и не на своем, а на их, так же несоизмеримо возросшем, интеллектуальном уровне. Он не сразу понял, что в этом общении уже не употребляет слов и воспринимает тоже не слова, а мысленные образы, которые, примыкая друг к другу, как модули строящегося здания, создают в мозгу исчерпывающую ясность. Кей чувствовал, что "призраки" бережно, словно за руку, ведут его по ступеням интеллектуального развития. И с каждой следующей ступенью мышление раскрепощается, обретает все большую свободу. Давно уже он не испытывал к "призракам" неприязни. Ныне же, оставаясь живым человеком, одновременно чувствовал себя одним из них. Отключив блок электронного подсознания, оказывался прежним Кеем, таким же, как Инта или Корлис, а присоединив его к мозгу, превращался в "призрака". И это последнее состояние день ото дня становилось для него все более привлекательным. Он стал замечать, что медлительность разговора с другими людьми, даже столь дорогими ему, как Инта и Корлис, вызывает раздражение. И сам Кей в естественном своем состоянии казался себе тугодумом, с трудом ворочающим жернова слов. Ведь слова, которыми обмениваются люди, стремясь выразить мысль, невероятно ленивые я далеко не всегда добросовестные посредники... Мысль несет в себе первичную информацию, а слово упрямо трансформирует ее из совершенной формы в несовершенную, вторичную. И сколько потерь при этом происходит, сколько возникает недоразумений. Извращая мысль, слово ранит, и добро невольно становится злом... Число слов в самом совершенном языке ограничено, мыслям же нет предела. Подменяя мысли словесным "эквивалентом", человек обедняет их, приспосабливает к скудному словарному запасу, надуманным грамматическим правилам. Кей был уверен, что рано или поздно человечество перерастет языковой барьер. Люди избавятся от слов, перейдут, подобно "призракам", от речевого общения к мысленному. И это, как никогда, сблизит их, послужит взаимопониманию. Если бы научились мыслеобщению раньше, то не существовало бы множества различных языков, разобщенных культур, раскола. Не было бы лжи, измен и, в конечном счете, постигшей Гему катастрофы. Но было! Приходится все начинать заново, и в это есть единственный плюс: строить с нуля проще, чем перестраивать устоявшееся веками... ... Кей опустился а кресло и надел на голову шлем с датчиками. В поликристаллической пленке, устилавшей внутреннюю поверхность шлема, их были миллиарды, и каждому такому микродатчику соответствовал нейрон мозга. Связь между ними осуществлялась с помощью биоэлектрической индукции. Нелегко было поверить объяснениям Сарпа, что зондаж мозга вовсе не требует нейрохирургического вмешательства, вживления в нежную мозговую ткань множества электродов, как делали когда-то при лечении психических заболеваний. Но по примеру других гениальных решений биоиндукционная связь оказалась простой и в замысле своем поразительно изящной. Одно лишь не нравилось Кею. Вернее, вначале не нравилось. Простота идеи сочеталась со сложностью и громоздкостью реализующей ее аппаратуры. Аппаратура привязывала к помещению, где была смонтирована. Все эти разновеликие стойки с бессчетными блоками и субблоками, в каждом из которых таились миллионы, а то и миллиарды многокомпонентных микросхем, не позволяли распоряжаться телом. И пока Кей пребывал в состоянии "призрака", оно оставалось узником, накрепко запертым в четырех стенах. Впрочем, это не мешало Кею-"призраку" свободно перемещаться в пространстве, причем с быстротой мысли. Лишаясь на время плоти, он получал взамен энергетические возможности пространственно локализованного поля. Скромная идея электронного подсознания, вызвавшая, однако, изумление Сарпа, превратилась с его помощью в грандиозный замысел. Высказывая ее, Кей представить не мог, во что она вырастет. Открылся принципиально новый путь в развитии человечества. Исчезла пропасть, разделявшая людей и "призраков". Сама мысль о бессмертии, вызывавшая столь резкий протест со стороны Кея, приобрела иное толкование: не существующая в безвременье тень человека, а его продленная творческая жизнь - вот над чем следовало задуматься! ... Внутренне собравшись, Кей включил питание. Превращаясь в "призрака", он всякий раз испытывал сложное, в первый момент неприятное чувство. Тело деревенело, теряло чувствительность, переставало слушаться. Казалось, его разбивал паралич. И Кея охватывал страх: а вдруг это навсегда? Затем возникало чувство иной, не мышечной силы, независимости от ставшего чужим тела. Сознание, и до того казавшееся ясным, прояснялось настолько, что появлялась мысль: каким же тупицей я был минуту назад! И вот уже заново рождался по-настоящему великий человек, способный на равных общаться с природой, не покорять ее, а вести с ней мудрый и продуктивный диалог. ... Кей еще долго будет присматриваться к этому новому человеку, к себе, прежде чем решится позвать за собой Корлиса, все возрождающееся человечество... З Поединок с роботом В один из дней Игина вызвал по информу Председатель. - Вы работаете на износ. Нельзя так! - Иначе не умею, - ответил Игин. - Ну вот что. Вечером на центральном космодионе состоится первый чемпионат по скоростному спуску с орбиты. Вам, как управителю энергокосмического индустриала, присутствовать на нем будет не только интересно, но и полезно. Развлечетесь, а может, и в голову что-нибудь придет. - Едва ли... - с сомнением протянул Игин. В последние дни он и впрямь чувствовал утомление. И, что гораздо хуже, начинал сомневаться в себе. - Стоит! - заверил Ктор. - Сейчас я за вами заеду, полетим вместе. - Будь по-вашему! Расположенный в цветущей Нихаре, которая еще недавно была пустыней, космодион никогда не пустовал, но к их прилету здесь собралось рекордное число зрителей - свыше миллиона. Конечно, любой из них мог бы следить за ходом состязания по глобовидению, но эффект присутствия играл для болельщиков такую роль, что они не пожалели времени на дорогу, благо баллистические лайнеры покрывали самое большое расстояние за час. Мир переживал стремительный взлет не одного лишь искусства, но и технического творчества, самодеятельности, спорта. Люди заново учились бегать, прыгать, метать копье... Деградация спорта началась с того, что он становился все более профессиональным. В погоне за результатами прибегали к допинговым средствам, анаболикам. Рекордсменами становились в ущерб здоровью. Средняя продолжительность жизни спортсменов-профессионалов сократилась вдвое по сравнению с обычными людьми. А результаты росли все медленнее. Начали привлекать в спорт малолеток. Непомерные нагрузки уродовали их. Половое созревание задерживалось на годы. Нарушалась психика. Подавлялся иммунитет. В зените славы спортсмены были окружены всеобщим обожанием. Но когда победы сменялись поражениями, от недавних кумиров отворачивались, к ним сразу же утрачивали интерес. Избалованные популярностью, они воспринимали забвение как личную трагедию, да это и было трагедией... Увы, физические возможности человека не безграничны. Наступило время, когда рекорды вообще перестали повышаться. И это сразу же разочаровало болельщиков. Оказалось, что за роботов "болеть" гораздо интереснее: здесь предела рекордам не существовало. Пропал интерес и к спортивным играм, они уступили по всем статьям играм компьютерным. И вот теперь спорт возрождался на новой основе. Профессионализм был изгнан из него раз и навсегда. Рекорды не регистрировались. Честная спортивная борьба в каждом конкретном соревновании и переходящее первенство - таков стал девиз спорта. Победа, но не любой ценой! Возрождение спорта выразилось и в создании совершенно новых современных его видов. Самым молодым из них был скоростной спуск с орбиты, или, как он еще назывался, космический слалом, соединяющий в себе азарт гонки, импровизационную гибкость тенниса и ювелирную точность фигурного катания. Недавно построенный космодион был одним из грандиознейших сооружений Мира. Его П-образный периметр охватывал с трех сторон посадочную полосу и замыкался взлетной эстакадой, которая брала начало в глубине наклонной шахты и круто взбегала в небо. Параболическая огибающая трибун вздымалась на высоту сорокаэтажного здания. Трибуны соединялись с космопортом скоростными эскалаторами, доставляющими пассажиров на места за считанные минуты. С каждого места было видно все поле космодиона, включая наружную часть эстакады, и небо над ним. Но основная масса информации высвечивалась на гигантских полиэкранах, опоясывающих трибуны. Наступил момент торжественного открытия чемпионата! Над эстакадой взвился огромный голубой флаг, затрепетал в порывах ветра. Приветственное слово произнес председатель СКА - Спортивной космической ассоциации - Гюнт. Полиэкраны приблизили его крупное, словно вылепленное скульптором, лицо. Казалось, он не произносит предусмотренную церемониалом речь, обращенную к миллиону собравшихся на космодионе и миллиардам наблюдавших чемпионат у себя дома, а доверительно беседует с каждым - один на один. Гюнт говорил, что без спорта жизнь не может быть полнокровной, что космический спорт воспитывает в людях не только волевые качества и не только стремление к далеким звездам, но и сыновнюю любовь к своей родной планете - Миру... Сидевший по соседству с Ктором и Игиным высокий блондин в красном свитере с эмблемой СКА вполголоса втолковывал миловидной соседке, которая, очевидно, не разбиралась в правилах космического слалома: - Участники пока не знают стартовых координат и поэтому не могут заранее рассчитать коридор входа в плотные слои атмосферы, траекторию спуска. - А разве не все равно, как спускаться? - робко поинтересовалась девушка. - Удивляюсь тебе, Юли, - нахмурился блондин. - Не знать элементарных вещей! Если траектория слишком крута, космоплан может сгореть как метеор. Вспомни падающие звезды! - Какой ужас... - прошептала Юли. - Они же могут погибнуть! - Все предусмотрено, - тоном знатока успокоил блондин. - На космопланах есть специальный автомат-ограничитель, который не позволит перейти грань разумного риска... Тем временем Гюнт объявил чемпионат открытым и пожелал победы сильнейшему. Затем на полиэкранах возник популярный спортивный комментатор Арго. - Внимание, внимание! Только что произведена жеребьевка. Позвольте представить участников чемпионата. Номер первый - Ли! Юноша на полиэкранах приветственно поднял руку. Космодион аплодировал. - Номер второй - Рикко! Улыбка во весь экран, воздушный поцелуй, волна рукоплесканий. - Номер третий - Пет! Смуглое застенчивое лицо, скупой жест. Болельщики встают, приветствуя любимца. - Номер десятый... - сделал паузу Арго, - серийный робот ТМ-32, выступает вне конкурса. Погасли полиэкраны, косм