есть весь мир, но только в очень глубоко философском), - она, эта ваша вина, как-то скукоживается и перестает быть виной, превращаясь в один из не очень веселых фактов вашей недолгой жизни. И потом - счастье-то какое! - вы, вспоминая тот факт, говорите себе, что вот, мол, я был вон в том-то непростительно виноват, но при этом вы уже не воете по-звериному, с крепко сжатыми от стыда губами - вина ваша чудным образом переплавилась всего лишь в один из фактов вашей, как уже было сказано, недолгой жизни. А факт - он и есть факт. Ему не надо ни оправданий, ни восхвалений. Он в прошлом. Он умер. И вы иной. И давным-давно все иначе. Капитан Лемой опаздывал к точке контакта и потому, как о личном одолжении, попросил Федера максимально ускорить сборы. Федер расстарался, зыркнул как следует на парней, и очень скоро вегиклы снялись с Ямайки. Федер оставался по-прежнему мрачным и против обыкновения нелюдимым. Половцев у Лемоя было около сорока человек (это еще очень много - бывали случаи, когда вылетали по пять человек в вегикле, но такое, правда, случалось редко), арестованных - около полутора сотен. Что-то в этих арестованных, в общем тихих, безгласных людях, по-прежнему продолжало не нравиться Лемою, и он велел полицейским усилить бдительность. "Это как?" - спросили его. "Не знаю, - честно сказал Лемой. - Просто усильте бдительность". Никто ничего не понял, и бдительность была усилена разве что путем излишнего вытаращивания глаз. Была перед взлетом длинная вереница пассажиров - куаферов и тех, кто куаферами притворялся. Были вытаращенные глаза половцев, и руки на скварках, и видимость настороженности, и прощальные взгляды куаферов на пейзаж (куафер на проборе всегда прикипает к планете), и необычная встревоженность Федера, и отчужденность его возлюбленной Веры Додекс, и тени над головой. Арестованных распределили по длинным каютам, рассадили по неудобным креслам, сказали, чтоб сидели тихо. Потом все надолго замолчало (куаферы неловко переглядывались), а потом, как и следовало от половцев ждать, взорвалось ревом и свистом и несколькими хорошими ускорениями. Федер никогда не мог понять две вещи - почему полицейские вегиклы так некомфортны и почему там всегда пахнет мочой. Их прижало, затем отпустило, потом они пережили два прыжка - и только тогда Федер пришел в себя. На самом деле никуда Федер не приходил, да и неоткуда было ему в себя приходить, вполне в себе он находился все это время, но все-таки как бы вроде пришел откуда-то. Он поднялся с кресла, отхлебнул "Old space" из круглого казарменного бокала прозрачной стали, сказал: "Я сейчас" - и вышел в закрытую на замок дверь. Это просто. Особенно если у тебя хорошо отрегулированный правый наплечник. Эти беспечные идиоты не только наручники куаферам не надели, но даже и наплечники им оставили, что сделало замечательную меру предосторожности в виде запирания всех дверей совершенно излишней. Почему-то никто, кроме куаферов, даже полицейские, никак не может понять, что наплечники - это нечто большее, чем украшение куаферского мундира. По счастью, Федер хорошо знал расположение кают в полицейских вегиклах. Авиационная и космическая промышленность в своих моделях почему-то жутко консервативна. Он сразу нашел комнату командира. Для этого надо было осторожно подняться на вторую палубу (шаги скрадывал ковер, устилавший жуткие корабельные лестницы - половцы любили ковры), незаметно пробраться мимо пары усталых общих чинов, лениво обсуждавших результаты последних гонок в Эльдорадо. Здесь опять помог правый наплечник, они не учуяли Федера даже тогда, когда он по неосторожности задел одного из них плечом, после чего легко просочился через дверь. Лемой распекал Андрея за излишнюю болтливость, а тот все никак не мог понять, чего от него хотят, хотя со всей старательностью изображал полное осознание вины. Андрей не любил, когда его распекали, тем более он этого не любил, когда распекание происходило при посторонних. Он просто взвился, увидев Федера. - Старичок, это уже чересчур! - заорал он. - Что ты себе позволяешь, черт подери?! Ты, может, не слышал, но ты арестован и находишься на полицейском вегикле, который доставит тебя к месту отбывания наказания. Ты как, не знал это, что ли? - Убери своего идиота, - сказал Федер Лемою. - Срочный разговор у меня. Лемой спокойным изучающим взглядом смотрел на Федера. - Это мне не нравится, - наконец сказал космополовец. - Неужели все так серьезно? - Я не уверен окончательно, но очень похоже на то. Лемой с досадой выругался. - Если хоть что-нибудь случится, - вызверился он на Андрея, - я тебя уволю, с позором и клеймом. Убирайся, собери всех в центральной! Андрей мрачно козырнул и исчез. - Рассказывай! - Только если совсем коротко, сейчас нам важно выиграть время, - ответил Федер. - Мы действительно делали пробор. Для парочки анонимных планет. - Так я и... - Подожди. Конечно, никакие они не анонимные. У них там просто с демографией полный провал, им действительно надо, и бумаги мы подписывали, в смысле контракты, вполне официальные. Но только посредником был у них Аугусто. Тот, кого я тебе представил, - Аугусто Джонс. - Уж не Благородный ли Аугусто? - Он, я теперь уверен. Я кое-что с самого начала подозревал и кое-какие меры принял на тот случай, если бы действительно напоролся на банду, но никак не мог ожидать, что вы нас прищучите. Я поэтому не готов. Проверить можно будет потом, а сейчас, пока не поздно... - Поздно, - раздался со стороны двери женский голос. И тут же, не успели они обернуться, заработали скварки. Федер увидел, как голова у Лемоя с ни на что не похожим специфическим звуком превратилась в солнце, услышал чей-то приказ: "Федера не трогать!" - и тут же почувствовал жуткую боль в пояснице и невыносимую тяжесть, моментально разлившуюся по всему телу, и проблеск отчаяния перед наступлением тьмы. Тяжесть ушла из тела минут через десять - так же мгновенно, как и пришла, словно кто-то отсоединил доставлявший ее шланг. Вегикл грозным тоном объявлял пожарную тревогу, резко пахло паленым. Федер легко вскочил на ноги, бросил мимолетный взгляд на безголовое, почерневшее от огня тело Лемоя, бросился к распахнутой двери, в коридоре на сожженном ковре увидел еще один труп - наверное, труп Андрея, которого, судя по всему, сожгли сразу же после того, как он вышел из командирской комнаты. Федер побежал к лестнице. Кто-то, видимо, догадался выключить пожарную тревогу, и наступила жуткая тишина. У лестницы, полусогнувшись, стоял Эрик Монкер Четвертый, флорист из настильной команды. Держась за живот обеими руками, он мучительно старался вздохнуть. Лицо его было разбито в кровь. Увидев Федера, он попытался выпрямиться и полупростонал, полупрохрипел: - Нас всех... всех положили... суки. Мы даже дернуться не успели, как все... как все было кончено. Лицо у Монкера было разбито в кровь, скорее всего ногами. Кровь текла изо рта, из носа, из-под волос, но не это запомнилось Федеру, а выражение ужаса в глазах. И почему-то он запинался только на слове "все". - Я сейчас, погоди! - не очень понимая смысл собственных слов, ошарашенно пробормотал Федер и, чудом не споткнувшись, гигантскими скачками сбежал по лестнице. Здесь запах паленого был сильнее. Как и во всех дальних вегиклах фирмы "Трабандо", система коридоров первой палубы больше походила на лабиринт, и с лестницы Федер мог видеть не так уж много - еще один сожженный до бесформенности труп на тлеющем ковре, все двери распахнуты, и перед каждой из них в беззаботных позах, но с оружием в руках, стояли люди Аугусто. Все они сразу повернулись лицом к Федеру и направили на него черные оккамы. Двое, из них одна - "родственница" Аугусто, заступили ему дорогу. - Спокойно, капитан, спокойно, - сказала она, и Федер сразу понял, что через этих двоих ему не пройти - даже с помощью обоих наплечников, тем более что такими же были экипированы здесь все. - Что здесь случилось?! - Спокойно, капитан, спокойно, ведь ясно же тебе говорят. - Что вы здесь натворили, ублюдки?! - во весь голос заорал Федер. Его крупно трясло. - Они всех полицейских пожгли, - раздалось из ближайшей комнаты. Напряжение и ужас изменили голос до неузнаваемости, Федер так и не понял, кому он принадлежит. - Ребята очень профессиональные, ты с ними поосторожней. - О Боже! - Федер прислонился к перилам. - Зачем? - Спокойно, капитан, спокойно, стой тихо, и мы тебе ничего не сделаем. - Они убили Кертиса, капитан! - послышалось из другой двери, подальше. - Бруту сломали шею, но он дышит еще пока! Без "врача" не выберется. Первый раз в жизни Федер ударился в панику, и это чувство ему совсем не понравилось. - Кто еще? - спросил он тихо, словно тот, кому он задал вопрос, стоял совсем рядом. В комнатах промолчали, ответил Аугусто, незаметно подошедший к Федеру слева. - Да практически никто из ваших больше и не пострадал. Два-три человека, может, четыре. Очень аккуратно мы с вами сработали, дорогой Федер. 5 - Там ваша Вера ходит, - благожелательно сказал Аугусто, удивительно домашний и спокойный, несмотря на оранжевое кресло и белый костюм. Это Аугусто умел, он лучше любого кота впадал в это состояние, хотя Федер точно знал, успел удостовериться, что такое состояние было маской. - Ей хочется с вами поговорить. Она думает, что слишком жестко обошлась с вами перед арестом. Я знаю, так часто случается на проборах, в стеклах нам про это все уши изжевали в свое время. На самом деле это удивительно трогательно и интересно. И Аугусто полусочувственно, полузавистливо хохотнул. - Да, - глухо сказал Федер, по-прежнему глядя в пол. Он не хотел говорить ничего, у него просто вырвалось машинально. - Я вас сюда позвал, дорогой Федер, - начал после паузы Аугусто, - чтобы как-то все поставить на свои места. Я позвал вас сюда, дорогой Федер, главным образом потому, что вы мне симпатичны необыкновенно. И мне очень бы хотелось сохранить вам жизнь. Федер глупо хихикнул. "Состояние грогги. Жутко идиотское состояние. Он думает, что я боюсь умереть. Но грогги еще не нокаут. Он еще не знает, как я опасен". Аугусто тем временем встал, со щелканьем в суставах потянулся и начал вышагивать по комнате. Тронув дверцу бара, он спросил: - Виски, сэмган, что-нибудь полегче? - Мммм... спасс... - пробормотал Федер, не меняя позы. Дождь нудно долбил окна. За ними громоздилась груда стволов, выкорчеванных на месте стоянки. Как всегда, деревья были ядовитыми для куаферов, а куаферы ядовиты для деревьев. Если бы их оставили расти, ветер разнес бы их пыльцу на многие километры, и это очень усложнило бы расчеты пробора. "Этому Аугусто достались удивительно мусорные пейзажи, несмотря на то что с самого начала пробора он здесь - настоящий хозяин. Впрочем, какой хозяин, такой и... - подумал Федер. - Но он ни хрена не понимает в этой планете. Плохо спрятали белочек, как бы не передохли". - Вы поймите, - продолжал Аугусто, уже посерьезневший. - Вы теперь многое понимаете, о многом догадываетесь. Мне по идее нет никакого смысла оставлять свидетелей своих дел. Я мог бы легко уничтожить и вас, и всю вашу команду, я и сейчас такого шанса не потерял. В моих делах это бы создало мне определенные трудности, потому что куаферов сейчас разметало по всему Ареалу, да и начинать все с нуля... Время у меня, знаете ли, очень ограниченное. Но, в общем, ситуация не смертельная. - Как для кого, - сказал Федер. - О! Мы уже начинаем реагировать на окружающую действительность! Ситуация, согласен, для вас чреватая. В любую минуту я могу изменить свое мнение и устроить сто девять маленьких пожарчиков. - Это будет трудно - насчет сразу ста девяти. - Федер наконец поднял голову, глаза его были спокойны. Поэт бы даже сказал, что мертвы, но тут он ошибся бы, потому что взгляд Федера скорее напоминал взгляд игрока в покер - спокойствие, расчет, мысль. Аугусто даже осекся под этим взглядом. - Почему вы так считаете? "Черт! Еще не хватало себя выдать!" - Очень просто. Вы потеряли преимущество внезапности. Вооружены мы примерно одинаково, выучка у нас, правда, разная, но не слишком. Проборам свойственны агрессивность и массовое насилие, нас за это уже два года как последних убийц клянут. Так что мы не очень сильно от вас отстаем. И нас вдвое больше. Сказал и снова опустил голову. "Что-то со мной не то творится, - думал он. - Еще минута, и я этого подонка на мелкие клочки раздеру, голыми руками. Может, так и надо, только тогда..." - ...уничтожать вас. Я хочу попробовать вас убедить работать вместе, - говорил между тем Аугусто. - Во-первых, потому, что мне это выгоднее, чем устраивать сейчас бойню, а потом разыскивать новых куаферов, причем худшей квалификации. Но, уверяю вас, именно так я и поступил бы, если бы не моя симпатия к вам. Признайтесь ведь, Федер, вы не раз чувствовали ко мне такую же симпатию, какую и я к вам. И это несмотря на то, что вы с самого начала меня подозревали. Вот вы не знаете, а ведь я эти ваши взгляды подозрительные понимал! Ну так что, признаетесь? - Я не голубой, - ответил Федер. - Послушайте, это начинает надоедать. У вас ко мне какое-то предложение? Только, пожалуйста, не теряйте времени насчет моего вхождения в вашу шайку. Не надо! Аугусто хихикнул. - Извините за этот смех, но вы так смешно возражаете. Нет, я вас потом, в процессе уговаривать буду. Предложение у меня пока простое - вы и ваши люди заканчиваете пробор. "Так. Теперь не переиграть!" - Мы и наши... Что?! - Федер поднял на Аугусто донельзя удивленный взгляд. - Вы хоть понимаете, что говорите? Теперь, когда... - Именно теперь и когда! - ответил тот. - Цена за пробор, разумеется, повышается. Мы выплатим вам все, что положено по контракту, плюс сохраним жизни. - Но вам никто не поверит! Куаферы не сделают пробора для врага, да еще из-под палки! - И что же они сделают? - полюбопытствовал Аугусто. - Самое меньшее, что они смогут сделать, - это никуда не годный пробор. Поставьте вы хоть десять тысяч проверяющих, каждый из которых... ("Я разговорился. Я должен выдавливать из себя слова. Я в шоке".) Короче, планета развалится - вот что они вам сделают. Аугусто довольно рассмеялся. - У меня против халтуры есть очень хорошее противоядие! Вы сами будете жить на этой планете! "Что и требовалось доказать. Ему не надо было сильно напрягать мозги, чтобы родить эту идею. Теперь надо будет проговориться!" - Все это... полная чепуха. - Федер, казалось, усыхал на глазах. - Ничего не выйдет. Вы не пойдете на это, чтобы не иметь под боком постоянную войну, наши на это не пойдут, потому что для них это верная смерть. Никто вам не поверит. Вы не оставляете нам никакой надежды. - Вы правы, - все так же улыбаясь, согласился Аугусто. - Нам они не поверят. Они и не должны нам верить, это было бы с их стороны глупо. Они поверят вам! Своему командиру они поверят! Легендарному Антанасу Федеру! "Надо же, умница! И подсказывать не пришлось!" - В чем они мне поверят? - горько рассмеялся Федер. - В том, что вы оставите нас в живых? С видом доброго учителя Аугусто поднял кверху указательный палец. - Вы могли бы и догадаться, уважаемый Федер. Ни им, ни вам в это верить необязательно! Вы согласитесь для виду, но будете готовить бунт. Вы будете готовить нам настоящую партизанскую войну! - Под вашим чутким присмотром? - Это как вам угодно, но можете особенно не стараться. С меня будет достаточно того, что я буду знать о подготовке к бунту. Вы будете готовиться в глубоком подполье. То есть пока вреда мне приносить не будете, а я тем временем... - ...а тем временем вы будете под угрозой вместе со всеми своими четырьмя - или сколько их там у вас? - десятками душ против сотни остервенелых и хитрых мстителей. Во главе с легендарным Антанасом Федором. И еще вам будет обеспечен халтурный пробор. На что Аугусто улыбнулся еще хитрее. Увидев эту улыбку, Федер еле сдержал вздох облегчения. - Мне, дорогой Федер, будет обеспечен самый лучший пробор, на который только способна команда во главе с легендарным Федером. По той простой причине, что пробор вы будете делать для, себя! Это вам в голову стукнет такая замечательная идея, и вы этой идеей всех ваших куаферов заразите! Что до моих четырех десятков, то пока мы вас подержим в карантине, а недельки этак через две-три выпустим, и к тому времени наша маленькая колония сильно вырастет. И ваша сотня хитрых и остервенелых при подготовке бунта будет вести себя тише воды, ниже травы, чтобы у них, не дай Бог, не сорвалось. Ну как? В который раз за то жуткое время, которое прошло между уничтожением патруля и возвращением на Ямайку, Федер задумался именно над этим моментом. Все, что напридумывал Аугусто, было правильным, и каждый ход с его стороны был единственно верным. Даже уничтожение куаферов, такое легкое там, на вегиклах половцев, не было для бандитов наилучшим выходом. Будь Аугусто хоть чуточку поглупее, такого разговора между ними не было бы. Федер грустно усмехнулся - человека губил именно ум. Глупый, он обязательно бы стал победителем в этой схватке. Вот уж действительно лучшее - враг хорошего! - Что это вы усмехаетесь? - подозрительно и злобно спросил Аугусто. Куда только девалось его добродушие! - То есть вы не оставляете моим парням ни одного шанса, но об этом буду знать только я, так? - Вы не правы. Я оставляю вашим парням шанс. Согласен, этот шанс невелик, и я буду делать все, чтобы он не был реализован. Тем не менее такой шанс у вас есть. Федер раздумывал недолго. - Хорошо, - сказал он, хлопнув себя по колену. - Допустим, я соглашусь, и допустим, я постараюсь убедить своих людей. Для меня, как я понимаю, шансы точно такие же, как и для них? Аугусто улыбнулся во весь рот. - Дорогой мой Федер, я, наверное, зря распинался перед вами в своей симпатии к вам! - Зря, - подтвердил Федер. - Здесь вы ошибаетесь. Я понимаю ход ваших мыслей, но вы многого не знаете и потому делаете ошибку. Скажу больше - шанс у вас и ваших людей победить меня очень невелик, это правда. Однако вы неверно думаете, что, победив, я обязательно всех вас уничтожу. - Ой, вот уж не надо! - проскрипел Федер. - Мы с вами оба не очень глупые люди и двойку с двойкой сложить вполне можем. - Но, Федер, здесь совсем не двойка с двойкой! - воскликнул Аугусто, вдруг начав отчаянно жестикулировать. - Здесь высшая математика, если хотите знать! Вы что думаете, если вот тут у вас Ямайка и кровавый убийца в качестве хозяина, то он всех вас обязательно пустит в расход, когда вы станете ему не нужны? - Ну, что-то в этом роде... - Так вы не правы! Тут вы совершенно не правы, дорогой Федер! И не потому, что вы чего-то недопонимаете, а просто по той причине, что вы не знаете всего. Вот посмотрите, Федер, как вы думаете, кто перед вами? С этими словами Аугусто принял картинную позу. Но как только Федер открыл рот, Аугусто тут же торопливо заговорил: - Вы видите перед, собой... ах да, ну конечно же, страшного и зловещего преступника, который по ночам жуткой казнью убивает непослушных детишек. Вот он только что перебил целый полицейский патруль и при этом даже не поморщился! Но, дорогой мой Федер, вы правы здесь только отчасти! Вот послушайте, послушайте и будьте добры не перебивать! Федер перебивать не собирался, но все же несколько забеспокоился. Снаружи, по словам Аугусто, его ждала Вера, дамочка норовистая и к ожиданиям не привыкшая. Что она подумает о затянувшейся аудиенции командира куаферов с бандитским главарем, оставалось только гадать. Как она на эту затяжку отреагирует, даже для гадания места не оставалось - Вера могла поступить любым, самым неожиданным способом. Федер в который уже раз проклял себя за решение взять ее на пробор в качестве возлюбленной - с самого начала он обязан был учесть полную непредсказуемость ее характера, а значит, и огромную потенциальную опасность. К тому же он ее просто жалел. Аугусто между тем пытался себя оправдывать. Конечно, здесь присутствовали во множестве стандартные заверения, что он-де не бандит, а просто деловой человек, действующий жестко, как того требует конъюнктура рынка. Из его рассказа и впрямь получалось, что он не заурядный космический пират, свирепствующий на периферийных торговых трассах и живущий в основном за счет торговли вегикловым ломом - собственно, так он не мог, даже в принципе, набрать денег на полноценный пробор, не говоря уже о фантастических расходах, связанных с дальнейшим обживанием причесанной планеты. Так что здесь не было смысла не доверять словам Аугусто - под его началом была целая криминальная империя. Основным промыслом империи Аугусто были строительные махинации и застройка малообжитых планет. Аугусто подозревал, что антикуаферское движение было инспирировано кем-то из его догадливых конкурентов, ибо цены на земли и на их застройку после запрета на проборы возросли в несколько раз и постоянно продолжали расти. Но вообще он занимался всем, что могло скорейшим образом принести деньги и власть. Он не брезговал примитивным пиратством, он контролировал четырнадцать процентов Юго-Восточного фрахта, под его контролем, - по крайней мере так он сказал Федеру - находились правительства четырех периферийных планет; имел он также немалое влияние на одной из метропольных. Он, как и многие криминальные боссы его ранга, кропотливо строил собственную империю. И Ямайка должна была стать не только складом, но впоследствии и столицей этой империи. - Теперь вы понимаете? Хотя бы теперь вы сообразили, что мне вас уничтожать невыгодно? Ведь Ямайка - только первая из тех планет, на которых вы будете делать проборы. Вы будете делать их для меня, вы будете делать их для тех, кто согласится заплатить мне деньги. Вы не только в безопасности у меня, вы и деньги хорошие заработаете! Зачем, объясните мне, зачем мне от вас и ваших людей избавляться, если вы мне по-настоящему нужны? Ей-богу, Федер бы попался на эту удочку, при всем своем подозрительном отношении к Аугусто, и соответственно стал бы сильно возражать, что закончилось бы печально как для него, так и для большинства его подчиненных. Но он уловил маленькую деталь - Аугусто не хотел, чтобы об их договоре знали остальные куаферы. По своей природе Аугусто просто не мог предположить, что на такое шикарное предложение большинство куаферов не согласятся - при них было совершено преступление, причем одно из самых страшных и, главное, самых наказуемых. При таких условиях Аугусто просто не имел права на риск - он обязан был уничтожить команду. Даже если бы договорился с Федером. - Я понимаю, - ответил Федер. - Я согласен. 6 Так, именно с этой беседы начался поединок между Федером и Аугусто, многими понимаемый как поединок между командой Федера и империей Аугусто. Поединок этот был, если так можно выразиться, многослойным. На самой поверхности он выглядел настороженным сотрудничеством; чуть поглубже - именно поединком, прелюдией партизанской войны, напряженной подготовкой обеих сторон к непременному бунту куаферов в нужный момент, поединком, которому куаферская команда стала со временем отдавать все силы, но о каждом эпизоде которого был обстоятельнейшим образом осведомлен Благородный Аугусто. Не от Федера - Федер, не отрицая перед Аугусто факта подготовки, ни о чем, как они и договаривались, в известность его не ставил. На чуть более глубоком уровне опять возникала видимость зыбкого взаимосогласия - теперь уже не между империей и командой, но между ее главами, Федером и Аугусто - Федер соглашался с тем, что вероятность победного для куаферов исхода мизерна, однако выторговывал себе некоторую гарантию того, что в случае неудачного бунта или вообще безбунтового исхода если и не вся его команда, то по крайней мере он сам и лучшие из куаферов сохранят после пробора свои жизни, хотя, разумеется, на свободу претендовать они не могли. Жизнь им оставлялась для производства следующих проборов во славу Благородного Аугусто. Был, однако, еще и четвертый, тайный уровень, известный только Федору и его матшефу Антону Вудруфф-Каламо, - уровень бескомпромиссной схватки, нацеленной только на уничтожение, о которой Благородный Аугусто не знал, о методах которой даже не подозревал. В схватке этой не было места ножу и скварку, здесь использовались методы не профессиональных бойцов, но профессиональных, досконально знающих свое дело куаферов. Федер, с самого начала подозревавший в проборе на Ямайке что-то неладное, еще не увидев контракта, решил подстраховаться и пригласить в союзники природу Ямайки - на осваиваемой территории он заложил громадное количество биологических капканов для Аугусто и его людей. Он очень надеялся, что нужды в этих капканах не будет и это просто необходимая подстраховка. Однако после расстрела половцев он узнал, с кем имеет дело, и посчитал количество своих капканов недостаточным. И тогда он взялся за биокапканы по-настоящему. Антон, его матшеф, был человеком на вид чуть ли не пожилым, но скрывал в себе натуру, по-юношески восторженную и увлекающуюся. Он безоговорочно принял сторону Федера и, держа все по-прежнему в абсолютной тайне, взялся за моделирование. Федер опасался шпионов. Куафер, как правило, не относится к разряду примитивных людей. Несмотря на кровавость его работы, куафер не туп, не бесчувствен и даже разносторонен. У куаферов есть свой сложно расписанный кодекс поведения, где нет места бесчестью. Про куаферов можно много сказать хорошего, но, несмотря ни на какие кодексы, далеко не каждый куафер отличается абсолютной неподкупностью. Федер был почти уверен, что у Аугусто есть свои стукачи в проборной команде. Почти половину своих куаферов Федер в деле не знал. Конечно, он старался набрать для ямайского пробора весь куаферский цвет. Имя каждого из тех, кого он набрал, в куаферской тусовке было хорошо известно, имело вес, но со многими ему еще не приходилось работать - он знал их только по именам и по рассказам. И Федер подозревал, что стукач именно среди них, малознакомых ему людей. Он вынужден был скрывать от всех куаферов смысл и детали многих моментов пробора. Именно поэтому ямайский пробор принял такой неестественный, авторитарный характер, когда никто ничего не понимает, никому ничего не объясняется и каждый приказ странен. Именно поэтому на Федера с самого начала поглядывали с удивлением, сомнением и откровенным страхом - даже те немногие, кто работал с ним с самого начала его куаферской карьеры. Плюс к этой странности возникали и дополнительные проблемы. Одна из них - переполнение лагеря людьми Аугусто. Пробор вообще не должен проводиться при посторонних, это опасно и для куаферов, и для посторонних, и для самого пробора. Аугусто об этом, конечно, знал, но он не мог допустить силового перевеса куаферов. Он продержал их в карантине, сделав исключение только для Федера и его Веры, пока число его мамутов не сравнялось с числом куаферов. Когда куаферов выпустили из второго вивария, опустошенного перед визитом половцев - длинного герметизированного сарая, где всегда было душно и дурно пахло, где сантехника, мягко говоря, не соответствовала специфике человеческой физиологии, они были поражены количеством тупых, самодовольных и постоянно подозрительных рыл, заполнивших расчищенное пространство лагеря. Это были мамуты - мускулистые отбросы общества, бойцы низшего уровня. На них Благородный Аугусто собирался опираться, строя свою империю. Для них, кстати, надо было возводить новые помещения, для них надо было решать проблему еды, их следовало каким-то образом терпеть. Федер, знавший все наперед, очень натурально возмущался и устраивал перед Аугусто истерики по этому поводу. Аугусто бормотал что-то успокаивающее, хлопал его по плечу и обаятельно улыбался, но транспортные вегиклы с той же ошеломительной частотой продолжали доставлять на Ямайку все новые и новые партии его бойцов. Аугусто не собирался пренебрегать своей безопасностью. Вместе с мамутами на Ямайку прибыло несколько партий амазонок, безобразных с точки зрения Федера, прекрасных с точки зрения мамутов и с обеих точек зрения очень доступных. Все они были навязчивы, грубы и уверены в своем физическом превосходстве. Вечера наполнились драками и пронзительными воплями, куда более противными, чем те, что сопровождают куаферов в первые недели проборов. Единственное, на чем не без труда сумел настоять Федер перед выходом куаферов из карантина и соответственно продолжением пробора, - непременная проверка крови у всех присутствующих на Ямайке. Требование выглядело очень логичным, но осторожный Аугусто боялся, что кровеанализаторы Федора отравят его людей и, главное, его самого, поэтому лично закупил где-то громадную партию кровеанализаторов, достаточную для тотальной проверки землеподобной планеты и согласился только на то, чтобы передавать Федеру кристаллы с информацией о результатах проверки. Информация Федера устраивала, но и здесь он разыграл перед Аугусто дикую сцену. "Вы со своей манией преследования, - кричал он, вызверяя глаза на Аугусто, - ставите под угрозу весь пробор! Кому я его делаю - себе? Вы его не просто под угрозу ставите, вы безвариантно уничтожаете его результаты! Хватит уже и того, что вы понатаскали сюда кучу постороннего... сброда! Везде суют нос, везде ходят, черт знает каких микробов разносят! Нет, вы хотите окончательно испортить свою собственную планету, вот чего я не понимаю! А вам известно, сколько крови... ладно, не будем про кровь, будем про то, что вам интереснее... сколько впустую затраченных денег оставляет после себя запоротый пробор? Вы понимаете, что всем этим вы сами себе и своим людям подписываете смертный приговор? Куча недоумков на территории, с каждого квадратного метра глядят эти ваши убивалки чертовы, вы принуждаете нас работать буквально на минном поле - нет, вы еще хотите лишить нас возможности защищаться и, кстати, защищать вас, хотя на вас-то с гориллами и шлюхами вашими мне как раз глубоко наплевать!" Немножко в тот раз переиграл Федер и чуть с жизнью не распрощался вместе со всей своей командой - очень эта его истерика разозлила Аугусто, и уж готов был Благородный совсем собственными руками растерзать хама, но в последний момент сдержался и принудил себя к улыбке и стандартному похлопыванию по плечу. - Чего ты так рассердился, дорогой Федер? - спросил он добродушно. - Ведь я тебе уже сдал все анализы. Что тебе еще от меня надо? - Мне нужна полная информация, такая, какую ни вы, ни ваши анализаторы выявить не могут. Мне нужна сама кровь. - Тут Федер криво усмехнулся. - Чтобы кровь на проборе не пролилась. Мне нужно наверняка знать, что ожидает планету. И если я скажу, что вот этот и вот этот ваш человек должны Ямайку на время пробора покинуть, они ее покинут. Живьем, трупами - это мне все равно. Вы поймите, здесь не игры уже, не заговоры, здесь просто рутина, совершенно для дела необходимая. Аугусто сразу ответ не дал, отослал Федера, а сам подумал, поприкидывал так и сяк, и вроде получилось, что прав Федер и что ничего страшного не произойдет, если он вместе с информацией отдаст Федеру то, что тот просит. - Чтобы кровь не пролилась, надо же! - хихикнул Аугусто. - Чего захотел! И еще была проблема у Федера - с собственными людьми. Когда он пришел к ним во второй виварий и с ходу предложил продолжить пробор, они не поверили своим ушам. "Это ты так шутишь? - сказали они ему. - Это у тебя юмор такой, потому что ты с нами в этом говне не сидишь, а пользуешься всеми удобствами со своей возлюбленной? Какой там еще пробор? Сказал бы лучше, когда нас вслед за половцами отправят". Федер всегда считал, что он как никто может уговаривать людей. Он считал, что может уговорить кого угодно и на что угодно, но здесь он столкнулся с невероятным, хотя и молчаливым упорством. Как только куаферы разобрались что к чему, на кого им пришлось работать и на каких условиях их просят продолжать пробор, они как бы завяли. Продолжить пробор? - ну что ж... Потихоньку готовить бунт? Под присмотром, разумеется, Федера? Нужно ли? И так будем работать, куда тут денешься. Зачем там еще бунт какой-то? Они вяло отворачивались, неохотно отвечали, а когда приходилось встречаться с Федером взглядами, смотрели на него, как на тарелку с протухшей кислятиной. И предпочитали молчать. - Вы что?! - ужаснулся наконец Федер. - Вы думаете, что я вас продал? Да с какого бряку мне было вас продавать? Посмотрите на меня! По-смо-три-тена-ме-ня!!! Тяжелые, уклончивые взгляды. Молчаливое повиновение. Недоверие, а у многих - презрение. Федер бессильно развел руками. - Все равно, я не понимаю. Если здесь и есть предательство, в котором вы можете меня обвинять... - Ни в чем мы тебя... - Если здесь и есть предательство, в котором вы меня обвиняете, то это предательство - среди вас! Я ничего не хочу сказать о тех, кто работает со мной в первый раз, но вы, парни, вы, те, с которыми я... Это вы меня предаете, а не я вас! Он ходил между кургузыми шаткими столиками с дезинфицированным питьем, то и дело откидывая рукой плоский вороной чуб, он обвинял, он убеждал, отчаянно жестикулируя, он взывал к их чувству товарищества, к их куаферскому кодексу чести, к соблюдению элементарных норм в человеческих взаимоотношениях, согласно которым человеку следует изначально верить, он взывал к их чувству самосохранения - и не получал в ответ ничего, даже возражений. Ему не верили. Послушайте! Ему, Антанасу Федеру, не верили его собственные люди! Его это злило, его это нервировало, его это делало неуверенным в собственных планах. Федер как, может быть, никто другой терпеть не мог оставаться со своими проблемами в одиночестве. И тогда он в очередной раз умудрился совершить чудо - не мытьем, так катаньем он уговорил куаферов продолжить полноценный пробор, причем пробор на его условиях, когда никто ничего не понимает, но истово исполняет. Из вивария куаферов выпустили, просто отперев обе торцовые двери и одновременно сняв охрану. Замки на дверях второго вивария были самые примитивные, механические и потому отнюдь не бесшумные - такие на проборах надежнее всего. И в один прекрасный момент, когда половина куаферов валялась на койках, уперши в потолок отсутствующие взгляды, а вторая половина вяло переговаривалась, что-то жевала, что-то чинила, словом, изобретательно убивала быстро уходящее время, замки с обеих сторон вивария громко лязгнули, после чего ненадолго установилась полная, настороженная тишина. Первым опомнился Андрон Кун Чу, коррект-куафер из отделения фауны. Чу слыл в команде самым задиристым и самым безоглядным бойцом. Еще он считался феноменально везучим, потому что только феноменально везучему природа может простить на проборе излишнюю задиристость и хотя бы минимальную безоглядность. Про Андрона Чу давно уже рассказывали легенды. По одной из них на Кривой Миранде он сумел стравить между собой двух напавших на него зю-ящеров и тем самым избежать неминуемой гибели. Непонятно, как ему удалось воздействовать на этих чудовищных исполинов, но, похоже, это сделал именно он. Чу, когда его спрашивали, отмалчивался, не подтверждая и не опровергая легенду, однако многие настоящие и мнимые свидетели в один голос уверяли остальных, что в этой истории все абсолютно соответствует истине, по крайней мере состав ее участников: Чу и два зю-ящера (шкуры последних позже были проданы провинциальным музеям), а сам инцидент, по их словам, был даже зафиксирован сразу четырьмя случайно оказавшимися там "стрекозами". Поэтому никого не удивило, что первым на неожиданное замковое лязгание откликнулся именно Андрон Кун Чу. Он поднялся с койки и с напором сказал: - Ну-ка! С других коек ему ответили: - Не пори горячку, Андрон. Сами придут. Может быть, это провокация. - А, ну-у-у! - отмахнулся Андрон, для большей ловкости движений скинул свой балахон и, оставшись голым, для выпендрежа препоясался двумя длинными сверкающими мечами - фамильными реликвиями Бог знает какого тысячелетия, выхватил из тайника хорошо припрятанный скварк и, натужно взвыв, помчался что было мочи к ближайшей торцовой двери. Дверь под ударом его тела легко растворилась, он стремительно вывалился в серое, как всегда, моросящее сияние среднеямайского пейзажа, в сладковатый воздух, от которого сразу же рефлекторно заныли виски, намекая на будущую головную боль, и очутился в метре перед двумя амазонками, несколько более одетыми, чем он, во что-то черно-блестящее. Легонько взвизгнув, напружинившись и тут же расслабившись, они с нескрываемым интересом уставились на куафера. Когда Андрон углядел на физиономиях амазонок намерение во весь голос тут же над ним расхохотаться (вдобавок к комизму самой ситуации он и сам был на первый взгляд смешон - квадратный, низкий и кривоногий), он попытался юмор ситуации превратить в его противоположность. Для чего сунул свой скварк за пояс, единственное его одеяние, выхватил оба меча, закричал, на этот раз уже не только натужно, но и по-настоящему жутко, легендарным куаферским криком, и с невероятной скоростью завращал своими мечами, являя собой уже полное воплощение бездумной машины для множественных убийств. Единственное, что мешало Андрону Кун Чу, - ему еще никогда не приходилось убивать женщин, а то, что он начал крутить мечи, было несомненной прелюдией к убийству. Животных он, как корректор, переубивал массу, вдобавок убил двух мужчин - оба раза, правда, в порядке самозащиты. На женщин же Андрон Кун Чу с детства смотрел как на что-то неприкасаемое и даже где-то прекрасное. Единственное насилие, да и то с согласия жертвы, которое он мог применить в отношении женщины, носило в его понимании чисто сексуальный характер. Но мужчина, даже голый, крайне редко готовится заняться любовью, вращая со страшной скоростью старинные мечи. Таким образом, начав это физическое упражнение, он не мог не убить и не попасть при этом в положение совсем уже идиотское, но и убить также не мог, потому что, несмотря на весь свой киллерский опыт, Андрон Кун Чу не был убийцей. Может быть, к своему собственному изумлению, не был. Амазонки опять взвизгнули, на этот раз не столько испуганно, сколько кокетливо, после чего одна из них, зазывно почесав грудь, произнесла следующее: - Очень-очень лихо! Здесь будем или пойдем куда поуютнее? Вращение мечей тут же прекратилось, Андрон пристально и мрачно вгляделся в пупки амазонок, плюнул с чувством, развернулся и побежал обратно в виварий. Те наконец расхохотались - впрочем, не слишком обидным хохотом. Представление им явно понравилось. Целый день после этого Андрон мрачно отругивался на насмешки коллег, был смущен, задумчив и громко в задумчивости сопел, а потом вернул себе репутацию, сорвавшись с места на поиски тех амазонок и пропав в результате на десять часов. Однако остальные события, происшедшие в день выхода куаферов из вивария, были далеко не такими комическими. Выбравшись на свободу, они, не разбредаясь поодиночке, немного походили по лагерю, вглядываясь в лица вновь прибывших (те мучились от вынужденного безделья и очень надеялись на конфликт) и, просто чудом ни во что не ввязавшись, тихо, под нос, почертыхались по поводу произведенных в лагере разрушений и так же кучно отправились в свой жилой блок. И вот здесь-то их ожидал сюрприз - правда, сюрприз вполне ожидаемый. Их блок - шикарный четырехмодульный гексхузе, зародыш которого можно было приобрести только на очень немногих и очень черных рынках Центрального Ареала, за который Федер, по его словам, п