Эта штука представляла собой весьма жесткую конструкцию, надеваемую прямо на голое тело и сковывающую движения лучше всякого медицинского корсажа. Действуя под постоянным контролем одного или нескольких интеллекторов, этот прибор так искажал и преломлял падающий на него свет, что создавал у наблюдателя иллюзию какого-то совсем другого объекта, сходного с одетым в него человеком только габаритами. Мог иллюзиопроизводитель создавать даже иллюзию полной прозрачности, только для этого требовалось много "стрекоз" и контролирующих интеллекторов. Почему подобные устройства, более грамотно и менее громоздко сделанные, не производились промышленным способом, почему даже куаферы, невидимость для которых чуть не повседневная необходимость, даже не подумали о чем-то более надежном, чем собственная психологическая невидимость, далеко не на всех животных действующая, - загадка и великая тайна. Неизвестно, кто изобрел иллюзиопроизводитель, в архивах сохранилось лишь самое общее изложение идеи. По всей видимости, это был побочный продукт какой-то совсем другой разработки, несомненно, куда более скучной - побочный и многие сотни лет никем не востребованный. Помимо этого технического устройства, сделанного чуть ли не из обыкновенного любопытства, у Антона имелся и тщательно разработанный план проникновения в дом Аугусто, для чего там в нужных местах постоянно дежурили именно для этого предназначенные "стрекозы". Антон, побывавший в куаферах лишь очень малое время и понявший, что куафером-исполнителем ему никогда не стать - реакция не та, интуиция и еще что-то, чего Антон определить то ли не мог, то ли не пытался, но без чего было просто бессмысленно выходить за пределы защищенной территории, - очень быстро после этого попавший в первый десяток матшефов экстра-класса, не переставал втайне мечтать о полевом куаферстве. Не имея возможности познать тайны куаферского искусства в реальности, он скоро привык познавать их хорошо знакомым способом - с помощью интеллекторов. В часы досуга он моделировал различные ситуации, искал различные способы их разрешения, иногда, к огромной своей радости, находил их. Способы порой были совершенно уникальными, порой даже невозможными, но срабатывающими как надо. Антон постоянно тренировал свои рефлексы, которыми природа его обделила. Он понимал, конечно, что никогда не выйдет с настоящим заданием из защищенной зоны, полностью экипированный, полностью готовый к любой неожиданности, никогда не выйдет ни на отлов, ни на прочистку, ни на взятие проб в агрессивных биосредах - никогда никому даже и в голову не придет взять его на такое, потому что матшеф - мозг пробора, неизмеримо ценнее, чем целая исполнительская группа. Для него, конечно, подобные занятия с интеллектором были игрой, но игрой из тех, к которым прикипаешь куда прочнее, чем к собственной профессиональной деятельности. - Ты с ума сошел! - сказал Федер, попытавшийся задержать Антона. - Ведь это мое личное горе, и мне бы надо идти, но я не могу вас всех подставить. Зачем, Антон?! У тебя нет ни единого шанса, ты погибнешь, причем напрасно. Это полный идиотизм, которого я от тебя не ожидал! - Я жить не смогу, если останусь здесь, когда там такое с ней делают... - При чем тут ты, я не понимаю? - Нечего понимать, я люблю твою возлюбленную! Очень крепко она меня зацепила. На-это-же-невозможно-смотреть! - Подожди! - резко сказал Федер. - У тебя что с ней было? - Ничего у меня с ней не было! Даже словом не обмолвились никогда. И он убежал. Федер понял, что ему уже никогда не остановить этого обезумевшего парня, любившего, оказывается, Веру сильнее, чем он. Федер был уверен, что Антон не вернется, и втайне даже желал этого. Он сидел перед экраном и тупо, бесчувственно смотрел, как к ней пристраивается второй уалец, а Вера уже не кричит. Она не теряла сознания, лежала, выпучив глаза, до крови закусив верхнюю губу, напрягая все мускулы. А тощая, бугристая задница уальца все ерзала меж ее широко расставленных ног. В Федере будто что-то заморозилось. Оставшись один, он еще некоторое время молча сидел и смотрел, как насилуют Веру. Одно и то же, в сущности, действие, устало думал он, одно и то же действие может быть и небесно прекрасным, и отвратительным до омерзения. И запредельная радость, и запредельная боль - странно. Наверное, этот тип сам никакого удовольствия не испытывает, разве можно от такого получать удовольствие? Он сидел и смотрел, как насилуют женщину, которую он живой наверняка уже не увидит, женщину, которая была его возлюбленной, но к которой он порой бывал холоден и безразличен. А она не изменяла ему, хотя рядом был тоже сильно и так безнадежно любивший ее Антон, который пошел на верную смерть ради нее. Не простившись с ним, своим командиром. И, похоже, не простив. Нет, это не ревность, сказал он себе. Это - простая человеческая трагедия. - Выключи! - сказал он интеллектору, не узнав собственного голоса. - Держи их на контроле, сообщай о ее состоянии, а мне покажи Антона. 22 План Антона заключался в сложном использовании иллюзий и "мертвых зон". Поскольку и Аугусто располагал "стрекозами", предполагалось, что он, как и куаферы, в первую очередь покроет ими всю защищенную территорию, чтобы следить за передвижениями куаферов и фиксировать их разговоры. Интеллекторы не знали, насколько плотна эта сеть, но по приказу Антона за последнюю неделю ухитрились установить множество мертвых зон, в которых микрошпионы Аугусто ничего не фиксировали. Мертвые зоны были небольшими, в десяток-два квадратных метров. Чаще всего эти зоны находились на границе участков наблюдения. Войдя в такую, человек на несколько мгновений пропадал из поля зрения одной "стрекозы" до того, пока не появлялся в поле зрения другой. Поскольку мощность интеллекторов Аугусто была не слишком велика, постоянное наблюдение за территорией с использованием всех "стрекоз" включалось техниками только в экстренных случаях, когда в отношениях мамутов и куаферов наступал очередной кризис. Судя по данным разведки, далеко не каждый куафер становился объектом непрерывной слежки мамутов. И, что удивительно, к таковым относился матшеф Антон, второй по значимости человек в куаферской команде, в стычках с мамутами, однако, личного участия не принимавший. Но сейчас и Антон, и Федер понимали, что с похищением Веры ситуация стала критической, поэтому операторы и интеллекторы Аугусто будут особенно внимательны и никого без наблюдения не оставят. План Антона состоял из трех позиций: выйти из гексхузе незамеченным, перебегая от одной мертвой зоны к другой и одновременно меняя обличья, добраться до дома Аугусто и проникнуть в дом. Каждая из этих задач была крайне сложна, но беда заключалась в другом - Антон не очень представлял себе, каким образом, попав в дом, он будет действовать дальше. Он очень надеялся на подсказку интеллектора и его "стрекоз", работающих в самом доме. Но больше оставалось надеяться на удачу. Проблема выхода из гексхузе была самой простой. Уже после того, как Аугусто потерял возможность наблюдать за тем, что происходит внутри гексхузе, куаферы, соблюдая величайшую осторожность, соорудили дополнительный черный ход, снаружи совершенно незаметный и расположенный в глухой стене, вдали от окон. Это было одно из мест, которые вражескими "стрекозами" не контролировались - интеллекторы Антона установили это с полной достоверностью. Использовать этот ход всем было строжайше запрещено; даже вести разговоры о нем было нельзя - по распоряжению Федера его держали на самый крайний случай. И вообще - далеко не все куаферы знали, где он точно находится и как открывается. Антон же, естественно, знал. - Ах чертенок! - сказал Федер, наблюдая за матшефом при помощи специально посланной "стрекозы". Антон даже перестраховался - и в такой экстремальной ситуации он хорошо помнил о том, что черный ход может пригодиться в дальнейшем. Просто что-то темное мелькнуло в глухой стене здания, а потом из пустоты возник человек. Сначала с очень неопределенными, смазанными чертами, фигурой и одеждой, а потом Антон превратился во вполне определенного человека, одного из аугустовских интеллекторных операторов, Гида Станцо, в этот момент проходившего неподалеку, мимо четвертой оранжереи метрах в сорока от гексхузе, и как раз остановившегося в мертвой зоне. Дальше Антон остановился на четыре секунды в своем обличье - ему необходимо было дождаться украденных им из федерового загашника специальных "стрекоз", которые должны были следовать за Антоном и обеспечивать его связь с интеллектором. Они темноватыми облачками вылетели из двух вентиляционных отверстий в стенах гексхузе и стремглав помчались к нему. Гид Станцо не должен был пересечься с Антоном. Он не знал о состоянии чрезвычайной готовности, объявленном Аугусто за четверть часа до похищения Веры, потому что как раз тогда отдыхал в своем личном тайном укрытии, опоенный музыкой нарко. Теперь, еле очухавшись, он плелся, воображая, что несется во весь опор, чтобы малость прийти в себя перед дежурством. Антон рассчитывал, что Станцо задержится в мертвой зоне, но тот покачнулся, изменил направление и неожиданно пошел прямо навстречу приближающемуся Антону. В результате Гид Станцо, сосредоточенный на попытках идти ровно и не шатаясь, увидел вдруг перед собой... самого себя. Оторопели оба, только Гид больше. Он сначала даже подумал, что встретил кого-то из своих, и начал решать, что бы такое сказать, дабы встреченный не заложил его начальству за такой нетрезвый вид. Но потом глаза его выпучились, губы растянулись в попытке связно произнести: "Эй, что это еще там за шутки такие?" И тут подрастерявшийся Антон узнал от интеллектора, что он опять в мертвой зоне и может поэтому делать с Гидом все что угодно, не боясь привлечь внимание "стрекоз" Аугусто. Антон издал специальный гипнотизирующий шип, который куаферы часто применяли при встречах с мелкими, но агрессивными представителями незнакомой фауны, процентах в семидесяти это срабатывало. Сработало и сейчас. Гид обмяк, завороженно глядя на своего двойника. - Умри! - тихо приказал Антон. И Гид вдруг действительно умер. Антон не ожидал, что так получится. Он даже не осознал, что впервые в жизни убил человека. Идя на свою верную гибель, превратиться в убийцу очень легко. Иллюзиопроизводитель еще несколько секунд держал Антона в облике Гида Станцо, но дальше нужно было придумать что-то новое, потому что Гид не имел права свободного входа в дом Аугусто. Управляющий интеллектор начал лихорадочно подыскивать другую иллюзию. Это удалось сделать быстро. Антон вышел из мертвой зоны и попал в поле зрения противника в виде двойника Галлагеда Дебрикса, мамута, находившегося в ста метрах отсюда. Галлагед, грузный и коротенький амброзиец с необыкновенно большими глазами и востреньким носиком, был в это время занят оправлением большой нужды в укромном местечке, которое, как он прекрасно знал, "стрекозами" не просматривалось - он был очень чувствителен к подколкам приятелей из своей службы наблюдения. Этот мамут имел свободный проход в дом Аугусто. Но было неизвестно, сколько он просидит в туалете. Поэтому управляющий интеллектор был наготове, чтобы подать команду сменить облик в любую секунду. Федер внимательно следил за Антоном, забыв на время о Вере. Он послал в поддержку Антону еще несколько сотен "стрекоз", задействовал все, в том числе и неизвестные матшефу точки контроля за территорией. - Уалец в оргазме, - внезапно сообщил интеллектор. - Додекс вскрикнула. По ее тону с вероятностью семьдесят шесть процентов можно заключить, что у нее вывих бедренного сустава. Похоже, есть повреждения в вагине, не очень значительные, но болезненные, - помолчав, он добавил: - В комнату вошли еще четыре идентифицированных мамута. Один из них - Сандро дю Пье - начал снимать брюки. У каждого интеллектора свой голос. У этого был глубокий артистический баритон. Федер возненавидел этот голос до конца жизни. Он сидел, крепко сжимая виски, полный отвращения и ужаса к самому себе; он молился Богу, в которого, в отличие от многих куаферов, не верил. Он хотел было начать подсказывать Антону, как действовать. Но это ничего не меняло. Что бы Антон ни делал, и матшеф, и Вера, считал Федер, были стопроцентно обречены. Между тем Антон, меняя обличья, перебегая от одной мертвой зоны к другой, иногда пережидая в них, все ближе и ближе подходил к дому Аугусто. Вот он оказался в последней мертвой зоне, в двадцати семи метрах от ограды дома. Дальше каждый квадратный миллиметр контролировался и мамутами, и "стрекозами" Аугусто. Антон невольно замедлил шаг. - Вперед! - подсказал интеллектор. - Только неторопливо и сонно. Ты в облике проверяющего, которого только что разбудили. Тебя зовут Борнео Гуадиласкит-Шимачи, или просто Борнео. Антон неторопливо продефилировал вдоль ограды, внимательно разглядывая часовых мамутов. Настоящий проверяющий в это время шел к дальним постам по самой длинной из мертвых зон. В поле зрения очередной "стрекозы" он должен был появиться через одиннадцать секунд. Ровно столько времени было у Антона, чтобы приблизиться к лазейке. Лазейка находилась в торцевой стене дома и мамутам была неизвестна в этом качестве. Для всех, кроме командира пробора и его матшефа, это было технологическое отверстие, необходимое для выращивания дома, заткнутое специальной пробкой. В качестве способа проникнуть в дом его мог использовать разве что трехлетний ребенок. Антон и Федер секрет этой лазейки открыли давно. Дело в том, что ткань В-5, из которой был выращен дом Аугусто, - живая, как ей и положено. Она способна сама заращивать разрушения, если не поступит специальной запрещающей команды. В обычном состоянии она по твердости не уступает самым крепким минералам. Однако вещество пробки - В-11 - по структуре несколько отличается от вещества ткани В-5. Лет через пятнадцать после того, как выращивание домов из ткани В-5 превратилось в стандартную практику, исследования показали, что контакт веществ В-5 и В-11 приводит к нарушению молекулярных связей в обоих и размягчает их. По идее материал пробки следовало повсеместно заменить, но этого не произошло - по той простой причине, по которой очень многое в этом мире делается не так. Таким образом, дома из В-5 продолжали выращивать с технологической пробкой из В-11. Но только не на проборах. Здесь обязательны многократные проверки каждой мелочи для уменьшения риска человеческой жизни. Поэтому выращивание таких домов было на проборах запрещено. Только Аугусто и его люди не знали об этом. Хотя и приняли меры безопасности против проникновения внутрь через это уязвимое место, скажем, вредного для здоровья газа. Служба охраны ограничилась тем, что посадила внутри дома Аугусто дополнительную "стрекозу" возле пробки и заготовила рядом материал для мгновенной установки заплаты. Антон знал об этой "стрекозе" и немедленно нейтрализовал ее с помощью специальной погудки. Но вот проникнуть внутрь ему можно было только одним способом - лишившись защиты иллюзиопроизводителя. Антон ничего другого вместе со своими интеллекторами придумать не смог. Специальным приспособлением, закрепленным на раме иллюзиопроизводителя, математик моментально выдернул пробку. "Стрекоза", наблюдающая за пробкой изнутри, естественно, не прореагировала. Но это не могло продолжаться долго, так как энергии нейтрализующей погудки могло не хватить. Необходимо было действовать быстро. И проникновение Антона внутрь заняло всего четыре секунды. И уже в собственном облике. Конструкция иллюзиопроизводителя автоматически соскочила с него и кинулась в отверстие. Попав туда, рама ощетинилась четырьмя сотнями сверхпрочных игл, вонзившихся в размягченную ткань В-5. Ткань, пораженная самым для нее болезненным ядом, мгновенно отреагировала и инстинктивно сжалась. Отверстие ненадолго расширилось. Иллюзиопроизводитель, действуя теперь уже как робот, выдернулся из отверстия и освободил его для Антона. Он прыгнул внутрь. Вслед за ним в дом проскользнуло примерно двадцать процентов из всего сонма "стрекоз", сопровождавших его в пути от гексхузе, - остальные остались с иллюзиопроизводителем. Тот сымитировал одного из мамутов, охраняющего в этот момент ограду, и стремглав кинулся прочь. Когда интеллекторы Аугусто смогли прийти к выводу, что герметичность здания нарушена и подали команду заделать отверстие, Антон уже находился внутри. Началась самая опасная стадия его последнего приключения. Здесь он уже не скрывал своего присутствия, поскольку все равно был бы быстро обнаружен, но даже его подчеркивал. Как только Антон встал на ноги после падения с полутораметровой высоты, он включил свою последнюю погудку и отправился вперед. Федер был уверен, что Антон в этой операции непременно погибнет. Антон полагал так же. Он не то чтобы не боялся смерти и не то чтобы не думал о ней совсем - он с ней примирился. Безглазая бежала с ним рядом, он был готов отдаться ей после того, как сделает все, чтобы спасти Веру. Правда, он совсем не знал, как ее хотя бы найти. Он рассчитывал на своих "стрекоз", но они пока передавали на его ручной интеллектор, что поиски безрезультатны. Сначала он побежал на второй этаж, но на лестнице интеллектор его остановил, получив сообщение, что Вера находится где-то внизу. Тогда он бросился вниз. Антон уже слышал громкое топанье мамутов в соседних коридорах, на него уже начиналась охота, но пока его никто не заметил. Антон даже не подозревал, что выращенные дома могут иметь настолько сложную систему ходов. Это был просто какой-то лабиринт. Уже совсем заблудившись, Антон в панике метался по подвальным переходам, шепча, точно заклинание, имя Веры, которую должен, просто обязан спасти. Федер, не замечая собственных слез, молча за ним следил. На него уже не действовали убийственные сообщения интеллектора о том, что происходит с Верой. Федер впал в какой-то ступор. Любовь - странное явление. Наука за тысячи лет не смогла его понять. Это не чувство, это не болезнь, это спектр чувств, спектр болезней, порой совсем не связанных между собой. Федер в его состоянии тоже ничего понимать не собирался. Он поймал себя на одной только мысли: "Я не люблю Веру, люблю Антона - и Бог с ней, с Верой, пусть ее мучают, но Антон пусть останется. Я хочу, чтобы он выжил". Веру с вывихнутыми бедрами, измученную, но все еще сознания не потерявшую, насиловал одиннадцатый мамут, серенький такой, вовсе не гнусный парень, которому очень хотелось женщину, но не хотелось вот так. Его заставили в этом участвовать под страхом смерти. Молоденький такой, нецелованный парнишка неумело входил в Веру. Именно в этот момент в эту комнату, превращенную в пыточную, ворвался Антон и тут же начал стрелять из скваркохиггса. Он успел застрелить парнишку, взобравшегося на Веру, уальца, хлопавшего в ладоши от радости, и еще одного, ждущего своей очереди, когда вдруг услышал: - Тебя-то я и ждал, милый Федер... простите, милый Антон. Это было сказано очень громко, звук шел изо всех углов комнаты. Антон затравленно огляделся в поисках Аугусто и не увидел его. - Прощай, Антон, - грустно сказал Федер. - Прощай, Антон. Я ждал не тебя и я тебе не сделаю больно, - послышался голос Аугусто, и тут же множество испепеляющих лучей ударило по Антону. Он вспыхнул и исчез, оставив после себя лишь небольшие кусочки обугленной плоти. Ему действительно не сделали больно. Вот здесь Федер не выдержал. Вот здесь он сорвался. Здесь он оставил в стороне все свои рациональные планы, встал с кресла и вышел из интеллекторной. Он очень хорошо понимал, что идет в ловушку, но ему сейчас на все ловушки было наплевать. Он шел мстить за Антона и освобождать Веру. Он шел решительным шагом, не разбирая дороги. Он совершенно не представлял, как собирается мстить и освобождать. Он даже не помнил, есть ли у него с собой оружие. Можно даже сказать, что в этот момент Федер сошел с ума. Он ничего не знал, ничего не думал, он очень плохо понимал, что происходит с ним и вокруг него. Он просто шел туда, где была Вера. Которую неудачно попытался спасти его матшеф. Естественно, его сразу засекли и, естественно, передали информацию Аугусто. Тот поначалу несколько удивился, потом понимающе кивнул головой и собрался было отдать приказ об уничтожении командира куаферов, но задумался, прикусив губу. - Что-то я немножечко чересчур, - сказал сам себе Аугусто. - Смерть Федера мне сегодня невыгодна. Она мне выгодна завтра. Он даже боялся сейчас убивать Федера. Он совсем не на то рассчитывал, когда похищал Веру Додекс и когда учинил над нею насилие. А Федер шел. Вопреки всякой, даже им самим прокламируемой логике. И когда он подошел к ограде дома Аугусто, когда он приготовился умирать - потому что именно за этим шел, - вдруг оказалось, что никто его не задерживает. И этому тоже Федер не слишком удивился - он вообще ничему в тот момент не мог удивляться. Только где-то в подсознании отметил это странное обстоятельство. И пошел дальше. Он быстро добрался до дома Аугусто, перепрыгнул ограду, ловя на себе хищные взгляды мамутов, и у входа увидел Веру. Сначала Федер подумал - она мертва. Он остановился метрах в четырех перед ней, тупо разглядывая свою возлюбленную и не узнавая. Вера, одетая в чужую рабочую, большую куртку, полностью распахнутую, сидела у двери, широко расставив ноги. Один глаз у нее заплыл, другой был дико вытаращен, рот разорван. Она судорожно вздохнула, искривив от боли лицо. Жива. Никакого облегчения по этому поводу не испытав, Федер медленно приблизился к ней и осторожно поднял на руки - Вера вскрикнула и обмякла. Мамуты не понимали своего шефа. Они часто его не понимали, но за это еще больше уважали, потому что каждый раз, когда Аугусто делал что-то не совсем ясное и даже совсем не то, чего требовала ситуация, и когда каждый прочил ему провал, а он все равно выигрывал - причем выигрывал куда больше, чем можно было ожидать. Но теперь они не понимали его совсем. Устроить ловушку главному врагу, поймать и вот так, за здорово живешь отпустить... Они глядели, как легко, без напряжения и спешки уносит Федер свою возлюбленную, и злились. Теперь у Федера было куда больше причин ненавидеть Аугусто и всех его людей. Теперь он становился вдвое, втрое опаснее. Его следовало убрать сейчас, но Аугусто его отпустил и даже Веру отдал, что уже совсем нелепо. На самом деле до конца не понимал себя и сам Аугусто. То есть логическое-то объяснение у него было, его недавно пытался подсказать сам Федер, как будто у Аугусто мозгов нет, - нельзя было начинать ликвидацию куаферов до приемки пробора. Нет, Федер ничего в жизни не понимал, если так надеялся на свою логику. Нет, говорил себе Аугусто, глядя в окно на фигуру куаферского командира - высокого, излучающего силу. Просто образец героя из массовых стекол - несущий на руках свою изувеченную подругу. Нет, дорогой Федер, пошел бы ты куда-нибудь подальше со своей логикой, не логика заставила меня отпустить тебя вместе с твоей девкой. Не логика, а то, чем я отличаюсь от других, - интуиция. Так часто бывало с ним. Принимал в последний момент невозможное, а главное, необдуманное решение, и оно оказывалось самым верным. Аугусто гордился своей интуицией. Правда, та же самая интуиция подсказывала ему, что лучше бы ее не слушаться, что лучше бы довести дело до конца прямо сейчас. Где-то, совсем уже в глубине души, Аугусто пытался оттянуть тот момент, когда он ликвидирует Федера. Потому что, ликвидировав Федера, он потеряет последнего человека, с которым ему хочется разговаривать. 23 Федер пришел в себя быстро. Войдя в гексхузе и все еще держа Веру на руках, он сообщил сбежавшимся куаферам о смерти Антона. Быстро окружившая его толпа еще не вполне проснувшихся мужчин ждала объяснений. - Это провокация, - тихо сказал Федер. - Это попытка вызвать нас на ответные действия, чтобы расправиться с вами. Наше спасение сейчас - в спокойствии. Спокойствие пугает его. Он понимает, что за этим кроется какой-то наш план, но плана не понимает. И бесится. За Антона и за то, что они сделали с Верой, мы отомстим. Но только ради Бога, не сию секунду. Завтра назначена ревизия заказчика, равнозначная приемке, завтра они что-то замышляют, мы должны их опередить. Подготовьте "второго врача". Сегодня для Веры, а вот завтра - кто знает. Кто-то взял у него уснувшую женщину и унес в медицинскую комнату. Его засыпали вопросами об Антоне. - Потом, потом, не сейчас. Завтра будьте наготове, как договаривались. - Тело надо будет потребовать. - Потребуем. Сейчас спать. Эх, матшефа нет! Сейчас самая для него запарка была бы. Завтра, как по заказу, встретило их плотной облачностью и моросящим дождем. Было немного холодно, но никто даже и не подумал надеть плащи. Дождь был их союзником. Не все куаферы знали, что именно несет этот дождь, но догадывались и на небо поглядывали с надеждой. На рассвете Федер связался с домом Аугусто. Ему сказали, что Аугусто спит, но просил передать, что сожалеет о случившемся и признает свою вину. Позже он лично принесет официальные извинения, пока же просит считать случившееся ужасным недоразумением. Работа ревизионной комиссии началась через два часа. Аугусто встретил Федера в меру скорбным выражением лица, начал какие-то соболезнования по поводу Веры и Антона со своим непременным "дорогой Федер", но Федер холодно прервал его: - К делу! Вопреки подписанным контрактам им удалось быстро договориться считать эту ревизию полноценной приемной и, в случае ее положительного исхода, совершить финансовый расчет в тот же день. На нескольких бесколесках члены комиссии, у каждого из которых, в соответствии со стандартными правилами приемки, была электронная карта района с увеличением вплоть до квадратного микрона, отправились в путь. Каждый также располагал к тому времени отчетом о проборе в пятьсот сорок восемь гигабайт - отчетом, подвергнутым тщательному интеллекторному контролю. Предстояло им от восьми до шестидесяти восьми выборочных посадок со взятием и анализом определяемых заказчиком проб. Куаферов ко времени окончания приемки по правилам должен был ждать полностью подготовленный к переходу вегикл, деньги и банкет. Аугусто еще с самого начала оговорил, что ко всему прочему он проведет с Федором переговоры о дальнейшем сотрудничестве. По протоколу эта встреча должна была состояться в доме Аугусто. Но все это предполагалось лишь на словах. После всего, что случилось, и куаферы, и мамуты ждали от этого дня одного - развязки. Дождь, ливший с утра, был сверх всякой меры начинен умиротвориксом - причем особым, действующим на всех, кроме команды Федера. Специальные реагенты, поднятые по приказу командира Антоном еще с вечера, благополучно опустились на подготовленные папоротники, вызвали необходимые испарения, те, в свою очередь, напитали собой облака. Одновременно служба ветров сработала таким образом, чтобы дождь над защищенной и обработанной территориями пролился, а точнее - проморосил в точно заданное время. Незаметная, страшная месть началась. - Эй, что-здесь?! - вскричал вдруг Аугусто крайне встревоженным тоном, указав пальцем на какую-то точку "затравочной" зоны. Его интеллектор заподозрил что-то нехорошее. - Где? - безмятежно спросил Федер. - Да вон там, вон там! Мы так не договаривались, дорогой Федер! Я думал... Ну-ка, давай мы сделаем посадку! По информации от дежурного интеллектора куаферов Федер знал, что в той точке ничего такого криминального нет. Поэтому удивление его оказалось совершенно естественным. Но это, он знал по опыту, часто встречается у приемщиков - когда слишком велика ответственность, чудится черт-те что. - Что ж, сядем. - Нет, нет, нет! - в голосе Аугусто слышались несвойственные ему нотки то ли истерики, то ли паники. - Так не пойдет. Сначала я вызову туда подкрепление. Вы, дорогой Федер, извините, но мало ли что. Сами понимаете... И стал вызывать подкрепление испуганным, совсем незнакомым Федеру тоном. Федер про себя усмехнулся. Подкрепление - сто пятьдесят бойцов на субкосмической технике, в спецкостюмах, со спецоружием - прибыло в точку посадки через пятнадцать минут. Все это время бесколески на безопасной высоте кружили над местом посадки в полном молчании. Как ни странно, Аугусто был прав. То ли по недосмотру, то ли просто по невозможности совсем незаметно совместить двойной пробор с обычным, именно там, куда указал палец Аугусто, флора чуть-чуть отличалась от представленной в акте сдачи. Именно это "чуть-чуть" дало Федеру понять, что здесь сработал не столько интеллектор мамутов, сколько потрясающая по тонкости интуиция Аугусто. По счастью, интуиция не обладает точным зрением. Приемщики приземлились не совсем там, где был замечен подвох. Да и в чем подвох состоит, они так и не поняли. А сверху на них все моросил отравленный дождь. По прибытии подкрепления Аугусто со своими помощниками, как ищейка, ринулся искать криминал. Смешно было смотреть, как они, лихорадочно раздвигая мокрые плети кустов, вынюхивают невесть что. Одного в спецкомбинезоне хлестнул хвостом клегоудав, безобидный только в период любовной тяги, но все окончилось благополучно, лишь переломом ноги. И спустя полчаса Аугусто начал успокаиваться... и успокоился даже сверх меры. Вместе со всеми, кто его сопровождал. Умиротворикс начал действовать несколько преждевременно, что вовсе Федера не смутило. Когда умиротворикс начинает на вас действовать, первые десять - пятнадцать минут вы не чувствуете его. Наоборот, вы ощущаете подъем, бодрость духа, вы предельно собранны, ваши движения кажутся вам быстрыми и точными. Однако все это вам только мерещится: движения на самом деле постепенно замедляются. И Федер, заметив первые признаки умиротворения, не смог скрыть от Аугусто мимолетной победной усмешки. И это чуть не стоило жизни ему и многим его куаферам. Аугусто, все время бывший настороже, предполагал начать резню раньше, чем мог рассчитывать противник, - не после того, как его люди и интеллекторы убедятся, что пробор в порядке, а до того, сразу же после первой, в крайнем случае второй посадки. Федер вместе со своим матшефом и его многомудрыми интеллекторами слишком были уверены, что Аугусто, человек по натуре крайне осторожный, недоверчивый и обстоятельный, вряд ли положится на свою интуицию и еще до полной приемки заключит, что с пробором все хорошо, а потому можно развязать себе руки. Они не учли этого странного козыря в руках Аугусто - его непредсказуемости. Аугусто, человек умный, хорошо знал, что ни один пробор не обходится без недочетов, главное, чтобы они не могли принести серьезных неприятностей. Он был убежден, что с удалением недочетов, если такие обнаружатся, он прекрасно справится сам - и был, в сущности, прав, но для режима обычного, а не двойного пробора. А еще он запланировал проверить по реакции Федера на приемку, не приготовил ли тот каких-нибудь серьезных ловушек на Ямайке, которые могут сработать много времени спустя. Реакция Федера оказалась странной. С одной стороны, легкое недоумение. Это значило, что ловушки нет и Федер не понимает, что такого странного Аугусто нашел. Но промелькнуло во взгляде Федера и тщательно скрываемое замешательство. Будь Аугусто хоть чуть менее внимателен, он бы его не заметил. А замешательство, тревога могли значить только одно - куафер что-то замышляет. И надо было понять, насколько это серьезно. А затем Федер позволил себе легкую победную усмешку. Аугусто запаниковал, решил, что ловушка вот-вот сработает, и дал сигнал к нападению. На том приемка и закончилась. Мамуты принялись вынимать оружие, но делали это как-то очень задумчиво. Один, сунув руку за пазуху, вдруг сел на землю и принялся стаскивать ботинки. Другой начал напевать. Третий, бессмысленно улыбаясь, стал приговаривать: "А вот кого я сейчас испепелю?! А вот кому я сейчас бо-бо сделаю?! А, ребятки?" Сам Аугусто быстро перестал соображать, что происходит. Он с сожалением сказал: - Все-таки не надо вас убивать. Потому что, - тут он безуспешно попытался поднять вверх указательный палец, - это нехорошо! А мне так нравится Федер, я так хорошо с ним разговаривал. Федер, ты где? Федер ни разу не видел, как умиротворикс реагирует на человека в агрессивном состоянии, и поначалу даже оторопел. Мамуты двигались медленно, с большой грацией. Можно было подумать, что они танцуют. Присюсюкивая, напевая, умильно улыбаясь, все больше и больше замедляя движения, все сильней склоняясь к земле, с необыкновенной нежностью в конце концов к ней приникая. Он ухмыльнулся, еще не осознав, что находился в секунде от смерти. - Надо же. Как бы не простудились парнишки. Дождь все-таки. А им спать на мокром часов двадцать. Если не больше. Та же картина наблюдалась и в защищенной зоне. Продуманная, тщательно подготовленная резня так и не началась. То ли в дожде над поселком концентрация умиротворикса была выше, то ли никто из мамутов сигнала к атаке не услышал. Вскоре все они мирно спали, полностью готовые к бою. Куаферы, к умиротвориксу нечувствительные, быстро начали эвакуироваться. Продукты, оружие, одежда, личные вещи - все это было уже по большей части упаковано. Оставалось все, включая ценное оборудование, погрузить, законсервировать содержимое вивариев. Над уснувшим поселком забегали бесколески. Скоро вернулся Федер с сопровождавшими его куаферами. Победного вида у командира не было и в помине, он был деловит, собран, в нем, как и во всех куаферах, сейчас только тихо напевало облегчение: "Удалось!" Отдав необходимые приказы, напомнив об Антоне и Вере, он бросился к интеллекторам. Но те уже и сами знали, что им делать - ведь весь план ими и разрабатывался. Все эвакуационные процедуры они знали досконально. - Извини, Федер, - сказал дежурный интеллектор. - Чуть не сорвалось. - Да, - буркнул он. - Что со "стрекозами"? Он еще возился в интеллекторной, когда ему сообщили: - Антона привезли. Выйдешь? Федер кивнул и вышел. Перед гексхузе в молчании толпились куаферы. На импровизированных носилках лежало то немногое, что осталось от их матшефа. Куаферы, к проявлению чувств не склонные, сейчас явно ждали от Федера каких-то слов. Федер почувствовал их настроение и хотя за секунду до того никаких слов произносить не собирался, все же сказал: - Прощай, Антон. Прощай, милый. Глупо как-то получилось, честное слово. Но, может быть, ты всех нас спас своей смертью, - помолчав, он вдруг хмыкнул и добавил понятное ему одному: - Любил ее... Надо же! Останки запаять в гроб. Когда вернемся, здесь похороним со всеми почестями. В конце концов, он на Ямайке и за Ямайку умер. Куаферы ждали еще чего-то, но Федер громко хлопнул в ладоши: - Время! Время! Вся эвакуация под бдительным контролем дежурного робота-интеллектора, поставленного на специальную бесколеску, заняла не больше полутора часов. Как и обещал Аугусто, вегикл, отведенный для них, был полностью подготовлен к старту. Он стоял, растопырив крылья, среди вольготно разлегшихся мамутов. - Его не берем! - так Федер решил еще загодя. - Берем командирский. Он самый быстрый, самый вместительный и лучше всех вооружен. Подлетев к командирскому, дежурный робот подключился к какому-то разъему на днище. Минуты через две сообщил - все нормально, можно начать погрузку. На самом деле было еще не все нормально, и Федер об этом знал. Как и все прочие вегиклы мамутов, этот был начинен хорошо запрятанной взрывчаткой. Интеллекторная разведка, проведенная Антоном, давно доложила об этом сюрпризе, приготовленном Аугусто на случай своего поражения. Взрывчатку следовало найти, но розыски надо было вести так, чтобы зря не волновать команду. Кому охота после всего лететь на бомбе, готовой взорваться в любую секунду. Робот хорошо знал этот тип вегикла, хорошо понимал логику минеров, давно просчитал наиболее вероятные варианты, поэтому многопалубность, лабиринты коридоров его не смущали. Он юркнул в распахнутый люк и деловито помчался по давно намеченному маршруту, минуя одни двери, заглядывая в другие. Куаферы еще и погрузку не закончили, как он уже сообщил Федеру откуда-то из отсеков пилотажа: - Есть! Вариант "утепленная стена". Приступаю к отключению. По правилам следовало бы погрузку остановить, но Федер не хотел терять времени, да и верил он роботу - интеллектору. - Приступай! Всем куаферам занять места в командирском! Через пятнадцать минут, давя спящих мамутов, вегикл пробежался по ровному, как скварковый срез, полю и с торжествующим визгом взмыл в обложенное темными тучами небо. Через два с половиной часа они уже подходили к точке встречи с Соленым Уго. Точка эта находилась на расстоянии двух коротеньких переходов - "дрожаний", как называли их в дальнем космофлоте, - которые, однако, забросили их в глушь, ни с каких сторон не просматриваемую. Уго, в юности несколько лет якшавшийся с контрабандистами, знал массу таких местечек, знал, как находить новые, и хвастался, что ни один космополовец никогда его не найдет, пусть даже рядом скользнет, боком чиркнет. Над ним посмеивались, но в общем верили - и сейчас он свои заявления прекраснейшим образом оправдал. - Ох, парни, как же я соскучился по нормальной человеческой речи! Федер, хорошо кончилось? - послышался в динамиках его голос, искаженный помехами. - Хорошо. Ты где? Не вижу тебя. - Да вот он я. Вращаюсь вокруг осколочка, треугольного! Вегиклы состыковались, вновь забегали грузовые тележки. - Быстрей, быстрей, парни, времени совсем в обрез, - отчего-то заторопил всех Федер. - Уго, кончай трепаться, где урожай? Соленый Уго, окруженный приятелями, что-то рассказывал, размахивая руками, кивал головой, сиял блаженной улыбкой - даже тогда, когда ему поведали в двух словах о Вере и Антоне. Но, услышав про урожай, деловито сморщил брови. - Ну да, конечно. Парни, вас ждет приятная встреча! Все в порядке с урожаем, командир. Ждет, собран, упакован и бантиком перевязан. Он привел командира и десятерых куаферов в физкультурный зал. - Б-р-рр! Ну и холодище у тебя зд... Куаферы от неожиданности замерли, полезли за оружием. Они увидели, что зал переполнен людьми. Одни расслабленно сидели вдоль стен, другие лежали ровными рядами. - О Боже, что это? - Знакомьтесь, парни! Это вторая смена! - радостно гаркнул Уго. - Кто они? Что с ними? Почему лежат... - Да вы вглядитесь, олухи! Вы глазки-то разуйте и посмотрите. Может, кого знакомого встретите? - О Господи! Ни хрена себе шуточки! У тебя с головкой-то все в порядке? Да за такие вещи... Ибо это были сами они - вся куаферская команда в полном составе. Федер с Антоном сидели отдельно, прислонясь к какому-то тренажеру: Федер хмурился и смотрел злобно, а матшеф скалился в зловещей ухмылке и почему-то держал в руках примитивную гитару, на которой, при полном отсутствии музыкального слуха, играть никогда не умел. Сам же Соленый Уго возвышался над всем собранием, распятый на шведской стенке. Он, как и Антон, скалился и совсем не напоминал Христа. - Что за шутки, Уго? Это на тебя одиночество так действует? - Нет, - весело отвечал Уго. - Это у меня такой приказ от Федера был. Я вас целый месяц выращивал, водичками разными поливал. Бо-бо, самый тихий, самый сильный и самый тупой из куаферов, подал голос: - А они что, живые у тебя? Кто ж тогда я? Я или вон тот? - Бо-бо, ну ты что, в самом деле? Какие они живые? Как бы я смог их сделать живыми, да и