обенность эту сторонники абсолютного человеческого превосходства ставят ему в минус - нет характера, нет и души. Характер ему, как правило, формирует хозяин, хотя в принципе, и так довольно часто случается, сам интеллектор себе характер тоже может задать. Поскольку интеллекторы как разумное сообщество получили полное признание лет за сто до описываемых событий и пока еще очень нервно относились к покушениям на ту долю независимости, которую им гарантировала небезызвестная хартия "Ик"; поэтому все в их характере, что не заложено хозяином, они считали своей собственностью и меняли как хотели - например, смешливость, мнительность или сентиментальность. В последнее время среди интеллекторов вошла в моду механическая занудность. Некоторые доходили до того, что начинали говорить монотонным металлическим голосом, разделяя слова полуторасекундными паузами. Конечно, это были низы интеллекторного сообщества, своего рода панки, шпана, да и хозяева их были, как правило, им под стать. Но даже и в самых высших интеллекторных кругах стремление к занудному углублению в малоинтересные темы тогда имело большое распространение. До того доходило, что даже люди, эти высшие существа, начали подражать в занудстве своим интеллекторам. - Все это велел передать мне Федер? - наконец не выдержал Аугусто. - Нет, конечно, - немедленно отозвался голос, - это я просто так провожу время, поскольку его у нас с тобой несколько больше, чем у несчастных твоих подчиненных. Федер мне велел передать совсем другое, намного более простое. Я даже не знаю, стоит ли передавать, все так очевидно... И страшным, загробным, почти совсем не федеровым голосом интеллектор пророкотал: - Месть моя будет страшна! Аугусто поморщился, внутренне съежившись от ужаса. - Как это мелко! - сказал он. Некоторое время молчали. - Вижу, - наконец подал голос интеллектор, - что ты ждешь от меня продолжения. Изволь. Ну что ж... Я не зря, как ты сам понимаешь, завел разговор про нестрогие определения. Это, так сказать, присказка. Итак, к вопросу о мести. Такое же, в определенном смысле, малопонятное слово, как и душа. Я сильно подозреваю, что хозяин мой, Федер, не очень понимая значение этого термина, не очень и склонен мстить, что называется, по велению души. Он весьма рационален, командир Федер, он на самом деле не любит нестрогих определений. Именно поэтому - я так подозреваю, потому что, знаешь ли, как-то не пришлось нам с ним на эти темы задушевно беседовать, - он и нагородил все, что здесь нагорожено. - А ты... - А я приставлен, дорогой Аугусто, как ты сам, надеюсь, догадываешься, для того, чтобы ты перед своей, пардон, кончиной всю сладость его мести как следует на себе прочувствовал. Чтобы я, значит, сопровождал тебя по всем кругам ямайского ада и говорил, в чем ты согрешил. - Помолчи! - страдальчески поморщившись, выкрикнул Аугусто. - Вот это уж извините - не помолчу! Мне ведено тебя везде незримо сопровождать, - наставительно ответил ему голос, хотя тем не менее замолчал. С той поры началась недолгая, но чрезвычайно мучительная полоса жизни Аугусто Благородного. Обследовав на всякий случай весь гексхузе и окончательно убедившись в том, что интеллектор спрятан где-то снаружи, он быстрыми шагами вышел оттуда. В мозгу его один за другим прокручивались варианты спасения. Собственно, они прокручивались раз уже, наверное, по тысяче и были, как всегда, совершенно безвыигрышными. Появление интеллекторного двойника Федера ничего в этом смысле не изменило. Хотя, может быть, подумал Аугусто, надо еще раз уединиться, сосредоточиться, и что-нибудь в голову взбредет. - Куда теперь? - заинтересованно спросил интеллектор. - Подальше отсюда. Аугусто вдруг показалось, что именно в этой странной, красной, незапланированной траве, которая буйно разрослась вокруг куаферского жилища, и таится главная для него опасность. - Это еще почему?! - Что? - тут же наипредупредительнейшим тоном спросил интеллектор. - Что-нибудь не так? Не отвечая, Аугусто отошел подальше и ненавидяще уставился на эту траву. Затем перевел взор на покинутое жилище. Повинуясь импульсу, он выхватил из-за пояса скваркохиггс и стал все это расстреливать. Загорелась трава, но дом почему-то не вспыхнул, а стал стремительно разрушаться, поднимая облака пыли, будто был сделан из допотопного бетона. Причем разрушался не с грохотом, какого следовало бы ожидать, а с шорохом - почти неслышно. Все на этой планете было не так, даже законы физики, похоже, имели склонность самым гнусным образом нарушаться. Наконец, секунд через десять после начала расстрела, гексхузе вспыхнул, и вспышка эта была адекватна потраченной на расстрел энергии. Волна раскаленного воздуха опалила Аугусто и отбросила его в кусты. На мгновение он потерял сознание, а когда пришел в себя, яркий шар, возникший на месте гексхузе, уже потух, облако черно-зеленой сажи медленно опускалось на землю. - Зачем же ты так, дорогой Аугусто? - с искренней озабоченностью сказал интеллектор. - Я бы еще понял, если бы ты решил покончить с собой, пытаясь таким образом избежать мести Федера, но ты же не из того теста, чтобы сдаваться? Аугусто лежал, всей кожей ощущая жар, но догадываясь, что скафандр спас его от малейших ожогов. Еще его мучила досада, что проклятый интеллектор остался цел и невредим, так же как и он сам. - Это вам повезло, дорогой Аугусто, - продолжил свое занудное издевательство интеллектор. - Такие эксперименты очень опасны. Федер сильно бы огорчился, если бы вас сейчас не стало, если бы его акция оборвалась из-за этого глупого инцидента. - Покажись! - заорал Аугусто и вскочил на ноги. - Покажись, ссссволочь! Я в глаза твои сволочные поглядеть хочу! - Да я бы с удовольствием, - ответил голос, - но у меня нет глаз в человеческом понимании. Ну не сердитесь, пойдемте. Если я вам так быстро уже надоел, я некоторое время помолчу. "Стрекозы"! - с ненавистью подумал Аугусто. Эти гадкие "стрекозы", чисто куаферский почерк! Федер наверняка понасажал всюду своих "стрекоз", и теперь через них интеллектор все отслеживает. Единственное утешение - самому Федеру нашими страданиями уже наслаждаться не придется, ошибочку он допустил. Осталось только найти другую его ошибку. Шатаясь, он пошел прочь от пожарища. Теперь, впервые за все время ужаса "Холокаста", ему стало еще страшнее. Он и прежде испытывал это чувство, но то был привычный страх, воспринимаемый как норма, служащий предупреждением об опасности, но никак не предсказанием скорой смерти. Уж с тем-то страхом Аугусто научился справляться еще в юном возрасте. Может быть, благодаря ему он все время был начеку и стал тем, кем стал. Всемогущим и, как казалось до недавнего времени, неуязвимым. А теперь выяснилось, что существует и самая высокая стадия страха - парализующая. Но ничего! Ничего! - Почему ты не остановил меня, когда я расстреливал гексхузе? - спросил он у невидимого собеседника, пытаясь привыкнуть к такому идиотскому положению. Дорожка, по которой он возвращался, с подозрительной скоростью зарастала. - Ведь тебе попало бы, если бы я погиб от взрыва. - Но ты же не погиб, дорогой Аугусто. Это обращение "дорогой Аугусто" просто выводило его из себя. - Это так, - рассудительно возразил он, - однако, если я правильно понимаю, я выжил случайно, а случайностей Федер не любит. Ты не боишься, что при следующем сеансе связи с тобой - или как вы там с ним сноситесь - он выскажет тебе все, что думает о твоей пригодности, а то и сделает неприятные для тебя выводы? Вопрос был задан неправильно. Аугусто понял это еще в тот момент, когда задавал его. Он позволял интеллектору ответить безынформационно, что тот не преминул сделать. - Не боюсь, - ответил голос, никаких эмоций в ответ не вкладывая. Но даже отсутствие эмоций чуткому уху Аугусто кое-что сумело сказать. Интеллектор опасается вопроса, подумал он. Он, наверное, должен сейчас радоваться тому, что избежал возможной ловушки. Он должен сейчас чуть-чуть расслабиться. - Он что, дал тебе полную свободу в разговорах со мной? Он разве не следит за тобой? - Ему все известно. Он будет вполне доволен, - ответил интеллектор. - Напрасно ты пытаешься подловить меня. - Извини, - сказал Аугусто, радостно про себя улыбаясь. Это окончательно доказывало, что интеллектор не только не имеет связи с кораблем Федора, что было бы попросту невозможно, но даже и о гибели его не осведомлен. Это значило, что "стрекоз" у интеллектора было совсем немного и они не отслеживали то, что происходит в лагере у мамутов. Это было странно, нелогично, однако только так можно было понять ответ интеллектора - тот просто не знал о гибели Федера и его команды. Надежда на то, что Федер чего-то не учел, что возможность вырваться из его лап существует, не теплилась, а потихоньку разгоралась. Открытие это окрылило Аугусто и чуть не стоило ему жизни. Он шел, опустив голову, глубоко задумавшись. - Смотри! - вдруг крикнул голос интеллектора. Человек десять мамутов явно поджидали Аугусто на изгибе дорожки. Трое из них уже не могли ходить, но твердо держали в руках скварки, нацеленные прямо на него. Остальные держались на ногах, хотя и не очень твердо. Намерения всех были совершенно очевидны. Почему эти мамуты вдруг решили уничтожить своего босса, не было времени выяснять. Аугусто выдернул скварк и не раздумывая начал стрельбу. Мамуты, похоже, даже не успели его увидеть, и через мгновение вспыхнули, как вспыхнул чуть раньше дом куаферов. Аугусто забыл перевести свой скварк в менее мощный режим стрельбы. Опасаясь волны горячего воздуха, он помчался по тропинке назад. Ничего страшного, однако, не произошло. - Можно идти дальше, - сказал интеллектор, и Аугусто остановился. - А что, - сказал вдруг невидимка очень мирным тоном, словно они с Аугусто сидели за чашкой кофе. - Это даже милосердно. Их следовало убить, чтобы прекратить их невыносимые муки. - Шел бы ты! - вдруг взъярился Аугусто. - Какое мне дело до их невыносимых мук, когда свои предстоят. Нечего издеваться, делай то, что тебе приказано, но... нечего издеваться! Аугусто даже удивился собственной вспышке, хотя в принципе она была вполне понятна. Он чуть раньше и сам подумал, что расстрел для этих калек есть акт милосердия. Однако согласиться с интеллектором Федера он не мог из боязни уронить свое достоинство в его несуществующих глазах. - Прости, дорогой Аугусто, я и не подозревал, что мои слова будут восприняты тобой как издевательство. Я, можно сказать, от всей души... - Которой у тебя нет! - Которой нет и у тебя - в моем понимании. Но если говорить об акте милосердия... Знаешь, дорогой Аугусто, я часто думал над этим термином - милосердие. Он, конечно, относится к числу так вами, людьми, свято чтимых, да и нами тоже, интеллекторами, уважаемых, этих самых плохо определимых терминов. Однако он понятнее, чем какая-то там несуществующая душа, точнее, существующая, но только в терминологическом смысле... "Опять его понесло! - тоскливо подумал Аугусто. - "В терминологическом смысле"! А еще говорят, что они умнее нас. Просто идиоты, вот они кто!" Но надо было слушать. Больше того, надо было внимательно слушать, чтобы не пропустить какую-нибудь оговорку болтуна-интеллектора. Аугусто часто так делал - правда, не с интеллекторами, а с людьми. Он внимательно вслушивался в то, что и как они ему говорили, он, словно актер, вживающийся в роль, вживался в своего собеседника, проникался его идеями, чувствами, способами их выражения. Человек, видя такое необычное внимание и благорасположение, иногда вопреки собственному желанию старался раскрыться перед ним, даже, может быть, исповедаться... И неизбежно все, что он пытался скрыть, даже самое незначительное, тут же всплывало на поверхность. Аугусто обожал улавливать эти нюансы, обожал расшифровывать их, шаг за шагом, не торопясь, приближаясь к успеху. Теперь он те же нюансы попытался выловить в речах интеллектора. Но интеллектор не человек, и уже минут через пятнадцать Аугусто совершенно запутался. Интеллектор между тем проводил глубоко философскую параллель между милосердием и местью. Мысль его, в сущности, довольно примитивная, сводилась к тому, что и милосердие, и месть хороши тогда, когда они идут от чистого сердца. - Любому человеку, - уверял он, - так же, как и любому мало-мальски здравомыслящему интеллектору, холодные, бесчувственные милосердие и месть глубоко противны. - Тебе, значит, тоже? - А как же, дорогой Аугусто, ну а как же иначе?! Уж не думаешь ли ты, что если интеллектор лишен этой вашей так называемой души, то он не в состоянии разобраться в разнице между прекрасным и омерзительным? В воздухе стоял густой смрад тления и гари, полностью забивающий существовавшие здесь когда-то приятные ароматы. Из открытых окон до Аугусто доносились стоны и причитания. Кого-то громко рвало. Кто-то пел. На дорожке между желтыми стенами казарм валялись разлагающиеся трупы. Безумие смерти, безумие боли, безумие равнодушия. И посреди этого шел он, окруженный невидимыми "стрекозами" Федера, внимательно вслушиваясь в философские разглагольствования занудного интеллектора. - Федер, с моей точки зрения, ничего в мести не понимает, - талдычил свое федеров подарок. - Ему бы всех вас убить какой-нибудь там бубонной чумой, и дело с концом. Так по крайней мере было бы и проще, и честнее. А разводить всю вот эту симфонию боли, насилия, страдания... Нет, для этого нужен художник мести, умеющий по-настоящему ненавидеть. Я бы, например, не взялся. У меня к вам ненависти особой нет. - Господи, до чего ж ты фальшив, дружище! - вздохнул Аугусто, окончательно сдаваясь перед непознаваемой тайной интеллекторного ума. - Я именно про фальшь и толкую! - обрадовался чему-то невидимка. - Именно она мне противна, именно она есть ложь и, следовательно, источник неприятных специфических эмоций. Именно здесь я вижу неправоту того, кто послал меня сопровождать тебя, дорогой Аугусто, по последним дням твоего жизненного пути. Неподалеку шел по стеночке скелет в темно-зеленой коже. Аугусто еще не видел жертв такой болезни, поэтому невольно задержал на нем взгляд. А скелет вдруг остановился и сполз на землю. - А что, - сказал интеллектор. - Может, и тебя это ждет? Ведь никто не знает, какой микроб ждет заветного времени, чтобы кинуться на поиски твоей плоти. Хе-хе! - Ну, ты-то, положим, знаешь, - буркнул Аугусто, внутренне насторожившись. - Вместе со своим Федером. Ты-то, положим, с ним вместе того микроба для меня выбирал. - Нет, - с оттенком сожаления возразил невидимка. - Выбирал главный, самый любимый интеллектор матшефа нашего. Не так чтобы совсем уже супер, но поновей меня будет, посовременней. Хотя я лично не вижу, чем это он такой особенный. Качественные различия, можно сказать, несущественны. - Трепло! Ведь вы же все наверняка знали, что для меня начальники ваши приготовили. Что, разве не так? - Не так, дорогой Аугусто. Совсем не так. Интеллекторы, да будет тебе известно, нелюбопытны, когда дело касается информации, их не касающейся. Это вроде как кодекс чести такой, если ты понимаешь, о чем я говорю. В таком, совершенно невыносимом, духе интеллектор говорил, практически не переставая. Если бы не надежда вытащить из него информацию, способную показать выход из ловушки, Аугусто уже через час после разговора с интеллектором наверняка бы свихнулся. Несколько раз казалось ему, что вот оно, здесь, в каком-то невзначай оброненном слове, что отсюда можно потянуть ниточку, но проклятый интеллектор все нудил и нудил, и никак не получалось сосредоточиться. Какие-то факты, намеки, логические зацепки были, и Аугусто старался их запомнить. Это все надо будет обдумать не сейчас, после такого сумасшедшего дня, а несколько позже, когда нервы перестанут плясать, да и этот болтун проклятый уймется. - Смотрю я на тебя, дорогой Аугусто, и восхищаюсь. Ведь это же надо - такие события вокруг, такая беда над вами нависла, беда, ну совсем уж, пардон, неотвратимая, да тут еще я со своими, возможно, не всегда уместными репликами, а ты держишься, несмотря ни на что, просто великолепно. Что он там про микроба-то? Аугусто водил своего невидимого собеседника по всему лагерю, вывел даже в "затравочную" зону, был, против обыкновения, необидчив и время от времени даже находил в себе силы поддерживать светскую беседу. Потом не выдержал, сорвался, умчался к себе домой и там минут пятнадцать валялся в кресле, наслаждаясь полной тишиной и одиночеством. Здесь, в уюте, в полном отсутствии всяких признаков "Холокаста", страх смерти охватил его с новой силой. "Он сказал, что где-то меня поджидает мой собственный микроб. Он, сволочь, знает, какой это микроб. Он знает, где этот поганый микроб. Интересно, микробы, которые для меня, в каком-то одном месте ждут своего времени или уже по всей зоне расплодились?" Легкое вежливое покашливание всполошило Аугусто не хуже взрыва. Он вскочил с кресла, дико озираясь по сторонам. Чертов интеллектор! - Простите, что испугал, - мягко сказал голос. - Я вам не помешал? И опять все пошло-поехало по наезженной колее. Интеллектор философствовал, Аугусто, сжав зубы, терпел и даже провоцировал его на разговоры более конкретные. Интеллектор сменить тему охотно соглашался, но спустя минуту снова возвращался к своим абстрактным размышлениям. - Вы зря боитесь смерти, дорогой Аугусто. Зачем вам долгая жизнь? Долгая жизнь - это рабство. Это физическая неполноценность. Вот как в случае с нами, носителями искусственного разума. Вы сами подумайте - мы имеем хотя бы принципиальную возможность вечной жизни. Я могу перезаписать всю информацию со своего мозга в какое-нибудь хранилище (и, признаюсь, время от времени делаю это), которое в случае моего разрушения тут же запустит мою новую копию, сознание которой будет отличаться от моего только отсутствием информации об этом разрушении. Согласитесь, что это и есть отсутствие смерти. У меня нет никакого стремления продолжать свой род, во мне подобный инстинкт не заложен. Но осознание собственной принципиальной вечности, дорогой Аугусто, в чем-то заменяет нам отсутствие семьи и детей... - Знаю, знаю. - В каком-то смысле это даже удобнее. В нашей жизни отсутствует элемент воспитания. Точнее, он не столь велик, как в вашей жизни. Существует взаимовоспитание между нами и людьми, воспитание нас вами и, наконец, наше самовоспитание. Для вас процесс воспитания детей сопровождается юридическим и естественным принуждением, у нас это необходимый естественный, не зависящий от нас и не требующий от нас никакого дополнительного усилия. Отсутствует также постоянное ожидание нежелательных результатов этого воспитания, если вы понимаете, что я хочу сказать. Месть, кстати, тоже род воспитания, дорогой Аугусто. Я, конечно, имею в виду месть Федера, а не месть, совершенную под воздействием аффекта. Тот род мести, которую в отношении к тебе и твоим людям практикует Федер, налагает на мстящего определенные нравственные обязанности и соответственно преподает урок тому, на кого она направлена. Порок мести такого сорта заключается в том, что, как следует выучив урок, человек оказывается лишен возможности применить плоды обучения в будущем - его в подавляющем большинстве случаев в ходе обучения просто-напросто убивают. В этом фальшь воспитательной мести. В этом ее мерзость. Наказание есть акт воспитания. Казнь - тоже акт воспитания, но для кого угодно, только не для казнимого. Согласись, дружок, что это совсем разные, несмешиваемые вещи. (Чертов, чертов, чертов микроб! Что оно ко мне привязалось, все время вертится?) Утром, когда Аугусто проснулся, интеллектор, лишь немного выждав из циничной вежливости, вновь принялся за философствование. Не помогло даже решительное и отчаянное заявление жертвы философствования о том, что его сейчас стошнит. И опять Аугусто сдержался, опять вспомнил все свое былое обаяние, опять вступил в разговор с невидимкой. - Извини, - сказал он, завтракая, - не имею возможности предложить тебе кофе. - Ну что ты, спасибо, у меня процесс питания несколько отличается от человеческого. Тем более что ты и не мог бы предложить мне кофе. У тебя его просто-напросто нет. Словом "кофе" называть тот напиток, что перед тобой, безнравственно. Однако в том совсем не твоя вина и соответственно не твоя безнравственность - она проявлена теми, кто когда-то, уже очень давно, назвал благородным словом "кофе" не напиток из обжаренных семян кофейного дерева семейства мареновых, а вот эту полупрозрачную тягучую жидкость искусственного происхождения, имеющую совсем иной вкус. Я бы назвал ее "сахарный уксус". Но что, собственно, я? Я знаю это не от собственных вкусовых рецепторов, которые отличаются от твоих, дорогой Аугусто, кар-ди-наль-ней-шим образом, а из информационных файлов, общих статистических данных и тензорно-дуплитикативных таблиц. У меня совсем другое строение... (О Боже, где этот ожидающий в засаде микроб? Как он меня достанет?) Потом они снова долго блуждали по обработанной зоне. Запах смерти загустел, несмотря на то, что заморосило. Опять Аугусто отстреливался, правда, не так бурно, как накануне. Уложил всего двоих обезумевших мамутов, попытавшихся напасть на него с голыми руками. - Месть есть ожидание проникновения в ноль, - сказал вдруг интеллектор, комментируя нападение одного из сумасшедших, и добавил, что привел эти слова в качестве примера выражения, которое имеет очень глубокий смысл и одновременно никакого смысла иметь не может. И опять при этих словах Аугусто почувствовал проблеск какой-то надежды и чуть ли не задрожал. В зоне смерти находиться было невозможно, и Аугусто вышел за пределы лагеря и чуть было не заблудился среди роскошных зарослей мантильяны-да-гальи, полудерева-полукустарника с огромными серыми листьями из натурального шелка. В этих зарослях интеллектор, продолжая о чем-то болтать, вдруг обронил как бы между прочим: - То, что ты так ждешь, может, сбудется, а может, и не сбудется, но все равно, сейчас этого нет. "Это он о том микробе?" - подумал Аугусто, испытав даже какой-то восторг, смешанный с ужасом, при этих словах. И опять долгие часы хождения, бесконечного монолога невидимки ни о чем, борьбы Аугусто с тошнотой от всего этого, пока, комментируя последний философский изыск какого-то Поль-да-Хромма о невозможности почувствовать невозможное, интеллектор не заявил: - Ожидание никогда нельзя путать с внедрением. Это две настолько разные вещи, что смешение их противоестественно. И только тогда Аугусто осенило. - Что же получается? - медленно, еще не веря себе, сказал он. - Если микроб, как ты сказал, ждет... - Я такое разве говорил? - Если микроб, как ты сказал, ждет, то, значит, он еще не внутри. Значит, я пока свободен? Я могу убраться отсюда, и ничего со мной не случится? Интеллектор промолчал. - И... и голова не заболит? Опять промолчал интеллектор, только сдержанно кашлянул. - То есть я просто могу сейчас сесть в любой вегикл и убраться отсюда, и весь этот ужас кончится? И всегда мог? - Собственно, - наконец сказал интеллектор, - вас уже ничего не удерживает. Головная боль, которая всех вас так мучила, была временным явлением. Теперь любой может улететь с планеты. Я, честно говоря, вообще не понимаю, что это вы так за нее держитесь. - Какого же идиота из меня сделали! Эти слова Аугусто выкрикнул уже на бегу. Так же на бегу он выхватил мемо из кармана. - Всем, кто меня слышит, всем, кто здоров! У нас есть шанс, парни! Задыхаясь, он мчался к вегиклам. Краем глаза он заметил, как из хозяйственного блока выскочил какой-то мамут и сломя голову побежал в том же направлении. Добежав до посадочной площадки, Аугусто опомнился и, приняв достойный непобежденного командира решительный вид, стал поджидать оставшихся мамутов. - А уверен ли ты, дорогой Аугусто, что у тебя есть этот шанс? - спросил вдруг интеллектор. Аугусто насторожился. Федоровский голос, каким все это время разговаривал с ним интеллектор, неуловимо изменил интонацию. В нем больше не было дружелюбия, зато послышалась ледяная ненависть. - Не понял. Ты мне угрожаешь? - Да нет, просто интересуюсь. Ты уверен, что Федер даст тебе этот шанс? Аугусто недоверчиво усмехнулся. - Нет, железка, этот номер у тебя не пройдет. Федера нет, он умер. Его разорвало на куски, я сам эти куски видел. - Я посоветовал бы тебе, дорогой Аугусто, посмотреть наверх. Аугусто задрал голову к небу, но, конечно, ничего особенного не увидел. Солнце, небо, пушистые облака. - Так ты ничего не увидишь. Небо сканируют, если хотят что-то увидеть, - наставительно сказал федеров голос. - Ты врешь, интеллектор! - с жуткой, неожиданной даже для самого себя ненавистью, выпалил Аугусто. - Ты не Федер! Его нет, я видел его куски. - Включи свое мемо. Он лихорадочно вытащил мемо, снял крышку с матового экранчика, нажал кнопку - на него, нехорошо усмехаясь, смотрел живой Федер. - Тебя нет! Это запись, это иллюзия! Тебя разорвало на куски в шестьдесят третьем секторе! Это все шуточки твоего интеллектора, который даже не знает, что тебя нет! - Советую для надежности просканировать небо. - А я сейчас так и сделаю! То и дело сбиваясь, Аугусто снова начал нажимать кнопки. Он не заметил даже, как вокруг него стали собираться мамуты. Стояли они поодаль друг от друга, опасаясь возможной заразы и напряженно глядя на хозяина - тот пообещал им спасение. Раньше сканированием неба занималась целая группа специально подготовленных людей. Теперь скан-кабинет полностью обезлюдел. Но автоматика, как оказалось, была вполне исправна. - Скан-офицер! - раздался тихий голос робота из мемо. - Что надо? - Говорит Аугусто. - Пожалуйста, произнесите идентификационную формулу. Скан-офицер из соображений экономии был оборудован очень примитивным интеллекторным устройством. - Я не помню твою чертову формулу! - Повторяйте за мной. Як. - Як. - Я к цыдрап. - Я к цыдрап. Аугусто еле сдерживался, чтобы не выругаться - кому теперь были нужны эти дурацкие формулы, кроме дурацкой машины? - Як цыдрап а ля цитрони. - И... як цыдрап я ля цитрони. - Цыпа. - О, ччччерт! - Ошибка повторения. Будьте добры, повторите идентификационную формулу сначала. - Ладно, я вспомнил, - злобно сказал Аугусто. - Як. Як цыдрап. Як цыдрап а ля цитрони. Цыпа. Цыпа-дрипа. Цыпа-дрипа лимпомпони. - Годится. Вы Аугусто. - Спасибо. Немедленно просканировать все небо! - Летательный аппарат в южном секторе три-сорок два-двенадцать. С достоверностью семьдесят три процента это принадлежащий вам вегикл под номером... - Не надо номер. Покажи его! - Пожалуйста. На экранчике мемо появилось светлое пятно. - Я тоже могу назвать его номер, - ехидно заметил интеллектор-невидимка. Тут же раздался голос скан-офицера: - Поступила информация от приближающегося вегикла. Номер назвать? - Не надо номер. Отвали! - Пожалуйста. Отключаюсь. Аугусто заорал, выплескивая все ругательства, какие мог вспомнить. - Ну как, убедился, дорогой Аугусто? - спросил невидимый интеллектор. Вокруг Аугусто скопилось уже порядочно народу - человек пятнадцать - двадцать. Среди них Аугусто краем глаза успел увидеть Ноблеса. И тут несостоявшегося императора снова как прорвало. - Ты не Федер! Ты умер! Это все твои шуточки, ты свою железку так настроил, но у тебя дурацкая железка, она даже не знает, что тебя нет. Я видел твои куски, твои куски, твои куски, твои куски, твои куски! Тебя нет! Нету тебя! Ты сдох! Мамуты недоуменно переглядывались. Что-то происходило, не очень для них понятное. Вызов хозяина означал для них хотя и призрачную, но все-таки надежду на избавление от кошмара, в котором они вдруг оказались. С другой стороны, хозяин был явно не в себе. Надо было решить - то ли следовать за Аугусто, то ли послать его к дьяволу и последовать примеру тех, кто убежал на необработанную территорию планеты, подальше от зоны, захваченной "Холокастом". Что тоже означало верную гибель. - Где ты, сволочь?! Ты же умер! Тебя же нет! - надсаживался Аугусто. - Вот он я, - отвечал федеров голос. - Тебе стоит проверить. - Тебя нет! Это шутки твоего интеллектора! Я видел твои куски, твои куски, твои куски, твои куски, твои куски! Этого просто не может быть, сволочь! Аугусто замотал головой, как после удара в челюсть, крепко сжал веки, застонал. - А вы что стоите? Немедленно найдите мне вегикл - чтоб безопасный, чтоб не взорвался, сейчас взлетаем. - Мы не можем, Аугусто, - ответил один из мамутов. - Вы же знаете, там голова будет болеть. - Голова?! У тебя нет головы! Сверкнул скварк, и голова у мамута испепелилась. - Кто еще возражает? Немедленно все в вегикл! 28 С того самого момента, как он проснулся в луже и обнаружил, что куаферы исчезли, Аугусто понял - он попал в ловушку. В свои предсмертные мгновения он удивится тому, что, зная о ловушке, как он все-таки упорно в нее шел, и шел затем только, чтобы найти выход. Никогда в своей жизни Аугусто не опускался до такого унижения, чтобы управляли не только его действиями, но даже и мыслями. И все-таки он на это шел. Зная, что впереди его ждет почти верная смерть, которой он не мог противопоставить никакого серьезного плана действий, Аугусто, немножко по натуре актер, неосознанно начал играть героя с самой первой минуты. И вот, встав на ступеньки входного трапа, он произнес перед немногими здоровыми мамутами прочувствованную речь - а такого никогда еще не бывало, чтоб Аугусто подчиненным разъяснял причины своих приказаний. В речи нашлось место и проклятиям подлецу Федеру, и обращениям типа "дети мои", и заверениям, что если кто решит остаться, то пусть и остается, но здесь его ждет неминуемая ужасная смерть, тогда как, убравшись с Ямайки, они спасутся. Речь сильно проиграла оттого, что в самых сильных ее местах мамуты слышали явственное хихиканье Федера, доносившееся словно бы отовсюду. Затем все погрузились в вегикл и приготовились к старту. Как и прежде, управлял аппаратом Ноблес. Был он истощен, мрачен и задумчив. - Если хотите знать мое мнение, - сказал он своему боссу, оставшись с ним наедине, - то нам не... - Не хочу я знать твоего мнения, Ноблес! Я хочу, чтобы ты прежде всего догнал вегикл Федера, который болтается где-то неподалеку от Ямайки, и распотрошил его. И чтобы теперь наверняка. Ноблес пожал плечами и замолчал. После смерти Киямпура он почти все время бродил среди умирающих и поэтому теперь совершенно уже не боялся смерти. Его не пугала связанная со смертью боль, он вполне спокойно относился к тому, что в самом скором времени, возможно, деградирует и сойдет с ума. Приказы Аугусто он исполнял теперь скорее из вежливости, чем от рвения или страха перед наказанием. Ему было все все равно. Он сел за пульт, надел управляющий шлем, связался с интеллектором вегикла, выслушал его отчет о проверке и готовности всех систем корабля и скомандовал старт. - Поехали! - дурашливым голосом заорал неотвязчивый интеллектор-невидимка, как только заработали генераторы. - Он здесь, мерзавец! Он пробрался и сюда! - в отчаянии заорал Аугусто. - Он же теперь будет видеть и слышать все, что мы делаем! Маска героя тут же слетела, ее место заняла гримаса паники и слепой злости. - Ну что ж, - вздохнув, произнес федеров голос. - Погоняемся, Аугусто? - Ты труп, Федер! - завизжал Аугусто, приведя в большое недоумение свою команду, и без того переполошенную неизвестно откуда взявшимся голосом главного врага. - Ну конечно, я труп, дорогой Аугусто. Даже останки мои в твоем холодильнике хранятся. Ведь хранятся, Аугусто? Эффект "голоса ниоткуда" известен многие столетия, реализуется с помощью самой разнообразной техники, но из-за своего сравнительно нечастого употребления у малограмотной части населения всегда почему-то вызывает сильные чувства, вплоть до благоговейного ужаса. Вот и сейчас все мамуты, побывавшие в рубке и слышавшие невидимку, пришли в ужас. Это не прибавило боеспособности экипажу. Всего здоровых мамутов к моменту старта набралось шестнадцать человек, причем один из них был совсем еще почти мальчуган, шмыгающий носом от страха. Тем временем вегикл уже набирал высоту. - Черт с тобой, Федер! - рявкнул Аугусто. - Ты меня теперь не собьешь. Это я тебя собью. Ты вот где! - Он ткнул пальцем в экран, в бесформенную кляксу, перемещавшуюся там, и вдруг с отвращением заметил, насколько безобразны стали его ногти. Это у него-то, всегда элегантного Благородного Аугусто! Федер промолчал. - Смотри, Федер, я по тебе сейчас залп дам. Ты там, в вегикле, я надеюсь? Ты не прячешься трусливо где-нибудь? - Нет, Аугусто, - раздался федеров голос, теперь уже не глумливый, а вполне серьезный. - Я там. Стреляй, пожалуйста. Я не отвечу. Просто буду обороняться по-своему. - Залп! - скомандовал Аугусто и тут же натолкнулся на недоуменный взгляд Ноблеса. - Что еще такое? Почему так смотришь? Ноблес пожал плечами. - По-моему, рано еще для залпа, командир. Впрочем, как вам угодно. Но лихорадочное, истеричное поведение Аугусто, сопровождавшее, согласно легендам, каждую его победу с сокрушительным разгромом противника, постепенно заражало и Ноблеса, и остальных мамутов, столпившихся в рубке. Это его состояние всегда порождало у наблюдателей двойственное чувство - с одной стороны, ясно было, что командир растерян, ни черта не может и явно проигрывает, но с другой - впадая, причем крайне редко, в такое состояние, Аугусто почему-то всегда побеждал. Эти растерянность и паника были непременными спутниками совершенно необъяснимого везения. - Почему рано? Ведь в досягаемости! Давай залп, я тебе говорю. - Даю, - кивнул Ноблес. - Но только он увильнет обязательно. Федеров вегикл действительно увильнул. - Так ты не многого добьешься, - со смешком в голосе сказал федеров голос невидимки. - Ты, выясняется, азов боя не знаешь. Как же ты империю-то создавать решился с такими знаниями? - Залп! - Ах черт, командир, ну давайте же не тратить энергию зря, - попытался вразумить хозяина Ноблес. - Ты ко мне поближе подберись, дорогой Аугусто, если получится, - посоветовал невидимка. - Ты маневр соверши и с помощью того маневра меня накрой. Я ведь так просто тебе не дамся. Я ведь тебе смерти хочу, Аугусто, а не себе вовсе. Тем временем вегикл вышел на высокую околопланетную орбиту, и бортовой интеллектор запросил дальнейших указаний. - Сейчас, - тихо сказал ему Ноблес. - Покрутиться пока здесь и рассчитать перехват. Лучше всего "альянсом". - Ноблес-то у тебя умен, - заметил голос Федера. - Не боишься его? Аугусто приобнял за плечи Ноблеса и попросил почти ласково: - Тезка, милый тезка, сбей его, в этом только наша надежда, сбей, прошу, не слушай его! Ноблес сухо кивнул. - Лучше "альянсом", - сказал он интеллектору. - Сбей, сбей! Голос Федера изобразил скучный зевок и заметил: - Ноблес у тебя, дорогой Аугусто, не спорю, хорош. Но где ж ему против меня, с его подготовкой? Трудно будет. Тут гениальный воин нужен, а не такой. Ведь не гений он, и сам это знает. И опять Ноблес сухо кивнул. Сражение стало сплошным издевательством. Ноблес, который в военном колледже всегда занимал первые места в соревнованиях по поражению космических целей, вдруг почему-то самым позорным образом начал проигрывать. Он ничего не понимал. Цель была предельно точно сканирована, особой увертливости не демонстрировала, хотя все маневры совершала грамотно и в подпространство уходила точно в те моменты, в какие следовало уходить во время боя. Однако подпространственные сети, установленные Ноблесом в полном соответствии с теорией и просто неспособные не сработать и не выгнать вегикл Федера назад в пространство, в точку, на которую уже нацелены были скварковые пушки вегикла мамутов, почему-то вдруг не срабатывали, и залп каждый раз поражал пустое пространство. Это был даже не бой, а какая-то игра в "кошки-мышки", потому что никаких ответных агрессивных действий вегикл Федера не предпринимал: он просто старался не попасться в ловушку. Причем все время шел туда, где она была поставлена, но никак не попадался. Все это время невидимка комментировал ход боя - то восхищался мастерством Ноблеса, то сокрушенно цокал языком и указывал на какие-нибудь мелкие просчеты (и совершенно справедливо, что выводило Ноблеса из себя больше всего), то иронично ахал, что вот, мол, еще один залп пропал зря, а как все было хорошо подготовлено. - Что такое?! - недоумевал Ноблес. - В чем дело? - Может, вы просто немножко растренировались, дорогой Ноблес? - участливо спросил невидимка. - Что-то у вас сегодня не идет дело. - Немножко! - возмутился Аугусто. - Да он вообще ничего не умеет, полный бездарь! Ну? Что?! Еще один залп сейчас терять будем? - Прошу прощения. Благородный Аугусто, - сквозь зубы процедил Ноблес, промакивая платком обильно выступивший на лице пот, - но сейчас не стоит делать мне замечания в таком тоне. Они не способствуют... - Паренек-то прав, - сочувственно заметил интеллектор-невидимка. - Не надо у него за спиной стоять и на мозги капать своей критикой. Все равно никто из вас лучше него бой вести не сможет. Ну, еще один залпик подготовим? Может, попробуем "бычий хвост"? Очень, говорят, хорошая комбинация. Сам собой бой сошел на нет. Энергия в пушках пока еще оставалась, но сами военные действия вскоре наскучили обеим сторонам и продолжались словно бы по обязанности. - Что ты делаешь, я не понимаю? Скажи, зачем ты вон то пятно поставил? - нетерпеливо спрашивал Аугусто. Ноблес раздраженно отругивался, и за него все объяснял невидимка. Мамуты, столпившиеся у входа в рубку, постепенно наливались злобой. Сначала они переглядывались, потом начали перешептываться, потом один из них во весь голос сказал: - По-моему, вы над нами просто издеваетесь! - Кто сказал?! - взорвался Аугусто, резко оборачиваясь. - Кто посмел раскрыть свою вонючую пасть?! Под бешеным взглядом Аугусто осмелевший было мамут съежился, попятился, но не желая терять перед товарищами лица, все-таки набрал в себе сил огрызнуться. - Словечки-то подбирай, хозяин. У тебя ведь здесь охраны особой нету. Мою пасть никто еще вонючей не называл. Безнаказанно. - Рыцарский ответ, - весело прокомментировал невидимка. Аугусто набрал было воздуху в грудь, чтобы продолжить перепалку, но, натолкнувшись на злобный взгляд мамута, передумал. Вместо этого он не торопясь достал оружие и прицелился. - Э-э, хозяин, опомнись, - выставил вперед руку мамут. - Ты в космосе, здесь такими игрушками не балуются, стенку прожжешь! - Не прожгу, - ответил Аугусто и выстрелил. Это был не скварк, а древний капельный пистолет, замаскированный под скварк. Аугусто очень любил такие игрушки и часто ими пользовался. Выстрел разворотил мамуту грудь, и тот, сдавленно захрипев, упал на пол и умер. - Нервы тебе надо лечить, Аугусто, да поздно уже, - тихо и с некоторой грустью заметил невидимка. Не интересуясь реакцией остальных мамутов, Аугусто повернулся к ошарашенному Ноблесу. - Кончай с этими пятнашками. Так нам не выиграть. Он просто смеется над нами. Надо что-то еще придумать, а пока гони что есть мочи от этой Ямайки проклятой! Ноблес с облегчением выслушал приказ и дал приказ интеллектору. Но тут опять голосом Федера заговорил невидимка, уже безо всякой иронии и не суля ничего хорошего: - Вряд ли у вас это получится. Положение у вас безвыходное. Но у вас есть шанс. Я могу отпустить ваш вегикл только в одном случае. Если на борту останется один живой пассажир. Ситуация в рубке по