Оцените этот текст:


   -----------------------------------------------------------------------
   Журнал "Химия и жизнь".
   OCR & spellcheck by HarryFan, 28 July 2000
   -----------------------------------------------------------------------





   ...Жена сварила кофе.  Сделав  первый  глоток,  всегда  самый  вкусный,
Николай Владимирович попросил:
   - Найди, пожалуйста, черный галстук. Сегодня у нас ученый совет.
   - Совет? По Мельничуку? - Жена всегда была в курсе его дел. -  Он  и  в
самом деле изобрел что-то особенное?
   - Не изобрел, - хмыкнул Николай Владимирович. - Открыл. Он так  считает
- открыл. И если Хозин с  Довгайло  поддержат  Мельничука,  я  обязательно
съезжу ему по роже.
   - Правильно! - сказала жена. - Истину, даже научную, надо защищать.  Ты
только не увлекайся, милый. Ты же сам доктор наук. Одна, ну, от  силы  две
пощечины, этого вполне хватит. А что он открыл такое?
   - Для начала закрыл. Он закрыл закон всемирного тяготения.
   - А как же Ньютон? - взволновалась жена. - Про гравитацию  написано  во
всех учебниках.
   - Мельничука учебники не тревожат.
   - Хорошо, но как тогда быть с этим? -  Жена  выпустила  из  рук  чашку,
осколки разлетелись по полу. - Отчего же она падает?
   -  Сила  всемирного  давления!  Ясно?   Так   провозглашает   профессор
Мельничук.
   - А по мне так все равно, - примирительно улыбнулась  жена.  -  Как  ни
назвать, чашка все равно разбивается. А что Мельничук требует за это?
   - Почти ничего. Разве что заменить в  учебниках  имя  Ньютона  на  свое
собственное.
   - Ты завидуешь, милый?
   Николай Владимирович поперхнулся:
   - Не сбивай меня с пути. Если ученый  совет  выступит  в  защиту  этого
ниспровергателя  классиков,  я  дам  ему   пощечину.   Мельничук,   Хозин,
Довгайло... Тебе ли не знать, какие они демагоги.
   - Хорошо, хорошо, вот твой галстук, - мягко сказала жена. - Прогуляйся.
По липовой аллее  до  института  дальше,  но  время  у  тебя  есть.  И  не
сворачивай на бульвар, где тополя, не то нос покраснеет. Не будешь же всем
объяснять, что это аллергия.
   Николай Владимирович и сам решил прогуляться. Неплохо бы,  подумал  он,
заглянуть к Мишину. Усатый  и  рослый,  с  калькулятором,  болтающимся  на
груди, Мишин поведет его к своему  аппарату.  "Еще  денек,  -  скажет  он,
любовно поглаживая рыжую панель, - и мы услышим голос неба". Это  был  его
пунктик: услышать, что там в небе.
   За   липовой   аллеей   тянулись   дома.   Верхние    этажи    казались
непрорисованными, как и облака, катящиеся над головой. Эта недовершенность
всегда волновала Николая Владимировича. Он глянул вправо: вчера с  балкона
ему помахала рукой симпатичная девочка. Но сегодня  там  прыгал  нахальный
мальчик, он показал Николаю Владимировичу язык. На углу, где вчера возился
с мопедом знакомый механик с Опытного завода, стояла  лошадь  под  седлом.
Кто ее сюда привел?
   Николай  Владимирович  наслаждался  утренней  тишиной.  Он  любил  свой
научный городок - искусственный  городок,  построенный  при  искусственном
море. Если бы только не внезапные изменения - то вдруг исчезал памятник, а
на его месте появлялся пруд, то вместо молоденькой лаборантки  оказывалась
за микроскопом прокуренная мегера...
   Но - изменения!
   "Или я схожу с ума, - жаловался он Мишину, - или с нашим  миром  что-то
творится".
   "Выбирай второе, - советовал Мишин, скаля мощные зубы. Он любил Николая
Владимировича. -  Если  Мельничук  и  его  компания  не  выкинут  меня  из
института, кое-что в картине мира я проясню".
   Мишин собирался прослушивать непрорисованные участки неба, те  участки,
на которых нет ни одной звезды. "Там могут  быть  прорывы  в  параллельные
миры, - утверждал он. - Может быть,  мы  лишь  один  из  этих  виртуальных
миров. Ты вот считаешь, что Мельничук плохой, а на самом  деле  плох  мир,
поскольку мы не можем оказывать на него влияния".
   Слова Мишина не приносили Николаю Владимировичу успокоения. В  каком-то
смысле они нравились ему еще меньше, чем наглость Мельничука...






   ...Варить кофе жена не стала.
   - Вари сам, рохля! - Она уже была одета и не  могла  присесть.  Это  ее
бесило. - Я трублю в отделе кадров десятый год, но я уже начальник отдела,
а ты лишь так... кандидатишка. Ну почему  тебе  не  поддержать  профессора
Мельничука? Ты же  прочел  его  книгу,  ее  все  прочли,  даже  я  прочла.
"Явления, отрицающие земное тяготение". Такой человек  пойдет  далеко,  он
дерзает, не зря его поддерживают Довгайло и Хозин. Зачем тебе идти  против
них?
   - А зачем мне идти с ними?
   - Ну да! - саркастически усмехнулась жена. - Ты желаешь шагать в ногу с
Ньютоном. А кто тебе этот Ньютон? Он был англичанин и пэр, а  Мельничук  -
наш!
   Николай Владимирович очень не хотел, чтобы в  пэры  выбился  Мельничук.
Тогда сразу откроется, кто кого поддерживал в  изнуряющей  борьбе,  а  кто
выказывал непростительную принципиальность.
   Он шел по знакомой улице. Пух тополей витал в  воздухе,  только  это  и
нарушало гармонию мира. Не хватало еще явиться на ученый совет  с  красным
носом. И Мельничук, и Хозин, и Довгайло - все они знают, что он  аллергик,
но если цветом его носа заинтересуется комиссия, еще не известно, что  они
скажут.
   Слева  тянулись  деревянные  домики.  Бабка  растягивала  меж   столбов
бельевую веревку. Мальчишка с крыши сарая  показал  Николаю  Владимировичу
язык. Нет, затосковал Николай  Владимирович,  я  бы  предпочел,  чтобы  на
балконе смеялась девочка. Забегу к Мишину, решил  он.  Мишин  заносит  его
наблюдения в особую тетрадь. "Вчера, говоришь, шел мимо девятиэтажки, а на
балконе  смеялась  девочка?  Хорошо...  А  позавчера?  Тоже  дом,   только
кирпичный, в три  этажа  и  со  старухой  в  окне?  Хорошо...  А  сегодня,
говоришь, деревянные домики? И это  хорошо!  Только  ты  не  пугайся,  все
живут, и никто не пугается. Ты не сходишь с ума, ты  просто  подтверждаешь
мою теорию. Когда заработает наш аппарат, - он  щедро  приглашал  друга  в
соавторы, - мир раскроет нам свое нутро. А на  Мельничука  плюнь.  Он  или
Ньютон, какая разница?"
   "То  есть  как,  какая  разница?"  -  по-настоящему   пугался   Николай
Владимирович...






   ...Жена сварила кофе.
   - Давай никогда не ссориться, - предложила она. - Попробуй, как вкусно!
Это настоящий кофе, его привезла  из  Нигерии  жена  Довгайло,  они  опять
вместе ездили в  командировку.  Это  ты  не  можешь  оторваться  от  своих
дурацких приборов. А тебя, между  прочим,  ценят.  И  Мельничук  ценит,  и
Хозин, и Довгайло. Они говорят, что ты неплохой  физик,  только  очень  уж
держишься за классическое наследие. Зачем тебе этот Ньютон? За  Мельничука
коллектив, Мельничук дерзкий. Ты смотри, -  доверчиво  сказала  она,  -  я
роняю чашку, и она разбивается. Может, ее притягивает Земля, а  может,  на
нее давит какая-то сила. Зря вы там шумите со своим Мишиным.  Ты  покайся,
Колька. Прямо на совете и покайся.
   Николай Владимирович нервно заметил:
   - Не все дерзкое является истиной.
   - Дирекции виднее,  -  строго  сказала  жена.  -  Я  не  первый  год  в
секретаршах Мельничука. Он тебя ценит, только, говорит, ты находишься  под
дурным влиянием Мишина, который задумал что-то подслушать.
   - Бред, киска! - Николай Владимирович улыбнулся через силу. -  Где  моя
кожаная куртка? Через час ученый совет, а я тут болтаю с  тобой  о  всякой
чепухе. И запомни, киска, - сказал он строго, - я был и остаюсь на стороне
Ньютона!
   - У Ньютона был отдельный  дом,  -  всхлипнула  жена.  -  Я  видела  на
картинках. У него был дом и еще сад, а в саду росли яблони.
   - У нас тоже все будет.
   - Только ты не заходи к Мишину! Он звонит и спрашивает -  как  дела?  Я
говорю - как и вчера. А он каркает: так не бывает! Зачем он так говорит?
   Николай Владимирович вышел на улицу. Он любил  свой  городок.  Торговый
ряд, детские ясли, слева новая девятиэтажка. Сосны,  несколько  лип.  Если
поторопиться, он успеет забежать к Мишину.
   Николай Владимирович пересек неширокую площадь, показал язык  старушке,
застывшей в окне, кивнул головой  знакомому  автолюбителю,  копавшемуся  в
"Жигулях". Мчались мимо машины, размазанные, как на кинопленке, плыли  над
головой неопределенные облака. Нормальный живой мир.  В  таком  мире  есть
смысл бороться за незыблемость законов природы.
   По узким коридорам подвального помещения Николай Владимирович  добрался
до мощных двойных дверей с хитрым глазком.
   - Вы тут чего? - спросил он рабочих, столпившихся у дверей.
   - Нас Мельничук послал - аппарат выносить. Он же не  по  профилю,  этот
аппарат, а энергии жрет будь здоров!
   Николай Владимирович постучал в дверь.
   - Не открою! - сварливо отозвался Мишин. - Сказано вам, приходите после
обеда, сам все вынесу.
   - Это я, - сказал Николай Владимирович. Дверь приоткрылась и  сразу  же
захлопнулась за ним.
   Мишин потирал  руки.  Дьявольская  конструкция  поднималась  до  самого
потолка.
   - Может, вынести все это? - пожалел Мишина Николай Владимирович. - Я бы
помог. Мельничуку доложат, он даст мне лабораторию, а если  у  меня  будет
лаборатория, я тебя возьму к себе.
   В дверь сильно постучали.
   - Ох, отключат ток, - сказал Мишин и заторопился, полез  к  решетчатому
пульту, потянул на себя какую-то рукоять. Из двух колонок, разнесенных  по
углам, пробились, наполнили лабораторию странные звуки. Интересно, куда он
направил антенну, в какой из непрорисованных участков неба?
   - Слушай! - Мишин вцепился в его плечо.
   И они услышали.  Голоса  были  такими  далекими,  будто  доносились  из
невообразимо глухих областей Вселенной.
   - Неплохо... - услышали они. - Совсем неплохо...


   -
        Неплохо... Совсем неплохо...  -  сказал  редактор.  -  Седьмая  глава
начала, наконец, оформляться. Герой оживает. Ему бы еще решительности!
   - В первом варианте он был решителен, - робко заметил автор.
   - В первом варианте он был драчлив,  -  возразил  редактор.  -  Кстати,
зачем ему такое громоздкое имя? Возьмем что-нибудь покороче. Скажем, Илья.
Или Петр... Петр Ильич! Принято? И еще - что за странная идея подслушивать
небо? Не спорю,  время  требует  от  нас  остро  ставить  вопросы,  но  до
какого-то предела, верно? Подслушивать небо... Так мы далеко зайдем.
   Он потрепал автора по плечу:
   - Поработайте над главой еще. Что-то от  первого  варианта,  что-то  от
остальных. Синтез - вот на чем стоит искусство...






   ...Жена сварила кофе.
   - Я хочу чаю, - попросил Петр Ильич. - Через час ученый совет,  а  кофе
действует на  меня  раздражающе.  Мне  не  следует  торопиться.  Может,  в
рассуждениях профессора Мельничука и  впрямь  есть  что-то  такое...  Надо
присмотреться, послушать разных людей. Ньютон никуда не денется.
   - Я сейчас заварю чай, - мягко сказала жена. - А ты  на  совете  требуй
лабораторию. Ты же сам говоришь, в рассуждениях  Мельничука  что-то  есть,
так поддержи его. Жена Довгайло говорила мне, что Мельничук очень не любит
спорщиков.
   - Буду молчать, дорогая, - торжественно пообещал Петр Ильич. - Буду нем
как рыба. Мельничук или Ньютон... Ты  права,  сейчас  главное  -  получить
лабораторию.
   - У нас два часа в запасе, - потупилась жена.
   - Я погуляю. - Петр Ильич был человеком с характером.  -  Я  загляну  к
Мишину. Он что-то обалдел с этим  своим  аппаратом.  Подслушивать  небо...
Этак мы далеко зайдем!

Last-modified: Fri, 28 Jul 2000 13:53:02 GMT
Оцените этот текст: