Владимир Савченко. Должность во вселенной --------------------------------------------------------------- © Copyright Владимир Савченко Date: 30 Aug 2004 Владимир Савченко: home page http://savch1savch.narod.ru ║ http://savch1savch.narod.ru Владимир Савченко: НФ-публицистика и экспериментальные тексты http://fan.lib.ru/s/sawchenko_w_i/ ║ http://fan.lib.ru/s/sawchenko_w_i/ --------------------------------------------------------------- ОТ АВТОРА В романе развиваются идеи, к которым строгая наука еще не пришла Автор решил не ждать пока она к ним придет Но, несмотря на это и на обилие ситуаций и картин фантастического плана, перед вами реалистический роман Особенность лишь в том что его глобальный и Вселенский реализм, реализм сути, соотносится с обычным литературным реализмом как правда с правдоподобием Целью данного произведения является изменить нынешний ход человеческой цивилизации Да так, ни больше ни меньше Смехотворность претензии очевидна писк комара против грохота бури Но в последней части читатель сам сможет измерить глубину пропасти, куда нас увлекает этот КОСМИЧЕСКИЙ процесс и согласится, что иную задачу здесь ставить и нельзя Если разум людей не самообман, а действительно вселенская реальность то еще не поздно овладеть ситуацией Роман писался долго, поэтому читатель найдет в нем немало примет т н "застойною времени" Собственно, по литературным кондициям он был готов для печати еще в 1975 - 1976 годах, но вникнув в текст читатель поймет почему издание оттянулось до 90-х. Однако и тема его и проблемы не только не уcтaрeли но стали куда более злыми. Да, пожалуй, было бы неуважением к избранной теме - работать над ней менее двадцати лет КНИГА ПЕРВАЯ Покорение Действие не может устранить заблуждение, ибо оно не противоречит ему. Лишь знание устраняет незнание, как свет разгоняет мрак. Шанкара "Атмабодха", VIII век Существует ли предначертание судьбы? Свободны ли мы? Как неприятно не знать этого. Как было бы неприятно знать! Жюль Ренар "Дневник", XIX век  * ЧАСТЬ I *  ШАЙТАН-ШАР ГЛАВА 1 ТАРАЩАНСКАЯ КАТАСТРОФА Если бы фантасты тратили силы не на убеждение других в возможности проникать сквозь стены, летать без аппарата и обмениваться душами, а на сами эти дела,- как далеко продвинулось бы человечество! К. Прутков-инженер, Мысль, No 121 Второго сентября, в воскресенье, на улицах Таращанска, районного центра в степной части Катаганского края, было много народа. День выдался солнечный, не по-осеннему теплый. Легкий ветерок шевелил листья кленов, ив и пирамидальных тополей. Население тяготело преимущественно к рынку, прилавки которого ломились от осеннего обилия фруктов и овощей, к недавно открытому универмагу - трехэтажному бетонно-стеклянному кубу с красочными витринами - и к Дому культуры, где шел новый фильм. В половине одиннадцатого к городу со стороны далеких, едва видных на горизонте гор приблизилось, постепенно оседая с ясного неба, нечто, похожее на округлую тучку в серо-синими краями и темной сердцевиной. Впоследствии нашлись очевидцы, утверждавшие, что им показалось странным, что "тучка", во-первых, шла не по ветру и, во-вторых, будто не освещалась солнцем: у облаков обращенный к солнцу край всегда светел,- а у нее такого не было. Действительно ли эти люди обратили внимание на такие странности или сообразили потом, под действием событий,- кто знает. Взгляды большинства жителей были прикованы к земным предметам, в небеса никто особенно не засматривался. Идет себе тучка - и пусть. Дождем вроде не грозит. Через четверть часа эта "тучка", двигавшаяся неровно, произвольными скачками, оказалась примерно над центром Таращанска и стала спускаться, увеличиваясь в размерах неправдоподобно быстро. "Будто зонт раскрывался",- скажет потом один очевидец. Напористо подул ветер. Он крепчал и (это заметили многие) гнал пыль, мусор, склонял верхушки деревьев на всех улицах в сторону "тучи". А вблизи рыночной площади, где она нависла густой тьмой, ветер превращался в вихревой восходящий поток небывалой силы: он не только закрутил в смерч пыль и бумажки, но срывал у людей кепки, шляпы, заворачивал полы плащей и пиджаков. Странности этим не ограничились. Солнце, которому предстояло еще подниматься в небе, начало круто снижаться к горизонту, сплющилось, изменилось в цвете: верхний край его сделался бело-голубым, нижний желто-оранжевым - желтизна будто стекала по солнечному диску. "Тучка", осев, превратилась во внушительное сгущение темноты; оно распространялось - и будто выдавливало в стороны синее небо со сплюснутым, странно близким к земле солнцем. Лица людей - теперь все смотрели вверх - были зловеще освещены алым с желтым, как на пожаре. Ветер около "тучи" усилился до воющего урагана. Он, будто спички, ломал пирамидальные тополя, выворачивал с корнями яблони в садах, ивы, акации, клены, валил дощатые заборы, киоски, срывал с крыш гремящие листы железа, мгновенно разметал товар на прилавках и раскладках рынка. Все это вместе с мусором и пылью втягивал в черное ядро "тучи": немыслимый смерч предметов и обломков. Народ в страхе заметался. Ураган длился считанные минуты, затем стих. Наступившая после его воя и грохота первых разрушений тишина казалась особенно глубокой. Оседала пыль. Ночь заполнила небо. И вдруг все, кто находился у центральной части города, почувствовали, что земля под их ногами кренится, будто выпирает горбом. Некоторые, выдержавшие удар урагана, тополя рухнули, вывернулись с корнями. На глазах у всех беззвучно разломилось от черепичной крыши до фундамента двухэтажное здание райисполкома (пустое, к счастью, в выходной день) на дальнем краю площади. Все со стенаниями кинулись кто куда - спасаться. Самым ужасным было спокойное безмолвие происходящего. Неторопливо округлой волной выпирала твердь под ногами, опрокидывая сначала сараи, киоски, автомобили - что полегче; потом валились деревья; разрывались, начиная сверху, от крыш, здания; улицы и дворы разверзались щелями и оврагами - местами до десятка метров глубиной... И все это не сопровождали ни сотрясения почвы, ни вспышки молний с ударами грома. Только слабый шум осыпающейся штукатурки и комьев земли, стук падающих кирпичей. Поднималась и оседала пыль. Впечатление было такое, будто кто-то незримый и сильный рвал на куски объемные декорации, изображающие город. Свидетельства очевидцев, достаточно согласованые до момента опускания "тучи" на город, далее содержали разительные противоречия, зависящие от того, где данный очевидец находился: в центре или ближе к окраинам и даже в какой именно стороне. Отчасти это можно понять: людям было не до беспристрастных наблюдений, надо было спасаться, спасать близких, а по возможности и имущество, домашнюю живность. Но некоторые несоответствия оправдать только этим было невозможно. Начать с того, что, по уверениям тех, кто находился, в разрушенном центре города долго (некоторые оказались завалены в комнатах нижних этажей разрушившихся зданий, были и такие, чьи дома отделили со всех сторон глубокие расселины - не выйдешь), время происшествия - и их невольного заточения - составило от 18 часов до двух суток; у всех по-разному. На самом деле все окончилось в тот же день, 2 октября: "туча", "чернота", "это самое", "эта зараза" - по-всякому именовали свалившуюся с неба напасть, некоторые очень даже крепко,- ушла ввысь и удалилась от города перед заходом солнца, то есть никак не позже, чем через восемь часов. Внутренние очевидцы соглашались, что да, до захода, многие из них видели это солнце - хоть и где-то внизу; но по их часам и по иным признакам: по нарастанию и утолению голода, по естественным отправлениям и надобностям, по усталости - выходило куда больше восьми часов. Не совпадало и другое. Например, по впечатлениям находившихся в "эпицентре" (термин, утвердившийся позднее: так стали называть место касания Шара с планетой), земля именно здесь выперла бугром, а остальная окрестность оказалась внизу. Надо заметить, что Таращанск - город без холмов и впадин, выстроен на ровной площадке. Жители же, оказавшиеся на периферии зоны разрушений, утверждали, что нет, это у них земля выпятилась горбом, а все остальное ушло вниз; при этом каждый отстаивал свое место... А по уверениям тех, кто оказался совсем в сторонке, на расстоянии более километра от эпицентра, все под "тучей" как было, так и осталось ровно, плоско, нигде земля не выпячивалась. Только очертания зданий и деревьев, говорили они, изменились как-то... ну, будто их приплюснуло или они оказались за уменьшительным стеклом,- и колыхались, кривлялись, "вроде как в мультфильме". Всякие бывали моменты... Когда в Доме культуры среди сеанса - как водится, на самом интересном месте - разверзлись крыша и потолок над переполненным кинозалом, то понеслись вопли в адрес киномеханика: "Сапожник!", "Выключи свет!", "На мыло!" - и свист. А через секунды все давились возле искореженных дверей, высаживали рамы из окон, чтобы скорее покинуть зал; многие выбрались через широкие трещины в стенах. Помимо Дома культуры, райисполкома и универмага (он срезался по диагонали от третьего этажа к первому, верхняя часть сместилась на несколько метров) сильно пострадали две стандартные жилые пятиэтажки на Гоголевской и пятиглавая церковь Сретенья, памятник старины: каждая позолоченная луковка, кроме центральной, откололась и упала. Несколько одноэтажных домов под железными крышами (деталь, которой придали значение потом) полностью уцелели в том месте, где "туча" рвала и крушила все; они только оказались окруженными глубокими, подходившими под фундамент трещинами. Два таких дома при последующих "ерзаньях" (тоже новый термин) Шара съехали в эти овражные трещины, оказались там завалены. Вне города - в краевом центре, в соседних станицах и селах - о случившемся узнали с опозданием. Телефонная связь с Таращанском прекратилась сразу: телеграфные столбы в зоне эпицентра все стали врастопырку, провода между ними натянулись и лопнули с печальным звоном. Сведения можно было передать только по райкомовской рации, оказавшейся в разрушенном здании; другие радиопередатчики были и вовсе за городом - один на аэродроме полевой авиации, батарейная радиостанция "Урожай" в правлении пригородного колхоза. И до того, и до другого места километры - пока примчались первые очевидцы, пока растолковали, что к чему... понять их было непросто. С аэродрома передали о землетрясении, из правления - об обрушившемся на Таращанск мощном тайфуне. В Катагани справились у метеорологов насчет землетрясений и бурь, подтверждения не получили. В Таращанске тем временем нарушилась линия электропередачи, аэродромная рация замолкла. Пока по маломощному "Урожаю" выяснили картину бедствия - прошли часы. Потом поднимали тревогу, загружали вертолеты и вездеходы необходимым... Трудность была и в том, что никто не мог внятно сказать, от каких бед надо выручать людей. К трем часам пополудни примчались на машинах и верхом добровольцы из соседних селений. Примчались - и остановились в смущении перед расселинами, отделившими центр города от окраин. За ними была бурая тьма, облака пыли над развалинами, среди которых метались обезумевшие фигурки людей. Часом позже прибыли два тяжелых вертолета со спасательным снаряжением, медикаментами, врачами. Военлеты, люди нетрусливого десятка, повели машины в "тучу", чтобы приземлиться в районе бедствия. И... влетев в нее на высоте примерно двести метров, они неожиданно для себя оказались далеко и от центра города, и вообще от города, утратили ориентировку, стали блуждать: кончили тем, что приземлились с пустыми баками на другой окраине Таращанска. Еще хуже получилось с летчиком Михеевым, который на свой страх и риск решил пролететь над Таращанском на единственном Ан-2, не занятом в этот день полевыми работами,-поглядеть, что делается. Как только он вошел в Шар, оборвалась его связь с аэродромом (кстати, так было и с вертолетами), самолет, по свидетельствам очевидцев, набрал невозможную для тихоходной двукрылки "реактивную" скорость, уменьшился, удаляясь неизвестно куда, исчез из виду... но вскоре показался на другом краю "тучи", круто снижаясь. Самолет не смог выйти из пике, врезался в травяное поле стадиона, разбился и сгорел. Летчик погиб. В половине седьмого вечера, преодолев двухсоткилометровое расстояние от Катагани, прибыла на вездеходах саперная рота. Солдаты принялись наводить мостки через овражные трещины, выводить людей, откапывать заваленные входы зданий. А еще час спустя поднялся ветер, который теперь дул во все стороны от "тучи". Сгусток тьмы, нависший над Таращанском, сдвинулся чуть к югу, разрушив несколько домов в той стороне и плотину между рыборазводными прудами. Затем эта пыльная тьма стала подниматься, одновременно смещаясь еще более к югу. Снова - только в обратном направлении - ревел и бушевал ураган, пригибая к земле последние деревья в садах и на улицах, начисто обдирая с них листья, раздувая прочь весь ранее засосанный в Шар мусор. Через несколько минут он стих. Посветлело. Беззвучно захоронив все, что туда попало, "туча" ушла в вышину - только пророкотало в ней что-то. Земля выровнялась, небо очистилось. Багряное закатное солнце висело над горизонтом в оседающей пыли, освещало развалины, разметанные заборы и прилавки, вывернутые с корнями или сломанные деревья, здания с растрескавшимися стенами и сорванными крышами, грязные, осунувшиеся лица людей. По изуродованным улицам журчали ручьи прорвавшей из прудов воды. Где-то в вышине плыло в южную сторону округлое сизое пятнышко. Тучка. Шарик. В последующие дни хватило работы и жителям, и саперам, и доброхотам из соседних станиц: разбирать развалины, откапывать пострадавших, осушать подвалы и нижние этажи залитых зданий, восстанавливать линии электропередачи и связи, водопровод, канализацию, плотину... Город недосчитался 16 жителей. Одиннадцать трупов нашли, об остальных пяти было сообщено, что они "пропали без вести" - и лучше было не задумываться над тем, как они пропали. ГЛАВА 2 РАССЛЕДОВАНИЕ (подвиг Васюка-Басистова) Не спеши объяснять другим то, что сам только лишь понял: ты понял далеко не все. К. Прутков-инженер. "Советы начинающему гению". Для выяснения причин катастрофы хорошо было бы на время исследования сохранить все как есть. Об этом, понятно, речи быть не могло: город должен жить. Поэтому работа прибывшей в Таращанск комиссии,- сначала из местных ученых, затем присоединились столичные,- протекала среди восстановительной суеты. К упомянутым выше разногласиям относительно течения времени сразу прибавились и разногласия о размерах Шара (так стали называть феномен) и его частей. Все очевидцы сходились на том, что издали это выглядело невинно: сгусток небесной синевы с фиолетовым пятном внутри. Внешние наблюдатели оценивали размеры сгустка сотнями метров; так, в частности, выходило по сопоставлению с объектами в городе, между которыми он находился. Зона самых сильных разрушений и растрескиваний грунта имела форму овала размером около 400 метров с запада на восток и 600 метров с севера на юг - в направлении, по которому Шар сместился к вечеру. Овал окружало километровой ширины кольцо из радиально поваленных деревьев и заборов, сорванных крыш: место, где поработали возникшие при опускании и подъеме феномена странные ураганы. Разнобой был в том, что поперечник наиболее темной области в Шаре внешние наблюдатели определяли кто в сто, кто, самое большее, в двести метров; находившиеся в эпицентре против этого единодушно возражали. Для них эта область имела размеры километров, даже многих километров; она закрыла небо и распространилась над городом во все стороны. Заблудившиеся в Шаре вертолетчики держались еще более дикого взгляда: там сотни километров расстояний, если не тысячи. Ведь где-то же вылетали они весь запас горючего! Показания, показания... - Я сам видел, своими глазами: универмаг, наш Торговый центр - только отстроили... так когда эта чертовщина стала опускаться на площадь, то он с левого верхнего угла скривился, сплющился, сел, стены трещинами пошли, стекла посыпались. Новое здание, а! Этих строителей судить надо!.. Люди все вниз, кто и из окон прыгал. Просто безобразие! - Я стояла третья с краю в том ряду, де фрукты. Привезли от совхоза виноград и яблука. Я краз титочка торгувала, два кило за карбованець. Я зверху радио писню передавало, мущина спивав... та враз як заверещить! Тут все потемнило, магазин напротив заколыхався, земля иначе боком стала. Яблука мои покотылыся, деревья гнуться, ломаються, буря, люди бигуть, репутують, а хмара все нижче... Щоб йим усим пусто стало! - Кому, бабушка? - Та тим, хто отой атом выдумав. - Ну, мы только, это, хотели подойти к тому дому, как вдруг - р-раз! - земля треснула. Такой сразу перед нами овраг, шириной с улицу... и глубокий! Туда все повалилось, покатилось: люди, бочки, киоск, скамейки какие-то, стулья. А те, кто остался на той стороне, оказались будто внизу. Бегают как-то криво, быстро, голоса у них писклявые... чистые Буратино! Ну, тем, кто провалился в Щель, мы веревку кинули, повытаскивали. ...И так далее, и тому подобное. Люди говорили о пережитом. Большими стараниями из этого удавалось извлечь хоть что-то, проясняющее суть дела. Так установили, что в это время по первой программе радио, транслировавшейся в динамиках рынка, народный артист России Исаак Харавецкий (бас) исполнял украинскую застольную песню "Чтоб вы нам все так были здоровы!" и что трансляционный узел попал в зону поражения. Более других помог комиссии преподаватель сельхозтехникума Анатолий Андреевич Васюк-Басистов, который предоставил в ее распоряжение двенадцать заснятых в этот день пленок, по 36 кадров в каждой. То, что Анатолий Андреевич оказался, по сути, единственным на весь славный город Таращанск человеком, не потерявшим в беде головы, было неожиданностью для его знакомых, близких, а возможно, и для него самого. Жил себе человек, преподавал основы механизации животноводства, невозмутимо выслушивал на зачетах невежественный лепет заочников, растил сынишку и дочь, был корректен с соседями и коллегами. А когда случилась напасть, он не выкидывал из окна квартиры (которая была в том пятиэтажном доме на Гоголевской, что разломился, будто придавленный коленом) телевизор, холодильник и иные предметы первой необходимости, не волок узлы и чемоданы, чтобы затем, когда от колыханий Шара снова вокруг лопались стены и валились деревья, в ужасе бросить все, а действовал по иному плану. Эвакуировав жену и малышей за водокачку, которая находилась в четырех кварталах от зоны наибольших разрушений, Васюк-Басистов вернулся в эту зону, проник в разрушенный универмаг, а там в секцию культтоваров, выбрал портфель пообъемистей, положил в него фотоаппарат "Зоркий-7", стрелочный экспонометр и изрядное количество заряженных пленкой кассет. Вернувшись к водонапорной башне, он велел жене увести детей за город и ждать, а сам, пренебрегая запретами и причитаниями супруги, полез наверх. У Анатолия Андреевича не было внятного представления о характере происшедшего: то ли это явление природы, то ли неудачный эксперимент... А может, и нападение? Так ли, иначе, но снимки могли пригодиться. На крыше водокачки он и провел этот день, фотографируя. Опасности он подвергался немалой: Шар не застыл неподвижно, а время от времени ерзал, совершал неожиданные короткие перемещения, каждое из которых сопровождалось шквальными порывами воздуха и новыми разрушениями. Захвати он в таком ерзанье башню, она непременно рухнула бы. Представленные им кадры как бы сводили вместе все то, что видели, но не умели описать другие: искривленную, будто косой уменьшительной линзой, перспективу центра города, сломанные деревья, столбы с оборванными повисшими проводами, раскорячившиеся во все стороны стены разломанных зданий и зияющие трещины подле них в глинистом грунте, клубы пыли, пронизанные косыми, неестественно изогнутыми лучами солнца, нависшую над всем этим тьму. На одной пленке была запечатлена расселина в процессе ее возникновения и разрушающийся рядом дом; Анатолий Андреевич снимал так быстро, как только мог. По динамике картины стало ясно, что все шло сверху: сгущалась тьма, лопались по слабым местам скаты черепичной крыши, трескались стены, дом раскрывался, как бутон, возле него распахивалась, углублялась под фундамент трещина. Нет, это было не землетрясение! Примечательны были и последние, предвечерние кадры (которые, кстати, трудно дались Васюку-Басистову: хоть он заблаговременно привязался ремнем к скобе на крыше башни, но поднявшийся радиальный ураган вполне мог сорвать и крышу): от снимка к снимку светлело небо над городом, искаженные контуры предметов выравнивались, возвращались к обычному виду, смыкались стены и овраги-трещины... И вот уже темное, с размытыми краями пятно видно целиком над вереницей тополей на окраине; оно уменьшается, становится точкой в небе. Снимки были содержательные. (Интересно сложилась дальнейшая судьба их автора и владельца. В Таращанске Анатолию Андреевичу это фотографирование так и не простили. Добро бы так поступил чужак, заезжий репортер, а то - свой, знакомый половине города... И даже не из начальства, не из милиции, вместе пиво пили! И в то время, как все спасались, спасали близких и имущество, следовали своей натуре,- он, понимаете ли, фотографировал. Запечатлял. "Вот из-за таких!.." - распаленно возглашали некоторые, кому очень уж хотелось найти виновного в своих несчастьях и потерях. Да еще и выпятился, снимки и пояснения Васюка оказались в центре внимания ученой комиссии, вошли в отчет, стали широко известны... Словом, не простили настолько, что - хотя в этот день погибло и было расхищено немало товаров, люди в стесненных обстоятельствах без церемоний брали из брошенных магазинов, что им было надобно, хотя, более того, Васюк-Басистов вернул фотоаппарат, экспонометр, портфель и кассеты, а стоимость пленки оплатил,- он был привлечен к суду по обвинению чуть ли не в мародерстве. И хотя, далее, суд его целиком оправдал, от преподавания в техникуме Анатолия Андреевича все-таки отстранили. На очереди было восстановление через новый суд: но в это время Васюк получил интересное предложение из Катагани, быстро перебрался туда на новую работу - и впоследствии даже душевно благодарил таращанских теснителей, что они помогли ему сдвинуться с места. Действительно, иные передряги по сути своей оказываются "переводом стрелок", посредством которого судьба направляет нас на новый - и нередко лучший - жизненный путь. Мы с Анатолием Андреевичем еще встретимся.) Но вернемся к комиссии. Несмотря на снимки Васюка, на обильные свидетельства очевидцев, на собственные замеры и съемки, положение ее было затруднительным. Можно даже сказать - фальшивым: участники комиссии должны были объяснить другим то, чего сами решительно не понимали. Ну вот, взять хотя бы единодушные утверждения потерпевших, что времени в эпицентре протекло гораздо больше, чем вне его,- при этом каждый, главное, имел свою точку зрения: насколько именно больше!.. Единственный теоретически обоснованный случай различных течений времени - для систем, движущихся друг относительно друг друга с околосветовой скоростью,- здесь явно не проходил. А так получалось и по часам, по субъективным переживаниям жителей и, что особенно интересно, по наблюдаемому многими "квазидопплеровскому эффекту": у попавших в зону темп речи и высота ее тона были для внешних очевидцев явно ускорены, смещены к высоким частотам; поэтому российский бас Изя Харавецкий и завизжал, будто Има Сумак. И в освещении наблюдались аналогичные спектральные сдвиги. И обмен веществ у плененных Шаром явно ускорился... - Что есть время, как не течение жизни нашей?! - риторически вопросил председатель комиссии профессор Трещинноватов, когда обсуждали этот предмет. Или взять свидетельства, что темная центральная часть Шара, имея внешние размеры никак не более двухсот метров, для оказавшихся внутри распространилась на многие километры. Ведь она же часть, сам Шар имел поперечник метров четыреста. Часть - больше целого?! И почему по показаниям одних земля под ними "выпирала горбом", а по показаниям других оставалась в этом месте ровной, только люди там кренились, а деревья валились? И почему такие разрушения: сверху, с неба, но без бомб? Почему трескалась, а потом смыкалась твердь таращанская? И почему опусканию Шара, затем удалению его ввысь сопутствовали краткие, но сильные ураганы? И вообще: что за "Шар", "туча", "нечто"?.. Да и Шар ли? Некоторые участники комиссии считали недоказанной шаровую форму этого атмосферного образования. "Почему атмосферного? - возражали им третьи.- Это тоже не доказано!" Словом, если по-настоящему, то заключение комиссии должно было пестрить фразами, начинающимися со слов: "мы не знаем", "мы не понимаем". Но, простите, как же так: а кто знает-понимает? За что вам деньги платят? Страна должна быть так же уверена в мощи своей науки, как и в мощи армии. Поэтому в тексте упоминался и Эйнштейн, его релятивистские эффекты замедления времени (хотя наличествовало вроде бы ускорение), искривление пространства в больших масштабах Вселенной (хотя здесь-то масштабы были не очень), голографические эффекты объемности двухмерного изображения, биологические особенности организма в стрессовых условиях... Все, что удалось наскрести. Разумеется, с конкретными фактами Таращанской катастрофы члены комиссии увязать эти положения не могли да и не пытались. Оговаривалась возможность и иных интерпретаций парадоксов ускорения времени, пространственных несоответствий, обратимых разрушительных деформаций, "выпираний земли" - в частности, как кажущихся. Если такого более нигде не случится, то почему бы и нет! Фактическая сторона происшедшего, впрочем, была изложена обстоятельно и добросовестно. Два члена комиссии записали особые мнения. Одно они высказали вместе: "Полагаем, что причина наблюдавшихся наклонов, выпираний и колыхании земной поверхности, а также разрушения высоких зданий в том, что Шар создавал в эпицентре значительные и к тому же меняющиеся во времени искажения гравитационного поля Земли". Подписано: А. И. Корнев (Институт электростатики) и Б. Б. Мендельзон (Катаганский госуниверситет). Второе особое мнение выразил только Б. Б. Мендельзон: "Полагаю, что такое искажение поля тяготения может быть вызвано имеющимся в Шаре массивным телом или системой тел". ГЛАВА 3 ОХОТА ЗА ШАРОМ Когда вспоминаешь детство, умиление вызывает даже широкий отцовский ремень. К. Прутков-инженер. Опыт биографической прозы. Путанность выводов комиссии в сопоставлении с впечатляющей картиной катастрофы отрицательно повлияли на гласность этого события. "Нет,- устало жмуря набрякшие веки, молвил секретарь крайкома Виктор Пантелеймонович Страшнов, когда редактор "Катаганской правды" принес ему на утверждение материал о Таращанске.- Как-то это слишком все...- он поискал слово,- апокалиптично. Не следует будоражить население. Дадим пищу суеверным толкам". Редактор настаивал, мотивируя, что толки и слухи все равно пойдут, замалчивание внесет в умы еще большее смятение. Страшнов покачал головой, предложил подождать, пока еще что-то выяснится о Шаре. Редактор был прав. Вернувшиеся в свои институты участники комиссии рассказали все на семинарах и в частных беседах, тем вызвав у многих шок и недоверие действительности. Таращане тоже отнюдь не приняли обет молчания; все, что они писали и телефонировали родичам и знакомым, шло далее в многократных пересказах с искажениями и дополнениями. Поэтому наряду с достаточно верным изложением событий в плодившихся слухах фигурировала и дичь: "Таращанск провалился", "инопланетяне хотели сесть", "испытательная ракета не туда залетела", "под Таращанском заработал природный реактор" и т. п. Шар между тем исчез из поля зрения, уплыл в атмосферу. Однако то, что значительная часть населения Катаганского края была настороже и чаще обычного с опаской посматривала в небо, помогло засечь его снова. Обнаружили Шар на юго-западе края, в предгорье Тебердинского хребта. Почему он обосновался там, на выходе в степь Овечьего ущелья, где берет начало Коломак, бурный приток реки Катагани, вначале никто не понял. Знали лишь, что это место издавна является своего рода "кухней погоды" для края и прилегающих областей; отсюда на степные районы шли дожди, грозы, дули сильные ветры. Обнаружили там феномен не ученые, не метеорологи, даже не летчики - пастухи овцеводческого совхоза имени Курта Зандерлинга. Правда, это были и не отрешенные библейские пастыри с бородами и посохами, а вполне современные парни-ингуши с мотоциклами, нейлоновыми юртами и транзисторными приемниками; они, безусловно, были в курсе таращанских событий и того, что было до них, а возможно, и того, что будет после. ...Роман наш, как, вероятно, заметил читатель, насыщен фактическим материалом. Настолько, что это ограничивает возможности автора выписывать все с художественными подробностями. А так бы хотелось живописать в духе соцреализма: как ясным утром пастухи освежевывают некондиционного барашка для плова на завтрак; и как старший и славнейший среди них Мамед Керим Кербабаев, орденоносец и многоженец, смотрит, отирая нож от нежной молодой крови, на восток, а затем, встревожась, указывает другим; как чистый диск восходящего солнца странно искажается слева; как в него вминается пятно с непрозрачным ядром; оно растет, одевается кольцевой радугой,- и все вокруг: сизый от росы луг, стадо серых и черных овец, юрты, сами пастухи - окрашивается радужными тонами; как пятно вырастает в размерах, заслоняя солнце, а оно сначала обволакивает темную сердцевину Шара слепящим кругом, затем будто отпрыгивает в сторону; как Шар снижается и заполняет глубины ущелья: искажаются скалистые уступы справа и слева, внезапный ветер клонит молодые дубки и буки на них в сторону ядра; некоторые ломаются, выворачиваются с корнем; с грохотом валятся камни; как овцы перестают жевать траву, поднимают головы, а вожак стада - баран с витыми рогами и колокольчиком... Но от такого способа повествование разрастается явно за пределы возможностей автора - и не столько по написанию, сколько по изданию романа. Поэтому вернемся к лаконичному стилю. Похоже было, что Шар облюбовал Овечье ущелье на постоянное жительство: он исчезал к ночи и возвращался сюда на следующее утро. После второго его визита пастухи по рации сообщили в совхоз, после третьего (это было 11 октября) директор позвонил в Катагань - и три часа спустя к Овечьему ущелью подлетел вертолет. На борту его были секретарь крайкома Страшнов и двое участников Таращанской комиссии: профессор Трещинноватов и руководитель лаборатории атмосферного электричества в Институте электростатики А. И. Корнев - тот, что остался при особом мнении. Бурный Коломак, неся воды высокогорных ледников в степь, за миллионы лет пропилил в горном кряже щель с крутыми боками высотой в сотни метров. На исходе она расширялась, стены снижались и становились пологими, уступчатыми; дно ущелья, по которому шумел поток, переходило в пойменный луг. Они еще с воздуха, издали заметили Шар: он уютно устроился впритык к расступившимся склонам ущелья. На подлете машину дважды сильно тряхнуло; летчик решил не облетать Шар, как намеревались вначале, а сесть и запросить метеосводку по району полета. Приземлились километрах в четырех от Шара, неподалеку от юрт. Подошедшие пастухи рассказали, как сегодня Шар при опускании устроил небольшой обвал в ущелье, изменил течение Коломака; опустился он не так низко, как вчера. Прилетевшие рассматривали феномен в бинокль. Шар висел под тучами, которые все сгущались, обещая затяжную осеннюю грозу, над плоско растекшимся потоком. Верхняя часть сгустка достигала туч. Справа и слева искривленными зазубринами выгибались стены ущелья. Шар не висел неподвижно, слегка ерзал - колыхался то вверх, то чуть вниз, вправо, влево. Это было заметно по меняющимся контурам скал и уступов в ущелье. Кроме того, от каждого его движения сюда передавались мягкие, но внушительные толчки воздуха - вроде ударных волн от далеких неслышных взрывов. Ерзанья Шара и толчки воздуха вызвали настороженность прилетевших: а не рванет ли он этак сюда, на них? Куда тогда денешься?.. Но пастухи и овцы вели себя спокойно - привыкли. Непонятно было, какие силы управляют этим пространственным феноменом, заставляют его танцевать. Не ветер - потому что ветер ровно и сильно дул с запада, а Шар метался в разных направлениях. "Может, тучи?" - подумал Корнев, заметив, что снизившийся облачный слой не проник в Шар, а выпячивается над его макушкой, обтекает сверху. Угадывалось в шевелениях Шара некое соответствие с чередованием туч над ним: он то будто тянулся к приближающейся туче, то отдалялся от следующей. - Ну как живой,- задумчиво молвил Страшнов. - Живой? - встрепенулся профессор Трещинноватов.- Со своей свободой воли, хотите вы сказать? Да, похоже. - Уж вы сразу: похоже! - с неудовольствием взглянул на него секретарь.- Давайте поглядим, подумаем. Смотреть и думать помешал поливший дождь. Накинули плащи, раскрыли зонты. Позади затрещал заведенным мотором вертолет. К секретарю крайкома приблизился нервничающий пилот: - Сводка неблагоприятная, уходить надо от грозы, товарищ Страшнов. Иначе можем застрять. - Нет, но подождите, какие выводы? - досадливо поморщился тот.- Что же мы, прилетели-улетели - и все? - Наблюдать надо, вот какие выводы,- сказал Трещинноватов.- Кому-то надо остаться и наблюдать. Корнев, размышлявший, глядя на Шар, что правильно отказался подписать вместе с Мендельзоном второе особое мнение, будто внутри Шара большие массы: какие массы, если он так шарахается из стороны в сторону неизвестно отчего, пляшет между тучами и землей! - краем уха услышал последние слова профессора. - Я! - живо повернулся он к Страшнову.- Позвольте мне... Я хотел бы остаться. Секретарь окинул его дружелюбно-внимательным взглядом: перед ним стоял рослый парень лет тридцати пяти с открытым чистым лицом, крутым лбом и крупным прямым носом; темные волосы были с легкой сединой на висках, серые, широко поставленные глаза смотрели с живой мыслью и интересом. "Энтузиаст,- определил Страшнов.- Такому новое дело всегда по душе. Возможно, и по плечу". В эту минуту Шар мотнулся как-то особенно резво: под ним развернулись во все стороны белые веера брызг, на склонах осыпались еще камни, сломалось несколько деревьев. Мягкий, но плотный, как накат волны, удар воздуха свалил всех на мокрую землю. - Ну что ж...- сказал Страшнов, грузно поднимаясь на ноги с помощью пилота.- Пожалуй, это ближе всего к вашей специальности. У вас, Василий Гаврилович, отвода нет? - Какой отвод, помилуйте! - с облегчением (миновала его чаша сия) отозвался Трещинноватов, счищая грязь с плаща.- Электрику-атмосфернику здесь и карты в руки. К тому же Александр Иванович человек не только знающий, но и принципиальный, имел приятную возможность убедиться в этом на комиссии. - В таком случае,- секретарь протянул Корневу руку,- желаю успеха. Если что надо - радируйте. Вернетесь - доложите. Профессор и пилот тоже пожелали успеха, пожали Александру Ивановичу руку. Вертолет поднялся в воздух, взял курс на Катагань. А несколько минут спустя к Корневу пришла разгадка причины ерзаний Шара. Из надвинувшейся на ущелье темной, налитой дождем тучи ударила под берег Коломака молния. И тотчас, ранее чем орудийный грохот разряда достиг ушей Александра Ивановича. Шар метнулся в сторону ломаной слепяще-белой полосы. Снова разбрызгался веером ручей, пихнул Корнева в грудь воздушный шквал, но раньше этого в его уме сверкнула догадка: электричество, атмосферные заряды - вот что управляет Шаром! Далее, как это всегда бывает, когда осенит счастливая мысль, все несоответствия в наблюдаемых повадках феномена стали одно за другим превращаться в соответствия. "Шар заряжен, никакой I- массы в нем нет или почти нет - заряды атмосферного электричества гоняют его, как хотят: притягивают, отталкивают... Он всякий раз располагается в месте электростатического равновесия - но равновесие-то это держится минуты! И блуждания Шара оттого же, суточные движения - от слоя Хевисайда: он болтается в воздухе, как заряженная пылинка между пластинами конденсатора. Одна пластина - поверхность Земли, другая - ионизированные слои атмосферы. Ночью слой Хеви поднимается - и Шар за ним; а днем опять вниз... Стоп, здесь не все так просто: он следует не только по величинам зарядов Земли и слоев в атмосфере, но и по их проводимостям. Земля проводит - в разных местах различно, кстати! - и ионизированный воздух тоже. Эти экраны деформируют, сминают электрическое поле, каковое в Шаре имеет, понятное дело, форму шара. Он и колышется. И поскольку сферическое распределение наиболее устойчиво, деформации его порождают силы, которые так или иначе (например, удалением от причины деформации) восстанавливают сферичность. Вот и выходит, ни тебе в Землю уйти, ни сквозь слой Хевисайда проникнуть!.." Теперь Александр Иванович смотрел на Шар иными глазами. "А он-то: как живой... Вот и вся его живость. Ну-ка, молнию еще сейчас, молнию! Ну!.." Природа благоприятствовала: слева от Шара голубой ломаной вертикалью ударил разряд. Гигантский сгусток тьмы тотчас шатнулся от него, а через секунды - к месту погасшей вспышки. "Так и есть: комплексное действие зарядов и полей проводимости.- Корнев наклонился вперед, принимая телом удар воздуха.- Разряд-проводник - Шар от него, молния кончилась - туда, к месту наибольшего электрического покоя..." Кто-то тронул его за плечо. Он оглянулся: старший чабан Кербабаев щурил в улыбке и без того узкие глаза: - В юрта иди, промокнешь. - Что?.. А, хорошо, сейчас. - Скажи, этот Шайтан-шар страшный? Овцы перегонять надо? "Шайтан-шар, хе! Фольклор уже работает". Александр Иванович весело глянул на кутавшегося в брезент пастуха: - Пока не очень, у него еще все впереди. Ладно, ступай. Я позже приду, чаем напоишь. "Но что же это все-таки? - сразу забыв о чабане, повернулся он к Шару.- Шар-заряд... Любой заряд подразумевает и носителя, заряженное тело. А здесь нет тела, видно же... Просто ионизированный воздух с избытком ионов одного знака? Вздор, их ничто не удержит вместе. Да и у ионов есть масса. Заряд велик, масса всех ионов должна быть изрядной, а - нет никакой..." Мысли смешались. Дождь усилился, закрыл Шар сплошной пеленой. Александр Иванович побежал к юртам. К вечеру, когда дождь прекратился и небо очистилось, Шара в ущелье не было. Как Корнев ни искал его глазами и в бинокль, но ничего не увидел. "Господи, которого нет, сделай так, чтобы Шар завтра опустился сюда!" - молил он природу. Александр Иванович оценивающе оглядел местность: сужающееся в горы ущелье, ручей-экран, растекшийся широко и мелко, впереди горный кряж, позади степь... Интуиция физика, знающего электрические свойства атмосферы, вод и пород, нарисовала пространственную модель зарядов и проводимостей. В сердце шевельнулось предвкушение удачи: Шар должен сюда вернуться, в естественную полевую ловушку, прикрытую сверху сл