одавляющее большинство этих людей, окончивших работу и спешивших на нее,- систематически нарушали трудовое законодательство и инструкции о заработной плате. Набрать достаточное количество строителей и монтажников - людей в Катаганском крае, как и всюду, дефицитных - сразу стало проблемой. На первой тысяче поток желающих иссяк; из них часть отсеялась в силу специфики работы в НПВ. Пока осваивали низ - обходились. Но чем выше воздвигалась башня, тем яснее становилось: что-то надо придумывать. Было тошно смотреть, как стройплощадки, начиная с 3-го уровня, только на восемь, реже на шестнадцать часов из 72 возможных (а на высотах за сто метров и вовсе из 120-180 возможных) заполнялись работающими людьми, а остальное время пребывали в запустении. Каменел неиспользованный раствор, ржавели, распуская на стыках в бетоне мерзкие пятна, трубы и прутья арматуры, покрывались плесенью углы. "Послушайте, этак придется начинать текущий ремонт, не закончив помещений!" - тревожился Зискинд. Стоило захватывать Шар, целиться на эксплуатацию сверхускоренного времени, чтобы пасовать перед элементарным "долгостроем"! И руководители НИИ НПВ, вздохнув, пустились во все тяжкие: на противозаконные совместительства, на такие же трудосоглашения - со своими, и без того работавшими на полную ставку, чрезмерные сверхурочные, сомнительные аккордные и премиальные. Через сотрудников, уже вкусивших благ в Шаре, вели вербовку их знакомцев на других предприятиях и стройках: сманивали в штат или совместить, а то и просто закалымить. Страшнов, считавший Шар своим детищем, призвал других руководителей не препятствовать тому, что их работники отдадут два разрешенных законом часа переработок на сооружение башни. Те не возражали. И рабочие не против были отхватить за эти два сверхурочных часа полную, хорошо оплаченную смену; свои, штатные, и вовсе соглашались пребывать наверху хоть сутками, если при этом окажется, что к вечеру они нормально вернутся домой. И работа пошла веселей: при взгляде снизу этажи башни росли на глазах. И те, кто вслед за строителями осваивал башню, разворачивали в ней службы, мастерские, лаборатории, начинали в НПВ новые исследования и испытания, смотрели на дело совершенно так же. Никто не был против. Но все упиралось в знаменитый международный жест: потирание большого пальца об указательный и средний - и в не менее знаменитый международный термин "pety-mety"'. За работу надо платить. За хорошую работу надо платить хорошо. За большую надо платить много. Пети-мети. (Здесь и далее примечания автора.) К концу зимы о Шаре у населения пошла слава как об Эльдорадо с бешеными заработками. К нему стал тесниться далеко не лучший работник: рвач, несун, халтурщик. Многих пришлось, уличив в недобросовестности, в опасных недоделках, гнать. Эти тоже пускали славу: о произволе, нещадной эксплуатации... А когда руководители других катаганских предприятий заметили, что работники, которым они не препятствовали, за два сверхурочных часа в НИИ НПВ выматываются, будто вкалывали две смены, и на следующий день у них работа не идет, да узнали, что там они получают больше, чем на основной работе,- посыпались протесты. Конечным результатом этого было возведение за три месяца сооружения, которое иначе не поставить за многие годы, и развертывание в нем уникальных исследований и испытаний; был ценнейший опыт организации сложных работ в неоднородном пространстве-времени. Но и у зампредседателя Госкомтруда были основания нагрянуть с ревизией. Его и ждали - но не так скоро. Внешнее кольцо башни опиралось на двадцать четыре бетонные опоры. В высоте они смыкались арками. Первое, что бросилось в глаза Валерьяну Вениаминовичу, это новенький лозунг над ближней, золотыми буквами на праздничном пурпуре: ВОДИТЕЛЬ! ВО ВРЕМЯ ВОЖДЕНИЯ РАЗГРУЖЕНИЯ ОБЕРЕГАЙ СООРУЖЕНИЯ И ОГРАЖДЕНИЯ ОТ ПОВРЕЖДЕНИЯ! Пец, заглядевшись на него, споткнулся, ругнулся: "Ну, Петренко!.." Под арки справа неспешно въезжали на спиральную дорогу груженые машины, скрывались за кольцом, через минуту появлялись над его рваным краем, все разгоняясь (по впечатлению снизу) и повышая до истошного воя, до визга звук мотора. Казалось невероятным, что центробежные силы не сбрасывают со спирали летящие на такой скорости машины; зрелище было не для слабонервных. Другая, большая часть грузовиков оставляла привезенное внизу, у складов и подъемников. Сейчас здесь скопилось около сотни машин; к середине дня соберется сотни полторы-две. Эта - дневная - волна на грузопотоке была опасна заторами. Валерьян Вениаминович спешил к осевому стволу. Вокруг кивали хоботами краны, катили тележки-автокары, шли люди. В динамиках слышался голос диспетчера: "Машина 22-14 на спираль, выгрузка на 9-м уровне... Машина 40-55, к восьмому складу... Машина 72-02 и машина 72-05, разворачивайтесь к выездным воротам, вас разгрузят на кольце. Быстрей, быстрей!.." ("Эт-то еще что за новости?" - остановился на секунду директор, но тотчас спохватился, заспешил: вперед, вверх, там он все выяснит!) Пец прошел под выступом спирали, миновал арку пониже, между опорами промежуточного слоя. Осевая башня опиралась на три бетонные лопасти, как ракета на стабилизатор. Стены ее уносились ввысь, сияя полосами освещенных окон; здесь было сумеречно, средний слой (его этажи тоже светились, голубея с высотой) отгораживал башню от блеска дня. - Валерьян Вениаминович! Останавливать руководителей внизу, обращаться к ним было запрещено категорическим приказом. Но это был исключительный случай: перед Пецем возник референт Синица. Он шагал от башни, но развернулся, пошел рядом с директором: - Я говорю: может, внизу их поводить подольше, пока...- он не окончил вопроса.- Тоже есть что показать. Валерьян Вениаминович покосился на него. У референта Синицы были круглые щеки, мягкие черты лица, густая шевелюра; по-женски длинные ресницы придавали глубину ясным глазам - и по глазам было видно, что он все понимает. Референту было двадцать восемь лет. - Нет, Валя,- отрубил на ходу директор.- Пусть идут куда пожелают, смотрят что захотят. Вы - только провожатый. Все! Пец вошел в кабину сквозного лифта осевой башни. Вместе с ним втиснулись еще человек пятнадцать, явно сверх нормы. Ну да пока бог миловал. За минуту подъема директор успел кое с кем поздороваться, перекинуться словом. IV На уровень "7,5" лифт доставил Валерьяна Вениаминовича к шестидесяти четырем тридцати - координаторным. Здесь можно было вымыть руки и смочить виски в туалете, вздохнуть полной грудью, не спешить. Кольцевой коридор устилала зеленая, изрядно затоптанная дорожка; двери были обиты кожей, паркет натерт, стены выкрашены до уровня плеч под ореховое дерево. "Иллюзия бюрократического уюта",- усмехнулся Пец. Утренняя секретарша Нина Николаевна, миловидная худая женщина средних лет, поднялась навстречу директору. Валерьян Вениаминович поздоровался, тронул дверь в приемной слева, корневскую: заперта. - А где?.. Секретарша указала в потолок: - На самой макушке. Налаживает прием грузовых вертолетов и монтаж. - Монтаж чего? - Неизвестно. - Свяжите. - Там нет ни линии, ни инвертеров. - Передайте связистам, чтобы к...- Пец взглянул на стену, на электронное табло, указывавшее время всех уровней,- к семидесяти ноль-ноль связь была. Сводку! - Взял сколотые листки, вошел в кабинет. Столы буквой Т, стулья, кресла, стол-пульт с телефонами, коммутатором и двумя телеэкранами, коричневая доска на глухой стене, диван со стопкой белья (Валерьяну Вениаминовичу нередко приходилось прихватывать здесь несколько часов сна); шелковые портьеры закрывали пятиметровую полосу окна. Он по привычке отдернул портьеру, но увидел серую стену среднего слоя, торчащие по верху ее прутья арматуры, задернул, отошел к столу; раньше вид из его окон был интересней. "Надо перебираться выше". Сводка объяснила ему замеченное в зоне действие диспетчера, выгонявшего без разгрузки две машины за ограду: там уже есть площадка вертодрома для перевалки грузов прямо на внутренние вертолеты. "Хорошо, но почему не послали сразу туда? Перепасовка - упущение кибернетиков? Выяснить". Отдел освоения взялся за 13-й уровень второго слоя, хорошо... хотя операции освоения не указаны, нечеткость. У "эркашников" стендовые испытания идут нормально (там если и бывает что ненормально, обходятся своими силами - образовали-таки государство в государстве!). Отделочники сейчас переходят на этажи от 150-го до 152-го, под крышу,- тоже хорошо, хоть и перескочили туда прямо с девяностых; зато гостиница-профилакторий к конференции будет готова. На крышу с Корневым отправились исследовательская группа Васюка-Басистова и монтажная бригада Ястребова. Эге, это серьезно, "ястребов" на пустяковую работу не берут! (Механик, которого Пец завернул с казенным ВЧ-кабелем, оказался "золотые руки". Душу Александра Ивановича он покорил тем, что никогда не требовал подробных чертежей для исполнения нового устройства или приспособления, самое большее - эскизик, а то и вовсе: "Вы мне скажите, что эта штука должна делать?" В экспериментальном деле, когда заказчик, как правило, сам толком не знает, что ему нужно, лучше и не придумаешь. Валерьян Вениаминович не скрыл от главного инженера, что руки у Германа Ивановича не только золотые, но и вороватые. "Вот и надо дать заработать столько, чтобы не тянуло украсть",- сказал тот. И давал, даже помог подобрать бригаду таких же, на все руки, работающих от идеи, ставил их на самые интересные, горячие, аккордно оплачиваемые дела. Вот и сейчас...) "Но что он там затеял? Ведь договорились выше пятисот метров ничего не сооружать!.. Между прочим, и о предстоящем визите Страшнова и Авдотьина в сводке есть, указано точное время. Значит, Корнев знал - и умотал на крышу, а отдуваться перед Москвой предоставил мне. Очень мило!" Ага, вот разгадка того ажурного кольцевого нароста в верхней части осевой башни: на высоте трехсот пятидесяти метров за ночь смонтировали трубчатое опорно-подвижное кольцо. Ширина - тридцать метров, высота - сорок. На впечатанных в бетон осевой башни зубчатых рейках с помощью винтовых редукторов оно может опускаться и подниматься - пока в пределах пятидесяти метров, но можно нарастить рейки еще. То есть получается кольцевое здание-лифт, в котором можно делать то же, что и в стационарном, но поднимаясь, когда нужно, вплоть до 55-го уровня. "Ах, черти!.." - Пец даже руками потер. Идея и экспресс-проект Зискинда, расчеты исполнил дежурный помощник главкибернетика Иерихонский, перепланировка грузопотока его же; утвердил Корнев. "Конечно, разве Александр Иванович устоит против такого решения! Я бы и сам не устоял". Для работ забрали строителей и монтажников с третьего слоя... "Теперь нужность третьего слоя и вообще оказывается спорной. И второго?.. Совершенно новое решение, более соответствующее условиям в Шаре, чем жесткие сооружения. И где раньше была их голова?! А где была раньше моя голова?.." Это тоже одно из противоречий НПВ: ждать, пока осенит наилучшая идея - время пропадает, не ждать, реализовать первую попавшуюся - работа, и немалая, может оказаться напрасной. Сводка была вся. Некоторое время Валерьян Вениаминович сидел, привыкая к новой реальности - частично ожидаемой, частью неожиданной. Что и говорить, событий по времени его семейного ужина, сна и завтрака произошло немало. А день только начинается. Пец притянул к себе селекторный микрофон, нажал на щитке коммутатора кнопку возле надписи "Комендант". Тот сразу возник на левом экране,, зашевелил губами. Но слова: - Слушаю, Валерьян Вениаминович! - пришли, когда лицо его уже застыло в выражении внимания и готовности; да и голос был мало похож на тот, что директор недавно слышал в проходной: эффект двухкаскадного инвертирования. - Иван Игнатьевич, лозунг насчет вождения, ограждения и повреждения, пожалуйста, снимите. А то от него могут произойти головокружения. Предлагаю другой: "Времени нет - есть своевременность!" Записали? Только не на кумаче, а как плакаты техники безопасности, черным по желтому. А так, знаете, если даже написать, что завтра в девять утра состоится конец света, все равно не прочтут. Все, исполняйте. И директор отключился в тот самый миг, когда лицо Петренко начало выражать живой интерес к его словам. "Так, теперь надо бы предупредить кое-кого, что у нас здесь высокий гость из Москвы в компании с местным высоким гостем..." Валерьян Вениаминович для начала нажал кнопки у табличек "Нач. план. отд." и "Гл. бух." - но его вдруг, будто током, передернуло отвращение. Ткнул в алую кнопку отмены вызова, откинулся в кресле. Не будет он ловчить, суетиться-староват для этого! "Шарага чертова! И я хорош: всю жизнь презирал блатмейстеров, брезговал им руку подать, никогда не охотился за льготами и дефицитом и жене не позволял - и так спаскудился на старости лет. Погряз в махинациях - ученый, член-корреспондент!.. Нет, замысел был честный: создать конфликтную ситуацию, пусть разбираются, решают, вырабатывают правила для НПВ. Но - ведь все это, чтобы гнать башню выше и дальше... А надо ли? Вот одна идея с кольцом-лифтом перечеркнула добрую треть прежних усилий - в том числе и махинаций! - три НПВ-года из десяти. А еще не вечер, все впереди! И понимаем-то Шар ничуть не более, чем вначале. Только и того, что выгодно торгуем ускоренным временем - как сочинские обыватели морем и солнцем!" Он поднялся, вышел из кабинета, кинул секретарше. - Я в координаторе. ГЛАВА 9 ОБРАЗ БАШНИ - У излишне умствующих развивается комплекс "вещего Олега". Это опасно. - Какого Олега? - Ну, того придурка, который вместо того, чтобы отпрыгнуть от змеи, принялся декламировать: "Так вот где таилась погибель моя!.." Диалог Координационно-вычислительный центр, упрощенно "координатор", находился на том же этаже в помещении двойной против обычных комнат высоты в форме сектора круга. Операторы в белых халатах неспешно действовали у пультов электронных машин; попискивали сигналы, мерцали лампочки, перематывались ленты программ, на экраны выползали зеленые строки. Сюда сходились из Шара и внешних служб все сведения, какие только можно было преобразовать в двоичные коды и числа. Числа обезличивали мешки цемента и вибростенды, туннельные нагреватели и печеный хлеб для столовой, человеко-часы и площади лабораторий, рацпредложения и аннотации патентов. Обезличивая-обобщая все, этот отдел, по мнению Пеца, погружался в суть дел в Шаре глубже других. Из глубины зала к директору подходила Людмила Сергеевна Малюта, в просторечии - кибернетик Люся. Официальное звание ее было - главный кибернетик, кто хотел подольститься, называл и "генеральным кибернетиком", и "ваше математическое превосходительство"... Людмила Сергеевна была хороша собой, хороша зрелой нерастраченной красотой тридцатилетней женщины, она была образованна и талантлива,- она была несчастлива. Будь она только красива, то давно утешилась бы во взаимной любви; будь только талантлива - предоставила бы путь лирических побед другим, сама целиком отдалась бы интеллектуальной жизни. А так - мужчины благоговели перед ней издали, они ее боялись. Она видела, что вызывает чувство,- и презирала этих робких, и сама чувствовала неравнодушие к ним, и презирала за слабость себя и огорчалась, видя, как другие женщины, во всех отношениях уступающие ей, давно устроили свою жизнь, и стремилась отвлечься работой. Операторов она называла "мальчики" и никому, кроме себя, в обиду не давала. - Перепасовку двух машин кто допустил, Людмила Сергеевна? - строго спросил Пец. - Мы допустили, Валерьян Вениаминович, мы. Мы!..- со смирением, которое паче гордыни, склонила Малюта оплетенную косами голову. - Кто "мы"? Кто конкретно повинен? Иерихонский, краса и гордость кибернетического цеха? - Да, Иерихонский. Да, краса и гордость! Да, повинен!..- Смирение уже исчерпалось.- А что вы хотите, если ночную смену загрузили новыми расчетами и на перепланировку дали всего два часа - да на какую' Вы в курсе, что сотворили на пятидесятых уровнях?..- Пец кивнул.-- Ну вот! Думаете, легко ночью перепрограммировать поток так, чтобы туда пошли почти все материалы? Ведь пятидесятикратное же ускорение, Валерьян Вениаминович: минутная задержка внизу - час простоя наверху. Уверяю вас, я тоже проглядела бы пару машин. - Перепасовок не должно быть ни при каких осложнениях. Вы это знаете не хуже меня, Люся. - Уже все, я откорректировала. Больше не повторится. Речь между ними шла о той команде диспетчера, выславшей из зоны без разгрузки две машины. При всей кажущейся незначительности это было опасное действие: устремленному вверх, в башню, потоку в самом напряженном месте давалось смещение поперек. - Хорошо, что утром,- настырно продолжал Пец.-Днем двух машин было бы достаточно. Такой случай был в начале марта: скопление тысячи ревущих машин, затор на шоссе до самого города, долгая - и местами аварийная - остановка работ наверху. -Даже спираль использовали, чтобы загонять туда грузовики и тем расчистить зону. Машины с грузом выносили за забор портальными кранами. После этого постановили: никаких перепасовок в зоне, никаких смещений в стороны. Только в башню, вверх! М-да... Валерьян Вениаминович на секунды впал в отрешенность. В сущности никто ничего такого не хотел, все занимались интересной и несомненно разумной деятельностью: заключали договоры с поставщиками, вынашивали идеи для использования НПВ с максимальной отдачей, применяли машины, краны, кибернетику, автоматику... А в целом вышло нечто весьма простое - гладкий мощный поток. А такие потоки - это знает любой гидро- и аэродинамик - несут в себе возможность турбуленции - шумного пенного бурления, колебаний, вибраций, бывает что и разрушительных ударов. Чтобы возбудить турбуленцию в напряженном потоке, достаточно малости, например, бросить в него камешек. Эти две машины и могли сыграть роль "камешка". Будто свежий ветерок повеял на Пеца от этой мысли: сложная разумная деятельность, суммирующаяся в простое... Но Людмила Сергеевна не дала ее додумать: - А по-настоящему. Валерьян Вениаминович,- она не считала разговор оконченным,- повинен во всем Зискинд, наш катаганский Корбюзье: так вдруг изменить проект! И главное, ночью... аки тать в нощи! И Корнев хорош: утвердил к немедленному исполнению... - Так ведь идея отменная, Люся. Жаль, раньше не додумались. Я бы, каюсь, тоже утвердил. - Да, но где гарантия, что завтра Зискинда не осенит новая идея, перечеркивающая и эту, требующая еще больших перемен?.. Нам не нужен талантливый архитектор. Валерьян Вениаминович, я всегда это считала. Нам нужен усердный исполнительный дядя, для которого утвержденный проект - святыня. Это не архитектурное КБ, а стихийное бедствие! И вы тоже - поместили их на тридцатый уровень. У них замыслы плодятся, как мухи-дрозофилы! Ну, чего вы улыбаетесь? - Обдумываю вашу идею. Главного архитектора за талантливость вон - сразу спокойней работать. Александр Иванович у нас по этой части тоже неблагополучен - вместо него найдем кого-то подубовей. Порядка еще больше. Затем возникает вопрос: а зачем нам такой одаренный, настырный, всегда заряженный идеями главкибернетик, как вы? После вас дойдет очередь и до меня. - А, ну вас! Так исказить...- Люся обиженно полуотвернулась.- Вы отлично понимаете, что насчет Зискинда я права. - Нет, не понимаю и не согласен... А это кольцо уже есть на ваших экранах? - сменил Пец тему разговора.- Я хотел бы поглядеть. - Еще нет. Валерьян Вениаминович. Во-первых, связисты не установили там телекамеры и не дали каналов. Во-вторых... как я его устрою на своей стене, это кольцо? II Под этот разговор они приблизились к экранной стене. Она и издали привлекала взгляд своим сиянием, вблизи же просто подавляла: два этажа по высоте и шесть метров в ширину сплошь занимали телеэкраны - черно-белые и цветные, крупные и мелкие - и каждый показывал что-то свое. Экраны вверху и в центре стены - многолучевые - показывали сразу несколько упрощенных изображений. Картины менялись - где медленно, где торопливым мельканием, где скачками. Экранная стена - эта была сама башня: сверху донизу, все помещения и монтажные площадки всех слоев и уровней. (Точнее, почти всех: вверху, за цифрой "40" на световых шкалах по краям стены, было немало темных экранов - неподключенных). Под стеной выгнулся дугой коммутационный пульт, за которым сидели два оператора. Перед каждым лежали бинокли; ими они пользовались, чтобы разглядеть верхние экраны. - У нас здесь все жестко,- продолжала Люся, - не как в свободном пространстве вокруг башни, где будет кататься кольцо-лифт имени Зискинда. Что же, и нам делать два подвижных щита с экранами - и опускать или поднимать их по уровням-шкалам вместе с кольцом? Это же ужасно сложно! - Ну, зачем! Даже странно от вас, кибернетика, такое слышать,- недовольно проговорил Пец.- Поставьте экраны для кольца с хорошим запасом вверх и вниз - и несложную коммутационную систему, которая будет включать нужные ряды в соответствии с его положением. Это действительно было простое решение - только в пылу полемического неприятия новшества Людмила Сергеевна не пришла к нему сама. Получилось, что Валерьян Вениаминович нечаянно, но довольно больно задел ее самолюбие. Малюта изменилась в лице, смотрела на Пеца исподлобья с нежной злостью: - Валерьян Вениаминович, в случае чего - место старшего оператора у нас всегда за вами. И уж я-то вас никому в обиду не дам! - И отошла, шелестя полами халата, вредная баба: сквиталась, уела, последнее слово осталось за ней - теперь все в порядке. "Ну и ладно,- миролюбиво подумал Пец, взял стул, повернул его спинкой вперед и уселся позади операторов, положил голову на руки; но первые секунды смотрел на экраны, ничего не видя.- В случае чего... А я-то хотел по селектору предупреждать. Все уже знают о высокой комиссии, даже слухи соответствующие циркулируют: в случае чего!.. Так, все об этом! - Теперь он смотрел на экранную стену.- Первое: начальнику связистов сделать жесточайшее ата-та по попке - вон сколько "черных дыр" наверху, куда это годится?.. Второе: кого и куда переселять в новые помещения? Претензии будут у всех, фраза "меня повысили" у нас имеет двойной, если не тройной, смысл. На очередном НТС из-за верхних уровней будет свара - именно поэтому надо составить свое мнение. Начнем с самого низу". Мозаика экранов -на стене образовывала сияющие группы. В центре усеченная пирамида до самого потолка - развертка помещений осевой башни, по обе стороны ее две широкие полосы - половинки промежуточного слоя; за ними еще две короткие полосы - внешний слой. Под всем этим овал из экранов - зона. "Снабженцы как были внизу, так и останутся, для них важнее связь с внешним миром, чем с башней. Ремонтные мастерские... Где они? - Пец поискал, опознал взглядом квадратики с медленным шевелением на уровне "4".- Этих безусловно на 50-й - чтобы время ремонта определялось только доставкой неисправного в мастерскую, а то к ним очередь... Точно так и экспериментально-наладочные. Они устроились на 6-м уровне, низко. "Дорогу идеям!" - лозунг Корнева, к которому я целиком присоединяюсь: самый исследовательский смак, когда свеженькая, не измусоленная сомнениями, не запылившаяся от долгого лежания идея воплощается в металл, в электронную схему, в стенд. Стало быть, их на 60-й... Теоретический отдел Б. Б. Мендельзона, вон те комнаты около оси на 5-м уровне: склонились теоретики над бумагами, никто и голову не поднимет. Толку пока от них маловато, ни одну проблему Шара еще не высветили - и может быть, не без того, что времени им не хватает. Этих, пожалуйста, хоть под крышу, на стопятидесятый, места занимают немного - лишь бы результат давали..." Глаза Валерьяна Вениаминовича сами стремились от сонного царства нижних уровней к верхним экранам, где кипела жизнь. "Нет, погоди, вот еще тонкие места внизу: столовая и буфет на 3-м уровне. Вечная толчея, очередь... Вон, все будто замерли у стоек самообслуживания, подавальщицы еле перемещают-наполняют тарелки. (На самом деле в два с половиной раза быстрее, не брюзжи!) Их... куда? Проблема похлебать горяченького не шибко научная, но без нее и остальные не решишь. Их... никуда. Просто открыть в середине и наверху еще столовую и пару буфетов, вот и все. А в тех пусть кормятся "низы"... Теперь... а не ну ли их всех к черту?! - вдруг рассердился Пец на проблемы, на службы и на себя.- В самом деле, через час-другой могу загреметь - да не в операторы Люси Малюты, а вообще из Шара - сижу в координаторе, вполне возможное, в последний раз... а размышляю о ерунде, о текучке. Еще и под суд отдадут. Власть есть власть, закон есть закон... особенно если московская ученая мафия целится на Шар, имеет своих кандидатов и на мое место, и на корневское. Там теперь спохватились, что упустили жирный кусок. Э, об этом тоже не стоит!.." Он распрямился, вытянул положенные на спинку стула руки, окинул взглядом экранную стену. Вот о чем вопрос стоит сейчас: образ башни, внедряющегося в НПВ выроста из обычного мира с обычными людьми. Он такой, да не такой, как на экранах. "Краса и гордость" координатора Шурик Иерихонский, который этой ночью проштрафился, вычертил рассчитанную им модель башни в эквивалентных сечениях - имея в виду, что при нормальной загрузке один квадратный метр рабочей площади на уровне "10" равен десяти обычным и чем выше, тем и больше. "Эквивалентная башня" в противоположность реальной расширялась с высотой наподобие граммофонной трубы; диаграмму так и назвали - "Иерихонская труба". Что более реально - она или видимое глазами? ...А "эффект исчезновения"? Первыми его открыли зеваки. Их немало прибредало к зоне, особенно в погожие дни; в выходные так и целыми семьями, с биноклями и подзорными трубами, с фотоаппаратами; некоторые волокли портативные телескопы. "РК-шни-ки" и кадровики протестовали, требовали от Пеца принятия мер... А каких? Шар не спрячешь. Выставили милиционера, который время от времени у кого-либо зазевавшегося засвечивал пленку, составлял протокол; любопытствующей массе это было как слону дробина. Налюбовавшись картинами искажений в Шаре, быстрых удалений и взлетов вертолетов, свечении еле теплого, отвердевающего бетона, радиаторов машин, нацокавшись языками, накачавшись головами, местные жители, естественно, начинали искать в бинокли и телеобъективы знакомых. И оказалось, что узнать работающих в доступных для наблюдения местах средних и высоких уровней невозможно. Мертвые предметы, хоть и искаженные по виду и расцветке, пожалуйста, а живые люди все расплывчаты и как бы сходят на нет. И это тоже была реальность НПВ. Ее Валерьян Вениаминович видел сейчас на экранах, поднимая глаза к верхним рядам их: мультипликационная быстрота движений работающих, особенно строителей, монтажников, отделочников, нарастала от этажа к этажу. Вот на тридцатом уровне во 2-м слое упрощенные фигурки быстро-быстро накидывают лопаточками раствор в прямоугольничек-ящик, подхватывают, переносят, забавно семеня ножками, выливают на разлинованный прутьями арматуры, засыпанный щебенкой пол, быстро-быстро разравнивают, притирают... в глазах рябит. Пальцы на руках неразличимы, как бы отсутствуют, лица - пятна с дырочками глаз, рта и ноздрей. 36-й уровень, монтажная площадка на экране справа: здесь уже расплывчаты движения рук работающего, не понять, что он делает ими, все накладывается на экран пятнами послесвечения - рук у монтажника больше, чем у индийского божка. Фигурка отступила, видно перекрестие двутавровых балок с болтами; гайки навинчиваются на болты мгновенно и будто сами по себе. 46-й уровень второго слоя. Телекамера показала рваный край бетонной стены, из которого выступала решетка арматуры. Стена и прутья вдруг закрылись дощатыми щитами, опалубкой для заливки бетона. Как бы сами заслонили ее щиты - люди там перемещались столь быстро, что чувствительные ячейки телеэкрана и человеческого глаза не успевали реагировать. Эффект исчезновения!.. Вот на экране рядом в пустом вроде бы помещении часть пола темно-серая, другая светлая, оборвана ломаными зазубринами. Светлая часть наступает на темную, будто съедает ее треугольными зубьями... и за считанные секунды съела всю. Пец нашел на пульте нужную кнопку, включил каскад инвертирования - увидел: два продолговатых пульсирующих комка настилают паркет. Никакой мистики, быстродействие телесистем пасует перед ускорением времени. И голос человека, крикнувшего (или позвонившего по телефону, все равно) оттуда, не услышишь без инверторов: он весь смещается в ультразвук. И цвета, окраска, оттенки в НПВ не характеризуют предмет, обращать на них внимание- только расстраиваться... "Отметая шелуху подробностей, мы выделяем суть,- думал Валерьян Вениаминович.- Какую же суть предлагаешь ты нам понять, коварный Шар, отметая такие подробности?" Ему вспомнилось, как неделю назад в башню заявились, заказав пропуска, руководители краевых творческих организаций - писательской, композиторов (Пец, поклонник серьезной музыки, и не знал, что они в Катагани наличествуют во множественном числе), художников и актеров. С целью арендовать этажик повыше для объединенного Дома творчества. На предмет ускоренного создания выдающихся актуальных произведений: романов, повестей, симфоний, ораторий, картин, спектаклей, теле-шоу и тэдэ. Поскольку в обычных условиях они не успевают откликнуться на очередные социальные установки крупным жанром. А времена пошли обязательные: столетия, пятидесятилетия., тричетвертивечия, исторические решения минувшего съезда и еще более исторические надвигающегося. На все это литература-живопись-музыка-театр не может не... На все надо... Пец был польщен визитом, интересом к НПВ, пленен идеей - но рискнул все-таки высказать свой, ужасно старомодный взгляд, что непреходящая сила истинного искусства не в отражении злобы дня, для этого хватит газет, а в том, что оно проникает в глубины душ, в "тайны создания", как писал Гоголь, и что-де поэтому оно, настоящее, всегда злободневно и нужно. И - почувствовал, что его не понимают. То есть, может, и понимают, но смотрят, как на придурка. Какие еще "тайны"!.. Валерьян Вениаминович, стремясь нащупать общий интерес, заговорил о том, что неоднородное пространство-время очень своеобразная и мало изученная среда обитания, что многие загадки его наверняка окажутся более подвластными исследованию методами искусства, чем рационалистическому подходу ученых,- так не... - Не,- снисходительно оборвал его Ал-др Брудной, местный писательский лидер и лауреат,- это ж совсем не то, на что нас нацеливают! Очерки о вашем героическом труде - это дадим. Словом, Пец быстро осознал, какая лавина халтуры может хлынуть на головы беззащитного населения из "дома творчества" в Шаре,- и отказал наотрез. Уж бог с ними, с очерками! Сановные служители муз удалились, громко сетуя и обещая дело так не оставить. Действительно, из крайкома потом последовал неприятный звонок. "Но все же, все же, все же,- думал сейчас Валерьян Вениаминович,- я правильно тогда об этом заговорил, хотя и не слишком внятно. Да и не с "начальниками литературы и искусств" о таком надо: они люди конченые, для них космос и кукуруза, наше НПВ и Чернобыльская катастрофа - одна и та же тема под названием "как ловчее преуспеть". Но все-таки: вот человек, его дело, его труд - самое, действительно, важное, меняющее мир... и нету в НПВ поз, кои могли бы запечатлеть скульпторы, выразительных движений для описаний словами, игры красок, линий, света - для художников. Нету! Мура это все, оказывается, здесь - то есть и вообще (поскольку НПВ -общий случай реальности) мура, которой мы в однородном мире ошибочно придаем значение. Внешность, показуха... Но что-то должно выделиться главное... что? К примеру: как выглядел бы на экране я, сидящий вот так на стуле где-то на сотом уровне? Да, пожалуй, так же, со всеми малоподвижными подробностями. То есть НПВ прежде всего делает неразличимым физический труд. Тот, что во поте лица. А умственный - не столь. И "Мыслитель" Родена сидит, а не вздымает молот. Так что: выделяется примат мысли, замысла?.." И снова холодок истины, еще не одетой в слова, чувствуемой пока только своей наготой-новизной, повеял на Пеца. Но в этот момент его дальнозоркие глаза наткнулись на самых верхних экранах на форменное безобразие: две кучи - в одной новые унитазы, в другой писсуары - на фоне стены из кремового кафеля. "Эт-то кто же додумался в мужском туалете телекамеру установить?! - заклокотал директор.- Кругом "черные дыры", а тут - здрасьте! Не справляется Терещенко, хоть снимай..." К черту полетели общие мысли, перед экранной стеной сидел взъерошенный администратор. Так каждый день, каждый час в башне Пеца шарахало от общего к конкретностям, от горнего в болотистые низины; в этом была его маета, а может, и спасение, потому что всякий раз он снова самоутверждаюше карабкался вверх. В эту минуту унитазы на экране быстро и будто сами по себе (около них дрожало почти прозрачное пятно) выстроились в ряд, уходя в перспективу; их было шесть. За ними вдоль стены выстроились бачки. Затем куча писсуаров как бы сама начала метать на фронтальную стену свои предметы один за другим; образовался идеальный ряд их на нужном для мужчин уровне. Валерьян Вениаминович смотрел - у него отвесилась челюсть. "А что, и по такому можно заметить работающего человека: унитазы и писсуары были свалены в кучи, а выстроились в ряды с нужными интервалами. Преобразование в антиэнтропийную, упорядоченную сторону. Согласно чертежу, проекту, замыслу. Так, может, это?.." За спиной звякнул телефон. - Валерьян Вениаминович, вас,- окликнула его Люся. - Скажите, что иду.- Пец поднялся, повернул стул в прежнюю позицию, неспешно направился к двери. "Сейчас мне будут делать ата-та по попке. По моей старой морщинистой попке..." И все-таки последняя мысль была обобщением его сиденья перед "экранной стеной". Полумысль-полуощущение: стремительного потока, прущего против тяготения вверх - вроде извержения, только без ниспадающей части. Потока, нарастающего с каждым их (их?..) действием и несущего их всех неизвестно куда. глава 10 ПЕЦУ ПЕЦЕВО... - ...как сказал Семен Михайлович Достоевский. - Во-первых, не Семен, а Федор, во-вторых, не Достоевский, а Буденный, и, в-третьих, он ничего подобного не говорил. Диалог 71.05 координатора. Приемная. Возле секретарши, оживленной и похорошевшей, склонился, рассказывая интересное, референт Валя. При виде директора он распрямился, стал серьезным и сочувственным: - Они у вас, Валерьян Вениаминович. И главный бухгалтер. Были у него, у плановиков, в отделе кадров... - Ясно. Связь с Корневым, с крышей? - это был вопрос Нине Николаевне. - Связи нет, и Терещенко скоро не обещает. На 130-м уровне, он говорит, нужен дополнительный каскад инвертирования, а туда еще не подвели электричество. Кроме того, он сомневается, сможет ли с аппаратурой подняться на крышу: в последних десяти этажах все на живую нитку, даже лестница без перил. - Но Корнев и его команда как-то добрались! - Вертолетами, Валерьян Вениаминович, с самого низу. Им и грузы так доставляют. - Передайте Терещенко, что если через час связи не будет, то этим он окончательно докажет свое несоответствие занимаемой должности и сегодня же будет уволен. Что значит: нет электроэнергии, нельзя добраться! Есть аккумуляторы, есть подъемные люльки, те же вертолеты... Да и лестница без перил - все же лестница. Любитель комфорта!.. Вы, Валя, сейчас отправляйтесь на крышу. Выразите Александру Ивановичу мое неудовольствие тем, что он не согласовал свою работу на крыше и не обеспечил связь. Известите о высоких гостях, которые рассчитывают на встречу и с ним. Пусть спускается. Сами сразу обратно, ясно? - Мне-то ясно, а вот Александру Ивановичу...- В голосе референта не было энтузиазма. И он, и Пец понимали, что на крыше сейчас жарко и не такой человек Корнев, чтобы упустить свежего работника. - Все, исполняйте. И Валерьян Вениаминович проследовал в кабинет. Главбух был бледен и трепетал. Страшное озабоченно помаргивал. Зампред был гневно-торжественен. Все трое сидели за столом для совещаний. Перед Авдотьиным веером, как карты, были раскинуты бумаги. Как ни настраивал себя Валерьян Вениаминович, что ничего он не боится, но все-таки, живой человек, почувствовал противную дрожь в поджилках. - Ну, знаете!..- встретил Авдотьин директора возгласом.- Я два десятка лет на контролерской работе, но подобного не видывал. Думал, в письмах и жалобах на вас процентов девяносто наврано, слишком такое казалось невероятным. А теперь убедился, что не только не наврано, но отражена в них лишь малая доля ваших, будем прямо говорить,- зампред нажал голосом,- преступлений, товарищ директор! Ваших и главного инженера. . - Я предупреждал... предупреждал и Валерьяна Вениаминовича, и Александра Ивановича,- блеющим голосом сказал главбух.- Но они приказывали... Я предупреждал и о том, что буду вынужден сигнализировать. "Ты сигнализировал и чист, чего же ты сидишь с видом навалившего в штаны?" - мысленно огрызнулся Пец, усаживаясь напротив Авдотьина. - Вот,- тот нервно листал бумаги.- "Оплатить. Пец", "Оплатить под мою ответственность". И будет ответственность, очень серьезная, за вопиющее попрание финансовой дисциплины, за левачество... А нарушения трудовых законов! Вот: приказы о повышении в должностях одних и тех же лиц дважды и трижды в течение недели. Увольнения без предшествующих взысканий, немедленные: "...лишить пропуска и выдворить с территории института до 24.00"! Вы что - диктатором себя возомнили, удельным князем? Да за все эти художества вас и Корнева необходимо судить! - Ну-ну,- подал голос Страшнов,- зачем такие слова? - А как вы думаете?! - разгоряченно повернулся к нему зам. - Что ж,- молвил Пец,- может, это действительно выход из положения: судебный процесс надо мной и Корневым. Желательно показательный, с привлечением общественности и прессы. Возможно, суд и установит, как надо работать, не нарушая законов, в условиях, никакими законами не предусмотренных. - Смотрите, как рассуждает! - зампред даже всплеснул руками.- Вы что, хотите сказать, что для вас законы не писаны?! Валерьян Вениаминович тоже разгорячился от нервного разговора, хотел ответить резко. Но его опередил Страшнов. - Но ведь, кроме шуток, Федор Федорович, все так и есть,- мягко заговорил он,- не написаны еще для неоднородного пространства и времени законы и инструкции. Со столь серьезной спецификой нельзя не считаться... Я одного не пойму, Валерьян Вениаминович,- повернулся он к Пецу,- почему вы не обратились со своими затруднениями к нам? Обсудили бы, придумали что-нибудь вместе. Ведь насчет благожелательного отношения крайкома у вас сомнений быть не должно: средства и фонды для вас изыскивали, кадрами помогали... - Раз поддержали бы, другой - отказали, третий - середка на половинку,- ответил директор.- И все это были бы полумеры, все на грани конфликта с законами. Да и времени бы это отняло у нас - самого дефицитного, нулевого!