мне - надо остановиться и разобраться. "Закон возрастания потребностей" - он даже в политэкономии записан. Но почему он такой?.. Такова природа человека. А почему она такова? Почему у зверей нет возрастания потребностей? Да и у нас, если говорить об основных-то, животных, этого нет... ну разве полакомиться чем-нибудь дефицитным. Но как только удовлетворены основные, каждый начинает косить ненасытным оком: а как другие живут, что едят и носят, какая мебель, квартира, автомобиль, дача, пост, жена, любовница, электроника, записи, стиральная машина.. Вот тут и подхватывает людей нечистая сила: хочу, чтоб не хуже, чтоб у меня больше и лучше было! И пределов этой жажде нет. Он подергал нос, усмехнулся: - Как все-таки подла наука! Вот произнесли слова: закон возрастания потребностей - и всем кажется, будто разобрались, закон открыли... Лепечем об объективном познании, а сами настолько субъективны, что боимся и подумать, что наши чувства, стремления, потребности могут иметь иной объективный смысл в эволюции мира. Удовлетворяем их, переживаем удовольствие, порой счастье, возникают новые стимулы, утоляем и их... И кажется, что в этом и есть смысл бытия, что все блага Земли запасены именно для нас, что так и должно быть. Действительно, "должно" - да только не в том смысле. Дрожжевые микроорганизмы тоже радостно питаются, что-то выделяют, размножаются - и не думают, что утолением своих потребностей создают процесс брожения в тесте в интересах хлебопека. - Даже так?! - поднял брови директор. - Что? А... нет, Вэ-Вэ, не так: нет Вселенского Хлебопека, нет бога, кроме потоков материи-действия, потоков времени. Это-то самое и обидное, самое смешное и постыдное: что наша, "венцов творения", психическая жизнь - самая сложнота, самая вкуснятина в романах и фильмах - суть множественное проявление чего-то очень простого, проще всех слов. И главный смысл наших чувств, наших страстей и стремлений - тот, что они есть связи со средой, связи, делающие нас всех частями крупных и тоже очень простых процессов в мире. Поскольку вы изучали индийскую философию, для вас это не должно быть новым. - Изучать-то я изучал...- задумчиво сказал Пец.- Только, боюсь, нынешнее взрывное развитие мира и для индийских мудрецов составляет немалую загадку. - А, ну в этом-то как раз я в своих размышлениях преуспел, могу, если желаете, просветить, и вас. Дело простое. - Давайте. - Начнем с турбин,- помолчав, заговорил Корнев.- Это самый удачный тип двигателей, поршневые - паровые ли, внутреннего ли сгорания - только путаются у него под ногами, мешают окончательно завоевать мир. Идею его знали античные греки, а в ход она пошла всего два века назад. Возьмем электричество и магнетизм: основные эффекты - зарядовые, химические, магнитные - знали тысячи лет. Технологические возможности для постановки опытов Гальвани, Петрова и Фарадея - проволочки, лягушки, угли, кислоты и прочее - существовали столько же; а реализовалось все два века назад. Я вам больше скажу: современная электроника - именно современная, полупроводниковая, на кристаллах - могла бы развернуться тысячу лет назад, в компании с электротехникой, разумеется. А химия? - Огромное количество знаний, идей, технологий пылилось от времен ранних алхимиков до середины XVIII века. А книгопечатание, известное еще древним китайцам? А медицина, коя валяла дурака тысячи лет - опять-таки до времен, когда всерьез началась борьба против эпидемий, за сохранение здоровья и продление жизни бесценных "венцов творений"?.. То есть два века назад пришло время. Мы толкуем это в переносном смысле, дескать, наступило время удовлетворения извечных потребностей людей посредством открываемых наукой и технологией возможностей... что, конечно, чушь собачья, потому что большинство потребностей современных людей порождены прогрессом, открывшимися возможностями, это круговой, вихревой процесс. А время пришло в самом прямом, простом смысле - и вы. Валерьян Вениаминович, знаете - в каком. - Вы все-таки скажите сами. Не вербуйте меня в сторонники, рано. - Я не вербую, но что вы это знаете, уверен. Оно пришло в смысле спада напора несущего нашу планету потока материи, отчего и расплывается, размахривается турбулентная сердцевина - сиречь сама планета. И вы, и я такое видели многажды, так что не увиливайте. А то, что осуществляется все через нашу мощную деятельность по утолению все новых и новых - откуда только берутся! - потребностей и замыслов, означает лишь, что наша психическая и интеллектуальная жизнь есть время, овеществленное в нас. Или, точнее, в нас овеществлены градиенты растекания потока времени. - Сильно! - крутнул головой Пец. - Мысль, между прочим, не моя, я ее у Андрея Платонова нашел. Могучий был ум, не хуже древних риши. В "Котловане" у него сказано: "Дети - это время, созревающее в свежих телах"-. Кстати, это и к нынешним детям, и к молодым людям относится: они чувствуют в себе свое время и не могут - не не хотят, а не могут! - походить на нас. Оба помолчали. Густо было, сейчас в воздухе просмотрового зала от больших мыслей, можно было долго молчать. Но Корнев еще не выговорился: - Вовсе не обязательно, что это конец для планеты - наша цивилизация. Вы не хуже меня знаете, что у многих миров в MB набор выразительности идет не плавно, а с колебаниями, возвратами - и на спаде эти гармоники повторяются. Возможно, и для Земли так... - Даже вероятно, поскольку слишком круто наш "прогресс" пошел,- кивнул Валерьян Вениаминович,- не для миллиарднолетней жизни мира эти перемены за века-секунды. Что-то должно притормозить. - Что-то, да не кто-то. Не мы, дорогой Валерьян Вениаминович,- горько (так что у Пеца мурашки по спине прошли) рассмеялся Александр Иванович.- Через утоляющего свои раскаленные потребности человека может осуществляться только смешение. Развал планеты. А ежели он притормозится, время снова потянет планету на выразительность, то и человек - такой, как он есть,- не нужен. - Ну, это вы слишком,- растерянно сказал Пец. - Почему слишком? Вы не хуже меня знаете, что в будущем - то есть опять-таки во времени - на этот случай для нас кое-что припасено: не ядерная война, так экологический кризис... Да и в душе своей все мы, даже разглагольствуя о непрерывном росте потребностей и благосостояния, чувствуем: не может такая лафа продолжаться вечно - и тебе квартиры, и магазины, непыльная работа, поездки-полеты, полно развлекухи, шмотки, услуги... У других тварей ничего, а у этих - у нас- все. В глубине души мы себе цену знаем - поэтому и глотничаем. III - И объясните вы мне, Валерьян Вениаминович, ради бога,- продолжал Корнев с мучительными интонациями, повернув к Пецу худое лицо с лихорадочно блестящими глазами.- Ну, ладно: потребности в еде, тепле, продолжении рода, страх боли и гибели- против этого спорить нечего, основное качество нашей и всех животных плоти. Но вот не потребности - проблемы, не пошлая суета ради чав-чав и самки - творческая деятельность... это-то что? Все эти мальчики с голубыми, синими, серыми, карими, черными... но непременно одухотворенными - глазами, со способностями и мечтой, с энергией и умением, когда поэты в душе, когда деляги, чаще серединка на половинку, вроде меня... мы-то с вами что такое? С нас ведь начинаются экспоненты необратимого изменения мира: с того, что кто-то один придумал прямохождение, другой рычаг, третий колесо, четвертый огонь... Без этого и человечества не было бы - осталось бы обезьянство. Но и мы, творческие мальчики, тоже далеко обычно не заглядываем: ну, замечаем проблемы, формулируем задачи, выдаем идеи, решения, изобретения. Тот - чтобы подзаработать, другой - остепениться, третий ради Госпремии и славы; иным и вовсе просто интересно возиться с приборами и реактивами: что выйдет? И каждый выдаст что-то новое, открывает дороги-возможности, по которым устремляются толпы жадных дураков. И получается, что их страсти подогревает, утоляя и дразня, наша слепая активность мысли. У свинца свойство тяжесть, у щелочей - едкость, а у нас активность мысли! Он снова заходил по комнате, то удаляясь от Пеца, то приближаясь. - Активность мысли, творчество, смекалка, инициатива, поиск, изобретательность, горение... какие слова! И все это вместе именуем познанием. Мы, комочки протоплазмы, существуем благополучно только в оранжерейных условиях нашей планеты, в узеньком диапазоне температур, в стабильном тяготении, в атмосфере с кислородом и достаточной влажностью... Посредством ухищрений, комфорта, приспособлений мы умеряем, гасим, отфильтровываем огромность Мира, его просторы, энергии, скорости, температуры, силы, миллионнолетние длительности и взрывные скорости процессов - приноравливаем все к своей ничтожной сиюминутности, к слепоте и слабости и называем это познанием! Познание Мира, ха! Да оно уничтожит любой такой комочек, если напрямую-то, без щелочек и фильтров... Лопочем: великие открытия, великие изобретения. Но что есть их величие, как не размер дистанции между истиной и нашими представлениями? Не вернее ли говорить о громадности наших заблуждений?.. Остановился напротив Валерьяна Вениаминовича, посмотрел заинтересованно: - Давайте-ка обсудим этот вопрос, он того стоит. До теории Пеца и турбулентной гипотезы Любарского был некий Поль Адриен Морис Дирак, англичанин гасконского происхождения. Он предложил теорию вакуума, из которой следовало, что каждый объемчик физического пространства размерами в нуклон... уже содержит в себе этот нуклон. То есть "пустота" имеет плотность ядерной материи. А частицы и образующиеся из них вещества, которые мы воспринимаем, есть возбужденные состояния вакуума, редкие флюктуации его. В подтверждение он предсказал антиэлектрон - позитрон, антипротон... И только это и прижилось в физике. А главная идея была воспринята всеми как математический формализм с примесью сумасшедшинки: как это может быть, чтобы пустота имела ядерную плотность в миллиард миллиардов раз плотнее нас, весомых тел? Чушь!.. Так, Вэ-Вэ, я ничего не переврал? - Нет.- Тот смотрел на Корнева снизу вверх с любованием.- Вы, я вижу, здесь время не теряли. - Эх, может, лучше бы я его потерял!.. Но дальше: вспомним - и это вы знаете лучше меня,- что в древнеиндийской философии главным является представление о Брахмо-Абсолюте, о чем-то таком, что наполняет все и вся снаружи и внутри, и абсолютно, совершенно категорически превосходит по всем параметрам различимый мир. У древних китайцев к этому близко понятие дао. Мы тем и другим по европейской спесивости своей пренебрегаем: азиаты, мол, да еще древние, ну их!..- но с теорией Дирака-то в масть. И с идеей праматерии Гейзенберга - тоже. И, главное, с тем, что наблюдаем в MB в самых обширных масштабах, в масть. То есть действительно так! Следовательно, суждение древних индусов, что только Брахмо и стоит знать-понимать, чувствовать, правильное понимая, представляя, чувствуя это, мы тем самым знаем 99,9999. словом, после запятой еще шестнадцать девяток - процентов существенного содержания мира - то есть практически все. - Но, Валерьян Вениаминыч, но!.. Это главное знание о мире настолько просто, что для восприятия его не надо сложных теорий, разветвленных умствований и выкладок. Да что - мозга человеческого не надо. Может, лучше без него спинным воспринять, промежностью, той самой Кундалини, или просто плотью живой... Птица, поющая в небе, греющаяся на солнышке змея, возможно, лучше понимают мир, чем мы с вами, терзаемые тысячью проблем! Он замолчал, зашагал. Молчал и директор. Здесь стоило помолчать. - Так что же против этого простого знания все наши сложные, множественные знаньица: от кулинарии до техники физического эксперимента и до теорий? - как бы сам с собой заговорил Корнев; голос его то затихал с удалением, то нарастал.- Знание, как достичь мелких удовольствий, или, в лучшем случае, мелких результатов, которые суммируются в... извините, "прогресс". И бурлит слепая активность мысли, навевает иллюзию власти над миром. Энергия подвластна нам: хотим - это включим, хотим - другое... но что-то непременно включим! Вещества подвластны нам: хотим - то из них сделаем, хотим - другое... но что-то непременно сделаем! А натуре все равно: лишь бы с пустотами и лишь бы включенное нами выделяло тепло... И все напористее, активнее, больше, чаще, сильнее, выше, дальше, ярче, громадное, лучше, чем у других! - Александр Иванович остановился, повернул к Пецу искаженное лицо.- А ведь что есть самоубийство, Вэ-Вэ? Активная смерть. И скажите вы мне, Валерьян Вениаминович, объясните, бога ради,- проговорил он, помолчав, с прежними мучительными интонациями.- Вот в Таращанске Шар рвал дома и почву. А здесь я, расположив надлежащим образом экраны, использовал это для образования котлована под башню и погружения труб. Так если отвлечься от "для" - ведь то же самое делалось-то!.. Вот и растолкуйте вы мне: что такое мой ум, вся разумная деятельность наша? Наша ли она? Свои ли мы? Что такое мы? ГЛАВА 24 ОБСУЖДЕНИЕ Мысли не деньги, лишними не бывают К Прутков-инженер Мысль No 1 Пец стремился поговорить с Корневым - но если бы знал, какой выйдет разговор, то, пожалуй, повременил бы. А теперь приходилось принимать бой не будучи готовым, когда у самого мысли в смятении. И нельзя, как в иных критических ситуациях, по-быстрому подняться вверх, чтобы обстоятельно обдумать все в ускоренном времени, подобрать доводы,- потому что и так на крыше; не в кабину же ГиМ удаляться от Корнева, который стоит напротив, смотрит с болью и надеждой. Невозможно отговориться и неотложными делами - все дела покорно замерли внизу. ...Ситуация напомнила Валерьяну Вениаминовичу, любителю индийского эпоса, сцену из "Махабхараты": когда два враждующих родственных клана Пандавы и Кауравы сошлись для решительной битвы, а вождь Пандавов Арджуна, увидев в рядах противников родичей, близких, уважаемых людей, пришел в отчаяние и хотел отказаться от боя. Тогда его колесничий бог Кришна остановил время и в восемнадцати главах своей Божественной песни ("Бхагаватгиты") обстоятельно объяснил ему неправильность, нефилософичность такого отношения к предстоящему сражению, к своему долгу воителя и властителя, а заодно и многие вопросы глубинной жизни мира. Поэму эту Пец знал на память. Сходство, впрочем, было лишь в том, что вопросы встали самые глубинные; да еще в том, что время замерло. Александр Иванович, хоть и в отчаянии, не походил на царевича Арджуну, а сам Пец, тем более, на бога Кришну. Куда!.. К тому же с надчеловеческих, вселенских позиций выступал сейчас Корнев, практик и прагматик, а не теоретик Пец. Немало из сказанного им сходилось и с мыслями Валерьяна Вениаминовича, с мыслями, возникшими не только от работы в НПВ, от исследования Меняющейся Вселенной, но и более ранними, знакомыми, вероятно, каждому много пережившему и много думавшему человеку: что под видом самоутверждения людей, коллективов, обществ, их борьбы за место под солнцем, за счастье, за свои интересы, за блага, за выживание - на Земле делается что-то совсем другое. И теперь становилось понятно - что. И тем не менее Валерьян Вениаминович понимал, что поддаваться нельзя: обидно, противно... нельзя, да и все тут. - Прежде всего я горжусь вами, Саша,- начал он.- Я знал, что вы умница и талант... более, как думалось, по инженерной части. Но таких смелых, обширных, общих мыслей, когда и мне, так сказать, старому прожженному умнику, приходилось глядеть на вас снизу вверх, я, признаюсь честно, не ждал. Сильно! Корнев сделал нетерпеливый жест рукой, как бы отмахиваясь от этих слов: не надо, мол, давай по существу. - Но... ведь вот что у вас выходит: города и поселения, все, с ними связанное,- свищи, болячки на теле планеты, горячечная сыпь. Сама цивилизация наша есть болезнь, от которой мир может 'исцелиться, но может и погибнуть... Хорошо, продолжим в том же духе: сами планеты, а тем более звезды и звездно-планетные системы - вихревые язвы на теле галактик. Они ведь тоже выделяются признаками повышенной температуры, загрязняют окрестную чистоту пространства излучениями, испарениями веществ, ведь так? И сами галактики суть свищи, чирьи и прочие фурункулы на незримом теле Вселенной... Вы не находите, что здесь мы распространяем обычные понятия, пусть и в самом общем виде: смешения, упадка, разрушения - далеко за дозволенные для них пределы? Кстати, не ново это утверждение о жизни как болезни материи. - Эх... эквилибристика это все, Вэ-Вэ, милая академическая эквилибристика! Ну, не болезнь - повышенная изменчивость, брожение материи, а разум - фермент в этом брожении. Как ни назови, все равно выходит, что наши чувства, мысли и вытекающие из них дела имеют не тот смысл, какой мы этому придаем. Не наши они! - Ну вот, не из медицины, так из кулинарии - брожение. Надо мыслить более строго, философскими категориями...- Пец все-таки более защищался, чем нападал.- Да, наши наблюдения в MB и даже, в известной мере, ваше рискованное обобщение их - показывают, что мы объединены со вселенскими процессами гораздо плотней, чем представляем. Тем не менее невозможно согласиться, что мы в них марионетки и кажимость. В конце концов, как вещественные, интенсивно чувствующие образования, мы есть, во-первых, выразительная и, во-вторых, познающая форма материи. Ведь мы немало узнали здесь: и вы, и я, и другие. Для чего-то же люди исследуют мир. Не ради только презренной пользы! Это вышло неубедительно, слабо - Пец и сам это понял. Корнев грустно улыбнулся. Скинул туфли, забрался на стол с ногами, обхватил колени; правый носок был с дырой, оттуда высовывался палец. - Не знаете...- сказал он устало и уверенно.- И вы не знаете. Что же, я не в претензии, в конце концов, мы с вами одним миром мазаны, узкие специалисты. Да и не хочется, чтобы мы оказались марионетками, ох как не хочется, Вэ-Вэ! И что жизнь наша - кажимость... Знаете, бывает, снится что-нибудь, ты целиком в этом сне, живешь наполненной жизнью. А потом... ну, приспичит по малой нужде - вскакиваешь, идешь в туалет, сделал дело, вернулся в постель - и не можешь вспомнить, что снилось. Даже смешно: только что переживал, потел, чего-то там добивался, оказался перед кем-то в чем-то виноват, влез в ситуацию всеми печенками... и как не было. вами не случалось? - Случалось,- усмехнулся директор. - Неужели это модель нашей жизни и смерти, Вэ-Вэ? Ой, не |хочу!.. Вот - заметили, наверно? - я ввертывал то есенинское, то из Платонова, даже из древних индусов. Это я здесь поднабрался,- Корнев мотнул головой в сторону профилактория.- Искал ответы, изучал литературу - покрепче, чем для какого-то проекта или диссертации. Немало книг из городских библиотек перебрал, всех заново для себя открыл: Пушкин, Гоголь, Достоевский, Толстой, Чехов, Успенский... В школе ведь мы их проходили. Когда преподаватели корявыми казенными фразами пытаются объяснить, что они, гиганты слова и мысли, хотели сказать,- это в сущности издевательство, признанное воспитать у детей стойкое отвращение к литературе, что обычно и удается. А теперь увидел: их мир не меньше нашей MB, хоть и на иной манер...- Александр Иванович говорил задумчиво и просто.- Но, знаете, только Толстой сумел углядеть в войнах французов волновые перемещения, всплески и спады, подобные тем, что мы напрямую наблюдаем. Это век назад, без техники - гением своим проник. Андрей Платонов тоже проникал в первичное - но у него оно отдельными фразами просвечивает, а то и просто в глаголе, в эпитете обстоятельно не высказывался, хотя сказать-то мог, наверное, поболе графа. Опасался, вероятно: за мысли посадить могли, а то и расстрелять... А другие вникали более косвенными вопросами. Живешь, действительно, все кажется нормальным и ясным - а прочтешь, как Митя Карамазов, пристукнув пестиком взрастившего его старика, заказывает четыре дюжины шампанского, да балычку, да икорки, да конфет, едет кутить в Мокрое, ведет там себя собачкой... и начинает схватывать внутри: да что же мы такое - люди? И что есть чувства наши? Понимаете...- он в затруднении пошевелил рукой волосы,- там чувствуешь не как в обычной жизни - глубже, общее: не может быть, чтобы весь этот ужас и позор были только поступком, который можно сквитать казнью или сроком. Или - что движения войск и решения командующих, описанные Толстым, происходят лишь ради завоеваний, освобождения, победы или поражения. За всем этим иное, вне добра и зла. Просто - иное. - Между прочим, и вы сейчас излагаете, что они хотели сказать, своими словами,- не без ехидства заметил Пец. - Излагаю... но не навязываю. И оценок ставить не собираюсь. Я ведь к тому, что и в этом деле стремительный количественный прогресс при качественном регрессе... не знаю уж, по закону ли Вина, или как. Число книг-журналов нарастает по экспоненте, а мыслей, чувств, вопросов они не вызывают. А ведь до тех пор и жив человек, пока задается такими вопросами, чует первичное бытие. Перестанем, сведем все к удовлетворению потребностей - хана: нет людей, есть руконогие желудконосители, нет человечества - есть миллиардноголовая коллективная вошь, облепившая Землю. Корнев вдруг снова скорчился, притянул туловище к ногам, положил подбородок на колени: - Да что на других пенять - и со мной вчера было такое, в духе Достоевского. Впрочем, не Достоевского: его Раскольникову понадобилось двух старух зарубить, чтобы себя понять, а мне... Нет, это даже не для Гоголя, не для Щедрина, великих сатириков. В самый раз для Зощенко, для его рассказа на страничку. - Что было-то? - полюбопытствовал Валерьян Вениаминович. - Да-а... и говорить не о чем. Ну, зашел там же на вокзале побриться, а за креслом Боря, -вместе в школе учились. Я его и не видел с тех пор, едва признал. А он-то меня узнал сразу, еще бы! Выяснилось, что и все одноклассники меня помнят, гордятся - так сказать, большому кораблю... И он сам был рад и горд, брея меня, так разговаривать: на "ты", с "а помнишь?.." - сыпал забытыми именами, бросал довольные взгляды, на коллег за соседними креслами. Я понимал, .что произвел некоторое событие в его рутинной жизни, что после моего ухода он будет рассказывать, как мы с ним в школе и то, и се, курили за уборной... а теперь такой видный человек! И вернувшись домой, он скажет жене: а знаешь, кого я сегодня брил?.. И я вел себя, как подобает: демократично, но и сдержанно, с дистанцией, даже контролировал в зеркале выражение намыленного лица - чтоб и волевое, и одухотворенно-авторитетное. Как подобает, распро......! - На этот раз Корнев выругался совершенно чудовищно; Пец и бровью не повел.- А когда вышел, так стало тошно! Ладно, был бы я просто главинжем крупного НИИ или там академиком, министром - но подниматься каждый день в Меняющуюся Вселенную, наблюдать рождение, жизнь и гибель миров... да еще так тонко понимать великих писателей, как я вам сейчас вкручивал,- и оказаться в простом деле чванливым пошляком! Александр Иванович скорчился еще более, напрягся телом, ткнул лицо в колени; распрямился, продолжал, тоскливо глядя мимо Пеца. - И ведь не только это во мне. Стремление к успеху, к власти, у утехам, к победам над соперниками не уменьшилось от познания MB - временами распаляется еще больше, прикидываю, как и это сверхзнание употребить для того же. А ведь были и есть люди, куда меньше меня знающие, но с душой поглубже моей плоскодонки,- они живут, мыслят, соотносятся с другими куда лучше, светлее, опрятнее. Слова, ничто, Вэ-Вэ, образ жизни - все. Этим и древние риши покоряли умы, вы знаете да и недавний Махатма Ганди. И граф Толстой лет двадцать терзался несоответствием между своими идеями и образом жизни, наконец решился, дал деру из усадьбы... да вишь, поздно. И мы все, вероятно, спохватимся с образом жизни слишком поздно, так и будем до конца сотрясать воздух словесами, производить впечатление, какие мы умные и интересные. - А вот я, между прочим, электробритвой пользуюсь,- сказал Валерьян Вениаминович.- У меня хорошая, японская. Корнев поглядел на него без улыбки: - Не надо иронизировать, Вэ-Вэ: мол, мелкий факт и такие глубокие выводы. Это ведь как в том кризисе физики: все факты соответствуют классической механике, а один, постоянство скорости света, нет - и теории летят к черту. Так и здесь: если не в трудах своих, кои все от надо, не в изобретениях и даже не в глубокомысленных речах сейчас, а там, в парикмахерском кресле, я обнаружил себя до самого донышка, то - чего же стоит остальное? Что весит мое огромное, но не прошедшее через сердце знание? Нуль. - Но... ну-ну! Вы уж совсем...- Валерьян Вениаминович встал, прошелся, сунув руки в карманы, наклонив голову; собирался с мыслями. Больше всего ему было жаль корчившегося от душевных мук Корнева, хотелось как-то выручить.- Не надо так болезненно все воспринимать, Саша. Я понимаю, эти наблюдения навалились на нас сразу, в них много такого... не каждому по плечу. Но, понимаете, их исключительность не делает нас с вами автоматически интеллектуальными гигантами. В принципе, на нашем месте могли оказаться другие люди - и на вашем, и на моем. Давайте не считать себя самыми умными людьми в мире: если мы сейчас не поймем всего, то, как вы говорите, хана. Не хана. И кстати, давайте не забывать, что у нас здесь было-перебыло столько ошарашивающих, сногсшибательных открытий и идей... Это банально, но я призываю вас к скромности и смирению. - Да не могу я так, Вэ-Вэ, не умею! - сказал Корнев глухим голосом.- Если я вникаю в дело - да еще в такое! - я не могу не считать себя самым умным в нем. Или так - или я действительно бродильный фермент в процессах, которое мы ошибочно считаем "созиданием" и "познанием". Марионетка. - Ну, вот вы опять! Саша, все это не впервой: не раз и не два познание мира пребольно щелкало человека по носу, теснило его самоуважение, спесивый антропоцентризм. Считали Землю всей Вселенной, а себя созданным по образу и подобию божию, никак не меньше. Выяснилось, что Земля - шар, люди, подобия божьи, в противоположных местах ориентированы друг относительно друга самым несолидным образом. Шум, шок, скандал... "Но зато уж наша планета - самое большое тело. И солнце светит только для нас, и луна, и другие тела вокруг нас вращаются. А звезды и вовсе украшения небесной сферы - чтоб было приятно для глаз". Новый шок: не солнце всходит и заходит, а Земля вращается вокруг огромного светила в ряду всех планет, среди которых она - одна из малых. Снова шок, скандал, костры. А вскоре выясняется, что не божьи мы подобия, а мерзких обезьян... опять негодования, обиды "обезьяньи процессы". Смирились с трудом. "Но зато уж Солнце - самое. Единственное. Средоточие!" Оказалось, что и оно - рядовая звезда на окраине Галактики. "Но зато уж наша Галактика!.." Выяснилось, что и галактик во Вселенной навалом.- Валерьян Вениаминович перевел дух; давно ему не приходилось говорить так горячо и убедительно.- И всякий раз крушение иллюзий было болезненным - но в конечном счете полезной, здоровой встряской развивающейся человеческой мысли. Думаю, так будет и сейчас. Корнев, сидя в той же позе на столе возле проектора, следил за директором исподлобья с легкой усмешкой; в глазах возникли и исчезли искорки. - Положительный вы какой-то, Вэ-Вэ. Просто образцовый. - А необязательно всем быть с декадансом, с червоточиной! - задорно парировал Пец. - Да, конечно. Так мысль человеческая развивается? Прогресс наличествует? Музыка играет, штандарт скачет? - Ну... это, на мой взгляд, даже не тема для спора. Подумайте сами; неужто природа с ее вселенским могуществом и размахом не нашла более простых способов разрушать, распылять планеты, чем через наши дела, изобретения, труды! Да у нее полно таких возможностей, и мы их видели в MB. Все они взрывные преимущественно... - В темпе "кадр-век" развал через цивилизацию как раз и будет выглядеть взрывом. - Да бросьте, Саша! Уж не говоря о всем наземном, как вы объясните в своей гипотезе развала космоплавание? Вы его почему-то обошли. Ведь там такое скопление идей, изобретений, достижений - сгустки мысли людской вылетают в космос, не просто тела! - Я не обошел... просто я подумал, что вы и так поняли. Но раз нет - я вам это все покажу. Александр Иванович слез со стола, выбрал из стопки кассет одну, вставил в проектор, протянул и заправил ленту, выключил свет в зале. II На экране пошли - с надлежащей переменой планов и ритмов, с переходом съемок с дневной части на ночную и обратно - импульсные кадры жизни одной из землеподобных планет MB. Сначала крупные: материки, моря, извивающиеся ветвистыми змеями долины рек; переползают цветными амебами водоемы и растительные покровы по суше, пульсируют год от года ледники у полюсов и на вершинах горных хребтов. Сначала только по легкому помутнению атмосферы да по новым очагам света в ночной части Пец мог угадать, что на планете шло послеэкстремальное смешение. Но вот в ближних и сверхближних планах показались первые, заметные более размытостью, тепловым свечением и точечными пузырьками "сыпи", свищи. - Вот они на верхнем берегу моря... на северном, если для Земли, ну, а там-то кто знает,- вон у отрогов хребта,- указывал и комментировал главный инженер, стоя по другую сторону проектора.- Вон на нижнем берегу, при впадении реки. Можете толковать, как хотите, Вэ-Вэ, но, по-моему, вы слишком легко отметаете: неужели, мол, природа ничего другого не нашла!.. Для газового или расплавленного состояния веществ найти способы изменений не штука.- А вот для твердого состояния: как ему пузыриться, рыхлиться и течь потоками? Вполне возможно, что, окромя "созидательной деятельности разумных существ", здесь ничего более и не изобретешь... Разрастается сыпь-то, тепловые "трещинки" соединяют ее скопления, лучатся от "свищей" - видите? Это, полагаю, там массовое производство пошло и "покорение природы". В соревновательном темпе: кто лучше, кто быстрее, кто больше. Давай-давай! Надо-надо!..- Голос Корнева зловеще, саркастически как-то похрипывал.- Похоже, мы проскочили уже шесть секунд развития, соответствующие трем векам нашей НТР, теперь на той пленке прокручивается наше будущее. Видите: ледниковые шапки около полюсов уменьшаются, горные ледники тают, атмосфера мутнее, ночная сторона все ярче излучает... Думайте, как хотите, но, боюсь, это выгорают добытые в недрах там угли, нефть, сланцы, газы, переплавляются в нужные им металлы руды, выдавая в среду ненужный дым, золу, пыль, шлак. А "свищей"-то все больше, Вэ-Вэ, а тепловых растрескиваний от них сколько ветвится - не дороги ли это с интенсивным движением? А то и воздушные трассы, и морские... Пец стискивал зубы, сдерживал желание крикнуть "Не надо!" Он было воспрял, высказывая возражения и доводы, стремясь направить все по накатанному пути научного обсуждения - и тем успокоить не только Корнева, но и себя. А сейчас зримые факты, которые не Александр Иванович, нет, сама Меняющаяся Вселенная пригоршнями швыряла в лицо,- испарили, превратили в ничто его ученую логику, профессиональную искусность. И чувствовал себя Валерьян Вениаминович просто щенком, которого взяли за шкирку, подняли высоко: гляди, кутенок, на большой мир! Щенок скулит и дергает лапками; ему не нужен, страшен этот мир, хочется на пол в прихожую, где пахнет ботинками, пылью и написанным в углу. - Обратите внимание на волнение в зоне этого большого "свища", Вэ-Вэ,- указал Корнев,- оно почти концентрическое, как от капли на воде. Между прочим, Москву в таком ритме снять, аналогичное увидим: сначала центр вырастает, потом откат жилищной индустрии на окраины, в Черемушки, или там в Теплый Стан - пятиэтажки, девятиэтажки, затем по шестнадцать... а потом опять накат к центру: снос малых домов, сооружение тридцатиэтажных, на проспекте Калинина, например. Ходи, изба, ходи, печь... По генеральным планам волнуются "свищи", по проектам. А вот - ага, наконец! - и первые огненные смерчики выскакивают из мутной атмосферы. Стоп, это надо глядеть подробно. Александр Иванович остановил катушку проектора на кадре, где - в ближнем плане на ночном участке планеты неподалеку от линии терминатора - вырисовалась длинная огненная загогулина. Нижний конец ее был ярок и толст, почти вертикально шел от тверди, а чем выше, тем он изгибался все более полого, утоньшался и тускнел. - Первый "сгусток мысли" пошел в космос,- комментировал главный инженер.- Или это еще испытание стратегической ракеты, как вы считаете?.. Между прочим, если бы не военное противостояние систем, мы на Земле еще лет сто не имели бы космонавтики. Нынче слюни роняем от восторга: ах-ах, высшее достижение цивилизации... а с чего началось-то? С самых простых чувств, как и у всех животных: страх, жажда выжить. Только у животных это выражается оскаленными зубами, выставленными когтями... самое большее, испусканием неблагоуханной струи, как у хорька и скунса,- а у нас ядерными бомбами и ракетами. Снова застрекотал пущенный им проектор. Теперь в затянутых кадрах на ночной части огненные линии и полосы с яркими нижними концами попадались все чаще: изгибающиеся в разных направлениях, круто или полого, а затем и почти прямые. - Ага, это у них уже завоевание космоса пошло,- приговаривал Александр Иванович.- Нет, как угодно, недооцениваете вы это дело с точки зрения развала мира. Мысли в этих "сгустках" все меньше, как и в любой освоенной технике, а вещества, плоти планеты улетает все больше: носители, топливо. Обратно вернется спускаемый аппарат, да и то не всегда. Разве сравнишь с вулканическими извержениями: пальбы и грохоту куда больше, чем при запуске ракет, сотрясений почвы, выбросов лавы тем более... а в космос ничего не улетает. Не так это просто - раскрутить планету на разнос! И чего нас тянет в космос, вы не скажете? Знаем свою Землю в слое не толще кожуры яблока, а туда же... - Хватит! - резко сказал Пец и сел, прикрыв глаза. У него ослабели ноги, тупо давило в голове. Все стало безразлично. Корнев выключил проектор; переждал с минуту, затормошил Пеца: - Эй, Вэ-Вэ, вы что? Не надо отключаться... Ладно, то вы меня старались привести в чувство, теперь я вас буду.- Он включил перемотку, повернулся к директору.- Только уговор: не кидаться на меня с кулаками, не швырять предметы. Вот я ленточку отмотал, теперь демонстрирую снова, только со звуковым сопровождением. Хотите - смотрите, хотите - слушайте. Звуковое сопровождение! В первый раз Валерьян Вениаминович, отвлеченный комментариями Корнева, не обратил внимания, что его нет. А теперь, когда тот запустил проектор, Пец не столько смотрел на экран, сколько вслушивался в бормотание автомата-синхронизатора, призванное напоминать зрителям масштаб времени. Оно было невразумительным: "Вон что! Так, значит?.." - Директор перевел гневно-вопросительный взгляд на Корнева. Тот усмехнулся, остановил проектор: - Да, Валерьян Вениаминович, мы смотрели не послеэкстремальную, а начальную стадию жизни планеты, ее формирование - только в обратном порядке. Я сам на таком не раз обжигался: забывают ребята после сеанса перемотать... Но эту я с умыслом так запустил. Чтобы показать, что наш научно-технический прогресс действительно зеркально симметричен с картиной формирования планет. Как конец с началом. И вершина его, выход в космос, так сказать, космический апофеоз разума - симметричен с явлением аккреции, метеорным дождем, в котором планеты набирают, нагуливают в околозвездном рое пыли и тел свой вес. Иначе сказать, космонавтика как вселенское явление природы - при всей своей научно-технической начинке, корифеях, героях, достижениях и мечтах о контакте - столь же проста, как и явление тяготения. Только с обратным знаком, в другую сторону... А отчетливых съемок, которые можно было бы недвусмысленно толковать как запуск космических ракет на планетах MB, на ихних Байконурах или мысах Канаверал, мы пока не имеем. Чего нет, того нет. Здесь можно ориентироваться только на то, что с Земли произведены уже многие тысячи запусков. За время его речи Пец - он поднялся с кресла и стоял с приоткрытым ртом и таким видом, будто ему не кадры показали, а двинули в солнечное сплетение - пережил много получувств-полумыслей. Самое первое и ужасное: симметрия начала и конца! Затем: ведь в самом деле полет крупного метеора, снятый от конца к началу, трудно отличить от запуска ракеты - как он не догадался! И наконец, выходит: Корнев его разыграл?! Нанес не просто удар, а ниже пояса. - Таким образом, Александр Иванович, окончательным фактом есть то...- только в подчеркнутой вежливости и чрезмерно внятном произнесении слов дал Валерьян Вениаминович проявиться своей ярости,- что показанное вами никакого отношения ни к цивилизации, ни тем более к запуску космических аппаратов не имеет?! - К запускам - безусловно,- невозмутимо кивнул тот.- А насчет остального я бы с выводами не спешил. Как вы знаете, и посадка спускаемых аппаратов, когда у них плавится и горит теплозащита, не слишком отличается от падения метеоров. Может, мы и наблюдали что-то такое: космическое переселение или, скажем, нашествие? Мало ли романов на эти темы!.. И все прочее в том же духе. - В каком духе?! - Прогресс с точностью до наоборот, вот в каком,- сказал со вкусом Корнев.- Почему бы не считать эту сыпь и "свищи" не естественными лавовыми вспучиваниями, не вулканическими вздутиями, а все-таки поселениями каких-то там начальных жителей? Социальные процессы у них идут наоборот: от демократического общества к тоталитарному, от него - к феодально-крепостническому... прогрессивным считается закрепощать работников, чтоб не баловали, не бегали с места на место - чтоб был порядок! - затем к рабовладению, к племенному, к стаду. В технике прогресс идет от высотных зданий к домам пониже, более прочным, с толстыми стенами: лучше помельче, да больше, неладно скроен, да крепко сшит.., а еще лучше и вовсе откопать пещеру в обрыве - безопасно и не дует. Прогрессивно и модно там обрастать шерстью - вместо заботы об одежде... - А спиной вперед они не будут у вас ходить? И из гроба вставать? - Ну-у, Вэ-Вэ, реплика низкопробная, не по уровню вашего мышления! Вам ли, который ввел понятие "объем события", не понимать, что мелким-то событиям наплевать, в какую сторону текут мировые процессы. Будут тамошние существа обыкновенно спариваться и рождаться, дело нехитрое. А вот чуть не так накренился растянутый на тысячи и миллионы лет градиент потока времени - и прогресс превращается в регресс, а регрессивное признается передовым, полезным для общества. В науках, например, будет считаться передовым и полезным больше забыть, чем узнать. Сначала забыть о существовании иных галактик, затем об иных солнцах, потом - что их планета есть шар... и так до утраты членораздельной речи и переходе от "реакционного" прямохождения на "прогрессивные" четвереньки... - Слушайте, Саша, вы же до ерунды договорились! - не выдержал директор.- Сами себя опровергаете. Ведь чтобы было, что забыть и утратить, сначала надо же это знать и уметь. Стало быть, необходимо допустить, что у ваших гипотетических изначальных сразу была высокая культура, огромные знания обо всем... а откуда это возьмется? - Куль-ту-ра... зна-