ых формах жизни там и речи быть не может. Да и Земля-матушка такой была не всегда: миллиарды лет - от катархея, мезозоя, палеозоя - она все четче разделяла стихии, вымораживала избыток влаги в ледники на полюсах и в горах, осаждала муть в первичном океане, соединяла ручейки в реки, вырабатывала все более совершенные формы жизни... Все входило в ее выразительное великолепие: вершины и глубины, полярный холод и тропический зной, бури и штиль, плотность тверди и легкость облаков. Вот... смотрите, как сейчас разрушится эта краса и выразительность - за минуты для нас, за десятилетия для современников! - Голос смотрителя звучал гортанно, он волновался. - Разрушится, потому что под видом прогресса люди все-таки вырабатывали рассеянное тепло. Ядерное уран-плутониевое солнце незримо пылало на планете, соперничая своим спрятанным в реакторах блеском с солнцем настоящим. Избытки тепла сбрасывали в реки, моря и океаны. Вода - прекрасный аккумулятор, но всему есть предел. Люди быстро привыкали к тому, что там, где было холодно, становилось тепло, где было тепло, становилось жарко, где было жарко, становилось адски жарко. Но планета к такому привыкнуть не могла, она стала меняться. Пульсирующие в противофазе шапки льда и снега у полюсов начали уменьшаться. Вот линия снегов не достигает 60-й параллели. Вот серо-зеленый покров, помигав, навсегда остается за Полярным кругом. А вот и на острова Северного - уже больше не Ледовитого океана пришла вечная весна-осень. Сокращаются ледяные поля Антарктиды; черные области не виданной ранее суши обнажаются по краям ледового материка. Тают - тоже от краев - льды Гренландии и Исландии. Водное зеркало планеты расширяется. У Берна перехватило дыхание, когда он увидел, как океан поглощает сушу. В кинематографическом мелькании лет уменьшались долины Амазонки и Параны, вода заливала восточные равнины Южной Америки; континент этот утрачивал прежние очертания. Расширился Гудзонов пролив, слилось с морем Бофорта Большое Медвежье озеро на севере Канады. Дельты и низины рек, впадающих в океаны, превращались в заливы, а они все наращивались вверх по течению. И вот в нижней части поворачивающегося шара за минуты - то есть за считанные десятилетия - дрогнул очертаниями, расплылся, разломился по ножевым линиям хребтов, растекся в океан двухкилометровой толщины вечный пласт льда: Антарктида, главный холодильник планеты. Из-подо льдов обнажаются вольные контуры... многих островов: крупных, разделенных узкими проливами, гористых - все-таки архипелагом оказалось то, что считали материком. На полярных еще дотаивают льды, а северные уже зеленеют. - Так началось Потепление... Видите, облачный покров сплошь обволакивает планету - а вот его вроде как нет, только картины поверхности снова черно-белые. Это что? - Инфракрасная съемка! - пискнули с мест. - Именно. С точки зрения науки это было интересное географическое явление - Потепление. Растаявшие льды добавили к уровню Мирового океана шестьдесят метров. Но это было еще не все: от происшедшего перераспределения масс на поверхность стали "выжиматься" подпочвенные и подземные воды - тот незримый Пятый океан, который по запасу влаги не уступал видимым. Он добавил свои десятки метров к уровню затопления. Четвертая часть материковой и островной суши могла стать морским дном. Самое неприятное было в том, что на этой части суши жила половина человечества, на ней расположилось большинство городов, полей и промышленных комплексов... Поэтому люди, как могли, препятствовали развитию этого явления. Лектор нажимал клавиши на пультике, на шаре выделялись увеличенные участки. Берн видел, как перекрыли дамбой Гибралтарский пролив - Средиземноморье защищено от вод Атлантики. Нитка дамбы протянулась через Скаггерак от северной оконечности Дании до юга Норвегии: заперта Балтика. Выше, северо-восточнее, заперто плотиной гирло Белого моря. Но далее северные низменности оказываются беззащитны перед океаном: слишком велика протяженность низкого берега. На юге планеты океан по долинам рек Муррей и Дарлинг вторгается в глубь Австралии. В Китае он заливает низовья Хуанхе и Янцзы, под водой оказывается общая долина этих рек, самая населенная часть страны. Столь же быстро уходят под воду населенные низовья Ганга и Инда. Но вот попытка океана подняться вверх по долине Амура отражена дамбой. Сохраняет очертания Африканский материк, который почти весь представляет возвышенное плато. Неизменны и контуры Японских островов. Исчезают, тонут коралловые острова в Тихом океане, уходят под воду полукольца из лагун. Вода заливает низменные области на западе Франции, берега Британии; там борьба идет не на жизнь, а на смерть. Вот видно на увеличенных кадрах, как быстрозамораживаемые дамбы окантовывают Британские острова - строго по прежним контурам, в духе доблестного английского консерватизма. Французы действуют проще, нити их дамб проходят по воде где бывшей Гаронны, где Бискайского залива, а из отгороженного выкачивают воду. Ничего, что изменятся привычные контуры страны - была бы она! В Америке точно так огораживают ледовыми дамбами Флориду, оттесняют океан из долины Миссисипи. Но вот - немногие годы спустя - прорывает океан эти дамбы. Вода катастрофически быстро заполняет низины. Снова отступает, обнажает почернелую сушу. Крепостные стены дамб - выше и толще прежних - оттесняют моря. Но ненадолго: рушатся и они. Прорывается в Красное море через Баб-эль-Мандеб поднявший свой уровень Индийский океан, сметает плотины у Суэца, заливает дельту и низовья Нила. Быстро повышается уровень и Средиземного моря - вместе с долиной реки По. Уходит под воду Венеция. Океан на шаре вторгается в Балтику. Рухнула там простоявшая десятилетия Датско-Норвежская перемычка. Под водой оказался весь север Германии и Польши. Скандинавия превратилась в остров с причудливой береговой линией. - Получился порочный круг: для сооружения дамб, для восстановления их как и других разрушений... для всех действий - требовалась все большая энергия, а она в конечном счете превращалась в тепло, сильней разогревала атмосферу и Мировой океан, будоражила природу. Около полувека рассерженная мать-планета выдавала ата-та по попке зарвавшемуся человечеству. (Движение среди малышей: образ был им близок). Однако люди не только спасались и боролись со стихиями, но и - искали. Искали способы взаимодействия с природой, при которых тепла бы выделялось поменьше, а смысла и пользы получалось побольше. Так прежде всего были изобретены "летающие острова" из вакуумной сиалевой пены - на них спасли многих и многое. Но самым главным был... что? - Способ выращивания кораллов... розовых кораллов? - загомонили детишки. - Способ Инда! - Именно. В 105 году Индиотерриотами тогда еще его звали просто Инди - разработал и стал с помощью энтузиастов внедрять, где мог, способ направленного быстрого роста в морской воде коралловых полипов. Чем теплее была вода и чем больше в ней было мути, грязи, солей, тем успешней они превращали ее в сушу. Смотрите, как это начиналось. На шаре выделялась зона Восточно-Китайского моря с остатком кораллового архипелага Сакисима. Там за сократившееся в минуту десятилетие вырос розовой подковой остров величиной в сотню километров. Он обволок соседние. В сушу превратилась и его середина. Еще минуту спустя он стал величиной с Суматру. И сейчас при воспоминании о том, что он увидел дальше, у Берна сильно забилось сердце. Люди создавали материки. Затравками были остатки мелких островов, скопления рифов, мели; фундаментами - подводные хребты. Одновременно в трех океанах: Атлантическом, Индийском и Тихом - розовые крапинки-зародыши начали расти, вытеснять воду, смыкаться. В увеличенных кадрах было видно, как из волн вырастают пологие округлые плато, отливающие розовой искрой и перламутром. В Атлантике материк развивался на Срединно-Атлантическом хребте, повторял его S-образную форму. Коралловые кряжи Индианы распространялись в мелкой южной части Индийского океана от Кергелена, островов Сен-Поль и Амстердам. Меланезия сливала в коралловый монолит все множество островков, лагунных полукружий, рифов; Большой Барьерный Риф к востоку от Австралии становился хребтом на новом материке. Гондвана отвоевывала у океана пространство вокруг острова Пасхи. Арктида в Северном океане, зародившись одновременно с другими материками, отставала в росте: прохладные воды сдерживали развитие коралловых колоний. Мировой океан мелел на глазах, отдавал - черными полосами километр за километром - затопленные низины. Вот восстановились на несколько секунд привычные географические очертания старой суши. Но только на секунды, на неполный год - дальше океан стал отдавать и свое кровное, континентальный шельф. Ирландия сомкнулась с Великобританией, а та через обмелевший Ла-Манш - с Францией. Из Доггер-банки получился обширный Доггер-остров. Обмелела почти досуха Адриатика. За счет исчезнувшего Персидского залива вдвое удлинился Тигр; теперь он наращивал илистую дельту прямо в Аравийское море. К северу Австралии протянулся перешеек от Новой Гвинеи. Гудзонов залив превратился в озеро скромных размеров. Трудно было угадать теперь на шаре, где суша меняется от обмеления, а где от роста кораллов. Снова - лектор показал увеличения - создавали дамбы (тоже коралловые), но теперь для сохранения внутренних бассейнов: заперли у Гибралтара Средиземное море, у юга Норвегии - Балтику, которой грозило полное обмеление; от южной оконечности Кореи протянулась к Китаю длиннющая, подобная китайской стене, дамба для удержания Желтого моря. На новой суше розовые и перламутровые тона быстро вытеснялись черными, серыми, коричневыми цветами завозимых или синтезируемых на месте почв. Их в месяцы-секунды затягивала пленка зелени. Пестрой сыпью возникали поселения. Новая суша обживалась, не переставая расти. Шар снова был цветной - снимали в видеоспектре. Атмосфера очищалась от избытка влаги и углекислоты (жизненная активность новых кораллов была такой, что они отсасывали нужные для роста ингредиенты и из воздуха), стала прозрачной. Ночами планета высвечивала в космос избыток тепла. Днем люди видели солнце. ...Потом у берегов Индианы Берн вместе с малышами опускался в глубинном лифте-батискафе на сотни метров, к основанию материка. Он видел там искусно выполненные колонны-опоры, арочные проемы, туннели для подводных течений. Великий Инд нашел не только способ ускорения роста кораллов, но и методы точного управления им. Появилась возможность не повторять слепую природу. Новые материки создавали по проектам, как здания. При сокращении месяцев до секунд это на увеличенных кадрах выглядело эффектно. Уходит, поглощается лишняя вода - и обнажается прямое русло будущей реки: с розовыми мостами, с водосливными плотинами будущих ГЭС и ложами напорных "морей" выше их. В глубине материков русла ветвились на спроектированные по всем правилам гидрологии притоки. А вот между двумя параллельными, уходящими в перспективу дамбами, наоборот, накачивают воду из океана, добавляют присадки. Коралловые дамбы сближаются, набирают высоту... соединяются в хребет. Не такой и высокий, не более километра, но достаточный для разделения вод по рекам, для преграды ветрам и регулирования погоды. Берн видел и оценил искусство, с каким были исполнены краевые части новых материков. Здесь между фундаментными колоннами и стенами образовали системы каналов со шлюзами: посредством их можно было либо направлять вглубь, либо пускать наружу омывающие берега течения - и тем глубоко менять климат. Другой новинкой были "полосы демпфирования", ослабленные участки кораллового щита, которые принимали на себя сейсмические удары из глубин планеты (а та, взбудораженная, посылала их еще много и изрядной силы), опускания или поднятия коры; здесь не строили, не селились - сдвиги и трещины ничего не разрушали. - Звездные экспедиции - а их за это время было отправлено семь, - сказал Тер, - тогда покидали Солнечную ненадолго. Но если бы какая-нибудь улетела на сотню лет с субсветовой скоростью, то люди эти, вернувшись, наверно, спрашивали бы, как и вы: а какая это планета? Не заблудились ли мы во Вселенной? (Смех малышей.) Видите, как переменилась Земля! "Я как раз вроде тех, - бегло подумал Берн. - И верно, не узнаешь..." Изменились не только очертания суши, соотношение ее и водного зеркала - исчезли льды и снега, исчезли зимы. Мелькание лет теперь почти не давало себя знать; только на просторах средних широт зелень желтела, багровела, исчезала и снова появлялась - лиственные растения справляли ежегодные поминки по стужам и метелям. Заново обживались - зеленея, высыхая, отстраиваясь - и освободившиеся от вод низины старых материков. Протянулись далее по ним реки, некоторые изменили русла: Нил, например, впадал в море на тысячу километров западнее прежнего устья, в залив Сидра, растекся и там многорукавной дельтой. И - вместе с расширением зеленых массивов, пестрых прямоугольников нив, ветвлением фотодорог - исчезали, рассасывались на планете города. Не только побывавшие под водой, разрушенные, - все. В одних местах эти бородавчатые скопления кварталов и промышленных зон просто таяли среди зелени, сходили на нет; другие, распространяясь все шире, редели внутри, просвечивали озерами, парками, лугами... пока не становилось невозможно отличить город от обычной местности. Не нужны стали эти "общечеловеческие гомеостаты" в новых условиях. К концу сеанса среди малышей все усиливалось томление: возня, шепотки, вздохи. Как ни величественны были показываемые изменения лика Земли, но полчаса - долгое время для людей в таком возрасте. Тер почуял это, закруглился: - Так наш дом Земля приобрел нынешний облик - более благоустроенный, чем прежде, но, увы, несколько менее выразительный... Лет через сто, возможно, избыток тепла уйдет в космос, в приполярных областях восстановятся зимы. Так что вы на склоне лет, может быть, отведаете детской радости: покатаетесь на санках и поиграете в снежки. Перспектива была отдаленной и не увлекла малышей. Они с вежливыми возгласами: "Мы благодарим, Тер! Тер, благодарим тебя!" - поднимались и, не ожидая, пока зажгут свет, топали по ступеням к выходу. Только один - полненький, белобрысый, серьезный - подошел к основанию шара, дождался, пока сюда опустится люлька-кафедра, сказал звонким голосом: - Но ведь все кончилось хорошо? Это было скорее утверждение, чем вопрос. - Да... раз мы с тобой живем на свете, - помедлив, ответил лектор. - Ну, вот! - И мальчишка побежал догонять своих. ...Берн и поныне, в память об этой сцене, благоволит белобрысому увальню Фе больше, чем прочим "орлам". Малыш если не умом, то детским сердцем уловил самую суть показанного: то были картины детства человечества. А чего не случается в детстве! Не без того, что зарвешься в самообольщении и неведении, схлопочешь по затылку; бывает, и ушибешься, поранишься, переболеешь. Но если все от детства, от игры - пусть рискованной - жизненных сил, то все, конечно же, должно кончиться хорошо: тем, что человек (или человечество, все равно) становится уравновешенным, сильным, умным - зрелым. 9. ПРОВЕРКА НА РАЗУМНОСТЬ (Комментарий для взрослых) С Ило Берн встретился неподалеку от музея - тот с уважительным интересом осматривал каменный секстант обсерватории Улугбека. Потом, прикинув вероятность встречи знакомца на Земле XXII века среди двадцати трех миллиардов ее жителей, Берн понял, что встреча была не случайной, видно, Ило решил и дальше опекать его. Что ж, профессор был не против. Удары судьбы приводят в отчаяние только глупцов, умного же человека они настраивают на философскую созерцательность - и очень кстати, если обстоятельства благоприятствуют этому. Старый биолог хоть и не обнаружил, как обычно, свои чувства, но тоже был доволен. Довольны были и "орлы", что их команда увеличилась на одного человека, да какого интересного - пришельца Аля. Дальше они путешествовали вместе. Но главное было другое. Увиденное в музее настолько потрясло Берна, что личные проблемы отодвинулись на задний план. Он не дотянул до намеченного пункта высадки во времени на сто шестьдесят веков; но если мерить не годами, а изменениями, то перескочил этот пункт на геологическую эру. Еще глядя фильм в музее, Берн подумал: чтобы получить столь наглядную картину изменений климата и поверхности Земли в ее давней естественной истории, пришлось бы снимать с частотой кадр в десятилетие - а не кадр в день. Мощь цивилизационных преобразований превосходила природные в тысячи раз! И раз уж так получилось, что он одной ногой здесь, а другой там, в прошлом, то следовало вникнуть в проспанное время. Возможно, после этого он утвердился обеими ногами здесь? Поэтому последующие недели Берн все свободное (от перелетов и переездов, от несложных обязанностей по команде) время отдавал одному занятию: находил сферодатчик и запрашивал у ИРЦ все новые сведения по истории. Исследования с готовыми концепциями он отклонял, отбирал первичные: сообщения газет и радио, кинохроники, телеролики, даже рекламу - лишь бы во всем чувствовался аромат времени. Наверно, ИРЦ и здесь подыгрывал информационной выразительностью: впечатление от голых фактов получалось порой настолько сильным, что Берн не мог уснуть. Сообщения, аэросъемки, ноты держав, статистика, призывы деятелей и конференций, телерепортажи, доклады комиссий... Не все говорили малышам, не все имело смысл им говорить. Тер только заикнулся (и то неудачно) о разнобое интересов и действий множества бывших прежде государств, блоков, монополий, мафий, партий. Стремительный взлет цивилизации подверг суровой проверке на разумность этот разнобой, отстаивание всеми своего и пренебрежение общим для всех. Многое не выдержало проверку, осталось по ту сторону исторического перевала. ...Загрязнение среды, надо быть справедливым, заботило людей с самого начала, вызывало протесты, проекты и принятия мер. Но оно было лишь заметной подробностью на грубом нарушении устоявшегося энергетического баланса планеты - оскорбляло глаз, резало слух, шибало в нос... А главный зверь, Рассеянное Тепло, точил когти в безмолвии, в глубокой засаде; он равно набирал силу и от "вредных", и от "полезных" дел. Заводы грохочут, дымят, сливают в реки кислоты; теплоходы и танкеры грязнят океан нефтью; скоростные самолеты уничтожают озон... Это можно засечь, добраться по вещественной ниточке до причин, до виновников, поднять шум, потребовать наказания, компенсации, новых законов... А тепло - чье оно, от чего? Поди узнай. Да и пар костей не ломит. Дольше всех и прикидывались, будто ничего не происходит, страны с развитой промышленностью и энергетикой. Вбирали население в города, наращивали там ассортимент техники, помогающей уберечься от загрязненной среды; даже, продавая во всем мире эти изделия, выглядели спасителями тех, кто мог купить. Взамен отравленных, отказывающихся родить полей сооружали гидропонные небоскребы, фабрики синтепищи - погрузились не так глубоко, вынырнули первыми. И тем утвердили лозунги: "Была бы энергия!", "Энергия спасает от всего!" Спасение одних за счет других. ...Часть сведений ИРЦ выдал рекламами тех времен. Реклама респиратора-шумопоглотителя - намордника, охватывающего низ лица, обнимающего уши, с усиками телескопической антенны. Незаменимая вещь на улице, которую тут же показывает ИРЦ: рев потока машин, вонь отработанных газов, пыль от чего-то ремонтируемого-строимого-сносимого (копают экскаваторы, перемещают бульдозеры, бахают автокопры); суета, гам, галдеж стремящихся докричаться друг до друга беседующих; мусорные баки, люки со вспышками сварок... И тем не менее неодобрительно смотрят прохожие на лица немногих, защищенные суперреспираторами. Усмехаются, кивают, показывают пальцами. Оно и понятно: очень уж лица в них похожи на собачьи морды. Но вот светский раут в загородном парке. Аллеи, рододендроны, кипарисы, розовые кущи. Здесь и помина нет промышленной вони и шума, но все дамы (обнаженные спины, длинные платья, изысканные прически) и их кавалеры (во фраках, мундирах, начищенной обуви, в орденах и нашивках) - в намордниках. Переговариваются, прогуливаясь по аллеям, посредством радиоустройств. По изгибам спин видно, что дамы довольны остротами кавалеров. У женщин респираторы обшиты нитками жемчуга, украшены драгоценными камнями. Вот - крупно - явная кинозвезда. Неважно, что респиратор исказил черты ее дорогого лица, - все так же обворожителен взгляд лучистых глаз. Покупайте, покупайте, покупайте!.. Бал организован фирмой респираторов. И дело пошло. Та же улица - но теперь все прохожие в намордниках с антеннами. Девушка, прогуливаясь с парнем, повторяет - со спины - ужимки светской дамы. Реклама более позднего времени: "В скафандре - как дома!" Снова улица, только теперь на ней респираторными масками не спасешься. Бредут в сине-черном смоге, сквозь который с трудом проникают снопы света от фонарей и реклам, мимо законченных, маслянисто заляпанных стен, шагают через мусорные барханы (пепел, бумага, фольга, пластик) - фигуры космического вида. Только в гермошлеме не плакатный облик - испитое лицо с тревожными, почти безумными глазами. Тело вихляет за прозрачными, купленными на вырост доспехами среди шлангов, карманов, проводов. Их много, удальцов, которым нипочем городские стихии. Некоторые подходят к кубам-автоматам у стен и, подсоединив шланги, опускают жетон: в карманы заливается бурая или синяя вязкая масса. Может, это синтемолоко или синтехлеб с синтемаслом - кто разберет. В скафандре - как дома!.. Лирически бредут сквозь уличный ад прижавшиеся друг к другу двое; скафандр у него вверху пошире, внизу поуже, у нее наоборот - вместе они образуют ласкающий взгляд параллелограмм. Реклама "Мой скафандр - моя крепость!": драка, трое на одного. И один этот, хиленький, но в модернизированном и электрифицированном скафандре фирмы А побеждает троих громил в усталых скафандрах фирм Б, В и Г: двоих обращает в бегство, одному разбивает шлем - и тот, надышавшись смога, умирает в забавных судорогах... Покупайте, покупайте, покупайте! И покупали. Берн хорошо понимал чувства и мысли людей того времени: "Да-да, ах, как это все нехорошо!.. Китов повыбили, селедка нефтью отдает, на улице дышать нечем, газеты предрекают разрушение природной среды. Грязевые дожди, солнце все время за облаками... И куда это правительство смотрит, и ученые эти! Продукты дорожают, к синтемясу не подступишься, а тут еще надо респираторы покупать на всю семью, квартиру герметизировать, универсальный кондиционер ставить - не знаешь, как концы с концами свести! Надо, наверно, перейти в фирму "Петролеум рай", там, говорят, хорошо платят. Что это та самая фирма, которую штрафовали за слив нечистот, за отравление воздуха? Ну, об этом пусть голова болит у боссов, у правительства - мы люди маленькие. Хе, значит, фирма и вправду состоятельная, не боится крупных штрафов, стоит перейти!.. Да и не так они, наверно, отравляют среду, это всегда напишут больше, чем есть на деле". И так все миллиарды "маленьких людей": заработать на респираторы, на скафандр, на "дачный интерпретатор" (моделирующий электронный комплекс, который позволял в комнате интерпретировать все - от сбора грибов в солнечный день до подводной охоты)... Как заработать, на чем? Неважно. Одни покупали - другие производили. Чего стоили увещевания беречь почву, сохранять природу, не загрязнять реки и воздух, когда именно разрушение почв, загрязнение среды породили ту массу частных проблем и потребностей, какие никогда не породила бы чистота и сохранение природы, - проблем и потребностей, которые отменно удовлетворялись производством скафандров, респираторов, кондиционеров, переходных бункеров и так далее. Какой бум, занятость, прибыли! Хватит на любые штрафы. Покупайте, покупайте, покупайте! Рыбку хорошо ловить в мутной воде, не в чистой. Произвести, чтобы заработать. Заработать, чтобы купить произведенное другими. И тем дать заработать им. Чтобы и они смогли купить... Круговорот производства и потребления, мутный бурлящий вихрь, который легко подминает под себя глубокие идеи и учения, проекты оздоровления мира, любые глобальные проблемы. Побеждает одним: суммированной человеческой мелкостью. Ведь и промышленники превосходили потребителей только в аппетитах. Побеждала человеческая мелкость и тем - стихия. ...Это цельное впечатление природного процесса, пришпоренной человеческой активностью эволюции вспять! Даже и скафандры не противоречили ему, распространение их выглядело возвратом к панцирю, к внешнему - как у триллобитов и аммонитов, с которых начиналась жизнь, - скелету. Социалистические страны, многие прогрессивные научные организации выступали с призывами, с разработанными предложениями о рациональном и более экономном использовании энергии и природного сырья, о развитии тех способов добычи и таких источников энергии (солнечной, водной, геотермической, приливной), которые, помогая в решении сегодняшних проблем, не создадут новых проблем в будущем; о многодесятилетнем и даже вековом планировании производства и распределения в масштабах всей планеты... Буржуазные правительства и организации демонстрировали свое понимание этого, даже соглашались в принципе, но... но при условии, что эти меры не потеснят интересы фирм, производственных концернов, торговцев. И все оставалось на бумаге. Эпоха нейтрида, эпоха обилия ядерной энергии, эпоха звездолетов. Наблюдая в сферодатчике блеск и нищету этого времени, сочетание высоких взлетов и глубочайших падений человечества, Берн понял, почему его ошарашила новость, что космические полеты начались почти при нем, в XX веке. Его неверие в их близость не касалось технической стороны: он понимал, что от скоростей ракет "Фау-2" и сверхзвуковых истребителей до первой космической рукой подать. Но выход в космос - это не только техника. Ведь сколько было сочинено об этом, сколько мечталось - и все в светлом, возвышенном ключе! Казалось, что дело это не для того склочного недалекого человечества, которое тогда обитало на Земле, а для иного - благородного, высокоорганизованного, какое появится еще не скоро. Может быть, и энтузиасты космоплавания надеялись, что факт выхода в космос облагородит человечество? Увы - и он это видел - эпоха звездоплавания также не переродила мир, как до нее эпохи радио, электричества, пара, книгопечатания и изобретения пластмасс. Эти штуки оказались мало связаны: звездные перелеты сами по себе, - а разрушение природы, истребление естественных богатств, перепроизводство энергии, потребительское вырождение само по себе. Нейтрид - материал, по всем параметрам соответствующий ядерной энергии, выдерживающий миллионоградусные температуры, любые давления, напряжения, излучения, - безусловно, был одним из замечательнейших изобретений в истории человечества. Но именно он, сделав атомную энергию столь же доступной, легкой и универсальной в применении, какой до этого была электрическая, подвел мир к Потеплению. Еще долго держалась надежда, что - поскольку все сложилось из маленьких действий, мелких побуждений и причин - Потепление скоро пройдет; его можно переждать в комфортабельных жилищах, на "летающих островах", в крайнем случае, на околоземных орбитах... А оно все не проходило. ...И, только начав терять, люди поняли, как много они имели, каким громадным в сравнении с тем, что можно приобрести в свое владение, было общее, не принадлежащее никому богатство: голубое небо с солнцем, воздух, которым можно дышать, вода, которую можно пить, орошать ею землю, купаться в ней, спокойная, безопасная для строений, транспорта и пешего хождения суша, родящая и сохраняющая жизнь почва. 10. ВИЗИТ ДАМЫ (Подъем) Это случилось в 109 году, в разгар Потепления. В актив человечества к тому времени можно было занести только начавший распространяться общепланетный язык, впитавший в себя самое выразительное и точное из национальных (преимущественно из английского, русского, французского, китайского, хинди...), да применение индексовых имен. Причина того и другого была одна: смешение народов, переселения, смены мест и сред, бедственные ситуации, требующие быстрой связи и сотрудничества. Понятие постоянного места жительства стало абстрактным. Только служба информации в эти годы была на высоте. Корабль Пришельцев долго кружил вокруг Земли, не привлекая внимания. Его конструкция: эллиптический диск на двух черных сигарах - была не самой примечательной среди обилия "ноевых ковчегов", в которых на различных орбитах спасались от потопа миллионы состоятельных "чистых" и "нечистых". Потом вдруг стали замечать, что корабль этот легко меняет скорости, высоты, наклонения орбит, расходится со встречными - так, будто законы механики не для него были писаны. Это было - с точки зрения оборонительных систем на Земле - чревато неожиданностями и опасностями. Тревогу усилило и то, что корабль не отзывался на кодовые запросы... Одним словом, когда он оказался в пределах досягаемости, три ракеты противокосмической обороны с ядерными боеголовками были выпущены по этой цели с трех баз почти одновременно, с разницей в минуты. Оказавшись в поле влияния корабля, ракеты не взорвались, последовали за ним звеном. Тотчас после этого на всех телеэкран Земли появилось лицо Прекрасной Дамы; название принадлежит газетчикам, но это действительно было очень красивое женское лицо. - Люди! - сказала Дама; голос был безукоризненно чист и мелодичен. - Мы не есть то, что вы воспринимаете сейчас посредством ваших органов зрения и слуха. Мы прибыли в Солнечную систему издалека, из другой звездно-планетной системы, с целью поиска разумных существ и установления контактов с ними... В разных странах ее речь звучала на языке именно этой страны. - Земля привлекла наше внимание своим повышенным радио- и тепловым излучением. Наш образ жизни, как и реальный облик, и способы общения имеют мало общего с вашими. Поэтому мы еще не разобрались, что тут у вас и как. Единственное, что, как мы надеемся нас сблизит, это мысль, разум, возможность понять друг друга. Но возникают сложности. Мы не можем для начала не отметить странный способ приветствовать гостей из иных миров. Смотрите, какие "подарки" прислали нам с трех точек вашей планеты... И под перечисление координат баз на экранах показался "эскорт" корабля Пришельцев: три ракеты разных конструкций и раскраски. - Мы не считаем, что эти смертоносные "подарки" поднесли нам все люди Земли, - продолжала, снова появившись на экранах, Дама. - Поэтому и возвращаем их точно в те места, откуда они запущены. Даем находящимся там двенадцать часов на эвакуацию. Особо рекомендуем вывезти ядерную взрывчатку - иначе эти ракеты, взорвавшись, наделяют слишком много бед. Точно в назначенный срок ракеты упали на свои базы и взорвались. Разрушения они произвели не такие уж и большие. Зато психический резонанс события был громаден: буря возмущения и страха уничтожила сначала прямых виновников запусков, затем покончила и с военными системами. Выступление Прекрасной Дамы и - еще более - демонстрация Пришельцами своего умного могущества породили сверх того общепланетную волну радужных надежд и чаяний. Они тотчас начали высказываться в газетах, по радио и телевидению, в разговорах: что вот-де теперь все наладится, мудрые могущественные Пришельцы помогут людям, сообщат знания, как быстро охладить воды и атмосферу, успокоить сейсмику, уменьшить радиацию... Уж они-то знают, как надо, и все могут. Но те что-то не спешили. Они день за днем, неделя за неделей кружили по Солнечной, не давая советов, и не сообщая сведений о себе. Корабль то приближался к Земле, изучал, видимо, разные участки ее поверхности, то описывал петли вокруг Луны, удалялся к иным планетам, к Солнцу, снова возвращался. Он ловко, вызывая восхищение космонавигаторов, совершал расхождения с кораблями землян, которые, презирая правила безопасности, набивались на встречи, - уходил от них с запредельными ускорениями. Наконец три месяца спустя на телеэкранах снова появилось лицо Прекрасной Дамы. - Люди, - сказала она чистым мелодичным голосом на всех языках сразу, - мы улетаем. Сумма наших впечатлений об увиденном и узнанном о вас такова, что мы не считаем себя вправе ни вступить с вами в обстоятельный контакт, ни открыть координаты места в Галактике, откуда мы прибыли. Похоже, что вы для этого не созрели. Равным образом мы не считаем себя вправе удовлетворить высказываемые вами (и так понятные нам!) надежды помочь вам выпутаться из общепланетных экологических затруднений. Мы не делаем это не потому, что не располагаем соответствующими знаниями и возможностями. Мы ими располагаем, и если бы ваши беды имели естественные причины - будь то планетные или космические, - мы сочли бы непременным долгом помочь вам. Но все ваши беды - и многие на Земле это уже понимают - есть продукт деятельности, которую вы считаете разумной. Возрастание энтропии, выразившееся в Потеплении, климатической неустойчивости и многом ином, есть продукт вашего ума - и вашего безрассудства, вашей изобретательности - и вашей алчности, вашей страстной мечтательности - и вашей недальновидности, ваших амбиций - и страха жить. Да, у вас есть знания, технические достижения... но почему вы не верите друг в друга, ополчаетесь, соперничаете? Почему большинству из вас сиюминутные блага заслоняют и прошлое и будущее, и весь мир? Почему никак не найдете точной меры взаимоотношений между собой, с природой? Почему даже в общей беде не можете объединиться? Ведь никто за вас это не сделает! Если вы разумны по-настоящему, то должны найти выход из лабиринта, в который сами себя завели. А если нет, то и наша помощь будет не впрок - даже может сделать вас опасными для других, истинно разумных, но не столь активных цивилизаций во Вселенной Считайте, что сейчас вы держите экзамен на разумность. Мы верим в вас и не говорим: прощайте. До встречи, люди, до свидания! Экраны погасли. Корабль пришельцев совершил изящный стремительный разворот, стал удаляться по гиперболической траектории в сторону ядра Галактики. Бросившиеся было вдогонку корабли землян отстали... Наверно (и даже наверняка), возрождение наступило бы и б этого события. Исторические процессы волнообразны, после наивысшей фазы спада начинается подъем. Собственно, все было подготовлено предыдущим, назрело и созрело: и технические способы, общий язык, и, самое главное, все большее распространение социалистических, коллективистских идей - убежденность, что только в них, в объединении раздробленного человечества в разумно и мощно действующее целое, спасение его от гибели. Недоставало - особенно для тех ленивых умов и слабых душ, которые норовят то возлагать надежды на других, то винить во всех бедах других (таких всегда немало), последней малости: наглядного и убедительного толчка. Визит пришельцев и послужил таким толчком. Все были посрамлены, унижены, все почувствовали себя виноватыми. И как-то быстрее начало доходить до сознания, что ни технические, ни общефилософские идеи сами по себе не материализуются. Надо действовать. Не коралловые чудеса Инда и не переход на солнечную энергию спасли планету - как не нейтрид и не тепловая энергия губили ее. Дело было в людях, и начинать приходилось с себя. Сникли, исчезли противостоящие друг другу и взаимно обличающие друг друга организации - были люди в беде, стремящиеся выбраться из беды. Началось согласование действий, совместное планирование, единение усилий. ...Берн, вникнув в историю, новыми глазами стал глядеть и на Ило: вот человек из того же XX века, что и он... Ну, правда, родился не в начале, а в конце его, в 1985 году, но мог быть ему внуком (а Иоганну Нимайеру даже и сыном). Человек, который прожил все это время! Не проспал, не пролежал в анабиозе в шахте, а участвовал в событиях и свершениях, делал новый мир. Но глубоко на эту тему профессор не задумывался: в душе зарождались сомнения, которые не хотелось переводить в слова. 11. ДЕВОЧКИ ИГРАЮТ В "КЛАССЫ" Берн прохаживался по краю летающего острова, как по кабинету: пять шагов туда, пять обратно - по лужайке с короткой травой. Теперь у него нет кабинета. Собственно, недолго и устроить, приказать ИРЦ на каждой стоянке соответственным образом обставлять ему коттедж. Но это не то: так каждый сможет заказать себе кабинет. Соль не в том, что у него прежде был кабинет, а в том, что у него был, а у других - нет. Солнце садилось. Тихо было на земле - как бывает тихо в степи у большой реки на закате. "Лапута" - и на ней было тихо, детишки угомонились - поднялась в уплотнившемся воздухе, плыла на километровой высоте. Ее едва заметно уносило от реки. Луг на правом берегу залил туман, только верхушка продолговатого холма выступала там из белесой глади, будто темная спина огромной рыбы. И оттуда, из-за реки, из хрустальной тишины и тумана легкое движение воздуха донесло фразу: - Ну, Дин... ну, пусти! - произнесенную женским голосом. Профессор всмотрелся, ища на туманном лугу женщину и Дина, который не отпускал, - ничего не увидел. Вздохнул. Мысли приняли иное направление. ...Перед отлетом с командой "орлов" и Ило из Самарканда он нашел в укромном месте сферодатчик, поколебавшись, сказал: - Лиор 18, Гобийский Биоцентр. Шар, помедлив самую малость, осветился. Внутри была Ли. Сначала видна была только ее голова, за ней часть малахитовой стены "корпуса Ило", струя фонтана и ветвь с просвечивающими на солнце листьями. Ли шла в корпус. Берн смотрел на милый профиль с чуть вздернутым носиком, на задумчиво сжатые припухлые губы; витые пряди золотистых волос около шеи пружинками подрагивали в такт шагам, касались смуглого плеча. Постепенно в шар вместилось тело, руки, шагающие стройные ноги - Ли удалялась. "Ли!.." - скорей подумал, чем позвал Берн. Молодая женщина остановилась будто в раздумье, начала оборачиваться... В тот же миг профессор леопардом сиганул в кусты, оцарапался, присел там с колотящимся сердцем. Он вдруг понял, что боится встретиться с Ли взглядом. Уже в кустах Берн сообразил, что мог просто прикрыть шар ладонями. - Дурак! - в сердцах сказал он сферодатчику, вылезая, когда изображение погасло. - Я просто хотел посмотреть. ИРЦ ошеломил его ответом: - Это замечательно, Альдобиан 42/256, что ты хоть сам уже знаешь, чего хочешь! Электронная выразительность, юмор автомата. Как он был душевно слеп: "студенточка"! А она более зрелая и сильная, чем он, - как и все они, умудренные такой историей. Никогда, никогда Ли не скажет ему: "Ну, Аль... ну, пусти..." - никогда! Назад пути нет - ни для миров, ни для людей. Из Самарканда хордовые туннели пронесли их сквозь Памир и Гималаи в Астроград - некогда город в долине Брахмапутры, в 200 километрах южнее Джомолунгмы, а ныне просто самую известную в Солнечной системе местность: отсюда через электромагнитную катапульту стартовали с минимальной потерей вещества космические аппараты. Сюда же они и возвращались из космоса. Первым делом посетили, конечно, Музей астронавтики. И в отделе анабиоза ни у кого из посетителей не было более толкового гида, чем у "орлов". Потом герметические вагончики канатной дороги вознесли команду на самую высокую гору мира. С нее они видели знаменитую катапульту: индукционную катушку, блестяще змеившуюся по ущелью от долины в горы; конец ее, приемостартовое жерло на специальной эстакаде, выносился на сотни метров над слепяще-белой вершиной Джомолунгмы. Внутри катушки проскакивали, ускоряясь, продолговатые обтекаемые тела, вылетали из жерла в разреженный темно-синий воздух; им требовалось теперь чуть поддать дюзами, чтобы набрать космическую скорость. Берн стремился в Европу - и они направились в Европу. В лесах Прибужья "орлы" вместе со взрослыми расчищали заброшенную просеку; и хоть вклад их состоял в том, что они сносили к кострам обрубленные ветки да перегоняли в прокопанные канавы лягушек и ужей из обреченных на высыхание болот, все равно это было приобщение к принципу: "Земля - наш дом". Потом дневка в Карпатах, двухсуточная остановка на Дунае - и Цюрих. Прибыв в родные места, Берн заново почувствовал силу пронесшегося над планетой шквала. Даже Альпы изменились: вместо ледниковых шапок - леса. Исчезло питаемое ледниками Цюрихское озеро. Здание университета с башенками и колоннами сохранилось, его берегли как архитектурный памятник Земной эры. Только теперь здесь был не университет - автоматическая кондитерская фабрика, которую "орлы" посетили с великим удовольствием. Да, сохранившееся содержалось в порядке, появились новые сооружения - но Берн будто блуждал среди незримых руин... И здесь он, старожил, был в центре внимания малышей, показывал и рассказывал, где что было, - и малость перебрал. Когда сообщил "орлам", что это здание с башенкой было университетом, где учились восемь тысяч студентов, а он сам был там профессором, у тех возникли вопросы: что такое студенты, профессор? Берн принялся объяснять - ив нынешних понятиях невольно вышло, что он был учителем для взрослых. Малыши ахнули, а кто-то позади тихонько произ