теклянного поднебесья слетел ЭРОТ и, расправив крылья, отрапортовал: - Узлы системы омикрон-два вступили в действие. Неполадок нет. Затем ЭРОТ улетел, а из люка выполз змей-горыныч и сообщил, что подземное хозяйство в порядке. Я связался с Андреем по мыслепередаче и поздравил его с тем, что опасность миновала. - Да, теперь все ясно, - ответил он. - Аквалид будет. Ты очень устал? - Потерплю, - сказал я. - Ведь осталось всего четыре часа. Через некоторое время я, согласно графику, нажал синюю кнопку, затем голубую. И вот в 7:39 утра была нажата последняя - белая с зеленым восклицательным знаком. После этого я откинулся на спинку кресла и задремал под негромкий гул агрегатов - этот гул был теперь ровным, убаюкивающим. Потом, сквозь дрему, я различил какие-то новые звуки. Где-то далеко, в середине зала, что-то падало через равномерные промежутки времени - падало с каким-то не то металлическим, не то стеклянным звоном. И вдруг я почувствовал, что кто-то коснулся моего плеча. Я открыл глаза. Передо мной стояла Нина. - Вставай, соня, - сказала она. - Аквалид пошел! - Кто пошел? Куда пошел? - не понял я спросонок. - Ах, да идем же! Какой ты чудак! Я окончательно проснулся, поглядел на Нину и увидел слезы в ее глазах. - Что-нибудь опять неладно? - спросил я. - Ты плачешь. - Да нет же, все чудесно. Я так рада за Андрея! Уж и поплакать нельзя... - Ну, плакать надо было раньше, - резонно заметил я. - Часа так четыре назад. - И, встав с кресла, пошел следом за Ниной. Мы долго шли по залу, затем свернули в какой-то закоулок. Здесь у стены стояли сменившиеся УЛИССы, - они будто спали стоя. Смежив крылья и прислонившись к могучим УЛИССам, словно малые дети, спали ЭРОТы. У их ног с потухшими линзами, без движения лежали ПИТОНы. - Сонная семейка, - сказала Нина и походя дала щелчок ЭРОТу - прямо по лбу. Я хотел было сделать ей замечание и напомнить, что механизмы - слуги Общества и их надо уважать, но промолчал. Я знал, что она просто засмеется в ответ. Такой уж был у нее характер. Мы шли по направлению к тем ритмичным звукам, к звонким ударам падения, которые я слышал сквозь сон еще у пульта. Звуки эти все приближались. Вот мы свернули в коридор между какими-то машинами, и я увидел Андрея. Он осунулся, глаза ввалились. У него был вид безумного. Он стоял перед большим агрегатом, а из квадратной пасти этого агрегата в металлический ящик, стоящий на полу, со звоном падали какие-то кирпичики, похожие на лед. Один такой брусок был у Андрея, и он его перебрасывал с руки на руку, словно боясь отморозить пальцы. У меня мелькнула мысль, что все это сплошная ошибка, что вместо своего пресловутого аквалида Андрей получил самый обыкновенный лед. Боясь высказать эту мысль, я нагнулся и схватил брусок. Но, схватив, я тотчас же выронил его. Брусок обжег мне пальцы. Он тяжело, с глухим звоном упал на пол - и не разбился. - На, возьми мой, он уже остывает, - глухо сказал Андрей и сунул мне в руку свой кирпичик. Я взвесил его на руке - он был весьма тяжел. Потом оглядел его со всех сторон. Это было похоже и на лед, и на полупрозрачный металл, и на стекло, а вообще-то говоря, - ни на что не похоже. - Значит, это и есть аквалид? - спросил я. - Да. Это аквалид градации "А". Можно получить всякие другие разновидности, с другими свойствами. Но пока будем испытывать этот. Сейчас пойдем к КАИНу [КАИН (Катастрофический Агрегат Испытания Надежности, - был весьма нужным для своего времени, но утратил значение с открытием аквалида; ныне экспонируется в мемориальном музее Светочева]. За ним будет последнее слово. По крытому переходу мы направились в соседнее здание. Стены перехода были прозрачные. За ними лежали сугробы. На них ложился зеленый свет вращающегося прожектора. Состояние опасности кончилось. Мы вошли в зал, посредине которого возвышался огромный агрегат. Он уходил далеко в глубь зала, нам видна была только его лицевая сторона с двумя круглыми большими циферблатами. Над ними белел телеэкран, а внизу чернело квадратное отверстие. Все это напоминало лицо какого-то сердитого великана. - Сейчас КАИН не пожалеет силы, - сказал Андрей и швырнул брусок аквалида в квадратную пасть агрегата. Тот глухо заурчал, потом взревел, я ощутил, как пол дрожит у меня под ногами. Два циферблата зажглись красным огнем. На телеэкране стало видно, что происходит с бруском в чреве КАИНа. На брусок спускались стальные молоты, в него пытались вонзиться алмазные сверла, его схватывали клещи из сверхтвердых сплавов. КАИН то раскалял брусок, то бросал его в жидкие газы, охлажденные почти до абсолютного нуля. Он погружал его в кислоты и щелочи, вталкивал его во взрывную камеру, подвергал губительным излучениям. Стрелка правого циферблата, показывающая силу испытания, все время дрожала на красной черте. Но стрелка циферблата, показывающего степень разрушения материала, по-прежнему стояла на белой черте, не подвигаясь ни на микрон. Испытание длилось долго. Наконец КАИН взревел, словно в злобе на свое бессилие, и умолк. Из его пасти на пол упал брусок. Андрей поднял его. Аквалид был точно такой же, как до испытания. На нем не было ни единой царапины. - Вот теперь можно сообщить на материк, что аквалид есть, - сказал Андрей. После этого мы пошли в столовую, расположенную в центре острова моего имени. Втроем сели мы за столик в огромном пустом зале. Здесь было очень тихо, и от усталости, от необычности всего происходящего мне вдруг показалось, что я просто сплю и вижу сон. Мне захотелось ущипнуть себя, чтобы проснуться и очутиться в своем кабинете, где на столе лежат рукописи и записи для СОСУДа, где на полках стоят привычные ряды книг... Но вот к столику подошел САТИР и остановился ожидая распоряжений, и я убедился, что все это явь. - А не выпить ли нам шампанского? - сказал Андрей. - Что-что, а бутылку шампанского мы заслужили. - Сейчас доложу САВАОФу, - произнес САТИР. Он ушел, а я намекнул Андрею, что этак и Чепьювином стать недолго - один раз шампанское, другой раз шампанское, а там и кое-что покрепче. - Другого такого раза не будет, - ответил Андрей. - Аквалид есть, больше мне открывать нечего... - В его голосе мне послышалась тайная грусть, будто ему стало жаль, что все уже сделано. К столику вернулся САТИР, неся бокалы и фрукты. Следом за ним грузно шел сам САВАОФ, торжественно неся бутылку. Он лично раскупорил ее и налил вино в наши бокалы. Мы сдвинули бокалы и слегка ударили их друг о друга ("чокнулись", как в старину говорилось) и только потом выпили. Когда мы покинули столовую, я попрощался с Ниной и Андреем и вызвал легколет. Я знал, что здесь мне больше делать нечего, сейчас нахлынут Журналисты, Корреспонденты, Ученые. Объясняться с ними - дело Андрея. Было уже совсем светло, и, когда я летел к Ленинграду, я видел, что вся дорога на остров теперь забита элмобилями. Масса людей, неся приветственные плакаты, шла к Матвеевскому острову, увязая в глубоком снегу, но упорно продвигаясь вперед. Такого множества людей я никогда не видел. Вернувшись домой, я завалился спать и проспал четырнадцать часов. КОРАБЛЬ ПРИСПУСКАЕТ ФЛАГ Все последующие месяцы, вплоть до июля, я усиленно работал над новым своим литературно-исследовательским трудом "Фантасты XX века". Мои Читатели, впоследствии ознакомившиеся с этой значительной (смею думать - не только по объему) книгой, едва ли поверили бы, что это монументальное исследование я создал за столь короткий срок. Всецело поглощенный работой, я за все эти месяцы не разу не смог побывать у Андрея на острове моего имени. Впрочем, я отлично знал, что друг мой жив и здоров. Стоило включить телевизор или развернуть газету - и сразу можно было наткнуться на его имя. Эпоха аквалида уже началась. Во всем мире строились заводы по производству единого материала, и Андрей работал над упрощением и усовершенствованием технологического процесса. Однажды, совершая прогулку, мы с Надей остановились у памятника творцу Закона Недоступности - Нилсу Индестрому. Памятник высился все такой же мрачный, но медная доска с формулой Закона была с пьедестала снята, ибо Закон этот был опровергнут Светочевым. В таком виде памятник стоит и поныне. В школах и институтах вводился курс аквалидоведения. Свертывалась металлургическая промышленность. Открывались массовые курсы по переквалификации Металлистов, Керамиков, Химиков, Строителей, Деревообделочников и многих других специалистов. К счастью, мне не надо было менять своей профессии. В конце июня вышла из печати моя "Антология". С прискорбием должен сказать, что она не встретила достойного отклика. Многие журналы сделали вид, что не заметили ее, в других же появились небольшие статейки, которые никак нельзя было назвать объективными и доброжелательными. Их авторы с энергией, достойной лучшего применения, обвиняли меня в узости взглядов, в одностороннем подборе материалов, в том, что якобы я обедняю поэзию XX века. Но так или иначе "Антология" вышла в свет, и я был весьма доволен этим крупным событием, оставив на совести Критиков их недостойные нападки на мой капитальный труд. Накануне того достопамятного и печального дня, о котором пойдет речь в этой главе, Андрей связался со мной по мыслепередаче и пригласил меня на следующий день к себе, на остров моего имени. Он сообщил, что будут производиться испытания подводного тоннелепрокладчика. Не желая огорчать друга своим отсутствием, я согласился, хоть мне был дорог каждый час. Встав на следующее утро, я не пожалел, что принял приглашение Андрея. Погода была прекрасная, на небе - ни облачка. Простившись с Надей (она в этот день не могла сопровождать меня) и взяв портфель, где лежал экземпляр "Антологии" с дарственной надписью Нине и Андрею, я вышел из дому и направился к берегу, до которого от моего жилища рукой подать. Здесь, спустившись на бон лодочной станции, я выбрал себе голубую электромоторку и стал отвязывать ее от причала. В этот миг ко мне подошел дежурный САМСОН [Самодвижущийся Агрегат Метеорологической Службы Общественного Назначения - старинный агрегат, считавшийся несовершенным уже в дни молодости Автора]. Предостерегающе прогудев, он поднял правую руку, и на металлической ее ладони зажегся красный огонек. Это был знак запрета. Другой рукой САМСОН указал мне на берег, точнее - на кабинку, где находилась электронная метеокарта. Я поглядел на небо, на горизонт. Нигде не было ни единого облачка. Приходя к выводу, что САМСОН ошибся, я отвязал конец и сел в лодку. Уважаемый Читатель! Никто никогда не мог обвинить меня в невыполнении каких-либо правил, и ко всем механизмам я всегда относился с должным уважением, памятуя, что они слуги Общества. Но с этим САМСОНом N_871 у меня были личные счеты. Еще в дни моего безмятежного детства этот САМСОН N_871 не раз портил мне настроение, запрещая садиться в лодку при малейшем волнении на море. Уже и тогда этот агрегат был стар и бестолков, а даром речи он вообще снабжен не был. Теперь же он стал еще и подслеповат и часто принимал взрослых за детей. Поэтому я решил пренебречь его сигналами и, включив двигатель, отчалил от берега. Увидев, что я его не послушался, САМСОН забегал по бону, тревожно гудя и все время поднимая руку с красным огоньком, а другой тыча в сторону будки с метеокартой. Но я вовсе не желал, чтобы мой свободный день, единственный за несколько месяцев, был испорчен из-за старческой строптивости, а возможно, и личной неприязни ко мне этого САМСОНа N_871. Все дальше и дальше уходил я от него в залив, задав курс электромоторке на остров моего имени. Море лежало передо мной гладкое, словно лакированное, без единой морщинки и очень пустынное. Ни одного корабля не заметил я ни вблизи, ни у черты горизонта. Я не придал этому значения, целиком занятый своими мыслями. А следовало бы обратить на это внимание! Когда я подходил к острову, подул легкий ветерок с юго-юго-запада. Мне показалось это даже приятным - слишком жарко было до этого. Привязав лодку, я вступил на остров моего имени. Меня удивило, что он безлюден. Остановив проходящего мимо УЛИССа, я спросил, где же все люди. - Все на испытаниях. Все на испытаниях, - ответил УЛИСС. Я начал расспрашивать его, где проводятся испытания, но этот малосообразительный детина все время сыпал какими-то терминами, а толком объяснить ничего не мог. Я отпустил его и поманил к себе пролетавшего мимо ЭРОТа - я знал, что эти потолковее. Действительно, ЭРОТ снизился, сложил крылья и встал передо мной как лист перед травой, как говорили наши прадеды, и довольно толково объяснил, что все люди сейчас находятся на Опытном поле, где скоро начнутся испытания НЕПТУНа [НЕПТУН (Новейший Единоматериальный Подводный Тоннелепрокладчик Учебного Назначения) - первый агрегат подводного типа; ныне экспонирован в музее Светочева]. Боясь заплутаться среди всех этих корпусов, башен и иных непонятных сооружений, я попросил ЭРОТа указать мне дорогу, что тот и исполнил. Он полетел впереди меня, и через некоторое время я очутился на большой немощеной площади, которая находилась на отнятом у моря пространстве за зданием Главной Лаборатории. На площади толпилось много народу, а посреди нее возвышалось зеленоватое чудовище метров пятнадцати в длину и метра четыре высотой. - Это и есть пресловутый НЕПТУН? - спросил я какого-то Человека. - Да, это НЕПТУН. Тогда я поблагодарил ЭРОТа за внимание и отпустил его лететь по своим делам, а сам, лавируя среди зрителей, подошел к НЕПТУНу поближе. Агрегат напоминал гигантскую ящерицу, только без ног. Сделан он был из аквалида. Все тело чудища было усеяно маленькими круглыми отверстиями, а внизу, у самого брюха, виднелось нечто, напоминавшее жабры. Туловище оканчивалось гибким плоским хвостом на валиках. Здесь, на хвосте, был расположен небольшой пульт с кнопками, циферблатами приборов и прочей премудростью, а дальше шло несколько рядов сидений - нечто вроде скамеечек, на трех человек каждая. В целом НЕПТУН произвел на меня большое впечатление. Конечно, нынешние подводные агрегаты куда больше, но ведь это был первый агрегат такого типа. Вскоре я увидел Андрея. В сопровождении Ученых и Журналистов он вышел из-за противоположной стороны НЕПТУНа и подошел к пульту, что-то объясняя своим спутникам. Лица многих из этих Людей были мне хорошо знакомы по книгам, газетам, журналам и телепередачам. Здесь находились все научные светила нашей Планеты, а также несколько знаменитых Космонавтов; причина их интереса к этому подводному чудищу, признаться, была мне тогда не вполне ясна. При появлении Андрея послышались приветственные возгласы, толпа зрителей зашевелилась, и получилось как-то так, что я очутился в первом ряду. В эту минуту Андрей, оторвав взгляд от пульта, выпрямился и поглядел на зрителей. Тут наши взоры встретились. Выйдя из окружения Ученых светил, Андрей подбежал ко мне, схватил за руку и подвел к НЕПТУНу. Здесь он представил мне своих коллег и затем отвел меня к пульту. - Ты как раз вовремя, - сказал он. - Сейчас побываешь под водой - и не промокнешь. Будем испытывать агрегат. А что у тебя в портфеле? Я пояснил ему, что в портфеле лежит экземпляр моей "Антологии" с дарственной надписью. Но я хотел вручить книгу сразу им обоим - и Нине и ему. А где Нина? - Полчаса тому назад уехала на островок номер семь проверить записи приборов. - А скоро она вернется? - Часа через полтора. Я нарочно послал ее на этот островок. Она хотела покататься на лодке вокруг нашего острова, а я ей сказал: "Уж если хочешь покататься, то поезжай на островок номер семь, сними показания". - Там что, важные какие-нибудь приборы? - Вовсе нет. Просто она очень устала от гостей. Пусть отдохнет от них, побудет подольше в море. Одолевают нас гости. - Но разве ей не интересно присутствовать на испытании НЕПТУНа? Или это, быть может, небезопасно? - Абсолютно безопасно. На испытаниях она уже была. Третьего дня наша научная группа провела негласное испытание. А сейчас будет показательное - для всех. Меж тем легкий ветерок, который я едва ощущал по прибытии на остров моего имени, стал сильнее. С юго-юго-запада надвигалась туча. Какая-то смутная тревога закралась в мою душу. Я вспомнил, как противился САМСОН N_871 моей поездке. Он предвидел бурю! Как же я мог не поверить ему! - Андрей! Бежим к спасательному катеру! Срочно отмени испытания! - крикнул я своему другу. Андрей побледнел - видимо, мое волнение передалось ему, и он почувствовал, что с Ниной что-то неладно. - Объявите всем, что испытания НЕПТУНа откладываются, - тихо сказал он Лаборанту. Мы побежали к пристани. Здесь дежурный САМСОН N_223 поднял руку с красным огоньком на ладони и не хотел пустить нас на спасательный катер. Но нам было не до САМСОНа. Мы отчалили, включив двигатель на полную мощность и дав приборам курс на островок номер семь. - Вот тут обычно стоит наша лодка, вот у этой пристаньки, - сказал Андрей, показывая на маленький причал возле дома. Здесь нет САМСОНа, а то он бы не пустил Нину в залив. Меж тем ветер крепчал. По заливу шли волны. Стало темно. - Я сам послал Нину навстречу этой погоде, - сказал вдруг Андрей. - Когда я посоветовал ей поехать на островок номер семь, я сидел за рабочим столом, а за моей спиной была электронная метеокарта. Я даже не обернулся, не посмотрел, какая ожидается погода на ближайшие часы. Небо с утра было такое ясное... Увы, небо перестало быть ясным. Ветер все нарастал. По морю шли уже не волны, а валы. Наш катер бросало, он зарывался носом в воду, вода перехлестывала через фальшборт на палубу. Капли дождя и брызги, летя почти по горизонтали, кололи лицо. - Я вызову АИСТов [АИСТ (Аэролет, Ищущий, Спасающий Тонущих) - очень сильная и маневренная для того времени машина], - сказал Андрей. - Пусть они летят к островку. Он вызвал по личному наручному прибору диспетчерскую ВСС [Воздушные Спасательные Силы] и дал координаты. Диспетчер немедленно ответил, что АИСТы вылетают на поиски. Далее он добавил, что немедленно свяжется с береговыми шведскими и финскими ВСС. - Но почему Нина сама не вызвала АИСТов по личному наручному прибору? - спросил я. - Может быть, она сейчас сидит на этом островке в безопасности и ждет, когда буря утихомирится? - Этот прибор у нее вечно валяется на столе, - ответил Андрей. - И на этот раз, очевидно, она его не взяла. "Час от часу не легче", - подумал я и вдруг заметил, что все еще держу в руке портфель с "Антологией". Затем, открыв люк в кокпит, я бросил туда этот мокрый портфель. "Придется ли вручить Нине эту книгу?" - с тревогой подумал я. - А где "двойник" Нины по мыслепередаче? - спросил я. - Помнится, эта ее подруга жила в Ленинграде. - Она давно вышла замуж за моряка и сейчас живет во Владивостоке, - ответил Андрей. - Одно к одному, одно к одному, - тихо сказал я. Вскоре мы услышали рокот, шедший с неба, - он был слышен даже сквозь вой штормового ветра. Потом мы увидали пять АИСТов. Они летели со стороны Ленинграда, это были машины знаменитой Второй Балтийской Эскадрильи ВСС. Они летели, то взмывая в тучи, то снижаясь и почти касаясь крыльями валов. АИСТы напоминали своими очертаниями "ястребков" из исторических фильмов. Сходство, конечно, чисто внешнее: это были очень современные и маневренные воздушные машины. Управление на них было сдвоенное - рядом с ЭОЛом сидел Пилот-Человек. Если Пилот выбывал из строя, ЭОЛ принимал управление. АИСТы иногда гибли, процент опасности у Пилотов ВСС был много выше, чем у Космонавтов. На на место каждого погибшего Пилота сразу же просились тысячи молодых людей. В Пилоты ВСС охотно брали молодых Космонавтов, списанных за чрезмерное пренебрежение опасностью. На АИСТах излишняя смелость никому не грозила гибелью, за исключением самого Пилота, но зато он, идя на риск, мог спасти чью-то жизнь. Личный состав ВСС имел свое знамя и носил одежду, напоминавшую форму военных Летчиков XX века. Когда над нами пролетели и скрылись вдали АИСТы, на душе у меня стало спокойнее. Однако теперь нам самим пришлось туго. Шторм все усиливался, нас швыряло и мотало, вперед мы продвигались медленно - мы даже еще не вышли из фарватера. Неожиданно огромный вал подхватил наш катер и ударил его бортом о фарватерный бакен. Ход замедлился. Вскоре мы почувствовали, что суденышко дало крен на правый борт. Открыв люк, я полез в трюм. Там было много воды. - Через полчаса мы пойдем ко дну, - сказал я Андрею. - Может быть, вызовем сюда АИСТов? - Там они нужнее, - ответил Андрей. - Двигатель ведь работает нормально. Как-нибудь продержимся. Я пошел в кокпит. Там было по колено воды, и в воде плавал мой портфель. "Пропала моя "Антология", - подумал я, но, как ни странно, даже не испытал при этой мысли большого огорчения. Открыв стенной шкафчик, я вынул оттуда два спасательных пояса и вынес их на палубу. Один пояс я дал Андрею, а другой положил возле себя. - Зачем это? - спросил Андрей. - Случись что, ты пойдешь ко дну, как утюг, как в старину говорилось, - пошутил я, чтобы поднять настроение своего друга. Но моя несколько грубоватая шутка не оказала никакого действия. Андрей будто и не слышал ее. - Я вижу что-то впереди, - неожиданно сказал он. - Кажется, это корабль. Я стал вглядываться сквозь дождь и брызги пены. Затем я разглядел очертания парусного корабля. - Как будто парусник, - сказал я. - Но что он делает в море в шторм? Все корабли сейчас отстаиваются в гаванях, а парусные тем более. Мы уже вышли из фарватера и шли открытым морем. Парусник двигался наперерез нам. Черный корпус его влажно блестел, острый форштевень мощно рассекал волны. Это был большой трехмачтовый клипер. На гафеле его развевался голландский флаг. Клипер шел при неполной парусности - да и какой сумасшедший поднял бы все паруса в такой шторм! Вскоре судно убрало почти все паруса и, замедлив ход, встало с наветренной стороны. Палуба его была безлюдна. Затем на ней показался МАРС [Матрос-Агрегат Регулярной Службы - несложный, но довольно удачно сконструированный агрегат]. Перегнувшись через фальшборт, он спустил штормтрап и крикнул нам: - Терпящие бедствие, держите сюда! Заслоненные от ветра громадой парусника, мы подвели катер к его борту и по штормтрапу вскарабкались на палубу. Я успел захватить свой портфель. Карабкаясь по трапу, я держал его в зубах, чтобы руки были свободны. - Где КАПИТАН? - обратился к МАРСу Андрей. - Я должен видеть КАПИТАНа! [КАПИТАН (Кибернетический Антиаварийный Первоклассно Интеллектуализованный Точный Агрегат Навигации) - старинный агрегат, весьма совершенный для своего времени] - КАПИТАН стационарен, - ответил МАРС. - Могу свести к нему. Идемте. Шатаясь от качки, мы пошли за механизмом. Он же шагал ровно, будто никакого шторма не было; его тяжелые ноги с резиновыми присосками на металлических ступнях спокойно ступали по мокрым доскам палубы. - КАПИТАН здесь, - сказал МАРС, подойдя к рубке и нажав дверную кнопку. - КАПИТАН ждет вас. Входите. Мы вошли в помещение, где мерцали приборы, где какие-то черные и синие стрелы двигались по желтым квадратам, вделанным в стену. - Встаньте лицом ко мне! - сказал КАПИТАН. Мы повернулись к большому черному щиту с круглым глазом-линзой. Голос шел от него. - Вижу вас. Вы - Люди. Докладываю обстановку. Везу груз из Амстердама в Выборг. Попал в шторм. Хочу переждать шторм в море. Боюсь приблизиться к берегу, разбить судно. Увидел вас локационно. Отклонился от курса, чтобы помочь. Есть желания? - Помогите нам! - сказал Андрей и стал объяснять КАПИТАНу, чего он от него хочет. Впервые я слышал, что мой друг так почтительно разговаривает с агрегатом. Правда, электронный КАПИТАН был не простой механизм, а агрегат агрегатов. - Выслушал. Понял все. Сложные условия, - сказал КАПИТАН. - Ждите решения одну минуту семнадцать секунд. Наступило молчание. Я вдруг услышал биение моего сердца; до этого я думал, что удары своего сердца слышат только вымышленные герои в плохих романах. А кругом шла таинственная жизнь. Вспыхивали и перемигивались огоньки на приборах, жужжали какие-то аппараты. Металлическая тонкая рука высунулась из стены, завертела черный барабан, и из него выпала белая картонная карточка. Карточку сразу же всосало отверстие в той же стене, и над этим отверстием зажглись какие-то цифры и значки... Все кругом двигалось, но двигалось почти беззвучно, как во сне. - Принял решение, - послышался голос КАПИТАНа. - Меняю курс, иду по указанному вами. Процент опасности - пятьдесят семь три десятых. Избавьте меня от страха. Отключите реле осторожности. Внезапно все приборы в капитанской рубке погасли, и только на стене справа от нас засветилось стекло с надписью "Реле опасности. Стекло разбить и повернуть верньер до красной черты". Андрей подбежал к стеклу, разбил его и выключил у КАПИТАНа эффект страха. Все приборы в рубке снова засветились. - Идите на бак для визуального наблюдения, - сказал КАПИТАН. - Крепче держитесь за леера. - А вы найдете, вы заметите этот островок? - спросил Андрей. - Я вижу дальше вас, - ответил КАПИТАН. - Все вижу, все слышу, все понимаю. Сопровождаемые МАРСом, мы с Андреем пошли на бак. Тем временем из отверстий в палубе выдвинулись трубчатые телескопические конструкции, от них ответвились витые змеевидные отростки и потянулись к реям. Клипер оделся парусами, изменил курс и пошел бейдевинд. Нос его глубоко зарывался в волны, нас обдавало брызгами. Корпус и такелаж вибрировали от напряжения. Андрей смотрел вперед, не отрывая глаз от моря. С правой руки его на мокрые доски палубы падали капли крови; руку он поранил, разбивая охранительное стекло в рубке. "Надо бы чем-то продезинфицировать рану", - подумал я и обратился к МАРСу, стоящему возле нас: - Где у вас тут аптечка? Есть лекарства? - Груза, о котором вы говорите, на судне нет, - ответил МАРС, и я понял, что вопрос мой был нелеп: на корабле, где нет Людей, не может быть и лекарств. Тогда я вынул из кармана своей промокшей куртки платок и перевязал руку Андрею. Но он, кажется, даже не заметил моей скромной медицинской помощи. Прошло немного времени, и вдали показались очертания островка номер семь. Он все приближался. В сущности, это был просто кусок скалы, торчащей из моря. Над ним вились АИСТы - тут были и машины Второй Балтийской Эскадрильи ВСС, и финские АИСТы с голубыми крыльями, и шведские - белые с золотыми геральдическими львами на плоскостях. Но когда мы ближе подошли к островку, над ним уже никого не было - машины улетели на свои базы. Только два АИСТа Второй Балтийской качались на волнах возле берега. Поперек островка лежало какое-то сооружение, очевидно, поваленное ветром. Нечто вроде башенки или вышки. Возле этой упавшей вышки кто-то лежал и кто-то другой, стоял на коленях, наклонившись над лежащим. Поодаль, у самой воды, понуро стоял Человек в форме Пилота. Клипер убрал паруса и бросил якорь. МАРС спустил шлюпку, и мы с Андреем сели в нее и, преодолевая волны, приблизились к островку. Пилот помог нам выбраться на берег. - Что с ней? - спросил Андрей. Пилот ничего не ответил, только повел глазами в ту сторону, где Человек в форме Воздушного Врача стоял на коленях, склонившись над кем-то. Мы побежали туда. - Она жива? - задыхающимся голосом спросил Андрей. - Почему вы не делаете ей искусственное дыхание? - Она не утонула. Ее задело вот тем выступом вышки. Смотрите. - Врач откинул волосы с виска Нины. Ранка была совсем небольшая, крови почти не было. - Это произошло мгновенно. Это легкая смерть, - утешающе сказал Врач, и, чтобы внести окончательную печальную ясность в то, что случилось, он приложил ЭСКУЛАППП ко лбу лежащей. - Ноль болевых единиц, - сказал прибор. - Ноль болевых единиц. Причина смертельного исхода, по Харитонову и Бармею, градация пять-бета прим-два дробь три при полной необратимости. Смерть наступила двадцать восемь минут две секунды назад. Смерть наступила двадцать восемь минут три секунды назад. Смерть наступила двадцать восемь минут четыре секунды назад... - Довольно, - тронул я Врача за плечо. - Все ясно и так... Мы с Врачом отошли в сторону, туда, где стоял Пилот, к самой воде. Шторм шел на убыль, ветер стихал. Корабль терпеливо ждал нас. И вдруг на нем тревожно и жалобно завыла сирена. Потом я увидел, что флаг на грот-мачте тихо пополз вниз - и так остался приспущенным в знак траура. "Все вижу, все слышу, все понимаю..." - вспомнил я слова КАПИТАНа. Через два дня я пришел в Дом Расставаний, в большой зал, стены которого были облицованы мрамором. Похоронный обряд был прост, длинные надгробные речи давно отошли в прошлое. После краткого прощального слова гроб по стеклянному переходу понесли к Белой Башне на подъемник - и он вознесся ввысь. Ближайшие родственники и друзья, в том числе и я, поднялись на открытую вершину Башни, поставили печальный груз в плоскую чашу из темного металла и возложили цветы. Затем мы спустились вниз, во двор, мощенный светлым камнем. Откуда-то послышалась тихая грустная музыка, и над Белой Башней взвилось легкое облако пепла и спустилось к ее подножию, где растут красные и белые ирисы. Все было кончено. К родственникам и друзьям подошли было несколько АВГУРов [АВГУР (Агрегат Высокой Гуманности, Утешающий Родственников) - признан ненужным и снят с производства еще при жизни Ковригина], но им велели отойти в сторону. При большом горе эти агрегаты только раздражали Людей. Когда Андрей молча, с опущенной головой вышел из Дома Расставаний, я нагнал его и спросил, не нужна ли ему в чем-либо моя помощь. - Нет, - ответил он. - Мне уже ничем не поможешь... Я сам послал ее на смерть. - Не говори так, Андрей! - воскликнул я. - Ты ни в чем не виноват. - Я сам послал ее на смерть, - повторил он. - Это моя вина. Он ускорил шаг, и я подошел к Нининой матери, чтобы сказать ей сочувственные слова. - Этого не случилось бы, если бы она стала вашей женой, - сквозь слезы сказала Нинина мать. - С вами она прожила бы свой МИДЖ спокойно. В глубине души я не мог не согласиться с этим утверждением. ПОСЛЕДНЯЯ ПОБЕДА Через день я связался с Андреем по мыслепередаче и был несколько удивлен, что он опять находится на островке моего имени, в своей Главной Лаборатории. Мне казалось, что горе, переживаемое им, заставит его прервать работу хоть на короткое время. - Чем ты занят? - спросил я его. - Сегодня состоится испытание НЕПТУНа, которое было отложено... Приезжай, если хочешь. Начало в два часа дня. - Хорошо. Я приеду, - ответил я. - Мыслепередача окончена. Прибыв на остров своего имени, я направился на Опытное поле, уже знакомое и мне и вам, мой Читатель, и застал здесь большую толпу, любующуюся НЕПТУНом. Но на этот раз она была молчалива: все знали о несчастье, постигшем Андрея. Перед началом испытаний Андрей усадил меня между собой и Лаборантом на сиденье у пульта и нажал какую-то кнопку. Чудище тихо двинулось вперед, таща нас на своем хвосте. Вскоре я понял, что НЕПТУН входит в землю. Он входил в нее под очень малым углом, и вначале уклон был почти незаметен. Сперва мы очутились как бы в овраге, а затем агрегат втащил нас в прорытый им же подземный тоннель. На агрегате зажглись лампы, и я увидел круглые стены этого тоннеля, они были как бы облицованы спекшейся массой, похожей на керамику. От них веяло теплом. Внезапно ровный гул, издаваемый НЕПТУНом, перешел в натужливый рев. Агрегат начал содрогаться, словно встретив какое-то труднопреодолимое препятствие. - НЕПТУН входит в воду, - сказал Лаборант. Вскоре забрезжил неяркий свет - стены тоннеля стали прозрачными. За ними виднелись водоросли. Над головами у нас проплывали стайки рыб. Мы медленно, но неуклонно двигались по дну залива, отделенные от воды тонким слоем прозрачного аквалида, который НЕПТУН выработал из той же самой воды. Ощущение, надо сказать, было странное и даже жутковатое. - А этот тоннель выдержит давление воды? - спросил я Лаборанта. - Он выдержит любое давление. Его можно проложить хоть по дну Марианской впадины, ничего ему не сделается, - ответил Лаборант. В тоннеле становилось все темнее: мы шли в глубину. Затем Андрей нажал какую-то кнопку - и НЕПТУН начал медленно поворачивать вправо, описывая широкий полукруг. Снова посветлело, стали видны водоросли. Вскоре мы очутились на том же самом Опытном поле, только на другом его конце. Вслед за НЕПТУНом, вытащившим нас на своем хвосте к дневному свету, из тоннеля начали выходить Люди; оказывается, целая толпа шла за нами, совершая подземно-подводную экскурсию. - Ну вот и все, - сказал Андрей, - отходя от пульта НЕПТУНа. - Что все? - спросил я. - Вообще все. Я не стал расспрашивать его, что он подразумевает под этим "вообще все". Его окружили Ученые, Космонавты, Журналисты, и я отошел в сторону, чтобы не мешать техническим разговорам. Однако слова Андрея показались мне многозначительными, и я решил не выпускать его из виду. Когда толпа научных светил, окружавших Андрея, несколько схлынула, я подошел к нему и сказал, что провожу его до дома, на что он охотно согласился. - Хочешь, я тебе подарю свой альбом марок? - сказал он. - Я сегодня разбирал вещи... - Мне не нужен твой альбом, - ответил я. - Но, если хочешь, я возьму его на хранение. Когда-нибудь ты снова заинтересуешься марками, и я тебе верну его. Мы вошли в дом. Как неуютно и пусто было в нем теперь! - Тебе надо куда-нибудь переехать отсюда, - сказал я своему другу. В это время мы услыхали, что кто-то без стука отворил наружную дверь и вошел в прихожую. Андрей встрепенулся. Мне показалось, что отражение какой-то безумной надежды блеснуло в его глазах. Но это явился агрегат, это был ЭРОТ - он прилетел за указаниями. Сложив крылья, он стоял в прихожей и ждал. - С сегодняшнего дня по всем вопросам надо обращаться к Старшему Лаборанту или к ЭЗОПу, - сказал Андрей. - Я больше здесь не работаю. - Все понял, - ответил ЭРОТ и вышел из прихожей, тихо затворив за собой дверь. - Вполне одобряю твое решение уехать отсюда, - молвил я. - Но неужели ты хочешь совсем бросить свою работу? - Это не только моя работа, но и работа моих товарищей и друзей по науке, - ответил Андрей. - Мой уход не повредит делу. - А куда ты намерен переехать? - поинтересовался я. - Я буду жить в той избушке. Помнишь избушку в лесу, у озера?.. - Конечно помню. Но едва ли ты там долго вытерпишь, ведь там нет никаких удобств... Андрей на это ничего не ответил, а разубеждать его я не стал - я знал его упрямство. "Ничего, - подумал я, - пусть поживет в лесу, в тишине, пусть там выплачется и успокоится". Правда, меня тревожило то, что он не только тоскует по Нине, а и считает себя виноватым в ее гибели. Но все излечит время, - думал я. Вернувшись домой и положив на стол альбом с марками, я рассказал Наде про свое посещение Матвеевского острова и о беседе с Андреем. Надя восприняла это трагичнее, чем я. Взяв альбом в руки и перелистав его, она вдруг заплакала. - Это все не к добру, не к добру. Ты скоро потеряешь своего друга... К сожалению, она оказалась права. Вскоре Андрей покинул город и поселился у озера. Об этом кратко сообщила печать, тактично не приводя излишних подробностей. Газеты по-прежнему были полны восхвалениями создателя аквалида Андрея Светочева. В особенности хвалы эти усилились после испытания НЕПТУНа. Сообщалось, в частности, что Комиссия Продления Жизни предложила Андрею три дополнительных МИДЖа (только подумать - триста тридцать лет!), а Комиссия Наименований хочет назвать его именем один из новых городов. Писали о проектах памятника Светочеву, о медалях в его честь... И вдруг в печати появилось знаменитое Письмо Светочева. Хоть я уверен, что Читатели мои знают это письмо наизусть, но для полноты впечатления и дабы не нарушить стройности повествования, приведу здесь его текст: "В силу известной мне причины, не считаю себя вправе жить больше своего МИДЖа, и от продления жизни отказываюсь. Кроме того, прошу не ставить мне памятников ни при жизни, ни после смерти. Прошу не давать моего имени городам, улицам, промышленным предприятиям, кораблям и космическим средствам транспорта. Прошу не упоминать моего имени в печати, если в том нет крайней необходимости. С полнейшим уважением - Андрей Светочев". Это письмо Андрея поразило меня. Я знал, что он способен на самые странные и неожиданные поступки, но такого я от него все-таки не ожидал. Отказаться от трех МИДЖей! Отказаться от трехсот тридцати лет добавочной жизни на Земле!.. Не мог я взять в толк, да и сейчас не могу понять и его столь категорического отказа от памятников, от всего того, чем вполне заслуженно хотело наградить его Общество. И до сих пор не могу я уразуметь, зачем он ушел в это добровольное изгнание, зачем поселился в старой избушке на берегу Озера. Знаю, он был в большом горе. Но ведь всякое горе проходит... РАДОСТЬ И ГОРЕ А в моей жизни тем временем произошло радостное событие: я стал отцом. Накануне я отвез Надю в роддом на углу Четырнадцатой линии и Большого проспекта и всю ночь не смог сомкнуть глаз. На рассвете послышался стук в наружную дверь. Я сразу догадался, что это какой-нибудь механизм: ведь Люди в квартиры обычно входят без стука. - Войдите! - крикнул я из комнаты и с трепетом стал вслушиваться в приближающиеся по коридору шаги механизма. Недавние печальные события так подействовали на меня, что теперь я ожидал любой напасти. "Вдруг это идет АСПИД?" [Агрегат, Сообщающий Печальные Известия Домашним - старинный механизм начала XXII века; давно снят с производства] - возникла в моем уме страшная мысль. Но в комнату вошел ГОНОРАРУС [Громкоговорящий Оптимистичный, Несущий Отцам Радость, Агрегированный Работник Устной Связи - старинный агрегат, давно снят с производства], и у меня отлегло от сердца. В руке агрегат держал букет голубых садовых колокольчиков - это означало, что родился мальчик. - Если не ошибаюсь, вы известный Историк Литературы Матвей Ковригин? - громким бодрым голосом спросил ГОНОРАРУС. - Да, я тот, кого вы ищете, - ответил я. - Присаживайтесь. - Ничего, я постою, - с мажорными нотами в голосе произнес мой добрый гость, кладя на стол букет. - Рад поздравить вас с рождением мальчика. Далее он поведал мне, что Надя находится в хорошем состоянии, сообщил параметры младенца, час его рождения и откланялся. Я же поспешил в роддом, чтобы написать Наде поздравительную записку. Мне очень хотелось в этот день связаться с Андреем по мыслепередаче и сообщить ему о том, что я стал отцом. Но затем мне показалось, что сейчас не время для такого сообщения, ибо мое счастье только подчеркнет глубину несчастья, постигшего моего друга. Поэтому я решил отложить мыслепереговоры на некоторое время. В сентябре я послал Андрею мыслесигнал. Андрей немедленно откликнулся. - Хочу навестить тебя, - сказал я. - Прилетай в любое время, - ответил Андрей. - Все? - Все. Мыслепередача окончена. В тот же день я полетел в заповедник. Я высадился из аэролета на том же самом месте, где мы втроем сошли год с лишним назад. Сказав ЭОЛу, чтобы он летел обратно, я вступил на знакомую мне территорию. Меня охватила грусть. Только подумать, как все изменилось за это время! Тогда мы шагали здесь втроем... И погода была не та, что в прошлый приезд. Теперь моросил дождик, лес был затянут туманом. Путь мой был устлан опавшими листьями. Но вот и жилище Лесничего. Увидев меня в окно, старый Чепьювин вышел на крыльцо и приветливо пригласил в дом. Старик по-прежнему выглядел бодро - смотрел орлом, а не мокрой курицей, как говаривали наши предки. Но, увы, опять от него пахло самогоном. - Ну, выкладывай,