но-бурыми, гладкими, будто отполированными камнями, булыжниками и валунами. На ярко-желтом небе сверкал золотом Сириус. - Цвет приятный, но картина мрачная и унылая,- сказал Квинт и пнул небольшой камень. - Ихтиозавра бы сюда для разнообразия. Не знаю почему я последовал его примеру. "Мой" камень ударился о массивный булыжник и раскололся надвое, из него с оглушительным треском вылетел целый рой черных насекомоподобных существ. - Какие прыткие, - удивился Квинт. - Немедленно на экспертизу! Он бросился в гущу роя и схватил одно насекомое. Трескотня усилилась. Движение в рое ускорилось и он медленно поплыл от нас. Заинтересованные, мы двинулись следом. Рой подлетел к неглубокой ложбинке и зарылся в песок. Песок заколебался, на нем возникли беспорядочные волны, словно кто-то его встряхивал, он утрамбовывался, стелился, и в какой-то миг превратился в красно-бурый камень, похожий на тот, который я пнул. - Любопытные твари - заметил Квинт. - Чувствуется организованность. Силенка у них есть. Вон прет как. Трепещет. - Он потряс кулаком. - На экспертизу его, на экспертизу. Это было забавное насекомое, если можно его так назвать. Ни усиков, ни глаз, ни туловища, а просто два плоских равносторонних треугольника, вставленных один в другой под прямым углом. Где верх, где низ - не разберешь. - Не пищит, не кусается, - сказал Квинт. - Зверь не зверь, но раз летает, значит, живой. Он слегка разжал ладонь. Насекомое сразу застрекотало и взмыло в воздух. Квинт подскочил и схватил его, но неудачно. Насекомое попало между прутиками фотонита в местах сгиба пальцев руки и рассыпалось в порошок, который тут же развеял ветер. Озадаченные, мы не знали, что и подумать. Как бы то ни было, Квинт, сам того не желая, убил живое существо, да еще может быть хозяина планеты. От этой мысли мне стало не по себе. Но я Квинта ни в чем не упрекнул и только сказал: - Это новая форма жизни, и она не органическая. Действовать нужно осторожно и обдуманно. А вдруг насекомые наделены разумом. Хороши мы будем в их представлении. - Ну, Фил, что же теперь, с каждой козявкой контакт устанавливать. Букашка всегда останется букашкой. И какой может быть разум без цивилизации? Что-то никаких ее следов не видно. - Все это так, но повторяю: осторожность нужна, а не безрассудство. Одно насекомое еще можно раздобыть, познакомиться поближе. Как дружно они действовали. Из песка построили что-то вроде скорлупы и замуровали себя в ней. Вот тебе и булыжник получился. Для чего? Вероятно, во всех этих камнях и валунах живут эти странные существа. - Проверим. Квинт поднял наугад первый попавшийся булыжник и размахнулся им, целясь в огромную глыбу. Я хотел воспрепятствовать этому и уже открыл рот, чтобы крикнуть "подожди", но вяло махнул рукой: - Бросай. Вопреки ожиданию раскололся не булыжник, а глыба. Из нее вылетело целое облако насекомых. У Квинта пропало желание кидаться в него. Он только смущенно проговорил: - У-у, сколько их. Расплодились. Я читал про тучи саранчи: сожрут, раздавят, если верить книжке - города сметают. Так саранча мягкая, а к таким твердым лучше не соваться. Облако закружилось над обломками своего убежища, затрещало как десяток пулеметов и поплыло в нашу сторону. Мы отошли. Оно нас не преследовало, очевидно, искало песок. И тут, то ли от резонанса, то ли облако излучило какой сигнал, все камни, булыжники и глыбы стали подряд лопаться и раскалываться. В воздух взвились тучи насекомых. Шло всепланетное пробуждение. - В кабину! - заорал я. В кабину влезли не одни: десятков пять насекомых оказались нашими гостями. Пробиться в космос сквозь тучу этих непонятных существ и покинуть Амяк мы не могли. Оставалось одно - выжидать. И мы встали поближе к центру. Через минуту по собственному времени небо посерело, золотая капля Сириуса поблекла, потускнела и скатилась к горизонту. Перед нами по-прежнему расстилалась знакомая красно-бурая пустыня. Мы подошли к стенке. Минуло пять месяцев, а мы еще не успели как следует отдышаться. Наружный термометр показывал шестьдесят градусов мороза. - На экспертизу их; - сказал Квинт, показывая на вторгавшихся к нам насекомых. Большая часть их сидела, а несколько шгук, потрескивая, летали. Квинт проявил чудеса ловкости, и вскоре все они были закупорены в склянку. Одно из них мы тщательно исследовали. В организме у них не было белков и жиров, углерода и углеводов. Это была жизнь на основе кремния. Я произвел некоторые вычисления и высказал свои соображения Квинту. - Поскольку у Сириуса есть массивный спутник, этот "белый карлик", он возмущает движение планет, и они вращаются по очень вытянутым орбитам. Смена времен года зависит не столько от наклона оси планет к плоскости эвклиптики, сколько от их удаления или приближения к светилу. На поверхности планет наступает то испепеляющая жара, то леденящий мороз. При таких катаклизмах органическая жизнь даже при наличии кислорода возникнуть не может. Насекомых нельзя по сути назвать животными. Скорее всего это высокоорганизованные кремниевые растения. Они единственные обитатели Амяка. Летом живут, то есть растут, поглощая лучистую энергию Сириуса и преобразуя ее в механическую, зимой впадают в спячку, замуровывая себя в песок, который образуется от рассыпавшихся старых скорлуп. Мы прибыли сюда весной и дали первый толчок их пробуждению. Лето мы простояли в кабине, а сейчас поздняя осень. Насекомые уже замуровались. А наши гости пусть лежат в склянке. На Земле займемся ими. Пора в дорогу. Неприветливая планета! - А нам повезло, что у Амяка такая нехорошая ядовитая атмосфера. Будь она земная, мы бы вышли без скафандров. Можно себе представить, что от нас осталось бы после встречи с насекомыми. Такой же порошок, как и от них. Как их? Кремняки? - Можно и так. Отчаливаем, Квинт. Если будем на каждой планете по столько торчать, нам и миллиарда лет не хватит. Создав напряженность поля тяготения, мы поднялись в космос, изменили угол направления луча и, нацелившись на Ригель, окутали себя нуль-пространством. Полет продолжался. Теперь подальше от Солнца. Поставив кресла недалеко от центра кабины в седьмом временном поясе, мы наблюдали за универсальными часами, отсчитывая уже не годы, а века. За десять наших минут на Земле пролетело столетие. Значит, время, где расположились мы, было замедленно в пять с половиной миллионов раз. Это было равносильно скорости в триллион семьсот миллиардов километров в секунду. Мы буквально поглощали, заглатывали пространство. На небе некоторые звезды пританцовывали и разбегались в стороны. Созвевдия причудливо меняли свои очертания, некоторые исчезали и на их месте вырисовывались новые, незнакомые. И все же большинство звезд оставались неподвижными: так далеко они были. Через час прошло шестьсот лет. Неудобно даже. Мы это время по существу бездействовали, а Ужжаз шесть раз уже просыпался и погружался в анабиоз. Квинт болтал ногой и разглядывал небо: - Скоро Ригель? Устал сидеть. - Еще минут пять подождем. - А где Солнце? - Его отсюда простым глазом не видно. - А почему же Ригель с Земли виден? - Потому что ею светимость в двадцать три тысячи раз превышает светимость Солнца. Наше светило рядом с Ригелем выглядит, как светящаяся гнилушка рядом с прожектором. Окажись на месте Солнца эта звезда, наша Земля исчезла бы в ее лучах с такой же легкостью, как мошка, случайно залетевшая в доменную печь. Квинт поцокал языком. - Такая красивая безобидная звездочка, а на что способна! Вот показалась ослепительно яркая точка. Ригель! - Выходим, - дернул я Квинта. - К телескопу. Ах, эта световая скорость! Нет времени обдумать, выяснить обстановку. Принимать решения приходится в доли секунды. Чуть зазевался при посадке и - в лучшем случае - мимо, а в худшем - конец. Попробуй-ка среди двадцати шести планет быстро найти девятую от светила, эту таинственную ПНЗ. Я слился с телескопом, шныряя трубой туда, сюда, считал, путался, нервничал. Наконец, нашел планету и только нацелился на нее, как она уже выросла до огромных размеров. - Трави нуль-пространство! - крикнул я. - Что? - не понял Квинт. Этого "что" было достаточно, чтобы ПНЗ стала в четверть неба. Повтори я еще раз эту команду, и это называлось бы "чуть зазевался" с соответствующим финалом. Но я не повторял. Я скатапультировал и головой нажал на микроклапан. Кабина находилась метрах в пятидесяти от поверхности планеты, которую мы так с высоты и не рассмотрели. Опоздай я на шестимиллионную долю секунды и в кабине остался бы один ядронит. Вроде бы такой ничтожный промежуток времени, а как много он значит! Под нами, а также вокруг нас лениво раскачивались толстые, гладкие стволы без листьев и ветвей. Скользнув по стволу, кабина опустилась на ровную площадку. Мы сразу же почувствовали небывалую легкость. Сила тяжести на планете была намного меньше земной. Между качающимися верхушками проглядывало голубое небо и рыхлые шапки облаков. Ярко сверкал бриллиант Ригеля. Когда его накрыло краешком облака, он просвечивал сквозь него рядовой звездой и только благодаря исключительно высокой светимости освещал и согревал эту далекую от него планету. Атмосфера отличалась от земной, как и было указано на макете лишь повышенным содержанием кислорода и водяных паров. - Ну, Квинт, - сказал я, довольно потирая руки, - здесь кремняков не встретим. Отличные условия для жизни. Чую, планета начинена сюрпризами. Бейгер бы нам позавидовал. Замечаешь, какое слабое притяжение? Здешние обитатели должны быть внушительного размера. Исполним желание Бейгера, войдем с ними в контакт. Понаделав кучу заметок и хорошенько запомнив месторасположение кабины, мы отправились побродить. Воздух был пригоден для дыхания, но скафандры мы надели. На всякий случай. И лучеметы взяли с собой. Темно-коричневая земля, влажная, мягкая, без единой травинки. Около километра шли среди стволов. Впереди показался просвет и мы ускорили шаг. Неожиданно послышался топот, мы вздрогнули и остановились. К нам приближалось странное существо, похожее на гигантскую укороченную сколопендру. На отполированной ее спине с двумя поперечными гребешками отражались верхушки стволов и кусочки неба. Я непроизвольно поднял лучемет. Но сколопендра не обратила на нас никакого внимания и промчалась мимо. Только мы собрались двинуться дальше, как промчался еще один обитатель планеты. Дрожь охватила меня при виде этого нового существа. Паук? Скорпион? Нет, не то. Но что-то похожее. Чудовище было размером с быка и бежало на восьми желтых растопыренных клешнях. Четыре выпуклых глаза, расположенных прямо на отливающем металлом продолговатом туловище, были совершенно неподвижны. Передняя, метровая клешня, вытянутая вперед, выбирала дорогу. Если между стволами было узко, туловище сжималось, клешни подбирались под него, страшилище ловко протискивалось и принимало свою первоначальную форму. Очевидно, оно преследовало сколопендру. - Бедняжка, - сказал Квинт. - Достанется она ему сегодня на ужин. А он красив. Какая симметрия, какие плавные линии. "Красавец", тоже не удостоив нас вниманием, скрылся в том же направлении, что и сколопендра. Скоро мы услышали протяжный, на высокой-высокой ноте писк. - Красавец приступает к ужину, - констатировал Квинт. Это животные испортили мне настроение. Но, выйдя из лесу, я забыл про них. Перед нами открылась величественная панорама. Возвышенность, на которой мы находились, спускалась к узкой, звенящей речушке, за ней расстилался громадный пестрый ковер цветов и трав. Ни одному нашему художнику не снилось такого разнообразия красок. Далеко виднелись несколько темных пятен и бугорков. С левой стороны поле без резких границ переходило в лес, но не такой, из которого мы только что вышли, состоящий из одних голых стволов, а настоящий, темно-изумрудный, густой. Кое-где серебрились вершины скал. У горизонта лес змеей пересекала белая лента реки, а дальше, сквозь белесый туман вырисовывались призрачные очертания горных вершин. С правой стороны поле оканчивалось обширным подковообразным, словно расплавленное олово, озером, в котором красовался отраженный бриллиант Ригеля. Высоко повисли пышные, как взбитая пена, облака. Они не плыли, как лебеди, они застыли, любуясь сказочным ковром и своим отражением в олове. Кругом звенящая тишина. - Неплохой видок, - сказал Квинт. - Не чета обшарпанной роще. Спустимся. Я колебался недолго. Мелкую речушку перешли вброд. Я из любопытства зачерпнул со дна горсть мелкой гальки. В ней блеснуло несколько прозрачных с ровным изломом камней, и мне было достаточно одного взгляда, чтобы твердо сказать: это топаз - драгоценный камень. Я бы никогда не поверил в это, если бы сам не держал их на вытянутой ладони. Если верите пришельцам, оставившим на Земле макет галактики, эта планета должна быть заселена существами, похожими на человека. И цивилизация должна бы уже быть. Но пока никаких следов разумной деятельности мы не видели. Поле оказалось не таким безобидным, как выглядело сверху. Эти непревзойденной красоты гигантские цветы оказались непреодолимым для нас препятствием, хотя высота их была от одного до двух метров. Толстые сочные стебли очень упруги, и требовались большие усилия, чтобы протиснуться между ними. Зубчатые листья массивны и эластичны, лепестки, чашечки бархатисты, влажны и тяжеловесны. Мы шли вдоль речушки к лесу. Ветви деревьев-исполинов переплетались вверху, закрывая небо, кое-где росли в одиночку и группами кустарники с тугими сердцевидными листьями, попадались цветы. Я обратил внимание на отсутствие птиц. - Да, - согласился Квинт. - Пташек что-то не видно. Кормиться нечем. Нет насекомых. Ни жучка, ни мошки. - А сколопендра? - А я полагаю, что это и есть здешние насекомые. - Если они все такие, то каковы же птицы, пожирающие их? Так, болтая, мы незаметно подошли к поляне, и, даже не ахнув, окаменели. На ней стоял человек. Поразил нас не столько факт встречи с человеком - к этому мы готовились, - сколько его величина. Это был пятиметровый гигант, обтянутый то ли пятнистой шкурой, то ли тканью. Кто-нибудь скажет: уж обязательно и пятиметровый! А что поделаешь, если он такой и был. Не могу же я сказать, что мы были с ним одинакового роста. Правда - прежде всего. Руки и ноги великана были обнажены. На голове что-то вроде берета. Человек был бос. Если судить по-нашему, по-земному, он выглядел шестнадцатилетним юношей, раскосые синие глаза, маленький по сравнению с лицом нос, губы дудочкой, так и казалось, что он сейчас засвистит. В руке великан держал камень килограммов тридцати весом. Мускулы его напряглись, он изогнулся и бросил камень вверх. На поляну упало несколько крупных, похожих на арбуз, но приплюснутых плодов. Мы предусмотрительно зашли за корявый ствол дерева. Великан не спешил собирать плоды, пока не насшибал их целый грузовик. - Туземец, - сказал я. - Приятная встреча. Пошли знакомиться? - спросил Квинт. - Успеем. Нужно узнать, что они собой представляют. Может, они каннибалы. - Ты хотел сказать Ганнибалы? Полководцы все? - Каннибалы. Людоеды значит. - Не похоже. У него, смотри, какое приятное лице. Разве может он нас съесть сырыми. У него, Фил, рот маленький. Великан сложил руки рупором и зычным голосом крикнул что-то. Из-за стволов показался второй великан, в таком же одеянии, как первый. Под мышкой он держал пятнистые мешки. Изредка переговариваясь, они собирали плоды. Несколько плодов в мешки не вошли. Они взяли их в руки и уже собрались уходить, как у первого великана один плод выскользнул и подкатился к нашим ногам. Перебежать к другому месту то не успеем. Нас все равно заметят. И мы остались на месте. Увидев нас, великаны опустили мешки, осуждающе закачали головами, о чем-то быстро заговорили. Один из них осторожно поднял меня, а другой Квинта. Держа нас на руках, как мать держит грудного ребенка, они зашагали, даже не пытаясь вступить с нами в разговор. Они говорили о чем-то своем, но несли нас бережно. - Что они задумали? - встревожился Квинт. - Или они думают, что мы дети малые? - Вот именно, думают, - ответил я. Я сразу догадался, в чем дело. Они нас приняли за своих "великанчиков" и, конечно, недоумевают, каким образом два малых ребенка оказались в лесу, почему они в таком возрасте стоят, а не лежат, как положено, и почему на них черная одежда. Я все выложил Квинту. Он со мной согласился и добавил: - - В деревню несут, а то и в пещеру. Надеюсь, яслей у них нет. Во всяком случае мы в их понятии будем сиротами. Твою мамашу они не найдут, а мою тем более. Ну как, Фил, будем разыгрывать спектакль или откроемся? - Посмотрим по обстановке. По дороге к нам присоединились еще четыре великана. Все они были добродушны, внимательны и заботливы. Среди них даже разгорелся спор: кому нести нас. Решили нести по очереди. - Хорошие парни, - заметил Квинт. - Не могут они быть каннибалами. Давно бы костер разложили. Лес поредел. Перед нами открылась огромная тянувшаяся километра на два каменная терраса со множеством зияющих отверстий. У ее подножия беспорядочно раскинулись взрыхленные клумбы, виднелось несколько бассейнов, скорее всего естественного происхождения. Это был лагерь великанов. Наряды женщин ничем не отличались от мужских, даже не было украшений. Некоторые были заняты непонятной работой, что-то мяли, встряхивали, другие отдыхали, в бассейнах купались, бегали и возились трех - четырехметровые ребятишки, кое-где горели костры. - Первобытные люди, - сказал я. - Каменный век. Племя миролюбивое. Нас обступило десятка полтора мужчин и женщин. Они кивали головами, щелкали пальцами, спорили и посоветовавшись, положили нас в громадную, разделенную на ячейки плетеную люльку. Там спало три младенца одного роста с нами. Квинт зачертыхался и разбудил их. Эти верзилы заревели навзрыд. Женщины взяли их на руки и скрылись в одной из дыр в террасе. Наверное, понесли кормить. - Сейчас нас потчевать начнут, - сказал Квинт, - за нами очередь. - Выходим. Отвинчивай шлем. Влажный, пряный, насыщенный запахом магнолий воздух ударил в ноздри. Дышалось легко и свободно. Не успели мы встать, как к люльке подошли две миловидные женщины. Они ласково заворковали, откинули назад светлые волосы и протянули нам руки. Мы ловко вскочили и Квинт выпалил: - Недавно завтракали! Сыты пока. Лучше отведите нас к главному, старейшине или кто там у вас. Но только не к шаману и не к жрецу. Женщины отпрянули. Квинт свистнул. Женщины убежали. Мы по очереди спустились на землю и подошли к кучке великанов. Беглянки, что-то рассказывающие взахлеб, умолкли. Любопытные взгляды устремились на нас. Глупо было бы растолковывать первобытному человеку, кто мы такие и откуда. Я не знал, что предпринять. Все молчали. Наконец, пожилой, морщинистый великан, без малейших признаков - растительности на лице, задал нам какой-то вопрос. Прикрыв глаза, я отрицательно покачал головой. - Не понимаем, значит, - пояснил ему Квинт. Великаны открыли дебаты. Подходили другие и скоро все население лагеря собралось вокруг нас. - Они слишком добродушны, чтобы творить зло, - сказал я. - Пойдем прогуляемся. Осмотрим их стойбище. Напрямик. Расступятся. - Прошу посторониться! - крикнул Квинт. - Разойдись! Дорогу! Прекратить прения. И мы пошли прямо на великанов. "А вдруг они упрямы, - подумал я. - Будут стоять, как пни". Метр, другой. - По-о-сторонись! - кричал Квинт. И великаны не выдержали - расступились. Сопровождаемые огромной толпой, мы беспрепятственно ходили по лагерю. На кострах стояли выдолбленные из цельного камня чаны, где-то булькало какое-то варево, несомненно растительного происхождения. - Бедно живут, - заметил Квинт. - Не так уж бедно, - возразил я - Все они здоровые, упитанные, имеют приятную внешность. Не похожи на доисторического человека. Одно мне не ясно: пришельцы, оставившие макет галактики, посещали Землю в каменном веке. На Земле век уже атомный, а здесь? Тот же каменный? Никаких сдвигов. Непонятно. На гладких скалистых стенах террасы были выцарапаны рисунки и целые картины из жизни великанов. Внимательно осмотрев наскальные изображения, я получил представление об укладе их жизни. Квинт оказался прав: они были вегетарианцами. Их кормил лес. Они не занимались ни охотой, ни рыбной ловлей, ни земледелием. У них было беззаботное существование. Может, когда-то условия на планете были жесткими и суровыми. Человек приспосабливался, боролся, развивался. Но в одну из геологических эпох наступили условия благоприятные, и с тех пор великаны застыли в своем развитии на мертвой точке. Пища, вода в изобилии, климат теплый, опасность не угрожает: большие хищные звери, по-видимому, не могут проникнуть в лес. Единственное изображение охотничьей сцены - это охота на пятнистых животных, похожих на гигантскую гусеницу. Великаны мечут в них камни, потом сдирают шкуру и шьют себе одежду. Заглянули мы и в одно из отверстий террасы. Обыкновенная обширная пещера, выстланная мягкими душистыми травами и обставленная каменными топчанами. Очевидно, укрытие от непогоды. Великаны терпеливо ожидали нас у входа. - Значит, они лентяи? - спросил Квинт. - Лорды настоящие? - Нет. Им просто нечем заняться. У них полный достаток и они довольны этим. Нужно их расшевелить, заставить думать, творчески трудиться. Иначе от безделия за тысячи лет они могут превратиться в животных. Не знаю, что бы здесь делал Бейгер. - Да, да. Жалко будет, если такие красивые, могучие люди встанут на четвереньки. Помочь им надо. Как цивилизованные мы обязаны это сделать. - Они должны быть смышлеными. Мозг у них объемистый. А любознательны ли они? Я вынул лучемет и подкинул его на руке. Он сразу привлек всеобщее внимание. Чтобы меня лучше видели, я отдал Квинту шлем, и вскарабкавшись на выступ террасы, показал рукой на одиноко стоящее дерево-исполин, метрах в трехстах от нас. Все повернули туда головы. Я крикнул: "Хоп!" и несколько раз взмахнул лучеметом. На глазах первобытной толпы дерево качнулось и по частям, начиная с верхушки, рухнуло на землю. Толпа шумно вздохнула, раздались удивленные восклицания. Из задних рядов человек двадцать помчалось к поврежденному исполину. Остальные не знали, что делать: бежать смотреть дерево, или смотреть на нас. Решив, что дерево от них не уйдет, а мы можем исчезнуть, они остались на месте. Я знаками показал, что мы хотим есть. Через минуту перед нами выросла гора крупных плодов всевозможных форм и окрасок. Принесли даже каменные подносы и тонкие острые пластины-ножи. Рядом поставили чашу с водой. - Попробуем свежие фрукты-овощи, - облизнулся Квинт и схватился за нож. - О, да это не фрукт! Настоящая копченая колбаса. - Какая колбаса. Не выдумывай. - Я не дегустатор, но по вкусу колбасу от джема отличу, - обиделся Квинт. Я отправил в рот розовый, рыхлый ломтик. Действительно, колбаса, только мягкая и рассыпчатая. - Вот тебе и вегетарианцы, - сказал Квинт. - Попробуем вон ту серую грушу. Так, так. Что-то рыбное. Та-ак. Рыба, рыбка. - А что в этом рыжем огурце? Похоже на пюре гороховое. Питательная вещь. Никогда не думал, что деревья могут приносить такие плоды! Мы перепробовали четырнадцать плодов. Они могли удовлетворить любой самый взыскательный вкус. К сожалению, не оказалось ничего похожего на хлеб. Наевшись, мы решили вернуться в кабину. Надо было кое-что обдумать и подготовить почву для установления контакта с местными жителями. Великаны дружно проводили нас до поля. Но как ни велико было их любопытство, дальше они не пошли. Боялись чего-то. - Борьба, - повторяли они, показывая на маячившие вдалеке бугорки. Уверенные в неуязвимости скафандров, мы только посмеялись. - Граждане! Дайте пройти! - крикнул Квинт. Однако великаны не пускали нас на верную, по их мнению, гибель, но и на руки взять не осмеливались. - Посторонись! - мы двинулись вперед. ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ В желудке ящера. Фара. Филоквинт. Эпидемия труда. Шахматная фигура. Прощание. Возвращались мы другим путем. Поле пересекли под углом и, спустившись в лощину, оглянулись. За нами бесшумно шел тот самый юноша, который нес меня в лагерь. Мы остановились. Встал и он. - Смелый парень, а нас боится, - сказал Квит и поманил его к себе. Юноша робко направился к нам. Вдруг он остановился. Лицо его исказилось, он воздел руки к небу и пронзительно завопил. - Что с малым? - встревожился Квинт и, оглянувшись, ткнул меня в бок. - Фил смотри! На склоне горой возвышалось сорокаметровое чудовище, напоминавшее исполинского двуногого хищного ящера мезозойской эры - тиранозавра. Наклонив продолговатую с панцирной гривой голову, ящер холодно смотрел на нас. Шея, очень короткая, переходила в серое бесформенное туловище, оканчивающееся массивным хвостом. Задние ноги напоминали конические колонны. На груди располагалась пара маленьких лапок, длиной всего по четыре метра каждая. Нас будто пригвоздило к земле. Ящер перешагнул через речку. Бежать или замереть неподвижно? Да какой смысл бежать, когда его бугристая голова была уже в шести метрах от нас. Все произошло мгновенно. Сверкающий бриллиант Ригеля описал в небе дугу и, еще не поняв, что произошло, я очутился в челюстях чудовища. Конечно, нужно иметь железные нервы, чтобы молча отправиться туда. Я закричал и заклинился между метровым зубом и двухметровым клыком. Только туг я покрепче завинтил шлем и обрел хладнокровие. Я же в скафандре неуязвим. Челюсти ящера пришли в движение. Зубы лязгали и скрежетали как гусеницы трактора: ящер "ковырялся" в зубах. Наконец, нижний клык задел за верхний кривой зуб, он выгнулся, ящер тряхнул головой, и я вылетел на середину красноватого пузырьчатого языка. Ящер начал меня жевать, но орешек оказался крепким. Разгрызть меня он не мог, но и мои попытки пробраться к выходу ни к чему не привели. И вдруг я заскользил вниз, в глотку. Еще мгновение - и я в желудке. Я был ошеломлен. Шутка ли - оказаться в утробе допотопного ящера. Но и паниковать не было оснований: дышу чистым земным воздухом, раздавить меня не раздавишь, переварить не переваришь. Вместе с перевариваемой пищей я пойду по лабиринту кишок и в конце концов окажусь на свободе. Только вот где ящеру вздумается освободиться от меня, как потом найти Квинта и, главное, сколько времени продолжается процесс пищеварения. Не погибнуть бы от жажды. Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, я надумал обследовать желудок и включил фонарик, однако ничего, кроме желто-серого месива, не увидел: луч света упирался перед самыми глазами в вязкую массу. Вокруг что-то клокотало и булькало. Ах, да у меня же есть лучемет! Я схватился за карман, но лучемета не было. Выпал, значит. Что ж, остается ждать. Вдруг я услышал голос Квинта: - Будем знакомы. Квинт. - Фил, Фил! Где ты? - Сюда, Квинт! И ты здесь? И тебя ящер съел? Стыдно сказать, но я обрадовался. - Нет, я специально съелся, - ответил Квинт. - Когда он тебя подцепил когтем передней лапы за карман и поднес к пасти, лучемет у тебя выпал. На меня аппетита у него почему-то не было. Я сразу догадался, что ты цел и невредим, и хотел изрезать ящера, но побоялся, что луч может задеть тебя. Ну почему мы сразу не изрезали его? - Растерялись от неожиданности. - Не будем больше теряться. Так вот, лучемет я поднял и решил добровольно съесться, а он не ест. Видно, невкусные мы. Тогда я его "покусал" лучом по лапам. Он рассвирепел, и вот я здесь. Сейчас мы живо с ним разделаемся. Повернувшись спиной друг к другу, мы взмахнули лучеметами. Раздалось шипенье, потрескивание, нас порядочно взболтнуло, показалось голубое небо и вместе с половиной желудка мы полетели вниз. Выбравшись из пульсирующих внутренностей - благо к скафандрам ничего не приставало, они остались чистенькими - мы бросились искать великана. Обхватив голову руками, он лежал ничком на земле метрах в двадцати от нас. Квинт окликнул его. Юноша приподнялся, что-то прошептал, потом протер глаза и быстро-быстро закачал головой. Квинт позвал его пальцем. Он глубоко вздохнул и подошел к нам. Мы ему дружески улыбнулись и, будто ничего не случилось, продолжали шествие. Юноша медленно, стараясь не забегать вперед, вышагивал рядом. Так втроем мы и добрались до кабины. Опускаясь за горные хребты, Ригель последними лучами обласкал облака и сделал их перламутровыми. Нащупав невидимый люк, мы нырнули в кабину. Юноша растерялся и испуганно заметался. На его глазах мы растворились в воздухе: нуль-пространственная прослойка не пропускала свет. - А большого-то забыли, - спохватился Квият. - Расстроится малый. Я высунул голову. Увидев меня без туловища, великан упал на колени. Мы были бы рады впустить его, да в люк не влезет. Пришлось нам выйти. Великан все еще стоял на коленях. Мы были как раз ему до пояса. Квинт похлопал себя по груди: - Фил, - сказал я. Юноша улыбнулся и, повторив наши имена, тоже ударил себя в грудь: - Фара! - Отлично, Фара! Располагайся на ночлег. Я сделал попытку как-нибудь объясниться с ним. Тщетно! Язык его был беден и примитивен. А память оказалась феноменальная. Я сказал длинную фразу. Он слово в слово, соблюдая интонации, повторил ее. Тогда я специально наизусть прочитал большой отрывок из поэмы Лукреция Кара "О природе вещей". Он и с этим справился. Мы обрадовались. С этим парнем наверняка найдем общий язык. Почти до утра мы разрабатывали план действий. Фара тоже не спал. Он добровольно взял на себя обязанность следить за костром. Уже забрезжил рассвет. Небо синее-синее. - Все, - сказал я. - Часа три нужно отдохнуть. Спать! - Ложись. Фара, вздремни. Утомился, поди, - сочувственно сказал Квинт, положил ладонь под щеку, закрыл глаза и тут же засопел. Проснулись в полдень. Фара, раскинув руки и ноги в стороны, еще спал. Квинт толкнул его, разбудил и полез в кабину. Фара опять растерялся. Ноздри его то расширялись, то сужались. Скоро из воздуха показалась рука с консервами. Я принимал продукты, основная часть которых предназначалась для великана. От еды он не отказался и уничтожил девять килограммов хлеба и консервов и выпил одиннадцать литров воды, как раз то, что предназначалось Тонику. - Ну и обжора же, - заметил Квинт. - Такой же как и мы. Он выше нас в три раза. Значит, объем его в двадцать семь раз больше нашего. Вот он и съел во столько же раз больше. Ну, Квинт, приступим. - А выдержит его мозг такую нагрузку? - Возможности мозга не ограничены, но на всякий случай будем следить. - Да, перегрузок не должно быть. Ну, Фара, надо за ум браться. Смотри и учись. С помощью лучеметов мы быстро очистили небольшую площадку, вынесли бруски фотонита с резонаторами, раздвижной стол и всевозможные инструменты. В наших условиях было трудно в короткий срок дать образование дикарю. Надеясь на его исключительную память, любознательность и большой мозг, мы мастерили мыслеизлучатель. Затаив дыхание, боясь кашлянуть, Фара следил за нашей работой. Через два дня аппарат был готов. Для проверки годности его к действию, я мысленно обрисовал Фаре устройство колесного трактора. И вот первобытный человек взял в руки палочку и нарисовал на земле трактор, хотя и не знал, что такое сталь и для чего служит гайка. Программа обучения была рассчитана на пять сеансов, каждый продолжительностью с перерывами по двенадцать часов. После первого сеанса в мозгу у Фары произошла, как в свое время и у Квинта, революция. Я дал ему общее представление об окружающем его мире. Второй сеанс был целиком посвящен изучению нашего языка, так как нам не было никакого смысла изучать бедный язык великанов. Я давал только самые необходимые слова и обороты, и он осмысливал их значение. Меньше всего я уделял внимания общественным вопросам: великаны решат их сами, это их дело. В основном я упирал на технику, на металлургию, геологию, ну а о математике и физике говорить не приходится. И ничего страшного не случилось, его мозг впитал эту массу знаний. Выдержал. В общем он знал то, что в свое время знал наиобразованнейший человек начала двадцатого века. В ядерную физику я не лез: пусть сами докапываются. Теперь перед нами стоял застенчивый и смущенный пятиметровый человек. Он знал, что он первобытный, что он дикарь, и от этого чувствовал себя неловко. - Ну, вот, - сказал Квинт. - Наконец-то можно с тобой по-человечески поговорить. Не знаешь ли ты примерно численность населения вашей планеты? Фара стыдливо потупил взор. Про родную планету он ничего не знал. Даже названия. - Назвать ее должен ты, - сказал я. - Хорошо. Я назову ее вашими именами. Фило-квинт. Мы пробовали возразить, но Фара был непреклонен, у него даже хватило смелости обидеться на нас. Нагрузив Фару необходимыми материалами, приборами и инструментами, мы тронулись в путь. Я говорил великану: - Ваше племя станет очагом культуры и цивилизации. Многое будет зависеть от тебя. На первых порах мы поможем, но потом ты останешься один. Подбирай наиболее смышленых, обучай их. Пусть они учат других. Все свободное время заполняйте учебой. - Мы тебе присваиваем звание академика, - совсем некстати выпалил Квинт. - Босоногий академик в шкуре, - усмехнулся он. - Сегодня в шкуре, а завтра, глядишь, в ядроните. Шли мы не как путешественники, а как геологическая партия. Квинт вычерчивал маршрут и составлял карту, я брал образцы горных пород и минералов, искал месторождения полезных ископаемых. Фара пока использовался, как тягловая рабочая сила. Он был нагружен до предела, когда мы вошли в лес. Великаны встретили нас приветливо. Пригласили к столу, понатащили плодов. Мы вежливо отказались и без промедления приступили к делу. Нашли глину, да не простую, а шамотную, сделали формы и слепили несколько кирпичей. Фара последовал нашему примеру и заразил остальных. Работали все, никто не сидел, не исключая и ребятишек. Одни таскали, другие месили, третьи лепили, четвертые обжигали. По всему лагерю росли штабеля кирпичей. Из отобранных, лучших мы соорудили печь и загрузили ее железной рудой. А руда-то! Никакого обогащения не нужно. Земные металлурги от зависти позеленели бы. Руду расплавили и получили сталь. Откованный блестящий нож пустили по рукам. Восхищению не было границ. - Наступил железный век, - глубокомысленно изрек Квинт. - Надо отметить. Какое сегодня число? Ах, у них же нет календаря. Фара-а! - Я здесь. - Не думаете ли вы жить без календаря? Так какой у них, Фил, год? - он хитро посмотрел на меня. - М-м. Первый. - Во! Слышал? Первый год новой эры. Сделайте как у нас, разбейте его на месяцы или на другие отрезки времени. В общем, как захочется вашим будущим астрономам. Могу посоветовать: не делите минуту на шестьдесят секунд, сутки на двадцать четыре часа, а круг на триста шестьдесят градусов. Используйте лучше десятичную систему счисления. Гораздо удобнее. Пока у вас своих часов нет, будете жить по нашему, по земному времени. А потому возьми мои часы. Ремешок сделаешь сам. Периоды вращения наших планет примерно совпадают. В дальнейшем учтете разницу, внесете поправочки. Работа продвигалась хорошо. Увлеклись все, и старые и малые, мужчины и женщины. Взрослые на ребятишек покрикивали: они извели вагоны глины и песка. Сидит какой-нибудь четырехметровый подросток и лепит, лепит, лепит. Целый день. Это была великая эпидемия труда! Были уже получены всевозможные сплавы и стекло, построен первый, пока, правда, примитивный токарный станок, приводимый в движение мускульной силой. Дело принимало широкий размах. Организация труда усложнялась. Язык филоквинтцев развивался и обогащался с каждым днем. Отрадно было слышать из их уст такие слова, как "латунь", "шестерня", "коэффициент". Появились свои специалисты: кузнецы, столяры, литейщики. Лагерь бурлил. Трудились самозабвенно, увлеченно, суть дела схватывали на лету. Лоботрясов и бездельников и в помине не было. Кто бы мне об этой эпидемии труда рассказал, я бы не поверил. Уж больно, кажется, быстро и просто. А оно было не так-то просто. И учтите: это не Земля и эти люди не земляне. Мы с Квинтом сделали, мощный динамик и установили его на вкопанном столбе. Фара вечерами надрывался в микрофон перед обширной аудиторией, объяснял свойства материалов и начинял своих соплеменников всевозможными сведениями, причем лекции он читал почти на нашем земном языке. И его понимали. Позже мы организовали три группы обучающихся и каждый из нас троих взял по группе. Преподавали ранним утром перед началом работ. Имея отличную память, в тетрадях филоквинтцы не нуждались. Пока, конечно. Таблицу умножения знали даже "дошкольники". Случайно оброненное нами новое слово немедленно подхватывалось, и великаны не успокаивались, пока не узнавали, что оно означает. Нельзя сказать, что все шло гладко. Были срывы и неудачи, но на общем ходе работ это ничуть не отражалось. Скоро у филоквинтцев возник клуб выдумщиков, изобретателей и первооткрывателей. С разными проектами и расчетами обращались они ко мне или Квинту. Частенько приходилось их разочаровывать, иногда исправлять, подсказывать. Они еще многого не знали, многого не учитывали. Но были среди них светлые головы. - Интересно, изобретут ли они деньги? - спросил Квинт. - Думаю, что нет, - ответил я. - Они им не нужны. Деревья плодоносят круглый год. Строить всякие мель-, мол- и мясокомбинаты, кондитерские фабрики и хлебозаводы не придется, армию держать не надо, вся сельхозтехника ни к чему. Бери, что хочешь, ешь, что хочешь. Зачем им деньги, зачем торговля? Последнюю фразу услышал подошедший Фара. - Что такое деньги? И торговля? Не хотелось мне объяснять, но отмалчиваться не в моих привычках и я полез в дебри экономики. - Понял, - сказал Фара. - Значит, только за бумажку могут дать нужную мне вещь... А если у меня нет бумажки, не дадут? - Нет, - вздохнул Квинт. - Не дадут. Умри - не дадут. - И что же, это обязательно нужно? - Совсем не обязательно. Вы хозяева, сами и решайте. - Ну тогда одной заботой меньше, - успокоился Фара. - Без денег лучше. - Поддерживаю тебя, - сказал Квинт. - Я забыл сказать: вчера мне разнос был. Еле вырвался. - Что?! - всполошился Квинт. - Бунт! Восстание! - Женщины одолели. Даешь, кричат, текстильную промышленность. Не нравится им в пятнистых шкурах ходить. Эти наряды устарели, говорят, и не совсем приличны. А я думаю, рановато еще думать о моде. - Да-а, - протянул Квинт. - Женщины на всех планетах и во всех галактиках одинаковы. И они правы. А как же! Платье украшает человека. У нас в Египте тоже модницы были. Да еще какие! - Я им говорю, потерпите немножко, - продолжал Фара. - Дайте создать базу тяжелой индустрии. Ведь тысячелетиями ходили в шкурах, а год подождать не можете. А они кричат, вы, мужчины, совсем заиндустриализовались, подумайте хоть немножко, о нас. Мы помогаем вам, помогите и вы нам. - Нужно помочь, - решил Квинт. - Это не прихоть, а необходимость. Жаль, что у вас овцы не водятся. Была бы отменная шерсть. Ну ничего, что-нибудь придумаем. С развитием химии переходите на синтетику. - Непременно. А одна девушка, - Фара смущенно улыбнулся, - задала мне в упор вопрос: когда начнется эпоха великих географических открытий? Не знаем, говорит, где живем, на