мегафон транспортера. В ответ донеслась брань. Баррикада наполовину перекрыла путь. Тратить время на объезд, переговоры? "А, ну его! - сказал лейтенант Хорн, командовавший экипажем. - Давай вперед помаленьку". Транспортер боком разворошил сооружение и пошел вперед. Банки хрустели и звонко лопались, обдавая машину струями томатного соуса. Сквозь смотровую щель Спринглторп на миг увидел на пороге магазина мужчину с двумя охотничьими ружьями, женщину с кочергой и старуху. К подолу старухина платья жалось двое малышей. "Дурачок!" - рявкнул мегафон на прощанье. Не было и признаков того, чтобы кто-то разбирал развалины, пытался собрать людей, поддерживать порядок. Они проехали мимо беспорядочных, явно самочинных лагерей. Люди жили в палатках, автомобилях, трейлерах. В придорожном ресторанчике его владелец устроил госпиталь. Он носил раненым воду из колодца, его жена кормила их консервами, но надолго ли хватит? Есть три врача: стоматолог, гинеколог и педиатр. Был и хирург, но прошлой ночью исчез. Нет, от властей никого у них не было. Какие медикаменты, что вы! Раненых человек шестьдесят. Кое-кто добрался сам, некоторых привозят и оставляют. Кое за кем ухаживают родные. Столько работы! Есть очень тяжелые случаи, четверо скончалось... Только на подходе к самому Тлеммоку они встретила наконец военный патруль. Их проводили к начальнику округа, багроволицему майору, видимо, из тех, что приказывают выщипывать травку, проросшую в неположенном месте. В гражданских делах он ничего не понимал. Опереться па профсоюзы? На приходские советы? На лице майора изобразилось крайнее напряжение мысли. Госпиталь? Да-да, кажется, ему говорили. Надо будет спланировать выезд. Так, чтобы исключить возможность дезертирства. Вот что они сделали в Рэли - они дали людям порядок веру в свои силы, способность самим устраивать пусть примитивный, но все-таки уклад общей жизни. Во имя им самим не ясной, но кем-то "наверху" осмысленной общей цели. Здесь, в Линкенни, было относительно спокойно, но наметанный глаз Спринглторпа всюду находил упущения, которые легко можно исправить: тысячные очереди к цистернам с водой, отсутствие постоянных постов связи, кое-где те же баррикады у магазинов - поветрие это, что ли? Баунтон незамедлительно принял его, но за советы не благодарил, исправлять положение не устремлялся, только кивал головой и время от времени глотал пилюли. В Рэли земля тряслась непрерывно. Здесь она судорожно и коротко подергивалась раз в десять - пятнадцать минут. Везет же людям! На целых четверть часа можно забыть о том, что происходит. - У нас серьезная проблема, Спринглторп. Здесь ведь каторжная тюрьма. Пять тысяч всякой нечисти. В основном рецидивисты. Кой-кого я, так сказать, заочно знаю: я член верховной апелляционной коллегии. Мы им объявили: малейшее неповиновение - расстрел на месте. Но во время толчков все сходят с ума, возможно всякое. Мы оцепили тюрьму войсками, говорим, что готовим перевод в специальный лагерь. Но лагеря у нас нет. Я ничего не могу пока придумать. - И сенатор, вздохнув, проглотил очередную таблетку. - И они что? До сих пор в здании? - Да. Сооружение крепкое. Все еще держится. - Может быть, вывести группу более или менее безвредных? Пусть сами себе строят лагерь. - Честно говоря, лагерь изолировать нам будет намного труднее. Все это крайне сложно, так что будьте к нам снисходительнее. Да вот, кстати. У нас тут в политехникуме довольно сильная группа преподавателей естественных наук. Вы знаете, что они говорят? Оказывается, есть такой закон. Кажется, Перэ. Толчки происходят в момент прохождения Луны через меридиан. Простая штука, когда тебе об этом говорят другие, не правда ли? Они составили расписание ожидаемых сильных сотрясений. У вас есть своя связь с Рэли? Вот копий, передайте. Это уже было кое-что! Даже более, чем кое-что. И в Тринити-Майнор Спринглторп отправился приободренный. Дом Уипхэндла в трех местах треснул на всю высоту, кусок стены на втором этаже обрушился, сквозь пролом был виден ковер на стене и люстра. Жену полковника и двух его дочерей Спринглторпу помогли найти в лагере за городком. Они жили в своем летнем трейлере. Да, ей уже все известно. Муж - в Виши, месяца через три встанет на ноги. Со спутника передали. Переехать в Рэли? Нет, в этом нет нужды. Здесь у них много родни. Единственное, чего они хотели бы, - это поблагодарить всех, кто позаботился об отце Медб и Грайне. Спринглторп кивнул. - Ваш муж, мадам, - человек весьма высоких достоинств. Мы все и я сам многим ему обязаны. Может быть, вы переберетесь к нам? Это была бы честь для всего нашего округа. - Не будем больше говорить об этом, мистер Спринглторп. А с вами это его солдаты? - Да, мадам. - Они прекрасно выглядят. Так редко сейчас видишь спокойных людей. В городок они отправились на бронетранспортере. Спринглторп предложил послать за портфелем солдата. - В этом нет никакой надобности. Я сделаю это сама. До толчка еще три часа, так что никакой опасности я себя не подвергну. Что-то в повадках мадам Уипхэндл и в ее манере говорить напомнило Спринглторпу Памелу Дэвисон. Эльза была совсем не такая. Как повела бы себя Эльза, окажись она на месте сержанта Дэвисон? Он поймал себя на том, что уже неоднократно пытался это себе представить. И не получалось. Эльза предвидящая, Эльза рассчитывающая, Эльза, владеющая людьми и машинами, которые в первый раз видит, - нет, это невозможно, невероятно. Будь Эльза сейчас жива, кем бы она стала? Сиделкой в госпитале? Швеей? Поварихой? Или в оцепенении ждала бы, когда же он, вывалянный в тысяче дел и столкновений, ввалится и рухнет на пороге? Само появление этих мыслей было изменой, изменой человеку, который беззаветно отдал их союзу свою жизнь. Единственное, чем он должен был отплатить, - это сохранением памяти об этом человеке, вознесением его образа надо всеми прочими, живыми и мертвыми. Но он не мог, не получалось. И душу его терзало чувство вины перед Эльзой, уничтожаемой забвением. Забвением стремительным, беспощадным, всепроникающим, как кавалерийская атака. Как буря! Нет, Эльза умерла не тогда, в постели. Она умирала сейчас в нем. Лишенная речи, она тянула к нему руки, а он позволял этой буре гнать ее прочь, не защищал, не сражался. Она глядела на него с немой удивленной укоризной - а вокруг были тысячи! Тысячи людей, живых людей, ничего об этом не знающих и зависящих от него. Он должен был принадлежать им. Исключительно и самоотверженно. Что значила для них вся "та" его жизнь. Жизнь, никому не нужная, ничего не означавшая. Которой не должно было быть... ...Синяя папка оказалась полупрозрачной пластиковой обложкой, в которой лежало несколько листков бумаги. Первой по счету была вырезка из какого-то журнала - карикатура: роденовский "Мыслитель" отпиливал сук, на котором сидит; на земле под суком стоял человечек, обвитый геликоном; щеки человечка были раздуты, глаза лезли из орбит от натуги, а из жерла геликона извергалась запись знаменитого марша "Преславное дело". Следующие несколько листков были, по-видимому, рукописным черновиком письма, начинавшегося со слов "Ваше высокопревосходительство". Затем следовал лист атласной бумаги с грифом "Управление по делам президента республики". Доктору Фиаху Дж.Дафти сообщалось, что его докладная записка была передана на рассмотрение в Высший лицей наук и ремесел, откуда получен ответ за подписью профессора М.Д.Литтлбрэйна, копию какового имеют честь ему препроводить. И наконец, шли машинописные странички, подписанные профессором Литтлбрэйном. "Заявитель считает опасной технологическую схему атомной электростанции Арк-Родрэм мощностью четыре миллиона киловатт, проект которой подготовлен группой ведущих специалистов... Он считает опасной схему закачки отработанных вод через восемь скважин на глубину до шести километров - прием, успешно примененный на всемирно известной... Ссылаясь на теорию Флетчера-Сэксби, согласно которой геологический массив острова располагается на наклонной плоскости, обращенной в сторону абиссальных глубин западноевропейской котловины Атлантического океана и образованной наклонно-восходящей палеоморфной оливиновой плитой, заявитель считает, что отработанные воды могут привести к усиленной серпентинизации поверхностного слоя плиты, и вследствие этого к нарушению спайности, и вследствие этого к нарушению геостатического равновесия массива острова... Теория Флетчера-Сэксби, в свое время пользовавшаяся популярностью, является всего лишь живописной гипотезой, основанной на недостаточном числе экспериментальных данных... Неоднократное всестороннее исследование свойств отработанных вод не подтверждает... Механизм нарушения спайности, предлагаемый заявителем, как показано в небезызвестном труде... следует считать сомнительным... Остается лишь сожалеть, что заявитель, по-видимому, недостаточно информирован о... поскольку он не является специалистом в данной области... Математическая модель варианта, убедительно подтвержденная на прототипе, несомненно подтверждает применимость проекта в условиях района Арк-Родрэм... Отдавая должное гуманным чувствам заявителя и отнесясь к его аргументации со всем вниманием, которого он заслуживает, будучи автором известных работ... комиссия рассмотрела высказанные положения и на основании вышеизложенного пришла к единодушному выводу, что выдвигаемые возражения недостаточно обоснованы и спорны..." - Мадам Уипхэндл, можно мне задать несколько вопросов? - Пожалуйста. - Чьи это бумаги? Кто такой Фиах Дафти? - Это друг покойного отца моего мужа, насколько я знаю. У нас в альбоме есть несколько фотографий, где они сняты вместе. - Как эти бумаги оказались у вас? - Понятия не имею. Я случайно наткнулась на них, муж попросил меня спрятать их в этот портфель. - Когда скончался отец вашего мужа? - Более десяти лет тому назад. Спринглторп посмотрел на атласный лист. На официальных письмах проставляются даты. Дата была. Сорокалетней давности. Сорок четыре года тому назад никому неведомый ныне, давно ушедший из этого мира Ф.Дж.Дафти тщетно стучал кулаком по надутому спесью пузырю технического прогресса. Почему-то он представился Спринглторпу изможденным, обросшим седой щетиной, с нервно горящими глазами, в поношенном плаще, с измятой шляпой в руке, слишком тонкой для непомерно широкого рукава. - Прочтите это. - Спринглторп протянул мадам Уипхэндл машинописные листки. - Боже правый! - тихо сказала она, поднимая взгляд от последней страницы. - Что же нас ожидает? - Не знаю. Если считать, что произошло именно то, чего он опасался... Но кто поручится, что это так? Нужны специалисты. - Где вы их найдете? Как они будут работать? Пока они разберутся, мы все тут утонем! Нам же надо бежать! Бежать отсюда! - Да. Полная эвакуация. - Четырех миллионов человек? - Нам помогут. Нам должны помочь. - Кто? Кто нам даст приют? Какой ужас! Наша земля! Наш народ! - Мадам, - медленно сказал Спринглторп. - Ваш муж сказал мне об этих бумагах, но из его слов ясно не следовало, могу ли я ими свободно распоряжаться. Как вы считаете, могу ли я их оставить себе? Или мы снимем копии? - Наша бедная земля!.. Господи, о чем вы говорите? - И тем не менее... - Хорошо, - сказала мадам Уипхэндл. - Оставьте их у себя. - Я говорю об этом потому, что разговоры и слухи об этих бумагах способны породить всеобщую истерию. Этого нельзя допустить. И я... - Понимаю, - жестко прервала мадам Уипхэндл. - Вы хотите упрятать меня в этот ваш ящик на колесах ради уверенности, что а не проговорюсь. Так? - Я не беру с вас никаких обязательств. Вы сами прекрасно понимаете, как обстоит дело. Но я сделаю все, чтобы вы с дочерьми при первой же оказии отправились на материк к мужу. Мадам Уипхэндл пожала плечами: - Типичный мужской подход. Это все, что я могу сказать. Но учтите: нас не трое, нас шестеро. Я взяла на попечение трех сироток. Отец у них погиб, а мать покончила с собой. Трех карапузов - мал мала меньше - устроили в спальном отсеке транспортера. - Мама им сказала, - рассказывала Спринглторпу Медб Уипхэндл, пока грузная машина одолевала путь в Линкенни. - Мама им сказала: "Деточки, мы все грешные, боженька на нас рассердился и решил всех убить. Но вы-то невинные, безгрешные, он вас пожалеет и не оставит. Идите по дороге, идите и всем говорите: "Мамы и папы у нас уже нет". И побежала и прыгнула в черную дырку. У нас за лагерем тоже сделалась черная дырка. Когда трясет, оттуда страшно кричат. Это грешники, да? Ко времени вечернего толчка они не только успели добраться до Линкенни, но даже с комфортом устроились. Местная фабрика изготовляла надувные домики для автотуристов, товар в это время года не ходовой. На складе был большой запас готовой продукции, из которого сенатор Баунтон распорядился выделить десяток штук для округа Рэли. Толчок был не очень сильный и прошел без особых осложнений. Когда ждешь, совсем другое дело. К десяти вечера была установлена связь с Рэли. У микрофона была Памела. Зная время толчка, она вовремя подняла в воздух вертолет, и тот немедленно обследовал округ с воздуха. Трещина на северо-востоке расширилась до двухсот-трехсот метров и подобралась к той единственной дороге, по которой Спринглторп проехал сюда. На остатки города вновь обрушился океан. Целых зданий в округе практически не осталось. Но благодаря предупреждению новых жертв мало. - Что в Тринити-Майнор? Что вы там нашли? - кричала в микрофон Памела. - Что-нибудь важное? - Да, - ответил Спринглторп и прочитал ей все "Преславное дело", как успел уже окрестить содержимое синенькой обложки. - Поговорите с Баунтоном. Немедленно поговорите с Баунтоном, - донеслось в ответ. Микрофон щелкнул и умолк. Памела берегла аккумуляторы. Некоторое время Спринглторп сидел и смотрел на подушку с ярким штампом какого-то мотеля. Потом закрыл глаза и увидел доктора Фиаха Дж.Дафти. Фиах Дж.Дафти, такой, каким он себе его придумал, представился ему тяжко поднимающимся по бесконечной дворцовой лестнице, устланной алой дорожкой, и Спринглторп слышал глухой отзвук его мерных шагов. Его охватило щемящее томление. Четверть двенадцатого. Поздно. Очень поздно. Он вздохнул и снял трубку полевого телефона. - Это Спринглторп. Есть связь с сенатором Баунтоном? Попытайтесь соединить меня с ним, если он не спит. Минуты три в трубке что-то шуршало и поскрипывало, и вот раздался голос: - Алло, это Спринглторп? Вы уже вернулись? Очень хорошо. Нет, я не сплю. И пока не собираюсь. Вы очень своевременно. Я вас жду. Ваших не беспокойте, я вышлю машину. Баунтон закрыл "Преславное дело", положил на стол и накрыл большими дряблыми кулаками. Молчание затягивалось. - Что вы по этому поводу думаете? - натужно спросил Спринглторп. - Что делать? - Я знал Литтлбрэйна, - медленно проговорил Баунтон. - Это было очень давно. Мы даже встречались в обществе. Почетный ректор Высшего лицея. Жесткий был человек. Педантичный и, я бы сказал, болезненно честный. Обычно так кончают неудачники, на которых возлагалось много надежд. - А Дафти? - Не припоминаю. Нет, не припоминаю. Как это к вам попало? Расскажите подробней. И если вас не затруднит, заодно расскажите и о себе. Как вы стали начальником округа в Рэли? Я знал там многих, но о вас не слышал. - И Баунтон потянулся за таблеткой. - Так, - сказал он, когда Спринглторп закончил свой рассказ. - А теперь посмотрите это. - Он протянул Спринглторпу пачку разнокалиберных листков, сколотых вычурной скрепкой. - Это последние новости. Северо-западный округ после вечернего толчка прекратил связь. К десяти вечера на его юго-восточной границе появилось несколько машин с беженцами. Утверждают, что большая часть округа поглощена океаном. Северный округ рассечен на три части бездонными трещинами. Паника. Население уходит на юг. Волна беженцев достигнет Линкенни через сутки. Из западных округов сообщают о сильных подвижках, разрушениях и жертвах. Запасы продовольствия иссякают. Местами управление и связь потеряны. Центральный округ отмечает резкое сокращение дебита пресноводных источников вдоль водораздельного хребта. Главная река острова при том же темпе убыли иссякнет за две недели. - По сравнению с другими, наш район выглядит довольно прочно. Даже благополучно, если так можно выразиться. Почему - мы не знаем, но это не столь важно. Важно, к чему это приведет. Через несколько дней здесь скопится все население острова. Неделю назад тут жило пятьдесят тысяч человек, будет четыре миллиона. Вы можете себе представить, что это такое? Баунтон говорил медленно и тихо, словно размышляя вслух. Выдержав паузу, он сам себе кивнул и внезапно вскинул голову. - Так о чем же мы будем говорить с вами, Спринглторп? О давнем споре - ему без малого полвека, и мы оба, мягко говоря, в этих делах некомпетентны - или об атом потопе горя и страха, который вот-вот нас окончательно захлестнет? - Но если Дафти прав, - начал было Спринглторп. Баунтон остановил его мягким жестом. - Полвека назад, - продолжал он, - все или почти все пришли к выводу, что Дафти не прав. И сам Дафти с этим почти согласился - будем говорить так. Да, да. Он ведь спрятал эти бумаги в стол. Логика зримого. Все было спокойно, и все невольно верили тем, кто опирался на эту очевидность. Теперь очевидность иная. Обратись мы к тем же людям - я имею в виду сословие, - что бы мы услышали? Что Дафти прав. Как тогда никто не осмелился его поддержать, так теперь никто не осмелится оспорить. А доказательств ни тому, ни другому не было и нет. Нет. Есть благие пожелания и черные пророчества. И склонность верить то одним, то другим в зависимости от обстоятельств. Чего вы хотите с этими бумагами? Политического успеха? - Если Дафти прав, - твердо сказал Спринглторп, - то остается только объявить всеобщую эвакуацию. И навеки проститься с этой землей. - Эвакуация - да. Это очевидно. Очевидно в любом случае. Прав Дафти или не прав, эвакуация - мы никуда от нее не денемся. А "навеки проститься" - это уже эмоция, Спринглторп. Театр. Разжигание трагических страстей. После праведных трудов и сытного обеда отчего же нет? Извольте. Но сейчас?! Надо быть совершенно беззастенчивым политиканом, чтобы сейчас позволить себе публично дискутировать по поводу этих бумаг. Стопроцентный успех ваших домогательств к обществу гарантирован. Вас прославят и изберут куда хотите. Но если говорить о деле, только о деле, о наших ближайших планах и действиях, направляемых силой катастрофы, эти бумаги не имеют никакого значения, никакой цены. Эвакуация неизбежна, даже если сию минуту катастрофа прекратится. Зима, жилищ нет, транспорта нет, энергии нет, центров восстановления нет. Финансовая помощь, сколь велика бы ни была, дело затяжное. Эвакуация будет. Заметьте, я пришел к выводу, ничего не зная о ваших бумагах. Секретариат подготовил мне исходные материалы. Вот познакомьтесь. Установка на полную эвакуацию. - Исход, - всплыло в уме Спринглторпа отчаянное слово. - Осторожно, Спринглторп. Для устройства паники нам не хватает только этого словечка. Все как раз наоборот. Море перед нами не расступается, мы идем не в обетованную землю, в сорока лет у нас с вами на это не будет. Уж скорее сорок дней. Оставьте это слово борзописцам. Дай бог, чтобы мы успели приступить к делу прежде, чем они до него доберутся. - Четыре миллиона душ за сорок дней! По сто тысяч в день?! - Одно из двух: либо мы поверим в это и осуществим, либо нам следует немедля уступить место тем, кто в это поверит. - И вы верите? Вы думаете, что это можно сделать? - Не вижу в этом ничего непосильного. Просто никому до сих пор не приходилось делать ничего подобного. И не дай бог, чтобы когда-нибудь пришлось. - Но какими силами? На кого мы можем рассчитывать? - На Россию, Спринглторп. - На Россию? - Да. Вот поглядите. Это доклад О'Брайда о заседании Совета Безопасности. Не дожидаясь, пока Спринглторп развернет рулон телетайпной ленты, Баунтон продолжал: - В ближайший, месяц Англия и Франция не смогут нам помочь. Они вывозят своих. У Испании нет технических возможностей. Немцы принимают голландцев и бельгийцев, - наши беды им здорово навредили. Скандинавы согласны принять по пятьсот тысяч человек в каждую страну, но у них нет транспортных мощностей. Штаты в Канада эвакуируют сейчас свое Атлантическое побережье, обоснованно опасаясь цунами. Это сорок миллионов. Остается Россия. Россия дает семьдесят процентов транспортных средств и обеспечения, Штаты - двадцать, Канада - десять. Англия и Франция обеспечивают промежуточные аэродромы. Секретариату ООН поручено создать международный штаб. Завтра к нам прибудет русская техническая миссия. Я дал свое согласие. Баунтон снова потянулся за таблеткой. - Вы об этом еще не знаете, но, пока вы ездили в Тринити-Майнор, у нас состоялись радиопереговоры. Мы не сумели с вами связаться, и я взял на себя смелость сказать, что вы согласны. Собственно, это было предрешено. После того как Джеффрис был тяжело ранен... Короче, я единственный из руководителей округов член сената. Как таковому мне было предложено исполнять обязанности президента республики. Это устраивает всех. Худо-хорошо, соблюдена преемственность, уважено старшинство. Но давайте смотреть па вещи трезво. Мне семьдесят шесть лет, я болен. У меня есть опыт и представительность, но сейчас грош им цена. Нужна энергия, решимость. Я на это не способен. Мне нужен помощник. И поэтому я предлагаю вам исполнять обязанности вице-президента. - Мне? - Да, вам. - Но-о... Как я могу? - Можете. Приняли же вы на себя ответственность за Рэли. Джеффрис был о вас высокого мнения. Судя по вашему подходу к делу, вы сможете. Я согласился принять пост президента при условии, что сам выберу себе заместителя. Не очень демократично, что поделаешь, до настало время людей, действия. Таких, как вы. Решились же вы, никого не спрашивая, отправить за границу призыв о помощи от имени нации. И были совершенно правы. "Но это не я, - чуть не сказал Спринглторп. - Это Памела, Кэйрд, отец Фергус, Ангус Куотерлайф..." - Это не было моим личным решением, - честно сказал он. - Тем лучше, - спокойно ответил Баунтон. - Значит, за вами стоит группа людей действия, признающая вас вождем. Это то, что нам позарез нужно. Вам шестьдесят два года? - Да. - Неужели вы считаете, что лучше назначить вице-президентом какого-нибудь мальчишку, которому еще лет пятнадцать надо учиться попросту сочувствовать человеческой беде? Я не говорю уже о понимании или опыте. Чтобы он с отчаяния начал тут наполеонствовать, если я... - Баунтон со свистом втянул воздух и сжал подлокотники. - Завтра утром, часов в девять, я приведу вас к присяге. Тем временем свяжитесь со своими и начинайте эвакуацию Рэли. Мне не нравится эта трещина. Половину народа примет Тлеммок, половину - Линкенни. Заодно усильте руководство в Тлеммоке вашими людьми. Русская миссия прибудет часов в одиннадцать. Организуйте ее встречу и доставку сюда. Я, к сожалению, нетранспортабелен. Возьмите. Спринглторп принял протянутое ему "Преславное дело" и начал: - Но все же, если удастся провести негласную экспертизу... Но Баунтон резко откинул голову на спинку кресла в отрывисто произнес: - Потом... Потом... Врача!.. Скорее врача!.. Гейзер в очередной раз утихомирился, серый султан пара, лишившись опоры, рухнул наземь и пополз, гонимый ветром, цепляясь за развалины барака. По-русски, невразумительно для Спринглторпа, заголосили радиомегафоны, и желто-зеленые фигурки в голубых касках, на ходу собираясь в группы, топоча устремились к потоку, отрезавшему часть лагеря. Обгоняя их, вертолет волок к переправе мостик. Полковник Федоров, глава русской технической миссии, тоже в лоснящемся желто-зеленом комбинезоне с красной надписью "S" на спине, отрывисто командовал по радио, глядя на часы. Тридцать две минуты! У них было всего тридцать две минуты до того, как из трещины, разделившей эваколагерь, вновь взметнется чудовищная стена кипятка. - Еще успеем сделать два захода до темноты, - хрипло сказал он Спринглторпу. - Светотехники нет. И катодов нет к ольфактометрам. Этот пар их ест, как пончики. - Совсем нет? - тоскливо спросил Спринглторп. - Десять штук на базе. Я приказал, их везут вертолетом. Что такое десять штук! Радировали американцам Высылают. Так это ж сутки ждать!.. Пять часов тому назад во время толчка разверзлась трещина, отрезавшая пять бараков эваколагеря "Тринити-Майнор", и из нее забил горячий гейзер. Он бил двенадцать с половиной минут и на тридцать семь затихал. Поток кипящей воды отсек подход к баракам с другой стороны а сливался в ту же трещину в полукилометре от лагеря. Минут за пять до того, как гейзер вновь вскидывался в небо, земля начинала трястись так, что нельзя было устоять на ногах. В отрезанной части лагеря было не менее пяти тысяч человек. А может быть, и все десять. Сколько из них погибло в облаках жгучего пара, в кипящем потоке, сколько свалилось в трещину, сколько завалено в рухнувших бараках! В центральном лагере "Линкенни" почти никого не было своих. Все, почти все надежные силы Памела Дэвисон увела на север на ликвидацию эваколагеря N_11, оказавшегося под угрозой затопления. Президент Баунтон после очередного приступа болезни еще не пришел в себя. Беда гранитным валуном осела на плечи Спринглторпа. В ответ на его отчаянный звонок полковник Федоров собрал всех своих людей - шестьдесят человек, наскоро снарядил, проинструктировал в повел всю группу на вертолетах спасать попавших в ловушку. Спринглторп полетел с ними... Как только секция моста - вырубленный кусок железнодорожного полотна узкоколейки длиной метров сорок, наспех зашитый досками, без перил - ткнулась в берег потока, оттуда, из клубящегося тумана, к ней побежали люди. У входа на мост мгновенно забушевал безумно кричащий человеческий водоворот, прорвавшиеся слепо бежали по мосту, сбивая друг друга в горячий поток. Спасатели ступить на мост не могли. Полковник что-то кричал непонятное, махал рукой в сторону. А Спринглторп пошел к мосту, пошел навстречу бегущим, широко расставив руки, задыхаясь от запаха серы, не зная, что скажет в сделает. У одного из спасателей на шее болтался радиомегафон. Спринглторп рванул его к себе, ремешок лопнул. - Сто-оп! - крикнул кто-то сзади. Спринглторп ступил на мост поднес к губах радиометр. Прямо на него бежал мужчина, согнувшись в три погибели, касаясь рельсов руками в выставив вперед обросшее лицо с открытым ртом и безумно расширенными глазами. - Люди! - закричал Спринглторпа. Мужчина плечом ткнул его в живот в пробежал дальше. Спринглторп покачнулся от удара, но боли не почувствовал, устоял. За человеком было метров двадцать свободного пути, потому что на том берегу, еле видная в тумане, кипела драка и в этот момент никому не удалось пробиться на узкую качающуюся полоску, повисшую над потоком. Натужно ревел вертолет, державший мост почти на весу. - Люди! Я ваш капитан! Я иду к вам! Дорогу мне! Где я, там никто не погибнет! Я капитан! Я спасение! Дорогу! Он никогда в жизни так не думал, никогда в жизни так не кричал воем своим существом. От напряжения сводило живот. Мост шатало. Он видел - на колею ворвался еще один мужчина, вернулся и побежал. "Он меня сбросит", - мелькнула мысль, Спринглторпа охватил ужас, но он продолжал идти и кричать эти неизвестно как пришедшие ему в голову кощунственные слова. И, не добежав до него пяти шагов, мужнина внезапно выпрямился, всплеснул руками, остановился. И его тут же сбросил в поток бегущий следом, тоже остановился, упал ничком, о него споткнулся следующий, завизжал, стал пятиться. Кто-то еще бежал, падал, копошился, но Спринглторп шел вперед, охваченный ужасом и восторгом, не переставая кричать. Его захлестнуло торжество собственной силы, немыслимое, отчаянное, истинное. Вот уже оставалось метров десять, пять, два. Вот перед ним застывшие в напряженных невероятных позах, сбившиеся на берегу люди, какая-то женщина, высоко поднявшая ребенка, парень на четвереньках, запрокинувшийся назад полуголый мужчина с окровавленным лицом. - Расступитесь! Дайте дорогу! - истошно скомандовал Спринглторп. - Дорогу мне! - И добавил в который раз, обмирая от ликующей лжи этих слов: - Пока я здесь, никто не погибнет. Медленно-медленно пятились перед ним те, на берегу. Он ступил на землю, остановился и почувствовал, что его толкают сзади. Шагнув в сторону, он оглянулся и увидел, что мост полов спасателями. Они шли за ним плотной стеной по два в ряд в своих желтых комбинезонах и голубых касках. Первая пара несла, как канатоходцы балансир, трехметровый рельс, к которому была привязана толстая веревка, уходившая в глубь колонны. - Олл райт, дед! - крикнул Спринглторпу один из этой пары, наклоняя свой конец рельса и втыкая его в грязь. - Вери-вери гуд! Вперед! "Вот почему передо мной пятились. Некуда было бежать", - понял Спринглторп. Силы оставили его, он поскользнулся, упал, уронил радиомегафон, но напарник того, державшего рельс, подхватил Спринглторпа, поставил на ноги, сунул в руку перепачканный аппарат и, указывая на него и вперед, крикнул: - Континью! Продолжай! Хорошо! Спасатели пробежали вперед к баракам, у входа на мост осталось несколько человек, один из них выдернул из грязи по-прежнему стоявшего на четвереньках парня, поставил на ноги, наложил его руку на веревку, туго натянутую над мостом, в повелительно толкнул на другую сторону потока. - Пошел! Пошел! Парень затрусил по мосту. Следом, спотыкаясь и вскрикивая, пошла женщина с ребенком, потом еще кто-то, еще, толпа на берегу дернулась, заходила ходуном, во спасатели были сильнее. Отталкивая впереди стоящих, они выхватывали из качающейся перед нами наваливающейся стены тел то одного, то другого в чуть не швыряли на мост. Уже никто не кричал, слышалось только тяжелое дыхание десятков людей. Спринглторп пошел на толпу, схватил кого-то за руку и втиснулся грудью в толчею. Мегафон мигом вышибли из рук, больно ожгло губу. Но он прорвался, выволок за собой очумелого парня, неистово старавшегося вырвать руку, дернул его к себе и сказал: - Я капитан! Ты пойдешь со мной! Слушай, что я велю! Бери за руку еще одного и прикажи ему взять следующего. Под ногами чавкала грязь, навстречу шли, ковыляли, бежали. Сбоку набежал спасатель, больно ткнул куланом в плечо, закричал: - Туда! Туда! В сторону! Там другой мост! Большой! Быстро! - Собери двадцать человек, доведи до моста, вернись и собери еще двадцать. И всем вели так делать. Ничего не бойся! - велел Спринглторп парню. Тот как-то дико зарычал в ответ. Там, в стороне, куда указывал спасатель, Спринглторп увидел преградившую поток встопорщенную груду, в которой не сразу распознал крышу барака. Ее втащил туда невесть откуда взявшийся на том берегу трактор. Вся груда была облеплена людьми - десятками, сотнями. - Все туда! Все туда! - закричал он, размахивая рукой. Заревела предупредительная сирена. "Гейзер! - сообразил Спринглторп. - Надо переждать". - Ко мне! Ко мне! Ложитесь! Переждем! - надсадно закричал он. Земля заходила под йогами, затряслась, он упал на колени, боясь лечь, боясь, что его растопчут, а из трещины над бараками с гулом повалил пар. И вот взмыла ужасная серая стена, и все вокруг растворилось в многоголосом шипении и реве... Спринглторп вернулся на ту сторону в конце третьего затишья, когда все, кто мог сделать это сам, перебрались уже через поток. Теперь спасательные команды ворошили развалины, искали прячущихся, раненых, заваленных. Ольфактометров, чуткие датчики которых позволяли найти людей по запаху, было всего четыре штуки. Катоды датчиков насыщались сернистыми парами, заволокшими окрестности, и выходили из строя один за другим. Близился вечер, а с ним тьма. Холода Спринглторп не чувствовал, но ведь холод тоже был. С севера от Памелы пришел вертолет с двадцатью солдатами и двумя фельдшерами. Они собирали женщин и детей, отводили группы за рощицу и сажали на вертолеты, шедшие в Линкенни. Остальных спасенных строях в колонны и вели пешком по проселочной дороге к лагерю N_3. Оттуда шли навстречу автобусы, грузовики, перехватывали колонну на ходу, забирали людей и везли в лагерь. У русских погиб один, а трое было ранено. Спринглторп договорился по радио с Памелой, что та пришлет еще двадцать человек и они заменят людей Федорова, которым надо возвращаться в Линкенни. Там без них могут начаться нелады с отправкой самолетов с эвакуировании. - Тут мы сами закончим, - сказал Спринглторп Федорову. - Спасибо вам. Я поговорю с Баунтоном. Представьте мне список. Мы наградим всех участников операции. Полковник пожал протянутую руку Спринглторпа и шумно вздохнул. - Такой был мужик! - сказал он. - Такой мужик! Бог связи! Что я теперь без него делать буду? Эх! Не уберегся. Что у вас тут творится! Что творится... - Капитан! - окликнули сзади. Спринглторп обернулся в увидел незнакомого летчика. - Капитан, меня послали за вами, - сказал летчик, поднеся руку и шлему. - Вас срочно вызывают к президенту. Вот пакет. Мне приказано вас доставить. Спринглторп разорвал конверт, развернул листок, напрягая зрение, попытался прочесть написанное. Не сумел. Летчик отстегнул фонарик, зажег, подал. - Благодарю, - сказал Спринглторп, осветил листок и, с трудом разбирая путаный почерк, прочел: "Поторопитесь. Через несколько часов я умру. Я должен привести вас к присяге, как президента республики. Это важнее всего. Ради всего святого, поторопитесь. Баунтон". Темнело. Хлюпали грязь и талый снег. Невдалеке кто-то натужно кричал в радиомегафон. Отвратительно пахло серой и влажным паром. Спринглторп посмотрел на часы и увидел, что стекло разбито вдребезги, стрелок нет. "Где же это я так?" - подумал он и спросил: - Который час? - Дамы и господа! Прошу внимания. У нас сегодня обычная повестка дня. Сначала сообщение геодезической службы. Затеи слово управлению эвакуации, управлению социального обеспечения, внутренних и иностранных дел. Итак, вам слово, мистер Калверт. Прошу вас. Низкий басовый рев плавно накатился, стал еще басовитее Сейчас он переломится и станет пронзительным свистом. И он стал свистом, жестко надавил на уши. И начал спадать. Спринглторп невольно посмотрел вверх, на белый пенопластовый потолок. И, словно не было его, увидел в сером январском небе огромную рыбоподобную тушу с шипами антенн, короткие узкие крылья, пузатые моторные гондолы, растопыренные угольники оперения, метание ярких вспышек стартовых огней по всему неуклюжему грузному силуэту. Туша плыла о такой натугой, так медленно, что просто не верилось, что черва каких-то два часа она скатится с неба в трех тысячах километров отсюда, где-то под Полтакой. Полтака примет сегодня двенадцать рейсов двенадцать тысяч часов. Через десять минут следующий самолет дойдет. Теперь, еще через десять - на Сегед. Все четырнадцать сегодняшних приемных аэродромов доложили о готовности - так сообщили от полковника Федорова. Отправка идет с восьми. Два аэродрома вчера закрыли. Зона опасности первой степени добралась до них. Он окинул взглядом развешанные карты. Калверт, как всегда будет обстоятелен и подробен. Как всегда. Долго ли оно длится, это "как всегда"? Всего недели две. Как же оно стало таким привычным? Но ведь стало же! Просыпаясь по утрам, Спринглторп берет со столика у изголовья коричневую папку "Р.Н.Калверт - президенту республики". В папке всего один листок: вычерченная на кальке цветной тушью карта. Черной линией обведен первоначальный контур острова, синей - положение перед вчерашними толчками, красной - после вчерашних толчков, красная штриховка - районы первостепенной опасности на сегодняшний день. Мистика - не мистика, но у этого шпиона просто нюх! По его исчисленьям, от острова осталось чуть больше половины. Уголковый отражатель, доставленный из Франции и установленный рядом в правительственным бараком, за сутки смещается теперь уже на четыре километра. Остров стал похож на расколотый сверху кособокий треугольник. Еще месяц-два, и все будет кончено, и по нашей вине! Мы виноваты! Памела пододвинула ему запаску: "Капитан, вы устали. Идите отдохните. Я поведу". Капитан. Его так все зовут. Капитан тонущего корабля. Он отрицательно покачал головой. Почему мы? Да потому... Спринглторп лег тридцать варился в этой каше и знал всю механику подобных дел. Выгодный заказ, конкурсные сроки жмут, какие там к черту исследования, проработки! Да на это же годы уйдут! Мы не строим, мы формулируем предложение. Попроще, попроще. Только апробированные решения. Решения есть. Добрый десяток. Лежат в архиве папки: потоньше, потолще. "Мэри, только, пожалуйста, самую тонкую". Шеф гонит, светокопия зашивается, в самом деле - уточним потом. Архивная девочка протягивает загнанному инженеру папку синек: "Я не знаю, мистер Смит. Вот эта, по-моему". - "Да-а!" Мистер Смит взвешивает на ладони увесистый дар судьбы: перечень сооружений, смету, планы, разрезы. Ох, тяжко. "Спасибо, Мэри. Шоколадка за мной". В своей клетушке Смит грохает папкой о стол, рушится на стул, вправляет в машинку лист бумаги и воздевает очи горе. "Считаю, что данный вариант обеспечивает..." Что обеспечивает? Вследствие чего? Из рутинной сумятицы в истомленном мозгу выщелкиваются гладкие пассажи, на которые клюет начальство: простота решения, снижение удельных расходов, надежность, доказанная в ходе... Смит тоскливо глядит на разрезы. На них все очень мило, а как там, в этом Арк-Родрэме? Не одна собака не знает. Смит колеблется. Оживает телефон: его срочно требуют на совещание. Он аккуратно прячет чертежи в сейф, кладет сверху недописанное заключение и исчезает до конца дня. Назавтра, после разбора всех текущих дел, он добирается наконец до своего стола, перечитывает незаконченный горе-опус. Вчерашние кругленькие словечки, лаская взор, убеждают его самого, что все правильно. На данном этапе. Твердой рукой он дописывает стандартную страховочную фразу: "Проект и смета должны быть откорректированы в соответствии с местными, условиями". И швыряет папку в жерло бумажной мельницы. Бедный капитулянт, ему бы впору копаться на своем огородике. Но прогрессу не нужны мелкие огородники, ему нужны конструкторы. И Смиту надо кормиться, вот он и пошел. Конкурс выигран. Смит о том ведать не ведает: он давно уже перешел на другую работу. Его преемника, такого же, как и он, занимают совсем другие дела. Конечно, он просматривает чертежи. Сомнения ушли с мистером Смятом, а в бумагах все гладко. И вот отчаянный тычок пальцем в небо становится железным законом строительства. Блестящая гвардия отдела внешних связей готова в порошок стереть любого одиночку, который посмеет поднять руку на эту священную скрижаль. Вперед! Прекраснодушную шаткость замысла подпирает и укрепляет громада человеческого труда. Нет, Баунтон был не прав. Фиах Дафти не согласился, что ошибся. Вокруг него сомкнулся хоровод чудовищ порядка вещей. Кто оплатит экспертизу? У доктора есть лишних пятьдесят тысяч? Всемирно известная работает. Это факт. Доказательство. А где ваши факты, доктор? К чему вы пае призываете? Верить вашим бездоказательным выкладкам? Но это уже означает не "верить", а "веровать". Вы чувствуете разницу между этими словами? Цивилизованный человек имеет право веровать. Но, простите, до тех пор, пока не появляются очевидные факты. А факты против вас. Возьмем по пунктам... Третьеразрядные профессора Высшего лицея возводятся чуть выше Олимпа, дабы судить