ыха. Тут же находился вывод от музыкального компьютера. Можно было послушать (надев наушники) любую музыку. Библиотека занимала верхние этажи "форума", в нижних размещались кружки по интересам, - десятки кружков. Самым примечательным было то, что в них стабильно и совершенно добровольно занимались люди. - Непобедимо общество, в котором не пропадают таланты, - заключил молодой ученый из Владивостока. - Оно возьмет любые вершины духа, организации и производства. Здесь - истинное богатство нации. Боже, как же мы этого не понимали? - Мы? - сощурилась Люся. - Мы понимали. Не понимали и не могли понять те, кому навязали ложь как правду, кто за десятилетия бесконтрольности привык к положению работодателя, усвоил его "философию", только в самой низкой, тюремной форме, когда не жаль ни единого человека, когда человек и не замечается, потому что не замечается и собственная личность, - ее нет, она функция старшего начальника - и в интеллектуальном, и в национальном измерении... - Лучше бы не приезжать мне сюда, - сказал ученый из Владивостока. - Только расстроился... Иосиф переживал тоже. Внезапно соединилось в нем все увиденное и услышанное. "Могут же, могут люди счастливо и радостно устроить жизнь! Кто же мешает, кто стоит на пути, кому поперек горла их добрые, сердечные отношения?.." И понимал: поперек горла те, кто ехал, едет и хочет всегда ехать на людской спине, кто оттого и сеет повсюду ложь и насилие, чтобы сохранить в незыблемости эксплуатацию. "Всесильные люди - бессильны, если разъединены неравенством, невежеством, голодом, страхом, бедностью, гибелью своих духовных очагов!.." - С чего вы начали? - Начинали не мы, - сказала Люся. - Инициаторы объединились в кооператив высшего, "цивилизованного", как говорил Ленин, типа. Их поддержало социалистическое государство, это его прямая обязанность. Нам дали кредиты, помогли создать инфраструктуру, наладить производство... Короче, организовать общину как обычное предприятие. Но впервые это было социальное предприятие. Социализм, таким образом, впервые начал выполнять свою прямую и главную задачу - он начал с предоставления благ больших, чем дает людям капитализм. Никто не стремился к поголовной "общинизации", всем было интересно, что даст опыт первой общины. И опыт оправдал себя. - Ваш социализм переживал кризис именно потому, что он не выполнял своей прямой задачи, - со вздохом заметил американец, бывший офицер-ракетчик. - Я давно догадывался о значении целей и стимулов. Застой в России был вызван прежде всего этим - утратой высоких целей и стимулов. И как задачи, и как повседневной практики. Ваши враги сумели добиться многого, не прибегая к атомным бомбам. Люся пожала плечами. - Теоретические споры - не моя сфера. - И все же, - сказал американец, - люди не хотят участвовать в созидании того, о чем имеют смутное представление. Вам запрещали даже фантазировать. - Я тоже не люблю пустых философствований, - вмешался коротышка-американец. - Если хотите знать мое мнение, я считаю, что, насаждая общины, ваше государство поступает несправедливо по отношению к другим гражданам. - А вот это антисоциалистическая пропаганда, - сказал бывший офицер-ракетчик. - Зачем же тогда социализм, если он не открывает людям путь к подлинной свободе и подлинному равноправию? Его главная функция - созидать клеточки нового общества. Слава богу, что народная власть, опомнившись, стала искать и нашла путь к стабилизации без насилий, без общей команды... Община - это, действительно, предприятие. Но, в отличие от грабительского, частного, оно приносит пользу всему обществу. Оно быстро самоокупается, оно рентабельно во всех смыслах, дает ту перспективу развития, которой не было раньше... Даже сложнейшие проблемы национального самосознания и национальной культуры приобретают в ее условиях совсем иное звучание. - Опять вы за теорию, - упрекнула Люся. - Смотрите больше на практику, именно она подтверждает или отрицает все теории. Общину никто не выдумывал, она явилась последовательным продолжением хозрасчета, самофинансирования и аренды... Кстати, мы уплачиваем равные со всеми другими предприятиями налоги, но уплачиваем стабильно, накапливая резервы значительно быстрее. Общинник пользуется месячным доходом примерно в 400 - 500 рублей, это гораздо меньше, чем срывает с общества спекулянт и частник, спрятавшийся за кооперативную вывеску. Но доходы спекулянта не создают никакого нового качества жизни. Мы же создаем новое, гораздо более высокое качество жизни, оттого нас поддерживают, - мы наглядно реализуем революционные обязательства перед народом нашей страны и всего мира. - Одно волнует меня более всего, - сказал молодой ученый из Владивостока, - то, что община поняла, наконец, роль и значение свободного творческого времени. Вот оборотная сторона человеческого совершенства... Именно здесь я понял: я живу слишком бездарно, сражаясь за каждую минуту творчества. Это беспомощная кустарщина. Общинник, в сравнении со мной, проживает в 5-6 раз более продолжительную жизнь, если жизнь измерять по возможностям творческой самореализации личности. - А ее только так и следует измерять, - сказала Люся. - Каждый из нас стремится к совершенному образу жизни, но это предполагает все больший резерв свободного времени. Чтобы получить его, мы поневоле рационализируем производство и ищем самую результативную технологию. Мы кровно заинтересованы в постоянном обновлении, поскольку заинтересованы в более совершенной жизни своего духа... - Ах, не преувеличивайте, - воскликнул кооператор из Одессы, с явным раздражением принимавший многие разъяснения Люси. - Пройдет какое-то время, и мы явимся свидетелями нового загнивания. Общины такого типа уже были. В СССР и Китае их называли коммунами. - Заблуждаетесь, - сказала Люся. - Или заблуждаете, что гораздо хуже... Никогда прежде не предпринималось серьезных попыток создания общин нашего типа, а то, что делалось, - было либо издевательством над идеей, компрометацией ее, либо полным невежеством. Для того чтобы заработал механизм, нужны строго определенные условия. Оборвите в моторе только один проводок, и мотор заглохнет. Не дайте критическую массу, и реакция ядерного деления не пойдет. Те же принципиальные условия требуются и в случае социального механизма. Община на нищете и принудиловке жить не может. Ее "критическая масса" - раскрепощающий материальный достаток, появление людей, стремящихся к постоянному повышению качества своей личности, испытывающих потребность во все более полном постижении сущности вещей и все более полном единении с природой... Осматривали общинный товарный центр. Утомленный своими переживаниями, Иосиф хотел поскорее возвратиться в свою комнату, лечь на спину, закрыть глаза и передумать все с самого начала, потому что хаос и сумбур поднялись в душе, - будто взболтнули сосуд с осадком и вся прозрачная жидкость замутилась хлопьями медленно оседающих частиц. Он понимал, что нужно взять себя в руки, вникнуть в разговор, потому что товарный центр был одним из главных учреждений общины... Денежного обращения в общине не было, деньги сохранялись лишь для учета и расчетов с внешним миром. Каждый общинник заявлял о своих материальных нуждах, выбирая необходимые ему вещи по образцам или товарным каталогам, которые постоянно обновлялись. Заказы в пределах личного лимита потребления удовлетворялись, как правило, очень быстро: в центре работали асы, широко использовавшие компьютеры для обработки запросов и связей с поставщиками. Товарный центр занимался как реализацией товаров, произведенных общиной, так и приобретением необходимого сырья, оборудования, строительных материалов, продовольствия, предметов бытового назначения. Тут производился учет всех материальных поступлений и всех расходов. Гостей ознакомили с основными цифрами. Финансовые обязательства перед общиной намного превышали ее задолженность по платежам. - За счет чего такая высокая рентабельность? Как удается работать в ритме, исключающем авралы, спешку, гонку, взаимные упреки? Главный специалист товарного центра покосился на часы. - Мы дисциплинировали всех, с кем имеем дело. Но прежде того дисциплинировались сами. Нашим контрагентам известны не только наши имена и телефоны, но и время обеда или вечернего чая - до минуты. Многие предпочитают иметь дело с нами. Повсюду все более ценится выигрыш во времени. - И все-таки - как удается обеспечить такой высокий уровень накоплений? Передовая технология, высокая профессионализация, практическое отсутствие брака и простоев - это понятно. Но это не все. - Слагаемых много, - кивнул главный специалист. - У нас нет посредников и прихлебателей. Исключено головотяпство. Трассы мы копаем один раз, дороги и здания строим так, что не требуется постоянного ремонта. Нерадивый переделывает работу трижды - это аксиома. И потом - забота всех о сохранности общинного имущества, высочайший уровень утилизации отходов. Вам, конечно, уже сказали, что в общине не выбрасывается в мусорный ящик ни единое бритвенное лезвие, ни единая разбитая стеклянная банка - все накапливается и идет в дело... Но главное - мы устранили причины, по которым социализм хромал на обе ноги... Мучила бессонница. Хотелось спать и было невозможно заснуть. Мерещилось, будто кто-то открывает ключом дверь, кто-то уже проник в квартиру и ждет момента, чтобы наброситься со страшным оружием, похожим на заостренный стальной крюк... Пассивно ожидать Иосиф не хотел и не мог. Да и сознавал силу правды: разве он желал или желает чьей-либо несвободы? Разве не всеобщее благоденствие - его цель? И разве это только одного его желание - освободить людей от кровопийц и обманщиков, дать им возможность свободно и радостно творить, постигая сущность земной доли?.. Поразила такая мысль: "Если сатанинское существо явилось из того мира, стало быть, рассчитывает на прибыль себе и в новом мире. Стало быть, если не довести до конца схватку, что-то непременно изменится повсюду..." Иосиф более не колебался. Оделся, запер своим ключом дверь, спустился вниз и вышел на улицу. Моросил дождь, едва слышно крапал по подоконникам. Было около двенадцати, но во всем доме не светилось ни единого окна: свободные от ночных дежурств общинники ложились спать рано. Иосиф подошел к дороге, ведущей к школе и столовой: поблескивали мокрые бетонные плиты. Фонари горели скупым ночным светом, но все же позволили разглядеть вдали людей. Не желая объясняться, отчего бродит по территории общины, Иосиф затаился за дорожным щитом. Приближались двое. Облик одного из них был знаком - двойник, "князь тьмы", как назвал его однажды доктор Шубов. Второго человека Иосиф видел впервые - толстый, массивный, в дождевике с капюшоном. Шаги были хорошо слышны, но разговор можно было разобрать только вблизи. - Я живу в этом корпусе, - сказал двойник, останавливаясь у развилки дороги, ведущей к жилому дому. - Ступай и хорошенько выспись: завтра расплатишься. Завтра, как договорились. В обед, когда он придет. - Не знаю, - дребезжащим от страха голосом ответил мужчина в дождевике с капюшоном. - Я дал слово, но не знаю, сумею ли сдержать его. - Зато я знаю, - повысил голос двойник. - Мало того, что ты будешь изобличен перед всеми в преступлениях, я погублю твоего ребенка и лишу рассудка твою жену! - Хорошо, хорошо, - чуть не плача, сказал мужчина и зашагал по мокрым плитам. "Князь тьмы" поглядел ему вслед, произнес какие-то слова на незнакомом языке, но едва мужчина скрылся за поворотом, побежал к рыбхозу. Иосиф тотчас последовал за ним, держась обочины, далеко обходя фонари. Несколько раз попадал в глубокие лужи, в одном месте растянулся на глине, вымазал одежду и руки, но - ни на секунду не упускал из виду коварного негодяя. Вскоре двойник вышел на дамбу возле рыбопитомника, там остановился и согнулся, как будто завязывал шнурки на ботинках. Иосиф расслышал звук упавшей железной крышки. После этого двойник вернулся к дороге, походил взад-вперед, словно убеждаясь в безопасности, заторопился к жилому дому и вошел в тот же подъезд, где поселился Иосиф. Это была задача! В растерянности Иосиф отправился к дамбе. Как, вероятно, и двойник, он исходил из того, что община охраняется только с внешних сторон, но в отличие от двойника очень хотел, чтобы его заметил сторож. Но сторожа не было. Возбужденный до предела, Иосиф обшаривал места, где ходил двойник, с такой тщательностью, словно хотел найти потерянное кольцо. Фонарик, которым он пользовался, был слаб - батарейка в нем села, и лампочка горела все хуже. Но труд был все же вознагражден: у механизма, регулирующего слив, Иосиф обнаружил железный люк, с трудом поднял крышку и посветил внутрь. То, что он разглядел, едва не заставило в ужасе отшатнуться: в люке, который вел к механизмам и предназначался для ремонтников, на веревочных петлях, как муха в паутине, висел связанный по рукам и ногам человек. Светилось его лицо, изо рта торчал кляп. При виде Иосифа человек открыл глаза и слегка пошевелился - закачался над водою, рискуя вывалиться из петель и тотчас же утонуть. "Вот кто поможет разгадать замыслы негодяя!.." Иосиф забрался в люк и вытащил изо рта несчастного кляп. - Умираю, - простонал человек, - умираю от холода и жажды! - Теперь уже близка свобода, - сказал Иосиф и ножом, который носил с собою, срезал веревки, стягивавшие руки и ноги человека. - Выбирайтесь отсюда, а я подстрахую снизу. - Нет-нет, у меня не хватит сил, все затекло, мышцы одеревенели. Иосиф снизу подсоблял человеку, и тот со стонами начал потихоньку высвобождаться из тенет, хватаясь руками за перильца железной лестницы. - Кто вы? - спросил Иосиф, закрыв люк и выключив фонарь. - Говорите быстро, ваш истязатель недалеко. - Страшный тип! Скорее отсюда... Через минуту Иосиф узнал, что человек - тот самый врач, которого облздравотдел послал в общину, чтобы заменить на время скончавшегося терапевта. Врач ехал на своей машине. В нескольких километрах от общины "проголосовал" какой-то тип. Не остановиться было нельзя, потому что он выскочил на самую середину дороги. Сев в машину, незнакомец оглушил врача выстрелом из газового пистолета, завладел его документами, связал, затолкал в багажник и так въехал на территорию общины. Машину поставил на специальной стоянке, а вечером перевез связанного к дамбе и спрятал в люк. - Это опасный преступник, и затеял он, конечно, какое-то непростое дело... Боже, как я рад, что снова стою на земле! - Вырваться из когтей стервятника - еще не все, - сказал Иосиф, обеспокоенный заговором против ничего не подозревающих мирных людей. - Мы должны изобличить негодяя. Сейчас пройдем к птицеферме. Там нет сторожа, но есть внутренний телефон... "Неужели и общину погубит ротозейство? - думал Иосиф, отворив двери фермы. - Неужели общинники убеждены, что все люди хотят им добра?.." Иосиф ошибался. У людей, которым хватило мужества и мудрости отстаивать совершенство посреди несовершенного мира, хватало и осторожности: они-то уж наверняка знали, кто не заинтересован в успехе их предприятия. Иосиф отыскал телефон, но едва стал набирать номер дежурного, помеченный на специальной табличке, появился сторож. На груди у него висел миниатюрный радиотелефон. Все, что он говорил и что говорили ему, по всей видимости, могли слушать и другие люди, охранявшие покой общины. - Кто здесь? - сторож ослепил Иосифа и его спутника мощным фонарем. - Я прибыл с группой туристов, - сказал Иосиф. - Это врач, посланный облздравотделом, его функции в настоящее время исполняет самозванец. Совершено преступление, требующее срочного разбирательства. - Человек, которого вы назвали врачом, очень слаб. Следует вызвать машину? - Не знаю. Боюсь, как бы мы не вспугнули преступника... Через пять минут подошел электромобиль. Еще через пять минут Иосиф оказался в диспетчерском пункте. - Вот человек, которому вы можете доверить все без утайки, - сторож указал на спортивного вида мужчину, сидевшего за пультом. Диспетчер дружески кивнул Иосифу и сказал сторожу: - Проверь исправность систем в овощехранилище. Отчего-то на градус повысилась температура. - И когда сторож вышел, пригласил: - Садитесь, пожалуйста. - Видите ли, - сказал Иосиф, - то, что я хочу сообщить, может быть, преждевременно слышать моему спутнику. Разрешите ему обождать в коридоре. - Это, пожалуй, правильно, - согласился врач. - Тем временем я постараюсь хоть немного прийти в себя. Я голоден, не найдется ли у вас стакана молока? - Молока нет, а вот кефиром угощу, - диспетчер вышел в коридор, сопровождая врача. Через минуту вернулся. Иосиф начал рассказывать с жаром, упомянув про доктора Шубова, и хотя его слушали внимательно, он чувствовал, что ему не верят, принимая рассказ за маниакальное самовнушение. - Быть может, в природе и существуют двойники, "съемные личины" и все подобное, - наконец мягко сказал диспетчер. - Но мне об этом неизвестно. Путешествия по эпохам - не слыхал... И потом, я хорошо помню врача, присланного облздравотделом. Это именно тот человек, которого вы привели сюда. Да, он почти в невменяемом состоянии, хотя утром я видел его вполне здоровым, но я объясняю это исключительно воздействием вашего психического поля... Иосиф разинул рот: как? как это может быть, чтобы преступник и жертва, двойник и несчастный соединялись в одной внешности? - Учитывая поздний час, - продолжал диспетчер, - я советую вам вернуться в свой корпус и постараться хорошенько уснуть, дать отдых нервной системе... По вашим словам, что-то замышляется против вас или кого-либо другого только в полдень. До полудня я проверю все версии, и мы найдем способ нейтрализовать злоумышленника. Это я обещаю твердо и готов поручиться. - И все же, - сказал Иосиф. - Вы принимаете меня за идиота. Пусть так. Но постарайтесь утром найти присланного врача и сравните его с тем человеком, которого я привел. "Детский лепет, - подумал о своих словах Иосиф. - Как трудно растолковать истину тем, кто слышит о ней впервые! Ум смущает всякая неожиданность!.." - Да, да, конечно, я обещаю, - диспетчер вышел в коридор вслед за Иосифом. - И наш уважаемый врач... Он не договорил: в коридоре врача не было. На подоконнике стояла бутылка кефира, окно было отворено, на полу перед окном, размазанная, остывала лужа свежей крови. Капли крови были и на подоконнике. Диспетчер бросился к окну, закричал в темноту: - Доктор, доктор?.. Когда он повернулся, Иосиф увидел на его лице изумление и тревогу. Диспетчер тотчас сверился с какой-то таблицей, нажал какие-то кнопки. - Телефон врача не отвечает. И это доказывает... - Ничего не доказывает, - перебил Иосиф. - Но это уже целиком ваше дело. Он вышел на улицу. Дождь почти прекратился. Но ветер, кажется, усилился. - Найдете дорогу? - выглянул из дверей диспетчер. - Вот эта бетонка приведет вас сначала к стадиону, а затем к жилому корпусу, где вы остановились. Пожалуйста, никого больше не вовлекайте в это дело!.. Потрясенный, Иосиф поплелся к дому. События ночи исчерпали его силы. "Вот сейчас, пожалуй, сойдись я на узкой тропке с "князем тьмы", я бы уступил, - дух мой ослаблен. Дух ослаблен всегда, когда человек не видит перспективы... Но как же я не вижу перспективы? Да вот же она, тут, в этой общине... Мой долг - защитить этих людей, потому что они защищают справедливость для всех, не порывая с лучшими традициями..." Ветер шумел. Вокруг было пустынно. Иосиф никого не встретил ни у дома, ни на лестничной площадке. Отперев двери квартиры, услыхал храп соседа, потихоньку умылся, развесил для просушки одежду и лег спать. Тревога одолевала, но усилием воли он вытеснил ее, догадываясь, что источник тревоги не столько внутренний, сколько внешний, - волны разрушительной энергии, посылаемой "князем тьмы" или его сообщниками. "Ничего у вас не выйдет, ровным счетом ничего, - повторял, засыпая, Иосиф. - На вашей стороне ложь и коварство, на моей - правда и добро. Вы разрушаете, я полон желания созидать, вы губите природу, я хочу ей свободы так же, как себе..." Проснулся Иосиф свежим и бодрым. Выпил апельсинового сока, бутылку которого нашел в холодильнике, и принялся чистить свою одежду. - Вы не используете возможностей, которые предоставлены нам, - шутливо укорил Фриц. - В памятке написано, что мы можем, как общинники, пользоваться услугами по стирке, чистке и починке белья, верхней одежды и обуви. Здесь в прихожей, в этом ящике, полно нейлоновых сеток с номером дома и квартиры. Я положил в одну свои сорочки, в другую - старые шлепанцы. Посмотрим, какой у них сервис... И вы сдайте костюм и рубашку... Если нет смены, я одолжу куртку и брюки, роста мы почти одинакового... Еще сумерки витали, а группа уже собралась перед домом. Рассказывали друг другу, как спали, и выходило, что все спали превосходно, только госпожа Лундстрем спала скверно - "из-за щемящей тишины". Появилась Люся, и все пошли к столовой. - Ну, а если проливной дождь? - спросила госпожа Лундстрем. - Или метель? Или сильный мороз? Опять топать по дороге? А у меня воскресный день, я хочу полежать в постели. Или прихоть и демократия не совместимы? - Иная прихоть только и считает себя демократией, - сказала Люся. - Вся беда, господа-товарищи, что вы судите об общинниках, не живя их жизнью, не чувствуя их чувствами, не думая их думой. Поверьте, у нас несколько иное восприятие жизни. Мы убеждены, что мудрость начинается с умения человека управлять своими желаниями, постоянно выбирая между прихотью и пользой. Это значит, что никто не дает себе послабления, все строго следят, как бы послабление себе не обернулось стеснениями для другого... Мы выработали особый стиль жизни. Вездесущей взвинченности и постоянным беспокойствам противопоставили душевное равновесие, уверенность и глубокую убежденность в правильности своего выбора. Никому из нас не нужно делать карьеру, выслуживаться, мучительно мозговать над проблемами личного быта. Размеренная, насыщенная жизнь гарантирована прочностью нашего коллективизма, посильным, честным трудом и непрерывным развитием потенциала личности. Вот главное ристалище нашего самолюбия - совершенство... Я хорошо помню об иной жизни и все еще несу на себе многие ее пороки. Я чувствую себя уютно только в общине, и, если честно, меня тяготят объяснения с людьми, которые не понимают меня с полуслова... Не сердитесь, я отношусь ко всем вам с полной искренностью, со всем дружелюбием, не подстраиваясь и не подлаживаясь, но мне смешны многие ваши вопросы... Знаете ли вы о том, что такое любовь к сотоварищу, что такое ритм повседневной жизни? Ритм - это предпосылка совершенства, основа здоровья и непрерывности развития... Наш уклад жизни, конечно же, пока не идеален, но он нами принят, устраивает подавляющее большинство, не готовое к более высокому ладу. Да и экономические возможности общины, сами условия ее существования среди иных структур социальной жизни не позволяют сделать новые радикальные шаги... Доказано, что небольшая прогулка перед приемом пищи чрезвычайно благотворна. Мы все привыкли к прогулке и без нее не садимся за стол... Если на улице дождь, мы пользуемся плащами и велосипедами. Если снег, мороз или туман, непременно ходим парами. Если же кто-либо недомогает, но не хочет оставаться дома, за ним присылают электромобиль. Надо только заблаговременно сообщить о желании... А вообще полежать в постели никому не возбраняется. Существует дюжина способов отсрочить и перенести завтрак, обед или ужин. Но обычно все придерживаются общего распорядка. - Как я понял, распределение работы, питание, организация досуга регулируются при помощи электронно-вычислительных машин, - сказал ученый из Владивостока. - Не ущемляет ли вашей свободы эта механическая воля? - Нет, - ответила Люся. - Не машина нам приказывает, сама машина работает по программам, подготовленным очень душевными, очень щепетильными людьми. Принципы этих программ были приняты всей общиной... Машиной мы пользуемся только оттого, что человек не в состоянии быстро и безошибочно разрешить множество громоздких технических проблем. Да в этом и нет необходимости. Человеческий мозг нужен для решения нестандартных задач. Если машина говорит мне, что в шестнадцать сорок я могу поиграть в теннис, это значит только то, что в шестнадцать сорок корт будет свободен, и никто не станет, ожидая своей очереди, действовать мне на нервы... - Использование компьютеров в технических целях - это меня не волнует, - вмешался Фриц, сосед Иосифа, - но вот попытки заменить диалектику живого ума набором технических приемов - это уже тревожит... Я принципиальный противник так называемой "художественной литературы", которую создают ныне с помощью машин. Там все бизнес, моральное мародерство, все заимствовано, все чужое - мысли, ситуации, словарный запас, нет озарения, нет личных переживаний автора, которые бы передавались читателю. "Произведения", создаваемые посредством технологических операций, - чистое мошенничество. - Но почему мошенничество? - возразила шведка. - И прежде так или иначе в рукописях использовались мысли, запомнившиеся из чужих книг. Где тут принципиальное различие? - Весьма существенное. Если чужая мысль или образ вошли составной частью в личность художника, это одно. Если же чужие озарения - средства для монтажа таких "произведений", это другое. Это профанация искусства... Я видел книжонки типа "Живые души", "Анти-Фауст" и так далее. Некий ловкач переписывает знаменитые произведения с помощью машины "наоборот", заменяя героев и сюжетные ходы на противоположные. - Занятно! - воскликнул коротышка-американец. - В этом что-то есть! - Ничего, кроме нахальства, - возразил Фриц. - Пошлая игра, а в литературе значит только подлинность чувства. Если в словах нет истинного страдания, они мертвы... После завтрака споры возобновились. Иосиф слушал лишь краем уха. Он не допускал, что его ночной визит к диспетчеру остался вовсе без последствий, но шло время, а ситуацией как будто никто не интересовался. "Куда девался врач? Отчего мой рассказ не произвел должного впечатления? Не состоит ли диспетчер в сговоре с двойником?.." - ...Я принимаю все, что видел, - напористо говорил коротышка-американец. - Я не принимаю одного, которое опрокидывает все: я не вижу оппонентов вашей общинной системы. Почему нет возражающих, критикующих, предлагающих нововведения? Нужна решительная революционизация всего дела! Парманентная перестройка, как выразился один из гениальнейших людей вашего первого настоящего парламента! - Не толкайте нас к крайностям, мы уже хорошо знаем, что за этим стоит, - погрозила пальцем Люся. - История нашей страны пестрит примерами странного "усердия", обращавшего все благие замыслы в свою полную противоположность... Вы напрасно ищете формальную зацепку. Возможностей для критики и инициативы у нас не меньше, чем у вас. Пожалуй, несравненно больше: в общине есть институты, которых не знает остальной мир. "Коллегия мудрецов" у нас занимается еще и детальной проработкой постоянно предлагаемых изменений. Ее задача - дать заключение о всех возможных последствиях новаций. Для автора заключение имеет консультативный характер. Зато позволяет ему наращивать свой политический потенциал, не только продумывать, но и просчитывать экономические, экологические, социальные и духовные последствия своих предложений... Кстати сказать, тщательнейшей и многосторонней экспертизе, способной учесть динамику любого числа переменных, подвергаются все решения общего собрания. Нередки случаи повторного рассмотрения проблем. Цель: не допустить бесполезных или вредных решений. Метод проб и ошибок, которым некогда пользовались, признан преступным невежеством... - Сколько голосов нужно, чтобы внести вопрос на рассмотрение общего собрания? - Один. Свой собственный. - А чтобы заняться пересмотром принятого решения? - Минимум десятую часть членов общины. Таким образом, пересмотр ошибочного решения встроен в механизм жизни общины. Но он отражает уровень нашей нынешней культуры. От общества, регулируемого не номинальным, не мифическим, а реальным большинством, мы когда-нибудь перейдем к обществу, учитывающему весь спектр мнений. Но это - перспектива. - Мне кажется, ужасно скучно - постоянно голосовать, выявляя мнение большинства. - Но это мнение большинства коллектива, а не демагогов, которые отстаивают свои интересы, прикрываясь интересами народа... С помощью техники мы можем провести референдум, не выходя из квартиры или находясь на рабочем месте... Но главное не в этом, главное: все мы реально вырабатываем в себе навыки управления общими делами... Время, которое теряется на взаимные советы, с лихвой компенсируется качеством принимаемых решений, их не приходится повторять или менять ввиду полной бесполезности... Например, мы строго следим за уровнем здоровья общинников. Здоровье легче поддерживать, поправлять - уже сложнее. Ни один из наших людей не появится в обществе, чувствуя недомогание, - эпидемиям гриппа и прочих заразных болезней у нас поставлен заслон. Гигиена, санитария - здесь мы большие привереды. Пустое - остерегаться болезнетворных микробов, но не пустое - сохранять в организме равновесие микрофлоры... - Почему же раньше не додумались до такого устройства жизни? Я не верю, что не позволяли экономические возможности... Как же не быть богатству, если никто не расхищает его, никто не паразитирует? Вот общество, застрахованное от преступлений! - воскликнул ученый из Владивостока. - Не совсем так, - возразила Люся. - Люди идут на преступления не только от отчаяния, но и по расчету на выигрыш. Устранив почву для отчаяния, мы еще далеки от того, чтобы поставить непреодолимые барьеры опасному эгоизму... Мы постоянно имеем дело с внешним миром, где эгоизм - главная пружина отношений... Правда, для большинства из нас эгоизм - форма невежества, но все же и у нас есть люди, которые считают, что понижение эгоизма делает личность нежизнеспособной. Тут есть о чем поспорить... Община умножает богатство и утверждает свой авторитет не все большим количеством производимой продукции, а все лучшим качеством и меньшей себестоимостью, в основе которой - самая высокая экономичность организации личного и общественного быта. В производстве мы легко осваиваем наиболее наукоемкие подходы. Тут нам все карты в руки. Пройдет еще несколько лет, и за нами будет не угнаться по уровню образования, морального единства и производства. Вот отчего так беспокоятся иные из наших "доброжелателей". - Случаются ли у вас нарушители дисциплины? - перевел разговор в другое русло кооператор из Одессы. - Пока не было. Община образована из добровольцев, жаждавших справедливого порядка. Они понимают, что это фундамент и гражданского, и национального достоинства, которого, увы, лишено общество, где "демократия" маскирует вопиющую несправедливость. - Мне кажется, если человек имеет право на труд, он должен иметь право и на ничегонеделание. Это демократично. - А мне кажется, демократией тут и не пахнет. Тут демагогия: протаскивая вседозволенность, она всегда протаскивает диктатуру более сильных и наглых. Разлагает созидательное начало, делая общую власть беспомощной. - Я слышал, у вас запрещено вино и курение? Уверен, это тоже ограничение личной свободы. - Отнюдь. Мораль налагает сотни ограничений, но не деформирует личности, напротив, помогает ей укрепиться. Без уважения прав другой личности совершенная личность невозможна... Да, вино, курение и все прочие виды наркотических средств строго запрещены уставом. Люди знают, до какого страшного развала докатилось общество, неспособное освободиться от этих навязанных пороков. Пьют - отчего? Главным образом от пустоты личной жизни, оттого, чтобы сгладить неудобства быта, не отчаяться вовсе от мерзости и тупиков обстоятельств, но тем самым увековечивают и мерзости и тупики... Мы тут тверды: спиртное наряду с "промывкой мозгов" - выверенный способ одурачить трудящихся. Если мы не подадим примера, кто это сделает?.. Мы для всех открываем радость трезвого образа жизни - без падения человека в человеке, без пустых потерь времени, деформаций интеллекта, разрушения его тончайших структур. Состояние опьянения не только вредно и унизительно, но и не интересно... И вдруг слушавший все эти объяснения Иосиф догадался: "А что, если общинники видят "князя тьмы" в образе прибывшего к ним врача?.. Тогда, действительно, все логично: и то, что так недоуменно слушали мои объяснения, и то, что встретили врача, как старого знакомого, хотя врач ни разу в жизни не видел диспетчера..." Возникнув, догадка сразу укрепилась: в самом деле, он, Иосиф, использует особые возможности для перемещения в эпохах, его видение вещей и явлений совсем иное... Осматривали пахотные поля и сельскохозяйственный комплекс. На мехдворе, крытом, асфальтированном, в общем, вполне пригодном для сезонного хранения техники, Иосифа не оставляло чувство, что чья-то злая воля постоянно пускает в него черные стрелы. То же было при посещении складов на железнодорожной ветке, построенной на долевых началах райисполкомом и общиной... Подъехали к фабрике по пошиву модной верхней одежды. Все туристы сгорали от любопытства: еще бы, предстояло увидеть сердце экономического благополучия общины. - Это вовсе не сердце, - засмеялась Люся. - Сердце - наша общая воля, свобода нашей души. Экономика начинается с самочувствия человека, с его психологического настроя. Машины и технология - важно, очень важно. Но производство - средство, а не цель. Труд кабалит, если не освобождает и не награждает. Да, вокруг пока еще преобладают какие-то странные, навязчиво невежественные подходы: уже с утра, под предлогом повеселить, взрывают психическое равновесие пустейшей болтовней или "музыкой", уместной разве что для пляски сатаны, - душа теряет равновесие, словно от алкоголя, человек уже не способен на интенсивную интеллектуальную работу: он не решит сложной задачи, не примет лучшее из возможных решений, а концентрация усилий обойдется ему в три-четыре раза дороже с точки зрения энергетических затрат. Даже простой физический труд не даст рекорда: тонус неустойчив, нервы взбудоражены. В таких условиях люди быстрее стареют и изнашиваются - снижается производительная мощь нации, заклиниваются ее мыслительные качества, огрубляются чувства... В общине, напротив, утро начинается непременно с классических мелодий Чайковского, Мусоргского, Баха, Моцарта, настраивающих на гармонию. Вы даже и представить не можете, какие могучие созидательные силы пробуждает внешняя гармония в гармоничном существе... По вечерам, в целях успокоения, умиротворения, оздоровления организма, мы слушаем народную музыку. Тоже самую популярную. Лишь на концертах и музыкальных занятиях заставляем душу трудиться сполна... Ничего примечательного при осмотре фабрики Иосиф не нашел. Наверно, был слишком напряжен - думал о кознях "князя тьмы", вовсе не случайно затесавшегося в общину и теперь вот угрожавшего ей своими подлостями. Впрочем, Иосиф все же обратил внимание на то, что в фабричных цехах, небольших, уютных, с отличной вентиляцией и звукоизоляцией, более всего ценили ритм, переговариваться по делам, не относящимся к работе, было не принято. Дурным тоном считались и громкие разговоры во время пауз, - комната отдыха напоминала загородный дом: кресла, камин, картины, деревья за окном, клетка с канарейкой; тут можно было угоститься фруктами и соком, чаем или кофе. Возможно, Иосиф что-то прослушал, но он понял так, что в общине постоянно обсуждались предложения, касавшиеся улучшения производства, или хозяйства, или эстетики быта. Все эти предложения считались высшей ценностью общины, им уделялось первостепенное внимание. "Счастлив - кто знает, что все лучшие порывы его души служат интересам людей. Тяжело тем, кто не встречает понимания и поддержки, кто всю жизнь тратит на то, чтобы доказать очевидное..." Гостей повели уже на беседу к директору фабрики, называемому в общине "координатором производства", когда какой-то человек схватил Иосифа за рукав. - Можно вас на минутку? Иосиф узнал диспетчера. - В чем дело? - Мы обнаружили труп врача, присланного в общину, - хмуро сказал диспетчер, - потому хотим вернуться к разговору, который, к сожалению, показался слишком неправдоподобным. - Только хитрая ложь обставляет себя правдоподобием, - Иосиф повторил слова доктора Шубова. - Я удивился, отчего вы приняли за врача совсем другого, вовсе не похожего на него типа. - Отчего же? - Причина не в вас, а во мне. Я хорошо знаю о его подлинной сути. Но это мой секрет. Диспетчер вздохнул: - Не собираюсь выпытывать. Однако необходимо как можно скорее найти и обезвредить преступника. Он должен ответить за убийство. Иначе тень подозрения падет на общинников, а у нас полно недоброжелателей, и они тотчас поднимут вой по всему миру. Любителей наживы за чужой счет бесит, что община убедительно развивает новое качество жизни, приучает людей высоко мыслить и искренне чувствовать, то есть возвращает им исконные права... Да и тесним мы потихоньку торгашей на внутренних и внешних рынках, не помогает им даже сговор. При одной и той же технике себестоимость товаров у нас гораздо ниже, а качество выше... Иосиф понимал, что его просят о помощи. - Меня не нужно убеждать. Ваша община - то, что только снится бесправным, обобранным и униженным... Вы искали убийцу? - Искали. Но не нашли. Боюсь, что и не найдем: если он сумел принять облик врача, он, скорее всего, способен принять и какой-либо другой облик... Возникла реальная угроза нашему единству: общине противопоказаны чужеродные элементы, она не терпит закулисных махинаций или группировок, полная открытость - ее принцип... Вышли во двор фабрики, сели в электромобиль, служивший, видимо, для целей внешней охраны, потому что диспетчер, нажимая кнопку на пульте, тотчас вызывал дежурные посты. Все отвечали, однако, что на их участках ничего подозрительного не замечено. - Не знаю, что и делать, - сказал диспетчер. - Разве можно допустить, что это оборотень?.. Он, конечно, хотел разузнать подробней о "князе тьмы", но Иосиф посчитал неуместным повторять о докторе Шубове и своих путешествиях. - Изловим негодяя, тогда попытаюсь объяснить. Хотя объяснять почти что и нечего: это непримиримый враг всякого мирного, трудящегося человека. Он посягает на святая святых: свободу, справедливость и милосердие. Конечно, он опасен для общины. Но не преувеличивайте: он бессилен перед разум