ным, сплоченным коллективом. Он благоденствует лишь там, где нет единства, где каждый за себя, где забыта честь и дума о родной земле. Поколесили по территории общины. Иосиф вглядывался в людей, которые встречались. - Нет, таким макаром мы этого типа не изловим. Он не настолько прост, чтобы самому забрести в сети... Подъехали к моргу, приземистому строению на отшибе от всех служб. Диспетчер открыл оцинкованную дверь. Со стеклянным перезвоном засветились газоразрядные лампы. На широком столе лежал человек, которого Иосиф нашел в люке, у самой плотины. Глаза его были раскрыты, в них застыл ужас. - Специалисты не смогли определить причину смерти. Никаких видимых следов насилия. Кровь пролилась из горла. - Он убит сгустком психической энергии, - сказал Иосиф. - Истекающая ненависть легко повреждает мир несовершенного человека. Вероятно, врач поддавался сторонним влияниям. Не исключено, что он ослабел морально... Вид новой жертвы вызвал прилив гнева и желание поскорее сразиться с преступником. - У покойного жена и две дочери-школьницы. Они уже звонили. Ума не приложу, как объяснить им смерть отца. - Надо прочесать всю территорию, - сказал Иосиф. - Стыдно, - потупив голову, сказал диспетчер. - У нас гости. Получается, что мы беззащитны. - Стыдиться надо не того, что плохо, а того, что допустили до плохого, - сказал Иосиф. - Гостям надо прямо объявить: на территорию общины проник злоумышленник, он убил человека... Наступает время обеда, я думаю, можно задержать людей на полчаса... Не выходя из электромобиля, диспетчер связался с дежурным вычислительного центра, и тот сразу передал по радио и телевидению четкий приказ по трудовым бригадам - каждой был определен сектор, исходный рубеж, полоса прочеса и все прочее, исключавшее какие-либо неясности. Иосифа заинтересовал район дамбы. Может быть, потому, что именно там он обнаружил несчастного врача. Но, может, и по какой-то иной причине: казалось, что использование люка возле створа плотины не было случайностью. Через некоторое время бригады стали докладывать об обстановке в вычислительный центр. Сообщили и о том, что среди гостей, закончивших осмотр фабрики, недостает человека, но что его только что видела дежурная восьмого корпуса жилого дома... - Вы? - поразился диспетчер. - Ну, и дела!.. Оставайтесь здесь, я загляну в корпус, он рядом, в пятидесяти метрах от нас! Диспетчер выбрался из машины и зашагал через рощу. Иосиф заметил, как он переложил из заднего кармана брюк в карман куртки какой-то предмет. "Пистолет... Не знает, что одного оружия мало: стрелять в такого негодяя - все равно что стрелять в тень..." Между тем сообщение поступало за сообщением. Иосиф обратил внимание на то, что людям, обследовавшим район рыбхоза и плотины, работник птицефермы Серегин сказал, что видел незнакомца, направлявшегося к грибопитомнику. Дежурный вычислительного центра тотчас велел группе, уже закончившей прочес своей полосы, двигаться к грибопитомнику. "Какая-то чушь... Три минуты назад, при перечислении людей, работающих на складе у железнодорожной ветки, был назван Серегин... Или это однофамилец?.." Иосиф изнывал от бездействия. То хотел бежать на помощь диспетчеру, то на птицеферму. - Внимание, внимание! - раздалось из динамика. - Дежурная восьмого корпуса только что обнаружила на лестнице в бессознательном состоянии Федорова. Турист, ранее находившийся в своей комнате, исчез... "Федоров - диспетчер", - заключил Иосиф и выскочил из машины. Он верно рассудил, что подле Федорова уже есть свой человек, и побежал к птицеферме. Местность была хорошо знакома. Вот здесь шоссе, там жилой корпус и дорога к столовой. "Почему преступник крутится на территории общины? Что ему нужно?.." Иосиф потянул дверь на себя и вошел, встреченный стойкими запахами автоматизированного куриного царства. В комнате для персонала никого не было, пуста была и раздевалка. Иосиф решил обойти всю ферму. Кудахтали в клетках куры - кто вспугнул их? Чуть слышно работала вентиляция. Крутились колеса - электронный механизм тащил в ковшиках снесенные яйца и укладывал их в прессованные коробки-гнезда. "Негодяи хотели бы устроить жизнь всего человечества по типу этой фермы, - подумал Иосиф, ступая по выложенному кирпичом полу. - Железные клетки, оптимальный рацион и - результат труда, уносимый к хозяину электронными ковшиками... Человек не освободится, пока не освободит закабаленную им природу. Все эти прирученные животные должны получить от своего существования нечто большее, нежели дешевую технологию выращивания и забоя. Когда человек поймет, что даже червь имеет равное с ним право на землю и воду, он освободится от гордыни, первопричины пороков. Может, это и пробудит гордость... Где иерархия насилия, там нет справедливости..." И вдруг его прожег взгляд. Инстинктивно Иосиф шагнул в сторону и обернулся, - тяжелый нож, брошенный опытной рукой, воткнулся в деревянный столб - чуть выше головы Иосифа. Из-за огромной бочки, как паук, выскочил "князь тьмы". Кривую физиономию искажала ненависть, волосатые руки сжимали стальной крюк - с его помощью рабочие передвигают по рельсам емкость для кормовой смеси. - Негодяй! - вскричал Иосиф. - Попался! - Попался - ты! Чернявый замахнулся. Иосиф успел присесть - крюк просвистел над его головой. Не давая опомниться, негодяй подскочил и ударил Иосифа ногой в живот. Перед глазами поплыли радужные круги, перехватило дыхание. Но гнев вернул Иосифу мужество и решимость. Он знал, что сильней своего врага, знал, что победит, и неожиданным броском опрокинул его на пол. - Не уйдешь! Не я, люди будут судить тебя, и твоя казнь станет праздником всеобщего освобождения! - Никто и никогда не узнает обо мне! - прорычал чернявый. - Если даже сброд тупых фанатиков этой грязной общины на время пересилит меня, они все равно не доберутся до сути. Я, я правлю миром! Я единственный полновластный творец событий! - Лжешь, - оборвал Иосиф, - события творятся вопреки твоим преступным желаниям. Пожар и смерть - не события, это обрыв событий, события - рождение новой мудрости, нового добра и новых людей. События - это подвиги во имя правды. - Ненавижу! Всех ненавижу! - чернявый задыхался, пена проступила в уголках кривого рта. - Думаешь, при помощи добра можно построить мир, где все будут свободны? Нет и нет! Тупые невежды, вы не знаете, насколько противоречивы вещи и явления, о, не знаете! Великие знания принадлежат только нам, мы навечно сохраним их в тайне! - Замолчи, - сказал Иосиф. - Омерзительна твоя самоуверенность и жажда паразитировать на всем, что существует, на живом и мертвом... Сейчас сюда придут люди, твоя песенка завершится. Сколь ты ни ловок и сколь ни многолик, а все же пройти сквозь каменные стены тебе не дано. - При мне мой скипетр! Тюрьма - не для таких, как я! Тюрьма - для таких, как ты!.. Ха-ха-ха! Сейчас, сейчас, пока сброд увлечен поисками прошлогоднего снега, произойдет взрыв, плотина разрушится, и вода зальет и затопит пространство на десятки километров вокруг!.. Наши люди проектировали плотину, чтобы вернее разрушить ее... Если бы не доктор Шубов, твой покровитель и мой лютый враг, я бы давно разделался с тобою!.. Желая пресечь новое преступление, Иосиф рывком поднял чернявого за ворот и потащил прочь из здания фермы. Негодяй пытался сопротивляться, но, видимо, Иосиф в самом деле подпитывался какой-то посторонней силой, потому что легко встряхивал коварного противника. - Сейчас покажешь, где стоят заряды, иначе, клянусь всеми святыми, я выверну тебя наизнанку!.. Иосиф не договорил: внезапно перед ним поднялась в воздух гора земли и блеснуло пламя... 12 Очнулся Иосиф на узкой улочке незнакомого города. Шел дождь, все было вокруг серым и мокрым. Болела голова, сжимало сердце, грусть давила гирей. Пара лошадей тащила по улице экипаж. Протропали по булыжникам подковы. Мелькнуло за стеклом чье-то испуганное лицо. Иосиф шел по мостовой, зная, что его ждут. Возле булочной почуял запах печеного хлеба и понял, что голоден. Но вот и человек, который ожидал Иосифа. В черном пальто и черной шляпе. С тростью в руках. - Здравствуйте, доктор Шубов! - Здравствуй, мой друг, - доктор с улыбкой приподнял шляпу. - Ты подаешь надежды. Но ты слишком эмоционален, ввязываешься в драки, тогда как твоя основная задача - смотреть и набираться мудрости. - Где мы? - В Берлине. Сейчас середина 1922 года. Из растворенных дверей справа слышалась джазовая музыка. - Кабаре "Мюльхаузен", - вслух прочел Иосиф. Толкнув зеркальные двери, вошли внутрь. Доктор Шубов оставил в раздевалке пальто и шляпу и, пригладив редкие волосы возле ушей, повел Иосифа в полутемный зал, обитый малиновым штофом. Заняли столик, на котором горели три свечи. Сверкал бронзовый канделябр. Подошел официант. Иосиф выбрал какое-то блюдо. Доктор повторил просьбу на немецком языке. Заиграл оркестр, разместившийся в раковине сцены. Оттуда выпорхнула круглолицая певичка, запела бодрым, но деревянным голосом. Несколько пар стали танцевать на пятачке у эстрады. А потом к пятачку повалила публика. Танцующие встали полукругом и захлопали в ладоши. Иосиф увидел растрепанного человечка, слишком короткого для своей большой головы. Человечек заплясал, дергаясь в стороны и делая длинными руками какие-то замысловатые движения. - Кто такой? - Знаменитый когда-то русский поэт, - задумчиво сказал доктор Шубов. - Гений, потерявший опору... Там, вокруг, эмигранты, он пытается что-то втолковать им, но они не понимают свои высшие интересы и потому не понимают друг друга. Только высшие интересы сводят людей воедино... Иосифу сделалось стыдно и за знаменитого поэта, и за себя, не помнившего ни строчки его стихов. Когда пение окончилось и музыканты опустили инструменты, к столику подошел, недвусмысленно покачиваясь, их соотечественник. Светился благородный лоб, опушенный сединами, мерцающие глаза, казалось, излучали свет и в то же время были прозрачны: что-то еще виделось в их глубине, но Иосиф боялся выказать свое любопытство. - Как бы велика ни была трагедия, - сказал доктор Шубов, не глядя на поэта, - благородный человек не имеет права поступаться достоинством. Если у человека нет воли бороться за справедливый мир, а примириться с существующим он не может, надо найти более достойный выход, нежели стакан плебейского зелья. - Господа, господа, - глухо возразил поэт. - Не осуждайте меня... Я показывал, как мы проплясали свою мечту, свою Россию... Мы не нашли пути к народу, а стало быть, и к себе. Кто это понял? Никто, никто. - И, подняв глаза к потолку, сжимая у груди белые руки, поэт произнес: - "Тот дьявол проклятый, который в Отчизне разбил наши жизни!" Словно споткнувшись, он поглядел по сторонам и пошел прочь неверными, слабыми шагами. - Им не откроется знание, которое приоткрывается тебе, Иосиф... Они звали перемены, они жаждали перемен, маясь от своей пустоты, но были слишком ленивы, слишком доверчивы и в самый ответственный момент передоверили судьбу в чужие руки. - Доктор Шубов вздохнул и покачал головой. - Люди верят тому, что чаще повторяется. Они верят демагогам, второстепенному, а не главному: куда идти? как жить? для чего?.. Начинать надо с общего идеала жизни, то есть с обозримой цели. Лишь когда она определена и уяснена, можно решить для себя вопрос о смысле жизни. Все остальные вопросы - подчиненные. Есть ли польза спорить по конкретным проблемам торговли, или производства, или школьного преподавания, пока мы не представляем, как должна выглядеть экономическая и духовная модель жизни, которая отвечает нашему внутреннему миру? "Мы счастливы, когда нас понимают. Но разве меньшее счастье, когда мы понимаем людей и жизнь?" - подумал Иосиф и вспомнил внезапно о последних секундах своей жизни в общине. Он тащил негодяя к створу плотины, уже хорошо виднелась квадратная чаша рыбопитомника, а от жилого корпуса, чуть скрытого березовой рощей, бежали люди... - Что случилось с общиной? Негодяй затопил ее? - Нет, - нахмурясь, сказал доктор Шубов, - подлость не способна разрушить разумное, если за ним - хорошо организованный коллектив. Она разрушает только постройки разрозненных людей или брошенного ими на произвол судьбы государства... Ты гордишься пробудившимися от сна... Но скажи, разве община беспроблемна? - Я мало видел, - смутился Иосиф. - По косточке, отпечатавшейся в куске угля, настоящий ученый воссоздает облик живого существа... Предмет твоей мысли всегда должен иметь четкие очертания. Все неопределенно только у тех, кто слаб духом. И прежде всего мечта. Напротив, у сильных она имеет плотность реальности. - Мне кажется, - сказал Иосиф, - в общине - все те же проблемы, которые извечно волнуют людей: взаимоотношения между собой, связь с природой, семья, дети, их воспитание и образование, досуг, труд, личное совершенство, общий и индивидуальный смысл жизни... Главное - что общинники могут разумно решать все свои проблемы, тогда как при другой организации жизни между желанием человека и его трудом все время стоит банда лукавых посредников. Доктор Шубов постучал ножом о вилку, глянув туда, где пела новая певичка. - Ты пойдешь дальше меня, - сказал он. - Так и должно быть, если учатся всерьез. Беда, что нас всерьез не учили, делая прислужниками ничтожных знаний, тогда как мы имеем право быть их полными хозяевами... Ничто не оправдывает людей. Во всякое время они в состоянии открывать и защищать правду... Появился официант с подносом. Ловко расставил кушанья, пожелал приятного аппетита и... вдруг Иосиф увидел, что это никакой не официант, а все тот же "князь тьмы". - Ты понял? - подмигнув, сказал доктор, когда он отошел. - Не притрагивайся к пище, давай выбираться отсюда. Сначала ты, потом я... Иосиф встал и пошел к выходу. Он был еще в коридоре, когда в зале поднялась суматоха: завизжали женщины, хлопнуло несколько револьверных выстрелов, зазвенела разбитая посуда. - Шнель, шнель, майн либер Аугустин! - прокричал доктор Шубов, пробегая со своей тростью под мышкой. - Филистеры никогда не уразумеют, зачем к их рогам привязывают веревки!.. Волосатые руки настигли Иосифа на улице, где пахло дождем, печеным хлебом и гиацинтами, выставленными в горшках на чугунную решетку балкона в доме напротив. Он беспокоился о докторе, которого окружила толпа разъяренных мужчин в черных фраках. Выставив кулаки, они подступали к доктору, а он, беспечно смеясь, защищался тростью. Но вот подбежали полицейские с овчаркой. Оскалив пасть, овчарка бросилась на доктора, но он сунул ей трость в зубы, взмахнул руками и - взмыл в воздух, все выше и выше. Облик его, теряя очертания, превратился в сгусток дыма, дым медленно рассеивался, а толпа все стояла разинув рот, и овчарка бегала среди толпы, держа в зубах коричневую трость... - По-видимому, это был обыкновенный шарлатан! - сказал прохожий в котелке другому прохожему, пузатому господину в бакенбардах. - Я наблюдаю зрелище уже шесть минут с четвертью. - Он щелкнул крышкой серебряных часов и спрятал их в карман жилета. Иосиф засмеялся. Не глупые суждения поразили его, - открытие, что он бессмертен. Что отныне он может жить в любом веке, в любом литературном или музыкальном сочинении, в любом чувстве, в любой картине природы, оставаясь жить посреди своего времени, исполняя его долги. "Знающий истину - вечен, сколько бы лет ни прожил. Печатью небес отмечен, он в век обращаться может..." Его куда-то тащили. Но он не боялся. Какую беду могли причинить ему, защищенному энергетическим полем истины? С нарастающим грохотом приближался экипаж. Лошади, кося глазами, мчались, будто испуганные бесом. Взмахнули руки - швырнули связанного Иосифа на мокрый булыжник. Над ним мелькнул круп вороного коня, поднятое копыто нацелилось в грудь, огромное колесо с железными ободьями пришлось как раз поперек туловища... 13 - Разве можно спокойно жить, когда все пространство судьбы ограничено домом, двором, деревней, районом или даже эпохой? - усмехнувшись, сказал доктор Шубов. - Человек приходит в мир для того, чтобы успеть прожить жизнь всего человечества. Непосильная задача? Ничуть не бывало. Культура человечества существует не ради книг или театров, не ради музеев или выставочных залов. Культура существует только для того, чтобы наполнить душу человека светом эпох, потому что ведь и тьма эпох, сгущаясь все плотнее, сопровождает каждый шаг его жизни. Может быть, ты никогда не подумаешь об авторе прекрасной книги как о человеке из крови и нервов, из боли и тоски, но если ты почувствуешь своим сердцем то же, что чувствовал и он, ты воздашь должное его искусству: поднимешься над обыденностью, увидишь дальше и поймешь больше... Любой талант - это умение ограничивать желанное ради необходимого. - Это все сказка. - А жизнь и есть сказка, Иосиф. Людям не позволяют жить полнокровной жизнью, и потому они не примечают этой сказки. Посуди: тысячелетия дикого насилия, постоянной нищеты и невежества. Из-за чего? Из-за того, что иные из двуногих хотят бездельничать, стало быть, сосать чужие соки... Как-то я отправился в XXX век, все было настолько интересным, и я так подружился с тамошними существами, что один из них пожелал сопровождать меня обратно. Он выдержал лишь несколько дней. "Какой-то мошенник надел на голову корзину и, объявив себя посланником бога, заставил работать на себя и свою "команду" остальных людей, заменил корзину золотом и стал передавать золотую шапку-горшок по наследству, именуя это короной и утверждая, что повиновение коронованным предписали небесные силы. Какая пошлость, какое невежество!" Впрочем, еще большее невежество наш потомок находил в том, что всякие шайки успешно дурачат людей, используя уже не корзины на голове, а микрофоны и телеэкраны, присваивают себе пышные титулы, при помощи лжи, лести, насилия и подкупов захватывают богатства и власть, принадлежащие народу, и при этом славят самих себя как самых мудрых и самых справедливых. "Насилие и нищета царят у вас, - говорил человек из будущего. - Именно поэтому люди и не могут организовать справедливую жизнь". - Доктор, - с мольбою в голосе сказал Иосиф, - не могли бы вы помочь мне побывать в том будущем? - Пока тебе рано отправляться в столь рискованные путешествия: у тебя и знаний маловато, и духовный мир твой слишком груб и неотесан, слишком примитивен и однозначен... Если бы несколько человек совершили хронофонный контакт с каким-либо отрезком будущего, каждый из них увидел бы одно и то же совершенно иначе. Дело в том, что оно каждый раз выстраивается, опираясь на фактический духовный потенциал человека. - Стало быть, мы не видим общего будущего, мы видим как бы свое собственное будущее? - предположил Иосиф. - Не совсем так, - сказал доктор. - Но близко к истине. Действительно, наше фактическое будущее мы могли бы предугадать и "прощупать", если бы все были совершенны... Впрочем, и в том будущем, которое ты можешь увидеть самостоятельно, многие черты достоверны, поскольку твой духовный потенциал связан с духовным потенциалом человечества, а он несет в себе частицы совершенства. Иосиф стал упрашивать доктора помочь хоть одним глазком взглянуть на далекое будущее. - Вы же сами сказали, ничто так не обогащает личность, как погружения в хронофонное пространство, то есть блуждания по векам и странам. Только тот по-настоящему понимает современность, кто понимает прошлое и видит грядущее. - Справедливо. И есть много приемов, позволяющих человеку дозировать погружения в океан времени. Ты этим искусством пока не владеешь, можешь соскочить с орбиты и тогда навредишь себе. Как в прошлом есть мрачные, трудно доступные для непосвященных хронофонные уровни, так и в будущем... И все же Иосиф упросил испытать его на выдержку и твердость духа. - Смотри же, не пожалей после, - доктор усадил Иосифа в кресло, велел закрыть глаза, достал свою таинственную книгу и принялся ее читать. Сначала речь доктора журчала монотонным ручьем, более усыпляя, нежели возбуждая интерес, затем появилось какое-то необычное слово (позднее Иосиф никак не мог припомнить его); повторяясь в связи с другими словами, оно заставляло светиться всеми гранями одну большую мысль. Мысль эта приблизительно была такой: "Самое ценное - то, что человек находит внутри себя, - это отпечаток всей бесконечности земной жизни, след предков, пройдя по которому только и возможно постичь действительную, подлинную жизнь". Мысль ускользала, порождая тревогу, тревога росла, Иосиф ощущал себя будто в гигантском черном тоннеле; где-то далеко впереди что-то светилось... И вдруг Иосиф почувствовал, что его больше нет, что он лишился вовсе всякого веса - подобно блуждающей пылинке, попал в световой луч, и давление света понесло куда-то, где был выход из тоннеля... В этот как раз момент Иосиф обязан был (так требовал доктор Шубов) вывести себя из состояния духовной аннигиляции, но сил не хватало, даже слабый поток света увлекал его - все быстрее и быстрее. Так продолжалось до тех пор, пока не последовал удар и внезапная остановка. Иосиф догадался, что умирает, и, может быть, только эта догадка спасла его, потому что он застонал... Очнулся он на гулком железном трапе. Вокруг стояли какие-то неуклюжие люди в одинаковых синих комбинезонах, из которых торчали провода и шланги. - Тебе повезло, парень, - сказал один из них, и голос его так же гулко прозвучал, как и его шаги, закололо даже в ушах. - Тебе повезло, потому что взрывом повредило именно ту часть платформы, где работала бригада ремонтников: они тотчас заделали пробоину, предотвратив пожар и утечку дыхательной смеси. - Где я? - спросил Иосиф. Чьи-то руки подняли его с железных мостков и усадили на складной полотняный стул. Иосиф увидел, что у каждого из людей в синих комбинезонах из правого кармана на бедре торчит именно такой стул. - Где я? - На станции СР-ЗО77/11, - отвечал тот же гулкий голос. Появились врачи - тоже в комбинезонах. Один катил на тележке аппаратуру. Как узнал после Иосиф, на тележке была смонтирована хирургическая и реанимационная палатка. Операции, однако, не потребовалось, все ограничилось противошоковым уколом. - Вы из новоприбывших? - спросил врач. Иосиф кивнул молча. - Я вижу, вы не взяты на учет. В течение часа зайдите, пожалуйста, в шестнадцатый отсек, комната номер восемь, там регистрируют, выдают стандартные средства жизнеобеспечения и распределяют по трудовым бригадам - после медицинского освидетельствования... Доктора удалились вместе с тележкой. Люди разошлись. Остался только один человек - юноша лет семнадцати-восемнадцати, судя по чертам нежного лица. - Вам что-нибудь нужно? - Вы сидите на моей кровати, - сказал юноша в комбинезоне. - Если я подарю ее вам, на чем же я буду спать? - Но это стул. - Сейчас - да. Но эта штука раскладывается еще и для ночного отдыха. - Как, разве вам негде жить? - Есть проблемы, - уклончиво сказал юноша, складывая стул-кровать и пряча его в карман на бедре. - Вы, кажется, совершенно еще не представляете нынешней жизни. - А что это за станция?.. Неужели мы в космосе, а не на земле? Юноша слабо улыбнулся. - Мы не просто в космосе, мы в дальнем космосе, то есть вышли из околоземного пространства. Там, как известно, настоящее столпотворение. Продолжается война роботов, уничтожающая все живое. Мы в войне не участвуем, мы передвигаемся за Землей, по той же орбите. Вчера взорвалась дружественная нам станция, в нее врезалось неизвестное космическое тело. Приборы не зарегистрировали его приближения, вероятно, оно пришло вовсе со стороны, из другой галактики. Все люди погибли. - Сколько их было? - Примерно столько же, сколько у нас: около десяти тысяч... Неожиданный разговор приоткрыл ужасное. Оказывается, лет десять назад на Земле вспыхнул ожесточенный конфликт: в смертельную схватку вступили не государства против государств, а небольшая группа "богоизбранных" - против всех остальных жителей планеты. Вначале мирные люди не сообразили даже, что происходит: то в одной, то в другой стране стало стремительно вымирать население. Эпидемия перекинулась на весь мир, но зловещие козни были раскрыты, хотя банда "богоизбранных" тщательно контролировала все газеты и журналы, все радио- и телестудии, безжалостно убивая всех, кто хотел сказать правду. В ходе войны трудовые люди Земли поняли, что их разделял не столько социализм и капитализм, сколько преступная пропаганда, препятствовавшая деловому сотрудничеству, выдававшая сугубые интересы боссов за интересы народов, ссорившая народы, разжигавшая национализм и подозрительность, высокомерие и зазнайство, топтавшая классические накопления культуры, - без них понимание подлинного мира невозможно. Война обнажила глобальный заговор. Честные люди повсюду терпели поражения, потому что у "богоизбранных" внезапно объявились неведомые прежде виды оружия. - Откуда они взялись? - удивился Иосиф. - Вы, верно, с луны свалились, - сказал юноша. - Сегодня каждый знает это. - Я жил в отдаленном районе, где не было даже людей. Юноша пожал плечами. - До того как разразилась эта последняя, надеюсь, война, нас дурили всякими экстрасенсами, летающими тарелками, якобы явившимися из космоса, и прочей белибердой... Вселенской эксплуатации рук была предпослана вселенская эксплуатация духа: к нашим мозгам присосался кровавый клещ, впуская в них свой яд и свою заразу... Это были вовсе не космические НЛО, это было тайное оружие боссов, которое они испытывали, прикрываясь инопланетянами. Все экипажи они готовили в условиях полного отрыва от земной человеческой жизни. Этим ребятам вдолбили, что они "сыновья неба", их великая миссия - очистить Землю от неразумных нынешних существ, приготовить для прилета "братьев". Вот почему командам потерпевших аварию НЛО запрещали вступать в контакт с людьми. Это было чудовищное преступление. Несчастных земных детей пытались видоизменить даже чисто внешне - с помощью все той же тайной генной инженерии. Однако боссы просчитались: зло и ложь противны самим основам разумной жизни. Как ни старались "избранные", в команде нашелся честный человек, который рискнул разведать, что же это за люди, которых он уничтожает тысячами при помощи "лучей смерти". Таким образом, заговор был раскрыт, боссам, задумавшим втихаря основать новую мировую рабовладельческую империю, был нанесен сокрушительный удар. Но война подорвала природу: в атмосфере появились примеси, губительные для человека и многих животных и растений, стали невозможны ни промышленность, ни сельское хозяйство. Люди умирали миллионами, их никто уже не хоронил. Эта вот станция монтировалась в глубокой тайне и предназначалась для боссов. Но их космический "поезд", направлявшийся сюда, был взорван, а команда, уже ожидавшая здесь, взята в плен и перебита. Здесь создан музей - это по пути в шестнадцатый отсек, возле фабрики по производству микробных белков, единственной пищи, которой мы и наши потомки обречены питаться не менее двухсот лет. Пойдем, я покажу... Иосиф пошел вслед за юношей, не отдавая себе отчета в том, что делает. Он был смят и раздавлен. Прав оказался доктор Шубов: эта человеческая история уже не просветляла, а только оскопляла дух: в ней не было ни единого просвета надежды. "А мы живем, дышим воздухом, купаемся в море, жуем чудесный хлеб и - не задумываемся о том, какое будущее всем нам готовят за кулисами событий... Надо поскорее вернуться, предупредить людей, выступить против всех, кто держит в подполье свои подлые замыслы, кто считает себя избранником бога и готовится к захвату всего мира..." Юноша привел в музей. Собственно, это был пустой шестигранный зал, где было решено выставить различные документы и материалы, свидетельствующие о трагическом бегстве землян со своей погибающей планеты. Но таких материалов еще не было, только за стеклом, освещенным прожектором, стояло лопоухое существо, бывший директор орбитальной станции. Выпученные его глаза смотрели прямо на посетителя. - Этот тип погружен в среду, охлажденную почти до абсолютного нуля. Иосиф кивнул: замороженный негодяй не представлял для него никакого интереса. - Я очень голоден. - Никто тут не поможет. Запасы воды и пищи строго лимитированы. Баню проводят технической, то есть синтезированной водой один раз в полгода... Впрочем, попробуй из этого тюбика, он выдается каждому прибывшему на станцию как неприкосновенный запас. - Запас не буду, - сказал Иосиф, повертев в руках тюбик, весом и размером напоминавший зубную пасту. Какая разница! Мне он не понадобится, - юноша отвинтил колпачок. Вспомнилось о том, как первые космонавты брали на орбиту варенье из смородины, шоколадное желе с орехами... Хотелось есть, и Иосиф выдавил в рот немного зеленой слизи, напоминавшей живую гусеницу. Едва слизь коснулась языка, стало так противно, что вытошнило. - Не буду, - сказал он, задыхаясь от конвульсий и кашляя, стыдясь, что испачкал железный трап. - Глупо, очень глупо. Всех поначалу рвет, еще посильнее, чем вас. Сказано: это же отходы микробной жизни. Вроде как их испражнения... А что сделаешь? Хлеба с маслом никто уже не предложит. К новому году обещают по сухарю... Юноша достал из кармана кусок красной бумаги и, присев на корточки, накрыл вытошненное Иосифом. - Самому убирать нельзя. Здесь есть служба, которая берет анализы. Они ищут еще какой-то необходимый микробный штамм. Взгляд юноши внезапно затуманился, лицо сморщилось. - Боже мой, - горько сказал он. - Самое главное в нашей жизни - не подохнуть от отчаяния. Догадывались ли люди прежде, какие муки их ожидают? - Да, - согласился Иосиф, - я тоже не представляю, как перенести весь этот ад. - И все же, - с надрывом воскликнул юноша, - это самая большая подлость теперь - уступить после стольких потерь, после стольких мук! Честь и смысл настоящего мужчины не в том, чтобы ублажать себя развлечениями, держать подле себя красивую жену и иметь достаток - это все смешное недомыслие прошлого, - но в том, чтобы шаг за шагом вернуться к правде и справедливости, - ради возвращения на Землю, которую мы когда-то проклинали!.. Терпеть, терпеть - за несчастных глупцов, избравших путь соглашательств и уступок! - Вы правы, - сказал Иосиф, - только кому нужна мудрость на крышке гроба? Юноша взглянул пристально. В глазах его были слезы. - Новым поколениям будет, возможно, легче: они забудут о свободе и воле, которыми пользовался каждый из нас, мечтая о более полной свободе и более совершенной воле: мы дышали воздухом, грелись в лучах солнца, пили живую воду, рожденную в самих недрах земли... Иосиф не мог больше слушать, - эта была, действительно, катастрофа всех катастроф - отказаться от Земли, пусть даже на три-четыре поколения. "Разве вчерашний человек мог отказаться от своих жалких выгод хотя бы на день или на месяц? А ведь от этого зависело все..." Решение созрело тотчас: возвращаться назад и бить в набат, не страшась никаких лишений. Что значила даже смерть в сравнении с мучениями и страшной смертью миллиардов людей! Иосиф протянул руку юноше и крепко пожал ее. - Какая удача, что я встретил именно вас. Считайте, что вы возродили меня к новой жизни. - Если бы я был поэтом, - сказал юноша, - я бы запечатлел для потомков страшные картины: отчаявшись найти спасение на Земле, люди пытались найти спасение в космосе. Они каялись, но уже было поздно... Погибая, они боролись за право выжить - как их осудить? Возле ракетодрома, куда я прилетел с отцом на вертолете, ползали сотни тысяч людей, спасти их было уже нельзя - они умирали, теряя зрение и задыхаясь... Персонал работал героически: одна за одной взлетали ракеты, предназначенные для доставки на орбиту материалов и продовольствия, и одна за одной взрывались на высоте двухсот километров. Я думаю, ракеты уничтожал космический робот, запущенный бандой "избранных", но, возможно, причины были в другом... Люди шли навстречу неминуемой смерти - разве возможно забыть об этом?.. Едва Иосиф распрощался с юношей, к нему подошел работник космической станции. - Следуй за мной, если хочешь поскорее убраться из этого ада. Люди никогда не унаследуют своей истории, потому что не история волнует их, а собственные низменные страсти... Человек быстро шагал вдоль металлической стены. Иосиф почти бежал вслед за ним, гулко стучали железные мостки. Человек подошел к какой-то двери и открыл ее своим ключом, пропуская Иосифа. Иосиф вошел, не понимая еще толком, зачем ему нужен этот человек и что, собственно, он предлагает. Дверь затворилась сама собою, щелкнул автоматический замок. Иосиф осмотрелся. Повсюду, до высоченного потолка, шли трубы, тянулись связки проводов, что-то постукивало, то ли переключатели трансформатора, то ли какие-то другие автоматические приборы. По матовой внешней ячеистой стене ползли испарения. - Где мы находимся? - В одном из ремонтных блоков, - мигание ярких ламп искажало черты лица работника станции, но Иосифу показалось, что он где-то видел его прежде. - Здесь есть камеры, ведущие в открытый космос. Хочешь посмотреть? - Конечно. Кто откажется от такой возможности?.. Вы сказали, что человечество ничему не может научиться. Что вы имели в виду? - Об этом поговорим после, когда я принесу скафандры, - мужчина поднялся по гулкой железной лестнице и исчез. Тревога нарастала. В первый раз Иосиф подумал о том, что может и не вернуться на Землю. Доктор Шубов рассказывал, что неподготовленные люди, попадая в драматические периоды истории, теряют голову, допускают неисправимые ошибки и лишаются возможности возвратиться. Они так и умирают в чужом времени. "Нет-нет, уж я-то во всяком случае не потеряю голову, - подумал Иосиф. - Я хорошо знаю, что необратимого будущего не бывает. Оно всякий раз выстраивается на основе тех тенденций, которые преобладают. Сейчас преобладают эгоизм, усталость и нищета и, как следствие, безоружность перед демагогией... Надо вмешаться, предупредить об опасности..." Работник станции был уже внизу, Иосиф не заметил, когда он спустился. - Если хочешь взглянуть за борт, надевай поскорее этот скафандр. Он работает автоматически, так что его может носить и малый ребенок. Снабжен радиотелефоном... Надели скафандры. Человек подвел Иосифа к шахте, вызвал лифт, и они поехали. - Ну, вот, несколько камер разделяли нас от космоса. Эта площадка - последняя. За прозрачной дверью - космос. - Какая темнота! - вырвалось у Иосифа. - Присоединись к шлангу жизнеобеспечения, иначе не откроется дверь... В этой камере почти уже не ощущается гравитации. Чувствуешь легкость своих движений? "Почему я доверился этому человеку, кто он?" - Ты хотел спросить, кто я такой, - послышался в наушниках ледяной голос. Человек усмехнулся. - Я представляю здесь тех, кто потерял на время и власть, и влияние, был убит или погиб при пожарах и взрывах. Я представляю здесь касту избранных. - Как, - изумился Иосиф, - здесь, на этой станции, есть люди из банды, ввергшей землян в космическую катастрофу? Человек похлопал его по алюминиевому плечу. - Это не они ввергли землян в катастрофу, сами земляне вызвали катастрофу, отказавшись принять верховное правительство мудрейших. Они отказались ежегодно сокращать человечество на сто миллионов и потому потеряли пять миллиардов. Они наказаны и впредь будут более благоразумны. - Чудовищно, - возмутился Иосиф, осознав, что стал жертвой доверчивости. - Вы защищаете бандитов? - Я их не защищаю, я их представляю... Наша власть не разрушена - нет, она будет восстановлена. Мы размножимся, укрепимся и вновь выступим единым фронтом. Жалкое скопище непосвященных, если даже выживет, передаст со временем всю власть в наши руки, оно не сможет управлять собою. Мы постараемся, чтобы стадо вновь передралось и перессорилось. Мы скупим всех, играя, как и прежде, на самых низменных страстях. Мы вновь предложим демократию и вновь установим свою диктатуру... - Гнусный мошенник! - вскричал Иосиф, испытывая такое негодование, которого не испытывал никогда прежде. - Тебе мало всего того, что уже случилось, ты вновь замышляешь кровавые козни! Не бывать этому! Человек захохотал. - Уж не хочешь ли ты разоблачить меня? - нагло сказал он. - Так вот, знай, меня не разоблачит никто. Я сам здесь главный разоблачитель. И гублю всякого, кто становится на моем пути... Ты прибыл на эту станцию со шпионскими целями, я легко докажу это... Между тем дверь камеры раздвинулась, отворившаяся бездна сжала сердце Иосифа, потянула к себе. Она всасывала, завораживала, отшибала волю. Нет, тьма за бортом станции не была сплошной, где-то угадывались огни, но оторопелый взгляд не мог определить, далеко они или близко. - Ну, выходи! - грубо скомандовал человек из шайки, погубившей большинство землян. - И не говори, что тебе страшно. Ты должен умереть, я заманил тебя сюда, чтобы скрыть все улики. Надеюсь, теперь ты узнал, кто я? Иосиф похолодел (да, теперь он узнал "князя тьмы"), но в следующую секунду самообладание вернулось к нему, - он изо всех сил толкнул негодяя в бездну. Раскинув руки, тот скрылся в черном пространстве. Но шланг удержал, и он вновь очутился на площадке, схватил Иосифа и попытался выбросить его наружу. Некоторое время они боролись на площадке, нанося друг другу удары, но бандит был опытней: стоило Иосифу оступиться, как он закрыл прозрачную дверь - створки сдавили круглый шланг, по которому в скафандр Иосифа поступал воздух. - Щенок, - орал бандит. Иосиф ясно видел его за толстой стеклянной дверью. Грим съехал с его потного лица, выявив знакомые отталкивающие черты. - Пока вы раздумываете, как с нами бороться, мы уничтожаем наиболее решительных из вас. Там, где речь идет о власти над миром, не может быть колебаний! С этими словами он выхватил из-за пояса нож, перевел на нем рычажок, и нож внезапно превратился в раскаленное лезвие. Нет, это было жало плазмы, и этим жалом он тотчас перерезал шланг. Иосиф сразу почувствовал, что лишился кислорода. Он задержал дыхание и подтянулся почти до самой двери, рассчитывая, что бандит откроет ее. Тот, действительно, вновь распахнул дверь камеры. Но в грудь Иосифу ударила мощная газовая струя из пистолета, он полетел в бездну, теряя сознание, и огромная станция, светя иллюминаторами, медленно проплыла над ним... 14 За Балеарскими островами галера три дня шла на веслах - держался полный штиль. При палящем солнце и команда, и гребцы-висельники, и немногочисленные пассажиры постоянно испытывали жажду, так что капитан забеспокоился, хватит ли до Чивиты-Веккии запасов пресной воды. Духота была нестерпимой, особенно под верхней палубой, где