о, - одобрил дядюшка Ван Фу. - А барыня превратилась бы в кошку и весь день лежала бы на окне. Сун захлопал в ладоши. - Вот здорово! А я все думал, на кого она похожа? Ну, а Джоу превратился бы в дождевого червя и жил бы себе в земле. Сун и дядюшка Ван Фу долго смеялись над своей выдумкой. Беседы с дядюшкой Ван Фу многому научили Суна. Повар помог ему разобраться в очень большом и важном. Сун понял, что везде, куда ни заносила его судьба - и в Китае, и в Японии, и в Америке, и в России, - существует один главный порядок, такой же, как и в сером особняке: бедняки работают, а богатые ведут праздную жизнь. Сун также узнал, что есть на земле люди, вроде дядюшки Ван Фу, которые хотят изменить этот порядок. Понял он, что есть и другие люди, вроде барыни и конюха Джоу, которые живут как студенистые моллюски в своих двустворчатых раковинах и заботятся только о себе. В первый же день, как Суна взяли на службу, повар сказал: - Ничего, брат, ты, я вижу, парень шустрый! Работа тебя боится! Ты вырастешь человеком! И запомни мое слово: придет время, и мы с тобой не будем работать на хозяев. - А как же мы будем жить? Где возьмем деньги на хлеб? - Мы сами будем хозяевами! Сун недоверчиво улыбнулся. - Да, будем! Все, кто работает, отберут у богатых и дома, и деньги, и землю. - Что же будут делать богатые? - Работать, как все. Не смейся, ты еще будешь ходить в школу. И станешь ученым человеком. Сун, вздохнув, потянулся. Он не мог поверить в такое чудо. Но ему не хотелось обижать старшего, к тому же такого доброго человека, и он постарался перевести разговор на другую тему, спросив, бывают ли в этом доме праздники. - Конечно, только не для нас. Зато, - подмигнув, обнадежил Ван Фу, - мы отдохнем с тобой летом, когда хозяева разъедутся: хозяин - на Камчатку, там у него рыбалка, Игорь - в скаутский лагерь, а барыня - лечиться водой. Тогда поживем! - Это правда, дядюшка Ван Фу? - спросил Сун, счастливый уже тем, что когда-то и у него будет отдых. Повар засмеялся: - Дядюшка, говоришь? Это хорошо! У меня где-то остался племянник, может, это ты и есть? Хотя в тот год, когда я уехал с родины, в наших местах был страшный голод... - Ван Фу печально умолк. ...Прошел год. Настала весна. С океана потянулись бесконечные волны туманов, но вот и туманы кончились, уже жарко грело солнце, а отдых все еще не наступал. Хозяин и не собирался на свои промыслы, хозяйка тоже не уезжала на курорт, а Игорь - в скаутский лагерь. Мало того, в доме еще прибавилось работы. Сун с дядюшкой Ван Фу сбились с ног, обслуживая гостей, которые собирались у хозяина и за полночь засиживались в кабинете. Сегодня Сун проспал. Гости разошлись только на рассвете. И уже было далеко за семь, когда его разбудил дядюшка Ван Фу. - Ну как, выспался? - спросил повар. Сун сладко зевнул, плескаясь над раковиной. - Ничего, скоро и ты сможешь спать, как настоящий человек, - многозначительно сказал повар. Сун пропустил мимо ушей многообещающее замечание повара: дядюшка Ван Фу всегда говорил то, что никогда не сбывалось. - Что это за люди ходят к нам? - спросил он дядюшку Ван Фу. - Вчера бешеный жираф приводил к нам каких-то японцев! Сегодня были американцы, потом пришли еще какие-то русские. И все почему-то только и разговаривают про рыбу и уголь. Дядюшка Ван Фу повернулся от плиты: - Когда я приносил им чай, они еще разговаривали про лес и золото. - Ну, про золото - это понятно: из золота деньги делают. - Богатые из всего делают деньги. Даже из нас с тобой. Сун засмеялся: - Выходит, что мы с тобой тоже золотые? - Наши руки золотые, мой мальчик... Сун помотал головой: опять дядюшка Ван Фу говорит загадками. И тут он вспомнил смешной случай, который произошел при разъезде гостей, и засмеялся. - Что тут смешного? - строго спросил повар. - Я про бешеного жирафа вспомнил. Когда гости стали выходить из кабинета, бешеный жираф стоял в дверях и все кланялся и до того докланялся, что стукнулся головой о дверь и у него на лбу шишка вскочила. Этот жираф все бегает, бегает, что-то пишет, за все задевает ногами и длинным ножиком, который висит у него на поясе. - Его неправильно жирафом зовут, - сказал повар. - Я видел жирафа в Шанхае, там есть такой сад, где живут всякие звери. Жираф смирный. Он ест листья, как буйвол. А этот - шакал, или нет, лучше - рыба-лоцман. Сун взял кружку с молоком, кусок хлеба, заботливо приготовленные поваром, и присел на подоконник, предвкушая удовольствие выслушать интересную историю. - Ну да, рыба-лоцман! Есть такая рыба. Мне один матрос рассказывал, когда я плавал коком на "Зеленом драконе". Понимаешь, в чем дело: акула самая прожорливая тварь на свете. Она ест весь день и всегда голодна. Так вот, ей помогает кормиться маленькая рыбешка: лоцман. У этой рыбешки такой же нос, как у тебя. Ты правильно смотришь на кастрюлю, там ждет тебя пара котлет. Да, так вот, этот лоцман ведет акулу то сюда, то туда. Акула только рот разевает и глотает что попадается, а крошки лоцман доедает. Сун, уплетая котлету, кивал головой. Действительно, дядя Игоря очень похож на лоцмана, который приводит в дом целую стаю акул. - Лоцман не богатый человек, а хочет стать богачом, - продолжал дядюшка Ван Фу, с изумительной быстротой нарезая на дольки морковь. - Вот он и показывает акулам, где что можно слопать, да и себя при этом не забывает. Я видел, как он прятал в карман американские деньги... Рассказ дядюшки Ван Фу прервал пронзительный звонок. Сун бросился к подносу, на котором стоял завтрак для Игоря и его матери. - Неси в столовую, хозяина я уже накормил. Ругался, что не ты принес. Сегодня Игорь вместе с матерью завтракают. В коридоре Сун встретил хозяина уже в шляпе и с тростью в руке. Злой, тоже, видно, невыспавшийся, он, по своему обыкновению, прошел мимо Суна, словно не видя его. В столовой сидели Игорь и его мать, еще молодая женщина с бледным лицом. Поставив на стол масло, булочки, кофе и яйца, Сун остановился возле буфета, чтобы прислуживать во время завтрака. - Проспал? - спросил Игорь с полным ртом. - Что молчишь? Барином заделался! Ждать тебя по часу. Погоди, вот выгоним, тогда выспишься на улице. На лице матери Игоря появилось брезгливое выражение: - Игорь! - Ну что еще? - Сколько раз я просила тебя... - Но я же не виноват, он сам вынуждает меня! - Я понимаю, но делай это не в моем присутствии... - Ах, мама, как ты не понимаешь, что откладывать нельзя! Мы не можем терпеть расхлябанности в нашем доме. - Игорь вскинул брови, упиваясь своим красноречием. - Особенно сейчас, когда мы должны показать черни ее настоящее место. А Сун зазнался!.. - О боже! Все это так, но избавьте меня от этих грубых сцен... - Вечно эти телячьи нежности, - проворчал Игорь, намазывая маслом сдобную булочку. Когда Сун вернулся на кухню, дядюшка Ван Фу спросил его: - Что нос повесил, опять попало? А когда Сун рассказал, что его хотят прогнать, то повар засмеялся и хлопнул его по плечу: - Не бойся, брат! Теперь не такое время, чтобы рабочий человек остался без работы, - и Ван Фу произнес торжественным шепотом, с трудом выговаривая непривычное слово: - ре-во-лю-ция теперь! Помнишь, когда-то я тебе говорил об этом, а ты еще не верил. Вот пришли эти дни! Все рабочие теперь будут хозяевами, а буржуи станут работать! Что, не веришь? - И дядюшка засмеялся и прищелкнул даже языком, представив себе, как хозяин возится на кухне и приносит ему, дядюшке Ван Фу, чашку чаю. Сун недоверчиво улыбнулся, он очень плохо верил словам дядюшки Ван Фу. Сун уже слышал о том, что произошла революция, видел, как проходили демонстранты со знаменами, с красными полотнищами, протянутыми через всю улицу. Не раз он уже слышал от дядюшки Ван Фу самые невероятные рассказы о недалеком будущем, когда он и Сун заживут настоящими господами. Проходили месяцы, а в сером особняке ничего не менялось. - Э-эх! - Сун махнул рукой. - Все, что вы говорите, как сказка о нищем, который видит хорошие сны. Дядюшка Ван Фу с грохотом опустил кастрюлю на плиту. Ему очень не нравились возражения мальчика. - Ты слушай, что говорят старшие! Я же тебе говорю, что мы с тобой и все рабочие люди будем жить так, как еще никому не снилось! Сун больше не стал возражать и отправился убирать комнаты. И хотя дядюшка Ван Фу ни в чем не убедил его, Сун, протирая коллекцию японских статуэток из слоновой кости, стал мечтать о том времени, когда он станет ходить в школу, научится разбирать иероглифы и читать по-русски, а вечером сможет играть с ребятами. Как ни ломал он голову, ничего лучшего, ничего более несбыточного не мог еще придумать. Мечты улетучились, как только в гостиной появился Игорь. Он вошел и в нерешительности остановился у дверей кабинета отца. Заметив, что Сун наблюдает за ним, он раздраженно сказал: - И чего ты все время торчишь здесь? Пошел бы куда-нибудь. - Куда? - Ну, из дому, что ли. Вон двор еще не подметен... Хочешь, даже и не подметай его, просто погуляй, я разрешаю... Сун уловил в тоне Игоря незнакомые просительные нотки и подумал: "Видно, правду говорил дядюшка Ван Фу, что скоро все станет по-другому", - а вслух сказал: - Никуда я не пойду! - Я приказываю тебе! Слышишь? - Ничего я не слышу, ты мне не хозяин, я служу у твоего отца. - Ах так, ну ладно! Я с тобой разделаюсь за это! Игорь пнул ногой тяжелую дверь отцовского кабинета, вошел туда и плотно прикрыл ее за собой. Сун снова занялся статуэтками. Из кабинета донеслось позвякивание ключей. Сун насторожился и вдруг, осененный внезапной догадкой, подбежал к двери кабинета и заглянул в замочную скважину. У стола стоял Игорь и перебирал связку ключей. Вот он нашел нужный ключ и, с опаской посмотрев на дверь, стал отпирать стол. И тут Сун, распахнув дверь, крикнул: - Ты что делаешь, а? Игорь с такой стремительностью отпрянул в сторону, что сбил высокий столик, на котором стояла одна из драгоценных японских ваз. Ваза упала и разбилась. Сун всплеснул руками, вбежал в кабинет и поднял черепок, на котором пестрел яркий, словно живой, цветок. Сун был потрясен случившимся. Ему было очень жаль прекрасной вазы. Он присел на корточки и стал перебирать черепки. - Что, достукался? Из-за тебя разбилась ваза! Ты и отвечать будешь! - раздался над ним голос Игоря. - Как из-за меня? Ты разбил! Я всем скажу! Скажу, что ты в стол хотел залезть. Деньги украсть! Игорь принужденно захохотал: - Так тебе и поверят! А впрочем, я не возражаю, чтобы ты сам обо всем рассказал отцу! - Игорь быстро выскочил из кабинета и со звоном щелкнул ключом. - Счастливо оставаться! - донеслось до Суна из гостиной. Сун, плача от бессильного гнева, стал бить в дверь кулаками. Вскоре за дверью раздались тяжелые шаги и голос Игоря: - Папа, ты не волнуйся! У нас несчастье... Сун... - Что Сун, говори толком! - Сун разбил твою любимую японскую вазу. Понимаешь, захожу, а он... Щелкнул замок, распахнулась дверь, и хозяин в шляпе и с тростью в руках вошел в кабинет. Увидев у ног Суна черепки драгоценной вазы, он остановился посреди кабинета и, взявшись за голову, застонал. - Боже мой, боже мой! Какой уникум погиб! Все гибнет, все рушится! - запричитал он. - Ну? - обратился он, наконец, к Суну. - Ну? - Это не я, это Игорь. - Игорь? - Врет, папа, честное слово, не я. Клянусь! - без тени смущения лгал Игорь. - Как не ты? Ты хотел открыть стол... - Папа, это наглая ложь, как он смеет! - в голосе Игоря послышались слезы обиды. Сун растерялся. Он с надеждой посмотрел вокруг, ища кого-нибудь, кто бы поверил в его невиновность. В дверях белел колпак дядюшки Ван Фу. И, обратившись к этому единственному человеку на свете, который любил его, Сун сказал: - Вот самое честное слово, это не я... Ван Фу перебил: - Хозяин, Игорь врет. Я знаю, что Игорь ворует деньги... Хозяин побледнел. - Молчать! Марш на кухню. Я не звал тебя! Ван Фу сорвал с головы колпак и, потрясая им, в дверях крикнул: - Почему на кухню? Теперь другое время! - Что? В моем доме!.. У меня в доме красные? - произнес хозяин и шагнул к повару. Почувствовав поддержку, Сун воспрянул духом: - Теперь революция! Нельзя обижать рабочих! - сказал он хозяину. - Папа, они устраивают бунт! - закричал Игорь. - Я покажу вам революцию! - Корецкий взмахнул сучковатой палкой и ударил дядюшку Ван Фу. Сун вскрикнул. Повар схватился за голову, между его пальцами сочилась кровь. Подбежав к дядюшке Ван Фу и обняв его, Сун, не помня себя, выкрикнул: - Вы не люди, вы сумасшедшие собаки!.. Мы не будем на вас работать, давайте расчет! - Вон! - захрипел Корецкий. В кабинет вошли два приятеля Игоря. Один из них - щуплый, в очках, второй - широкоплечий, круглоголовый, с оттопыренными ушами. Игорь что-то сказал им, и они втроем стали выталкивать Суна из кабинета. Сун отчаянно сопротивлялся, крича, что он сам уйдет, пусть только ему заплатят заработанные деньги. Но силы были неравные. Игорь и его два приятеля выволокли Суна через черный ход на двор, а оттуда на улицу. В кабинете также шла борьба. Как только дядюшка Ван Фу пришел немного в себя от удара, он бросил в лицо хозяину свой поварской колпак. Корецкий снова взмахнул было палкой, но дядюшка Ван Фу вырвал ее у него, и хозяин с поваром, схватившись, упали на ковер, осыпая друг друга ударами. Вот они покатились по ковру ко второму столику из полированного черного дерева. Прижатые к стене, хрупкие ножки столика подломились, и на пол упала и разбилась на мелкие куски вторая драгоценная японская ваза. СЧАСТЛИВЫЙ ДЕНЬ Никогда Левке так не везло, как сегодня. Утром он поймал больше всех бычков и такую огромную камбалу, что она не умещалась в ведре. К зависти всех мальчишек с Голубиной пади, Левка нес камбалу за жабры так, что хвост ее волочился по мостовой. Отдав матери рыбу, Левка побежал в бухту купаться, и тут его ждала новая удача. Когда стали "доставать дно", Левка нырнул с открытыми глазами и заметил, как на желтом песке что-то блеснуло. Нырнув во второй раз, он достал складной ножик с перламутровой ручкой. Ножик Левка отдал Коле Воробьеву в обмен на книгу рассказов Горького. С книгой за поясом Левка понес обед отцу. Левка любил ходить к отцу в порт, где к причалам швартовались торговые суда всех стран мира. При случае он вместе с артелью мальчишек насыпал в глубоких, как колодцы, трюмах соль в большие джутовые мешки или выгружал фрукты. И тогда рассказывал своим друзьям все, что узнал в гимназии и из книг о стране, из которой пришел корабль. Все мальчишки из Левкиной артели знали, что ананасы растут на Цейлоне, ваниль и перец - в Индонезии, круглые, как мячик, груши - в Японии и Китае, а хрупкие рожки - в Аравии. Еще в городе Левка увидел знакомый хобот крана, высоко поднимавшийся над крышами портовых зданий и мачтами кораблей. Мальчик уверенно пробирался к десятому причалу, где стоял французский пароход, с которого краном снимали паровые котлы. Один котел висел над водой, медленно покачиваясь на тоненькой паутинке троса. "Баржу, наверное, ждут", - решил Левка, останавливаясь у плотной людской стены: это были грузчики. Левка увидел впереди себя непомерно широкую спину. Это был известный всему городу грузчик-силач Гриша Полторы бродяги. Левка схватил его за руку: - Гриша, по какому случаю митинг? - Погоди, Остряков говорит. Левка прислушался и с трудом узнал отца. "Дома у папки голос совсем другой", - подумал он. Голос оратора захлестнула волна криков и рукоплесканий, Гриша Полторы бродяги так оглушительно бил в ладоши, что у Левки закололо в ушах. Когда аплодисменты утихли, грузчик нагнул к Левке бородатое лицо и добродушно стал рассказывать: - Стало быть, сначала выступал француз через переводчика. Он говорил, что на вас, на нас, стало быть, все буржуи поднимаются. Но, дескать, рабочий класс сильней и что французские рабочие не будут воевать против Советов. Ну, а потом Остряков стал отвечать. У всех рабочих, говорит, один путь... Левка, не дослушав, юркнул под руку грузчика и побежал к сходням крана. Иван Лукич, взволнованный выступлением на митинге, едва притронулся к обеду. - Для кого я рыбу сегодня ловил? - сказал Левка, по-отцовски хмуря брови. - А много поймал? - улыбнулся отец. Левка рассказал, какой удачной была у него сегодня "рыбалка", и показал книжку Горького. - Хорошая книга, - похвалил отец и, погладив сына по голове, ушел в машинное отделение. Левка отправился домой. У портовых мастерских он заметил группу ребят. Это были ученики слесарей, чистильщики котлов, масленщики с портовых буксиров. Среди них стоял паренек в полосатой тельняшке. В руках он держал толстую конторскую книгу. - Кто это? О чем он? - спросил Левка мальчика в лохмотьях, покрытых жирной котельной сажей. - Соловьев из комитета. Про Союз молодежи рассказывает. Сейчас записывать будет. - Теперь вам, ребята, понятно, для чего наш союз? - громко сказал Соловьев. - Понятно: чтобы на смену большевикам расти и против буржуев! - крикнул Левкин сосед. - Правильно парень понимает! - поддакнул кто-то. Соловьев раскрыл толстую конторскую книгу и сказал: - Ну, ребята, подходи по очереди. - И мне можно записаться? - спросил Левка у мальчика в лохмотьях. - А ты не буржуй? - мальчик подозрительно поглядел на Левкину чистую рубаху и штаны с аккуратной заплаткой на левом колене. - Что ты! Мой отец механиком на кране работает. - А чего ж ты как в праздник нарядился? Ну уж ладно, только без очереди не лезь. Тебе шляться, а мне котел надо сегодня закончить. Левка присоединился к очереди и стал наблюдать, как Соловьев, часто слюнявя карандаш, с большими усилиями выводил крупные буквы. - Так он нас к вечеру не запишет, - сказал Левка соседу. - А если ты такой грамотный, пойди и подсоби. Левка подошел к Соловьеву. - Давайте я буду писать. - Можешь? - обрадовался Соловьев. - Могу. - Ну, бери карандаш. Да смотри, фамилию, имя и отчество пиши там, где "кому и за что уплачено", а год рождения там, где "сумма". Очередь начала быстро сокращаться. Последним подошел мальчик в лохмотьях - чистильщик котлов. - Пиши: Иннокентий Пушкарев. Левка записал, захлопнул книгу и протянул ее Соловьеву: - Вот и все! - Передай ребятам, чтобы своего старшего выбрали, а как насчет остальной работы, я потом все расскажу, - сказал Соловьев Кешке Пушкареву. - Будьте спокойны, выберем, - важно ответил тот. Левка пошел провожать Соловьева. Соловьев очень спешил. Он чуть не бегом поднимался к Светланской улице и с видимым удовольствием делился своими успехами: - У меня, братец мой, вот здесь, - он похлопал ладонью по книге, - чуть не целая дивизия. Это, братец, сила! Хватит вам собак гонять по улицам! - А что мы будем делать? - Что делать? Дел, братишка, у нас целый воз и маленькая тележка. - Соловьев шагов десять прошел молча, а затем откровенно признался: - Я и сам еще не знаю, что вы на первых порах делать будете. Но знаю, что ваша ребячья организация почище, чем у скаутов, будет. Думаю я, нужно вам будет помогать большевикам революцию закруглять, а потом коммунизм строить! Как, подходяще? Левка с восторгом глядел на Соловьева. Они вышли на Светланскую улицу. К остановке подходил трамвай. - Такие, брат, дела. Ну, бывай здоров! - Соловьев хлопнул Левку по плечу и помчался к трамваю. Когда Соловьев вскочил на подножку, Левка вдруг вспомнил, что забыл главное. - Постойте! Постойте! Товарищ Соловьев! - закричал Левка, бросаясь вслед за трамваем. - Забыл себя записать! Запишите!.. Трамвай набирал скорость. Звон и грохот заглушили ответ Соловьева. Левка разобрал только одно слово: "порт". "Придется завтра опять в порт идти", - решил Левка и направился к дому, размахивая узелком с дребезжащей посудой. Левка свернул на Невельскую. Впереди пара монгольских лошадок тянула арбу с бочкой, из которой плескалась вода. Улица была так крута, что лошади не могли прямо подняться по ней и шли зигзагами от одной стороны тротуара к другой. Китаец-водовоз шел позади, изредка пощелкивая кнутом. Перегнав лошадок, Левка раскрыл книгу и стал читать о бесстрашном Данко. Рассказ настолько захватил его, что он чуть было не наскочил на мальчиков, стоявших посреди дороги. Левка хотел обойти их, но его взгляд встретился с глазами, полными гнева и слез. Левка узнал Суна, который ежедневно привозил в экипаже в гимназию Игоря Корецкого. Здесь же стоял Игорь Корецкий и еще два скаута: один - незнакомый Левке, щуплый, в очках, другой - лопоухий Гольденштедт. Корецкий держал Суна за ворот рубахи. - Проходи, что стал! - сказал Корецкий Левке и так рванул Суна к себе, что у того затрещал ворот рубахи. Левка спрятал книгу за пояс и усмехнулся: - Трое на одного, сразу видно, что скауты. - Ты еще поговори! И тебе то же будет! - сказал Гольденштедт, не поворачивая головы. Левка презрительно посмотрел на его толстую шею и оттопыренные уши и решительно оттолкнул скаута от Суна. Гольденштедт чуть не упал, запнувшись за булыжник. - Тебя, наверное, давно не били? - сказал он, подходя к Левке и подмигивая Корецкому. - Дай ему, Игорь, а не то я за него возьмусь. - Сейчас я его отшлифую, - сказал Игорь, - у меня с ним старые счеты. - Состроив свирепую гримасу, пригнувшись, Корецкий занес руку. - Я сейчас разделаюсь с тобой, как повар с картошкой. Левка молчал, оценивая силы врага. Корецкого Левка знал как труса. Скаут в очках, по его мнению, тоже немногого стоил. Всех сильнее и опасней был лопоухий. Сун следил за своим спасителем, готовый кинуться ему на помощь. Левка применил хитрый маневр. Он сделал вид, что хочет напасть на лопоухого, а когда тот подался назад, быстро обернулся и ударил Корецкого. Затем он бросился на лопоухого и нанес ему головой в живот такой удар, что тот упал на мостовую. Сун обезвредил третьего противника, ловко сбив с его носа очки. Скаут опустился на четвереньки и в поисках очков стал шарить по пыльной мостовой. Левка опять было кинулся на Корецкого, но Сун крикнул: - Еще бегут! От Светланской к скаутам шла подмога. - За мной! - Левка увернулся от удара лопоухого и припустился бежать. Сун не отставал. Сердце Левки наполнилось радостью победы. Левку не огорчало отступление: ведь врагу в этом коротком бою был нанесен сокрушительный удар, да и теперь противник терпел поражение в беге на длинную дистанцию. ...Погоня осталась далеко позади. Возбужденные, запыхавшиеся, Левка и Сун сидели на крутом склоне Орлиного гнезда. Сопка господствовала над городом. Аккуратные квадратики кварталов, опушенные зеленью, сбегали по склонам сопок к берегам бухты Золотой Рог и Амурскому заливу. Левка показал вниз на бухту, похожую на кусок голубого неба. Там среди маленьких, как мошки, китайских лодок - юли-юли, громоздких торговых судов, хищно вытянутых эсминцев, что застыли на рейде рядом с большим серым утюгом - тяжелым японским крейсером, двигался за маленьким челноком квадрат с длинным хоботом. - На этом кране мой отец работает. Его "Орел" на буксире тянет. А на "Орле" мой дедушка ходит, - с гордостью сказал Суну Левка и спросил: - А твой отец где работает? Сун покачал головой: - У меня нет отца. - Умер? - Да. - А мама? Сун опустил голову. - Дела... - сказал Левка. - Что же ты, один живешь? - У Корецких я живу... Худо живу... - Сун побледнел и, покачнувшись, чуть не скатился вниз. Левка поддержал его: - Ты что, заболел? - Нет. Устал... Левка стал торопливо развязывать узелок. В узелке была чашка с остатками жареной рыбы и кусок черного хлеба. - Ешь! Сам ловил. Это, наверное, у тебя от голода голова кружится. - Я, правда, есть не хочу. У меня голова болит, они меня били по голове. - Поешь, и пройдет. Ну, пожалуйста! - Тебя как звать? - спросил Сун, принимая чашку. - Левка. - Спасибо, Левка! Только ты тоже кушай. - Я-то? Я, брат, сыт. Смотреть даже не могу на нее, - соврал Левка, хотя сильно проголодался. - Ну, разве за компанию. - Левка взял самую маленькую жареную рыбку, отщипнул от ломтя немного хлеба, а остальное отдал Суну. Сун съел все до капельки и начисто вытер мякишем чашку. - Ты, что же, опять к ним пойдешь? - спросил Левка, завязывая чашку в платок. Глаза Суна сверкнули. - Нет! Я никогда больше не пойду к ним. Они шибко плохие люди, - взволнованно заговорил он, дополняя слова быстрыми жестами. - Я год у них работал. Все делал. Солнца еще нет - Сун встает. Солнце давно спит - Сун еще работает. А сегодня этот хунхуз... - Игорь, что ли? - Да. Он хотел украсть деньги у своего отца и разбил вазу, а сказал: "Сун разбил". Я сказал: "Это он разбил!" Дядюшка Ван Фу тоже говорит: "Неправда, Сун не бил вазу!" Хозяин ударил дядюшку. Игорь и эти еще двое стали меня выгонять... Бить... Мы бы и так ушли с дядюшкой Ван Фу, если бы они отдали наши деньги. Мы совсем ничего не получали. - Где же твой дядюшка? - Нет, он не мой дядюшка! Я просто его так зову. Он очень хороший. Это его хозяин палкой ударил. - Ну, а он стерпел? - Нет! Я видел, как они с хозяином дрались... - Жалко, мало мы им дали! Но ничего, мы еще с ними встретимся! А теперь пошли к нам домой! А завтра пойдем в порт. Я там знаю одного товарища из молодежного союза, он тебе поможет рассчитаться с этими буржуями. Про дядюшку тоже разузнаем. Это им так не пройдет. Сейчас не такое время, чтобы рабочих палками бить! - Левка встал. - Пошли, Сун, что ли! По дороге Сун рассказал Левке о своей короткой, но полной горя и обид жизни. Он не помнил родных. Мать и отец умерли, когда ему было два года. Воспитывался он до шести лет у дяди, а потом попал к бродячим артистам. Через год хозяин цирка разорился и продал Суна ресторатору на пассажирский пароход. Этот пароход ходил в Нью-Йорк, Токио, потом стал совершать рейсы между Шанхаем и Владивостоком. Во Владивостоке Сун заболел и попал в портовую больницу, а потом к Корецким. - Ты и в цирке был? - удивился Левка, выслушав рассказ Суна. В подтверждение своих слов Сун прыгнул на выступ скалы и сделал стойку на руках над самым обрывом. - Ой, упадешь! - Левка схватил гимнаста и поставил его на ноги. Мальчики пошли в Голубиную падь. Здесь, у станции почтовых голубей, от которой получил свое название поселок, они встретили ватагу ребят во главе с Колей Воробьевым. Левка познакомил ребят с Суном, коротко рассказал его историю и красочно описал бой со скаутами. Коля расправил плечи: - Эх, жалко, нас не было!.. - И еще, ребята, кого я сегодня встретил! - Левка стал рассказывать о Соловьеве, о Союзе молодежи, о своей неудаче с записью и предложил: - Пошли завтра все! - Им завтра нельзя, - ответил Коля за всю ватагу и объяснил: - Они идут в порт насыпать в мешки соль. - А ты почему отстаешь? Коля показал на свои босые ноги: - Отец ботинки не дает: не в чем, говорит, зимой будет в школу ходить. А без ботинок ноги не терпят. Соль разъест. Помнишь, в прошлый раз неделю ходить не мог. - Тогда пошли с нами: запишемся в Союз молодежи, а потом и ребят запишем. - Есть! - лихо ответил Коля. - Теперь ты никого не бойся! Вся Голубинка за тебя, - сказал Левка Суну, когда они, простившись с ребятами, пошли дальше. - А вот и наш дом! - Левка открыл калитку, служившую когда-то дверью корабельной каюты. - Мама, это Сун, - проговорил Левка, входя на кухню. - Его Корецкие чуть до смерти не замучили. - Господи боже ты мой, за что же это они тебя? Сун прочитал такое участие в глазах женщины, что невольно подался вперед. - Бедный ты мой! Есть, поди, хочешь? - Спасибо. Я уже ел. - Без разговоров. Умывайтесь - и за стол. После обеда Левка читал вслух матери и Суну рассказы Горького. Первый раз за всю свою жизнь Сун находился среди людей, которые смотрели на него с участием и любовью. Мальчику казалось, что все это ему снится, и он сидел, боясь пошевелиться и прогнать этот сон. В маленькую столовую, где проходило чтение, неслышно ступая босыми ногами, вошла девочка и села возле Левкиной матери. Сун уловил на себе любопытный взгляд больших серых глаз. Девочка встала из-за стола, когда Левка закрыл книгу. - Ну, до свидания, - сказала она и, как старому знакомому, кивнула Суну. - Это Наташа, Колькина сестра, - сказал Левка, когда девочка ушла. - Она у нас всеми девчонками верховодит и даже вместе с нами на скаутов ходит. Ух, и молодчина! А как задачки решает! Всего два года училась в школе, а за Кольку уроки делает. - Хорошая девочка, - похвалила и мать. Мальчики легли спать на одной кровати. Ночью чутко спавший Левка услышал легкие шаги матери, грузную поступь отца и деда. Шаги замерли у постели мальчиков. Почувствовав на лице свет от лампы, Левка только еще плотней закрыл глаза. - Видно, не сладко жилось парню у господ! - взволнованно проговорил отец. - Да уж! - глубоко вздохнула мать. - Вызволять надо парня из беды. А пока пусть поживет у нас. Не объест, - прогудел дедушка, и все трое отошли, стараясь не скрипеть половицами. Левка улыбнулся, подложил руку под щеку и крепко уснул. В ДРУГОМ МИРЕ Утром, по обыкновению, Сун проснулся очень рано. Вскочив с постели, он с испугом оглядел незнакомую Комнату и, вспомнив все, снова прилег рядом с Левкой. Но заснуть он больше не мог. С каким трудом каждое утро Сун поднимался со своего жесткого тюфяка у Корецких на кухне! Тогда ему казалось необыкновенным и несбыточным счастьем поспать лишний часок, а вот сейчас, когда он мог, наконец, вволю выспаться, сна как не бывало. Сун прислушивался к мерному дыханию Левки, тиканью ходиков и думал, думал, стараясь представить себе, как он будет жить, что он будет делать у своих новых друзей. Из щелей оконных ставен юркнули на одеяло солнечные лучи. В них весело заплясали пылинки. Левка зажмурился, засопел и рывком натянул на голову одеяло. В кухне зашумел примус, раздались осторожные шаги и приглушенные голоса. Потом было слышно, как на веранде пили чай и как несколько раз звякнула щеколда калитки. Сун снова чуть было не заснул, но кто-то с силой начал бить в стену. Сун вскочил, пошел на веранду. Удары прекратились. На веранде на столе, застланном голубой клеенкой, стоял чайник, тарелка с хлебом, яйца, масло, накрытые от мух марлей, и лежала записка. Сун с волнением глядел на записку: нет ли в ней чего-нибудь и о нем? Может быть, ему опять придется идти с поклоном к Корецкому? Но Сун отогнал эту мысль: если даже придется умереть с голоду, он не пойдет больше к этим ненавистным ему людям. Пораздумав, Сун сделал такой вывод: если бы в записке решалась его судьба, то записку не оставили бы открытой на столе: ведь взрослые не знают, что он не умеет читать... "Наверное, мужчины ушли в порт на работу, а мама - на базар. А в записке написали, что мальчикам делать. Что мне делать", - поправился Сун. Все стало ясно для Суна. Надо, не дожидаясь пробуждения Левки, поскорее приняться за работу. Подмести двор, наколоть дров. Сун на цыпочках вернулся в комнату, надел свои стоптанные туфли и хотел было уже уходить, как увидел, что из-под табуретки выглядывают пыльные ботинки Левки. Сун взял ботинки и вышел из комнаты. Сун работал с необыкновенным усердием: вычистил Левке ботинки, подмел небольшой дворик, наколол дров и уже взял ведра, чтобы наносить в кадку воды, как в дверях появился Левка с ярко начищенными ботинками в руках. - С добрым утром! - Левка зевнул. - Кто это мне так ботинки надраил? - Это я, Левка. - Я так и подумал. У нас, брат, так не полагается. Мы ведь не Корецкие. У нас лакеев нет! А потом, что у меня, руки отсохли, что ли? Сам могу почистить! Вот двор там подмести и насчет воды, дров - это правильно. Только давай, брат, все вместе делать. Ну, а теперь пошли умываться, а то чай остынет. Ох, и здорово я проспал! Что ж ты меня не разбудил? У нас, брат, с тобой сегодня дел, о-е-ей, сколько! Надо в порт идти, Соловьева разыскивать. За верандой снова послышались глухие удары о дощатую стену. Сун спросил: - Кто это? Все время стучит и стучит. Я думал, дом разломает. Левка засмеялся. - Да это Пепа. Мама написала в записке, чтобы я не забыл его выпустить вовремя. Не знаешь, кто Пепа? Пошли - увидишь. Только ты не подходи близко, он теперь злой-презлой, мы его в шесть часов выпускаем, а сейчас уже восемь часов, вот он и сердится. Левка подошел к пристройке позади дома и открыл на двери задвижку. И тотчас же дверь отлетела и во двор выскочил огромный серый козел. Посмотрев на Левку янтарными глазами, Пепа нагнул голову. - Ну, ну, не бодаться, иди к своему войску. Левка открыл калитку, и Пепа помчался по склону сопки туда, где уже паслось целое стадо коз. - Знаешь, это какой козел! Когда он идет по улице, даже все собаки прячутся! - сказал Левка. Во двор вошла Левкина мать с корзиной продуктов. - Ух, мама, и проспали мы! Скорей умываться - и за дело! - проговорил Левка, помогая матери внести на крыльцо корзину. - Какие это у тебя дела сегодня? - спросила мать. - Во-первых, мама, надо насчет Суна поговорить. - Это не твоя печаль: отец с дедушкой поговорят. - Знаю. Они в свой союз пойдут, а я в свой. - Час от часу не легче! И у тебя союз? - Да, мама. Союз молодежи. Ты еще не знаешь, что это такое и кого я вчера встретил... - И Левка рассказал все, что слышал у портовых мастерских и от Соловьева. - Хорошее дело, Левушка, раз учиться и помогать старшим... И отец одобрит... Ну, ребята, ешьте да бегите по вашим делам. Пришел Коля Воробьев, и все трое направились в порт. - А ты не знаешь, форму дадут в союзе? - спросил по дороге Левку Коля. - Не знаю. Да ведь мы не из-за формы вступаем! - Конечно, - разочарованно протянул Коля. - Но все-таки хорошо бы нос утереть скаутам. Знаешь, - Коля даже закрыл глаза, представив себя в новой форме, - какую-нибудь красную или голубую, а? - Красиво, - отозвался Сун, шедший сзади. - Еще как! - оживился Коля. - Идем по улице, все смотрят. Здорово! - Может, и форма будет, - неуверенно проговорил Левка. Мальчики стали спускаться к центру города. Солнце сильно нагрело крутые склоны сопок. От них веяло сухим жаром. - Искупаться бы сначала, - заметил Коля, поглядывая на голубую полоску залива. - После выкупаемся, - отрезал Левка. - Сначала надо дело сделать. - Если не изжаримся до твоего дела... Левка пропустил мимо ушей Колины слова и, заметив, что Сун хочет что-то сказать, но не решается, спросил: - Ты чего, Сун? - Так, Левка... - Нет, ты что-то хочешь спросить. - Ладно, спрошу. - Сун облизал сухие губы и робко произнес: - Меня... тоже... запишут? - Конечно. Затем и идем. - Нет, Левка... Ведь я... - Сун протянул свою коричневую руку. - Что такое? Рука как рука. - Я китаец... У меня кожа, видишь, какая? - Ну и что же? Это тебе Корецкие говорили, что ты хуже их. Ты такой же, как Колька, как я, как все ребята... Все люди одинаковые. - И всех будут записывать? - Конечно! - уверенно ответил Левка. - Пошли побыстрее. Сун повеселел. В городе, несмотря на сильную жару, царило большое оживление. Левка заметил, что опять появилось много нарядно одетых людей, которые долгое время где-то скрывались. Встретилось несколько скаутов. На Светланской мелькали яркие платья и маленькие разноцветные зонтики, похожие на медуз. Возле магазина "Кунста и Альбертса" посреди дороги пробежал взвод японских солдат. Впереди взвода трусили два солдата и трубили в длинные трубы с красными кистями. Поминутно встречались чужеземные солдаты. Американские и английские офицеры шли, никому не уступая дороги. Они громко смеялись, рассматривали здания, трамваи, бухту с лесом мачт, словно все это они только что выгодно купили. - Просили их к нам! - ворчал Левка. При входе в порт Левка встретил Соловьева. Он шел с группой рабочих. Соловьев сразу узнал Левку и протянул ему руку. - Здорово, писарь! - Я к вам, товарищ, насчет вчерашнего и вот ребят привел. Они тоже хотят записаться в Союз молодежи. - Как же ты не записался вчера? Теперь не знаю, что с вами делать! Меня уже на другую работу перевели. Агитацией занимаюсь. Газеты в порт доставляю и насчет текущего момента рассказываю морякам. - А если мы в самое главное управление молодежи пойдем? - спросил с надеждой Левка. Соловьев сделал озабоченное лицо, посмотрел вокруг и, взяв Левку за руку, отвел в сторону. - Ты, я вижу, парень свой. И я тебе скажу по секрету: повремени немножко, сейчас весь комитет, все ребята по заданию работают. Разве не видишь, какой сейчас серьезный момент? Буржуи поднимают головы, с моря гады лезут. Японцы, американцы, англичане десант высадили. Чехословацкий корпус прибывает, и там тоже почти одна контра! Вот какой момент, - повторяя, по-видимому, чьи-то слова, говорил Соловьев. - Как только момент уладится, так прямо меня разыскивай. Тельняшка Соловьева мелькнула несколько раз в пестрой толпе и скрылась. - Не выгорело наше дело, - огорченно произнес Левка, подходя к Коле и Суну. - Может, пойдем пока искуп... - начал было Коля и остановился на полуслове. Из ворот порта, возвышаясь над толпой, вышел матрос-негр. - Вот это дядя! - воскликнул Коля. Навстречу матросу-негру шел американский офицер. Матрос посторонился, но американец преградил ему дорогу. - Негры и лошади должны ходить только по мостовой, - с презрением сказал американец. Левка учил в гимназии английский язык и все понял. - Я не в Америке, сэр. В стране Ленина все люди равны, - ответил негр, не двигаясь с места. Вокруг негра и американца стала собираться толпа. - Ты сейчас же сойдешь на дорогу, не то... - американец взмахнул стеком, но... его рука застыла в воздухе. Русский матрос с военного корабля схватил американца за руку. - Не горячитесь, мистер. Вам правильно говорят, а это дайте сюда. - Вырвав стек, матрос бросил его на дорогу. - А теперь, мистер, идите. Идите, пока... Американец, шепча проклятия, быстро пошел к портовым воротам. - Уноси ноги! - крикнул кто-то из толпы. Негр, благодарно улыбаясь, протянул русскому матросу руку. Тот крепко пожал ее. - Вот как у нас! - сказал Суну Коля. - А теперь пошли полным ходом в Амурский залив купаться! - Пожалуй, пойдем искупаемся, - согласился Левка. И трое друзей побежали по дороге, перегоняя китайцев - носильщиков, продавцов фруктов и овощей. От вокзала они поднялись к подножию Тигровой горы, и в лицо им пахнул свежий морской ветер. ОБЪЯВЛЕНИЕ ВОЙНЫ Вечером, когда после купанья ребята возвращались домой с Амурского залива, Левка вспомнил свой разговор с Соловьевым. В городе действительно творилось что-то неладное. По улицам расхаживали американские, японские и английские патрули. На Тигровой улице дорогу перегораживали рогатки, опутанные колючей проволокой. По ту сторону заграждения расхаживал японский солдат-часовой. По дороге к старому форту виднелись конусы щебня и желтой глины: японцы рыли окопы. - Ишь, как суслики, зарываются, - съязвил Коля. Все это не особенно тревожило мальчиков. В городе давно привыкли к иноземным мундирам. Многие считали, что не сегодня-завтра чужеземные гости сядут на свои суда и поплывут восвояси. Гораздо большее впечатление произвело на мальчиков появление скаутов. Последнее время многие из них сняли форму и ходили в обыкновенной одежде. Сегодня же от скаутов, как заметил Коля, "прямо нет прохода". Скауты группами в пять-шесть человек в своей ненавистной ребятам форме расхаживали по городу как хозяева. Возле гостиницы "Золотой Рог" скауты преградили ребятам путь. - В чем дело? - спросил Левка. - Вход запрещен! - ответил один из скаутов с необыкновенно длинным и тонким носом. - Что? Да ты, наверно, совсем рехнулся? - выступил вперед Коля. - Нечего мне рехаться. Сказано, нельзя! - А ты знаешь, кто мы? - Знаю!