ая русские слова: - Милости вас просим, - и улыбнулся, оскалив золотые зубы. Старики подошли. - Вы будете Остряков? - Да, я Остряков! Чем могу служить? - твердо ответил Лука Лукич, насмешливо улыбаясь глазами. - Очень рад! А вы Кондрашенко? - Нет, я Кондратенко, а не Кондрашенко, - сказал машинист, вытаскивая кисет. - Извините. Очень тоже рад. Я майор Ноги. - Очень приятно, - ответил Максим Петрович, скручивая цигарку. Левку и Суна, стоявших рядом, очень забавлял церемонный японец. - Мне тоже приятно... Вот что, господа! Я даю вам две недели, чтобы катер отремонтировать. Если ремонта не будет, вам будет неприятность! - Японец сделал паузу и затем сказал с той же приятной улыбкой: - Надеюсь, вам понятно, господа? Майор Ноги повернулся, чтобы уйти, но запнулся о ножны и чуть было не упал. Левка и Сун прыснули. - Молчать! - крикнул на мальчиков Жирбеш и, узнав Левку, удивленно произнес: - Ты тоже здесь? Хорошая компания для такого молодца! Сколько раз я говорил, что тебя давно следует выгнать... - начал было Жирбеш, но, вспомнив, что он не на уроке в гимназии, обернулся к старикам и снова закричал: - Чтобы катер был на ходу! А не то с вами буду разговаривать я! Понятно? - А как же насчет частей к машине и прочее там... краски, баббита? - спросил Максим Петрович. - В порту получите! Скажите: капитан Розанов приказал! Понятно? - Постараемся, ваше благородие, - сказал Лука Лукич, и опять в его глазах Левка заметил насмешку. - То-то же! Я приеду и проверю! - И Жирбеш побежал догонять майора Ноги. - Дело серьезное, Максим Петрович, - сказал Лука Лукич, когда шаги солдат затихли. - Куда уж серьезней! - ответил машинист. - Надо будет закругляться. Благо теперь ремонт можно открыто вести, да и кто шпионит, нам теперь известно... - Дедушка, - перебил Левка, - чем для беляков мы будем стараться, лучше затопить "Орел"! Лука Лукич встретился взглядом с машинистом и положил руку на голову внука: - Не бойся! Твой дед никогда не пойдет против совести. - И, заметив подвешенную на удилищах рыбу, добавил: - Хороший улов! Ушицы сообразите-ка с черемшой, а скумбрийку зажарьте в собственном соку, по-флотски. Ну, живо! Пока Левка и Сун готовили обед, старики сидели в кубрике и о чем-то тихо совещались. После обеда Левка протянул дедушке листок бумаги, вырванный из тетрадки. - Читай, - сказал Левка и отвернулся, стараясь не выдать своего волнения. Лука Лукич прочитал вслух: - "Для того чтобы бороться за все хорошее, примите нас, Льва Острякова и Суна Чун-хуа, в молодежный союз. Мы даем вам слово и клянемся, что выполним все, что потребуется для революции, а когда вырастем, будем большевиками. Лев Остряков, Сун Чун-хуа". - Лука Лукич крякнул, задумался и, наконец, сказал: - Не уполномочены мы на такие дела! Вот вернутся наши, тогда и вступите. Как ты, Максим, думаешь? - Да, дело-то, брат, занозистое получается. Пожалуй, что помочь мы ребятам не сможем... Да и возраст у них еще... - Как не можете? Ведь вы же большевики! - перебил старика Левка. Старики переглянулись. - Разве молодежную ячейку при "Орле" организовать? Да только видишь, что Максим говорит: малы вы больно... - улыбнулся Лука Лукич. - Малы! - обиделся Левка. - А раз взрослый, то по пустякам губы не дуй. Должен отстаивать свои права. - И буду отстаивать! - Тогда ставлю вопрос на голосование. Кто за то, чтобы организовать на "Орле" молодежную ячейку, прошу поднять руки. К потолку кубрика поднялись две большие руки с узловатыми, заскорузлыми пальцами и две маленькие, покрытые царапинами, в серебряных блестках рыбьей чешуи. - Единогласно! - торжественно произнес Лука Лукич и стал бережно свертывать заявление. "ЗОЛОТОЙ МАЛЬЧИК" Вот уже несколько недель, как Коля Воробьев работал в порту. Работа для него была не в диковинку. В летние каникулы он никогда не упускал случая заработать несколько рублей и отдать их Наташе в хозяйство. Коля любил эти веселые дни, когда он, как большой, накладывал на веревочные сетки лебедок цибики чая, ловко зашивал мешки, доверху насыпанные солью, грузил уголь в трюмы океанских кораблей. Проходили три-четыре дня, артель мальчишек получала расчет и устраивала "пир" у мороженщика возле портовых ворот. Каждый съедал по чайному стакану сливочного мороженого, запивая его шипучим лимонадом. А какое гордое чувство радости охватывало Колю, когда он возвращался домой, позвякивая в кармане серебром и строя планы на завтрашний день! Что может быть лучше завтрашнего дня, который весь, целиком, до самой последней секунды принадлежит тебе! Однажды, бродя по порту, Коля зашел в "сарай" - так называли клуб скаутов. Клуб помещался в торговом порту в одном из больших складов, покрытых волнистым оцинкованным железом. Здесь почти каждый день показывали картины или про американских пастухов-ковбоев, или про бандитов и сыщиков. Коле очень нравилось, что ковбои, бандиты, сыщики беспрерывно стреляли друг в друга, скакали на лошадях, прыгали через пропасти или с одной крыши небоскреба на другую. В клубе после кино играли в настольный теннис - пинг-понг, в кегли, боксировали. На кегли и пинг-понг Коля смотрел с явным презрением, как на девчачью забаву, но бокс его явно заинтересовал. Почти все скауты занимались боксом. Для спорта в клубе была отведена добрая половина склада. Тут находился настоящий ринг - площадка для драки, огороженная канатами, где почти каждую неделю устраивались состязания. Здесь же ежедневно происходили "дуэли", которыми решались все споры между скаутами. - На ринг! - раздавался чей-нибудь голос. - На ринг! - принимал вызов другой. И вот два скаута натягивали перчатки, ныряли под веревки, за ними лез судья, вокруг собирались зрители, и начиналась "дуэль". Скауты тузили друг друга до тех пор, пока кому-нибудь из них не присуждалась победа. Когда Коля впервые вошел в скаутский клуб, его заинтересовали какие-то странные хлопки, глухие удары, звон пружин и шарканье ног, доносившееся из дальнего угла склада. Коля пошел узнать, что там происходит, и остановился, пораженный необыкновенным зрелищем. Около двух десятков скаутов в одних трусах, в огромных черных рукавицах с величайшим старанием тузили какие-то кожаные мешки, подвешенные к стропилам, били по мячам, то совершенно круглым, то похожим на грушу. Человек пять скаутов прыгали через веревочку. Еще больше его удивили два других скаута. Один из них с величайшим старанием пытался нанести удар рукой, тоже в рукавице, по маленькому шарику, который болтался перед ним на веревочке, а второй скакал перед треснутым зеркалом и махал кулаками. Коля остановил проходившего мимо скаута и спросил: - Что это они, может, того? - И Коля покрутил пальцем у виска. - Как того, что того? - скороговоркой ответил скаут, щуря близорукие глаза. - В голове у них не в порядке, что ли? Может, они больные? - Здесь все здоровые. Про кого ты спрашиваешь? - снова не понял скаут. - Да разве здоровый человек будет таким делом заниматься? Если драться охота, то взяли бы да и подрались! - Они тренируются, учатся драться. Коля пожал плечами. - Учатся драться? Да разве драке надо учиться? Что это, арифметика, что ли? - Бокс, брат, почище арифметики, - покровительственно произнес скаут. - Если не умеешь боксировать, то тебя так разукрасят, что родные не узнают, - скаут окинул Колю с головы до ног уничтожающим взглядом и пошел дальше. - Меня? Много вы меня разукрашивали! Забыли, как мы вас разукрасили? - сказал ему Коля вслед, но скаут даже не оглянулся: Коля был для него таким невежественным человеком, на которого не стоило обращать внимания. И вот однажды Коле пришлось-таки надеть боксерские перчатки. Случилось это в воскресенье. Коля пришел в клуб очень рано. В пустом складе звонко раздавались удары ракеток о целлулоидный мячик игроков в пинг-понг да шлепки какого-то заядлого боксера, который тренировался, ударяя по кожаному мячу. Коля покрутился на турнике и подошел к рингу, где долговязый скаут "дрался с тенью". Коля остановился, наблюдая, как скаут наносил удары в воздух, по-птичьи прыгал на одном месте, хрипел, изображая страшную ярость. - Сильней, сильней его! - подзадорил Коля. Боксер остановился. Смерив Колю презрительным взглядом, он сказал с явным вызовом: - Эх ты, кляча! - Сам кляча! - Что? Коля повторил громче: - Кляча, говорю! Слышал теперь? - На ринг! - зловеще произнес боксер. - Думаешь, испугаюсь? - Перчатки висят на столбе. Я жду! Коля решительно направился к столбу. Подбежали с ракетками в руках игроки в пинг-понг. Они со смехом надели на Колю перчатки, перемигиваясь друг с другом. Один из игроков в пинг-понг, юркий скаут с насмешливыми глазами, вызвался быть судьей. Начался бой. На первой же минуте боя Коля понял, что его противник очень слабый боец. Два раза Коля бросил его на веревки ринга, а когда разбил ему нос, то сказал, опуская руки: - С тобой неинтересно! Дерешься, как курица! - И стал зубами снимать перчатку. Долговязый молчал, тяжело дыша. - Постой, не снимай перчатки, - остановил Колю судья. - У меня есть для тебя настоящий партнер. Эй, Гольденштедт, хочешь доставить удовольствие знаменитому боксеру? Скаут, молотивший кожаный мяч, прекратил свое занятие. - А что же Попка не займется по-настоящему своим партнером? - спросил он. - Попка сегодня не в форме. - Да, я сегодня не в форме! - подтвердил долговязый. К рингу подошел лопоухий в боксерских перчатках. - Что смотришь? - сказал он Коле с вызовом. - Не узнал? - Узнал! Это тебе да еще одному очкастому Левка здорово тогда насовал! Лопоухий покраснел. - Ну, эту легенду тебе, наверное, бабушка рассказывала, - сказал он, пролезая под веревку ринга. - Сам видел, - соврал Коля. - Ну, сейчас другое увидишь! Клянусь, что я в пять минут превращу тебя в мочало! - Это мы увидим, - и Коля приготовился к бою. Гольденштедт оказался очень опасным противником. Он необыкновенно ловко уклонялся от Колиных ударов или подставлял под них перчатку, а сам бил Колю по лицу так сильно, что у того красный туман застилал глаза. Все же лопоухому ни разу не удалось сбить Колю с ног. И после драки он сказал: - Благодари бога, что я был сегодня не в форме, а то бы тебя вынесли с ринга. - Что-то вы все сегодня не в форме, - ответил Коля, размазывая по лицу кровь. - Хоть дерешься ты здорово, но я тебя все равно когда-нибудь так разукрашу, что родные не узнают. Вместо ответа лопоухий сплюнул через веревки ринга. С этого дня Коля перестал ходить в клуб скаутов. Теперь все свободное время он занимался тренировкой. Вернувшись с работы и наскоро пообедав, Коля спешил в дровяной сарай, и допоздна из сарая неслись глухие удары, а из дверей и единственного окошка летела золотистая пыль: это Коля молотил кулаками мешок с опилками, подвешенный к стропилам. Коля постарался оборудовать свой "гимнастический зал" такими же снарядами, какие он видел в клубе скаутов. Кроме мешка с опилками, он укрепил на ветхой стене старый тюфяк и на нем закаливал свои кулаки "на силу удара". В углу возле окошка он подвесил на веревочке мячик. Трудное это оказалось дело - попадать кулаком по крохотному подвижному мячу! Коля тренировался не только в дровяном сарае. Теперь он редко ходил шагом, а больше бегал рысцой. В карманах у него лежали две резиновые клизмы, которые за неимением мячей он все время мял и тискал, тренируя кисти рук. Однажды, заглянув в сарай, Наташа увидела, как брат наливал на ладонь какую-то прозрачную жидкость и, чихая и отплевываясь, полоскал ею нос. - Ты что это делаешь? - спросила она. - Укрепляю нос... это морская вода... Мне один матрос с "Симферополя" посоветовал... Первое средство, чтобы кровь не шла. А то у меня чуть заденет кто по носу, и уже кровь бежит... И еще более удивил Коля сестру, когда однажды снял с гвоздя обрывок веревки и, краснея, попросил ее: - Натка, поучи меня прыгать через веревку! У меня что-то не получается! Сестра уставилась на него удивленными глазами. Коля стал объяснять: - Эти попрыгушки мне нужны для укрепления мускулатуры на ногах. Чтобы не сшибли на ринге. Наташа засмеялась. - Ну, чего ты зубы скалишь? Если хочешь знать, то все знаменитые боксеры прыгают через веревку. - Кто это тебе сказал? - не поверила Наташа. - Кто? Да тот самый матрос с "Симферополя", который велел мне для укрепления нос полоскать морской водой. Ух, и молодчага парень! Вот у кого удар! Как по дверям кубрика тарарахнет кулачищем, так аж весь корабль гудит! - Коля стал хвастаться перед сестрой своим знакомством с матросом-боксером и, желая окончательно поразить ее, в заключение заявил, что новый друг взялся "ввести его в настоящую форму" и ежедневно будет его тренировать и что тренировки начнутся с завтрашнего дня и поэтому он будет приходить с работы позже. Наташа предупредила: - Смотри, отец даст тебе тренировку. Он уже спрашивал, зачем ты матрац опилками насыпал. Коля сплюнул сквозь зубы и ответил: - Знаю, что делаю, не маленький. Пусть только тронет. - Однако после этой фразы он с опаской посмотрел по сторонам. Наташа раскрыла брату все нехитрые секреты прыжков через веревочку, и Коля теперь часами прыгал за домом, на площадке среди зарослей чертополоха, где совсем недавно стояла пушка образца 1812 года. Работа и тренировки вконец измотали Колю. К счастью, в порту забастовали грузчики, и у него оказалась пропасть свободного времени. При встрече с товарищем Коля теперь обычно говорил: - Слушай, будь другом, давай подеремся! - и протягивал пару перчаток, сшитых из рукавов старого ватного пиджака. Все лицо Коли покрылось ссадинами и синяками. Он старался не показываться на глаза отцу. Тайком пробирался он в дровяной сарай, куда Наташа приносила ему еду. Очень скоро с Колей никто уже не хотел драться. Руки его стали железными, тело приобрело необыкновенную подвижность. Коля научился всю свою силу, всю волю вкладывать в удар кулака, с презрительной улыбкой переносить боль. Узнав, что в "сарае" проводятся большие соревнования по боксу, Коля отправился в клуб скаутов. Там его встретили насмешками. Первым к Воробьеву подошел Корецкий. - Привет, чемпион! Ну, как здоровье? - начал он, подмигивая своим приятелям. - А мне говорили, что тебя увезли в больницу. - Спасибо, здоровье хорошее. - Вот и прекрасно! Значит, сегодня снова покажешь нам свое искусство? - Затем и пришел. - Ого! Хочешь со мной? Эй, Попов, - крикнул Корецкий, - запиши меня в пару с парнем из Голубиной пади! - Нет, с тобой я сейчас не буду драться. - Слабо! Попов, не записывай: парень празднует труса! - С тобой я буду драться после. - Когда же? - Когда насую лопоухому! - Кому? Это ты имеешь в виду Миху Гольденштедта? - Ну да, вон того, что с американцем стоит. - Коля показал на высокого американского офицера, который стоял возле Гольденштедта и что-то ему говорил, поблескивая золотыми зубами. - Ну, брат, - Корецкий сокрушенно вздохнул, - тогда нам с тобой не придется, видно, никогда встретиться на ринге. Вокруг засмеялись. - Ведь тогда он пожалел тебя, ну, а теперь вряд ли пожалеет! - продолжал насмехаться Корецкий. Весть о том, что парень с Голубиной пади вызывает на поединок "первую перчатку" клуба скаутов, мигом облетела огромное помещение. От Коли не отходили. К нему подошел даже высокий американец. Похлопав Колю по плечу, он произнес: - О, какой молодчик! Знаешь бокс? - Знаю немного, - скромно ответил Коля. Американец взял Колю за руку, вытянул ее. Смерил взглядом длину, ощупал и одобрительно произнес: - О, карош! Затем ощупал плечи, спину и снова сказал: - Карош, карош вюнош! - И вдруг быстро наклонился и ударил ребром ладони под Колиной коленкой. Нога у Коли подогнулась, но он, видимо против ожидания американца, устоял на ногах. - Вы не очень-то! - буркнул Коля. Американец, сделав вид, что не замечает недовольства Коли, похлопал его по животу: - Карош пресс, карош! Хочешь быть чемпионом? Взрыв смеха скаутов встретил эти слова. Начались соревнования. Колю оставили в покое. Он пробрался к фанерной загородке. Скауты-боксеры, лежа на лавках, ожидали вызова на ринг. Насмешки вначале очень больно задели Колю, ему даже стало казаться, что и на самом деле ему не справиться с Гольденштедтом. Сомнения сменялись упрямым стремлением показать этим "чистюлям", что не так-то легко разделаться с ним, парнем с Голубиной пади. На ринге звенел гонг, ревели зрители, раздавались шлепки перчаток, хлюпали чьи-то разбитые носы. Мимо за перегородку провели под руки того самого долговязого скаута, с которым Коля впервые дрался на ринге. Коля не смотрел на ринг. Он заглядывал в щель между фанерными щитами и следил за лопоухим. Противник лежал на скамейке, а Корецкий массировал ему ноги. Гольденштедт громко сказал: - Боюсь, что мой противник удрал! - Сам не удери, - ответил Коля и обернулся, услыхав чьи-то шаги. К Коле подошел веснушчатый скаут с записной книжкой в руке: - Ага, ты здесь! Коля стал раздеваться и пробурчал: - Неси перчатки! - Вот и прекрасно. Значит, будет спектакль! - Скаут заглянул за перегородку и крикнул: - Миха, готовься! Парень еще здесь! Скаут сбегал за перчатками. Надевая их Коле на руки, он тараторил без умолку, перечисляя бесчисленные победы Гольденштедта. - Ну, ни пуха ни пера! - сказал он наконец. - Я буду твоим секундантом. Хочешь? - Мне все равно... - Да ты, я вижу... Ого-го-го! - скаут оглянулся вокруг и зашептал: - Вот что я тебе скажу. Бойся правой лопоухого. У него страшный оперкот. - Это что еще за оперкот? - Что, не знаешь, что такое оперкот? Эх, ты! Это удар крюком под челюсть. Вот так! - и краснощекий скаут, согнув руку, с вывертом ударил себя в нижнюю челюсть. - Понимаешь? - Ну, этот-то удар я знаю. И защиту от него тоже знаю. Надо закрыться вот так, и все, - показал Коля. - Правильно! Ух, и здорово было бы, если бы ты ему дал как следует! А то он совсем зазнался. Сегодня даже не поздоровался со мной. - Затем и пришел в ваш "сарай", чтобы разукрасить его, как господь бог черепаху разукрасил. Погоди, не затягивай так туго. Ну вот, теперь можно играть в ладушки, - Коля улыбнулся и зашлепал одной перчаткой о другую. Удар гонга оповестил окончание боя. На ринг прошел Гольденштедт в тяжелом халате, сопровождаемый Корецким. Коля направился следом. За ним семенил его секундант, шепча последние наставления. На ринге, стоя в углу, Коля посмотрел в зал. Среди чужих, враждебных лиц он увидел несколько участливых улыбок. Коля не заметил, были это свои ребята или скауты. На скамейке в первом ряду скалил зубы американец. Он одобрительно кивнул Коле. Коля почувствовал, как по его спине побежали мурашки, будто он стоял на вышке в купальне Махнацкого, на самой верхней площадке. Секундант вытолкнул Колю на середину ринга, где возле судьи в белом костюме уже стоял Гольденштедт. Едва коснувшись Колиной перчатки, Гольденштедт бросился в атаку. Коля с трудом парировал град ударов. - Как грушу обрабатывает! - Дай ему, Миха! - Покажи свой оперкот! Гольденштедт, подбадриваемый криками, и сам не раз уже хотел разом покончить с противником, нанеся свой знаменитый оперкот, но каждый раз с удивлением наталкивался на хорошую защиту. - Трусит Голубинка! - Ага, это вам не голыми кулаками драться! - Дай ему с левой! - кричали скауты. Но Коля не трусил. Та боязнь, что он испытывал перед выходом на ринг, сразу прошла, как только он увидел перед собой узкий лоб и злые глаза противника. Просто у Коли сказывался недостаток тренировки. Хотя он и находил себе партнеров для драки, но это были очень неопытные бойцы, почти не знающие английского бокса. Коля легко с ними расправлялся, применяя нехитрые приемы. Сейчас же перед ним был очень опытный противник. Он непостижимым для Коли образом разгадывал все его хитрые замыслы. И Коля переменил тактику: он перестал нападать, а только защищался, стараясь улучить минутку и дать скауту по-настоящему. И опять Гольденштедт разгадал его замысел; стал осторожней, и только в конце раунда Коле удалось сильно ударить его по носу. Секундант обмахивал Колю фанерным листом и недовольно шептал ему на ухо: - Ты чего это за тактику избрал? Почему подпускаешь его на короткую дистанцию? Ведь у тебя руки длинней! Ну и бей его на длинной, не давай подходить. И наступай смелей! Вот увидишь, ты ему накостыляешь. Во втором раунде, как только прозвенел гонг, Коля сам бросился на противника и, не давая ему опомниться, нанес такой удар в голову, что тот полетел на веревки ринга. Зрители замерли. Кто-то хлопнул было в ладоши, но на него шикнули. Этот первый успех чуть было не обернулся для Коли очень плохо. Он не знал, что существует запрещенный прием, когда противник использует силу отдачи веревок ринга. Взбешенный Гольденштедт решил использовать этот прием. Откинувшись на веревках, он вдруг рванулся вперед и нанес Коле удар в лицо раскрытой перчаткой, что было тоже запрещено. Шнуровка перчатки рассекла у Коли кожу на лбу. - Неправильно! Долой с ринга! - крикнул кто-то. Но одинокий голос заглушил гул одобрительных криков: - Так его! Бей! - Какие тут правила! Кровь заливала Коле глаза. Но судья не остановил боя. До конца раунда Коля хладнокровно защищался и даже не раз переходил в атаку. - Молодцом! - похвалил Колю секундант в перерыве между раундами, залепливая рану на лбу липким пластырем. - По правилам ты и так уже выиграл бой. Да наши ни за что не согласятся это признать! Ну, ни пуха ни пера! В третьем раунде Гольденштедт пошел на хитрость. Он сделал вид, что повредил правую руку, и защищался одной левой. А когда ему приходилось отбивать удары правой, то морщился, словно рука нестерпимо болела. Коля не поддался на эту уловку. Он не забыл совет секунданта: остерегаться знаменитого оперкота правой. А Гольденштедт, думая, что ему удалось обмануть Колю, наконец, решился. Подбадриваемый криками друзей, которые разгадали его хитрость, он отбил правую руку Коли, которой тот защищал лицо, и, подавшись вперед, хотел применить свой знаменитый "крюк" - ударить снизу в челюсть. При этом он открыл лицо и в тот же миг полетел на пол от такого же удара, каким хотел сразить Колю Воробьева. При полной тишине судья медленно просчитал до десяти. На счете восемь Гольденштедт приподнялся на локте и снова растянулся на полу. - О-о! - первым из зрителей произнес американец. - Это есть золотой мальчик! - кивнул он на Колю. ...После победы над "первой перчаткой" Коля стал своим человеком в скаутском клубе. У него появилось много знакомых скаутов. Американец - мистер Уилки - прочил Коле блестящую будущность боксера. Однажды после тренировки Коля не нашел на скамейке своих рваных штанов и тельняшки. Вместо них лежал новенький костюм скаута. Мистер Уилки подошел к озадаченному Коле. - Да, да! Это есть твоя форма. Приз лучшему спортсмену. Бери, бери! Смело бери! Веснушчатый скаут, с которым Коля подружился, протянул ему рубаху: - Надевай! Твое тряпье мы уже в море списали! Сколько раз втайне Коля завидовал ладно пригнанной скаутской форме. И вот эта недосягаемая роскошь лежала перед ним. Американские ботинки с необыкновенно толстой подошвой издавали сладостный аромат, скрипела и топорщилась в руках новая зеленая рубаха... И все-таки Коля медлил. Где-то в глубине его сознания слабый голос шептал: "Плюнь на это барахло! Подумаешь, купить чем захотели..." Но другой голос, более сильный, заглушил этот робкий протест совести: "Это ж приз; скаутом я все равно не буду; ведь пришел сегодня в порт грузчик в немецком мундире!" - последний пример окончательно убедил Колю, и он стал надевать рубаху. Дома появление Коли в скаутском костюме встретили по-разному. Отец, критически осмотрев сына, коротко заметил: - С паршивой собаки хоть шерсти клок. Будет в чем осенью в школу ходить! Меньшие братья с благоговением глядели на ослепительный наряд старшего брата. Только Наташа укоризненно смотрела на Колю. Улучив минуту, она остановила его и сказала: - Как же это, Коля? Что теперь ребята скажут? Ведь это... это все равно, что... все равно, что измена! - Ну, сказала тоже! Измена! - Коля принужденно засмеялся и отошел. Первый раз за свою жизнь Коля Воробьев ходил летом в ботинках. Добротные, на толстой подошве, они жгли его непривычные к такой обуви ноги. Были теперь у Коли и новые штаны, и рубашка, и пилотка-пирожок на голове. Вначале все эти обновы так радовали Колю, что он мало обращал внимания на укоризненные взгляды Наташи и на ехидных мальчишек, которые кричали при встрече: - Молодой человек, отгадайте загадку: "Голова чужая, кожа не своя..." А кто-нибудь отвечал: - Конечно, скаут: пилотка итальянская, одежда американская. ...В августе Колю взяли в скаутские лагери на Русский остров. Во время экскурсии в старый форт на берегу моря Коля увидел знакомый катер и черных от загара Левку и Суна. Они разжигали костер на берегу. Возле них вертелась рыжая собака. - Ишь, пса завели... - с завистью прошептал Коля. С этого дня Коля загрустил. Улучив минуту, он поднимался на ближнюю сопку и подолгу смотрел на "Орла". Казалось, что катер дремлет в тихой заводи. Как в эти минуты Коле хотелось снова очутиться в своей старой одежде и вместе с Левкой и Суном ловить рыбу, купаться или, лежа на горячем песке, мечтать вслух о разных разностях!.. Сегодня Коля дежурил. Уже горнисты проиграли отбой. В палатках потушили фонари, и весь лагерь потонул в голубом сумраке. Коля ходил по скрипучему песку между рядами палаток. Кое-где еще не спали, раздавались приглушенные голоса и смех. В одной палатке говорили особенно громко. Спорили Корецкий и Попов - сын фельдшера из городской больницы. - А если нечестно? - сказал Попов. Корецкий засмеялся: - Что значит нечестно! Мистер Вилка говорит, это понятие только для девочек. Конечно, брать чужое нельзя, а насчет другого - кто сильней, тот и прав... и все может... - Значит, когда мы с тобой боролись по всем правилам, а ты мне дал подножку, это тоже честно? - Мистер Вилка говорит, что правила придумали слабые личности. Сильная личность - сама себе правило, - Корецкий захохотал. - Теперь я тебе штуку подстрою. Погоди! - Ну, уж ты и в самом деле, - испугался Корецкий. - Между друзьями иногда можно и по правилам, если договориться. Хочешь, будем вместе закалять волю? - Как это? - По-разному можно. Но главное, чтобы ничего не бояться, быть настоящим мужчиной. Мы тут одну штуку придумали. Сразу будет видно, кто настоящий парень, а кто тряпка. На дорожке послышались шаркающие шаги, и на сероватом боку палатки показался темный силуэт, похожий на деда мороза. Это был сторож гимназии. Его взяли на лето в лагерь возить воду на кухню и караулить вельбот. - Не разговаривать! - строго сказал Коля. Спорщики притихли. - Добрый вечер, Иван Андреевич, - приветствовал Коля старика. - А, скаут по несчастью! Все маешься? - Старик остановился. - Маюсь, Иван Андреевич, - признался Коля. - Что же не убежишь? - Убежал бы давно, да отец... Потом они костюм дали... - Они, брат, на эти костюмы и ловят вашего брата. Старик полез в карман за кисетом, молча свернул папиросу и продолжал, часто покашливая: - Здорово они здесь вас, рабочих ребят, портят. С виду все как полагается: и порядок, и чистота, и учат, даже "закон божий" есть, а приглядишься - совести настоящей в ученье-то и нету. Гляжу давеча, а этот лопоухий... - Корецкий? - Нет, тот, что с ним все ходит... - Гольденштедт? - Вот-вот, этот штет тузит мальчонку, а мистер Вилка, воспитатель ваш, смотрит и зубы скалит. Не чистое здесь дело. Я по-стариковски смекаю, что не зря этот Вилка вас своими консервами прикармливает. Тут, брат ты мой, хитрая политика! Ну ладно... Я пойду на бережок, подремлю в вельботе. "Вот старый, так и уедает, - подумал Коля, провожая взглядом таявшую в темноте фигуру сторожа. - Ему-то хорошо рассуждать!" Коля задумался и вдруг вспомнил решительное лицо Левки. "А что, если сходить к нему?" - И Коля до самого конца дежурства представлял себе, как он увидит Левку, расскажет ему все, скажет, что он совсем не скаут, а просто так, и даже Левку и Суна пригласит записаться временно в скауты. Коля старался оправдать себя. И, как всякому человеку, когда он настойчиво хочет найти оправдание своим дурным поступкам, Коле стало казаться, что он действительно не совершил никакой измены по отношению к ребятам с Голубиной пади, что каждый из них поступил бы так же на его месте. Но внутренний суровый голос совести упрямо твердил ему: "Нет, ты изменил, нет, ты изменил". КОРАБЛЬ НЕВИДАННОЙ КРАСОТЫ - Ну, теперь, кажется, все, - сказал Левка, ставя ведерко с краской на палубу "Орла". - Пошли, Сун, посмотрим издалека. Сун докрашивал планшир фальшборта в ярко-зеленый цвет. Сделав последний мазок, он полюбовался влажным блеском краски и с неохотой оставил работу. Мальчики сошли на берег - и замерли от восторга. На воде, горевшей золотыми солнечными бликами, гордо покачивался корабль невиданной красоты. У него была ярко-красная труба с желтой полосой наверху. Рубка сверкала яркой голубой эмалью, мачта была выкрашена голландской сажей, реи - белилами. Два раза повторялась только одна краска - ярко-желтая. Золотистая лента опоясывала трубу и корпус катера. Весь запас красок из подшкиперской Луки Лукича использовали художники для росписи корабля. - Эх, жалко, нет самой-самой красной! Мы бы ею клотик покрасили, - с сожалением сказал Левка, щурясь от солнца. - Вот дедушка обрадуется, когда вернется из города! Он любит, чтобы на корабле был настоящий порядок. - Очень красиво! - Сун посмотрел на Левку и вдруг от избытка чувств, подпрыгнув, перевернулся в воздухе. Раздалось знакомое покашливание. Левка и Сун оглянулись. Недалеко от них стоял Лука Лукич и ожесточенно скреб свою давно не бритую щеку. - М-да! - произнес, наконец, он и спросил, глядя на "Орел" поверх ребячьих голов: - Что же это такое? - Ясно что: "Орел"! - ответил Левка. - Нет, это не "Орел", - Лука Лукич вдруг повысил голос. - Попугай это, а не "Орел"! Поручил вам отбить ржавчину и закрасить, а вы что сделали? - Все и закрасили, ни одной ржавчинки нет!.. - Это, конечно, хорошо! Но кто же в такие цвета корабли обряжает? Ведь на нас весь порт смотреть сбежится, из других городов будут ездить. - "Орел" стал очень красивый, Лук-кич, - осторожно вмешался Сун. Он первый подал мысль раскрасить катер в разные цвета и теперь не понимал, почему красавец "Орел" не нравится шкиперу. Левка огорченно махнул рукой. - Красили, красили, а тебе все не так... Три дня кистями махали... - Лук-кич, у нас краски было маленько. В каждой баночке по чуть-чуть, - вставил Сун. Лука Лукич посмотрел на катер, потом на перепачканных краской ребят, и взгляд его смягчился: - Ладно уж, моя вина тут тоже есть. Но чего же Максим-то смотрел? Что он, ослеп, что ли? Сун покачал головой: - Нет, не ослеп. Он все время в машине работал. Мы ему тоже помогали. - Максим! - крикнул громовым голосом шкипер. На машиниста перевоплощение "Орла" произвело такое сильное впечатление, что он сел на песок и сказал шепотом: - Что же это такое? - Вот что значит машинная команда. Раз в жизни корабль доверил, и что получилось! - Лука Лукич взялся руками за бока и, откинув голову, разразился оглушительным смехом. Максим Петрович на этот раз не нашелся, что возразить, а лишь укоризненно посмотрел на ребят. На катере Лука Лукич окончательно пришел в хорошее расположение духа. Палуба была на славу выдраена, концы троса сложены тугими кольцами. - Ну, от лица службы выражаю вам благодарность. Порядок, как на военном корабле. Мальчики встали по команде "смирно" и крикнули "ура". - Так, а теперь приказ для верхней команды. Желтую полосу на борту закрасить черной краской, а потом за трубу принимайтесь. Левка помрачнел и хмуро произнес: - Ладно уж, покрасим... После обеда друзья вооружились кистями и, стоя на плотике, с болью в сердце стали закрашивать желтую полосу на борту катера черной краской. - Ничего не понимают старики, им бы все в один цвет, - сказал Левка и посмотрел на Суна. - Лева, ты не сердись! Когда мы с тобой вырастем, то построим такое же судно и еще лучше его покрасим. - Тогда уж мы краски подберем. Пусть хоть весь свет соберется смотреть. А как назовем? - Пусть тоже "Орел" будет. - Хорошо. Только "Орел второй". - Этот первый, а тот второй. Очень хорошо! - одобрил Сун. Мальчики быстрее стали водить кистями и старались представить себе свой будущий корабль, самый могучий, самый красивый из всех кораблей, которые когда-либо бороздили поверхность морей и океанов. И в их пылком воображении возник корабль-чудо, он горел всеми цветами радуги на синей поверхности моря. Мечты об "Орле втором" были нарушены появлением скаута. Он сбежал на берег и пошел к пристани. Маляры, не веря своим глазам, опустили кисти: в скауте они узнали Колю Воробьева. Он подходил с нарочитой самоуверенностью, глубоко засунув руки в карманы новенького костюма. Но от Левки не укрылось виноватое выражение Колиного лица. Коля поздоровался. Левка и Сун не ответили. - Что, не узнали? - Почему не узнали? - проронил Левка, продолжая красить борт. - Почему же тогда не здороваешься? - С такими не здороваюсь. С лица Коли Воробьева сбежал обычный румянец. - Ты что, думаешь, я и взаправду скаут? - проговорил он вдруг охрипшим голосом. - Это случайно получилось. Премию мне дали за бокс. Ух, и дал я лопоухому!.. Ну и стал носить эту форму. Отец тоже говорит: "С паршивой собаки хоть шерсти клок. Одежду получил, кормить будут, а там посмотрим..." - Чтобы подчеркнуть свое презрение к форме скаутов, Коля Воробьев сел на край пристани прямо на грязные доски и продолжал: - Мне уже невмоготу стало. Убегу, думаю, потом... - Потом... - Левка сплюнул в воду и, повернувшись к Коле, сказал: - А я бы сдох лучше, а не пошел к ним! Под осуждающим взглядом Левки Коля опустил голову. Его поникшая фигура казалась такой одинокой, что Левка, почувствовав жалость, спросил: - Ну как у них, хорошо? - Кормят ничего. Только скука. То "закон божий", то про Америку мистер Вилка рассказывает, как у них нищие в миллионеры выходят. - Вот и ты теперь будешь миллионером. - Я мистера Вилку тоже спросил: "Почему вы не миллионер, если у вас это раз плюнуть?" - Кто это Вилка? - Американец, вроде попа. Он самый главный начальник в лагере. Его мистер Уилки звать, ну, а мы зовем его Вилка. - Ну и что он тебе ответил? - Послал на кухню картошку чистить. - И Корецкий тоже, поди, в вашем лагере? - Да. - И лопоухий? - Да, и Гольденштедт. Они послезавтра собираются осьминогов ловить. Какой-то новый способ, говорят, нашли. - Ловите на здоровье! А нам надо другой борт красить! - сказал Левка и вместе с Суном стал переводить плотик, с которого красили, на другую сторону катера. - Хорошо у вас здесь, - сказал Коля, жадно вдыхая запах краски. - Я давно думал заглянуть... А где ваша собака? Какая-то рыжая, на вашу похожая, все возле нашей кухни вертелась. - Да, Левушка, где наш Рыжик? - спросил Сун. - Его уже два дня нету? - В скауты записался! - Нет, Рыжик не такой... - Мы думали, что некоторые люди тоже не такие. Может быть. Рыжика там кормить лучше стали или новую форму выдали! Каждое слово бывших друзей больно ранило Колю. Он чувствовал, как липкий противный пот покрыл все его лицо, руки, а во рту пересохло. Он хотел было возразить, сказать что-то такое же обидное этим безжалостным людям, но почувствовал, что не может, что ему нечего сказать на эти справедливые упреки. - Вы не очень-то... Подумаешь... - прохрипел Коля и побрел прочь, низко опустив голову. - Левушка! - Сун взял друга за локоть. - Что, Сун? - Я, Левушка, тоже никогда бы не надел скаутскую форму. - Само собой. Начнем, что ли? - и Левка мазнул кистью по желтой полосе. БАНДА МИСТЕРА УИЛКИ На торговом корабле, что стоял на рейде, пробили склянки. В лесной чаще в горах Русского острова эхо повторило чистые звуки меди, и опять стало тихо. Только между причальными столбами хлюпала ленивая волна. - Восемь пробило. Куда же он девался? - проговорил Левка, пристально вглядываясь в пустынный берег. - Пошли на баржу, там рыбу половим, - предложил Сун. - Пошли. Может, он там скорей нас увидит. Мальчики взошли по сходням на баржу, до половины залитую водой. Они сели на теплые чугунные кнехты и забросили лески. Крючки с наживой из хлебных шариков медленно опускались на дно, выстланное мелкими камешками. Вот промелькнули коричневые спины двух рыб и исчезли в подводном лесу. Левка и Сун перебросили лески. Спугнутые рыбки быстро поплыли вглубь, где смутно виднелись расплывчатые очертания каменных глыб, поросших бурыми водорослями. Одна из рыб коснулась тонкой водоросли и вдруг исчезла. А вместе с ней исчезла и водоросль. - Видал фокус? - воскликнул Сун. - А знаешь, кто фокусник? - спросил Левка. - Это спрут рыбачит. Он хитрущий: любой цвет может принимать. Щупальца свои вытянет и сидит себе, словно морская капуста, и не заметишь. Мальчики напряженно вглядывались в таинственный сумрак подводного мира. Спрут больше не показывался. Скрипнула старая палуба. На корму шел приземистый, но необыкновенно широкоплечий матрос. - Дядя Андрей! - Левка вскочил, узнав моряка, которого он встречал ночью в Голубиной пади. Моряк улыбнулся и спросил подмигивая: - Как здоровье деда? - А что ему сделается! - ответил Левка условной фразой и тоже улыбнулся. - Передай Лукичу, что товар готов. Послезавтра пусть приходит, куда договорились. - Есть! - Этого мало: моряки всегда повторяют приказ. Левка без запинки повторил: - Товар готов. Послезавтра приходить, куда договорились. - Правильно! - одобрил моряк и остановил Левку, который хотел было вместе с ним сойти на берег. - С полчаса еще порыбачьте после моего ухода! Так надо. - Есть порыбачить полчаса! - Добре! Ну, передавайте старикам привет. - Моряк повернулся и быстро пошел на берег, поводя широкими плечами. К причалу подходил моторный катер под американским флагом. Катер пристал недалеко от полузатопленной баржи. На причал высыпало человек пятнадцать скаутов и с ними взрослый, тоже одетый в скаутский костюм. - Это, наверное, и есть мистер Вилка. Физия как у святого, - заметил Левка. Среди скаутов Левка и Сун увидели Корецкого, лопоухого Гольденштедта и Кольку Воробьева. Вся ватага направилась к барже. Корецкий и Гольденштедт несли на палке небольшой мешок. - Вот не было печали! - проворчал Левка, увлекая Суна в рубку. Друзья стали наблюдать за скаутами и их предводителем через щели дощатого барьера. Мистер Уилки остановился возле мачты и поднял руку. Скауты столпились вокруг него. Ноша, опущенная на палубу, зашевелилась. Корецкий пнул мешок ногой и проговорил: - Попался, не убежишь теперь! - Попавшее в наши руки не должно убежать, - проговорил мистер Уилки. - Мы, разведчики, должны, как тигры, поджидать, как это называется по-русски?.. - мистер Уилки улыбнулся, показав зубы с золотыми коронками. - Жертву, - угодливо подсказал Корецкий. - Да, да, жертву. Но раз эта жертва в наших руках, то она не должна уйти! Мистер Уилки умолк и стал осматривать небольшую мачту с длинной стрелой для поднятия груза. Затем приказал: - Приготовить все к действию. Скауты опустили стрелу, продели в блок, укрепленный на ее конце, веревку и снова подняли. - А теперь, - сказал мистер Уилки, - кто желает приготовить наживу? Корецкий, Гольденштедт и еще пятеро скаутов вышли вперед. Мистер Уилки благосклонно улыбнулся и остановил их