от решил выяснить. Ты знаешь, я очень решительный человек. Астрофизик должен обладать дьявольской решительностью и самообладанием... В дверь постучали. Вошла Пегги. Взглянула на Веру, брата. Улыбаясь, потерла руки: - Отличный денек, друзья. - В космосе все дни великолепны, - мрачно изрек Вика. Извинившись, что его ждут дела, он покинул лабораторию. - Объяснялся? - спросила Пегги. - Что-то в этом духе. - Не принимай всерьез. Не ты первая. Удивляюсь, что он так долго крепился. И не сердись на него. - На него нельзя сердиться, он милый. - И у него такая каша в голове. Видишь ли, ему пришло в голову, что пора влюбиться, найти подругу жизни, конечно, по возможности астронома, да в эту смену здесь девушек только две - ты да я. Я отпадаю по причине генетической несовместимости, остаешься только ты... - Пегги поняла, что Вере неприятен этот пустой разговор, и она спросила: - Как твои успехи? Вера махнула рукой: - Никуда не годятся. Все надо начинать сначала. Растения не будут плодоносить. Мало того, листья и стебли ядовиты. Дезинфекция, что я провела, сведена на нет вирусом. Видимо, правы мой учитель Мокимото и Карл Понти. - И нет средств борьбы? - Пока нет. Вирус еще не выделен в чистом виде, не изучен. Пройдет не один месяц. - Раз найдена причина, то остальное не так уж сложно. - Ох, Пегги! Ты и представить себе не можешь, как все сложно! А я-то расхвасталась! Действительно, моя зелень радовала глаз, даже началось цветение, и вдруг - крах. Мокимото утешает, как и ты, да мне обидно, что пропало столько времени, что я не оправдала надежд. Ты знаешь, что здесь уже целая комиссия из светил науки? - Да, их представляли по местному телевидению. Вот и прекрасно, пусть займутся. Ты ведь кое-что сделала, нашла вирус, вот пусть они с ним и возятся. Выше нос! - Да я ничего. - Вера взяла новую кассету. - Что это за фильмы? - спросила Пегги. - Видишь ли, мне кажется, что все напасти и с водорослью там, дома, и здесь связаны с прошлым. Предки совершили немало трагических ошибок. А в природе все взаимосвязано, нарушение экологического равновесия не могло пройти бесследно... - Стоит ли ворошить пыль прошлого, Вера? Да ты серьезно взялась за расследование. - Она с некоторым страхом оглядела кипу пакетов на длинном столе, проектор, стопку кассет и сказала: - А я закончила свою программу. Завтра прощальный выход в космос - и домой. Как хочется поскорее избавиться от противной легкости, хочется хоть что-нибудь весить! Ты пойдешь на тренировку? Если пойдешь, то через пять минут надо быть в спортзале. - Пойду. И мне хочется выйти в космос, почувствовать его "всей кожей", как говорит Вика. Идем, Пегги, спасибо, что напомнила. Я тоже через два дня отправлюсь домой! - Вот замечательно! Летим вместе. У тебя еще остается время досмотреть фильмы о грехах предков. Пожалуй, и я к тебе подключусь. Прежде я почему-то не любила историю... - Пегги посмотрела на Веру и неожиданно расхохоталась: - Прости, я представила своего братца, изливающегося в чувствах. - Особых излияний не было, он, кажется, спешил. - Спешил! Он всю жизнь спешит... Они бежали по коридору "прыжками кенгуру", иногда задевая головами мягкий потолок. Спортивный зал пристроили недавно. Круглое здание спортзала находилось ниже обсерватории, и в нем также отсутствовала искусственная гравитация. В спортзале ежедневно по нескольку часов тренировались "старожилы" - те, кто обосновался на "Сириусе" на несколько месяцев, и обязательно те, кто изъявил желание выйти в открытый космос. Вера и Пегги, как и все, - а здесь собралось около тридцати человек, - начали с дыхательных упражнений. Вика подавал бесчисленные советы, пока в порыве усердия не оттолкнулся с такой силой, что улетел к противоположной стене, откуда теперь доносился его бодрый голос, поучающий новичка. В пятиминутку отдыха, когда, расслабившись, можно было остаться неподвижным в любом положении или медленно плавать на определенной высоте, тренер, как диспетчер аэропорта, назначал один из пяти ярусов для каждой группы. Вера и Пегги оказались в первой группе и первом - "желтом" горизонте. Для ориентации здесь обозначались верх и низ разной окраской: верх - голубой, низ - желтой, второй, третий и четвертый - большими цифрами на стене и жирными полосами: белой, черной, сиреневой. В помощь гимнастам спортзал в горизонтальном и вертикальном направлениях пересекали натянутые тросы; с их помощью гимнаст легко занимал нужное положение, добирался до гимнастических снарядов и не чувствовал так сильно свою беспомощность в невесомости. Громко, на весь зал, раздался голос Вики: - Я чувствую себя здесь, как трюфель в пироге!.. - Какой у него завидный характер! - сказала Вера, плавая под самым желтым куполом. Пегги отозвалась, повиснув вниз головой: - Завидный характер? Ты уже почувствовала его очарование? - С ним легко. - Не всегда. Его следует принимать малыми дозами. Вера засмеялась и почувствовала, что движется, ее потянуло к стенке; оттолкнувшись от нее ногами, она стремительно налетела на Пегги, и они закружились, обняв друг друга, задыхаясь от смеха. Наконец они натолкнулись на спасительную оттяжку и повисли неподвижно. Пегги спросила: - Ты не находишь, что мы как воздушные шарики? - Сходство есть. - Еще какое! - У меня закружилась голова. - Пройдет. Дыши ровней и глубже. К тяготению наши бесчисленные предки привыкали миллиарды лет, и вдруг мы, их земные потомки, вышли в космос и закувыркались в пустоте. Они помолчали, затем Вера сказала мечтательно: - Как хорошо сейчас дома! Я вчера вечером разговаривала с Костей и его другом Ивом, очень славный... - Костя великолепен! - Костя исключительная личность, я об Иве. У него необыкновенный взгляд, теплый, располагающий, и голос... Ты не улыбайся так многозначительно. Да, он мне нравится, но не больше. Ребята приглашали пройтись на яхте. На днях они кончают недельную вахту на своих островах, у них целая команда - Костя, Ив, Тосио-сенсей, возможно, и Антон... Хотя Антон не сможет, у него скоро начинаются тренировочные полеты. - Он пилот? - Астронавигатор. - Космонавт? - Да, Пегги, ужасная специальность! - Ну, почему же. Не хуже любой другой. Самая романтическая из всех. Это не его ли корабль готовят на Лунном космодроме? Вера кивнула: - Да, Пегги. Мы думали провести вместе мой отпуск. - Ну, и что же мешает? - Водоросли. И еще мне показалось, что он хочет побыть один. Собраться. Сосредоточиться. Он сейчас на одной из биостанций Барьерного рифа. - Только показалось? - Почти уверена. - Ты же ученый человек, Вера, как же, в таком случае ты не попытаешься установить истину? - Пытаюсь. Знаю, что, когда я буду ему нужна, он придет, Пегги... Пегги спросила, лукаво щурясь: - Не он ли является причиной твоего выхода в открытый космос? - Да, мне хочется узнать, что он будет чувствовать там... Мелодичный удар гонга прервал трудный для Веры разговор. Раздался голос тренера: - Сейчас все на дорожку. Проведем разминку перед велосипедными гонками. Не делайте резких движений!.. Кто там запутался в сетке для волейбола? Ах, это вы, Крубер. Профессор Мендельсон, помогите Круберу обрести свободу. Несколько человек поплыли на выручку. Вика говорил умоляюще: - Не беспокойтесь! Я сам. Пустяки. Проклятая сетка! Для чего она здесь? Езда на неподвижных велосипедах оказалась увлекательной спортивной игрой. Последние усовершенствования в голографии позволяли воссоздавать эффект присутствия до такой степени близкий к действительности, что при некоторой доле воображения технические шероховатости исчезали. Велосипедисты, ахнув от изумления, неожиданно очутились на горной дороге, как оповестил тренер - в Южных Саянах. Навстречу промчался автобус на магнитной подушке, полный туристов. Вера обратила внимание, что на "горизонте" горы перерезаны белой полосой, а на склоне седой сопки можно различить жирную цифру "три". Вера скоро забыла об этой детали, так все остальное было бесподобно, и она сама стала верить, что очутилась на Земле и участвует в настоящих гонках. Впечатление еще больше усилилось, когда тренер "вышел" на шоссе и объявил об условиях соревнований, указал, где расположены питательные пункты. - В случае выхода из строя машин, что почти исключено, вам немедленно предоставляют новую. В наших рядах следует машина технической помощи. ...Вере казалось, что она действительно мчится под уклон: в ушах свистел ветер, мелькали сосны, каменистые склоны, пестрые указатели. И как тяжело было взбираться на подъемах! А во время спусков спидометр поднимался до ста двадцати километров! Вера промчалась по висячему мосту, внизу ревел голубой поток, ворвалась в сырое, темное ущелье, перегнала Вику, он что-то крикнул и помахал рукой. Впереди ярким пятном светился выход из ущелья. Вера увидела, как там мелькнула красная майка Пегги. Вот и она пересекает финиш. Она пришла третьей, Вика - восемнадцатым... Приняв душ, Вера вернулась в лабораторию. Там она застала всю комиссию - академика и двух докторов наук. Все встали ей навстречу и, как показалось Вере, снисходительно улыбались. - Мы знакомились с вашими выводами, коллега, - сказал академик Крейцер... - Он сделал паузу и, вытянув тощую шею, посмотрел на докторов, словно ища подтверждения своим словам. Вера вся напряглась. - ...и, признаться, - продолжал академик, - не можем не согласиться с ними, хотя каждый из нас, как вам известно, привез свою гипотезу. Опять Крейцер посмотрел на докторов, а те расплылись в улыбке: рыжий круглолицый ирландец О'Брайнен и мексиканец Хуан Перейра. Мексиканец смотрел на нее с любопытством и немалой долей восхищения. Он сказал по-русски: - Мы постараемся за время, отведенное нам для работы здесь, на "Сириусе", проверить ваши выводы. Надеемся, что они подтвердятся. О'Брайнен извинился, что знает русский не так хорошо, как его коллега Хуан Перейра, на что мексиканец с гордостью заметил, что окончил Московский государственный университет имени Ломоносова. - Мне последнее известно, - сказал О'Брайнен, - в свое время я упустил такую же возможность, о чем не мудрено - так, кажется, я выражаюсь? - или не трудно догадаться: запас русских слов у меня чудовищно беден, обеднен, малодостаточен, что заставляет меня предложить для беседы английский, немецкий или французский. - Какой для вас удобнее. - В вашей гипотезе, - начал он по-английски, - есть та простота и смелость, которые почти всегда гарантируют правильность намеченного пути. Если подтвердятся ваши выводы, то откроется возможность ликвидации агрессии синезеленой водоросли там. - Он показал пальцем в пол, забыв, что "Сириус-2" вращается и в эту минуту ботаническая лаборатория своим полом обращена в сторону созвездия Козерога. - Идея мутации вируса принадлежит моему учителю, доктору Кокиси Мокимото, и доктору Карлу Понти. Вирус... - Смущаясь, Вера стала объяснять этим светилам науки, как могло получиться, что здесь, на космической станции, вирус, живший в симбиозе с водорослью, вдруг стал ее врагом и начал убивать и саму водоросль и растения, за счет которых существовал. Ее терпеливо слушали. Когда она умолкла, академик Крейцер сказал: - Пока трудно проследить связь с событиями на Земле. Но гипотеза очень стройная. Конечно, требуется еще много уточнений, и все же приходится удивляться вашему учителю, его таланту провидца. До сих пор дерево Мокимото является одним из чудес нашего времени, не так-то уж бедного на всевозможные открытия и изобретения. Мы с женой держим ваше ходячее дерево, и поистине оно доставляет нам минуты высшей радости и гордости за гений человека, когда начинает разгуливать по террариуму... Из лаборатории Вера сразу отправилась в бюро обслуживания - продиктовала компьютеру свое желание по возможности скорее отправиться на Землю. - Последний рейс в двадцать три часа пятьдесят девять минут по местному времени. - Оставьте мне место на рейс двадцать три пятьдесят девять. - Исполняю, - ответила машина, справилась, есть ли багаж, и в заключение сказала, что ее предупредят за пятнадцать минут до отлета рейсовой ракеты. Вера, по привычке, поблагодарила, хотя знала, что этим загружает каналы памяти компьютера ненужной информацией. Она тут же вызвала по видеофону Пегги и сказала, что обстоятельства заставляют ее лететь на Землю сегодня. - О-о! - обиженно протянула Пегги. - Как жаль! А я не могу, мне еще осталось скорректировать небольшой кусочек дна океана в районе Мальдивских островов. До отлета оставалось около десяти часов. Вера быстро распределила это время: ей надо досмотреть полученную почту, сделать стенографические записи, поговорить с мамой, с Мокимото, провести часок с Пегги, Викой, потом подойдет время экскурсии в космос. Вера старалась не думать об этой экскурсии. Как расстроится учитель, если узнает, а ведь он узнает - Вера никогда не лгала, разве только удастся выбрать время, чтобы сказать, что не сдержалась, что ей так хотелось; Мокимото улыбнется и закивает головой, скажет что-нибудь вроде: "Вот и хорошо. Главное, что ты со мной. Не каждому суждено победить дракона желаний". Вера принесла к себе в комнату проектор и поработала не больше часа, как вдруг на экране внутренней информации появилось незнакомое мрачноватое лицо. - Ответственный за выход в открытый космос Ян Дево, - представился мрачный человек загробным голосом. У Веры сразу пропало желание пойти на рискованную прогулку, вспомнились опасения Мокимото. Главное, сам Дево всем своим видом подтверждал самое худшее, что могло случиться. - Прежде чем окончательно решиться на прогулку в открытом космосе, советую собраться с мыслями и подумать, готовы ли вы, достаточно ли у вас сил ступить в бесконечность. Всех, кто не переменит своего решения, прошу явиться в зал "три ноля" ровно через тридцать одну минуту. - Прежде чем исчезнуть с экрана, мрачная личность загадочно улыбнулась. В комнату влетел Вика Крубер, ударился о мягкую обшивку, сделал двойное сальто и сел на пол. - Так! - многозначительно произнес Вика. - И ты, как и Пегги, даешь задний ход. - Что-то мне расхотелось в бесконечность, - сказала Вера. - "Расхотелось"! Слышали все этот жалкий лепет! Мне стыдно за вас перед будущими поколениями! По меньшей мере миллиард землян добивается возможности очутиться в открытом космосе. И когда двум избранницам выпадает такая честь, они, видите ли, празднуют труса! - А тебе не страшно? - спросила Вера. - Мне? Ха-ха! Я же астрофизик - межзвездный скиталец. Мое заявление лежит в Космоцентре, и мне сообщили, что у меня есть шансы попасть в экипаж "Первой Звездной". Ты, Вера, никогда не простишь себе, если упустишь такую возможность. Решайся! Ты будешь со мной в двухместном космолете. Здесь их зовут почему-то "тачками". Положись на мой опыт, Вера. - Ты уже... тебе случалось?.. - спросила Вера. - Шесть раз, - соврал Вика, - и, как видишь, невредим, только мои горизонты познания распростерлись... - ...в бесконечность, - подсказала Вера. - Именно, в бесконечность. Если не согласишься, Вера, то... - ...ты будешь глубоко несчастен. - Именно! Несчастен. Пойми - вдвоем в космосе! - Сколько длится экскурсия? - Десять минут, Вера! Всего десять. Но они войдут эпохой... - ...в нашу жизнь? - Вера, ты читаешь мои мысли. Тише. Кажется, приближается моя сестричка. Вошла Пегги. - Здесь демон-соблазнитель? Он тебя, Вера, заманивает в этот противный космос. Неужели ты дашь уговорить себя? Неожиданно для себя Вера ответила: - Меня и уговаривать нечего. Мне так давно хотелось. Очень хотелось. И потом, ты знаешь... - Тогда полечу и я, - заявила Пегги. - Кажется, не было еще ни одной катастрофы? Вика на это сказал: - Вероятность катастрофы что-то один к миллиону, но ее шансы все увеличиваются и увеличиваются с каждой новой экскурсией. Приготовления к выходу в открытый космос заняли два с лишним часа. Почему-то загадочный Ян Дево не показывался всей своей персоной, а по-прежнему давал указания через внутреннюю связь, иногда мелькая на экране видеофона. Он давал указания, как надевать скафандры, прочитал целую лекцию о плавании в гондолах. В помещении, смежном со спортзалом, где ощущалось действие искусственной гравитации, собралось всего девять человек, остальные по разным причинам отказались участвовать в экскурсии. Вика шепнул Вере: - Они думают, что полет в ракете и пребывание в колесе может заменить плавание во Вселенной! О Вера, как я рад, что ты... - ...согласилась? - Да, и что мы будем вдвоем. История космонавтики еще не знает случая, чтобы... - Еще слово. Вика, и ты останешься один в бесконечности. - Молчу, как Великий Немой. Кто, между прочим, этот "немой"? Недавно где-то читал или слышал. Звучит торжественно: "Великий Немой"! Трое изъявили желание выйти в открытый космос в скафандрах, остальные избрали двухместные "тачки". У Веры часто забилось сердце, когда за ними захлопнулась тяжелая дверь и они с Викой остались вдвоем. Кислородно-гелиевая смесь искажала голоса. Высокопарные фразы Крубера напоминали птичье щебетание. Вера нервно смеялась. - Шестая кабина! Успокойтесь! - раздалось в репродукторе. На крохотном экране Вера опять увидела загадочного Дево. Он пожелал счастливого пути. Кабина поплыла к шлюзам, там, в зеленоватом сумраке, они находились около двух минут. Постукивали вакуумные насосы. "Тачка" двигалась и неожиданно останавливалась. Дево сказал: - Приготовиться! Мы выходим в открытый космос. Желаю приятных впечатлений. Вера почувствовала, как дрогнула их "тачка", и они поплыли от "Сириуса". - Свершилось! - пискнул Вика и, глубоко вздохнув, умолк. Вера осмотрелась. Кабина напоминала "летающее блюдце", только из стекла. Со стороны солнца стенки автоматически затемнялись. Пол также стеклянный. Вера невольно схватила за руку спутника, увидев под ногами Землю. Вика успокоил ее, слегка заикаясь: - Н-не волнуйся. До нее сорок тысяч километров... От мрачных мыслей Веру отвлек голос Дево: - Мы направляемся в сторону солнечных батарей. Вы видите сверкающие полотнища. Их площадь - десять квадратных километров. Получаемой энергии с лихвой хватает для нужд спутника и местных заводов, избыток энергии скапливается в аккумуляторах и транспортируется на Землю. Мы остановились в самой оптимальной точке наблюдения нашего спутника, электростанции и уникального металлургического завода для получения абсолютно чистых металлов и шариков для подшипников. Завод полностью автоматизирован. В данный момент к нему подлетает грузовая ракета, чтобы выгрузить сырье и забрать готовую продукцию. - Вера! - Что, Вика? - Ты ощущаешь, как нас обнимает вакуум? - Разве пустота может обнимать? - Вполне. Непередаваемое чувство. - Вика совсем оправился, и голос его обрел былую самоуверенность: - Теперь ты, надеюсь, поняла, в чем заключается разница между полетом в ракете, плаванием в "Космосе" и выходом в открытый космос! Стоит только мельчайшему метеориту столкнуться с оболочкой нашей "тачки", - он ободряюще взглянул на Веру и взял ее руку, - и мы - в небытии. Причем все произойдет мгновенно. В этом преимущество.... - Замолчи, пожалуйста! - Изволь. Ты не находишь, что сталелитейный завод мог выглядеть более эффектно? А то какие-то баки, трубы, этажерки... - Не дожидаясь ответа, он поднял руку: - Вега! Звезда, как ты знаешь, первой величины в созвездии Лиры. И тут произошло невероятное - по черному фону космоса проползла золотая линия, обозначив очертания Лиры, возникли надписи звезд созвездия. - Какой красивый детский рисунок! - сказала Вера. Дево сказал: - Небольшое техническое усовершенствование. Давайте воспользуемся им для того, чтобы воскресить в памяти и запомнить навсегда все остальные созвездия. Появился второй "детский рисунок" - человек с дубиной. - Геркулес! - провозгласил Дево. - Лебедь!.. Лисичка!.. Стрела!.. Дельфин!.. Пегас!.. Северная Корона! Один рисунок стирался, на смену ему возникал другой. - Пожалуй, на сегодня достаточно, - сказал Дево. - Желающие могут приобрести звездный ролик с альбомом пейзажей планет Солнечной системы. Последние три минуты можете использовать как хотите. Будьте осмотрительны. Граждан в скафандрах прошу включить двигатели на одну секунду и двигаться к шлюзу "Сириуса". Парные гондолы могут облететь спутник. - Как жаль, что у нас с тобой так мало времени! Все же прогулка оставляет впечатление. - Вика нервно ощупывал пальцами клавиши управления. - Как правы были древние китайцы, которые говорили, что все надо испытать самому, что лучше один раз увидеть подлинник, чем тысячу раз рассматривать его копии и читать о нем. "Тачка" описывала круг, в центре которого находился спутник. Внезапно, словно по наитию, Вика нажал одну из клавиш. Веру прижало к спинке сиденья. Спутник, завод, солнечная электростанция - все стремительно летело назад. Вера сжалась в комочек под ослепительным каскадом звезд. Ей казалось, что Млечный Путь вот-вот обрушится на их скорлупу. Пытаясь остановить "тачку", Вика стал судорожно нажимать все клавиши подряд. Счетчик показывал 8 - 9 - 10 километров в секунду. - Ничего, ничего, - шептал Вика, - подходим ко второй космической скорости. Вера сидела, не вмешиваясь, глядя, как над головой проносятся созвездия. Ошеломленная случившимся, она не испытывала страха, а только подумала: "У нас нет никаких запасов, даже воды". Вика, оставив клавиши управления, сказал совсем нормальным голосом: - Ты никогда не простишь меня, Вера. Я знаю. Какой я безумец! Все погибло... - Ничего еще не погибло. Попробуй повернуть назад. - Пробовал. Дьявольская техника. Одна надежда - что нас перехватят возле Луны. - Вот видишь... Не так уж безнадежно... И тут чудесной музыкой пролился голос Дево: - Мы вернулись из нашей прогулки в открытый космос. Прошу оставить кабины, снять скафандры. Надеюсь, все себя прекрасно чувствуют? - Все! Все! Все! - яростно выкрикнул Вика. Они с Верой выпорхнули из дверей "тачки" и поплыли в невесомости спортивного зала. - Ты не догадываешься? - спросил он Веру. - О чем? - Как о чем? Нас надули! Провели, словно желторотых птенцов. Опять этот эффект присутствия с помощью электронной оптики. Мы же не покидали этого ангара! - Он увидел сестру и закричал: - Пегги, что ты думаешь обо всем этом? - Я в восторге! - Но у нас испортилось управление! И зачем нам вся эта фальсификация? Я буду жаловаться! Дево сказал через мощный усилитель: - Все возникшие в нашей прогулке-аттракционе претензии принимает синий компьютер. Связь со мной имеется в каждой квартире, а также в общественных местах. Приношу извинения пассажирам шестой гондолы, там действительно неисправен спидометр. Что касается фальсификации, как заметил наш талантливый астроном Вика Крубер, то на современном уровне техники этот термин не соответствует действительности. Ваши переживания действительно идентичны переживаниям человека в свободном космосе. Мною использовались биозаписи космонавтов-профессионалов, так что вы сопережили происходившее в действительности. Что касается пейзажей, то наша лаборатория получила за них первый приз на Выставке новейшей кинотехники и голографии. Благодарю за внимание. Рекомендую принять душ и выпить стакан тоника номер три дробь двадцать восемь. Всегда к вашим услугам - Ян Дево! Он же синий компьютер. ХВАСТУНИШКА ПУФФИ - Все почему-то считают меня маленьким, хотя разве я маленький? Я очень большой. Больше мурены-убийцы, не той, что я скормил рыбам, а той, что живет в большой норе, вход в которую охраняет тридакна. Я больше барракуды, больше осьминога, которого ты зовешь Крошкой; только кажется, будто одна манта Матильда переросла меня, и потому что она тонкая, ее расплющили в детстве, а если ее свернуть, как морскую капусту, в трубочку, то получится жалкое существо вроде Чарли-Скрипуна, ведь он даже говорить не умеет, а только скрипит жабрами. Я бы давно его съел, не будь он твоим другом и таким жестким. Я тебе все это рассказываю, чтобы ты знал, кто я, и относился ко мне больше чем хорошо, потому что ты ко всем относишься хорошо и даже противную мурену кормишь кусочками дохлой рыбы, а манте Матильде чешешь брюхо. Почеши и мне животик... Вот так. Какой ты счастливый, Ив: ты можешь почесать себе где угодно своими плавниками, они у тебя такие длинные и на концах отростки, как на мягких кораллах, только те обжигают, а твои не обжигают. Может, и ты был прежде кораллом? Скажешь - нет? Ведь был? Только почему-то не хочешь сознаться. Все, Ив, прежде кем-нибудь были. Вот я долго плавал китом. Самым большим из китов. Я уплывал далеко-далеко, затем снова возвращался на ферму, где много красных бокоплавов. У меня были дети: Фок и Грот. Потом мне расхотелось быть такой неповоротливой тушей, и я снова стал Пуффи. Разве кит может так быстро плавать над рифом, проникать в расщелины, ловить рыб-бабочек и креветок, тянуть за хвост мурену? Конечно, нет. А если бы попробовал, то ободрал бы себе всю кожу. На что у меня крепкая кожа, и то я содрал ее, когда хотел перелететь все рифы и очутиться в твоей Лагуне. Почеши теперь мне возле больного места на голове и на боку. Я уже здоров. Отпусти меня в Лагуну. Здесь так неудобно!.. Нельзя? Понимаю. Ты меня еще не вылечил, потому что, когда я двигаю хвостом, у меня где-то болит. Прогони, пожалуйста, боль. Боль мешает плавать и думать и даже говорить с тобой. Пуффи замолчал, наблюдая, как я пишу. Он знает, для чего я оставляю знаки на бумаге, и все же считает это одной из странностей, присущей людям. У самого Пуффи абсолютная память. Он может запомнить все, что угодно. Я пробовал прочитывать ему целые страницы непонятного для него текста на многих языках, и он повторял его почти без ошибок. - Знаешь, почему ты пишешь? - задает он, как всегда, неожиданный вопрос. - Знаю, конечно. Таким путем закрепляются мои мысли. Ты сам все это прекрасно знаешь. - Мысли должны закрепляться в памяти. Так говорит бабушка Гера, хотя она почему-то считает, что записи, и особенно книги, сделали вас, людей, первыми в океане. - Ну, а ты как считаешь? - Я? - Да, ты. - Я считаю, что пишешь ты потому, что твои плавники все время должны двигаться. Вот ты и пишешь. Но мне не нравится, когда твои мысли превращаются в некрасивые завитушки. Я больше люблю, когда ты рисуешь. Вот чем бы я хотел заняться, так это изображать красками все, что вокруг. Я бы нарисовал риф, когда он так красив и над ним носятся разноцветные рыбки, нарисовал бы осьминога и шустрых креветок. Сейчас ты нарисуй, как Пуффи победил барракуду. Иди, Ив, и принеси краски, кисти и полотно. Пожалуй, лучшего нельзя было придумать, чтобы скоротать время у постели больного. Я расположился под тентом так, чтобы Пуффи мог наблюдать за каждым мазком. Мне захотелось написать этюд облаков. Они громоздились над вершинами гор, многоярусные, разноцветные: внизу темно-сиреневые, затем пепельно-серые и наконец верхние - ослепительно белые, пронизанные снопами солнечных лучей. С правой стороны облака почти черные; время от времени их прорезывает зеленая молния, и через минуту доносится глухой рокот грома. Пуффи следил за моей рукой, набрасывающей контуры облаков. Он сказал: - Скорей размазывай краски, а не то все изменится. Смотри, как рассердилась Золотая Медуза! Почему она дерется коралловыми ветками? Кто там, внизу? - Видишь ли, Пуффи... - Я ищу слова, чтобы наглядно объяснить суть происходящего. Пуффи изнемогает от нетерпения: и взрослые дельфины испытывают подлинные мучения, ожидая, пока наш неповоротливый ум сконструирует очередную фразу, а для нетерпеливого Пуффи разговор еще тяжелее. - ...Видишь ли, дорогой мой, Солнце рассердилось на Землю. - За что? - Ну... за то, что Земля закрывается от него облаками. - Почему закрывается? - Земле жарко, как нам с тобой. Мы вот тоже закрылись тентом. - Так она и нас может ударить коралловой веткой. Нет, сейчас это уже гарпун. Кого Золотая Медуза бьет гарпуном? Рыбу? Осьминога? Кита? - Кита, Пуффи. Солнце выковало свой гарпун из частичек света... - Так я угадал, Ив! Золотая Медуза охотится на китов! Какой у нее длинный гарпун, как морской змей! Вот если я стану Золотой Медузой, тогда смогу делать все-все, что захочу! Не правда ли, Ив? - Ну конечно, Пуффи... - Нет, я не хочу превращаться в Золотую Медузу. Ты только представь себе, что всегда плаваешь один в пустынном небе, должен все время смотреть, что делается внизу, и тебе нельзя опуститься в Лагуну. Нельзя плавать среди кораллов, нельзя ловить рыб, нельзя играть ни с тобой, ни с Протеем - сыном Протея. Нельзя потянуть за усы лангуста, нельзя охотиться на акул! Нет, Ив, я ни за что не буду Золотой Медузой, или Солнцем, как ты ее называешь. Лучше я останусь Пуффи... Ив! - Что, Пуффи? - Ты совсем ничего не рисуешь. И не надо рисовать облака. Они уже теперь как куча водорослей. Надо рисовать то, что было и быстро прошло. - Вот я и пытаюсь... - Неинтересно. Ты лучше нарисуй, как я победил барракуду. - Потом, Пуффи... Вот только поправлю облако. - Нет, у тебя другое облако. Там оно похоже на асцидию. Большую-пребольшую асцидию, а у тебя - на пузо акулье. Теперь оно стало как Чарли... - Нет ничего изменчивее облаков, Пуффи. Смотри, и твоя "асцидия" и "пузо акулы" уже напоминают Великого Кальмара. - Настоящий Великий Кальмар! - уверяет Пуффи. - Самый-самый настоящий. - Великий Кальмар живет в океане. - Он живет везде! Так говорит моя бабушка Гера. Гера знает все! Смотри, какие у него щупальца общипанные. И знаешь, отчего? - Конечно, не знаю, Пуффи. - Однажды Великий Кальмар схватил меня своими щупальцами, да я чик-чик и откусил их, вот почему они теперь такие короткие. Видишь, совсем крохотули! - Вижу, Пуффи. Только, прошу тебя, не брызгайся, а то видишь, что получается с краской. Ведь сегодня я пишу акварелью. - Так лучше получается: будто в воде, когда смотришь издалека. Теперь нарисуй меня, как я схватил барракуду за хвост, как появились еще барракуды и я их всех перекусил на маленькие кусочки и отдал рыбам... Как ни отвлекал Пуффи, меня все время беспокоила судьба Геры и ее семейства. Большие белые акулы - очень серьезный противник, пожалуй, самый опасный в океане. И как они ухитрились пройти мимо автоматов-заградителей? Наверное, нашли незащищенный проход. До сих пор большая белая акула, или "белая смерть", как ее называют в австралийских водах, внушает ужас. На протяжении веков за ней утвердилась трагическая слава людоеда. Недавно я просил Центральную библиотеку в Сиднее прислать мне все, что известно об этой акуле. Через два часа пришел ответ, что существует около двух тысяч монографий о белой акуле, а упоминается она в десяти тысячах работ. Спрашивали, действительно ли меня интересуют все без исключения или только некоторые, особенно полные работы. Я пожалел библиотекаря, Норму Стивенсон, кстати, очаровательную молодую женщину, и сказал, что меня устроят две-три солидные работы. - .Я так и думала, - улыбнулась Норма Стивенсон. В диссертации некоего Казимира Полевски приводится страничка из "Истории рыб Британских островов" Джонатана Кауча. Там есть краткая и очень выразительная характеристика "белой смерти": "Для моряков нет ничего страшнее большой белой акулы, потому что ни в одном из обитателей моря желание убивать не сочетается с такой великолепной возможностью осуществить это желание". ...Морской бой - скоротечный. Схватка уже закончилась, так почему же никто не оповестит меня о ее результатах? Самые скверные мысли полезли в голову. У Геры не было никакого оружия. Я принес под тент видеофон и вызвал соседнюю ферму, где сейчас несли вахту Стюарды - Алан и его жена Бейда. Подошла Бейда. - Ив! Алло, сосед! Все в порядке. Мы только что вернулись с Аланом. Гонялись за акулами на катере. Их было пять. Одна ушла. Где-то здесь поблизости шляется. Учти и не суйся в воду в одиночку. Ты слышал, конечно, о тигровых звездах? Так, разделавшись с акулами, твое семейство во главе с Герой, наша шестерка, а также отряд Спенсера сейчас прочесывают рифы до самого обрыва. Нам не хватало только еще тигровок, как ты считаешь? У Бейды круглое лицо, все в веснушках, и коричневые насмешливые глаза. Я спросил, не заросли ли их поля синезеленой водорослью. - Пока только в западном углу на мелководье. Мы с Алланом применяем против них новый коагулятор, образуется что-то вроде зеленого пирога. Затем пускаем в дело прополочную машину, брикетируем и отправляем на берег. Но там принимают с трудом - боятся инфекции. У тебя есть новые средства, идеи? Пришлось признаться, что нет ни того, ни другого. Бейда ободряюще улыбнулась: - Выкрутимся, Ив. Звезды, по-моему, пустяк, пусть даже новый вид. А скорей всего, океан дарит нам сюрприз, они жили всегда где-то в укромном месте. Как мы еще мало знаем интимную жизнь старика океана! Извини за такую пышную фразу, проще ничего не подвернулось в моей усталой голове... Нет, нет, Ив, с тобой я отдыхаю. Все же я тебя отпущу сейчас же, как только ты мне скажешь, кто там у тебя плещется под боком. - Пуффи. - Ах, малютка Пуффи! Да он же ранен. Ну-ка, дай мне на него взглянуть. У ты мой милый! Больно? Ну, ничего, ничего. Ты скоро поправишься и тогда приплывешь ко мне в гости, и мы с тобой будем ловить креветок. - Она послала нам воздушный поцелуй. - Что рассказала тебе Бейда? - спросил Пуффи. Его не удивила и не обрадовала победа над акулами. Иначе и не могло быть. Он только заметил: - Если бы там находился Пуффи, то акула бы не убежала. - Безусловно. Все же тебе необходимо вести себя очень осмотрительно... - начал было я. Пуффи перебил: - Ты всегда говоришь мудро, как бабушка Гера. В словах Пуффи чувствовался явный подвох, и я не ошибся. Сделав небольшую паузу, он продолжал: - Если бы Гера вылезла сейчас из воды, она бы спросила: "Пуффи ты очень голоден? Тебе надо поесть, Пуффи". Тогда я бы ответил ей: "Голоден, очень голоден, я могу съесть всех рыб в Лагуне". Тогда она взяла бы меня и отнесла в Лагуну. Ведь так, Ив? Пришлось объяснить ему, что плавать ему рано. Он не поймает сейчас ни одной рыбы. Разве что старого Чарли. - Чарли есть нельзя. Он же Чарли! Твой друг. Я догоню корифену. - Нет, Пуффи, не догонишь. - Тогда наемся моллюсков. Ими устлано все дно. Мне с трудом удалось уговорить Пуффи побыть еще немного в ванне. Я сказал, что сам опущусь в Лагуну и принесу ему все, что он пожелает. - Плыви, Ив. Пока ты будешь там гоняться за рыбами, я стану таким, как ты. Мои плавники станут руками, только я оставлю себе хвост, чтобы всегда плавать быстрее тебя. Гера сказала, что хвост кормит нас. Благодаря хвосту мы движемся быстрее птиц. Ты хотел бы иметь хвост? - Конечно, Пуффи. Только где его взять? - Ты прав, Ив. Никто не отдаст тебе свой хвост. Так ты плыви за едой. Принеси мне три корифены, побольше креветок и устриц. Потом я все-таки приделаю тебе хвост от акулы. Хочешь? - Он издал тонкий свист - смеялся, представив себе, как я, и так далеко не красавец, стану выглядеть с хвостом. В глубине Лагуны царили мир и покой. Казалось, что все ее бесчисленные обитатели занимались самыми безобидными делами: порхали над цветущими клумбами, дремали на солнцепеке или грызли кораллы. Кровавая борьба за жизнь, что шла здесь с бесконечной дали веков, приобрела своеобразные формы, неприметные для непосвященного на отвлекающем фоне пышных декораций. Для охоты я поплыл подальше от подножия моего островка, где все обитатели относились ко мне с подкупающим доверием. Я был для них пришельцем из другого мира, существом непонятным и в то же время полезным. Меня можно было не опасаться. Групер Чарли плыл справа возле моего плеча, выполняя обязанности лоцмана. Придется поделиться с ним добычей. Думаю, что, кроме выгоды, его влекло ко мне и чувство привязанности. Чарли внезапно изменил занимаемую позицию: спрятался в мою тень. Групер ничего не делал зря. Что-то его обеспокоило. Его тревога мгновенно передалась и мне. Одна из уцелевших акул могла появиться поблизости. Встревожила Чарли манта Каролина. Чудовище приближалось, медленно махая крыльями, размах которых достигал четырех метров. Чарли узнал Каролину и занял прежнее положение у моего правого плеча: манта питалась улитками и мелкой рыбешкой. Манта плыла ко мне. У нас с ней, как и с групером Чарли, приятельские отношения, только держится она без тени заискивания, с большим достоинством. Наше знакомство началось еще месяц назад, когда я только осваивал коралловые леса вокруг моего острова, бегло знакомился с его обитателями. Вначале манта с любопытством разглядывала мою особу, настороженно держась на почтительном расстоянии. С каждым днем дистанция сокращалась, и настала минута, когда я смог почесать ее белесое брюхо рукояткой остроги, чем и положил начало дружескому сближению. В последующие встречи я снимал с ее кожи паразитов, и она, по всей видимости, зачислила меня в штат личного врача, а может быть, как и Чарли, ей нравилось мое общество, избавлявшее ее от одиночества. На этот раз я только погладил ее ушастую голову и занялся охотой. Вскоре мне удалось подстрелить небольшого тунца, килограммов около пяти. Затем я опустился в заросли водорослей, где кишели крупные темно-зеленые креветки. Несколько движений сачком - и я почти наполнил свой ягдташ. Когда я направился к дому, за мною увивался пестрый хвост рифовых рыбок, жадно глотавших сгустки крови раненого тунца. По дороге к дому, на отмели, я прибавил к улову десяток устриц; правда, я не точно выполнил наказ: вместо мелких корифеи загарпунил только одного крупного тунца, зато от креветок и устриц вздулась сетка. Я плыл к причалу, придерживаясь темневшей подо мной расщелины; она, как тропинка в подмосковном лесу, вела к дому, обрываясь у скал, заросших красными кораллами. Как-то я попытался заглянуть в эту расщелину и ужаснулся ее глубине. Наверное, там в дневное время пряталось чудовище, светящиеся глаза которого достигали шестидесяти сантиметров в диаметре. Мне посчастливилось увидеть эти жуткие фары всего один раз, за полчаса до того, как тайфун с нежным именем "Мари" чуть было не снес лабораторию с рифа. Костя считает, что глаза принадлежали глубоководному кальмару-гиганту. Гера сказала, что в ту ночь она с семьей, как всегда в бурю, вынуждена была уйти подальше от рифов. Когда я стал настаивать, чтобы она ответила, кому из жителей Лагуны принадлежат такие глаза, она ответила, что, возможно, я увидел двух больших медуз. До сих пор дельфины не могут избавиться от суеверного страха перед кальмарами и считают, что всякие разговоры о них приносят несчастье... По всей вероятности, расщелина соединялась с лабиринтом, пронизывающим весь Большой Барьерный риф. Что таится в нем? Какие формы жизни существуют там, в абсолютной темноте? Я стал думать, как организовать исследование лабиринта. Лучше всего для этой цели подходили роботы-скалолазы и гляциологи... Я не заметил, как исчез групер Чарли, и, когда хватился своего спутника, подо мной уже расстилалась большая колония морских лилий. До причала оставалось пятьдесят метров. Я внимате