- Да, я. Мы с Дэвидом Смитом старые знакомые. Лечились в одном санатории в Скалистых горах. В этом одна из причин, что мы с Кингом выбрали "Глорию". - Ну тогда другое дело. Они въехали на площадь перед морским вокзалом, заставленную множеством машин различных марок. Регулировщик, осведомившись, на каком из судов они отъезжают, показал им стоянку для пассажиров "Глории". Выйдя из машины, профессор с минуту рассматривал морской вокзал. От одного из причалов буксиры оттягивали гигантское пассажирское судно - голубое, с золотой лентой вдоль всего борта. Судно казалось неповоротливым, беспомощным, неспособным двигаться самостоятельно, без помощи крохотных буксиров. - Грандиозно! - сказал профессор. - Я еще ни разу не был на морском вокзале. Наблюдал только издали. С горы все это казалось легким, изящным, но это же именно грандиозно. Я думаю, что и на Вильяма Шекспира вокзал, суда, машины, эта толпа, электрические тележки с чемоданами произвели бы сильное впечатление. - Что? Шекспир? При чем здесь Шекспир? - буркнул Томас Кейри не без раздражения, глядя на борт "Глории", возвышавшийся над эстакадой вокзала. - Прошу извинить. Действительно, великий человек был бы, видимо, потрясен, если бы увидел все это впервые. Но, извините, нам надо спешить, по крайней мере мне, мистер Гордон. - Мне также. - Профессор захлопнул дверцы машины. - Идемте, мистер Кейри. К ним вразвалку подошел широкоплечий человек в белой униформе. - Вы на "Глорию"? - осведомился он. - Если на нее, то давайте чемоданы и что там еще, я сейчас подгоню автокар. Профессор, поблагодарив, сказал, что вещи уже отправил на судно. - А молодой человек? - Я провожатый. - Ну и собака, конечно, с вами, док? - Собака моя. - Отличный песик. Скажите, док, сколько ей лет? - Десять. - Не может быть! По виду ей полных семьдесят. Так, значит, она едет с вами? - Да, со мной. У нее также есть билет. - Собачий люкс? - Билет довольно дорогой. - Значит, в люксе на верхней палубе. Там есть собачья площадка. Питание четырехразовое. Ленч из трех блюд. Во жизнь! - Жаль, что Кинг поедет отдельно. Мы так привыкли друг к другу. - Будете видеться ежедневно, прогулки там и все прочее. - Благодарю вас... - Меня зовут Гарри Уилхем. - Благодарю, Гарри. - Рад познакомиться. Так как до отхода еще добрых два часа, рекомендую заглянуть в вокзальный ресторан. Кормят здесь как на приеме у английской королевы. Были бы доллары. - Плутоватое лицо матроса расплылось в улыбке. Профессор спросил: - А вам часто приходилось бывать на королевских приемах? - Да как вам сказать? Когда прихожу в Лондон, лорд-канцлер обязательно присылает приглашение. Дескать, уважаемый мистер Гарри Уилхем! Ее высочество королева будет рада... и так далее. - Матрос с профессором дружно расхохотались. Томас Кейри чуть не застонал. Стиснув зубы, он в который раз подумал, что профессор в лучшем случае слишком оригинален. "Ну конечно! Он дает этому плуту еще и на чай. Надо поскорее отделаться от него, а не то "Глория" уйдет, а я так и останусь торчать на берегу из-за его причуд". - Кинг! Пожелай мистеру Уилхему всего наилучшего. Бульдог послушно зарычал. Матрос издал возглас, в котором прозвучали благодарность и неподдельное восхищение талантом удивительной собаки. - Идемте, мистер Кейри. Славный малый этот Уилхем. Люблю веселых людей. Он мне напомнил могильщика в "Гамлете". Не правда ли, очень похож? - Нам только не хватало могильщика, мистер Гордон. - А я в восторге и от вежливого китайца. - Который взял с нас три лишних доллара? - Он должен был это сделать. - Не понимаю почему? - По воли режиссера... - Какого еще режиссера? - Вы все еще не убедились, что играете в жизненной пьесе? - Ах вы опять об этом! Нам по левому эскалатору. Не знаю, не знаю. Но мне хотелось бы самому вести роль в этой, как вы говорите, пьесе. - Вы и будете играть. В известных рамках отведенного вам амплуа. - Ну хорошо, хорошо. Предъявите билет контролеру. И простите, на палубе я должен вас оставить... На борт судна они поднялись по широкому трапу, покрытому зеленой дорожкой, и очутились в просторном помещении овальной формы, похожем на холл в дорогом отеле. Сходство дополняла лестница с перилами из красного дерева, застланная красным ковром. Ступеньки плавными полукружиями поднимались к следующей палубе. Здесь их встретил контролер в парадной форме с золотыми пуговицами, шевронами, аксельбантами, в фуражке с огромным "крабом" и целая толпа коридорных, похожих на дипломатов. Профессор стиснул руку Томаса Кейри: - Вперед! Желаю удачи, хотя ваш успех может сорвать мое путешествие. Еще минуту. Пока вы разговаривали по телефону в китайском ресторане, я также звонил своему адвокату и отдал распоряжение на время моего путешествия передать вам свой автомобиль. Так что пользуйтесь им до моего возвращения. В машине все документы, адрес гаража и все прочее. - Но позвольте, я не привык... - Знаю. Но с сегодняшнего дня вы мой друг, и на правах друга я хочу оказать вам небольшую услугу. Не забывайте также, что не все действия подчинены нашей воле. У нас есть общий режиссер - судьба. Я жду вас. Каюта - 203. Томас Кейри не успел возразить, как профессор и бульдог в сопровождении молодого человека в черном костюме скрылись в лифте. Тогда он рискнул назвать себя. Контролер сказал, возвращая репортерскую карточку: - Вам надо пройти к дежурному офицеру в салон на пятой палубе. Вас туда проводит... - Он посмотрел на толпу коридорных. - Кто с пятой, возьмите-ка мистера с "Вечернего Фриско". Вперед выступил один из "дипломатов". - Идемте. Хотите подняться в "корзине", то есть в лифте, а можно и пешком, по лестнице? - Идемте по лестнице. Я не могу ждать. В другое время Томас Кейри полюбовался бы и роскошной лестницей, и отделкой стен, и изысканными светильниками, и хорошими копиями картин Тернера и Айвазовского в пышных рамах, теперь же он воспринял всю эту роскошь мельком, подсознательно, весь поглощенный мыслями о своей миссии. Контролеру он не стал говорить, что ему безотлагательно надо увидеть капитана. В этом ему поможет вахтенный офицер. Коридорный еле поспевал за ним, удивляясь, куда это так спешит репортер, когда до отхода еще больше часа. Томас Кейри перевел дух лишь на площадке, поджидая своего гида, и увидел, что следом поднимаются два человека в надвинутых на глаза шляпах. "Где я их встречал?" - с тревогой подумал репортер и вспомнил, как два человека в шляпах напугали его, когда он, ошеломленный гибелью Финчера, вышел от секретарши Чевера. Тогда он не обратил внимания на их костюмы, его поразили только смуглые лица и шляпы, надвинутые на глаза. Теперь он увидел, что один в коричневом, другой в синем костюме, шляпы у обоих - серые. Кроме цвета костюмов, они, казалось, ничем не отличаются друг от друга: оба среднего роста, лица до странности похожи, очень смуглые, до синевы выбритые щеки, ниточки усов, будто наведенные гримом, черные глаза, как у восковых фигур, пустые, с холодным блеском. Сейчас они рядом взбегали по лестнице, одновременно ставя ноги на ступеньки. Коридорный, видя, с каким интересом его спутник смотрит на приближающихся мужчин, шепнул: - Эти сидели в салоне, когда вы вошли. Похоже, что детективы. Нам еще на один этаж. То есть на следующую палубу. Я все путаю судно с отелем. Здесь почти все как на суше, только вот... Он не закончил фразу. Один из подошедших положил ему руку на плечо: - Давай вниз, приятель. Мы проводим мистера Кейри. Нам тоже надо к вахтенному офицеру. Теперь он узнал их и, цепенея, подумал: "Почему же они не ухлопали меня там, а хотят сделать здесь? Но почему никого нет на лестнице?" Коридорный уже сбежал вниз. "Закричать? Позвать на помощь?" Вместо призыва о помощи он спросил, пятясь к панели: - Что вам от меня нужно, джентльмены? - Да ничего. Думаем - покажем дорогу парню. Здесь легко заблудиться, и тогда придется ехать в круиз зайцем. - Мне не до шуток, джентльмены. Прошу пропустить меня! - Ты слышал, Энрико? - спросил человек в коричневом костюме. - Слышал, Риккардо, и мне стало очень смешно. Томас Кейри с надеждой прислушался: по лестнице кто-то спускался. Риккардо усмехнулся: - Тебе никто здесь не поможет, Том. Могут только навредить. - Он распахнул пиджак и кивнул на кобуру с торчащей из нее черной рукояткой пистолета. - Теперь уразумел? Иди впереди нас и не вздумай улепетывать или искать сочувствия у встречных. Ну! Да не вверх, а по коридору прямо, для нас найдется место и на четвертой палубе. Томас Кейри шея по коридору, похожему на бесконечный туннель. Невидимые светильники заливали коридор зеленоватым светом, под ноги стелился мягкий зеленый пол, стены были бархатистого фисташкового цвета, на темно-зеленых дверях кают белели овальные пластинки с черными цифрами. "Если бы на пути оказалась каюта профессора, то можно было бы рискнуть: у него двери не должны быть на замке. А если все же попробовать на счастье? Может, дверь вот этой, 307, не закрыта? Успеют ли они выстрелить?" Он оглянулся. Риккардо улыбнулся: - Иди, иди. Скоро придем. И особенно не дрейфь, нам ведено просто тихо вывести тебя с судна. Сейчас будет еще один трап, так что спускайся смело и выкинь глупости из головы. Никто тебе худого не желает. Тихо спустим тебя на причал и вместе проводим судно. Энрико добавил: - А там выпьем по маленькой и разойдемся. - Я тоже так думаю, Энрико, - осклабился Риккардо. Впереди, метрах в двадцати, из лифта вышел толстый мужчина, за ним - высокая дама в широкополой шляпе и светлом платье; носильщики стали выносить из кабины вещи. Человек в черном жестом предложил пассажирам пройти к дверям каюты наискось от лифта. Распахнул двери, стал сбоку, приглашая пассажиров первыми переступить порог. Томас Кейри весь подобрался. Он не поверил, что его хотят просто выпроводить с судна. Если бы дело заключалось только в этом, то они могли бы свести его на берег через контроль, тем более что их приняли там за детективов. "Надо броситься в двери. Захлопнуть. Вызвать по телефону команду. Поднять как можно больше шуму. Эти мафиози наверняка из шайки Минотти. А что, если в лифт?" Томас Кейри стал незаметно, как ему казалось, приближаться к правой стороне коридора. Этот маневр оправдывало и то обстоятельство, что посредине громоздилась гора вещей, а из лифта появлялись все новые чемоданы, коробки, свертки. "Лучше в лифт, - решил Томас Кейри. - В лифте я сразу поднимусь на последнюю палубу. Только надо быстрей, рывком, закрыть двери, нажать кнопку..." Он находился в пяти шагах от лифта, когда дверцы его мягко сошлись посредине. Осталась каюта. - Вот что, парень, - услышал он сипловатый голос Риккардо, - без глупостей. За кого ты нас принимаешь? Так мы и позволим тебе нырять в каюту и поднимать шум на весь залив. Они стали по обеим сторонам и провели его мимо распахнутых дверей каюты. - Жилье хоть куда, - сказал Энрико. - Неплохо бы прокатиться в такой хавире с девочкой. Ну вот, теперь иди один и помни, что мы приставлены к тебе не мух отгонять. - Кем приставлены? И кто вам дал право? - Ты слышал, Энрико, - право! Ну и чудак! "Действительно, нашел с кем говорить о праве", - подумал Томас Кейри. Коридор наполнялся пассажирами, носильщиками, среди них мелькали "дипломаты", слышались приглушенные голоса, смех; детский голосок восторженно прозвенел: - Мама, здесь есть телевизор и унитаз! Энрико и Риккардо плотно блокировали Томаса Кейри, поспешно проводя его через толпу. Тут он вдруг увидел Джейн. Она шла в сопровождении мисс Брук прямо на него. - Боже, Том!.. - Она остановилась. Его провели мимо нее, все же он успел сказать: - Джейн, не верь ничему, я не писал этих подлых писем. - Но, Том, куда же ты? - Я найду тебя. Все объясню. Риккардо так вывернул ему руку, что он застонал. Кто-то сказал: - Не беспокойся, милая, он теперь безопасен. Представь, что этот тип оказался бы с нами в рейсе?.. Теперь его волокли не стесняясь. Риккардо говорил: - Дорогу, дорогу, джентльмены. Энрико пояснил перепуганной встречной женщине: - Бандит теперь не опасен, мэм. Они ступили на лестницу. Собрав все силы, Томас Кейри попытался освободить руки и лишний раз убедился, что сделать это он не в состоянии. - Ты начинаешь глупеть, - сказал Риккардо. - Потерпи, теперь уже недалеко. Будь паинькой. - Или мы примем меры, - шепнул ему на ухо Энрико. Неожиданно руки мучителей Томаса Кейри ослабли. Он быстро обернулся и увидел бледное лило знакомого инспектора дорожной полиции. За спинами Риккардо и Энрико стояли еще двое настоящих детективов, приставив к спинам бандитов дула пистолетов. - Руки! Вы что, забыли, как вести себя? - сказал инспектор, ловко обезоруживая Энрико и Риккардо. Щелкнули наручники. Риккардо сказал, обращаясь к Томасу Кейри: - Ну и счастливчик же ты, парень! Надо же так ловко выкрутиться. А вам, джентльмены, я заявляю протест. Снимите немедленно браслеты! - Заткнись! Не ломай комедии! Уведите их, ребята, - сказал инспектор. - Ждите меня в машине. Энрико обернулся: - Мы шли с этим парнем в бар выпить по случаю отплытия. Не так ли, мистер Кейри? - Иди, иди, малый, ты у нас попьешь всласть, - сказал один из детективов. Инспектор и репортер остались на лестничной площадке. Инспектор говорил: - По всему видно, что Тихий Спиро говорил правду. Теперь они охотятся за вами. Принимают все меры, чтобы вы не подняли шум и не задержали "Глорию". Я заглянул сюда, как только узнал о случае с вашим "фордом". - Погиб мой товарищ. - Вот это-то и заставило меня попытаться найти вас, предупредить, что дело принимает серьезный оборот. Вам надо на некоторое время уйти в тень. У них длинные руки. Сами убедились. - Спасибо, мистер Рей! Я обязан вам жизнью. - Возможно. Приятно сознавать, что не зря небо коптишь. Томас Кейри воскликнул с отчаянием в голосе: - Я еще ничего не смог предпринять! Вы оказались правы: мой редактор не решается помешать отплытию "Глории". Последняя надежда только на капитана. Он-то отвечает за судно и за людей. Как вы думаете? - Попытайтесь, чтобы потом не мучила совесть, что вы не сделали все, что могли. Не буду больше вас разубеждать в бесполезности попыток. Я хорошо понимаю вас. Осталось двадцать минут. Надеюсь, что, кроме этих двух мафиози, вас больше никто не опекал. Желаю удачи. Инспектор устало улыбнулся и стал спускаться по лестнице. Он, как и репортер, не сомкнул глаз за всю ночь, в голове у него стоял гул, виски давило. И все же он не променял бы и бессонную ночь, и полный тревог день на безмятежный покой обывателя. Томас Кейри, шагая через две ступеньки, поднимался на пятую палубу. Он собрал все силы, превозмогая усталость. Оставалось всего пятнадцать минут до отплытия. Перед глазами у него стояло милое лицо Джейн, звучал ее голос: "Боже, Том!" Нет, он добьется, чтобы отменили рейс, проверили всех пассажиров, команду, обыскали все каюты, трюмы! Теперь у него уже не осталось сомнений, что Тихий Спиро говорил о "Глории". Судну угрожает гибель от человека, который, может быть, идет ему навстречу. Нет, у этого доброе лицо отца семейства. Или эта молодая женщина. Или старик, что делает вид, будто рассматривает картину. Сейчас все ему кажутся преступниками... "Не остается времени. Проклятые мафиози!" Лестница привела его в бар. У стойки много мужчин и женщин пьют за счастливое плавание. Три бармена в белых сорочках, черных галстуках-бабочках составляют коктейли. Пьют за столиками. Смех. Говор. Музыка. Голос диктора: - Леди и джентльмены! До отхода судна осталось двенадцать минут. Убедительная просьба провожающим сойти на берег... Он бежал по другому, теперь серому, коридору, такому же бесконечному, как и зеленый, сталкиваясь с встречными, бормоча извинения. Наконец желанная лестница. Он оказался возле бассейна с изумрудной водой. В лицо дул ветер, густо насыщенный бензиновой гарью. На фоне голубого неба медленно уплывала эстакада морского вокзала. Город на гористых склонах медленно разворачивался, словно похваляясь своей красой. У левого борта плотной стеной стояли пассажиры, посылая на берег последние приветствия. "Все погибло! Ничего не успел. Ничего! Ну что я теперь могу сделать? Что? Что?" Томас Кейри не находил ответа. Судно отходило. В отчаянии он кусал губы, сжимал кулаки. "Я даже не объяснился с Джейн. Не предупредил ее об опасности. Теперь мне не сойти на причал. У меня нет денег, чтобы оплатить проезд. - У него мелькнула мысль, что теперь единственно верный шаг - это ехать вместе с Джейн. - Нет, это невозможно. Как она еще примет меня? Я теряю работу. И нет денег. О, если бы были деньги! Билет стоит несколько тысяч долларов. Но можно ехать в четвертом классе. Даже на это нет денег. Что, если поступить каким-нибудь стюардом? Мыть посуду? Матросом?" Панические размышления Томаса Кейри прервал насмешливый голос: - Вы еще здесь, мистер провожающий? Никак решили с нами прокатиться? - Перед ним стоял сияющий матрос Уилхем. - А я-таки дознался, что вы - репортер! Ваш приятель устроился в двести третьей каюте. Люкс! Богатый, видно, старик, хоть и негр. Негры тоже бывают головастые ребята. Ну а я с причала перешел на самую верхотуру, несу здесь теперь вахту. Работа нетрудная - отвечать на глупые вопросы. Вот видите того толстяка в клетчатом пиджаке, что идет левым галсом прямо к нам? По физии видно, что сейчас отколет номер... У человека в клетчатом пиджаке на круглом лице блуждала робкая, растерянная улыбка. В руках он нервно вертел серый зонтик. Подойдя, человек с зонтиком поклонился Томасу Кейри, потом обратился к матросу: - Скажите, Джон, вы не знаете случая, когда судно вроде нашего задевало бы за вон тот мост, проходя под ним? - С вашего позволения, сэр, меня зовут Гарри. Что же касается вашего вопроса, то таких случаев масса. - Что вы говорите, Гарри?! - Только не с нашей "Глорией". Она при подходе к Золотым Воротам приседает и проскальзывает под ними, как девчонка под коновязью. - Да вы, я вижу, шутник, Гарри! - В нашем деле, сэр, нельзя на все смотреть серьезно, ведь сколько за вахту приходится выслушивать глупостей. - О да, конечно. Но, извините, я, кажется, вам помешал? - Да нет, что вы, сэр! Всегда к вашим услугам, сэр. Человек в клетчатом пиджаке отошел и стал что-то объяснять пожилой даме, небрежно показывая зонтиком на громаду моста, нависшую над проливом. Томас Кейри невольно улыбнулся, глядя на самодовольное теперь лицо толстяка, потом перевел взгляд на приближающийся мост - казалось, все сооружение чудом держится над водой, раскачиваясь на тонких нитях. "Это у меня кружится голова", - сообразил он и, закрыв глаза, потер виски. Уилхем сказал с видимым участием: - Вам бы надо сойти на берег, а не то первая остановка у нас только на Гавайских островах. - Что вы сказали? Остановка? На Гавайях? - Ну конечно, если не сойдете, то придется брать билет. - Постой, Гарри, у меня совсем закружилась голова. Вы советуете сойти? Но каким образом я это сделаю? - Господи! Да на лоцманском катере! - Ой, Гарри! Ну конечно! Я не раз уже пользовался такой возможностью. Нет, у меня что-то с головой неладно, Гарри. - Да, вид у вас того... перебрали, наверное? - Не спал всю ночь. Затем... Ну ладно, Гарри. На лоцманском, говорите? - Ну конечно. - Прекрасно! - Томас Кейри почувствовал новый прилив энергии. - Благодарю, Гарри. - Не за что, я сейчас кликну парня, он проводит вас на нижнюю палубу, к трапу. - Не беспокойтесь. Скажите, когда должен сойти лоцман? - Лоцман? Да как вам сказать... - Ради всего святого! Через час, два? - За два часа мы знаете куда махнем! - Тогда когда же? - Да не спешите. У вас еще наверняка есть минут тридцать - сорок. Так что не очень спешите. За пять минут вы будете у лоцманского трапа. - Благодарю, Гарри! Если бы ты знал, какую оказываешь услугу своему судну, команде, пассажирам! - Тоже скажете! Какая тут услуга? - ответил матрос, совсем сбитый с толку. - Огромная, Гарри. - Ну, ну! Огромная так огромная. - Матрос как-то с опаской посмотрел на репортера. - Полчаса ведь тоже скоро пролетят, смотрите не застряньте насовсем. - Теперь уж я использую эти полчаса. Скажи, как побыстрее отсюда пройти к ходовой рубке? - К ходовой? К рубке? - Именно, Гарри. Матрос покачал головой: - Туда сейчас не пройти ни за какие деньги. Сами понимаете, судно идет по бухте, гляньте, сколько судов на рейде, яхты мельтешат, катера, паромы, а вы со своими вопросами. Раньше надо было. - Гарри! - В голосе Томаса Кейри слышалась мольба. - Мое дело маленькое. Я предупредил, а там как знаете. Только кто вам там нужен, в ходовой? - Сам капитан, Гарри. - Сам капитан? Да если хотите знать, наш капитан с репортерами никогда и не разговаривает. Этим делом занимается старший офицер, и то в свое время. - Ну хорошо, пусть старший офицер. Опять я теряю время. Вы только скажите, как побыстрее пройти, чтобы я не плутал по судну. - Мое дело предупредить. Спускайтесь на пятую и дальше прямо к носу, через концертный салон, потом через ресторан и опять прямо, там увидите лифт и надпись: "Вход запрещен". Еще раз желаю! Но лучше всего спуститесь в бар, выпейте на дорожку и жарьте на правый борт. Нет, постойте. Вот что. - Матрос подошел к Томасу Кейри вплотную. - Плюньте на все начальство. Я ведь тоже наше судно знаю и, может, кое-что еще, чего начальство и не нюхало... - Нет, нет, Гарри. Потом. Прощайте! ОКЕАН ПРОСВЕТЛЕЛ Хотя стояла мгла глухой зимней ночи, гребни волн тускло поблескивали. Иногда в тучах вспыхивал рассеянный свет, выхватывая на несколько секунд из темноты кипящую воду и низко летящие облака. Когда проблеск мерк, казалось, мрак, еще плотнее окутав суденышко, мчит его в пропасть. В эти мгновения лоб Горшкова покрывался холодным потом. Но потом снова светлело. Старшина Асхатов для бодрости стал что-то мурлыкать себе под нос; из машинного отделения по-прежнему доносилось ритмичное постукивание помпы. "Как же Петрасу там жутко одному! - подумал Горшков, мысленно переносясь в свой мокрый темный кубрик. И неожиданно решил: - Там, в машинном отсеке, должно быть, тепло, не сквозит, как в рубке, и не так страшно, потому что не видно, что творится вокруг". Работа помпы прекратилась. Горшков весь напрягся, стараясь не слушать воплей урагана и различить успокаивающее тик-так. Прошло больше минуты, пока он опять уловил ритмичное постукивание всасывающих поршней. Снова океан посветлел. Тучи летели, едва не задевая гребней волн, вспыхивали и гасли тусклые искорки звезд. Ветер подул ровнее. Плавучий якорь почти остановил катер. Волны сильно подбрасывали корму. КР-16 начал рыскать из стороны в сторону, плохо слушаясь руля, его снова клало с борта на борт. Так продолжалось минут двадцать, потом налетел шквал со снегом, катер увеличил скорость и опять стал носом к волне. Старшина крикнул в переговорную трубку: - Петрас! Ну как ты там?.. Держись, брат!.. Воды много в машинном?.. Чуть-чуть? Это хорошо. Корпус у нас что надо! Ты качай, да не выматывайся... Мы здесь с Алексеем. Его шторм поднял с постели... И я говорю - спал бы до Антарктиды... Да, он молодец. Тебе шлет привет. Стоит за штурвалом. Я курю твои сигареты, спасибо... Ветер как будто унимается. Волну, конечно, развело, как положено... Вот чудак, не морожено, а положено! Ну как полагается в океане... Ах, у тебя все гудит, как в барабане? Это тоже обыкновенно. Корпус стальной, ну и звенит от волны... Вот что, Петрас, если новый шквал налетит, придется моторы запустить... Знаю, ненадолго, пока пройдет, а то трос может на винты намотать... Очень просто. Тогда повертимся... - Еще этого нам не хватало, - сказал Горшков. - А ты что думал? Швырнет в бок, развернет. Трос на винты. Да мало ли что может случиться! Мы, Алексей, должны все предусмотреть. Ух ты... " Очень высокая волна так вознесла их к черному небу, что у обоих захватило дух. Старшина умолк, откинувшись к задней стенке рубки. Горшков же упал грудью на штурвал и с ужасом смотрел, как запрокидывается широкий нос катера. - КР-16! КР-16!.. - безнадежно взывал радист Павел Крутиков. Горшков попросил старшину: - Выключите. Пусть он душу не рвет. - Душу! - выкрикнул старшина. - Да ты что? Кореш зовет, переживает, заботу оказывает. И когда мы его вот так слышим, что получается? А то, что мы не одни! Ты нервы свои, Алексей, попридержи. - И уже мягче: - Все образуется, Алеша. Самое серьезное позади осталось, теперь только качка, да она нам вроде удовольствия. И то надо знать, что океан расходился, разволновался, ему тоже требуется время успокоиться... Хотя Асхатов стоял рядом, Горшкову казалось, что слова его невнятно доносятся откуда-то издалека и самого старшины нет в рубке, и вообще никого нет на катере, кроме него самого. Все внимание рулевого было захвачено неистовством воды и ветра за стеклом рубки. Ему казалось, что уж теперь-то океан решил окончательно разделаться с катером. Суденышко чем-то мешало его всесокрушающей работе, мешало, не подчиняясь ему, и вот теперь океан решил разделаться с ним раз и навсегда. Слева по борту стала расти темно-фиолетовая громада. Словно со дна океана поднималась базальтовая скала, она заслонила звезду, блеснувшую было в прогалине между тучами. Все ближе, ближе страшная волна, вот сейчас, через какие-то мгновения, она рухнет на катер, раздавит его своей тяжестью. - Ух ты! - прошептал Горшков и не обнаружил в себе страха. Наоборот, у него, как на ринге во время атаки, напряглись все мускулы. Он уверенно повернул штурвал вправо, уходя от удара волны, она рухнула в двадцати метрах и, потеряв уже силу, накрыла палубу, хлестанула в рубку. Катер осел под ее тяжестью, затем стал медленно всплывать, отряхиваясь, как чайка, вода стекала с него густыми потоками. Старшина, следивший за маневром рулевого, со свистом выдохнул воздух из широкой груди: - Ну, Алексей! Я только хотел сказать, а ты уже... - На самом же деле Асхатов посчитал, что на этот раз их катер не увернется, и даже с ужасом подумал: "Накроет, и все..." - Теперь так держи! - крикнул он на ухо Горшкову. - Видал, какая волнища кинулась на нас? Все оттого, что зыбь, видно, с запада еще пошла. Вот и горбятся волны... Горшков все еще плохо слышал старшину, все внимание отдавая своеобразной игре с волнами, и подумал, что все это похоже на детские пятнашки: "Что, если такая волнища запятнает? Не выйдет!" Он теперь раньше положил руль право на борт, и почти такой же высоты волна даже не накрыла палубу, а только высоко подбросила катер. Горшков торжествующе глянул на старшину: - Идем ровней! - Ровней, да не очень. Чуешь, больше якорь не держит? Сорвало этими волнами, хорошо хоть наша бригантина все еще слушается руля. Ветерок ход дает... Только бы лагом не развернуло. И тут же катер повернуло боком к волне и стало класть с борта на борт. Старшина приказал запустить моторы. Катер с трудом развернулся кормой к ветру и стал быстро набирать ход. - Своих шесть узлов, да ветерок добавляет добрых парочку, смотри, как пена пролетает по борту, - сказал Асхатов и крикнул в моторный отсек: - Петрас, глуши! С четверть часа катер двигался, подгоняемый ветром, затем рыскнул влево, и все повторилось вновь. Временами слышался голос радиста, сменившего Крутикова. - Буравин Олег заступил, - сказал старшина. - Хороший парень этот Олег. Мы с ним по выходным бычков и камбалу ловили. Держи левей. Вот так... Пропасть этой рыбы в бухте у консервного завода. Бери руками. Раз палтуса вытянули. Это уже не в бухте, а в открытом море, у берега, конечно. Вот был палтус! Держись!.. Начало светать. Океан катил бесконечные гряды седых от пены волн. Грязно-серые тучи, посветлевшие по краям, стремительно летели низко над водой. Среди треска и свиста разрядов опять раздался голос радиста Буравина: - КР-16! Старшина Асхатов! Вам на помощь вышел эсминец, и при первой возможности вылетят самолеты... Старшина, сменивший Горшкова за штурвалом, повернул к матросу уставшее лицо, улыбнулся: - Ну что я говорил! Теперь все будет отлично. Эсминец живо нас догонит. Нас поднимут на борт. Катер возьмут на буксир. Ну как ты, Алексей? - Ничего. - Вижу, что хорошо. Ты, брат, рулил здорово и тогда ловко увернулся от волны. Ничего страшнее я не видал. Прямо гора встала, и на вершине белая стружка. Как там наш Петрас? Все качает воду. Упорный мужик. Петрас! Ты бы отдохнул, браток! - крикнул он в переговорную трубу. Петрас ответил, и его услышал Горшков: - Нельзя, старшина. Только перестану, как она начинает прибывать. Через лючины просачивается. Сейчас пошла на убыль. Еще с полчаса покачаю, и, думаю, можно будет соснуть часок. - Пока нельзя, Петрас. Теперь скажи, сколько у тебя там бензина осталось. - Наверное, с четверть бака. - И это все? - Было еще в канистрах. - Где они у тебя? - Как всегда - в гнездах, в трюме. Думаю, целы. Только сейчас их не достать. - И не надо. Покачай еще малость. Я бы к тебе Алеху прислал, да здесь дела поважней. А спать, Петрас, пока нельзя. - Понятно. Ты не бойся, Ришат, выдержу. Мне приходилось по двое суток не спать, правда не в такой обстановке, да ничего - сдюжу. Ты только почаще покрикивай мне в трубку. Как там наш якорь? Похоже, сорвало? - Да, Петрас. Сеть прорвалась, начинка уплыла. У тебя брезент цел? - Какой брезент? - Тот, что под трапом у тебя лежал. - Наверное, там и лежит, между переборками. Ты прав, старшина. Брезент можно приспособить для якоря вместо матрасов. Он попрочнее. - Займитесь с Алексеем. Он сейчас выйдет на корму. Моторист Петрас Авижус и Алексей Горшков, с трудом удерживаясь на скользкой корме, сооружали новый плавучий якорь. Обод трала оказался цел, к нему Петрас крепил брезентовый конус. Ветер рвал из рук брезент и даже линь, которым они принайтовывали брезент на ободе. Волны окатывали палубу. Надо было выжидать затишья, чтобы сделать несколько торопливых стяжков. Горшков поскользнулся и чуть было не свалился за борт. - Так дело не пойдет! - прокричал Петрас. - Давай я тебя привяжу! Линя у нас хватит. - И себя тоже! - Надо для страховки... Ну вот, теперь можешь спокойно падать, - сказал Петрас, прихватывая линь к лебедке и завязывая его морским узлом. - Теперь и себя подстрахую... Через час неимоверного напряжения они сбросили новый якорь и, гордые делом своих рук, стояли на мостике и смотрели, как натянулся трос и катер, перестав рыскать по сторонам, развернулся кормой к ветру. Петрас сказал: - Вот теперь идем в полный фордевинд. Валяй грейся в свою рубку, или, хочешь, идем ко мне, у меня нагрелось от моторов. - Нет, старшина приказал идти к нему в рубку. Да сейчас и не так холодно. Смотри, весь лед уже растаял, и вода теплая, только ветер жжет. Петрас шагнул к люку моторного отсека и замер, подняв лицо к небу. Где-то над облаками промчался реактивный самолет. Скоро рев турбин поглотили голоса шторма. Петрас вернулся к дверям рубки, распахнул двери: - Самолет! Старшина, самолет над нами пролетел! Асхатов крикнул: - Горшков, иди постой на руле! Старшина и моторист долго стояли возле рубки, задрав голову к небу. Наконец Асхатов сказал: - Правильно ищут. Теперь, как тучи разгонит, они снова появятся... Не пора ли перекусить? - Хорошая мысль, Ришат. В трюме лежат консервы, тушенка, сгущенное молоко, - проглотил слюну Петрас. - Это потом. На первый случай в кубрике есть колбаса, хлеб и сыр в рундуке. - Сейчас приволоку! Старшина вернулся в рубку. Стал рядом с Горшковым. Посмотрел на его сосредоточенное красивое лицо, на сильные руки, сжимающие рулевое колесо. Мысленно одобрил: "Правильно держишься, Алексей". Горшков спросил: - Ну как там? - Пролетел. Где ему нас заметить в такую хмарь. Курс поиска они верный взяли. Теперь, как совсем развиднеется, еще пришлют машину. Думаю, нас эсминец догонит. Должен нас найти эсминец. Да и не один, наверное, уже вышел за нами. Ты как, Алексей, насчет еды? - Еды? - Горшков почувствовал голодную спазму в желудке. - Как-то до этого не думал, а надо бы. Да есть ли у нас что? - Найдется. У меня там в каюте колбаса, сыр и буханка хлеба. Сейчас Петрас доставит. - Мне шибко пить хочется. - Будет и вода. Водяной запас у нас в норме. Вчера слить бак хотел. Ведь на зиму становились. В рубку ударил мокрый ветер. Вошедший Петрас протянул сетку с продуктами, чайник с водой. Старшина пригласил: - Заходи, похарчим вместе. - И то дело. Хотя я себе оставил. У вас тут хорошо, светло, удобства, как на прогулочной яхте. - Закрой двери плотней. Ты вот посмеиваешься, а не каждая океанская яхта такой шторм выдержит. Сейчас что - и волна поменьше стала, и ветер не такой, что ночью налетел. Кусай и ты, Алексей, со штурвалом и одной рукой управишься. Колбаса краковская, ребята, купил вчера в ларьке, а сам подумал: зачем столько на один ужин, - пригодилось, оказывается. Жалко, чайку сейчас нельзя разогреть, на камбузе - все летит. Да ничего, холодная вода, говорят, полезней... Хорошее настроение старшины Асхатова передалось и его маленькой команде. Петрас стал рассказывать, как мальчишкой попал в первый сильный шторм на Балтике. - Мне было тогда семь лет, только первый класс окончил. Отец с дедом в награду за хорошие отметки взяли меня на путину. Погода стояла тихая, теплая. Салака хорошо ловилась. А тут вдруг со стороны Швеции налетел ветер. Волну развело, конечно, не такую, как сейчас, да мне тогда казалось, что выше и страшней ничего не бывает. Дед мой стоял на руле, с потухшей трубкой в зубах. Шли мы на моторном баркасе. Отец находился в машине, старший брат с дядей отливали воду черпаками, только я один без дела оказался и ждал, когда нас совсем зальет волной или перевернет вверх дном. Дед мне головой кивает, улыбается: ничего, дескать, малыш, все это пустяки, а мне все хуже и хуже делается. Тогда дед говорит: "Бери ведро и выливай воду". Схватился я за ведро, зачерпнул в него воды со дна баркаса, стал выливать за борт, да ветер вырвал из рук ведро и утопил. Вот, думаю, влетит мне теперь за новое ведро. А дед смеется и кричит: "Бери котелок!" С котелком дело лучше пошло, и страх мой тоже как ветром унесло. После шторма дедушка мне сказал: "Море бывает часто злое, да бояться его не надо рыбаку. Шторм, внук, - это самая обычная рыбацкая погода". - Вот и у нас обычная, - сказал старшина, и все дружно засмеялись. Старшина и моторист закурили. Горшков продолжал стоять на руле. После завтрака ему нестерпимо захотелось спать. Алексей прикрыл веки, и ему показалось, что их суденышко как настеганное понеслось в мглистую даль. Вздрогнув, он прогнал дремоту и стал вспоминать, как они с Авижусом сооружали второй якорь, как ветер вырывал из рук брезент и чуть не столкнул его за борт. "Нет, я, пожалуй, правильно вел себя, - думал он, погружаясь снова в чуткую дремоту. - Петрас тоже человек правильный... Ишь как ровно идет наша старушка, и все из-за якоря. Другие, пожалуй, не смогли бы поставить якорь... Нет, спать нельзя. Я на вахте..." - КР-16! Слушайте меня, КР-16! Вам на помощь выходит эсминец, вылетели самолеты. Скоро они вас разыщут. Держитесь, ребята! Все вам шлют привет... - Опять Крутиков заступил, - сказал старшина. - Ну вот видишь - и порядок, все уже позади. Совсем развиднелось. Скоро они нас обнаружат. - Асхатов выключил станцию. - Нечего зря энергию транжирить. Еще может пригодиться. Будем включать раз в четверть часа. Сколько, Алексей, на твоих? - Восемь. Оказывается, они не останавливались. - Ровно? - Две минуты девятого. - Ставьте, друзья, на пять девятого. - Старшина гордился точностью хода своих часов с механической подводкой, календарем, водонепроницаемых, антиударных, со шкалой поясного времени. - Мои часы, Петрас и Алеха, можно положить под колпак в институте имени Штернберга в Москве, и по ним отзванивать время для всей планеты. Вот какие это часы. Я за них отдал полторы сотни матросу с "Керчи" и еще в придачу шикарную раковину. Лейтенант Кораблев давал мне две с половиной, да не уговорил. Часы эти швейцарской фирмы, вот тут написано какой, только очень мелко. Гарантия на двадцать лет. Вот что это за механизм! Экстра! Супер! Прима! Дай-ка, Петрас, чайник, глотну еще чуток. КУРС НА ГОНОЛУЛУ Томас Кейри повернул ручку двери, нажал на нее и едва не свалился на пол прихожей каюты. Торопливо закрыл дверь. Сразу его обступили тишина, покой. Пахло кожей и дорогим табаком. От следующего помещения прихожую отделяла темная ткань портьеры. Репортер стоял, упершись спиной в дверь. В глазах у него плыли желтые круги, ноги подкашивались. - Поверните ключ, мистер Кейри, - услышал он знакомый спокойный голос и увидел профессора Гордона. Тот стоял, откинув портьеру, в белой рубашке, приземистый, широкоплечий, на темном лице выделялась серебристая бородка, какую носили шкипера парусников в прошлом веке, зубы его сверкали в улыбке. Казалось, он ничуть не удивлялся тому, что репортер тоже отправился в плавание на "Глории". - Наконец-то! Проходите, мой друг. Прошу вас. Я никак не ожидал, что на судне могут быть такие большие и удобные комнаты. Целая квартира. Вот это, по всей видимости, гостиная, влево - спальня, направо - ванная и все прочее. Садитесь, мистер Кейри. Я сейчас дам вам что-нибудь выпить. Здесь предусмотрен бар с целой батареей бутылок. Смотрите, как все ловко вделано в стенку. Я бы ни за что не нашел этого тайника, если бы не любезный молодой человек в черном. - Профессор откинул крышку бара. Заискрились бутылки, хрусталь. - Вам виски, коньяку? Здесь пропасть всего - водка, кальвадос, плиска, ром, херес. - Безразлично. Что угодно. Да, мне надо немного промочить горло. - И я за компанию. Мой любимый напиток - херес. Здесь же его две бутылки, одна из Калифорнии, другая, если верить этикетке, испанская. - Он налил в хрустальные рюмки, подал гостю, сидевшему в мягком кресле. - За продолжение нашего знакомства, мистер Кейри, и за дальнейшее развитие событий. Прекрасный напиток! Первоклассный! Испанский херес! Здесь все первоклассное. Не правда ли, мистер Кейри? Репортер окинул взглядом просторное помещение, отделанное красным деревом, вишневый ковер на полу, овальный полированный стол, в котором, как в зеркале, отражался голубоватый потолок, и ответил терпеливо ожидавшему хозяину: - Да, у вас здесь очень хорошо. - Прислушался: он все еще не верил, что избавился от преследовавших его людей, одетых матросами. Плотная дверь не пропускала звуков из коридора. Ритмично вздрагивал корпус судна. Ветер трепал занавески на опущенном окне. Пахло терпким запахом моря. Вино приятно туманило голову, горячими ручейками растекалось в груди. Профессор, подмигнув, налил еще, сказав при этом: - Выпьем за хорошее настроение. Для полного осознания благ жизни многим так его не хватает. Томас Кейри сказал, рассматривая топазовое вино на свет: - Охотно поддерживаю ваш тост, хотя мне будет нелегко обрести душевное равновесие после всего случившегося со мной. За последние сутки два раза покушались на мою жизнь, сейчас меня разыскивают по всему судну, с тем чтобы ссадить на лоцманский катер. - Репортер выпил всю рюмку и, улыбаясь, спросил: - Вы и сейчас найдете, что мои злоключения не выходят за рамки сценария пьесы? - О да! Сюжет развивается по-шекспировски стремительно. События полны драматизма. Неужели и здесь, на судне, с вами пытались разделаться? Когда? Где? Томас Кейри рассказал все, что с ним приключилось недавно. Выслушав, профессор энергично потер руки, прошелся по вишневому ковру от окна к дивану, вернулся к столу и сказал: - Все идет прекрасно, мистер Кейри