еперь одного из них знаем в лицо. Вы сообщили об этом лейтенанту? - Нет еще. Лоджо готовится к приходу в Гонолулу. Я не смог его увидеть: он находился у старпома. - Надо обязательно вам встретиться до прихода в Гонолулу: он поможет найти его каюту, выяснить, под чьим именем он едет, а также установить наблюдение за ним и его сообщником. - Иду, Стэн. - Постойте! Как он одет? Может, я его встречу. - Костюм из темно-голубой шерстяной ткани, синяя рубашка, красный галстук. - Какой яркий портрет вы нарисовали, Том! Я вижу его. Пабло Родригес! Наемный убийца! Совсем законченная роль! Томас Кейри ушел, а мистер Гордон остался сидеть возле недопитого стакана с ананасовым соком. Мысленно он занес уже двух мафиози в список действующих лиц назревающей драмы, но с уходом Томаса Кейри у него возникли сомнения: "Что, если это обыкновенные воры?.." Эдуардо Антиноми занимал каюту более высокого класса, нежели мистер Гордон. К просторному салону примыкали спальня и кабинет. Стены покрывали штофные обои под шелк, палубу устилали пестрые ковры с высоким ворсом, во всех помещениях висели поддельные под старых мастеров картины, дорогие с виду гардины и шторы придавали всей этой броской роскоши композиционную завершенность. Посреди салона за круглым полированным столом шла азартная игра в "железную дорогу". Играли трое: хозяин каюты, Малютка Банни и банкомет отец Патрик, сутана которого валялась на ковре. Он был в синея элегантной сорочке с широкими рукавами, на манжетах блестели золотые запонки. Без сутаны миссионер утратил обычную елейность, лицо его стало жестче, глазки хищно поблескивали. Сбросив сутану, он сменил и имя: к нему обращались, называя его по имени - Клем. - Ну, Малютка, давай. Сейчас тебе повезет, - сказал банкомет, подмигивая Антиноми. - Раз повезет, то ва-банк! - Здесь три двести! - Хоть десять! Играть так играть. К тому же если должно повезти. Взяв две карты, Малютка Банни задумался, посмотрел на непроницаемое лицо Антиноми, словно ища у него совета, заглянул в колючие глазки Клема и молниеносным движением накрыл своей лапищей его руку с колодой и вывернул ее. Девятка треф сползла с колоды и почти скрылась в манжете сорочки. - Ты что, Банни? - спросил Клем испуганно. - Видишь, карты соскользнули. Руку вывихнешь, дьявол! - Тебе бы ее оторвать и собакам бросить! Эдуардо, что ты скажешь на такие штучки этого святоши? Лицо Антиноми словно окаменело. - Что ты на это скажешь, Эдуардо? Антиноми молча пожал плечами, следовало понимать так: "Что здесь можно еще сказать?" Банни отшвырнул руку банкомета с такой силой, что Клем чуть не вылетел из кресла, а карты посыпались на ковер. Антиноми встал, обошел стол, остановился у кресла, где сидел незадачливый шулер, и закатил ему две увесистые пощечины. Малютка Банни засмеялся, сгребая деньги: - Так его, так, Эдуардо, хотя стоило врезать на всю катушку, чтобы он вынес свои зубы в Гонолулу в тряпочке! Молись своим святым, Клем, что я сегодня добрый. Как ангел, такой я сегодня добрый, не то бы... Да ладно, хватит с тебя пока и пары оплеух. - Рассовав деньги по карманам, встал. - Я пошел, ребята. А ты, Клем, брось эти штучки. Учись у Эдуардо. Тот мечет, как бог! Комар носу не подточит. Учись на досуге, а с нами играй начистоту - что бог даст. Не то... - Выпьем, - предложил Эдуардо. - Это можно. Эдуардо проронил: - Клем! - И тот кинулся к бару, стал расставлять бутылки, сифон, стаканы. Выпили. Антиноми предложил: - Давай еще сыграем? - Ну уж нет. Никогда. Лучше пожертвовать на проповеди язычникам, не так ли, Клем? Пойду пялить глаза на море и девочек. До чего есть... просто так бы и слопал. Ну я пошел, ребята. Живите дружно, любите друг друга. Когда за ним закрылась дверь, Клем-Патрик крикнул: - Свинья! Ты еще мне попадешься! Тогда... - Замолчи! - остановил Антиноми. - Сядь и слушай, подонок паршивый! - Эдуардо! - Ты позоришь меня, Клем. Тебе сказано было - играть чисто. Сказано? - Да... Но... - Кого вздумал провести! Я наблюдал за тобой. Так не играют даже с заезжими ковбоями. Идиот! Не смог как следует передернуть! - Ты понимаешь, Эдуардо, у меня палец. - Он показал слегка распухший палец. - Твоя проклятая Сигма тяпнула. Вот кого надо вместе с этим Банни списать за борт. Для чего тебе эта тварь? - Палец? Все равно не надо было передергивать. Передал бы мне банк. Теперь мы раскололись и потеряли шесть тысяч! А Сигма мне нужна для престижа. Не так уж много едет здесь с собаками. Нам необходим престиж. Понял? - К дьяволу твой престиж! - Клем потряс больным пальцем. - Вдруг она бешеная? - Сбесишься - пристрелю, и дело с концом. - Тебе хорошо давать оплеухи... - Я поддал тихонько. Сам знаешь - надо было. Не то бы сам Банни треснул, да так, что на самом деле зубы тебе пришлось бы собирать в тряпочку. - Надо так надо, я не в обиде, Эдуардо. Сказано - если ударят тебя по правой щеке, подставь левую... - Вот, вот, этим больше занимайся, пускай елейные слюни, заводи знакомства, выискивай, кто с деньгами, а я уж оформлю все остальное. Не забывай и о главном, для чего нас сюда послали. - А я толком и не знаю. Наблюдать за негром, репортером и девчонкой? Ну мы наблюдаем. Не приходилось нам с тобой заниматься такой деликатной работой, Эдуардо. Что-то здесь не то. Я и так и этак шевелю мозгами и не могу ничего придумать. Даже в тоску впал, Эдуардо. Когда знаешь, какие пакости предстоит совершить, как-то легче становится на душе. - Ну это я тебе гарантирую. - Пакости? - На чей взгляд, Клем. Для меня это профессиональное дело. - Разве это пакость - охранять дочку миллионера Чевера? Что ты на меня так смотришь, прямо мороз по коже! Не смотри на меня так, Эдуардо! У тебя что-то другое на этот счет? - Ты, как всегда, догадлив, Клем. В день отплытия Минотти приказал мне все завершить в Гонолулу. - На слове "все" Антиноми сделал ударение и пальцем выразительно провел по воздуху. - Дальше никто на этом корыте не уедет. - Боже! И это должны сработать мы, Эдуардо? - с испугом прошептал Клем. - Ну конечно нет! Я, как тебе известно, только продюсер, вернее, режиссер. Исполнители - два парня Минотти. Они знают о деле только в общих чертах. Один из них - небезызвестный тебе Красавчик Фрэнк, другой идет под кличкой Бледный Дик или Мадонна. Они сейчас явятся. Надевай свой маскировочный халат! - И ничего не говорил мне, Эдуардо? - Живо одевайся! Клем поднял с ковра сутану, надел, повертелся перед зеркалом и, словно по волшебству, превратился в смиренного служителя церкви. Без звонка в каюту вошли два молодых человека: Красавчик Фрэнк и бледнолицый, с тонкими чертами лица Дик-Мадонна. Оба в легких серых костюмах и настоящих панамах. Бледнолицый, увидев священника, смиренно склонил голову и подошел под благословение. Отец Патрик воздел глаза к потолку и зашептал что-то на варварской латыни, перекрестил и сунул руку для поцелуя. Красавчик Фрэнк захохотал, кивая на приятеля: - Дик перед любым делом принимает пасторское благословение! - Хлопнул отца Патрика по спине: - Здорово у тебя получается, прямо патер что надо! После рейса поклонись шефу, он тебя, чего доброго, сделает кардиналом! - Я не прочь нести слово господне хоть в преисподнюю. Антиноми сказал: - Садитесь, джентльмены. Святой отец, поставь еще стакан и расплесни. За встречу! - поднял стакан Антиноми. Все выпили. Красавчик Фрэнк сказал, оглядывая салон: - Неплохо устроились. Мы тащимся во втором классе. Хотя тоже ничего. Но у вас получше. Ну, выкладывай, шеф, что там у тебя? Антиноми сказал: - Надо закруглять операцию. У нас осталось полных двое суток. Третьи - в резерве. За это время вы организуйте приличный "несчастный случай" с тремя клиентами. Работа, надеюсь, знакомая? Молодые люди понимающе переглянулись, бледнолицый усмехнулся. - Сделаем, шеф, - сказал Красавчик Фрэнк. - У нас здесь есть кое-какие связи. Ну а если сорвется? - Тогда придется сработать иначе. Думаю, вы едете не с пустыми руками? Теперь оба молодых человека самодовольно улыбнулись. Красавчик сказал: - Есть кое-что. Не хотел бы я находиться на их месте. - Вот и прекрасно. У входной двери послышался звонок. Молодые люди невольно сунули было руки за борт пиджаков, Антиноми повел глазами - и руки опустились. Вошел стюард, толстый, с дряблыми щеками. - Извините, джентльмены. Через час Гонолулу. Хороший город, джентльмены. Будем до вечера стоять на рейде. Сообщение с городом все время - катерами, паромами, специальными судами на подводных крыльях. Для вас отведен третий трап, джентльмены. Все справки в вестибюле у дежурного администратора. - Он все время улыбался. Тряхнув щеками, ушел. Напевая, Джейн укладывала вещи в большой кожаный чемодан, ей помогала мисс Брук, стройная черноглазая девушка, лет на пять старше Джейн, во всех ее движениях чувствовалась уверенность, энергия. Она одобрительно поглядывала на подругу. Джейн улыбнулась: - Боже! Как я счастлива, Лиз! Мне кажется, что мы давно-давно едем на этом чудесном судне, будто никогда не было ничего плохого, только однажды приснился дурной сон. - Так оно и есть, Джейн! - Казалось, всему конец, и вдруг все волшебно переменилось. И только благодаря папе, Лиз! Он скрасил мою поездку, будто случайно устроив так, что здесь очутился Том. Мне стыдно, Лиз, когда я вспоминаю, как была несправедлива к нему. Иногда казалось, что он совершенно чужой мне человек - так он бывал несправедлив, черств, даже жесток. Может, потому, что мама не любила его, я это понимала. Слышала не однажды их ссоры. Отец бывал так груб и резок с мамой... Мне было трудно судить, кто из них прав. - Ты и не суди, Джейн. Это веселенькое платье я положу сверху. Джейн стояла задумавшись, держа в опущенной руке индийскую шаль. - Я никогда не говорила тебе, Лиз, о последнем разговоре с мамой? - Нет, милая. - Лиз оперлась на чемодан и замерла в ожидании. - Мама тогда уезжала в Лос-Анджелес. Опять разговор зашел об отце. Она сказала: "Ты уже большая и должна знать всю правду, с ней тебе жить. Я должна сообщить тебе очень важное. Сейчас я спешу. Возвращусь - тогда..." Она больше не вернулась. С ней погиб и мистер Бейли, которого я очень любила... Лиз! Ты давно знаешь нашу семью, может быть, ты подтвердишь мою догадку? Может, мама хотела сказать об отце, о моем настоящем отце? - Ах, Джейн, некстати ты завела такой разговор сегодня, в канун своей свадьбы! Тогда многое болтали о твоих родителях и о мистере Бейли. Твоя мать любила Бейли. Он был удивительным человеком - красивым, любезным, щедрым. Мы, девчонки, все были от него без ума. И говорили, что... Ах, Джейн, зачем ты сегодня начала этот разговор? - Что я - дочь Бейли? Лиз! - Сплетни, Джейн! Чистые сплетни. Нет никаких доказательств. Только злые языки. Ну успокойся, девочка. Вернемся, может быть, удастся кое-что разузнать, хотя стоит ли? - Необходимо, Лиз! Человек должен знать, кто его мать и отец. Ведь он несет в себе их гены и передает своим детям. Люди без роду без племени несчастны, а я не хочу быть несчастной, Лиз. - Ты счастливица, Джейн! Ну успокойся, девочка! Я бы на твоем месте нисколько не беспокоилась. Зависть и интриги делают жизнь содержательнее. Я вот иногда размечтаюсь и представляю себе, что в одно ясное утро ко мне приходит старый, даже дряхлый, адвокат и говорит: наконец-то я вас разыскал, мисс Брук. Должен сообщить вам, что ваш старый дядя, лорд Честерфилд, скончался месяц назад и завещал вам замок в Корнуэлле и миллион фунтов наличными! - Она обняла Джейн, и они весело закружились по салону. НОВЫЙ ДРЕЙФ - Только вот маневренность у нас не ахти и скорость черепашья, да и то ладно, до чертиков надоел тот плавучий якорь, - говорил старшина, присев у раскрытых дверей рубки. За штурвалом стоял Петрас. - Хорошо слушается руля? - спросил Асхатов, подмигивая Горшкову, который вытаскивал леску, волочившуюся за кормой. - Слушается, - бодро ответил Петрас. - Мы правильно поставили парус - катер не рыскает, идет ровно и не берет волну на палубу. - Чего ему ее брать? КР-16 свое дело знает. Ну, Петрас, так держать, а я повожусь еще с нашей рацией. Вот подсуропили средство связи, ругаю себя, что летом еще не заменил, понадеялся с такой станцией навигацию добить! Петрас проронил: - На море все должно быть в отличном состоянии, море не суша, хотя и там на худой телеге не поедешь. Старшина густо покраснел, крякнул, но укор принял мужественно. Прокопавшись около часа с передатчиком, он завинтил крышку футляра и сказал мрачно: - Все! Лампа села окончательно. Вот какие получились пироги подгорелые! А база все нас ищет, - вздохнул старшина. Он снова присел на палубе перед рубкой. К нему подошел Горшков. - Наживы доброй нет. Поэтому, наверное, никакая рыба не клюет. - Надо, чтобы клюнула, Алексей. Пусть Петрас этим вплотную займется. Он - старый рыбак. Подмени-ка его. Консервы у нас на исходе. Вся надежда на рыбу. - И на планктон, - добавил Петрас, выходя из рубки. - Что-то аппетита у меня нет на твой планктон, - хмыкнул Асхатов, - да пробуй, пробуй. Ну-ка, вытягивай свой сачок. Посмотрим, что в него заловил. Петрас вытащил небольшой конус, свернутый из медной сетки. - Ну как, есть хоть что-нибудь? - спросил старшина, заглядывая в сачок. - Есть. - И правда! Слышь-ка, Алеша! Петрас выловил с пригоршню какой-то живности. Что-то вроде креветок и слизи. - Это и есть планктон, - с гордостью сказал Петрас. - Теперь мы не пропадем. - А как же его есть - так, живьем? - спросил Асхатов. - Можно и живьем, а лучше варить. Будем добавлять в консервы. - У нас есть примусы, - сказал старшина. - Даже печка. Кончится керосин, можем жечь настил из трюма, а вот у доктора Бомбара ничего этого не было, питался он одной сырой рыбой и планктоном. Даже воды не было. Что я говорил? Не пропадем, ребята. Выкладывай свой улов, Петрас, и закидывай снова. Петрас вытряс в котелок крохотных вислоногих рачков и несколько довольно крупных ярко-красных калянусов. - Теперь у нас будет и нажива, - сказал Петрас, любуясь уловом, - на калянусов любая рыба берет. Но рыба упорно не хотела брать: или ее не было на пути катера, или она находилась где-то в глубине. Зато планктона за сутки вылавливали почти полный котелок. Из рачков получался вкусный, питательный суп, и сами вареные рачки шли на второе. Последние три банки консервов старшина положил, как он сказал, в "железный НЗ", на случай шторма, когда нельзя будет выцеживать из океана планктон. Как и предполагал старшина, КР-16 шел со скоростью двух-трех миль. Ветер упорно дул с северо-запада или с севера, все дальше и дальше унося катер в просторы Тихого океана. Выдался теплый день. Ветер то стихал совсем, то дул, меняя направление. Над океаном стоял редкий, похожий на кисею туман, закрывая горизонт. Парус то вспухал на мачте, то безжизненно обвисал. Старшина включил приемник и, стоя на палубе, ждал сигналов точного времени, поглядывая на оранжевый диск солнца. Когда умолк последний сигнал, старшина победно посмотрел на Горшкова, стоявшего за штурвалом, и на Петраса, сидевшего на палубе и точившего напильником рыболовные крючки. - Точно! Ну, может, секунды на полторы бегут, не больше, да и то вряд ли. Будь у нас секстант, определились бы по солнышку. Все же и так ясно, что вынесло нас далеко к югу. Солнце с каждым днем заметно поднимается над горизонтом, особенно движение к югу заметно по Полярной звезде. Я полагаю, что мы где-то около тридцати градусов северной широты. Если ветер не изменится, то при скорости четыре-пять узлов через месяц будем на широте Гавайских островов. Ничего, ребята, не мы первые так плывем, и до нас ходили под парусами, без секстантов и хронометров, - и ничего, земли открывали и домой возвращались. Горшков! - Есть, Горшков! - Пометь время в вахтенном журнале: двенадцать часов пять минут. И еще запиши, как всегда, состояние моря и направление ветра... Нет, погоди, я сам. Тебе штурвал бросать нельзя: ветерок потянул. Положи немного право на борт. Не забывай, что наша задача - двигаться на запад. К дому поближе. Так держать! - Есть, так держать! - Здорово стоит наша мачта, хотя главное напряжение выдерживает бегучий такелаж. - Товарищ старшина! - Слушаю! - Так вы считаете, что на Гавайи мы так и не попадем? - Не должны. Даже если бы старались держать на восток. Вот сейчас мы идем почти на запад, по-моему, к южным японским островам. Южнее ветер должен измениться, там начнет работу пассат северо-восточный - и погонит на юго-запад. Но надо учитывать и течение. Куда мы попадем - не скажу, но ручаюсь, что если не встретим судно, то какой-нибудь земли достигнем. Раз движитель у нас появился и работает исправно, то и океан преодолеем, тем более что он, то есть океан, нас и харчами стал снабжать. Пока планктоном, а там, глядишь, Петрас, потомственный рыбак, и рыбу приноровится ловить. Тогда совсем у нас начнется не жизнь, а масленица. Петрас сказал: - Думаю, рыба будет. На эту снасть обязательно зацепим. Он высоко поднял крючки, связанные в форме якоря, и неожиданно изменился в лице, прошептал: - Слышите? Издалека донесся низкий звук, похожий на рев усталого зверя. Встречным курсом шло судно. - Петрас! Бей в рынду! - заорал старшина. Несмотря на отчаянный трезвон, поднятый Петрасом, огромное судно, по очертаниям танкер, прошло метрах в ста от катера, не снизив даже скорости. Когда замер вдали рев туманной сирены, старшина сказал: - Картина, друзья, ясная. На танкере нас, конечно, услышали, да подумали, что мы просто боимся столкновения, ну а что у нас такой такелаж, наверное, и не разглядели. Не вешать головы! Ну пронесло мимо нас этот танкер. Другие встретятся - и сухогрузы, и лайнеры. Да вот в чем вопрос... - Старшина помолчал. - Вот в чем вопрос, друзья. Я много думал о том, как нам держаться, если встретим судно не наше, а чужое. Если наше, советское, то катер могут взять на буксир или поставить на палубу. Ну а если судно другой страны, то спасение нашей скорлупки им ничего не сулит, кроме задержки рейса. А скорость - это валюта. Нас возьмут на борт, а катер бросят на произвол судьбы. Так что, товарищи, я решил не покидать наш корабль, пока не достигнем какой-нибудь гавани. Ну если нас возьмут на буксир, то тоже останемся на катере. Вы только посмотрите, какой красавец наш КР-16, какой мореходец, да такого корабля больше и на свете нет! Жестокую бурю выдержал - и вот, пожалуйста, бежит себе под парусом. К тому же и по долгу службы, по присяге мы не имеем права бросать вполне боеспособный корабль. Теперь слушаю вас, ваше мнение. Все же положение наше, по правде сказать, сложное, и, может, я не то говорю, что-то перегибаю. Давайте проведем корабельный совет. Чтобы потом ни у кого не было... ну, сомнений... или, лучше сказать, чтобы все поняли, как надо себя вести, что бы ни случилось. Я, кажется, говорю не совсем складно, но, думаю, смысл моих слов вам понятен: не бросать корабль, а всеми силами бороться и за его и за свое спасение. У меня все. Говори ты, Алексей Горшков, как самый младший, тебе после меня первое слово. - Да что тут говорить! Я согласен, товарищ старшина, что катер свой мы бросить не можем. Просто нельзя этого делать. Будет трусость и позор. Перенесли ураган, выстояли - и вдруг бросаем при хорошей погоде и при... нормальной, почти нормальной еде. Я говорю правду, что как нахлебаюсь этого супа из рачков, то долго есть не хочется, только пить тянет. И тем более, что скоро Петрас рыбу начнет вытаскивать со дна океана. Правда, Петрас? - Не смейся, Алеша. Рыба будет. - Вы что-то уходите от темы нашего совета. О рыбе другой разговор. Так, Алеха, ты согласен с моими доводами? Теперь ты, Петрас. Говори все, что думаешь. Петрас Авижус улыбнулся: - Дело ясное, старшина. Ты похож на моего дедушку, а он говорил всегда правильно. - Ну спасибо, ребята! Я так и знал. С этим вопросом мы покончили раз и навсегда. Хотя его, по-вашему, и ставить было незачем? - Пожалуй, - сказал Петрас, любуясь блестящими крючками. - Почему же? - сказал Горшков. - Мы за все время еще ни одного собрания не проводили. - Не ехидничай, Алексей, собрания тоже нужны. Еще наши предки все важные вопросы решали на вече... Как будто туман расходится, - продолжал старшина, немного помолчав. - Нам ни к чему этот туман. Особенно когда мы оказались на судоходных дорогах. Теперь только успевай замечать встречные суда. Ему никто не ответил. Петрас был занят своей снастью, Горшков мечтательно смотрел на золотистое марево над водой и вспоминал свое недавнее, теперь казалось, такое беспечное житье. Как они все лето плавали вдоль цепочки островов, возвращались на базу, мылись в бане, ходили в кино, резались в "козла", ловили рыбу или ходили по ягоды на марь - синюю от голубицы. Потом вспомнилась ему Варя, с которой он дружил до призыва и помнил о ней до сих пор. Варя жила во Владивостоке на Второй речке, училась на водителя троллейбуса. Была очень самостоятельной и, как Горшкову казалось, относилась к нему снисходительно, попросту - терпела возле себя, а сама думала о высоком тощем парне - механике троллейбусного парка, с которым иногда ходила в кино. Петрас подошел к рынде, ударил в нее, чистый звон меди напомнил Горшкову о последнем выступлении на ринге в клубе моряков. Противник, Игорь Бочаров, широкогрудый, с короткой шеей и чугунными кулаками, дрался расчетливо, зло. Горшков проиграл по очкам. В зале находилась Варя. Когда они пошли домой, она сказала: - Я все боялась, Леша, что он тебя убьет. - Потом спросила: - Очень больно? - Ну что ты, привычка... - Хороша привычка! В другой раз нос свернут или глаз выбьют. Вот тогда узнаешь. - И Варя прижалась к его локтю. Как давно это было! И что сейчас с Варей? Может, узнала, что он пропал без вести, и со спокойной совестью вышла замуж за того тощего парня... Невеселые мысли Горшкова прервал старшина: - Возьми правее, видишь, парус полощет! Так держать! - Есть, так держать! - Ты что-то размечтался на вахте, Алексей! - Да нет, я тоже только хотел взять вправо, а тут вы... - Ну ничего. Погода сегодня такая мечтательная, как во Владивостоке в конце мая. Вот такой же стоит легкий, розовый туман, и тихо и тепло, а впереди целое лето... А сейчас у нас впереди целая жизнь, может, этот эпизод останется самым интересным в ней. Ведь не с каждым вот такое случалось и все так счастливо кончалось. - Но пока с харчами туго, питаемся одним планктоном, - вздохнул Горшков. - Будет и рыба, - авторитетно заявил Петрас. - Когда, интересно, будет? - не поверил Алексей. - Да хоть сейчас! - Слышали, товарищ старшина? Сейчас, говорит! Ну, Петрас, ты, брат, даешь! - Пусть закидывает, - сказал старшина Асхатов. - Можно попробовать, но для этого надо лечь в дрейф. Леска должна опуститься метров до трехсот, а может, еще глубже, на сколько ее хватит. - На такую глубину? - изумился Горшков. - Так ловят в открытом море. Ведь холодная тяжелая вода полярных морей опускается в нижние горизонты и течет к экватору, а в ней иногда остаются рыбьи косяки. - Нам бы хоть трески! - сказал Алексей Горшков. - Штук десять. Печенка у нее - объеденье... Старшина решительно махнул рукой: - Ложимся в дрейф. Попытаем счастья. Время у нас есть. Спешить нам пока не известно куда. БУКЕТ ОРХИДЕЙ Томас Кейри открыл глаза и увидел лицо спящей рядом жены. Сквозь шторы, слегка колеблемые ветром, сочился густой темно-зеленый свет, окрашивая все в спальне в зеленоватые тона. Лицо Джейн приобрело нежно-салатовый оттенок, в уголках ее губ застыла улыбка. Особенный, ни с чем не сравнимый аромат наполнял спальню. "Орхидеи", - вспомнил Томас Кейри. Вчера натащили массу орхидей, букеты стоят и в кабинете и в гостиной. Не от них ли слегка побаливает голова? Кинув взгляд на спящую Джейн, потом на голубые цифры электронных часов - они показывали десять тридцать, - Кейри пошел в ванную комнату. Как и вчера, его поразили размеры ванной. Он с удивлением подумал, что вся его квартирка в Окленде была меньше по площади. По стенам стояли две ванны в виде огромных перламутровых раковин; одну из стен занимало зеркало с сероватым оттенком, свойственным изделиям венецианских мастеров. Стены украшали керамические панно: обнаженные женщины Гавайских островов на берегу океана и скользящие на досках по волнам прибоя. На полу цветная мозаика: гавайцы встречают капитана Кука. Здесь находился станок для гимнастических упражнений, машина для массажа, фен и еще какие-то непонятные Томасу приборы и аппараты. По бокам туалетного столика из малахита - полки с множеством флаконов из стекла и пластмассы, бритвы, щетки, гребни - словом, здесь было все, что, по мнению архитекторов, дизайнеров и декораторов, необходимо богатому человеку для услады тела и глаз в утренние и вечерние часы. Он наскоро принял душ, побрился, сбрызнул лицо дорогим одеколоном и быстро вышел, думая, что одни сутки пребывания в таких апартаментах стоят его двухнедельной зарплаты и, как ни богата Джейн, следовало все же разместиться в гостинице поскромнее. Войдя в спальню и взглянув на жену, он уже забыл о ненужной роскоши ванной комнаты и о бешеной стоимости номера, сейчас он думал только о Джейн и, боясь разбудить ее, откинул штору и вышел на балкон. Нестерпимо сверкала бирюзовая бухта, вспыхивало снежно-белое пламя на рифах, сверкал пляж Ваикики, пустынный в этот ранний час - только несколько голых ребятишек бегали по песку и плескались у берега, сверкали стены и крыши домов, слепила голубизна безоблачного неба. Прищурясь, Томас Кейри перебирал в памяти события вчерашнего дня. Джейн решила в один день обвенчаться в церкви и зарегистрироваться в мэрии. Надо было обо всем договориться. Купить обручальные кольца. На подарок невесте у него не было ни цента. Выручил мистер Гордон. Томас купил новое ожерелье, теперь из раковинок каури, и еще, к удивлению мистера Гордона, доску для катания на волнах прибоя. Джейн пришла в восторг от подарков. И мистер Гордон, и добровольно подключившийся отец Патрик принимали горячее участие в свадебных церемониях. Отец Патрик разыскал маленький уютный католический храм, посвященный святому Августину. Мистер Гордон сопровождал Джейн и мисс Брук в поездках по магазинам. Только к шести часам молодожены вернулись из мэрии, их пришел поздравить капитан "Глории" Смит и целый сонм его помощников по судоводительской и административной службам. Вспоминая вчерашний день, Томас Кейри находил, что он по трудности и нервному напряжению едва ли уступает дню отплытия. Прошел и этот день, прошла и свадебная ночь, а теперь ему предстоит самое тяжелое объяснение в жизни. "Не примет ли Джейн меня за клеветника, даже сумасшедшего? Почему я не решился рассказать ей все прежде? Боялся потерять ее? Жалкий трус! А вот теперь убивай ее". Придя к такому мрачному заключению, Томас Кейри улыбнулся, заслышав сонный голос жены: - Том, ты где, беглец? Ах, он без меня любуется городом и океаном! - Она подкралась, встала рядом, обняла мужа. - Вчера я ничего толком не могла разглядеть. Это что, вулкан Даймонд-Хед? - Да, Джейн. Потухший вулкан. - Я читала, что на острове Гавайи находится действующий вулкан Мауна Лоа. Как жаль, что у нас не будет времени съездить к нему. Сегодня отец Патрик устроит нам прогулку только на Даймонд-Хед. Неужели в его кратере разместились правительственные учреждения? - Как будто, Джейн. - Вот уж ни за что не стала бы там жить и работать! Ты еще не знаешь, какая я трусиха!.. Джейн ушла принимать ванну, а Томас Кейри вернулся в спальню, раздвинул шторы, прошел в кабинет, сел в кресло и задумался. На столе в тяжелой хрустальной вазе стояли орхидеи, их горьковатый аромат слегка кружил голову. Шутливое признание жены; "Ты еще не знаешь, какая я трусиха" - вселяло в него надежду: узнав о грозящей "Глории" опасности, она пожелает остаться на берегу. Но тут же подумал, что она испугается и за него. "Я должен ее убедить, что долг чести повелевает мне остаться на судне, попытаться спасти людей. Что она мне скажет на это? Как я еще ее мало знаю! А себя? Хватит ли у тебя, Том Кейри, сил оставить жену, чтобы рисковать, жертвовать жизнью за чужих людей? Что, по существу, мне все остальные пассажиры, в конце концов? Совесть моя чиста, я сделал все, что мог". Тут перед ним, как в кинокадре, мелькнула веснушчатая физиономия мальчонки Фреда, стоящего за креслом слепого старика, и он почувствовал, как лицо заливает густой румянец стыда. - Черт возьми! - воскликнул он, вскакивая и оглядывая декоративно-деловую обстановку кабинета. Эта комната для бездельников показалась ему вдруг крохотной, душной, захотелось выскочить из нее и бежать отсюда, схватив за руку Джейн. За завтраком они почти не разговаривали, только улыбались друг другу. Наконец прислуживающая им за столом японка разлила кофе по чашкам и, церемонно поклонившись, покатила из столовой трехэтажную тележку с посудой. Джейн сказала, немного смутившись: - Ну, милый Томас, выкладывай все, что так долго и неумело скрывал от меня. У нас еще больше часа. Я должна знать о тебе все, все, даже то, чего ты сам стыдишься. А вот я должна навсегда оставаться для тебя загадкой. Ну что за женщина без тайны, милый? - Она умолкла в ожидании. - Видишь ли, Джейн... - Только без вводных и междометий, говори коротко, как пишешь свои репортажи. Томас Кейри умоляюще посмотрел на жену: - Может, не стоит? Лучше потом, когда вернусь, когда все выяснится? - Подразумевается, что дальше ты плывешь один? Да? - Это был бы лучший выход для нас обоих. - Исключено, Том. Ты такой решительный... Что с тобой? Или ты боишься меня испугать, чем-то очень огорчить? - Да, Джейн. - Оставь опасения, Том. Я уже хлебнула в жизни горя. - Хорошо, только возьми себя в руки... Она слушала, не перебивая. Томас Кейри с болью и нежностью смотрел на ее вдруг побледневшее лицо. - ...Вот, Джейн, при каких обстоятельствах мы снова встретились с тобой, какой случай помог нам разобраться во лжи, опутавшей было нас, и привел в храм святого Августина на улице Ангела - и вот сюда. Теперь тебе понятно, почему я так долго оттягивал этот страшный разговор и почему хочу оставить тебя здесь? - Все, все так похоже на страшный характер отца, - прошептала она. - Все, чего я боялась, о чем страшилась подумать. Боже, Том! Но то, что ты сказал, бесконечно хуже! Я не могу ничему поверить! Неужели отец мог пойти на такое?.. Что его заставляет? Ненависть к маме, к ее памяти? Ко мне? За что? - Она закрыла лицо руками. Томас Кейри с испугом ждал, что она вот-вот разрыдается. Джейн отняла руки от лица. Глаза ее были сухи, черты лица построжели, будто за эти минуты она стала старше на несколько лет. - Благодарю, Том, милый, - сказала она очень тихо. - Я не ошиблась в тебе. Ты поступал правильно, как настоящий мужчина. Но сколько еще предстоит тебе испытаний! Нам обоим, Том! Я не оставлю тебя! Не сбегу на берег. Как ты мог подумать, что я смогу бросить тебя одного в такое время? Будем бороться вместе! И мы не одиноки, Том. С нами будут капитан Смит, мистер Гордон, моя верная Лиз... - Стоит ли ее посвящать? Вдруг у нее сдадут нервы? - Нет, она храбрая девушка и умеет хранить тайны. Хотя ей пока можно не говорить. С нами еще отец Патрик и его друг, с виду очень решительный мужчина... Позвонив, вбежала мисс Брук. Взглянув на молодоженов, она смутилась. "Уже поссорились", - подумала она. Джейн, поняв ее, успокоила: - Все в порядке, Лиз. Том рассказал мне очень грустную историю и сам расстроился. - Ну зачем же в такой день вспоминать о грустном? Давайте веселиться. У нас сегодня замечательная программа! Сейчас приедут мистер Гордон и отец Патрик. Да вот и они! Вошел один мистер Гордон, а за ним трое молодых людей в ливреях, с картонными ящиками. - Вчера я ничего не успел, вот только сегодня. - Профессор протянул Джейн рекламную брошюру японской фабрики фарфора. - Было только на тридцать две персоны. Чайный, - сказал он извиняющимся тоном. - Какая прелесть! - воскликнула Джейн, перелистывая брошюру. - Тридцать два - кажется, счастливое число! Мы вам очень благодарны, мистер Гордон, за все, за все! Смущенный, профессор только развел руками, поклонился и сел рядом с мисс Брук. - Мне удалось взять напрокат почти новый "понтиак". Я привык к этой марке. Мне кажется, это лучшая машина на свете. Вы не находите, Лиз? - Нет, профессор. У меня дома "тойота". А мечтаю завести "мерседес-бенц". - Вы только посидите за рулем "понтиака"... Вошел запыхавшийся отец Патрик. Смиренно поздоровался, благословил и поцеловал в голову Джейн. С тем же намерением направился к Томасу, запутался ногой в ворсе ковра и упал бы, но Томас подхватил его под мышки. Отец Патрик резко отбросил руки молодого человека: - Благодарю. Как вы неудачно схватили меня! Интимная подробность, извините, Джейн. У меня с левой стороны недостает нескольких ребер. Последствие моей миссионерской деятельности. Взамен хирурги поставили платиновые пластинки. Ничего, уже прошло. Позвольте, мой мальчик, благословить вас. Томас Кейри нахмурился: - Не расточайте, отец, благодать направо и налево. - У меня ее достаточно, - в тон ему ответил отец Патрик и подсел к Лиз. - Томас! - укоризненно шепнула Джейн. - Как можно... - Прости, невольно сорвалось, только кто ему дал право целовать тебя? - Ах, Том! Ну можно ли так ревновать к святому отцу? - Сомневаюсь в его святости, Джейн. - Он отвел ее к окну. - У него под сутаной пистолет. - Не может этого быть!.. - испуганно прошептала она. - Сам бы не поверил. Похоже, крупнокалиберный кольт. - Зачем он ему? - Пока не знаю. - Боже! - Не подавай виду. Улыбайся. Вот к нам идет мистер Гордон. У него аналитический ум, он поможет нам в догадках. Профессор вопросительно посмотрел на Джейн и Томаса. - Вы чем-то расстроены? - спросил он очень тихо. Джейн ответила: - Пожалуй, я сегодня останусь в отеле или попрошу Тома отвезти меня на "Глорию". Отец Патрик, он же Клем, насторожился, вскочил, о опаской косясь на ковер, подошел к окну и стал убеждать: - Если вам нездоровится, Джейн, то стоит лишь вдохнуть горный воздух - и все как рукой снимет. Поверьте мне, старому скитальцу. Завтра уже будет не до того - день отплытия. Несколько часов можно выкроить на осмотр города. Здесь обосновались почти все азиатские народы. Как живописны китайский и японский районы! Сегодня же необходимо уделить внимание окрестностям, подняться на Даймонд-Хед. Особенно незабываема дорога, петляющая по склонам вулкана. Затем вы углубляетесь в тропический лес, полный чудесных орхидей. Там их невероятное количество. Есть орхидеи-гиганты! Всех оттенков. Райский аромат! Нет, Джейн, и вы все, мои друзья, умоляю не откладывать поездку! Джейн улыбнулась: - Вы так красноречивы, святой отец, что нет сил противиться. Чувствую, что мой отказ огорчит вас. - Да, милая Джейн, я все приготовил для поездки. Между прочим, даже, надеясь на вашу благосклонность, пригласил одного молодого человека, он развлечет нашу Лиз. Очень славный юноша, едет во втором классе, пять лет собирал деньги на поездку. Кажется, химик или биолог. И, что невероятнее всего в наше время, еще не женат. - Отец Патрик засмеялся добродушным смехом и с отеческой улыбкой посмотрел на мисс Брук. - Мальчик прекрасно сложен. - Благодарю, отец Патрик, - сказала мисс Брук, - я уже помолвлена. К тому же я не любительница случайных знакомств. - Ничто не случайно в этом мире, дорогая Лиз. Все управляется волей божьей... - Он поднял глаза к потолку и вздохнул. - Пожалуй, пора выезжать. Я заказал второй завтрак по телефону в горном отеле. - У меня в самом деле болит голова, - сказала Джейн, с надеждой поглядев на мужа и мистера Гордона. - Это оттого, что вы засиделись в комнатах. На воздухе все пройдет, - сказал отец Патрик. - К тому же у вас букет орхидей, вызывающих головную боль. Здесь есть абсолютно безвредные сорта, и запах гораздо тоньше. Их вывели ботаники в местном ботаническом саду. Я обязательно раздобуду вам букет, и цветы простоят в вазе более месяца. Прошу вас, Джейн, Том, Лиз, мистер Гордон! Внизу поданы две машины и ваш "понтиак", профессор. Мисс Брук сказала: - Только с условием: не сажайте меня с вашим хваленым молодым человеком. Я поеду с Джейн и Томом. Мистер Гордон поведет машину. - Как вам будет угодно. Я поеду первым, так как знаю окрестности. Молодому человеку отказывать неудобно, он так рассчитывал на прогулку в хорошей компании. - В хорошую компанию не навязываются, отец Патрик! - Моя вина, Лиз. Мне так неудобно. Все оттого, что я всегдашний враг условностей. По мне, все люди - братья... - Клем до того вошел в роль, что зашмыгал носом и полез за платком. - Да пусть едет, - сказала смущенная мисс Брук. - У него же отдельная машина. - Да, да, Лиз! Мальчик не помешает, уверяю вас, Как вы великодушны, Лиз! Джейн сказала: - Мне надо переодеться. Ты поможешь мне, Лиз? - Ну конечно! - с радостью отозвалась мисс Брук. И они вышли из гостиной. У отца Патрика расстегнулась и перекосилась на подвесках кобура, он чувствовал, как из нее понемногу выскальзывает пистолет. Он сунул руку под сутану. - Что с вами? - спросил Томас Кейри. - Вам плохо? - О нет! Межреберная невралгия. Странно: ребер нет, а я их чувствую. Извините, я тоже оставлю вас. Следует предупредить молодого человека, что он поедет один. Парень будет сильно разочарован. Жду вас внизу. - Для чего-то отцу Патрику понадобилась эта прогулка, - сказал мистер Гордон. - Ему нужно также, чтобы с нами поехал еще кто-то. Помимо всего, я наблюдаю у него повышенный интерес к нашим делам. Создается впечатление, что он занялся нами не случайно. Что вы на это скажете, Том? - Могу только добавить, что у него под рясой спрятан пистолет. Кажется, кольт. И сейчас он держался не за ребра, а поправлял кобуру. Сообщение Томаса Кейри ничуть не удивило профессора, он только с улыбкой покачал головой: - Вы, Том, поистине родились в сорочке, хотя у меня еще раньше возникли сходные предположения и я на их основании заехал в оружейный магазин и приобрел парочку револьверов и сотню патронов к ним. Думаю, этого достаточно на первый случай? - Не намерены ли вы учинить пальбу в присутствии женщин? - Том! Как вы можете так шутить? Ну конечно нет! Но если возникнет необходимость? Если жизни Джейн и Лиз будет угрожать опасность? Словом, если нас вынудят защищаться? - Только в крайнем случае. - Томас Кейри осмотрел фигуру профессора. - Где вы спрятали пистолеты?.. Не в кобурах под мышками, как носят гангстеры и детективы? - О нет, Том. Хотя, думаю, нам с вами придется использовать их опыт. Сейчас они лежат в машине под сиденьем. - "Понтиак" открытый? - Не бойтесь, не стащат: там Кинг. Вижу, Том, что вы решили не ехать на вулкан и в джунгли? - Ни в коем случае, Стэн. Мы просто покатаемся по городу. Дамы попросят завезти их в магазины. Словом, надо протянуть время. Если бы мы были с вами только вдвоем, то я бы рискнул отправиться с отцом Патриком. - И я, Том. Вот и наши дамы! Они очаровательны! Я беру назад свои слова относительно ожерелья из раковин. Оно вам, Джейн, необыкновенно к лицу и гармонирует с платьем. И вы, Лиз, составляете Джейн прекрасную пару по красоте и изяществу. Джейн спросила у профессора, когда они вышли из номера: - Неужели отец Патрик - человек Минотти и моего бывшего отца? Что ему от нас надо? Зачем у него оружие? Мистер Гордон ответил: - Думаю, что очень скоро мы все узнаем. Глядите весело, девочки! Ничего плохого не случится, если мы будем осторожны... На стоянке машин возле отеля их поджидал оте