амирующая свои последние модели, не сообщает покупателям, что изо всех сил старалась сделать машины не особенно долговечными..." Не то чтобы все это было тайной, но одно дело знать общий закон неискренности, другое - ежеминутно сталкиваться с его конкретным проявлением, и сталкиваться лоб в лоб, как, наверное, не приходилось сталкиваться никому. Ложь в конце концов ведь не афиширует себя всеми возможными способами, как, например, "Пепси-кола". Она предпочитает быть скромницей и не бросаться в глаза. Он же теперь не мог пройти мимо нее, не услышав спокойного и самодовольного утверждения: я здесь! Присилла уверяет его, что будет отличной, любящей женой, хорошей хозяйкой и преданной матерью. Что думает лишь о нем и готова умереть за него. Чем она отличается от журнала или газеты, уверяющей, что существует только для читателя и готова сложить свои линотипы во имя его блага? Газета хочет, чтобы ее покупали, Присилла, тоже. Газета требует подписку и несколько десятков долларов в год, чтобы ежеутренне оказываться у вас на столе. Девушка требует брака и раз в двести больше денег, чтобы еженощно оказываться у вас в постели. - Присилла, обними меня, - попросил Дэвид. Он испытывал то же, что и человек, слишком долго простоявший на остановке. Даже зная, что автобус, наверное, не придет, он колеблется: уйти или не уйти, жаль затраченного времени. - Скажи мне еще раз, ты меня любишь? "Привязался со своей любовью!. А может быть, он знает про Теда?.." - прозвучали ее быстренькие, юркие мысли, и она сказала, обняв его и прижавшись к нему грудью: - Дэви-дурачок, глупый Дэви-дурачок, как ты можешь спрашивать такие глупые вещи своим глупым ртом? - Она откинула назад голову, притягивая к себе Дэвида за шею. Губы ее слегка приоткрылись, а глаза затуманились и, словно стесняясь своего выражения, спрятались за опустившиеся веки. "Неужели он что-то узнал о Теде? Не может быть!.. Но лучше быть поласковее..." - тревожно подумала она. И снова Дэвид не испытал шока. У нее есть какой-то Тед, что ж... "Никогда не вкладывайте все свои сбережения в акции одной компании", - вспомнил он советы биржевых консультантов в разделе "Клариона" "Финансы для всех". На мгновение Присилла стала еще более желанна, чем раньше, и он было грубо прижал ее к себе, но даже у него на груди она была за барьером. Он не мог забыть об этом барьере, как не может забыть об электроизгороди корова, получившая несколько раз сильные удары тока. Звуки ее мыслей в панике натыкались друг на друга: "Что случилось? Тед... Он... он всегда... Может быть, после аварии... - Она, казалось, обрадовалась мысли: - Ну конечно, он еще не пришел в себя". - Дэви, какая я дурочка! Вместо того чтобы дать тебе отдохнуть, я мучаю тебя своими ласками. Дэвид посмотрел на нее и криво улыбнулся. Если бы он только не знал! Но он знал и все же не хотел уходить, сжигая за собой мосты. Не отдавая себе в этом отчета, Дэвид боялся остаться один на один со своим фантастическом даром. Он уже не думал о потрясающих возможностях, о которых мечтал в больнице. Он думал о том, что теряет Присиллу и не сможет не потерять ее. Барьер был непреодолим, и нельзя было не слышать, заткнув уши, ее мыслей, даже если бы он хотел. - Прис, - сказал он, - я хотел посоветоваться с тобой об одной вещи. Я случайно узнал, как - это неважно, что сегодня вечером будет совершен налет на ювелирный магазин Чарлза Майера на Рипаблик-авеню. Гангстеры будут вооружены, и, возможно, будут жертвы... "Сколько у них будет драгоценностей! Вот бы..." - Я пытался предупредить, кого мог: нашего Барби, звонил в магазин, был в полиции у Фитцджеральда. Никто ничего не хочет и слушать. Ты понимаешь, Прис, я не святой, я обыкновенный человек. Я даже думаю не о Майере и не о людях, которые могут погибнуть. Я эгоист. Я думаю только о себе. Я знаю, что мне потом будет нехорошо при мысли, что я мог бы предотвратить эти смерти. - Но что ты можешь сделать, Дэвид? Не будешь же ты с голыми руками защищать магазин? "Вон оно что! - Мысли Присиллы звучали уже спокойно и уверенно, и их призрачные звуки не метались в панике. - Потому-то он такой странный... Только бы он действительно не ввязался в какую-нибудь глупость. Если с ним что-то случится... мы ведь еще не обвенчаны..." Дэвид невольно кивнул Присилле, словно благодаря за заботу, пусть эгоистическую, но заботу: - Я не знаю, Прис. Но что-то я должен сделать. Я боюсь. - Прошу тебя, Дэви, не делай глупостей. Ты же знаешь, ты мне нужен. - О да, это-то я теперь знаю, - жалко усмехнулся Дэвид и добавил: - Не волнуйся: мы ведь еще не обвенчаны. - Что ты хочешь сказать, Дэви? - Ничего. Я позвоню тебе. Он взглянул на Присиллу и мысленно застонал от жалости. Она все-таки была хороша. Если бы у них только были другие отношения: ты - мне, я - тебе... Но переделывать любовь труднее, чем даже уже выстроенный дом. Он кивнул и вышел. Все еще не зная, что сделает, Дэвид взял дома пистолет, сунул в карман и вышел на улицу. Город жил своей размеренной, обычной жизнью. Звуки шагов, шорох шин, рокот моторов, пляска рекламы - город дышал и уверял Дэвида: все в порядке. Он подумал, что если бы даже он мог крикнуть на весь Аплейк: "Остановитесь, скоро на серый асфальт упадут люди!" - все равно чудовище не моргнуло бы и глазом. Разве только тем, зелено-оранжевым над головой: "Престо" - лучшая в мире электрическая зубная щетка! Сто семьдесят пять движений в секунду!" И то, повинуясь сигналам реле, вовсе не имеющим отношения к чужим смертям. - Эй, такси! - крикнул Дэвид и почувствовал, как чья-то рука опустилась ему на плечо. Дэвид быстро обернулся. Перед ним стоял высокий полицейский с лунообразной физиономией и добродушно улыбался. - Мистер Росс? - спросил он. Мигающая реклама зубных щеток делала его лицо то зеленым, то оранжевым. - К вашим услугам. С кем имею честь? - Веселый вы парень, мистер Росс, сразу видно - журналист. Такси скрипнуло тормозами у тротуара, и шофер хмуро спросил, высунувшись из окошка своего "плимута": - Едете? - Поезжай, приятель, - ответил полицейский и добавил, обращаясь к Дэвиду: - Зачем тратить деньги, когда есть казенная машина. Капитан Фитцджеральд очень хочет побеседовать с вами, и сейчас же. - А я нет. - Ну, ну, мистер Росс. Пресса и полиция должны жить в мире. - Рука полицейского по-прежнему спокойно лежала на его плече, но Дэвид чувствовал, что мышцы ее готовы мгновенно сократиться. "Сейчас он, наверное, попытается вырваться. Капитан предупреждал. Было бы хорошо... Тогда разговор короткий..." - Не волнуйтесь, не вырвусь и не попытаюсь удрать, - пробормотал Дэвид и тут же подумал, что никак не может отделаться от старой привычки отвечать на то, что слышит. Полицейский расхохотался, пожал плечами и сказал: - Веселый вы парень, ну просто Боб Хоуп. Пошли. Машина за углом. Они сели в машину, и полицейский, рывком трогая автомобиль с места, включил сирену. - Такая спешка? - Приказано доставить вас поскорей. Дэвид откинулся на спинку, прислушиваясь к мыслям полицейского, но не услышал ничего, кроме глупой модной песенки, которая вертелась у того в мозгу, повторяясь снова и снова, как пластинка со сбитой бороздкой: "Если хочешь, обниму, а не хочешь - тоже..." Капитан Фитцджеральд встретил Дэвида у дверей своего кабинета. - Хорошо, что вы пришли, Росс. - Вам нужно было сказать: хорошо, что вас приволокли. - Не дуйтесь, Росс. В прошлый раз я немного погорячился. Я хочу, чтобы вы снова поподробнее рассказали мне об этом деле и в особенности - кто вам капнул о Руффи. Признаться честно, я бы сам с удовольствием воспользовался услугами хорошего человека. "Семь часов, - думал капитан, - главное - продержать его до восьми. Получится прекрасно. Мы тут же выедем туда, если магазин действительно ограбят. Если бы Росс оказался там во время налета, он тем самым мог бы доказать, что знал о преступлении заранее..." - Это вы ловко придумали, капитан, задержать меня здесь, чтобы я не мог попасть к магазину. - Ну что вы, Росс, вы меня бог знает за кого принимаете, - сказал капитан и подумал: "Тут что-то не так... Не могут же простые совпадения случаться столько раз. Если бы я был старой бабой, я бы поклялся, что он читает чужие мысли..." - Ладно, капитан, не будем зря болтать языками. - Хотите чего-нибудь выпить? - Раз вы меня развлекаете, валяйте. Виски. Капитан открыл шкаф, достал бутылку "Джонни Уокера", налил виски в два стакана, добавил льда из маленького холодильника и плеснул воды. - За ваше гостеприимство, капитан. - Ладно, Росс. Придется быть гостеприимным. Оба замолчали, глядя на квадратные электрочасы. Стрелки, казалось, не двигались, и Дэвид закрыл глаза. Когда он снова открыл их, было уже восемь. - Будем надеяться, что мы оба можем забыть о вчерашнем разговоре, Росс. - Я за вашу память не отвечаю. - Вы же репортер, вам нельзя ссориться с полицией. Можете дуться на родителей, редактора, свою девочку. Но мы же вам даем хлеб. Тем более что уже пять минут девятого. - Разрешите? - в комнату без стука вбежал лейтенант. - Сэр, только что было совершено нападение на магазин Чарлза Майера. В перестрелке убиты два человека. Преступники скрылись. - Высылайте людей, лейтенант. Вы были правы, Росс. Жаль, что я не поверил вашей информации. - Вы мне верили, Фитцджеральд, вы просто не хотели связываться с этими людьми. Вы слишком долго в полиции. Но на этот раз вы просчитались. Наши фотографы караулили в машине на другой стороне улицы. - Ну и что? - Это подтвердит мою версию о том, что я предупреждал заранее. Капитан рассмеялся, раскачиваясь под напором распиравшего его веселья. Смех вылетал из него короткими булькающими очередями, словно из пулемета. - Бедный, бедный Дэвид Росс! Мой наивный юный друг! Неужели же вы всерьез думаете, что наш благородный Рональд Барби, хранитель высоких моральных принципов нашего прекрасного города, признается, что знал о готовящемся преступлении и спокойно позволил, чтобы ограбили ювелирный магазин? Фи, Росс, в вашем возрасте стыдно быть таким подозрительным и так плохо думать о людях. "Но как он узнал? - думал капитан, и мысли его в отличие от веселого голоса были тревожными. - Во всем этом деле есть что-то, чего я не понимаю. Руффи и его люди профессионалы, и они не могли где-нибудь проболтаться. А что, если... Мне нужна фотография Росса... Как бы ее достать?.." Чувство глубочайшего поражения опустошило Дэвида. Обмякший, он сидел в кресле и не думал ни о чем. Стена, стена вокруг, чудовищная стена эгоизма, и сам он тоже кирпич в этой стене, только больше не сцепленный раствором заурядности с остальными. Он повторил себе, что ничего не мог сделать, что он не виноват, но, видя насквозь других, он начинал лучше разбираться и в себе и осознавать свое сходство с другими. Он представил себе две куклы в костюмах, лежащие на носилках, два мертвых узла, которые могли бы жить и двигаться, если бы не его слабость. "Надо попросить у него карточку прессы под каким-нибудь предлогом. На ней есть фото..." - подумал капитан. Не отдавая себе отчета в том, что он делает, Дэвид машинально вынул из кармана карточку прессы и протянул капитану. Тот вздрогнул и быстро вышел из комнаты. 4 Основатель, владелец и редактор "Клариона" Рональд Барби просматривал свежий выпуск газеты. Он держал еще пахнувшие типографской краской листы нежно и осторожно, как держат в руках младенца. Огромным черным частоколом всю первую полосу перерезали заголовки: НАЛЕТ НА ЮВЕЛИРНЫЙ МАГАЗИН В ЦЕНТРЕ ГОРОДА. ДОБЫЧА ОЦЕНИВАЕТСЯ В ТРИ ЧЕТВЕРТИ МИЛЛИОНА. ДВОЕ СЛУЧАЙНЫХ ПРОХОЖИХ УБИТЫ НА МЕСТЕ. ФОТОГРАФ "КЛАРИОНА" ЗАПЕЧАТЛЕВАЕТ ОДИН ИЗ САМЫХ СМЕЛЫХ НАЛЕТОВ В ИСТОРИИ АПЛЕЙКА. Барби почувствовал где-то в позвоночнике легкий скользящий озноб, который всегда испытывал, глядя на шедевр. Он посмотрел на три клише, на которых видно было два автомобиля, стоящих почти у самого магазина, момент, когда двое грабителей разбивали стекла витрин, и носилки, вносимые в "Скорую помощь" санитарами. Текст гласил: "Ровно в восемь часов вечера в воскресенье два автомобиля, серый "плимут" и голубой "шевроле", внезапно резко затормозили у ювелирного магазина Чарлза Майера на Рипаблик-авеню. В следующее мгновение обе машины дали задний ход и въехали на тротуар, перегородив пешеходам движение. Как рассказывают свидетели ограбления, автомобили, которые были украдены еще накануне и которые полиция нашла через час на Двенадцатой улице, еще не успели остановиться, как из них выскочили семь или восемь бандитов, вооруженных автоматами. Они дали очередь по витринам и неторопливо, как показалось свидетелям, начали собирать их содержимое в саквояжи. Еще через несколько секунд оба автомобиля исчезли. По предварительной оценке владельцев магазина добыча грабителей оценивается примерно в три четверти миллиона долларов. Двумя шальными пулями в тот момент, когда налетчики стреляли по окнам, были убиты миссис Барбара Джером, 57 лет, и коммивояжер фирмы "Джонсон продактс" Малькольм Дж.Визнер, 44 лет. Свидетели отмечают исключительную четкость и быстроту, с которой была проведена эта отчаянная операция. По оценкам полиции все ограбление, начиная с момента остановки машин и до их стремительного отъезда, заняло не более пятидесяти секунд. Хотя находившийся случайно на Рипаблик-авеню с этот момент фотограф "Клариона" успел сделать несколько исторических снимков, полиции пока не удалось опознать участников налета. Они все были в низко надвинутых шляпах и черных полумасках". Барби нажал кнопку и сказал: - Мисс Новак, пришлите ко мне Росса, и побыстрее. - Хорошо, мистер Барби, - послышался из динамика голос секретарши. Дэвид вошел молча и молча уселся в кресло, не ожидая ритуального кивка редактора. - Дэвид, вы должны чувствовать себя именинником, а вы выглядите словно на похоронах. Вы молодчина! Вы знаете, на сколько мы обставили "Геральд"? На час с лишним. Агентства еще передавали телеграммы, а наш последний вечерний выпуск с фотографиями был уже в машине. Послушайте, Росс, меня не касается, как вы добыли свою информацию, но я ценю людей, умеющих работать. С сегодняшнего дня вам прибавляется две тысячи в год, и вы переводитесь на специальные задания. Что вы скажете? Дэвид молча пожал плечами. По крайней мере этот человек не открывал перед ним никаких неожиданных сторон своего характера. Перед ним был действительно по-своему принципиальный человек, и Дэвиду на мгновение стало легче на душе. От этого хоть знаешь, чего ожидать. Можно, конечно, сделать благородный жест и послать этого подонка к черту, но Дэвид чувствовал, что не сможет сделать этого. В конце концов две тысячи в год кое-что да значат. - Спасибо, мистер Барби, - ответил он вяло и повернулся, чтобы выйти, но редактор сказал: - Обождите, Дэвид. Через час начинается пресс-конференция Стюарта Трумонда. Вы ведь знаете, что он добивается переизбрания в сенат от нашего штата. Он хороший парень, и я хочу, чтобы вы дали отчет о пресс-конференции. На первую полосу. Выступает он в "Хилтоне". - Хорошо, мистер Барби. Сенатор Трумонд медленно, поворачиваясь всем телом, обвел взглядом журналистов и сказал: - Если у вас есть вопросы, джентльмены, валяйте терзайте меня. Несколько десятков журналистов, заполнивших небольшой зал для пресс-конференций отеля "Хилтон", на мгновение оторвались от блокнотов. Никто особенно не торопился вскочить со своего места. Пресс-конференция - старинный ритуал с давно известными церемониями. Проводящий конференцию в такой же степени знает, о чем его спросят, в какой задающий вопрос знает, что на него ответят. И если иногда журналисты и наступают друг другу на ноги в прямом и переносном смысле слова, стараясь побыстрее вскочить с места, то лишь потому, что хотят попасть в телеобъектив. Если проводящий пресс-конференцию озабочен лишь тем, чтобы возможно больше людей увидело его на телеэкранах, то почему не воспользоваться и журналисту бесплатным "паблисити"? Но на пресс-конференции сенатора Трумонда телекамер не было, и потому никто не торопился задавать вопросы. Наконец кто-то спросил: - Что входит в ваше меню, сенатор? Во время избирательной кампании вам приходится много выступать... - Яйца, бифштекс и горячий томатный суп. - Какое у вас кровяное давление? - Вопросы теперь следовали один за другим. - Сто пятьдесят на девяносто. - Любите ли вы тепло укрываться в постели? - Нет, я... как это называется?.. Стар... спартанец. - Как вы относитесь к моде на дамские брюки? - До тех пор, пока они не пытаются надеть на меня юбку, я не возражаю против дамских брюк. - Любите ли вы животных? - Люблю. Перед присутствовавшими на глазах вырисовывался ярчайший портрет серьезного политического деятеля. Глубокие вопросы вскрывали тайники души сенатора и выворачивали его наизнанку. Еще бы! Любовь к томатному супу и терпимое отношение к дамским брюкам - ради этого одного стоило устраивать пресс-конференцию. Томатный суп может любить лишь человек с серьезными взглядами, не какой-нибудь там гастроном, имеющий целый штат поваров. Дамские же брюки свидетельствовали о почти что либеральных взглядах. Это вам не тупой консерватор, боящийся всего нового, как боится новых лекарств владелец похоронной фирмы. У сенатора почти не двигалась шея, и при каждом вопросе он поворачивался к журналисту всем телом. Он был грузен и походил на угрюмого медведя. - Еще вопросы, джентльмены? - спросил он, и Дэвид услышал бесплотный звук его мыслей: "Слава богу, кажется обошлось благополучно... Ни одного вопроса об экстремистах, бэрчистах, минитменах..." - Будьте добры, сенатор, - сказал Дэвид, - расскажите, как вы относитесь к группкам, которых называют экстремистами? В частности, к бэрчистам и минитменам? "Паскудник, - зло подумал сенатор, и Дэвид почувствовал, как в нем поднимается ярость. - Подожди, пока мы захватим власть, и тогда мы покажем тебе, что такое экстремисты..." - Я поддерживаю всех тех, кому дороги наши великие традиции! - патетически воскликнул сенатор. "Сюда бы пяток наших минитменов с оружием, они бы объяснили..." - Я хочу услышать, сенатор, поддерживаете ли вы группы, называющие себя минитменами, которые, насколько известно, тайно накапливают оружие и тренируются в стрельбе? "Неужели этот сопляк что-то знает о моих связях с ними? - испуганно запрыгали мысли сенатора. - Не может быть! На время кампании я ведь прекратил все встречи с ними..." - Я никогда не видел ни одного минитмена, не разговаривал ни с одним минитменом, и вообще я не уверен, существуют ли они или созданы фантазией безответственных журналистов, - решительно сказал сенатор и добавил: - Благодарю вас, джентльмены. - Мне очень жаль, мистер Росс, - сказал редактор "Клариона", - но теперь я вижу, что с вами что-то происходит. Вы врываетесь ко мне и с торжественным видом объявляете, что Стюарт Трумонд - минитмен. За пять минут до этого мне звонит помощник сенатора и жалуется, что вы задавали Трумонду дурацкие вопросы об его отношении к минитменам. Я знаком с сенатором много лет, он мой близкий друг, и я-то его знаю как-нибудь. Милейший и кротчайший человек. - Он тайный минитмен, мистер Барби, - настойчиво сказал Дэвид. - Я не могу этого сейчас доказать, но я в этом уверен, как в том, что вы - хозяин "Клариона". - Зато я вовсе не уверен, что вы и впредь будете его сотрудником, Росс. Мне кажется, что вы сами понимаете почему. - Я думаю, что сумею доказать связь Трумонда с минитменами. Во всяком случае, после окончания избирательной кампании. Рональд Барби пристально посмотрел на Дэвида. Это походило на колдовство. На протяжении двух дней этот мальчишка дважды приносит информацию, которой он не мог получить и которую получил. Сначала с ограблением ювелирного магазина, а теперь о сенаторе. Ни один посторонний человек не мог знать о тайных встречах Трумонда с минитменами, ни один. Сенатор рассказал ему, Барби, об этом только потому, что они друзья, а Трумонд знает, кому можно доверять. Но этот Росс - уму непостижимо! Мало того, он становится опасным... Уволить и предупредить сенатора, чтобы он был поосторожней... - Да, мистер Барби, я понимаю почему. - Дайте мне, пожалуйста, вашу корреспондентскую карточку. Дэвид было поднес руку к карману, но вспомнил: - К сожалению, не могу. Она сейчас у капитана Фитцджеральда. - Из полиции? - Да. - Для чего вы ее отдали ему? - Ему нужна была моя фотография. - Для чего? - Не знаю. Редактор "Клариона" пожал плечами. "Все это в высшей степени странно, - подумал он. - Надо будет сообщить обо всем Трумонду и его людям". - Жаль, что нам пришлось расстаться. Росс, я возлагал на вас надежды. - Прощайте, мистер Барби, - ответил Дэвид и вышел. Он не был ни убит, ни ошарашен. Просто события разворачивались слишком быстро, чтобы он успел осознать их и как-то к ним относиться. Он чувствовал себя вчерашней газетой, подхваченной ветром на улице. Мир угрожающе надвигался на него со всех сторон глухой стеной. Что он сделал? Ничего. Он просто вдруг стал слышать чужие мысли. Он никого не убил, не ограбил, не шантажировал. И тем не менее он стал изгоем. Мир вышвырнул его, исторг из себя, словно он совершил преступление, словно он был чуждым, странным телом, прокаженным. Но ведь не может же он один быть нормальным, а все остальные нравственными уродами. Может быть, всеобщая, абсолютная ложь и корысть - это норма, нарушение которой безнравственно? Может быть, безнравствен именно он, а все эти лжецы вокруг него нравственны? Дэвид чувствовал огромную, давящую усталость, парализовавшую все его чувства. Его выгнали с работы - он не жалел об этом. Он ушел от Присиллы - он не жалел о ней. Ему, наверное, придется уехать из города - он не жалел о нем. Вот что на поверку принес ему счастливейший дар... 5 Капитан Фитцджеральд не выносил загадок и тайн. Он любил ясность и четкость, когда причина и следствие не играют друг с другом в прятки, а стоят одна за другой в затылок по команде "смирно". Впереди причина, за ней следствие. Он не любил тумана и летнего знойного марева, размывающего очертания предметов. Он не любил полумрака, и даже в кабинете у него была ввернута трехсотваттная лампочка. Он не выносил неясных для него преступлений. Они мучали его, как слишком узкий воротничок, - давили и не давали спокойно дышать. Но, к его счастью, неясных для него преступлений в городе почти не было. Но неясные и нераскрытые преступления - далеко не одно и то же. Если преступление становилось для него ясным, это еще не значило, что оно автоматически становилось и раскрытым. Он был человеком скромным и вовсе не отождествлял себя с карающей десницей правосудия. Иногда он делал даже все зависящее от него, чтобы преступление, ясное для него, оставалось неясным, а стало быть, и нераскрытым для правосудия. Все зависело не от преступления, а от того, кто его совершал. Иногда Фемиде лучше так и не снимать повязку с глаз. И ей спокойнее, и окружающим меньше хлопот. Два автомобиля у витрин магазина Чарлза Майера меньше всего занимали его воображение. Это был Руффи за работой, может быть, порой чересчур драматической, но работой. Латинская склонность к эффектам всегда была свойственна этому человеку, но у каждого в конце концов есть свои маленькие слабости. Нет, Руффи и его ребята меньше всего интересовали капитана. Великое "ювелирное" ограбление, как его уже начали называть газеты, навсегда останется тайной и даст, кстати, возможность требовать увеличения бюджета полиции. Но тем не менее Эрнест Фитцджеральд чувствовал себя несчастным человеком. Он буквально задыхался, ему не хватало кислорода. Он не мог ни на чем сосредоточиться. Он думал только о Дэвиде Россе. Он знал, что позвонить сейчас Руффи и встретиться с ним было бы бестактно, как приходить в гости к человеку, который тебе должен, но он не выносил загадок. Он снял трубку, позвонил Руффи в контору и сказал, что сейчас приедет. - Здравствуйте, капитан, - широко улыбнулся гангстер и пододвинул глубокое кожаное кресло. - Вы прямо не даете мне отдышаться. - Дело не в этом, Руффи. Мы всегда понимали друг друга... Дело в другом. Накануне вашего... гм... - С каких пор такая деликатность, капитан? Вы имеете дело с солидным бизнесменом, владельцем транспортного агентства, который любит полицию. Хоть и приходится платить налоги на ее содержание, но ничего не поделаешь. Он ее любит хотя бы за то, что она оберегает его бизнес, его маленький, скромный бизнес. - В субботу ко мне пришел корреспондент "Клариона", некто Дэвид Росс, и предупредил о готовящемся налете. Точно указал место, время и даже назвал марки обеих машин. - Не может быть! - Руффи озадаченно глядел на капитана. - Может, - Фитцджеральд пожал плечами и добавил: - Он даже пытался сообщить об этом Рональду Барби. - Не может быть, - упрямо повторил гангстер и задумчиво потер переносицу. - Ни один из моих ребят не мог продать нас. Да и для чего? Чтобы вместо своей доли получить пулю в лоб? - Он помолчал, словно пытаясь сообразить что-то, а потом добавил: - К тому же мы угнали обе машины только в пятницу вечером. Если он знал о "плимуте" и "шевроле", то ему мог кто-нибудь капнуть, только начиная с пятницы вечером и до того момента в субботу, когда он пришел к вам. Я могу проверить, где и как мои ребята провели каждую минуту в это время. И если я узнаю, что... - Обождите, Руффи. Я хочу облегчить вашу задачу. Капитан медленно достал из бумажника несколько фотографий и положил их перед гангстером. - Они все одинаковые? - Да, - ответил капитан, - на них всех один и тот же человек. Постарайтесь узнать у своих мальчиков, не видел ли кто-нибудь из них эту физиономию. - Это Дэвид Росс? - Руффи погладил пальцем щеточку усов и внимательно посмотрел на карточки. - Он. - Знакомое лицо. - Постарайтесь вспомнить, Руффи. - Где-то я его видел, и недавно... Но где?.. Обождите, обождите... Ага, вспомнил. Этот тип сидел рядом со мной в автобусе... - Когда это было? - В субботу утром. Да, точно, в субботу утром. Капитан Фитцджеральд почувствовал, как у него вдруг бешено забилось сердце, рванув с места, словно гоночная машина. Руффи не сумасшедший, он не станет наклоняться к уху соседа по автобусу и доверительным шепотом рассказывать, как он завтра ограбит магазин. Значит... Но этого же не может быть, это же не фантастический роман Джеймса Ганна или Зенны Хендерсон! - Но откуда же он мог узнать? - тихо спросил гангстер. - Думаю, что скоро сумею установить это, - ответил Фитцджеральд, изо всех сил стараясь не выдать волнения. - Может быть, его лучше убрать? - Ни в коем случае, Руффи, - сказал Фитцджеральд и почувствовал, что вложил в свою фразу чересчур много чувства. Гангстер пристально посмотрел на него и пожал плечами: - Надеюсь, вы не надумали сыграть какую-нибудь шутку над старым, бедным Руффи. А, капитан? - Вы меня знаете... Дэвид лежал, вытянувшись на тахте, не в силах оказаться по какую-то сторону зыбкой грани между сном и бодрствованием. Он то закрывал глаза, и странные сны начинали бесшумно скользить перед ним, то снова испуганно открывал их вместе с тревожным ударом сердца. Когда прозвенел звонок, он вздрогнул и с трудом вышел из оцепенения. "Должно быть, Присилла", - подумал он равнодушно и открыл дверь. Перед ним стоял капитан Фитцджеральд с чемоданчиком в руке. - Добрый день, Росс, - сказал он весело. - Простите, что я пожаловал к вам. Позвонил в "Кларион" - говорят, вы там больше не работаете. Что случилось? - А вам что за дело? Приехали специально меня утешить? - Ну, ну, Росс. Что вы на меня дуетесь? Я просто сообразил, что забыл в прошлый раз отдать вам вашу корреспондентскую карточку. Вот она, держите. - Она мне больше не нужна. - Не унывайте, такой парень, как вы, долго без работы не останется. "Там-тара-там-там, там-тара-там-там!" - напевал про себя капитан, и Дэвид со злостью подумал: "Идиот!.." - Вот, кстати, посмотрите, - добавил капитан и открыл чемоданчик. Тускло поблескивая вороненой сталью, в нем лежал автомат. - Нашли под сиденьем одной из машин. В "плимуте". Держите. Хороша штучка? "Трам-тара-там-там, там-тара-там-там!" - беззвучный голос капитана распевал изо всех сил. "Ну и кретин!" - подумал Дэвид, машинально взял автомат, подержал его в руке и вернул капитану. "Есть! Взял!" - мысленно крикнул капитан и положил автомат в чемоданчик. Больше он уже не пел. "Что взял? О чем он?" - тревожно подумал Дэвид и посмотрел на Фитцджеральда. "Есть, есть, теперь он в моих руках!" - торжествовали мысли капитана, танцуя и кувыркаясь от радости в его черепной коробке. "Отпечатки пальцев! Я оставил отпечатки пальцев на автомате!" - вдруг мелькнула стремительным метеором пугающая мысль, и Дэвид, не успев еще сообразить, что делает, стремительно выбросил вперед правую руку. Росс не видел глаз капитана, он смотрел лишь на его мясистый нос с несколькими волосинками, росшими на нем. Он ясно видел эти волосинки, короткие и черные. Дэвид не был боксером, но восемьдесят килограммов его веса, сосредоточенные в одном кулаке, заставили капитана качнуться назад, и только стена не дала ему упасть. Но Фитцджеральд был профессионалом и в то короткое мгновение, пока кулак Дэвида описывал свою короткую траекторию, он успел вытащить пистолет. Капитан не выронил его, даже когда ударился затылком о стену. - Не спешите, Росс, - хрипло пробормотал он, держа в одной руке чемодан, в другой, направленной на Росса, - "кольт". - И не делайте глупостей, я же все-таки живой человек и могу случайно нажать на спуск... Он говорил и не спускал глаз с Дэвида, который стоял со сжатыми кулаками напротив него и тяжело дышал. У журналиста в глазах мерцала отчаянная решимость загнанного в угол зверя. - Дэви, - сказал капитан, - я не знаю, как это у вас получается, но вы умеете читать мысли. Это звучит дико, но я не наркоман и не пьян. Только что я получил последнее доказательство. - Убирайтесь к черту вместе с вашими мыслями! - сказал Дэвид. - Если бы вы действительно могли меня туда отправить, я уже был у него в гостях. Но вы не можете. Вы действительно оставили отпечатки пальцев на стволе и прикладе автомата, Дэви. Это была ваша ошибка. Газеты и мэр будут рвать и метать, чтобы полиция нашла им преступников. Хотя бы одного маленького преступника. А ясные отпечатки пальцев, которые через полчаса мои ребята в лаборатории снимут с автомата - это улика, Дэвид Росс. Это серьезная улика, любимая улика присяжных. Когда они слышат слова "отпечатки пальцев", они больше не сомневаются. Так уж у них устроена психика. Представьте себе: сидят присяжные в своей комнате. Им жарко и тошно, всем этим коммивояжерам, бакалейщикам, домовладельцам. Им хочется уйти домой или нырнуть в бассейн. Или поехать к любовнице. Или выпить холодного пива. А тут их мучают вопросом: виноват или не виноват некто Дэвид Росс? Да какой может быть вопрос, когда наша славная полиция нашла автомат с его - понимаете, его! - отпечатками пальцев. Дактилоскопия ведь недаром самая точная штука на свете. У двух людей на свете нет одинаковых отпечатков пальцев. А, Дэви? К тому же вы никогда не сможете доказать свое алиби. С семи и до половины девятого вас видели только полицейские, а они умеют и не видеть. Так уж у них получается. А вы представляете, мистер Росс, - голос капитана уже звучал уверенно, - какая это будет сенсация: молодой журналист - гангстер! И даже газета не вступится за вас. Они же вас уволили; и кажется, я догадываюсь почему. Можете быть уверены, что Рональд Барби не бросится за вас в бой. Вот вам, как говорится, краткое содержание предыдущих глав. Теперь перейдем к будущим. Вы умеете читать чужие мысли. Вы ехали в автобусе, когда вышли из больницы, рядом с Руффи. Надеюсь, вы помните это имя? Вы слышали его мысли. Заметьте, кстати, что он знает об этом. Нет, не о мыслях, но он знает, что вы сидели рядом с ним. Вы разговаривали со мной так, словно отвечали не на мои слова, а на мои мысли. - Что вы хотите, капитан? - спросил Дэвид медленно и устало. - Я хочу, чтобы вы работали вместе со мной. - В качестве детектива? Своих мозгов вам не хватает? - Бросьте, Росс! Не задирайтесь. Вы не щенок. Итак, мы партнеры. Вы согласны? - Партнеры в чем? В гольфе? - Вы глупец, Росс. Вы даже не понимаете, что у вас в руках или в голове, если вы предпочитаете точность. Мы с вами разбогатеем, у нас будет все. Вы представляете себе, что такое деньги? - Не нужно, капитан, не читайте мне проповеди о пользе денег. Мне не из чего выбирать. Я согласен. Но с одним условием: вы тут же уйдете. Я устал. Капитан протянул ему руку, и Дэвид вяло пожал ее. - До завтра, Дэвид. Внезапно Дэвиду стало легче дышать, словно кто-то отпустил его горло. Все встало на свои места. Дэвид почувствовал, как одновременно к нему приходит спокойствие и ярость. Они не мешали друг другу. Ярость требовала ясной головы, а спокойствие - опоры в ярости. Нет, он не собирается поднять над головой руки. Ему не раз приходилось лгать и самому, и ложь как таковая не пугала его и не вызывала в нем пророческого негодования. Но одно дело, когда смотришь на змею или крокодила. И совсем иное, когда видишь в террариуме сотни гадов, устилающих его пол слегка колышущимся покрывалом. Только бы уйти от них, не слышать этих больших и маленьких змей, копошившихся в чужих головах, только бы суметь заткнуть уши! Он вспомнил, как обрадовался тогда в больнице своему нежданному дару, и невесело рассмеялся. Вместо богатства, о котором он мечтал тогда, можно было подвести совсем другой баланс: он в руках этой свиньи в мундире. Он будет шантажировать его, сколько захочет, и ничто не сможет помешать ему. Что он заставит его делать? Ловить преступников или помогать им? Скорее второе. 6 Сенатор Стюарт Трумонд был глубоко несчастным человеком. Исполненный сильных чувств и страстей, человек действия, он вынужден был то и дело одергивать самого себя, соблюдая наложенную обстоятельствами епитимью, чтобы поддерживать в глазах избирателей образ кроткого, рассудительного старины Стью. Он ненавидел негров остро и ежесекундно, ненавидел всеми своими клетками, сердцем, печенью, умом и почками. Один вид их заставлял его сердце биться сильнее, посылая мощные потоки крови по телу, будто оно готовилось к охоте, к напряжению всех сил. Эта непримиримость заставляла его задыхаться от слепой враждебности, это был инстинкт охотника на черную дичь, инстинкт рабовладельца, переданный ему четырьмя поколениями южан. Он чувствовал в неграх скрытую и явную угрозу, ему чудились в них люди, биологически чуждые. И при этом, вместо того чтобы гнаться за ними, науськивать собак и держать в руках винтовку, он вынужден был публично говорить о порядке и терпимости. Он презирал профсоюзы, и сама мысль о каком-либо социальном обеспечении сводила его с ума. И при этом он должен был улыбаться перед телевизионными объективами, говоря о высоких традициях американских профсоюзов. Он не мог видеть людей с востока страны, либералов и профессоров, особенно с иностранными фамилиями. Они подвергали сомнению то, что для него было ясно, и им было ясно то, чего он не мог и не хотел понимать. Они казались ему ржавчиной, кислотой, которая разъедает тот мир, в котором он родился и который хотел сохранить. Это был мир четкий и ясный, великолепный в своем застывшем совершенстве, мир, в котором черное было черным, а белое - белым, без полутонов и оттенков. Это был мир, в котором сила осознавала себя и считала себя мудрой уже потому, что была силой. И при этом, играя предписанную ему роль доброго старины Стью, он пожимал руки всем этим людям и говорил о пользе просвещения. И потому, подобно преподавательнице воскресной школы, уезжающей раз в неделю в другой город, чтобы тайно напиться там или подцепить проезжего коммивояжера, он вкладывал всю свою неизрасходованную ненависть и неосуществившиеся надежды в любовь к минитменам. Эти люди, тайно накапливающие оружие и тренирующиеся в своих клубах в стрельбе по мишеням, на которых изображены люди, были его детьми, его страстью, его гордостью и любовью. Он понимал их, всех этих отставных полковников, пожилых леди, готовых выкалывать зонтиком глаза во имя господне, солидных бизнесменов и прыщавых, разочаровавшихся в жизни юнцов. Они ненавидели так же, как и он, и эта разделенная ненависть объединяла их. Он гордился ими, а они, как уверял его их руководитель Пью, гордились им. Они видели в нем тайного вождя, авторитетом сенатора дающего им уверенность в своей правоте. Но связь их держалась до поры до времени в глубокой тайне, и, кроме ближайших людей, в которых он был уверен больше, чем в себе, никто ничем не мог доказать связь сенатора Стюарта Трумонда с минитменами. Вот почему вопрос корреспондента "Клариона" на пресс-конференции заставил сенатора всполошиться. - Но вы понимаете, Ронни, - сказал сенатор, - этот щенок сначала задал мне вопрос вообще об отношении к экстремистам. Но потом он прямо спросил меня о минитменах. Причем на пресс-конференции и слова об этом не говорилось. Тогда я решил немедля переговорить с вами. - Я вам должен сказать больше, Стью, - ответил владелец "Клариона". - Когда я вызвал его, он сказал, что уверен в вашей связи с минитменами и сможет доказать ее. - Он так сказал? - Сенатор подался вперед в кресле, не спуская глаз с Барби. - Да, он так и сказал. Конечно, я тут же уволил его, хотя за день до этого он принес потрясающую информацию о готовившемся ограблении ювелирного магазина. - Чарлза Манера? - Да. - А откуда он достал ее? - Не знаю, Стью. Об этом он ничего не сказал. - И вы думаете, Ронни, что он сможет что-нибудь раскопать насчет меня? - Не знаю, но он казался очень самоуверенным. - Может быть, вы напрасно вытурили его?.. - С ним что-то случилось. Сначала он потребовал - понимаете, потребовал! - чтобы мы напечатали в "Кларионе" о готовившемся налете на магазин. Эдакий остолоп! Разумеется, я отказался. Потом он приходит и настаивает, чтобы мы разоблачили связь сенатора Трумонда с минитменами. - В нем случайно нет негритянской крови? - Нет как будто. - Он не еврей? Не красный? - Да нет, англосакс. Дэвид Росс. Все считали его обыкновенным парнем. - Сволочь! Что же делать, Ронни? Нельзя же сидеть и ждать, пока он напакостит нам. Мой соперник Пратт, эта розовая свинья, уж как-нибудь поможет ему опубликовать его статью. Знаете что, пригласите-ка его сюда. Попробуем прощупать его. Может быть, все это пустой блеф. - Не знаю, не думаю, что это блеф, - уж слишком он уверенно говорил. Сейчас попробуем. Редактор "Клариона" нажал на кнопку интеркома и попросил мисс Новак во что бы то ни стало разыскать Росса. Через несколько минут ее голос проворковал из динамика: - К сожалению, я не смогла его найти, мистер Барби. Его квартирная хозяйка утверждает, что он не ночевал дома и что вчера она видела, как он выходил с чемоданчиком в руках. Оба приятеля переглянулись. Сенатор длинно и изысканно выругался. - Он смотал удочки из города. Но мы все равно должны найти его и постараться заткнуть ему глотку. О, у меня идея! У нас тут есть один парень, член нашей организации. У него частное сыскное бюро. Я уверен, что на него можно положиться... - Мисс Присилла Колберт? - Да, - ответила Присилла. - Что вам нужно? - Она плотнее запахнула домашний халат и посмотрела на долговязого мужчину с прилизанными волосами на маленькой птичьей головке. - Простите,