илой и он в отчаянии поспешил сорвать свой незатейливый шлем. - О Шилол, - только и пробормотал Сиятельный Князь. Теперь Лагха воочию убедился в том, о чем догадывался с первого мгновения разговора с Сиятельным Князем. Хорт окс Тамай выглядел измученным и изможденным. Под его глазами отложились тяжелые синие мешки. Но, главное, общая картина, в которую складывались черты его лица, словно бы говорила: "Сиятельный Князь обречен, обречен к быстрой или медленной смерти, но обречен и бесстрастной волей судеб, и злонамеренной волей нового гнорра". - Князь, вам нужен отдых, - сказал Лагха и в его голосе звучало почти неподдельное сострадание. - Но прежде прикажите своим людям разрядить луки. Мои, как вы можете видеть, уже безоружны. - Да... разумеется, да. Сиятельный Князь обернулся и жестом подозвал к себе церемониального глашатая. Спустя несколько мгновений его луженая глотка уже несла над рядами княжеской гвардии благую весть: - Сиятельный Князь повелевает... Оружию - мир! x 22 x Среди десятков тысяч солдат, морских пехотинцев, людей Свода Равновесия и праздных зевак, которые, просочившись сквозь оцепление, имели радость наблюдать историческую встречу сильнейших Варана, были всего лишь четверо, от которых в тот день действительно что-то зависело. И среди этих четверых не было ни Лагхи, ни Сиятельного Князя, ни даже самозванного гнорра Норо окс Шина. С борта "Голубых Лососей" сходили первые несмелые десятки разоружившихся морских пехотинцев. Над "Венцом Небес" реяли штандарты династии Тамаев, и в лад с ними развевались полотнища нового князя на "Звезде Глубин", "Гребне Удачи" и "Ордосе". Облегченный ропот полз надо всем пиннаринским портом. Господа замирились или хоть сделали вид что замирились и мы вроде все живы будем до следующей свары. Сиятельная Сайла исс Тамай, супруга предыдущего князя и сестра ныне здравствующего, единственная женщина среди всей свиты, глазами-щелками, сузившимися от разнообразных и сложных мыслей о любви и власти, пристально следила за "Поцелуем Лагхи" и за прочими дивными событиями, которые сейчас распускались новыми, до времени неведомыми нитями судьбы. Сарпал, сотник стрелков на крыше вспомогательного арсенала Морского Ведомства, подчиняясь приказу князя, опустил лук и приспустил тетиву. Ему, как рах-саванну Опоры Вещей, всю свою карьеру построившему на приведении приговоров через простое убийство из лука, не составляло большого труда вскинуть лук в любое мгновение и выстрелить прежде, чем его подчиненные успели бы хоть пернуть. Альсим и пар-арценц Опоры Единства, как и было уговорено с Лагхой Коаларой, были одеты простыми "лососями". Они, как и все, показательно вышвырнули дрянные мечи за борт и одними из первых спустились на пристань Отдельного Морского Отряда. Альсим, который умел сходиться с людьми на короткой ноге, после третьего же кубка гортело, для пущей-вящей достоверности братанья прихватил с собой милостью гнорра уцелевшего Лорма окс Цамму. Лорм был с утра немного пьян и Альсим, запанибратски обхватив его за плечи, волок бывшего военного начальника Урталаргиса в загадочную неизвестность будущего. И Альсим, и пар-арценц теперь знали о противнике все. Кто, где, сколько и откуда в первую очередь может выпорхнуть стрела провокатора, а откуда - во вторую. Они видели распахнутый купол Свода Равновесия и они одними из первых поняли, что главное зло так или иначе будет исходить оттуда. Впрочем, Эгина и Убийцу Отраженных они не учли. Лагха, взяв Сиятельного Князя под локоть, вел его навстречу свите. За его спиной почтительным сдержанным шагом неторопливо сокращали расстояние "лососи" и среди них - пар-арценц и Альсим. В это мгновение всеобщего мира над Сводом Равновесия и надо всем Пиннарином полыхнула ослепительная вспышка. x 23 x Когда скорпион падает на голову крестьянке, та, шепча под нос безобидные ругательства и поминая предков, начинает по-бараньи трясти головой и размахивать руками, призывая на помощь. Когда скорпион падает на голову воину, он молниеносно извлекает из ножен короткий кинжал и счесывает тварь на землю, поближе к своему каблуку. Когда Скорпион, ведомый сознанием Эгина, упал на шлем Норо окс Шина, тот, почувствовавший чужеродное вторжение, был похож скорее на крестьянку, чем на воина. Эгин-скорпион, сбитый с толку налетевшим порывом ветра, не попал туда, куда хотел, а именно на спину. Очутившись на гладчайшем куполе шлема Норо он понял, что промахнулся. Поведение Норо было правильным и Эгин-скорпион, не удержавшись на шлеме, неуклюже свалился на пол и отскочил назад. Что делать теперь? Эгин помнил такое количество поединков, что их с лихвой хватило бы на трех бывалых солдат. Эгин знал как драться с противником, когда ты человек. Но когда ты скорпион? Когда ты мал, глуп, слишком юрок и слишком ничтожен по сравнению с громадой человеческого тела - что делать тогда? Розовым светом блеснул клинок в руках Норо. А где его, Эгина, клинок? И тут раздался истошный женский крик. Эгин-скорпион знает этот голос. Это кричит та бледная и простоволосая девушка, прикованная к высоченному стулу. Она кричит, потому что боится. Чего она боится? Эгин повернул свою скорпионью голову, чтобы удостовериться что с ней все в порядке и... сияние розового меча удалилось от него на добрых десять шагов. Крик Овель выбросил его прочь из тела Скорпиона и утвердил его в роли заинтересованного, но стороннего наблюдателя. Он по-прежнему сидел в своем зрительском кресле, а его руки были скованы жесткими браслетами. x 24 x Опасаться было нечего. Опасаться было бессмысленно. Ибо когда ты не можешь ничего поделать, опасаться - самое глупое, что можно придумать. Однако, Скорпион справлялся и без его, Эгина, участия. Причем справлялся отлично. Гораздо лучше, чем справлялся раньше. Норо пробовал достать тварь своим чудовищным клинком, но тварь закладывала такие виражи, что Эгин просто диву давался. Клинок Норо был почти бесполезен. Что проку в самом совершенном оружии, когда ты просто не можешь достать противника? Очень скоро Эгину стало стыдно за свою наглую самонадеянность. Как он вообще мог подумать, что Скорпион не справится с делом убиения Норо окс Шина без его участия? Если он нашел путь к Своду Равновесия, если он прошел сквозь все туннели, сквозь все стволы подъемников, миновал всех безумных рах-саваннов, забрался на крышу и все это совершенно самостоятельно, безо всяких там Эгинов, значит и это едва ли составит ему проблему. Думал Эгин и вот о чем: если бы он не помешал Скорпиону своим вторжением, если бы он не шевелил своим жалким человечьим умишком, не примерялся, не выгадывал перед тем, как прыгнуть с купола вниз, Скорпион наверняка попал бы куда надо, а, стало быть, Норо окс Шин был бы уже мертв. Эгин не сразу понял, почему Скорпион тянет так долго. Отчего он не совершит рокового прыжка? А ведь ответ лежал на поверхности. На Норо окс Шине был шлем. Были наручи. Были поножи. Были штаны из толстой оленьей кожи, к которым Норо питал слабость с незапамятных времен (он, разумеется, не изменил своим привычкам, даже заняв кабинет Лагхи Коалары) и теперь Эгин прекрасно понимал - почему. Потому что Норо всегда боялся Убийцы Отраженных. И его тело всегда было защищено почти полностью. Скорпион искал уязвимое место в защите Норо. Искал все это время. И в конце концов он нашел его. Обогнув Норо справа, он добился того, что тот принял оборонительную стойку на правую сторону. И в этот момент Убийца Отраженных обманно попятился и прыгнул. Далеко, высоко, стремительно. Он вонзился в левый бок Норо окс Шина, туда, где обнажилась крохотная полоска исподней рубахи, ибо доспех, подтянутый вверх рукой, держащей меч, предательски открыл ее для укуса. Все что было дальше, происходило очень быстро. Эгин так и не поймал момента, когда жало Ищейки Урайна слилось с плотью жертвы. Да, рах-саванн так и не увидел самого интересного. Потому что в то мгновение, когда Скорпион ужалил Отраженного, шар, в котором безумствовали всеми забытые рыбы, ослепительно вспыхнул и разлетелся вдребезги. Все было затоплено зеленоватым сиянием, которое было во много крат ярче солнечного света. И этот свет жег кожу, глаза, внутренности, вызывая слезотечение, жажду и... чувство недоуменного страха. Кабинет Норо наполнился тем странным запахом, какой бывает иногда после грозы. Шара не было. Рыб не было. Эгин закрыл глаза руками, взвыв от боли. Когда на пол рухнуло что-то тяжелое и в комнате воцарилась тишина, Эгин осторожно открыл глаза. Но ничего кроме ярко-зеленой мути не увидел. Ослеп? А Овель? Она тоже ослепла? Но рах-саванн волновался совершенно напрасно. Овель была без сознания с того самого момента, когда Эгин покинул тело Скорпиона. И глаза ее, разумеется, были закрыты. x 25 x Никто в пиннаринском порту не знал, что сейчас на вершине Свода Равновесия истекает кровью Овель исс Тамай, племянница князя. Никто не догадывался, что самозванный гнорр Норо окс Шин, имя которому в предыдущем та-лан отражении было Торвент Мудрый, заклятый и древний враг сущности, что ныне носит имя Лагхи Коалары, а некогда именовалась Кальтом Лозоходцем, в это мгновение истекает черной душой сквозь расколотый жалом стального скорпиона сосуд своих телесных покровов. Никто не знал, что Эгин, безвестный рах-саванн Опоры Вещей, жив, хотя и чувствует себя пребывающим у самой черты небытия. Не знал всего этого и Сарпал, доверенный стрелок умирающего Норо окс Шина. Сарпал не нуждался в знании. Сейчас ему было важно лишь одно - меткость, ибо голова Лагхи Коалары то и дело почти полностью скрывалась за крупной головой Хорта окс Тамая. Убивать Сиятельного Князя Норо окс Шин ни в коем случае не велел, ибо Хорт был превосходной куклой, которой предстояло сделать для самозванного гнорра еще много добрых дел. Другое дело - Лагха. Сейчас или никогда. Следуя безукоризненно усвоенным Освобожденным Путем, левая рука Сарпала воздела грациозный изгиб лука, а правая, одновременно с этим взводившая тугую тетиву с легкостью падающего осеннего листа, отпустила стрелу на свободу. Как только на вершине Свода Равновесия полыхнула изумрудно-зеленая звезда, все чувства Альсима и пар-арценца Опоры Единства, истинных телохранителей Лагхи, обострились до предела. Но в их силах было лишь отвести стрелу на пол-пальца, не более. Стрела пробила голову Сиятельного Князя Хорта окс Тамая насквозь и чуть наискось, оцарапав Лагхе правое ухо. Тамай захрипел и начал заваливаться в бок. Лагха успел упасть на колено и подхватить тело князя снизу. Поэтому вторая стрела тоже досталась Хорту. Подчиненным Сарпала сейчас не было никакого дела до того, что их сотник - офицер Свода Равновесия, о чем многие догадывались. Негодяй только что застрелил их обожаемого Хорта, их "Золотую Ручку". Сарпал успел разразиться бранью только в своем коротком полете с крыши арсенала, а вслед за этим в его размозженное тело разом воткнулись полтора десятка стрел. Лучники отвели душу. Все видели смерть князя, но лишь немногие знали, кто убил его - свои или мятежники. Сиятельный Князь умирал на руках Лагхи Коалары. Варан остался без повелителя и без повелителя осталась мощная и кровожадная армия, многие в которой были готовы растоптать людей гнорра по первому же приказу своих командиров, ибо не знали истины. По пристани шли гвардейцы. Их лица не обещали ничего хорошего. Штандарты династии Тамаев над кораблями "Голубого Лосося" смотрелись чудовищным издевательством. Лагха почувствовал, что был на одну иглу от победы, но теперь проиграл окончательно. x 26 x Лорм окс Цамма протрезвел быстрее, чем того можно было бы ожидать от пятидесятилетнего солдафона, с перепугу всосавшего на рассвете три подряд кубка гортело. Он понял, что гвардейцы сейчас начнут рубить всех без разбору и в первую очередь гнорра. А конец гнорра будет и его, Лорма окс Цаммы, концом, ибо разговор с гвардейскими мечами будет слишком коротким. Он вырвался из объятий раздосадованного Альсима и бросился на заплетающихся ногах (хмель попустил только его голову) к гнорру. Альсим и пар-арценц Опоры Единства поспешили вслед за Лормом. Что бы он ни задумал, а им требовалось оберегать гнорра от любых неожиданностей. - Сиятельная госпожа! Сиятельная госпожа! - не своим голосом заорал Лорм, всматриваясь в свиту, волей-неволей прижавшуюся к левой стороне пристани, ибо по правой шествовали гвардейцы с обнаженными клинками. Сайла исс Тамай была отнюдь не столь глупа, как о том было принято хихикать по беседкам дворцового сада. Неожиданная смерть брата не помешала ее рассудку быстро оценить ситуацию. Так же как и Лорм, Сайла поняла, что после бойни в пиннаринском порту судьба может забросить ее и в глухую варанскую провинцию, и в подвалы Свода Равновесия, и в небытие. Сайла исс Тамай протолкалась через свиту и, быстро-быстро семеня ногами, устремилась навстречу орущему Лорму. Она немного знала его. Когда Хорт окс Тамай еще был Первым Кормчим, Лорм окс Цамма служил под его началом в Морском Ведомстве и им доводилось несколько раз сидеть рядом на званых ужинах. А вот с Лагхой Сиятельная никогда рядом не сидела и вообще боялась его как огня, хоть и полагала себя в романтические мгновения влюбленной в молодого гнорра. Лагха все еще опасался подняться в полный рост. Он не знал, что Сарпал мертв, опасался новых стрел и вообще с него на сегодня было довольно. Лорм ловко наклонился над бездыханным Хортом окс Тамаем, сорвал с его шеи тяжеленную золотую цепь Властелина Морей и высоко воздел ее над головой. - Да здравствует династия Тамаев! Да здравствуют гвардия, флот и Свод Равновесия! - проорал Лорм первое, что пришло ему в голову. Сиятельная была уже совсем близко. Не медля ни мгновения, Лорм набросил цепь Властелина Морей на шею Сайлы. - Именем Князя и Истины! - ревел Лорм так, что, пожалуй, ему позавидовал бы и Звезднорожденный. - Да здравствует Сиятельная Княжна Сайла исс Тамай! - Оружию - мир, ну же! - Лорм дохнул перегаром в ухо застывшему безучастным изваянием церемониальному глашатаю. - Оружию - мир, - подтвердила Сайла, тяжело дыша. Подоспевший Альсим исподтишка отвесил глашатаю увесистого пинка и тот наконец-то вышел из оцепенения. - Сиятельная Княжна повелевает... Оружию - мир! На свирепых рожах гвардейцев отразилось жестокое разочарование. Увы, над варанской армией снова появилась власть. Власть, которая несколько мгновений назад опустилась на плечи Сиятельной тяжелой цепью Властелина Морей. И даже самый тупой гвардеец (а им был тысяцкий, замерший с обнаженным мечом в двух шагах от Лагхи) понял, что бойни сегодня не выйдет. x 27 x У Варана вновь был Сиятельный Князь, вернее, Княжна. У Свода Равновесия вновь был гнорр. В Варане больше не было ни одного мятежника. Два главных мятежника - Хорт окс Тамай и Норо окс Шин - были мертвы. Сотни солдат и людей Лагхи присягнули на верность Сиятельной Княжне и, следовательно, мятежниками быть перестали. Дотанагела и "лососи" с "Зерцала Огня" нашли свою смерть в Хоц-Дзанге. Ну а Самеллан никогда не был истинным варанцем, да и в Варане его сейчас не было. Вместо тысяч погибли единицы. Бывший аррум Опоры Вещей Норо окс Шин, самозванный гнорр, та-лан отражение древнего тирана Синего Алустрала. Онни, рах-саванн Опоры Вещей, и трое его товарищей по несчастью - преданные псы Лагхи Коалары, которые восемь дней кряду провели на тайной квартире Свода Равновесия, охраняя похищенную Овель исс Тамай. Сарпал, рах-саванн Опоры Единства, преданный пес Норо окс Шина, непревзойденный стрелок из лука, побежденный магическим искусством Альсима и яростью своих солдат. Хорт окс Тамай, князь на час, бывший Первый Кормчий Варана, прозванный "Золотой Ручкой" за отменную игру в лам и за миллионы авров дохода, принесенные его мануфактурами и верфями. Семнадцать безвестных обывателей, задавленных в сутолоке на набережной Трех Горящих Беседок вместе с началом торжеств по поводу всеобщего и полного примирения. Итого - двадцать четыре. <........................................> <........................................> <........................................> (c) Александр Зорич, 1997 -------------------- ВСЕ ТЕКСТЫ ЗОРИЧА, ВСЕ О ЗОРИЧЕ, КАРТЫ И ХАМЕСТИР http://zorich.enjoy.ru ║ http://zorich.enjoy.ru БИБЛИОГРАФИЯ 1. А.Зорич. Знак Разрушения (роман). - М., ЭКСМО, 12000 экз. - 1997 г. 2. А.Зорич. Семя Ветра (роман). - М., ЭКСМО, 12000 экз. - 1997 г. 3. А.Зорич. Пути Отраженных (роман). - М., ЭКСМО, 12000 экз. - 1998 г. 4. А.Зорич. Люби и властвуй (роман). - М., ЭКСМО, 10000 экз. - 1998 г.  * (2). Александр Зорич. Ты победил (фрагменты романа) +--------------------------------------------------------------------+ I I I АЛЕКСАНДР ЗОРИЧ I +--------------------------------------------------------------------+ I ТЫ ПОБЕДИЛ I I (Цикл о Своде Равновесия, т. #2) I I К циклу прилагается карта Восточной Сармонтазары I +--------------------------------------------------------------------+ ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ТАЙНЫЙ СОВЕТНИК ГЛАВА 1. ШЕСТЬДЕСЯТ КОРОТКИХ КОЛОКОЛОВ МЕДОВЫЙ БЕРЕГ, 63 ГОД ЭРЫ ДВУХ КАЛЕНДАРЕЙ Вечер второго дня месяца Алидам x 1 x Разгоряченное запретным аютским вином дыхание Лормы было частым, неровным, взволнованным. И его губы прикоснулись к ее губам, чтобы испить эту хмельную свежесть без остатка. -- Вы, вы, тайный советник... -- пролепетала она, отступая на шаг. -- Зови меня Йен. Дальше отступать было некуда. Дальше, насколько мог видеть Йен окс Тамма, тайный советник уезда Медовый Берег, при бледном, скупом свете заходящей луны, сочившемся сквозь узкое окно под потолком, был стол. Советник, в свою очередь, сделал шаг вперед. Теперь он вновь стоял перед ней на расстоянии меньшем, чем того допускают приличия отношений между мужчиной и женщиной, которые видятся второй раз в жизни. Ягодицы Лормы прикоснулись к массивной дубовой столешнице. Об этом поведали советнику пальцы его левой руки, скользнувшей по спине Лормы вниз -- вниз, в надежде пройтись по соблазнительной мягкой ложбинке, до времени скрытой дешевой тканью ее длинного, тяжелого платья, незатейливой цветастой тканью, которую здесь, на Медовом Берегу, отчего-то называют "шелком". Лорма вздрогнула как лань, перед самым влажным носом которой в дерево воткнулась быстроперая стрела. Вздрогнула и, пожалуй, имей она путь к бегству, могла бы и убежать. "Нет, не могла бы; просто не захотела бы", -- мелькнуло в сознании советника, чресла которого уже полнились свинцовой тяжестью вожделения. Преодолев слабое, показательное сопротивление Лормы, Йен обнял ее правой рукой, привлек к себе и его левая рука обрела желанное, проскользнув в новообрященный просвет между столешницей и "наименьшей из двух спинок" Лормы, как, пожалуй, не преминул бы выразиться местный учитель. -- Советник, я буду кричать, -- заявила Лорма неожиданно строго. Но недостаточно громко. В общем-то, скорее шепнула, нежели сказала. Это означало "да". Впрочем, даже если бы это означало "нет", советник быстро объяснил бы Лорме, что сказала она именно "да". -- Не будешь, -- сказал он тихо, старательно вкладывая в свой голос излюбленную и неповторимую нежную хрипотцу. Йен наложил на уста Лормы печать тяжелого, тягучего поцелуя. Поцелуя любви и власти. Если бы у него было время... Если бы у них было время... К сожалению, все еще впереди. А пока что обойдется без запретного. Сегодня Уложения Жезла и Браслета пребудут в неприкосновенности. Нет времени. Сейчас нет времени, иначе их отсутствие станет чересчур уж подозрительным. Милостивому гиазиру тайному советнику, понимаете ли, вздумалось поглядеть в звездозорную трубу, а дочери землевладельца Круста Гутулана возжаждалось препроводить тайного советника на самый верх Перстовой Башни. Лорма лишь восхищенно ойкнула, когда он рывком развернул ее к себе спиной и, наградив поцелуем в шею, распластал гибкий стан местной крали на столе. Поддавшись сильным рукам Йена, в общем-то совершенно непохожим на обычные холеные грабли государственных чиновников, мягко шурша, по бедрам Лормы поползло вверх платье. Тайный советник одним артистичным движением ловко распустил шнуровку на своих парчовых пурпурных панталонах (узлы были исподволь ослаблены опытным Йеном еще за столом) и, предоставив своим рукам вольно ласкать крупные груди Лормы, ввел своего Гиазира в покои невинности так, как то принято у истинных аррумов Свода Равновесия -- очень, очень требовательно. Он здесь хозяин. Он -- и никто другой. x 2 x -- Нет. Сейчас нам пора возвращаться. -- Сухо сказал Йен, собственноручно отирая ноги Лормы посредством льняного платка для чистки "облачных" клинков. Придется выбросить, а их не так уж много -- всего семь. Подумать только -- до того как познакомиться с тайным советником, бедняжка действительно была девственницей. Это до двадцати-то лет, о Шилол! Ласки Йена имели мало общего с загадочными и туманными местами в не запрещенных Сводом светских романах и Лорма, кажется, совершенно утратила чувство действительности. -- Ну почему нет? Это ведь так быстро! -- сказала она недоуменным тоном капризной девочки. Йен не сдержался и хохотнул. -- Тридцать коротких колоколов -- это, конечно, для тебя быстро. Мы будем встречаться еще не раз и не два и ты еще научишься по-настоящему ценить это время, но сейчас надо идти. А то мы уже все звезды пересчитали. -- Не все, -- блеснули обнаженные улыбкой зубы Лормы. -- Послушай, -- Йен взял ее за плечи и, словно щенок, потерся своим носом о ее. -- Ты очень красивая девушка и я буду любить тебя долго и часто. Так долго и так часто, как того позволят мои обязанности тайного советника. Но если твой отец, а в особенности же мамаша что-то заподозрят, они в первую очередь прикажут конюхам тебя высечь. А во вторую очередь... -- Меня никогда не секли, -- пожала плечами Лорма и, неожиданно ловко пропустив пальцы между йеновой шнуровкой на панталонах, прикоснулась к нему так, что тот против своей воли вздрогнул от неожиданности. Ого, подруга с подходцами! Йен чуть не прыснул со смеху: словно бы не она, а он -- пугливая девственница, которой домогается тайный советник, а вообще говоря аррум, хотя это для нее и не очень большая разница. В этот момент Йен подумал, что бояться ему, собственно, совершенно нечего -- ну заподозрит папаша, ну пятое-десятое... В худшем случае, придется папашу зарубить. В лучшем -- пристанут, чтобы он женился на их дочери-сокровище и будут стращать доносом в Свод, ха-ха. Донос на аррума! Лорма тем временем опустилась на колени. Что будет дальше Йен догадывался, равно как и не сомневался в том, что это задержит их еще по меньшей мере на тридцать коротких колоколов, ибо девушка едва ли искушена в Первом Сочетании Устами. Но спрятать извлеченного требовательными пальцами Лормы Гиазира прочь, подальше от горячих губ девушки, Йен не мог. Ибо это, по меньшей мере, не соответствовало бы доблестям и достоинству аррума Опоры Вещей. Энно. x 3 x Когда они наконец вернулись в гостевой зал, чтобы присоединиться ко всеобщему веселью, их взорам открылась дурацкая, веселая и в чем-то неуловимо жутковатая картина. Мамаша Лормы, здоровая баба в летах, лежала, упитая до бесчувствия, на медвежьих шкурах, живописно наваленных в углу зала. Насколько Йен смог понять за три недели пребывания в уезде Медовый Берег, на всех застольях здесь было принято рано или поздно напиваться вдрызг, затем валиться прямо на медвежьи шкуры и -- в зависимости от обстоятельств -- спать, блевать или предаваться блуду. Йен пока что был свидетелем только первых двух вариантов. Третий, по слухам, был очень популярен среди смердов Кедровой Усадьбы, а более всего -- у людей Багида, на Сером Холме. Итак, мамаша Лормы уже отдыхала. Папаша, вполне симпатичный Йену мужик с невероятным для Варана именем Круст Гутулан, подперев багровую рожу кулаками, пялился туда же, куда и все -- в центр стола. "Все" -- это управитель имения со своей супругой (странной женщиной, лицо которой было украшено шрамом от виска до подбородка, а пояс -- кривым "трехладонным" ножом), четверо лучших пастухов Круста (с разбойными, но тем более надежными рожами) и сокольничий с двумя соколами на обоих плечах, что забавляло тайного советника едва ли не больше, чем прелести Лормы. И эти все мутными, покрасневшими глазами пялились в центр стола, где выламывался и завывал Сорго, местный начальник почты, а по совместительству -- вожак и наставник вайского отрочества. Помимо всего прочего Сорго был поэтом, уверявшим, что в действительности он -- не Сорго, а воплотившийся в неподходящем теле древний харренский стихопевец Астез Торк. По этому поводу Сорго мог процитировать наизусть любое место из огромнейших "Исторических поэм" и требовал от отроков, дабы те его величали "несравненным Астезом". Также Сорго занимался сочинительством длиннейшей и нуднейшей драмы "Инн окс Лагин, отец наш основатель", о чем не преминул сообщить Йену при первом же знакомстве, состоявшемся три недели назад. Тогда тайный советник вполне справедливо заметил, что не приведи Шилол тому в действительности оказаться перевоплотившимся Астезом Торком. По законам, установленным еще при Инне окс Лагине, "отце нашем основателе", его ждет Жерло Серебряной Чистоты и ничего больше. К огромному изумлению Йена лицо Сорго просияло и тот радостно спросил: "Правда? Настоящее Жерло Серебряной Чистоты?" В общем, Сорго с точки зрения Йена был совершенно законченным идиотом и только благодаря этому предыдущие тайные советники не отправляли на него доносы в Свод Равновесия за извращение Истины и оскорбление Князя в пресловутой драме "Инн окс Лагин..." Итак, пьяный вдрабадан Сорго качался, стоя на столе, посреди опрокинутых кубков и перетоптанных его сапожищами перепелов. Губы Сорго для вящей убедительности были перемазаны чем-то красным. "Стало быть, кровь изображает на устах, недоделанный", -- беззлобно подумал Йен, застывая на пороге зала. В левой руке Сорго сжимал телячью печень, тушеную в кислом молочном соусе и, гневно потрясая ею над головой, орал: -- И вот, преисполнится скверною суша! И вот, под землей расцветая, питаясь чужою игрою, зародится нечто и выест всю землю под миром! И вот, истекут из хуммеровых уст указанья... Сорго тяжело перевел дух. В его глазах стояла стена. Странная стена. Если судить по этой стене в глазах, Сорго пребывал в совершенном бесчувствии. Но, однако, бесчувствие не мешало ему так складно и быстро импровизировать тяжелыми астезовыми стопами вокруг знаменитого "Речения Эррихпы". -- ...для сердца, изъятого прочь через реберный короб! И выйдут не люди, но лишь истребители плоти, и новое сердце отыщут себе на поживу! С этими словами Сорго сжал пальцы левой руки и телячья печень, разваливаясь, посыпалась неряшливыми кусками на стол. "Ага, стало быть это у нас сердце", -- Йену было противно смотреть на странный разгул Сорго и он пытался развлечь себя хоть слабой, но иронией. Слушатели Сорго, впрочем, в силу ли изрядной сытости и пьяного благодушия, то ли в действительности захваченные неистовыми глаголами Сорго, сидели смирно и даже разбитные пастухи отнюдь не скалились. -- Пойдем отсюда. Мне страшно и я хочу совсем другого, -- Лорма дернула Йена за рукав. М-да, девочка права. Веселое здесь общество. Могли любить друг друга с Лормой хоть до утра -- эти и не заметили бы. Куда уж! Тут поэзия, милостивые гиазиры. В душе Йена боролись противоположные чувства. Дать Сорго в рожу, заключить его под стражу и предъявить обвинение... в чем? Йен был напрочь лишен вкусов офицеров из Опоры Равновесия, которые могут взять человека в оборот за что угодно -- хоть за чересчур темный камень в перстне, хоть за аютский анекдот. Можно просто подсечь придурка ножнами, подхватить, пока тот будет падать, и бросить прислуге (этих двоих, тихонько замерших у стены, Йен с первого взгляда даже не заметил) с веселым криком "Бычка -- в ясли!" Только особого веселья не выйдет. С другой стороны, все это было Йену совершенно безразлично. Проще всего было вернуться с Лормой наверх и -- хоть Второе Сочетание Устами (она его заслужила своим Первым), хоть просто -- сочетание, хоть и поговорить. В конце концов, за три недели в уезде он еще не поговорил здесь нормально ни с одним человеком. Только служба, только допросы, только глупая болтовня с Тэном о столичном оружии, а с Есмаром -- о здешних бабах. В общем, можно спокойно уволочь Лорму обратно. Первая ночь женственности этой девочке запомнится надолго. Под ногами Йена едва ощутимо вздрогнул пол. Вздрогнул столь слабо, что этого пока не почувствовала бы даже собака. Он, аррум Опоры Вещей, все-таки почувствовал. Ну и что? Тут, на проклятом Медовом Берегу, трясет каждый день. Два горных кряжа -- Большой и Малый Суингоны -- и в придачу к ним несколько потухших вулканов вкупе с одним все еще ворчащим. Как это они его здесь называют? Советник так и не удосужился спросить за три недели. В общем, трясет часто, почти каждый день, самую малость. А судя по рассказам -- недра могут разгуляться так, что получится то провал, куда без остатка рухнет целый пиннаринский исполин Свода Равновесия, то водопады высотой в пятьдесят локтей. Говорят, там, где Большой Суингон смыкается с Малым... -- Да, идем, -- пожал плечами Йен, оборачиваясь к Лорме. И в этот момент за спиной Йена раздался дикий, нечеловеческий вой Сорго и грохот бьющейся посуды. -- О-о-они уже зде-е-есь! "Ну это уже слишком. Определенно, замордую придурка", -- подумал Йен, резко поворачиваясь обратно к залу и одновременно с этим извлекая из ножен свой клинок. Он еще не понимал зачем он это делает. Он еще не понимал ничего. Но что-то уже определенно начало свершаться. -- Это точно, милостивые гиазиры! "Они" -- я и Лорма -- уже здесь! -- рявкнул Йен, стремительными шагами меряя зал. Лежа навзничь на столе, в конвульсиях содрогался нечленораздельно мычащий Сорго. Все остальные словно пробудились от тяжелого сна. Круст встал в полный рост и тер лицо ладонями, словно собирался стереть с него сонливость вместе с кожей. Соколы с клекотом хлопали крыльями. Пастухи, послушные окрику управителя поместья, схватили за руки и за ноги бьющегося в истерике Сорго. И только жена управителя поместья вела себя по-другому. Загадочно улыбаясь краешком рта приближающемуся Йену, она медленно тянула из-за пояса свой "трехладонный" нож. Медленно. "Определенно, она обычно достает его почти молниеносно", -- подумал Йен, который лишь теперь сообразил, что все происходящее начало совершаться вокруг него с невообразимой тягучей медлительностью. И лишь он, Йен, вроде бы пока не вязнет в воздухе как муха в сиропе. "Ну все, конец тебе, начальник почты. Потому что сейчас эта девка тебя зарежет. А я?" -- промелькнуло в голове Йена, который краем глаза заметил, что его безупречно чистый клинок начал дымчато мутнеть. Обнаженный "облачный" меч никогда не мутнеет зря. С тех пор как Эгин, аррум Опоры Вещей, для простых смертных -- просто Йен окс Тамма, тайный советник уезда Медовый Берег -- получил его из рук гнорра, прошло несколько более полугода. За это время Эгин обнажал "облачный" меч трижды. И трижды по его небесной красоты клинку ползли белесые облака. И трижды клинок омывался от облаков кровью. А от крови клинок омывался водой и заговоренным льняным платком -- в точности таким, какой полчаса назад отер ноги Лормы от крови иного смысла. x 4 x Эгин не понимал, почему вдруг эта женщина с мужским шрамом решила убить Сорго. Он не понимал, отчего сам столь яростен, отчего за стенами зала с протяжным и мощным ревом, неторопливо затопляя отблесками стекла, полыхнула оранжевая зарница и отчего пол под его ногами пошел вверх, словно бы совершая глубокий и тягостный вздох. Сейчас вокруг него происходило нечто, что будет им осмыслено и понято значительно позже. А пока что Эгин просто делал то, к чему вели его обнаженный меч и Раздавленное Время, хотя о последнем он пока и не догадывался. Эгин успел. Когда "трехладонный" нож жены управляющего, дописывая гибельную дугу, приблизился к сердцу Сорго как раз на расстояние трех ладоней, Эгин был от женщины в точности на расстоянии вытянутого клинка. И его меч обагрился кровью. И Раздавленное Время выплюнуло аррума обратно. x 5 x -- Ш-ш-шилолова кровь, -- шипела от боли супруга управляющего, тряся кистью, удар по которой Эгин изо всех сил пытался направить плашмя. Но очень сложно пробить боковой удар плашмя чисто, милостивые гиазиры. Поэтому Эгин не только выбил у нее "трехладонный" нож, но также расшиб костяшки и рассек несколько худых вен на тыльной стороне ладони, кровью каковых, к счастью, его клинок вроде бы насытился. По крайней мере, временно. Сорго, который-таки сильно вывел Эгина из себя, тоже досталось изрядно. Свой второй удар Эгин направил беснующемуся учителю по кадыку и тот вместо воя перешел на хриплый кашель, что было все-таки легче. Его Эгин тоже бил плашмя и на этот раз очень чисто. Убивать Сорго не стоило. Зачем? Все произошло так быстро, что кроме Эгина и, быть может, жены управителя, никто ничего не успел сообразить. Это было хорошо. Остальное было плохо, ибо окна уже струились градом звенящих осколков стекла и вот теперь пол под ногами вздрогнул по-настоящему сильно. И вот теперь это заметили все. А самый неловкий из четырех пастухов-разбойников Круста даже упал. Со двора донесся чей-то истошный вопль. Совершенно нечленораздельный. И вслед за ним другой, более вразумительный. "Убивают! -- голосила женщина. -- На помощь!" И -- спустя несколько мгновений -- короткий взвизг: "Цармада, ты?!" ГЛАВА 2. АФФИСИДАХ БАГРЯНЫЙ ПОРТ, 56 ГОД ЭРЫ ДВУХ КАЛЕНДАРЕЙ Двенадцатый день месяца Белхаоль x 1 x Бурая змея Ан-Эгера между по-весеннему свежими, изумрудными полями ячменя. Теплое, сапфирово-синее море Савват -- и бурая клякса размерами в добрых четыре лиги, пятнающая его священные волны вокруг Багряного Порта. Здесь живородные, жирные илом воды Ан-Эгера встречаются с морем. Здесь с морем встречается великая степь Асхар-Бергенна. Сто лет назад Эгин Мирный, величайший воитель Тернауна, разбил среди невысоких холмов на правом берегу Ан-Эгера грютские орды и протянул руку к желанному морю. И в дельте Ан-Эгера вырос Багряный Порт. Потому что в ту жестокую неделю после избиения грютов, когда безмолвствовали сытые волки и вороны в степи, воды Ан-Эгера были багровы от вражьей крови. Всю неделю. А когда-то, во времена цветущего могущества Асхар-Бергенны, струи Ан-Эгера, говорят, всегда были красными, как кровь. Ихша никогда не верил этому, ибо не был поэтом. Река не может течь кровью год. Не может даже и неделю, как о том написал Альгорг, придворный историк Эгина Мирного. Призраки погибших грютов не могут переговариваться, стоя на вершинах Пяти Медных Курганов, как о том брехал тот лекаришко, безумный пастырь пиявок, заклинатель улиток. А Великое Княжество Варан не может вечно видеть мирные сны под несокрушимым Сводом Равновесия. Ихша был реалистом, ибо к тому склоняли его титул, должность, деньги и страх. Страх потерять деньги, должность и титул. Уже два года Ихша занимался Вараном, Сводом Равновесия и новым гнорром лично. Два года Ихша выслушивал все новые небылицы. Два года перебирал скудные трофеи, собранные его людьми по всей Сармонтазаре. Все сплошь мусор. Все. Сегодня с утра Ихша подавился фиником и был теперь зол, словно степная гадюка под конским копытом. Круглый стол по правую руку от Ихши был уставлен яствами в количестве достаточном, чтобы накормить четырех воинов. И еще там были ненавистные Ихше финики. И еще -- разбавленное вино. Ихша прихлебывал его из большой низкой чаши, но оно не приносило ему ни наслаждения, ни даже покоя. Так -- скисшая кровь местной лозы. И даже прохлада, словно бы стекающая ручьями с опахал в руках четырех звероподобных телохранителей, не могла остудить недобрый горячечный пыл, который охватил Ихшу с первых же слов своего советника. Но пока что Ихша молчал, предоставив тому медлительно повествовать о результатах своего годового пребывания в Пиннарине. -- ...таким образом, все эти замыслы не увенчались успехом, поскольку были пресечены Сводом Равновесия еще на стадии первичного воплощения. И тогда Ихша не выдержал. Он недобро прищурился и совершенно спокойным, негромким голосом спросил: -- Как думаешь, Адорна-генан, сколько раз я входил к женщине? Советник от неожиданности стал белым, как полотно, потом красным, словно сердцевина арбуза, и наконец, заикаясь, пробормотал: -- Полагаю... полагаю, ты, Желтый Дракон... -- и, отыскав наконец выход, закончил: -- ...Делал это столько раз, сколько желал ты, сколько желала твоя женщина и еще за каждую ночь трижды -- во имя Стен Магдорна! Ихша усмехнулся. -- Пусть так. А сколько у меня получилось детей, по-твоему? Адорн вновь смешался. -- Это мне не ведомо, Желтый Дракон. Полагаю, много... -- Восемнадцать, Адорна-генан, восемнадцать. И каждый -- плод моих ночных стараний, увенчавшихся успехом. Но восемнадцать -- это не тысяча восемьсот и не восемьдесят тысяч. Так вот, Адорна-генан, я был с женщинами много чаще, чем сотворил детей, и разве интересно все это моему девятнадцатому ребенку, которого нет? Ему, нерожденному, нет дела ни до моих любовных подвигов, ни до моих преуспеяний в деле умножения потомства. И разве интересно мне, Адорна-генан, что ты делал год в Варане, если ты не сделал ничего? -- Люди Свода Равновесия коварны и сильны. Мы ничего не могли предпринять во вражьей столице сверх того что сделали, клянусь Стенами Магдорна! -- Адорн истово припал на одно колено и поцеловал каменный пол веранды, на которой происходила беседа. -- Я верю тебе. Подымись, -- обманчиво-ласково сказал Ихша, махнув рукой. -- Ты, наверное, голоден с дороги. Съешь финик. -- Благодарю тебя, Желтый Дракон. Адорн подошел к столу, взял финик, вяло пожевал его и деликатно сплюнул косточку на серебряный поднос. -- Постой, постой, Адорна-генан! -- брови Ихши удивленно взметнулись. -- Ты же не постиг самой сути плода! Ты поглотил лишь оболочку. А твердую суть? Адорн несмело взглянул в лицо своему повелителю и понял, что отказываться нельзя. Он взял косточку и, вздохнув, с трудом проглотил ее. Почти сразу его начал душить кашель, но страх победил боль и покрасневший Адорн, пересилив себя, просипел: -- Благодарю тебя, Желтый Дракон. -- Мне не нужна благодарность. Мне нужна истина, -- и только теперь, первый раз за весь разговор с Адорном, в голосе Ихши зазвучало его жестокое прошлое. Борцовские арены Тернауна, где никогда не дерутся за деньги -- только за жизнь. Императорская гвардия, "красногребенчатые", мрачная сутолока кровавых дворцовых интриг. Он, Ихша, был в гвардии рядовым меченосцем. Потом -- десятником. После -- командовал сдвоенной сотней и имел должность Блюстителя Дворцового Въезда. Именно исполинская туша Ихши выросла в сонный предрассветный час перед отчаянными кавалеристами придворной сартоны, чьи офицеры решили "прочистить дворцовые клоаки от лишнего дерьма", разумея под последним правящую династию Оретов. Ихша во главе своих "красногребенчатых" встретил их на Дворцовом Въезде, под сенью раскидистых платанов, и никто не вышел из-под деревьев живым. Никто -- ни сартонанты, ни "красногребенчатые". Днем, когда обстоятельные труповозы вчетвером грузили тело Ихши на телегу, багрово-черное месиво, сплошь скрывавшее лицо сотника, дало трещину и победитель, едва ворочая одеревеневшим языком, властно потребовал: "На колени, в прах перед Пламени Равным!" "Пламени Равный" -- так в империи именовался командир "красногребенчатых". По с