ты обвиняешься в том, что не знаешь своих ослов. Это причинило тяжелое несчастье крестьянину Абдурахману, который, благодаря твоему незнанию, должен умирать с голода. Так обвиняют тебя люди. Обвиняет ли тебя твоя совесть? Хан Магомет с достоинством поклонился судьям и ответил: - Нет! В том, что крестьянин Абдурахман, когда у него взяли осла, помирает с голода, я не виноват: не моя вина, что у него, кроме осла, ничего не было. В том же, что я не знаю своих ослов, я виноват не больше, чем вы. Сделаем опыт. Прикажите смешать вместе все стада ваших ослов. И пусть каждый из вас отберет своих. Всякий, который чужого осла примет за своего, платит большой штраф. А все ослы, которые не будут опознаны их хозяином, идут в пользу шаха. Желаете? В верховном суде все переглянулись. Хан Магомет улыбнулся: - Почему же, в таком случае, вы судите меня, а не я - вас? Старший из судей спросил его: - А сколько у тебя ослов? Хан Магомет ответил: - Пятьсот. Верховный суд вынес приговор: - Принимая во внимание, что невозможно знать в лицо 500 ослов, признать хана Магомета-Бэн-Ахмета оправданным. Хан Магомет отправился к великому визирю, поклонился ему и сказал: - Правосудие изрекло свое слово. И все ли должно пред ним преклониться? - Все! - твердо отвечал великий визирь. - Даже клевета? - Как низкая гадина, она должна ползти по земле, пока ее не раздавят пяткой. - Почему же я не вижу ползущего у моих ног Абдурахмана? - воскликнул хан Магомет. - И почему же твоя пятка не раздавит его? Он обвинил невинного, - это доказал суд, оправдавши меня. Ты справедлив. Ты не отказал в правосудии крестьянину Абдурахману. Надеюсь, ты не откажешь в справедливости хану Магомету. Великий визирь воскликнул: - Ты прав! Я требовал правосудия, но и сумею заставить его уважать, когда оно пришло. Он приказал немедленно привести Абдурахмана. Но Абдурахман, оказалось, скрылся. - Он бежал в тот же самый день, как ты приказал отдать под суд хана Магомета! - донес посланный. - И о нем нет ни слуха ни духа? - спросил великий визирь. - Убегая, он оставил письмо домашним. "Дорогие мои, - писал Абдурахман своим близким, - завтра, с рассветом, увидев, что меня нет, вы спросите с горем и недоумением: почему же Абдурахман бросил свой бедный, милый дом, близких, которых он любил, деревню, в которой родился, страну, населенную его народом? И когда же? В тот день, когда его злодей, когда хан Магомет отдан под суд? На это я вам отвечу старой сказкой. Лисица встретила на опушке леса зайца. Заяц летел сломя голову из родного леса. "Что случилось?"- спросила лисица. "И не говори!- ответил заяц. - Большое горе: пришли люди, убили волка!" - "Тебе-то что? Разве ты так любил волка?" - "Любил! Тоже скажешь! Первый лиходей! Деда, прадеда, пра-пра-пра-прадеда разорвал. Всех моих близких!" - "Чего ж тебе так волноваться?" - "Не понимаешь! Раз уж волка - и того убили, - чего же, значит, зайцу-то ожидать?" Вот почему я бегу из моей страны, мои близкие. Раз самого хана Магомета отдали под суд, чего же Абдурахману ждать? Великий визирь выслушал письмо. Долго гладил бороду. И сказал: - Да!.. Сановников не надо отдавать под суд. Это пугает простой народ. ЗЛОУМЫШЛЕННИК (Персидская сказка) К великому визирю Абдурахман-хану пришел его верный слуга Ифтагар, поклонился в ноги и сказал: - Для ветра нет заслуги, если он пахнет цветами. Но и не его вина, если он пахнет навозом. Все зависит, откуда он дует. Не может ветер пахнуть цветами, если он дует от навозной кучи. Я приношу плохие вести потому, что прихожу из плохого места. Великий визирь сказал: - Не бойся и говори. - Будучи назначен твоей мудростью следить за тем, что не только говорят, но и думают в народе, - я зашел, по долгу службы, в кофейню, которую содержит некто Саиб на Большом Базаре, и, в интересах государства, стал есть плов с изюмом и бараниной. Другие персы делали для своего удовольствия то же, что я делал из ревности к службе. Ели плов, пили кофе, лакомились фруктами и рахат-лукумом, слушали музыку и смотрели на ученого медведя. Но один из них, по имени Садрай, - он учит в школах и преподает святой закон маленьким мальчикам, - начал громко говорить о твоей милости. - Громко говорить обо мне? Хвалил? - Как должно быть у доброго перса, - мой язык в ссоре с ушами. И никогда не повторит того, что слышал. Великий визирь сказал: - Ветра не накажу. Говори! - Он говорил... Он говорил, что твое могущество - вор! - Гм! - произнес великий визирь. - Но добрые персы ему не поверили? - Увы! - вздохнул Ифтагар. - Негодяй говорил с таким красноречием, с каким дай аллах всякому персу хвалить свое начальство. К тому же он слывет в народе человеком столь же праведным и добродетельным, сколь ученым и мудрым. Ему поверили все. И в кофейне в один голос повторяли: "Великий визирь"... ты сам знаешь что. Слушая это, я страшно огорчился. Чтобы какие-нибудь гуляки, проводящие свое время в том, что они смотрят на танцующих медведей; обжоры, которые едят пригоршнями плов с бараниной; праздные люди, целый день сидящие в кофейне, - чтобы такие даже люди смели говорить о твоей милости, будто ты... я сказал, что. Я так встревожился, что нашел необходимым донести тебе. Великий визирь сказал: - Хорошо! Пожар, когда о нем знают в самом начале, наполовину уж погашен. Он позвал к себе начальника стражи и сказал: - Отправляйся сейчас в кофейню Саиба, на Большом Базаре. Все кушанье, которое там найдете, съешьте. Деньги, которые найдете в выручке, возьми себе. Кофейню закрыть. А шляющегося туда учителя Садрая немедленно арестовать и посадить в тюрьму! Будут знать, как учить гуляк говорить гадости про свое начальство! Не прошло и получаса, как начальник стражи явился и сказал: - Доношу, что приказание исполнено. Саиб разорен. Садрай - в тюрьме. Мое донесение - это гром, молния поразила уже виновных. Таково должно быть правосудие. Великий визирь успокоился: - Дурной цветок уничтожен, и с самым горшком. Прошло две недели. Проходя по базару, Ифтагар услышал громкий спор двух торговцев, по обязанности своей заинтересовался, остановился и прислушался. Один торговец упрекал другого в том, что тот, продавши ему десяток огурцов, обсчитал на две штуки. - Ты - вор! - кричал обиженный. Но обсчитавший только улыбнулся на такое оскорбление. - В другое время я, может быть, взял бы тыкву и ударил тебя по голове, чтобы ты не ругался так скверно. Но теперь в слове "вор" нет ничего оскорбительного. Это все равно, что назвать меня "великим визирем". Если уж самого великого визиря зовут вором, то как же еще титуловать меня? Раз сам великий визирь - вор, нам, простым смертным, и аллах велел! Ифтагар, по обязанностям службы, заинтересовался и спросил: - Откуда ты знаешь, добрый человек, что наш великий визирь... вот то, что ты о нем говоришь? - Что он вор-то? - расхохотался торговец. - Стыдно было бы этого не знать. Мне сказал шурин, который полгода сидел в тюрьме за кражу и только что вышел. У них в тюрьме иначе и не называют великого визиря, как "вором". Им это очень хорошо рассказал учитель Садрай. Хо-хо-хо! Если даже мошенники, жулики, конокрады, обманщики, содержащиеся в тюрьме, иначе не называют великого визиря, как "вором", - хотел бы я слышать, как же отзываются о нем честные-то люди? Ифтагар арестовал торговца и побежал донести обо всем этом великому визирю. Визирь пришел в гнев на самого себя: - Захотел наказать: положил свинью в грязь! Приказал немедленно извлечь Садрая из тюрьмы и привести к себе. - Не умел, негодяй, жить в просвещенном городе Тегеране, где и поесть можно хорошо, и музыку послушать, и танцовщиков посмотреть, и ученых медведей, и другие всевозможные удовольствия... - Мне-то трудненько было ими пользоваться, - улыбнулся Садрай, - я сидел в тюрьме! - Забыл пословицу: "Что такое язык?" Язык - это ключ от собственной тюрьмы, который всякий носит при себе! - продолжал великий визирь. - Не умел жить среди просвещенных людей, - поживи среди дикарей. И приказал немедленно же сослать Садрая из Тегерана в самую дальнюю провинцию в полунощных странах. Прошло месяца два, и великий визирь стал уже забывать о самом имени Садрая. Как вдруг, однажды проходя по улице, Ифтагар заметил странно одетого человека, который шел и с любопытством рассматривал дома. - Должно быть не здешний! - подумал Ифтагар. По обязанностям службы, Ифтагар приветливо сказал: - Мир тебе, незнакомец! Ты, должно быть, из далеких краев и, кажется, что-то разыскиваешь. Не могу ли я быть полезен тебе? Я здешний и все здесь знаю. - Я, действительно, издалека и в первый раз приехал, по своим торговым делам, в Тегеран! - отвечал незнакомец. - Мне хотелось бы увидать дом великого визиря, а если можно, то и его самого. - Доброе желание! - сказал Ифтагар. - Но почему же тебя так особенно интересует великий визирь, добрый человек? - Да уж очень, говорят, он вор! - простодушно отвечал приезжий из дальней провинции. - Я сам купец, и мне интересно было бы посмотреть такого вора. - Кто тебе сказал это? - ужаснулся Ифтагар. - Да неужели у вас, в Тегеране, об этом не знают? - диву дался купец. - Ну и столица! Нечего сказать: просвещенный город! Хо-хо-хо! В самых отдаленных пределах Персии знают, а вы не знаете! На что у нас дичь! Самая глухая провинция в полунощных странах! И то каждый вот этакий мальчишка знает: "великий визирь - вор". Этому научил нас ученый, мудрый и праведный Садрай, которого прислали из Тегерана, чтобы нас просвещать. Ифтагар приказал арестовать купца и побежал донести великому визирю. Великий визирь пришел в страшный гнев на самого себя: - Желая от людей скрыть тайну, сам им об ней письмо послал. Сам постарался, чтоб обо мне во всех концах земли раструбили. Пустил паршивую овцу пастись в чистое стадо! И приказал: - Взять немедленно негодяя Садрая из полунощной провинции, отвезти его в самую полуденную и бросить там в дремучем лесу одного. Не умел с людьми жить, пусть живет с обезьянами! Так и сделали. Прошло три месяца. Великий визирь совсем уж было забыл обо всех этих неприятностях. Как вдруг, однажды, его собственный попугай, только что присланный ему в подарок отдаленным губернатором, крикнул во все горло: - Великий визирь - вор! На базаре продавали только что привезенных, только что пойманных попугаев. Совсем диких, которые не умели еще даже сказать: - Дурак! Но каждый дикий попугай кричал: - Великий визирь - вор! Даже во дворце самого шаха только что привезенный попугай крикнул было: - Великий визирь... Но, к счастью, верный Ифтагар, - он и во дворце бывал по тем же обязанностям службы, - успел ему в эту минуту откусить голову. Чем и помешал докончить крамольную фразу. Великий визирь пришел в смятение: - Что ж это? Неужто же сама природа против меня? Но природой повелевает аллах. Аллах совершенен. Он не может быть неблагодарен: я каждый год жертвую в мечеть по ковру! Он позвал к себе верного Ифтагара и сказал: - Пойди и узнай, что за негодяй учит птиц таким гадостям? Кто из попугаев сделал собственный язык? Ифтагар пробегал по городу три дня, не спавши и не евши, и пришел исхудалый и потрясенный: - Верь моей опытности, властитель моих дней! Никто попугаев не учит. Мы имеем дело с чудом. Я арестовал всех продавцов попугаев. Они все в один голос показали одно и то же. Попугаи нынче стали родиться такие, что от природы умеют тебя ругать. Они говорят, что весь дикий лес в полуденной стране, где ловят этих птиц, стоном стоит от их крика: "Великий визирь..." далее следует попугайское слово. Чудо! Великий визирь ударил себя по лбу и воскликнул: - Бьюсь об заклад! Ставлю верблюда против курицы, - что все это штуки Садрая! Это он, негодяй, в лесу учит птиц разным гадостям! Хорошо же, теперь я знаю, что мне с ним сделать! И приказал немедленно же отправить целый отряд, оцепить лес в полуденной стране, поймать и привести Садрая. Целая война! Целое войско обложило лес в полуденной стране. По лесу пошел стон, треск от валившихся деревьев. По ошибке было арестовано и заковано в кандалы 375 обезьян, которых сначала приняли за Садрая. А перепуганные попугаи перелетали с ветки на ветку и во все горло орали: - Великий визирь - вор! Что еще больше увеличивало ярость сражающихся воинов. Наконец, злодей был пойман. И притом на месте преступления. Он сидел на лужайке, кормил попугаев орехами и учил их крамольным вещам. А те, сдуру, кричали во все горло: - Великий визирь - вор. Так они, вместе с пищей, вкушали семена крамолы. И так злодей, вместе с орехами, садил плевелы. Воины схватили Садрая, заковали по рукам и по ногам в кандалы и, с великой радостью, с музыкой, привели его к великому визирю. - А, негодяй! - сказал великий визирь. - Мало тебе было людей учить, - ты и птиц! Да не на того напал! Согрешил я перед небом и перед землею нашей! Избытком доброты согрешил. Умеренность - вот закон природы. И солнце само - греет умеренно - хорошо. Чересчур начнет греть - засуха. И дождь - выпадет умеренно - благодать нивам. Чересчур - потоп. И добродетель, как солнце, должна быть умеренна. Прегрешил я добротой к тебе. Но теперь я сумею заткнуть тебе глотку. И приказал: - Посадить его на кол! - Странный способ затыкать именно глотку! - только и заметил Садрай. В тот же день его посадили на главной площади на заостренный и обитый железом кол. Люди любят зрелища. Если нет хороших, - смотрят плохие. Весь Тегеран сошелся смотреть на казнь. Садрай сидел на колу, охал и опускался все ниже. - За что его? - спрашивали в толпе не знавшие. - Да все за то, что говорил: "Великий визирь- вор!" - отвечали знавшие. Благоразумные люди жалели Садрая. - Зачем ты это говорил? Как будто ему от этого делалось легче. Садрай, среди охов, криков, стонов, отвечал: - Что ж мне было говорить, если правда?.. С детства сам учился, а потом и других учил, что надо говорить правду... Сказал бы про него другое, - никто бы не поверил, потому что все другое было бы ложью. И, глядя, как мучился и умирал Садрай, толпа решила: - Значит, правда, - если человек, и на колу сидя, то же говорит! Значит, другого ничего про великого визиря и сказать нельзя, если даже на колу сидя, человек ничего другого не может выдумать! Так весь Тегеран узнал и поверил, что великий визирь - вор. Теперь уже все - старики и дети, женщины и солдаты, богатые и мудрые, бедные и дураки, ученые и неучи - все в один голос говорили: - Великий визирь - вор... Даже сократили. В обычай вошло, - никто больше не говорил: "великий визирь", - говорили просто: - Великий вор. И всякий понимал, о ком идет речь. Увидев, что зло приняло такие размеры, великий визирь смутился и сказал себе: - Ого! Пожар разгорелся так, что одной своей мудростью мне его не погасить! Что ж делать! Когда у людей не хватает своих денег, - они занимают у соседей. И приказал по всей стране избрать самых мудрых людей и прислать в Тегеран на совет. Избрали и прислали. Тут были самые ученые муллы и такие древние старики, которые сами не помнили, когда они родились; были люди, родившиеся в нищете, а нажившие большие деньги, - чем они доказали свою бесспорную мудрость; были чиновники, сумевшие удерживаться при всяких начальниках, как бы мудры начальники ни были, - чем они доказали еще большую мудрость. А так как и среди простой травы растет салат, - не были забыты и земледельцы. Земледельцы избрали старика Нуэдзима, за мудрость которого они ручались, как за свою собственную: - Этот уж знает! Этот уж посоветует! Великий визирь встретил их обычным приветствием, призвал на их головы благословение аллаха и сказал: - Не считаю нужным скрывать, для чего я вас сюда созвал. Вы можете слышать это на каждой улице, на каждом базаре, в каждом переулке. "Великий визирь - вор!" - только в Персии и разговоров. Этак не может продолжаться. Это конец всему. Если уж великого визиря так называют, - чего же ждать простому правителю провинции, - не говорю уже о каком-нибудь начальнике базара или улицы! Соберите же все силы вашей мудрости, подумайте и выдумайте: как прекратить такое зловредное неуважение к властям? В усердии недостатка не было. Каждый спешил перещеголять другого мудростью. Но, по здравом рассуждении, советы мудрецов оказывались мало пригодными. Эбн-Кадиф, сам бывший начальник обширной области, рекомендовал: - Рубить голову всякому, кто произнесет: "Великий визирь - вор". Великий визирь покачал головой: - Страна превратится в пустыню. Только и останутся, что ты, да я. Да и то, и тебе нужно отрубить голову: ты только что произнес. Нимб-Эддин, тоже человек заслуженный, советовал: - Вообще, запретить говорить что бы то ни было. Тогда и этого вот говорить не будут! Но великий визирь с тоской покачал головой: - Разве уследишь! И верный Ифтагар со слезами подтвердил: - Никак не уследишь! После таких неудачных опытов рвение у мудрости упало. И, наконец, мудрость совсем смолкла. - Что ж это такое? - в ужасе воскликнул великий визирь. - Неужто же никто ничего не может посоветовать? Неужто же никто не знает средства? Тогда из задних рядов поднялся Нуэдзим, застенчиво поклонился и сказал: - Я! - Говори! - обрадовался великий визирь. - Ты хочешь, чтоб перестали говорить: "Великий визирь - вор"? - Да. - Я знаю средство. Самое верное. Действительное. И к тому же единственное. - Именно? - обрадовался великий визирь. - Перестань красть! Великий визирь тут же, не сходя с места, приказал отрубить ему голову. - Из двух злоумышленников, - сказал он, - Садрай безопаснее. Он хотел лишить меня только доброго имени, а этот - даже и доходов. ПРИКЛЮЧЕНИЕ ПРИНЦЕССЫ (Провансальская народная сказка) Принцесса Клотильда гуляла по великолепным садам своего дворца и мечтала... о бедных. Вчера принцесса спросила у камергера: - Скажите, в нашем королевстве есть бедные? Камергер улыбнулся тою улыбкой, которой он улыбался всю жизнь. Которой улыбался всю жизнь его отец-камергер. Которой улыбался его дед, тоже бывший камергером. Сделал глубокий поклон и ответил: - Правление его величества, августейшего родителя вашего высочества, а нашего всемилостивейшего короля, так мудро, что во владениях его величества вовсе нет бедных! Принцесса вздохнула и сказала: - Жаль! Камергер чуть было не взглянул на нее с удивлением, но счел это несогласным с этикетом, и с сочувствием вздохнул. - А во владениях нашего соседа, короля Ромуальда, водятся бедные? - спросила принцесса. Камергер вспомнил мудрое правило своего отца, которое тот получил еще от деда: - Ничто не возвышает нас так, как унижение другого. Если бы дворец упал, - деревенская колокольня была бы самым высоким зданием в окрестности. Он сделал глубокий поклон и ответил: - Если бы, - от чего да избавит нас бог! - на свете не было нашего всемилостивейшего короля, - его величество короля Ромуальда можно было бы назвать самым мудрым правителем в мире. Но, к сожалению, выбор приближенных у его величества не так удачен, отчего сильно страдают государственные дела. И я не посмею скрыть от вашего высочества, что королевство его величества короля Ромуальда имеет бедных больше, чем нужно для благоустроенного королевства! - Счастливое! - вздохнула принцесса. Камергер поторопился в глубоком поклоне скрыть новый приступ удивления. Отправился домой и поспешил записать весь этот разговор в книгу, которую он вел каждый день и которая называлась: "Летопись величайших событий, свидетелем которых я был". Потому что, будучи камергером, он считал себя человеком историческим. Третьего дня, - это было воскресенье, - принцесса Клотильда была в придворной церкви. Знаменитый проповедник, приехавший из Парижа, произносил проповедь: - О любви к бедным. Он заклинал любить бедных. - Как любят их господь бог и все святые. Напоминал, что божественный младенец родился среди бедняков. И в пламенном красноречии своем воскликнул: - Самые великолепные дворцы не видели в своих стенах столько праведников и святых, сколько жилища бедняков. Речь произвела сильное впечатление на принцессу. Третий день она чувствовала, что в голове ее происходит что-то такое, чего не делалось никогда. Она думала: "Что же это за люди - эти "бедные"? Если сам господь бог, которого, конечно, с восторгом приняли бы в свои дворцы самые могущественные короли мира и окружили величайшей роскошью, предпочитает дома и общество "бедных"? Если все святые стремятся к ним? Вероятно, они умны, остроумны, интересны, добры. Самое дыхание их, может быть, наполнено ароматом. Какие манеры должны быть у них! Какие платья они носят? В каких жилищах должны они жить? Если их предпочитают нам! Если мы, в сравнении с ними, кажемся несчастными и недостойными! Эти люди блестящее королей и великолепнее принцесс! Которых нельзя не любить, которых любить велит нам святая церковь!" Отправиться в соседнее счастливое королевство и увидать этих таинственных и чудных людей стало мечтой принцессы. Она выбрала день, когда король, ее отец, был в хорошем настроении. Это было нелегко. Его государство вело в это время несчастную войну, и его армия терпела поражение за поражением. Но сегодня королю удалось затравить на охоте двух зайцев, и он был в отличном расположении духа. Принцесса воспользовалась счастливым случаем и сказала отцу: - Ваше величество спрашивали меня вчера, почему я так задумчива. Скажу вам откровенно, как я привыкла говорить вам все. Мне хотелось бы развлечься и проехать в соседнее королевство короля Ромуальда, если это не противоречит желаниям вашего величества... Король посмотрел на нее с улыбкой. Принцесса была его единственным ребенком, а у соседа был сын. Король только и мечтал, чтобы его дочь сделалась королевой обоих королевств. Он весело сказал: - Прекрасно, малютка! Отличная мысль! Кстати же, король Ромуальд со своим сыном был у нас, и я еще должен ему визит. Постарайся быть еще красивее, если только это возможно, - на следующей неделе мы едем к старику Ромуальду. С трепетом сердца въезжала принцесса в столицу короля Ромуальда. - Здесь! Она с жадностью глядела по сторонам. Но видела то же, что видела и у себя. Посыпанные желтым песком улицы. Очень много солдат, конных и пеших. Флаги. Ковры на балконах. Триумфальные арки. Гирлянды цветов через улицу. За солдатами ту же толпу иначе, чем солдаты и придворные, одетых людей. Те же крики, музыка и пушечная пальба. "Если бы "они" были здесь, - мне сердце сейчас бы сказало: вот они! Да их было бы невозможно не узнать!" - думала принцесса. - Но они так избалованы! Любимцы бога и святых! Так горды, что не захотели даже поинтересоваться взглянуть на нас! - добавляла она про себя с невольной горечью. Среди балов, среди празднеств она однажды спросила наследного принца, с которым ее нарочно оставили беседовать вдвоем: - У вас много бедных, ваше высочество? Принц не счел нужным скрывать своего удивления. Он взглянул на принцессу с удивлением и ответил: - Да. Кажется, много. Они живут там, на краю города. Принцесса спросила с замиранием сердца: - Их можно видеть? - Они сюда никогда не показываются, ваше высочество. - И вы, вы, ваше высочество, никогда не видали "бедных"? - Зачем? Принц пожал плечами и перевел разговор на соколиную охоту. - Принц - это глупость, одетая в красоту, - решила про себя принцесса. Между тем, праздники кончались, и был назначен день отъезда. Уехать, так и не увидав этих таинственных людей, которых сам бог предпочитает королям! Накануне отъезда, в одиннадцать часов, откланявшись королю Ромуальду и пожелав спокойной ночи отцу, принцесса еще час подождала в своей комнате и в полночь, одна, вышла из дворца и пошла, - побежала, скорее, на край города, туда, где живут "бедные". Принцесса страшно беспокоилась: - Так ли я одета? Не покажусь ли я им жалкой? Не осмеяли бы меня? Она уже давно обдумала тот туалет, в котором теперь бежала по улицам. В этом платье она была такой хорошенькой, что не побоялась бы явиться пред всеми королями мира, собравшимися вместе. Но то короли. Знакомые люди. А это - "бедные". Таинственное племя. На ней были надеты все лучшие ее драгоценности. Им позавидовала бы любая принцесса. Но то подруги! А женщины "бедных"? Как одеты они? Не показаться им дурнушкой, плохо воспитанной, одетой без вкуса! Но они добры. Если что не так, - они извинят. Дома становились все ниже и ниже. Улицы все уже и грязнее. Пахло все хуже и хуже. "Должно быть, я пришла!" - подумала принцесса. И обратилась к первому встречному, редкому прохожему. - Добрый вечер, кавалер, - сказала она, приседая. - Ступай, ступай своей дорогой! Я - человек женатый! - ответил прохожий. Принцесса ничего не поняла и с реверансом обратилась к следующему встречному: - Добрый вечер, кавалер! Не будете ли вы добры проводить меня?... Прохожий только взглянул на нее мельком: - Сколько вас тут развелось! И пошел дальше. "Сколько тут принцесс!"- с ужасом подумала принцесса. Она решила: - Вежливость, однако, очевидно, не принята в столице короля Ромуальда. И к следующему прохожему обратилась уже без реверанса и приветствия: - Не будете ли вы так добры мне сказать, где живут бедные? Прохожий махнул рукой вправо: - Там! Махнул рукой влево: - Тут! Махнул рукой вперед, назад: - Где вам угодно. Идите в любой дом! И принцесса в глубоком недоумении осталась среди улицы. - Как же могут жить "бедные" среди такой грязи? Когда каждую минуту к ним может придти святой? Во всех домах было темно. "Бедные уже спят!" - с горечью подумала принцесса. Но в одном окне увидела свет, осторожно отворила дверь и вошла. - Кто там? - раздался испуганный женский голос из комнаты, из которой на принцессу пахнуло таким дурным запахом, что принцесса чуть не лишилась чувств. - Извините! - слабым голосом пролепетала она. - Я не туда попала! Я хотела бы видеть "бедных". - Входите! Входите! Беднее нас нет во всем околотке! Женщина стояла около детской колыбельки, в которой тяжело дышал, хрипел и задыхался ребенок, весь красный, со струпьями на лице. Увидев принцессу в золотом платье, с брильянтами и жемчугом на пальцах, женщина, одетая в грязные лохмотья, вскрикнула и упала на колени: - Вы фея? Принцесса с изумлением глядела кругом. Здесь? Эти? Такой запах? Женщина ползала у нее в ногах: - Вы пришли спасти моего ребенка? Вы его спасете? Вы фея? Принцесса в ужасе от этого страшного голоса спросила: - Что с вашим ребенком? - У него оспа. Он умирает. Спасите! Услыхав, что ребенок умирает, принцесса забыла и про грязь, и про вонь, и про лохмотья. - Как? У вас умирает ребенок, - и вы не позовете доктора? Да это бессердечно! Это бесчеловечно! Скорее, скорее пошлите за вашим доктором и за аптекарем. Доктор пропишет, аптекарь сделает лекарство! - У нас нет денег заплатить доктору! - простонала женщина. - Как? - изумилась принцесса. - Ребенок умирает, и человек, который знает, как его спасти, станет требовать за это деньги?! Вы ошибаетесь, моя милая! Вы слишком дурно думаете о людях! - Дайте, дайте нам денег! - стонала женщина, не слушая ее, ползая в ногах и целуя подол ее золотого платья. - Денег? Принцесса развела руками. - У меня нет денег. Зачем деньги? О деньгах думают только дурные люди. Тогда женщина вскочила, словно рассвирепевшая кошка: - Зачем же ты пришла сюда? Кто ты? Смерть? Смерть ты? За моим ребенком? От ее крика в углу с кучи тряпья поднялся проснувшийся человек. Такого вида, что у принцессы подкосились ноги. С бородою. В рубище. - Что там такое? - сказал страшный человек. - Что с нашим ребенком? - Отец! Спать! Когда ребенок умирает! - воскликнула принцесса, хватаясь за голову. - Поспала бы, если бы набегалась целый день, искавши работы! - сказал страшный человек. - Это что за барыня? Откуда? - Я прошу у нее денег, денег, - в ужасе, в отчаянии кричала женщина, тыча в нее пальцем, - а она врет, будто у нее нет! - Но у меня нет денег! - заплакала принцесса. Ей казалось, что она спит, и что ей снится страшный кошмар. - Стой, жена! - сказал страшный мужчина, отодвинув рукой ужасную женщину и подходя ближе к принцессе. - Слушайте, барыня! Помогите, в самом деле! Если у вас точно нет денег, - дайте хоть вещь. Ого! Какие кольца! Для каждого из них ростовщик ночью вскочит с постели да еще ущипнет себя: не во сне ли? На каждое такое кольцо можно позвать полсотни докторов. Мы заложим не за дорого. Завтра вы пошлете и выкупите. Дайте самое дешевенькое, какое у вас есть. Вот это. - Это подарок моего отца! - воскликнула принцесса. - Будет оскорблением для него, если я расстанусь с его подарком. - Ну, это? - Это подарок отца моего будущего жениха. Он почтет обидой, если узнает, что я оказала такое презрение к его подарку, и брак может... - Ну, это! - Это фамильное. Это кольцо носила еще моя покойная мать... - Да есть же у вас хоть одна вещь, купленная вами... - Я не покупала ни одной вещи! - дрожа, ответила принцесса. - И не имею права ни одной распорядиться... - Так на кой же дьявол ты, разряженная, пришла сюда? - завопил вдруг и затопал ногами страшный человек. - Смеяться? Вон! Убирайся вон! Слышала? Вон! "Убирайся"... "Вон"... Принцесса не знала, что значат эти слова. Но чувствовала, что они значат что-то нехорошее. Закричала в ужасе и опрометью кинулась из страшного дома. Голова у нее горела. Она бежала, путаясь в платье, падала, вскакивала и снова бежала, боясь оглянуться. Ей казалось, что страшный человек гонится за ней по пятам. Едва добежала она до дворца. Земля поплыла у нее под ногами. Принцесса упала в дверях без памяти. Всполошилась стража. Всполошили дворец. Принцессу, в изодранном платье, в грязи, перенесли на постель. Она встала с красным, пылающим лицом, с открытыми, полными ужаса глазами, никого не узнавала. С ее сухих, воспаленных губ срывались неясные слова: - Бедные... ребенок... деньги... кольца... убьет... На следующий день у нее открылась оспа. Принцесса лежала без памяти, среди видений. То ей представлялся страшный человек в рубище и с бородой. С ножом в руках. Человек кричал: - А! Она не хочет отдавать своих колец! Так мы их отрубим вместе с пальцами! То она видела святого. Встречала его на дороге и говорила: - Не ходите к бедным! Зачем вы идете к бедным? Они злые. Пойдем лучше к нам, во дворец. Мы поместим вас в отличных комнатах и устроим в вашу честь охоту! Святой кланялся, как кланяются камергеры, и говорил: - Вы слишком добры, ваше высочество! - Зовите меня просто принцессой! И все святые, очарованные ее любезностью, шли прямо к ним, во дворец. А в тронном зале, в золотой колыбели, - наследственной колыбели их рода, в которой лежал когда-то ее отец, в которой лежала она, - лежал божественный младенец и улыбался ей, говоря: - Принцесса Клотильда - самая красивая принцесса во всем свете! Когда принцесса очнулась, она увидела себя в своей комнате, окруженною фрейлинами, которые радостно воскликнули: "а-а!" - когда она открыла глаза, узнала их и улыбнулась. - Я, должно быть, очень переменилась за время болезни! - сказала принцесса. - Отчего здесь нигде нет зеркала? Дайте мне зеркало! Все кругом только заплакали. Поправляясь, она узнала, что была больна оспой. Что сам папа, узнав об ее болезни, прислал кардинала Винченцио. Знаменитого не только знатностью рода, глубокой ученостью, но и святостью жизни, что не часто встречается даже среди кардиналов. - Святой кардинал стал во главе всего народа, и весь народ вымолил жизнь вашему высочеству! - с умилением рассказали принцессе фрейлины. Король, ее отец, молясь об ее выздоровлении, послал папе драгоценную тиару. Эта тиара была куплена на деньги всего народа. Король приказал, чтобы в подписке участвовали все без исключения: и богатые, и те, у кого ничего нет. - Лепта вдовицы была особенно приятна господу! - как пояснил кардинал. И весь народ, и богатые, и те, у кого ничего нет: - Дали денег на тиару! - О, добрый наш народ! - со слезами воскликнула принцесса. Она узнала, что когда ее нашли без памяти у дверей дворца короля Ромуальда, король, ее отец, решил больную отвезти домой, несмотря на возражения докторов, что это грозит ей смертью: - Если дочери моей суждено умереть, - пусть умрет там, где родились и умирали все мы. В нашем дворце! - О, добрый мой отец! - заплакала принцесса. Ей рассказали, что король Ромуальд через своего посланного осведомившись, что оспа оставит глубокие следы на лице принцессы, прервал разговоры о свадьбе сына. Тогда оскорбленный король, ее отец, объявил его государству войну. - Каждый из моих подданных, - объявил он через герольдов, - оскорблен поступком короля Ромуальда так же, как оскорблен я. А если бы было иначе, мой подданный не заслуживал бы чести называться подданным! Его войско вторглось в пределы короля Ромуальда, уничтожая все на пути. Война кончилась кровопролитным сражением. - Мы победили, хотя на поле битвы осталось двадцать пять тысяч убитых наших воинов! - О, наши преданные войска! - зарыдала, слушая об этом, принцесса. Государство короля Ромуальда должно было заплатить огромную дань. Что же касается до тех, у кого получила оспу принцесса, они были отысканы и их повесили обоих: и мужа, и жену. - Как? Бедных? - в ужасе воскликнула принцесса. - Это были не бедные, - это были негодяи! - пояснила ей старая гувернантка, которую пятнадцать лет тому назад прислал принцессе Клотильде английский король. - "Негодяи"?! - с изумлением повторила принцесса. - Наш язык полон незнакомых слов! Что такое "негодяй"? - Это люди, которые только и стремятся, чтобы захватить чужое! - объяснила гувернантка. - Захватить чужое! - в раздумье повторила принцесса. - Но я не видела у них ничего даже своего! - Это потому, дитя мое, - вмешался в разговор святой кардинал Винченцио, - что господь карает их! И принцесса радостно и благодарно улыбнулась ему. - Что значит святой! От одного его слова принцесса чувствовала, что незнакомая, непонятная тяжесть, которая все это время давила ей голову, исчезла. Ум ее снова погружался в тихий, отрадный покой. Теперь ей было все ясно. - Вы святой! - говорила принцесса, гуляя с кардиналом по чудным садам своего дворца. - Нет, нет! Вы из скромности будете отказываться, но эти слова богу так же хорошо известны на земле, как на небе! Вы святой. Это знаю я: по вашей молитве я выздоровела. И что меня особенно радует, - что вы, святой, пришли не к бедным, а к нам! Кардинал повернул к ней свою высохшую трясущуюся голову, улыбнулся тонкими, белыми губами. И лаского ответил: - А разве вы, дитя мое, не бедные... духом? ВИЛЬГЕЛЬМ ТЕЛЛЬ (Швейцарские предания) Мы с беатенбергским пастором, вдвоем, сидели на Амисбюле и пили молоко. У нас, в горах, было еще светло, а в долинах уже наступил вечер. Интерлакен глубоко, внизу, мигал тысячами огоньков, - словно тысячи светляков собрались и держали совет. Розовая Юнгфрау мертвела и одевалась в белый глазет. Был тот час, когда душа человека расположена к размышлениям и мечте. Словно карнавал, звеня огромными звонками, медленно и величественно возвращалось стадо палевых эментальских коров. - И подумать, - тихо сказал я, - что эти люди, которые только и думают, как бы разбавить молоко водой, - потомки тех, кто, как львы, дрались и умирали за свободу. Быть может, фрейлейн, которая только что плеснула нам теплой воды в парное молоко, - пра-пра-правнучка самого Вильгельма Телля! Вильгельм Телль! Как актера, мы знаем его только в героической роли. Среди эффектных декораций. При реве бури, зигзагах молний, раскатах грома на бушующем Фирвальдштетерском озере. Суровым стрелком, целящим в яблоко на голове родного сына. Прячущимся в диком ущелье, пускающим стрелу в деспота Гесслера. А за кулисами? Как он жил лотом? Как умер? Что с ним сталось? - Предания сохранили нам все подробности дальнейшей жизни Вильгельма! - отвечал пастор. - И старинные летописи их подтверждают. - Да? - Да. Стрелок кончил довольно печально. Вначале это был ряд беспрерывных оваций. Вильгельма Телля встречали везде не иначе, как с колокольным звоном и при оглушительных криках "hoch" (ура (нем.).). Женщины целовали ему руки, дети пели "иодели", девушки украшали его венками из альпенроз и эдельвейсов, мужчины носили на руках. Ему не приходилось совсем ходить пешком. Его так и носили от деревни до деревни на руках. Так что стрелок даже сильно потолстел и ожирел. Свобода была достигнута! Но мало-помалу начинало рождаться недовольство. Первыми стали роптать шляпных дел мастера. - Конечно, при желании про всякого человека можно наговорить много дурного. Но Гесслер был все-таки хороший заказчик. Не только сам носил хорошие шляпы, но даже надевал их на палки. Это могло не нравиться некоторым свободолюбивым господам в скверных шляпенках, - но мы, по крайней мере, имели заказы, работу, кусок хлеба сами и давали кусок хлеба рабочим. Конечно, где же там думать о каких-то рабочих господину Вильгельму Теллю. Его дело по горам ходить, орлов стрелять, а не работать! Он в жизнь свою палец о палец не ударил. Откуда же ему знать душу рабочего человека? Что ему простой, рабочий народ? Тьфу! За цехом шляпочников пошел цех перчаточников, седельников, оружейников. - Поздравляем со свободой! - С голодом точно так же! - Были бароны, - носили перчатки. - Бароны заказывали отличные седла для себя, для свиты! - Бароны любили хорошее оружие! Бароны ценили! Бароны платили! За хозяевами пошли рабочие, оставшиеся без работы. Вильгельма Телля обвиняли в отсутствии патриотизма. - Патриоты так не поступают. Истинный патриот заботится, чтобы торговля, промышленность процветали в его отечестве. Истинный патриот думает о трудовой массе! Да! А не гонит от нее благодетелей, которыми она живет, которые дают ей заказы, работу, хлеб! Так может поступать только враг народа! Вильгельму Теллю приходилось опасаться выходить вечером из дома. Безработные обещались сломать ребра "господину стрелку". - Вечером-то, брат, в цель не постреляешь! Недовольство ширилось и росло. Кто-то задал вопрос: - В чем же, собственно, подвиг-то Вильгельма Телля? И все, в один голос, ответили: - Да ни в чем! - В том, что он не поклонился шляпе Гесслера? - Глупо! - Позвольте, господа, это надо разобрать! Недостаточно еще кричать: "Гесслер был тиран!" Что он сделал? Повесил шляпу на кол и приказал, чтобы ей все кланялись! Кажется, требование небольшое! И не исполнить даже такого пустячного требования! Я не скажу, конечно, чтобы требование было особенно умно. Но швейцарский народ всегда был рассудителен. От меня требуют, чтобы я кланялся шляпе... Извольте!.. Если это вам может доставить удовольствие... Беды от этого никому никакой не будет... Я не стану из-за таких пустяков поднимать истории... Я поклонюсь. Вы кланялись, Иоганн? - Разумеется, кланялс