оятно, тут (и это ошибка автора) виноват неуместный антропоморфизм. Ведь мы с Машкой "сажали" на даче и абрикос, и вишню, закапывали в землю косточки, а Машке и в голову не пришло пожалеть их. А горошина из книжки думала, говорила, бегала, она была живая, и вдруг ее - в землю! Горошина эта не дает Маше покоя. Вчера, когда ей так плохо засыпалось, она говорила матери: - Мамочка, горошину не зароют? Я не хочу... не хочу, чтобы ее - в землю. x x x Стал шутя пороть Машку, хлопать по попке. Мама говорит: - Пожалуйста, не делай ей перед сном такой массаж. И стала "спасать" Машку, отбирать ее от меня. А Машка отбивается от мамы и кричит: - Хочу массаж! Хочу массаж!.. 22.10.59. Утром я позвал ее: приделывали электрический фонарик к велосипеду. Ах, сколько радости может доставить такая пустяковина трехлетнему человеку! Бегала, ликовала: - Бабушка! Бабушка! Посмотри!.. 24.10.59. Третьего (или четвертого) дня бабушка ходила в аптеку. Вернулась, о чем-то громко говорит Маше, и вдруг слышу радостный Машкин голос: - Папа! Папа! Алеша! Алешенька! Там снег! Там снег был! Ворвалась ко мне: - Снег был! Алеша, снег был! - Где? - На улице снег был. Потом убежала. Слышу - в столовой передвигает стулья. Понял, что не может не посмотреть на снег. Так и есть: вскарабкалась на стул и смотрит. x x x - Хочу твою книжку почитать. - Какую книжку? - "Амба-Хамба". - Какую? - "Амба-Хамба"! Не сразу я понял, что так трансформировалось немецкое "Bruderchen Vierbein". Но теперь эта книга так и называется у нас: "Амба-Хамба". За окном зима. Белые-белые крыши, белые полоски на карнизах, на трубах, на всех выступах... А мы сидим дома, хвораем. x x x Плохо это или хорошо, а надо признаться, что Машка не очень любит, когда ей читают. Она до сих пор не знает всей истории Дюймовочки, хотя персонаж этот уже давно - года полтора, если не два - один из любимейших у нее. Я несколько раз начинал читать ей эту андерсеновскую сказку и - бросал на второй или третьей странице. То же и с "Огнивом". А пересказ "Огнива" слушает с наслаждением. В чем же дело? Прежде всего - в языке этих сказок. Написаны они или переведены так витиевато, вычурно, с таким количеством старомодных слов, выражений и оборотов, что, когда читаешь, приходится то и дело "переводить" на ходу эти архаизмы и непонятности. Может быть, этого делать не стоит? Ребенок должен знать язык во всем его многообразии - в старину его и новизну. Но это относится к первоклассному, неоспоримо хорошему, к прекрасному, а все ли, что мы даем детям, заслуживает такой оценки? И еще одно: возраст! Андерсен не для трехлетних! Я впервые услышал "Огниво" (именно услышал, а не прочел, то есть получил облегченный, приспособленный к моему тогдашнему пониманию вариант), когда мне было шесть лет или около этого. А слушать Машка готова без конца. Устный рассказ отличается от рассказа написанного и опубликованного тем, что он всегда приспосабливается к слушателю, к его возможностям, опыту, степени сообразительности и так далее. Приспособление это происходит, вероятно, даже бессознательно: рассказчик чувствует, понимают его или нет, и на ходу меняет лексику, упрощает обороты, укорачивает фразу, растолковывает непонятное... Даже стихи Машка не очень внимательно слушает. То есть хочу сказать, что в смысл того, что ей читают, она не слишком вникает. Но от звонкого стиха, как от музыки, никогда не откажется. Чужих стихов почти не знает, зато свои читает часто и с удовольствием. Это вообще нечто непередаваемое. Читает она с пафосом, меняет размеры. Записать, к сожалению, эти стихи невозможно, тут нужен магнитофон. Рифмы она не всегда находит, но ритма не меняет, пауз не делает, продолжает декламацию. Мама слушает ее обычно с некоторым даже страхом. Я говорю: - Все дети в этом возрасте талантливы. Мама говорит: - Нет, не все. Ни она, ни маленькие братья ее, ни Гетта стихов в детстве не сочиняли. Достоверный свидетель тому - моя милая теща - Любовь Ивановна. Не витийствовала, насколько мне помнится, и племянница моя Иринка. Почему это нас беспокоит? А потому, что - не растет ли в нашем доме еще один литератор? x x x Не гуляет Машка. А сегодня опять тепло. Зима, которая постояла на дворе несколько дней, кончилась, объявила себя несостоявшейся. Сегодня 6 градусов выше нуля. Машка спит. Мама в аптеке. Бабушка ходит на цыпочках. Папа работает. 29.10.59. ...Нельзя пугать ребенка. Вот она боится темноты, боится ходить вечером через коридор, боится оставаться одна в комнате. Кто-то напугал ее. Впрочем, шутя, бывало, и я нагонял на нее страх: - Ой, медведь лезет!.. А представления о мире у нее таковы, что она под влиянием одной интонации может поверить, что под диваном у меня вдруг оказался медведь. 30.10.59. ...Новая игра. Маша - это заводная кукла. Аннабелла. Я завожу ее где-то на спине: - Трк-трк. И кукла начинает ходить. Делает это она изящно и в то же время скованно, движения плавные и деревянные. Поворачиваю другой рычажок: - Трк. И кукла начинает танцевать и петь. Самое смешное - когда я ее кладу на спину и кукла закрывает глаза. Она их не просто закрывает, а сжимает с силой, вся морщится при этом. Нажимаю ей на живот, и кукла говорит: - Ма. Ма. Еще нажимаю: - Па. Па. Еще. - Ба. Ба. Шка. x x x Никак не отучить ее от "можу" и "не можу" (вместо "могу" и "не могу"). Вместо "почему" то и дело говорит "зачем". Говорю ей: - Я не хочу дальше играть. - Зачем не хочешь? Стоит взглянуть на нее осудительно, и сразу же спохватится, поправит себя: - Почему не хочешь? x x x Играли в доктора. Доктором была Маша, я был больной. С упоением лечила меня, выслушивала, выстукивала, говорила "дышите", "не дышите", делала уколы, капала в нос - понарошку, но из настоящей пипетки. Я у нее спрашиваю: - Доктор, скажите, я поправлюсь? - Нет, не поправитесь, - заявляет доктор. Меня это как-то по-серьезному огорчило и даже рассердило. - Как не поправлюсь? Зачем же вы тогда ходите ко мне и лечите меня, если я не поправлюсь? - Я потом еще приду. - Вылечите меня? Поправлюсь я? - Нет. Я понял, в чем дело: боится, что, если я поправлюсь, ей нечего будет делать и игра прекратится. Но, видя мое огорчение и возмущение, она говорит: - Сейчас поправитесь, а потом, когда я приду, опять заболеете. x x x Только что бабушка водила Машку в ванную мыться перед дневным сном. Вытирала ей физиономию. Машка спрашивает: - Губки сухие? - Сухие. - Непохоже. Мы все смеемся и умиляемся, и вот уже даже в тетрадь это событие попадает, но по существу это совсем не то, что должно попадать в эту тетрадь. Случаи, когда Маша взросличает, не самые интересные. Ведь это - прямое подражание маме, обезьянство чистой воды и самодеятельности, творчества здесь - ни на копейку. x x x Стучит в дверь: - Тук-тук. - Кто там? Басом: - У-го-мон. Кто у вас здесь не спит? - Я не сплю. Входит: - Я сейчас буду вас угоманивать. Я вас угомоню. x x x А вчера пришла, просит дать какую-нибудь книгу. - Папа, дай книжку. Пожалуйста. Я без спросу не хочу брать. 5.11.59. ...Склонность к юмору, к острячеству не оставляет ее. Вчера взяла бумажку от тянучки, бумажка свернулась в трубочку. Машка сунула ее в рот и говорит: - Папироска. Я говорю: - Не папироска, а мамироска. Каламбур до нее не дошел. - Нет, - говорит, - папироска. Потом вдруг осенило. Засмеялась и говорит: - Машироска. x x x Это еще на даче было. Обращаюсь к Машке: - Пожалуйста, дай очки! А она: - Где кабачки? Позже я ставлю на живот грелку и говорю: - Брюхо болит. Она хохочет: - Брюки болят? И острить любит, и к рифме ее тянет. 7.11.59. Праздники. А мы с Машкой на больничном положении. Температура у нее все эти дни прыгает. Кашляет. Жалуется на горло. И другие вещи огорчают меня. Например, те страхи, которые вдруг напали на Машку. Уходишь из столовой, а она: - Не уходи! Я боюсь! Я боюсь одна! - Кого ты боишься? Чего ты боишься? - Боюсь! И не знаешь что делать, как разогнать эту нечисть, эти призраки, мешающие Машке засыпать, спать, играть. Вот еще один минус единственного ребенка! Боятся, конечно, и в больших семьях, но там ребята или не дают друг другу пугаться, или пугаются скопом, все вместе, а в этом не только ужас, но и радость и даже блаженство. x x x Вчера мама подарила Маше к празднику два больших надувных шара. Маша принесла их показать мне. Я говорю: - Кому это? Маше и Алеше? - Нет, это мне. - Ты же большая. Ты же - мама. Нет, жалко ей шариков. В конце концов Маше (то есть маме Элико) она согласилась подарить один шарик, а мне - нет. Сегодня, когда я завтракал в столовой, пытался возобновить этот разговор. - Так как же? Подаришь Алеше один шарик? - Нет, я что-нибудь другое подарю. - Какая же ты мама?! - Мне они нравятся, эти шарики. Объяснил, что именно то, что нравится, и надо отдавать другим. Слушала внимательно, но поняла ли - бог ведает. Говорит: - Я тебе одну тряпочку подарю, у меня есть. - Не надо мне тряпочек. - Алеша, я сейчас принесу тряпочку. - Не хочу я быть Алешей. Не хочу быть твоим сыном. Я - папа. Для нее это большое огорчение. Говорит: - Папа... На тебе шарик... понарошку. Алеша, на, возьми! И подает мне что-то воображаемое в щепотке. - Нет, - говорю, - такого шара мне не надо. Вот тебе Алеша! На! Играй! И понарошку даю ей маленького Алешу. Она расстроена. Однако шарик мне так и не подарила. Я тоже огорчен. Но, поразмыслив, нахожу утешение. Глупая Маша не научилась еще (и дай бог не научится) лицемерить. Она не догадывается, что шарик этот мне не нужен, что я все равно его не взял бы, что она могла сделать этот великодушный жест, ничем не рискуя и ничем не жертвуя. И это меня радует. Ведь даже Машкин эгоизм - проявление чистой младенческой души. 9.11.59. Почти весь день Маша провела с бабушкой. Вечером прибегает ко мне, а за ней - мама: - Слушай свою дочку! И Маша с уморительным пафосом декламирует: Вечей бый. Свейкали звезды. На двое моез тъещал... Это она с бабушкиной помощью вызубрила. И читает с удовольствием - без конца. Первое стихотворение на четвертом году жизни! И, к сожалению, далеко не из самых лучших. x x x Вечером я, после долгого перерыва, устроил "кино". Вынес диаскоп в коридор, там до сих пор висит на стене маленькая Машина простынка. Принесли из кухни табуретки. Зрителей было четверо: бабушка, мама, тетя Минзамал и Маша. Показал два диафильма. - Еще! Еще фильму! - умоляет Машка. Ее поправляют: "Фильм!" - не ведая или позабыв о том, что прежде чем в русском языке появился "фильм", была "фильма". 10.11.59. Я лежал. Машка сидела рядом. Мы что-то делали, кажется - бусы из серебряной бумаги. Я тяжело вздохнул. - Алеша, зачем ты так делаешь? - Как? Показывает: - Вот так. - Это я вздохнул. - Я не умею вздыхать. А бабушка умеет. Я люблю, когда вздыхают. 12.11.59. Воображение у Машки болезненное. Вчера я высунул из-под одеяла свою ногу в клетчатом носке. Говорю: - Крокодил. Машка сначала понарошку, а потом и по-настоящему испугалась: - Боюсь! Я откинул одеяло, показал всю ногу. - Видишь? - Да. Но тут я зашевелил пальцами и направил крокодилью морду в сторону Машки. А на носке у меня еще крохотная дырочка - вылитый глаз. И Машка опять: "Бригадир! Бригадир! Боюсь!" "Бригадирами", говорят, покойная тетя Маша крокодилов называла. А у Машки слезы на глазах. Потом говорила бабушке и маме: - Я к папе не пойду, там бригадир. 13.11.59. Освоение ребенком грамматических форм не такое простое дело, как на первый взгляд кажется. Слушаешь Машкину речь, выдуманные, изобретенные ею слова и обороты, и начинаешь понимать, как складывался язык и диалекты его. Язык у тебя на глазах, так сказать, кроится, шьется, примеряется и обтачивается. Играли в доктора. И Машка вдруг в разгаре игры спрашивает: - В какох домах лечится? Тогда я понял, а сейчас (когда переписываю с листочка эту фразу) уже и не помню, что это значило и к чему относилось. 14.11.59. Утром прибежала меня будить: - Алеша! Алешенька! Вставай! Ворвались, шумная, чистенькая, нарядная (готовились с мамой идти в поликлинику). Забыла сказать "здравствуй". - Где твои бригадирчики? Ой, а почему они голые? А где у них рубашечки ночные? Мама принесла мне завтрак, увела Машку. И тут же, в дверях, Машка спохватилась: - Доброе утро, Алеша!.. x x x Третьего дня выучила четверостишье, которому еще в далеком детстве научила нас нянька: Завтра праздник, воскресенье, Нам лепешек напекут, И помажут, и покажут, А поесть-то не дадут! Стишки звучные, энергичные. Когда-то они очень понравились С.Я.Маршаку. Машка читает их с удовольствием. А над бабушкиной "Сироткой" проделывает всякие эксперименты. Например, так ломает стих: Вечер был, сверка. Лизвезды, На дворе сидел - Мороз. Или: На дворе малютка шел... А мне приходится дописывать строфу, придумывать рифму. Эта игра Машке нравится. 20.11.59. Вчера Машку смотрел врач-физиотерапевт. Горло у Маши красное. - Что нам с тобой делать, Машенька? - говорит доктор. - Ничего. Я сама меня буду лечить, - заявляет Машка. x x x Огорчительно, что не проходят ее страхи. Стоит ей остаться одной в комнате, как уже слышишь: - Боюсь! Я боюсь! Мама говорит, что Машка ей не один раз жаловалась, будто ей мерещатся какие-то глаза. И бабушке она говорила: - Бабушка, ты видишь? ОН смотрит! А сегодня под утро проснулась и разбудила мать: - Мама, я боюсь. ОН там стоит... с глазами вот такими. Как с этим бороться, не понимаю. Одно знаю: в этом случае ни кричать, ни высмеивать ее нельзя. 21.11.59. Вечером зашла ко мне: - Давай книгу читать. - Какую? - Много-много разных. - Ну все-таки, какую? "Амба-Хамба" хочешь? - Нет. - Почему? - Я боюсь там хозяина, которого собака укусила. - Какую же тогда? - И "Волшебника" не хочу. Открыла шкаф и выбрала три книги: "Мойдодыра", "Белочку и Тамарочку" и немецкую - про Би-Ба-Бутцимана. Эти книги волнуют, но не пугают. x x x Обнимает маму: - Мамочка, я тебя люблю больше всех. Потом подумала и говорит: - И больше всех люблю папу. И больше всех люблю бабушку. x x x Очень любит колдовать, "превращать" меня - чаще всего - в "девочку Люсю". - Тук-тук-тук. Будь девочка Люся. И я тоненьким голоском отвечаю: - Здравствуйте. Я - девочка Люся. Ей очень нравится, когда я так говорю. Вероятно, и я неплохо вхожу в роль... - Пойдем в Зоопарк, - говорит она девочке Люсе. И девочка Люся отвечает: - Я не могу. Мне мама не позволила. - Я тоже твоя мама. - Нет, у меня одна мама. Ее зовут Анна Семеновна. Машке очень хочется оказаться в родственных отношениях с девочкой Люсей. Она говорит: - Я твой папа. - Папа? А где твои штаны? Задрала юбку: - Вот! - А где твои усы? Задумалась. Глазенки забегали. Придумала наконец: - Нет, я бабушка просто!.. x x x Наконец она нашла себе амплуа. Она - тетя. Тетя Оля. Девочка Люся больна. Они живут на даче. Люся лежит в гамаке и скучает. Тут вот и появляется тетя Оля. По просьбе Люси она заваривает кофе, потом молочница приносит молоко - и Люся угощает молоком гостью. Люся (то есть я). Тетя Оля, если вам не трудно, налейте мне, пожалуйста, тоже молока! - Трудно! - Что трудно? - Трудно мне. Это - отклик на "если вам не трудно". Буквалистка, как и все маленькие. 23.11.59. Вечером сегодня играли. Я превращал Машу в разных животных. - Тук-тук-тук. Будь корова! - Му-у-уу!.. - Коровушка, дай мне, пожалуйста, молочка. - На! (Лезет рукой за спину.) У меня там сися есть. x x x У нас в гостях тетя Ляля. Пьют чай в столовой. И Машка там. А я все еще лежу. Скоро Машку приведут или притащат прощаться. Мама купила ей длинную, до пят ночную рубашку. Машка не нарадуется. Приходит сейчас, придерживает рукой подол. - Видишь, какая я большая!.. Только что опять заходила - с тетей Лялей. - Цыганский ребенок! - очень точно определила тетя Ляля. И шумит как цыганка. 25.11.59. Вчера до половины двенадцатого не могла заснуть. Все кричала: - Боюсь! Хочу маму! Мама, иди сюда, боюсь! Не знаешь, как тут быть. Конечно, Алена права: одной строгостью тут ничего не добьешься. Но вместе с тем и потакать, откликаться на каждую просьбу и на каждое требование (а просьба очень быстро перерастает в требование) нельзя. Надо, конечно, искоренять страх, развивать храбрость, приучать к темноте. Но все это требует очень тонкой работы. Ни грозными окриками, ни мягкими уговорами здесь ничего не сделаешь. А ждать нельзя. Элико читала вчера соответствующее место в книжке американской педагогессы Септ. В книге этой много дельного, но много и чепухи. Слишком часто автор выступает в роли утешителя: "Не надо волноваться, годам к пяти, семи, десяти это может само собой пройти" - и тому подобное. x x x Уверяла, что в комнате, где она спит, в темноте на нее "глаз смотрит". Говорили: "чепуха", "глупости", "выдумываешь", а один раз Алена проснулась ночью и сама испугалась. Действительно - из черного мрака алькова смотрит на нее огромный зеленоватый глаз. Не сразу она поняла, что это фосфоресцирует циферблат будильника, который стоит на полке с Машиными игрушками. На другой день Маше объяснили, в чем дело, показали светящийся циферблат, часы спрятали. Страхи эти исчезли. Но на смену им пришли новые. Вероятно, детская душа сама ищет их. x x x Плохо усваивает цвета, краски. Одно время боялся - не дальтонистка ли она? Показываю на дверь, обитую черной клеенкой. Спрашиваю: - А дверь какого цвета? - Гм... Я что-то молчу. Так и сказала: "Я что-то молчу!" А подумав еще, сказала: - Я что-то молчу крепко. 28.11.59. Опять Машка плохо засыпала. И может быть, опять я виноват. Перед сном тискали пластилин, и я лепил всякую нечисть. Впрочем, чтобы напугать Машку, вовсе не требуется что-нибудь очень уж страшное. Вылепишь что-нибудь бесформенное, не похожее ни на человека, ни на животное, и вдруг Машка: - Ой, боюсь! Боюсь! Я его, кажется, боюсь! Думаю, что может и сама что-нибудь вылепить - и тоже испугается. Еще К.И.Чуковский заметил эту способность ребенка пугаться порождений собственного вымысла: Дали Мурочке тетрадь, Стала Мура рисовать... x x x Ест сливочную помадку, наслаждается, жмурится, причмокивает: - Ой, как вкусно мне!.. 30.11.59. ...Ей сказали, что если будешь есть - вырастешь большая. Часто прибегает ко мне и очень смешно показывает, как она выросла: вытягивается на цыпочках, при этом выпячивает живот, таращит глаза; шейные сухожилия напрягаются, рот почему-то тоже участвует в этой демонстрации роста - растягивается чуть ли не до ушей. x x x Врач назначил мне инъекции витаминов. Вчера у меня была сестра, делала уколы. Пришла Машка, взяла из пепельницы ватку, понюхала: - Ой, уколом пахнет! Нюхает с удовольствием. Я тоже люблю этот запах. Мама смеется над нами, говорит: одного поля ягода. А Машка с наслаждением втягивает в себя резкий запах медицинского спирта: - Нет, правда, укольчиком пахнет!.. x x x Подарил ей пустой флакон из-под духов "Шипр". Флакон в коробочке с зеленой кисточкой. В бутылочке несколько капель зеленых духов. - Кому это?! - Тебе. Не может поверить своему счастью. Спрашивает у меня: - Откуда у тебя духи? - Мне бабушка подарила. - А почему ты мне даришь? - Потому, говорит мама, - что папа тебя любит. Сияет. - Я буду Аннабеллу душить. - Вот скоро Новый год, - говорит мама, - ты всех своих кукол на Новый год и надуши. - Дай я тебя на Новый год надушу, - говорит Машка и тянется к матери и мажет ее пробочкой от флакона. ТЕТРАДЬ СЕДЬМАЯ 3 ГОДА 4 МЕСЯЦА 4.12.59. Ленинград. Я все еще лежу. Но много работаю. С Машкой мы видимся только по вечерам - перед ужином и после ужина. Сегодня немножко читали (Чарушина, Сладкова), разглядывали картинки в "Мурзилке", играли в "лепешки". Еще раз убедился в том, что игрушки-импровизации доставляют ребенку (во всяком случае, ребенку этого возраста) гораздо больше радости, чем игрушки магазинные, готовые, то есть уменьшенные копии настоящих людей, зверей и предметов: куклы, собаки, мишки, посуда, автомашины и тому подобное. "Лепешки" - это разноцветные пирамиды. Их у меня четыре. Самая маленькая - это Маша, маленькая потолще - Павлик, тоненькая высокая - мама, а самая высокая - папа. Маша играет с этими куклами-абстракциями с большим удовольствием, чем с куклами-натуралистками, всеми этими Сонями, Тамарами, Аннабеллами. Она раздевает пирамидки и одевает, купает их, делает с ними гимнастику. Почему же играть с этими пирамидками интереснее? Вероятно, только потому, что тут больше простора для творчества. x x x Я поставил на голову "папе" самую маленькую пирамидку - "Машу". Машка придумала молниеносно. Схватила толстого "Павлика" и говорит: - Это не Павлик, это тетя Ляля. И густым трагическим голосом тети Ляли, обращаясь к "папе", восклицает: - Алексей, не нужно! Алексей!!! Именно так, в этих выражениях и с теми же трагическими интонациями, взывает ко мне моя сестрица, когда я проделываю с Машкой какие-нибудь акробатические трюки, сажаю ее на плечи, на багажник велосипеда и тому подобное. Какое же воображение у трехлетнего ребенка! И какое острое художническое зрение! Увидеть за этими деревяшками живых, конкретных людей и тут же придумать им роли, целую сценку!.. x x x Вчера вечером, вызывая к себе маму, я кричал грубым голосом: - Люди! Звери! Птицы! Рыбы! Насекомые! - Не кричи! - умоляла меня Машка. - Не кричи, а то меня возьмут. То есть заберут спать. x x x - Насекомые! Машка удивилась: - Какие босикомые? 7.12.59. Вчера была у меня недолго. Читали, потом играли в превращения. Я говорю: - Будь волк! - Bay... Bay. - Будь муха! - Ж-ж-ж. Ж-ж-ж. - Будь корова. - Му-у-у-уу... Я вам м-м-м-молочко несу-у-у... - Будь стул! Подумала секунду - и скорчилась, приняла какую-то замысловатую позу, в которой она кажется себе похожей на стул. x x x Обещал ей как-то показать настоящий шприц для уколов. Показал. Она увидела и испугалась. - Не надо! Боюсь! Больно будет. - Давай я тебе покажу, как укол делают. - Боюсь! - Я тебе больно не сделаю. Я без иголки. - Боюсь! - Папа говорит, что больно не будет... - Будет! - Иди сюда! - Боюсь. - Если папа говорит, что больно не будет, надо папе верить. Не верит. И это меня, конечно, огорчает. А потом я подумал, что где же им верить, детям, если их на каждом шагу обманывают, объегоривают, обмишуривают. - Иди, девочка, иди, дай ручку, больно не будет. Девочка доверчиво протягивает руку, а ей: р-раз! - Ничего, ничего, не плачь, сейчас пройдет. Трудно, но надо воспитывать так, что: - Будет немножко больно, но потерпи... И всегда надо правду! x x x И вот - кстати - о правде. Вчера мама возвращается из своего очередного похода, в прихожей ее встречает Машка и с места в карьер объявляет ей: - Мамочка, я плохо себя вела, я была нехорошая. Похвальна ли такая самокритика? Нет, в данном случае нисколько не похвальна. Машка совершила поступок действительно очень дурной. После дневного сна она не захотела одеваться, раскидала всю свою одежду, а когда бабушка попыталась взять ее на руки, толкнула бабушку и несколько раз ударила ее по лицу. Бабушка плакала. И тут раздались три звонка, означавшие, что пришла мама. - Сейчас я расскажу мамочке, как ты себя вела, - сказала бабушка. - Не надо, можешь не говорить, я сама расскажу. Расчет бы простой. Уже не один раз Машка признавалась в своих грехах, и чаще всего ее не только прощали, но и хвалили за правдивость. На этот раз не вышло. Мама накричала на Машку и велела ей немедленно извиниться перед бабушкой. - Ты сама знаешь, что нужно сделать, - сказала она. - Не помню, - нахмурилась Машка. Извиняться она ни за что не хотела. Это уже второй случай, когда она отказывается извиняться перед бабушкой. Когда я узнал о случившемся, я настоял, чтобы этот случай не был оставлен без последствий. Одних извинений тут мало. Нужно, чтобы девчонка поняла, как плохо она поступила. А индульгенция, которая покупается за бездушное, холодное "прости", ничего не стоит. От моего имени Маше было объявлено, что папа не хочет ее видеть. Мама не разговаривала с ней. И даже бабушке было рекомендовано, чтобы она не таяла от первого слова раскаяния, от первого поцелуя внучки. Когда Машка наконец сказала: - Прости, бабушка. Та ответила: - Я еще подумаю, стоит ли тебя прощать. Все это было и для бабушки и для Машки потрясением. Между нами говоря, кто из них больше виноват - я судить не берусь. Знаю только, что если бы моя милая, добрая и мягкая тещенька так не распустила девчонку, нам не пришлось бы всем домом устраивать этот педагогический аврал. Машку было жалко. Весь вечер она сидела в столовой на тахте и негромко подвывала: - Ма-а-а-а-ма-а-а... x x x Была ли в этом случае перегнута палка? Думаю, что нет, не была. Одними внушениями, проповедью, разговорами о том, что дурно бить по лицу любимого и любящего тебя человека, тут обойтись нельзя было. Нужна была строгость. И нужно было потрясение. А сегодня - новая беда. Нашла на полу или в корзине для бумаг ломаную немецкую "архитекторскую" кнопку - красивую, блестящую, золотую... - Денежка, - сказал я. Она засмеялась: дескать, шутишь! Такая взрослая ирония меня обманула. Я позволил Машке взять эту понарошную денежку. А через двадцать минут из комнаты Элико вопли и крики. Оказывается, Машка запихала "денежку" в ноздрю... И забыла об этом. Потом пришла к матери и говорит: - У меня козявка в носу. Мама, не посмотрев, стала запихивать в нос вату. А дышать Машке еще труднее. Тогда мама подвела ее к окну, к свету, заглянула в нос и увидела, что там что-то блестит... Заставила Машку сморкаться, и, слава богу, кнопка была извлечена. А бабушке опять было худо. x x x Вчерашняя история сказалась на Машкином поведении. Слушается всех, даже бабушку и тетю Минзамал. Сейчас (три часа дня) мама и бабушка отправились по делам. Машку готовит к дневному сну Минзамал. И Машка беспрекословно дает себя разоблачать. x x x После происшествия с архитекторской кнопкой извожу Машку насмешками. Думаю, что в данном случае этот способ верный. Говорю ей: - Я ничего тебе теперь не буду давать - ни карандаша, ни ложки... Мрачно усмехнулась... - Ложку можно. Ложку мне сюда не засунуть. - Дырка мала? - Да. Мала... И пытается пальцем растянуть ноздрю. x x x Донял ее. Убирает посуду у меня "со стола", то есть с табуретки, которая заменяет мне во время болезни и письменный и обеденный стол. Унесла тарелку с хлебом, кружку из-под киселя. Прибегает: - А еще что? - Вот тарелка и вилка. Только, смотри, в нос вилку не запихай. Со вздохом: - Халясо... И совершенно серьезно, даже мрачно: - Я не умею вилку в нос запихивать. x x x Полушутя я хотел шлепнуть Машку по попке. Она понимает, что делается это играючи, и, охотно подставив попку, сказала: - Один маленький попопчик! x x x Вернулась с прогулки, очень просила почитать ей старую "Мурзилку" - номер за 1948 год, - где напечатана "Повесть о Галиной маме" Георгиевской. Там на картинке девочка Галя получает за маму орден, потому что у мамы забинтованы руки. Эта картинка произвела на Машу большое впечатление. Говорит: - Я даже ночью сегодня думала об этой тете без рук. Чтение отложили до вечера. Постараюсь вообще отложить. Чтение не по возрасту. 10.12.59. - Пустите, пустите... - Ты куда? - Тете Минзамал хочу спасибо сказать! x x x Не пересаливаем ли мы с этими "спасибо" и "пожалуйста"? Может быть, и пересаливаем. Но в этом случае лучше, пожалуй, немного пересолить, чем недосолить. Говорят: "Не в этом счастье". Вообще-то верно - не в этом. Но отчасти и в этом. Смотря как понимать это счастье. Если грубость окружающих ранит тебя, обижает, мешает тебе жить, то любезность, отзывчивость, дружелюбие - наоборот, жизнь украшают. Мудрость, казалось бы, не велика, а как мало считаются у нас с этим добрым законом, как не хватает нашей молодежи этих "внешних форм"! Телефонный звонок. Снимаю трубку: - Я вас слушаю. Молодой повелительный голос: - Галю! Отвечаю как можно мягче и любезнее: - Простите, вы не туда попали. И чаще всего слышу в ответ: - А, черт!.. И скрежет брошенной на рычаг трубки. Через день, через два или в тот же день попозже - уже другой голос, но опять молодой и опять повелительный: - Марину позовите! - Такой у нас, простите, нет. - Как нет? А, ч-черт!.. Зато как приятно бывает услышать в ответ: - Ах, простите!.. Или: - Извините, пожалуйста!.. Редко, но бывает. Между прочим, заметил, что после этих любезных слов человек никогда не бросает трубки. 11.12.59. Ездил вчера по делам в "город", на обратном пути зашел в Гостиный двор, купил много всяких игрушек Павлику и немного - Маше. В числе прочего купил маску - собачью, бульдожью морду, очень похожую на морду Синдбада... Когда я надел эту маску и заглянул через застекленную дверь в столовую, Машка дико заорала. Конечно, я не ожидал такого эффекта и маску тут же сорвал. Потом по очереди при ней надевали маску мама и бабушка - она и тут орала. Когда же я предложил ей самой попробовать надеть маску, она сделала это не задумываясь и охотно. Долго с любопытством смотрела на себя в зеркало. Бегала на кухню, пугала тетю Минзамал. Позже пугала шварцевскую тетю Нюру. x x x Показала мне туфли, которые мама и бабушка купили вчера в подарок Павлику. - Это моему братишке Павлику. - Вот он какой большой, - я говорю. - А когда он жил в Разливе - в прошлом году, - он был маленький. И я была маленькая. Мы вместе были маленькие. x x x Ведет себя довольно прилично. Правда, с бабушкой у нее казусы бывают. Проветривается мамина комната. Чтобы дверь в столовую не открылась, к ней приставили стул. Машка влезает на этот стул. - Машенька, слезь, - говорит бабушка. - Из той комнаты дует. Машка сидит. - Слышишь? Слышит, конечно, но продолжает восседать на стуле. Если бы в эту минуту не появился я, Машка оказалась бы победительницей в этой борьбе характеров. Я сказал: - В чем дело? И Машка слезла со стула. Увы, поражение и тут засчитывается бабушке... x x x Вечером, перед сном, Машка была у меня. Я лежал. - Маша, - сказал я. - Я не Маша. - А кто ты? - Я девочка Мотя. - Где ты живешь? - Я одна живу. У меня мамы нет, и папы нет, и тети Гетты, и Павлика нет. - Кто же тебе готовит? - Я сама готовлю. И сама в магазин хожу. И сама в школу хожу. - Что же ты готовишь на обед? - Щи, каклетки, потом - компот. И в булочную сама хожу. - Никого у тебя нет? - Нет. - Значит, ты - сиротка? - Нет, я Мотя. Пришла мама. Я говорю: - Ты знаешь, эту девочку зовут Мотя. У нее нет ни папы, ни мамы. - Да, - говорит девочка Мотя. - И тети Ляли нет. И Синдбада нет. - А где же твоя мама? - Она в магазин пошла. И папа тоже ушел. Это уже не первый случай, когда таким неожиданным образом завершается трагедия одинокой девочки. 12.12.59. Повесив трубку, я говорю Маше: - Просят меня для детей рассказ написать. - Напиши. - О чем бы написать, как ты думаешь? О Белочке и Тамарочке, что ли? - Напиши, знаешь, как они белье стирали. - Об этом я уже писал. Что же я - второй раз буду писать? - Тогда напиши знаешь о чем? Напиши о "Бемби". У меня есть книжка "Бемби" и есть "Утенок Тим". Напиши о них. x x x Указательный палец называет показательный. И объясняет почему: ведь им показывают. И говорят: "Не показывай пальцем". x x x Пришла ко мне, посмотрела на полку, где еще накануне лежал пакет с бульдожьей маской, радостно засмеялась: - Павлику послали Синдбада! Я теперь не боюсь сюда ходить. 14.12.59. Читал ей вечером: Чуковского, Чарушина, Е.Ильину{110}, Одоевского{110} - "Мороз Иванович". Самое, казалось бы, интересное - сказку про прилежницу и ленивицу - слушала невнимательно и даже не дослушала. Зато с восторгом, разинув рот, выслушала стихи Ильиной - о девочке, которая учится ходить. Стихи пришлись, что называется, в самый раз. x x x Огорчает нас (особенно меня) скверная привычка, которая, кажется, уже овладела Машкой: кусает ногти. Я знаю, что это такое: сам чуть ли не до тридцати лет не мог отучить себя от этой пагубной страсти. Да, это - страсть, почти наркомания! Не странно ли, что такие вещи передаются по наследству? По-видимому, это свойственно определенному темпераменту (до сих пор, до 72 лет, грызет ногти С.Я.). Так же как алкоголизм - не сам же по себе передается! Как бы то ни было, надо отучать Машку от этой гадости. И чем раньше, тем лучше. Не отучишь в три года - и в пятнадцать будет ходить с обкусанными ногтями. 15.12.59. Гуляла с бабушкой. Перед тем как укладываться спать, мама принесла ее ко мне. Ах, какая она была славненькая: румяная, ясноглазая, переполненная радостью жизни. - Там подвале баба Яга живет! - сообщила она мне. - Под какой Валей? - Подвале! Предлогами она, по своей грузинской манере, до сих пор пользуется не часто. - Под Валей? Может быть, под Люсей? - Да нет. Под-ва-ле!!! - Ах, в подвале? - Да, да, подвале! x x x - Ты с кем гуляла? - Куда? - Не куда, а с кем. С бабушкой, с мамой или с папой? - С каком папой? - Что значит "с каком"? "С каким" надо говорить. - С каким папой? С твоем? И эти своеобразные "диалектизмы" сочетаются с самыми изысканными "интеллигентскими" оборотами: - Я спать не хочу, во-первых... x x x - Ну, довольно, - сказал я. - Иди спатеньки. - Нет, нет! Лежатеньки! Спать днем не любит. Предпочитает лежать. x x x Зашел сегодня в столовую, где Машка в одиночестве играла - переставляла что-то на своей кухне. - Ты знаешь? - объявила она мне. - Тамара у меня ногти кусает. - Да что ты говоришь? Какая дрянная девчонка! Усмехнулась. - Она потому кусает, что у нее подарочков нет. 16.12.59. Вечером пришла ко мне: - Алеша, ты обещал музыку и кино показать. Время было позднее, кино мы отменили. А музыку ("Рондо каприччиозо" Сен-Санса) слушали. Поначалу слушала как будто с удовольствием, но быстро утомилась. 18.12.59. - Ты что, Маша, спишь? - спрашивает мама. - Нет. - А что ты делаешь? - Я думаю. - О чем же ты думаешь? - Я все хочу сказку тебе придумать. x x x На днях лежали с нею с грелками на животах. Машка уверяла, что у нее болит живот. Потом говорит: - А тете Маше как больно было! Я даже вздрогнул. Что такое? Откуда она знает? Но тут Машка застонала, закряхтела: - Охтеньки! Ох, не могу! Ох, как больно! И я понял: она слышала, как стонала и охала тетя Маша, и вот - запомнила и представляет тетю Машу. Талантливо? Да, очень. Но говорят, что в этом возрасте так талантливы все дети. 19.12.59. У меня в комнате стоит новая, очень красивая, алюминиевая лестница-стремянка. Она высокая - в семь ступенек. Машка влезает на лестницу, и каждая ступенька у нас - этаж. - Это, - я говорю, - второй этаж. Это под нами. А здесь - третий этаж. Здесь мы живем. И здесь рядом Олечка Розен живет. А здесь четвертый этаж. Здесь Алеша Григорьев. Машке эта игра очень нравится. Спрашивает все время: - Где Алеша? Где Оля? Алеша над нами? А тетя Нюра тоже над нами? - Она под нами, а Алеша над нами. - А где... знаешь... Леночка Журба живет? Не под нами она живет? - Нет. Она над нами. - Высоко? x x x Объяснил ей, что такое имя и что такое фамилия. Не очень-то поняла, конечно. Играем в доктора. - Как вас зовут? - Оля. - А фамилия? - Фамилия? Финуля. Или: - Кули-бали. x x x Очень ей понравилась фамилия Журба. Леночку она давно знает, но что она "Леночка Журба" - для Машки открытие. Весь вечер: - Журба! Журба! Леночка Журба!.. 20.12.59. Все утро помогает матери убирать квартиру. Правда, в ту же тряпку, которой вытирает с туалета пыль, пытается и сморкаться. Но все-таки. Спрашиваю у нее: - Ты что делаешь? - Помогаю. - Кому помогаешь? - По-мо-га-ю!!! Помогать для нее - это работать. x x x Скрывать что-нибудь, лгать она не умеет (или почти не умеет). Всегда (почти всегда) признается в содеянном. Очень хотим, чтобы правдивость эта не была утрачена. Всячески поощряем ее, когда она говорит правду, не наказываем, если она сама пришла и сказала. Но и тут нельзя перегибать палку. Все зависит от размеров проступка, от степени вины и злой воли. За нечаянно никогда наказывать нельзя - можно пожурить, посердиться, посетовать, но не наказывать. 23.12.59. Мама и бабушка с утра отправились "в город". Я ночью работал, проснулся в первом часу, думал, что и Машки нет дома. Так тихо было в квартире. Оказывается, дома, с тетей Минзамал. Зашел в столовую. Вскочила, обрадовалась. - Алешенька! На! На, подержи, пожалуйста! - и протягивает мне красный флажок. Отдать насовсем флажок - жалко, но, чтобы задержать меня хотя бы на несколько минут, дает подержать мне это сокровище. 25.12.59. Бабушка и мама говорят, что Машка исключительно хорошо вела себя все утро. Объясняется это тем, что папа оставил ей с вечера записку такого содержания: "Тук-тук-тук. Маша, превращаю тебя в очень хорошую девочку". Надо было видеть, как чинно сидела она за столом. x x x Играем. Маша - тетя Оля, она же - Ольга Крокодиловна. Я - девочка Люся, любимый Машкин персонаж. Тетя Оля идет в магазин, чтобы купить что-нибудь для больной Люси. Возвращается, кричит: - Ой, в магазине дома никого нет. x x x ...Не может очистить банан. - Папа, открой банан! 26.12.59. ...С удовольствием пьет рыбий жир! Странно. Унаследовать даже такой редкий дар. Неужто это у нас от наших архангелогородских предков, тр