...". Потом говорят: - Подозрительно все-таки. Тут и печатка была пришлепнута... Давайте, - говорят, - ребята, позовем Белопольского. Пошли в избу. Через секунду возвращаются с комиссаром. Комиссар - в кавказской рубахе - ругается. - Что еще, - говорит, - за хайло? А ну, покажите. Берет, я помню, рваную, мятую мою бумажку и читает: - "...ну Михайловичу Буденному... арму Первой конной штаб шестой дивизии РККА". Ну, тут что было - можно и не говорить. Комиссар Белопольский за голову схватился. - Что это? - говорит. - Что это такое?! Я говорю: - А это все, что от пакета осталось. Который я вез в Луганск. К Буденному. А остальное, - говорю, - я сшамал. Ах, что тут было! Комиссар Белопольский кричит: - Отставить. Приговор отменяется! Потом он подходит ко мне, нагибается и хватает меня за плечо. - Товарищ, - говорит, - извини! Чуть к богу в рай не послали. Я говорю: - Ничего. Пожалуйста. Дайте мне лошадь, я к Буденному поскачу. У меня, - говорю, - к нему очень важные оперативные сводки. А сам, понимаете, и с земли встать не могу. Сижу на земле, без сапог и портянками пот с лица вытираю. Упрел, понимаете... Упреешь!.. Через пять минут у ворот тачанка гремит. На паре. Кони такие чудные, так и бьются - прямо копытами землю роют! Меня положили на тачанку. Сеном всего обклали. Тепло, мягко... Я, помню, глаза чуть-чуть призакрыл и слышу - товарищ Белопольский командует: - В Луганск, до штаба командарма Буденного. Тогда я голову поднимаю. - Послушайте, - говорю, - и Зыкова тоже положьте. И Зыкова принесли и положили рядом со мной. Пихнул я его, помню, головой в бок. Молчит. Ни бум-бум. Как дерево. Тут кучер мой захлопал кнутом, тачанка дернулась, и я потерял память. Заснул, одним словом. И, помню, вижу я сон. Будто стоим мы в городе Елисаветграде. Будто у меня новые сапоги. И будто я покупаю у Ваньки Лычкова, нашего старшины, портянки. Будто он хочет за них осьмую махорки и сахару три или четыре куска. А я даю полторы пайки хлеба и больше ни шиша, потому что махры у меня нет. Я некурящий. И будто мне очень хочется купить эти портянки. Понимаете, они такие особенные. Мягкие. Из господского полотенца. Я говорю: - Полтора фунта я дам. Хлеб очень хороший. Почти свежий. А Лычков говорит: - Нет... К богу! Ну, я не помню, на чем мы с ним сторговались, но все-таки я их заимел. Я их купил, эти портянки. И стал наматывать на ноги. Мотаю их тихо, спокойно, а тут вдруг товарищ Заварухин идет. Идет он будто и пуговицы на гимнастерке считает. И так говорит: - Трофимов, до нашего сведения дошло, что ты на ногах имеешь мозоли. Это верно? - Так точно, - говорю. - Есть маленькие. - Ну вот, - говорит. - Наш особый отдел решил тебя по этому поводу расстрелять. Я говорю: - Как хотите, товарищ Заварухин. Это, - я говорю, - товарищ Заварухин, ваше личное дело. Можете расстреливать. И начинаю, понимаете, тихо, спокойно разматывать свои портянки. Сымаю портянки и думаю: "Н-да! Бывает в жизни огорченье..." А тут я проснулся. Лежу в тачанке. Тачанка стоит почему-то. Темно. Мост какой-то или застава. Мой кучер сидит на передке и курит. А рядом Зыков. Хрипит мой Зыков из последних сил, и все лицо у него, подумайте, в крови. Из виска так и булькает. Так и клекочет. Хотел я подняться и кучеру сказать, чтобы чего-нибудь с ним сделали, но мне так страшно стало, что я обратно без памяти упал. И обратно заснул. А второй раз проснулся уже в другом месте. Лежу я в мягкой постели. Над головой у меня лампочка тихо горит. На животе чего-то лежит горячее, пузырь какой-то, а рядом на стуле сидит такой рыжеватый дядя в белом переднике. Я говорю: - Ты кто, рыжий? Он говорит: - Я доктор. - А я? - А ты в лазарете. Ты больной. Лежи, пожалуйста, и не двигайся. У тебя только что в желудке нашли сургуч, чернила и еще кое-что. Я говорю: - Так. А бумагу нашли? - Да, - говорит, - очень много. Я говорю: - Все поняли? - Что? - говорит. Я говорю: - Все разобрали, что там написано было? Или что-нибудь смылось? - Да нет, - говорит. - Эта бумага превратилась в сплошную массу. - Жалко, - я говорю. Он говорит: - А тебе теперь нужно лечиться. Тебе нужно серьезно и долго лечить свой живот. На вот, - говорит, - скушай, пожалуйста, на всякий случай пирамидону. Я съел. Он посидел, поправил пузырь и ушел. Я повернул голову. Поглядеть, что тут такое происходит. И вижу - лежат больные. Спят. Кое-кто стонет. Кто-то бормочет во сне. А через две койки от меня, у самой печки, вижу - знакомая личность. Представьте себе - Зыков! Но только - что он такое делает? Башка у него забинтована. Один нос торчит. А он, этот Зыков, свесился с койки и чего-то на полу делает. Что-то пихает в щелку. Я говорю: - Зыков! Он свои полбашки поднял и говорит: - А? Я говорю: - Чего, - говорю, - ты там делаешь? - Я? - Ну да, - говорю. - Ты! - А я, - говорит, - это пирамидон туды пихаю. Мне, - говорит, - понимаешь, он до чертовой матери надоел. Пирамидоном, - говорит, - наверное, во всех армиях лечат. Я думаю, доктора еще до рождества Христова солдат пирамидоном кормили. - Чудак! - говорю. Потом спрашиваю: - Ты жив? - А то нет? - говорит. Я говорю: - Рад? - А то нет? - говорит. - Чучело тамбовское!.. Ну, хотел я его как следует обругать, хотел даже в него подушкой кинуть, но вдруг ослаб, ослаб, понимаете, задрожал и тюкнулся на эту самую подушку. И заснул. А проснулся от солнца. Это уж утром было. Горячее солнце хлещет мне прямо в глаза. Я отворачиваюсь, помню, повертываю голову и вдруг вижу - знакомое лицо. Такой невысокий, плечистый дядя с усами стоял в дверях и смотрел на меня. Понимаете, я его сразу узнал. Хоть и не видел ни разу, а узнал. "Ох, - думаю, - братишка наш Буденный! Какой ты, с усам..." А он - сам с усам - подходит до моей койки, снимает свой громоотвод и говорит: - Ну, здорово! Я приподнялся немного и говорю: - Товарищ Буденный... - Я поперхнулся даже. - Товарищ Буденный! Особый отряд товарища Заварухина окружен неприятелем. Слева, - я говорю, - теснит Шкуро. Справа теснит Мамонтов. Нет, - говорю, - слева Мамонтов... Слева, - я говорю, - Улагай... Извиняюсь, - говорю, - справа Улагай... Я забыл. У меня в голове, понимаете, все спуталось. Я замолчал. И лег. А товарищ Буденный, помню, положил мне на лоб ладошку и говорит: - Жар начинается. Необходимо поставить компресс. Но я тут вспомнил чего-то, поднялся опять через силу и говорю: - Товарищ Буденный! Позвольте вам познакомить моего друга - Василий Семеныч Зыков. Первый герой на земном шаре. Смеется Буденный и говорит: - Это который герой? - А тот, - я говорю, - у которого полбашки завязано. Вота он вам улыбается. - Ага, - говорит. И пошел к зыковской койке. Ну, как они там познакомились, я не помню. Проще сказать, я не видел. Я спал. А через две недели я вышел из лазарета и поехал обратно в дивизию. А потом зима наступила. И под самый Новый год - мне из Москвы подарок: орден Красного Знамени. За что? - вы подумайте... 1931 ПРИМЕЧАНИЯ РАССКАЗЫ О ПОДВИГЕ Героическая тема привлекала Л.Пантелеева на протяжении всего его творчества. Неслучайно К.Чуковский называл пантелеевских героев людьми величайшей отваги и видел заслуги писателя в прославлении человека. Пантелеева интересует не только сам героический поступок, а истоки характера героя, тот путь воспитания и самовоспитания, который делает человека способным на проявление мужества и бесстрашия. ПАКЕТ В 1931 году несколько писателей задумали издание детского альманаха. Один из авторов, М.Зощенко, предложил, чтобы в книге были собраны рассказы о героях. Подробно о возникновении альманаха "Костер" см.: Л.Пантелеев. "Гори, гори ясно" ("Нева", 1966, Э 5); "Как зажигался "Костер"" ("Костер", 1966, Э 5). Для этого альманаха Л.Пантелеев и написал рассказ "Пакет". Часто ребята спрашивают: есть ли прототип у главного персонажа рассказа - буденновца Пети Трофимова? Петя Трофимов - образ собирательный, это типичный народный герой, в нем удачно сочетаются храбрость, смекалка и природный юмор. Отдельным изданием "Пакет" вышел в 1933 году в издательстве "Молодая гвардия". Обложку и рисунки делал Н.Тырса. "Пакет" был инсценирован и долгие годы шел на сцене Московского ТЮЗа. Перед войной снимался фильм "Пакет", где роль Буденного играл сам С.М.Буденный. Поставленный на Мосфильме в 1966 году телевизионный фильм "Пакет" получил первую премию ("Злата Прага") на Международном фестивале телевизионных фильмов в Чехословакии. Г.Антонова, Е.Путилова