ю! И к чему он полюбил ее? Как хорошо было бы, если бы она не отказывала Лаврентьеву. И нужно было ему путаться. Привыкла бы к Лаврентьеву! - Нельзя не драться! - проговорил вслух Николай. Он вздрогнул при воспоминании намека Лаврентьева, как бы поступил Лаврентьев, если бы он отказался от дуэли, и ненависть к Лаврентьеву сменила страх. Нервы его снова возбудились. Мрачные мысли уступали место более светлым. К чему думать о смерти? Разве он непременно будет убит? Сколько дуэлей кончаются благополучно. Он стреляет хорошо, и кто знает, быть может, Лаврентьев будет убит, - Николай даже обрадовался при этой мысли, - а сам он останется невредим, ну, пожалуй, ранен в ногу или руку, не опасно. Это даже ничего. Он на дуэли не струсит, нет! Теперь страшно, а там... Надо только перед тем хорошенько выспаться! Николай вспомнил, что ему надо поторопиться найти секунданта, и он вышел из дому, решив вернуться раньше вечером, привести свои дела в порядок, написать, на всякий случай, письмо старикам и Леночке. Он было хотел ехать к Васе, звать его секундантом, но мысль, что Васе может достаться, если узнают о дуэли, остановила его. Он вспомнил об одном приятеле из литературного мира и решил пригласить этого господина. Он взглянул на часы, - было рано. "Он, верно, еще спит". И Николай не спеша пошел пешком по направлению к Невскому. На улице он встретил двух знакомых и бойко поболтал с ними о разных пустяках: они не могли бы догадаться, что с ними беседует человек, который завтра дерется на дуэли. Люди действовали на нашего молодого человека возбуждающим образом. Глядя на него теперь, нельзя было сомневаться, что он на миру готов умереть с усмешкой на устах. А Григорий Николаевич, выйдя от Вязникова, зашагал своей обычной походкой к себе в меблированные комнаты. Он не думал ни о дуэли, ни о смерти. Он свалил дело с плеч, исполнил то, что считал своей обязанностью, а там будь что будет... Он виделся вчера с братом Леночки, а после свидания с Вязниковым более не сомневался в виновности Николая. Отказ его объясниться, прямо сказать, что взведенное на него обвинение - ложь, по мнению Григория Николаевича, ясно свидетельствовал о его вине, и следовательно он, Лаврентьев, поступил справедливо. Нельзя оставлять безнаказанной такую пакость. "А все-таки он не струсил... молодцом!" - одобрил он даже Николая, хотя это не мешало ему питать к нему глубочайшую ненависть. Теперь его занимала одна мысль: увидать Леночку, хотя издали. К ней он не пойдет. Зачем? И что он скажет ей? Про свою любовь? Он горько усмехнулся. Поднявшись в свою комнату, Лаврентьев достал из чемодана бумаги (и в их числе духовное завещание, по которому Лаврентьевка переходила к Леночке, и письмо к ней), чтобы отнести их к Жучку, и хотел было уходить, когда совсем неожиданно перед ним явилась взволнованная Леночка. XII - Здравствуйте, Григорий Николаевич! - проговорила Леночка. Она приблизилась к Лаврентьеву, протянула ему руку, взглядывая на смущенное лицо Григория Николаевича, и смутилась сама. - Вас удивляет мое посещение? - Смел ли я, Елена Ивановна, надеяться увидать вас! - ответил Лаврентьев с таким горячим чувством, что Леночка смутилась еще более. От волнения и усталости она едва стояла на ногах и опустилась на стул. Она улыбнулась в ответ на беспокойные взгляды Григория Николаевича и заметила: - Я запыхалась, подымаясь к вам... Это ничего, сию минуту пройдет. Она перевела дух и продолжала: - Мне необходимо было повидаться с вами, рассказать вам... Я хотела писать, но вчера мне сказали, что вы здесь. - Кто сказал? - Николай... Николай Иванович! - поправилась она, и при этом имени яркий румянец вспыхнул на ее лице. Григорий Николаевич не промолвил ни слова. Только по лицу его пробежала судорога. Прошла минута тяжелого молчания. - Зачем вы были у него? - неожиданно спросила Леночка. Лаврентьев смутился от этого вопроса. - Зачем? - продолжала Леночка. - О, прошу вас, не скрывайте от меня... Зачем вы были у него?.. Мне нужно знать... - Вы очень любите его? - с трудом прошептал Лаврентьев. - Даже после того, как он так с вами поступил? - Как поступил? - воскликнула Леночка, вся загораясь. - Что вы говорите?.. О, верно, тут какое-нибудь недоразумение... какие-нибудь подлые сплетни. Вы объяснитесь. У вас что-нибудь вышло?.. Григорий Николаевич!.. О, какой вы! В чем он виноват?.. Я одна виновата перед вами. Да, я виновата. Я не сказала тогда... мне тяжело было... Я боролась с чувством и не могла побороть... Я хотела все написать вам теперь, перед нашей свадьбой. - Свадьбой! Он женится! - прошептал уныло Лаврентьев. - Он женится?! - Да... на днях наша свадьба. - А! Зачем же он не сказал?.. Он даже не хотел объясняться... Он остановился в нерешительности. - Что ж дальше, говорите... Вы, верно, оскорбили его, сказали что-нибудь? - Нет. Я просто вызвал его на дуэль! - сконфузился Лаврентьев. - Дуэль? - повторила Леночка, и лицо ее покрылось мертвенной бледностью. - Дуэль? За то, что мы любим друг друга? О Григорий Николаевич!.. это... это... - Елена Ивановна!.. Не корите, выслушайте. Не потому. Я сумею все вынести... нет... Я думал, что вас смели обидеть... обманули... Но теперь, как вижу, выходит другая статья... - А если б и обманули?! - воскликнула с сердцем Леночка. - Какое кому дело? кто смеет быть судьей? И вы так вздумали заступаться за меня?!. О, вы никогда не любили меня. Да случись что-нибудь с ним, я возненавидела бы вас, слышите?.. Хотя бы меня и бросили, как вы говорите!.. Я его люблю, я! Разве этого не довольно?.. Глаза ее блистали гневом. Она с такой силой произнесла: "Я его люблю, я!" - что у Григория Николаевича упало сердце. Он, однако, поборол невыносимую боль и решился выслушать все до конца. - Если вы хотите наказать за горе, которое я вам причинила... наказывайте... вы вправе; но только меня... Я виновата перед вами, я одна, Григорий Николаевич! - умоляющим голосом вдруг сказала Леночка. - Дуэли ведь не будет? Нет? - Не будет! - Вы извинитесь перед ним? Вы напрасно оскорбили человека! - Извинюсь! - глухо произнес Лаврентьев. - О, я не сомневалась в этом, - радостно воскликнула Леночка. Она взглянула на Лаврентьева благодарным взглядом и прибавила: - А теперь, Григорий Николаевич, вы вправе наказать меня за то, что я причинила вам горе. Требуйте, чтоб я отказалась от счастия, и я откажусь, я не выйду замуж!.. - Чтобы я?!. Да разве я злодей?.. Вас наказать!.. и то я поступил, как зверь! И то я обидел вас! И вы еще так говорите?!. Простите, Елена Ивановна, и не поминайте лихом! - проговорил прерывающимся голосом Лаврентьев, отворачиваясь, чтобы скрыть свое волнение... - Простите и вы меня! - прошептала тихо Леночка, подымаясь. - Дай вам бог всего хорошего. Вы стоите счастья!.. - сказал Лаврентьев. По-видимому, он был теперь спокоен. Только голос его чуть-чуть дрожал. - А на прощанье, Елена Ивановна, скажите еще раз, что вы простили меня! Леночка протянула ему руку. Он благоговейно прикоснулся к ней губами, взглянул на нее ласковым, добрым взглядом и промолвил: - Будьте спокойны. Я извинюсь, и дуэли не будет. - Прощайте, Григорий Николаевич! - Прощайте, Елена Ивановна! Он вышел проводить ее в коридор. - Еще просьба: не говорите Николаю Ивановичу, что я была у вас. - Почто сказывать! - Я прошу вас об этом, Григорий Николаевич, зная характер Николая... Он может подумать, что вы не деретесь с ним по моей просьбе. Это оскорбит его! Ведь правда? И если бы вы узнали... проверили слухи, то и без моей просьбы отказались бы драться. - Э, не тревожьтесь... Я понимаю, Елена Ивановна! Скажи он тогда слово - ничего бы не было. А я слухам поверил... Скотства-то во мне много!.. Теперь пусть хотя за труса считает, а дуэли не будет. Он ваш будущий муж. Леночка с чувством пожала руку в ответ на эти слова. - Хороший вы, Григорий Николаевич! Я всегда сохраню о вас добрую память! - прошептала она и стала спускаться с лестницы. Она вышла на подъезд радостная, что все так благополучно окончилось. О, сколько тревоги и страха испытала она со вчерашнего вечера, и как весело теперь билось ее сердце при мысли, что любимому ее Николаю не угрожает никакой опасности! Она шла домой полная дум о Николае и о будущей их жизни, вспоминая его ласковые речи, счастливая своим счастьем, которое чуть было не отняли. О Лаврентьеве она и не вспомнила. Счастье так эгоистично! Григорий Николаевич проводил грустным взглядом спускавшуюся по лестнице Леночку и, когда она скрылась, перегнулся вниз через перила. Вот мелькнула еще раз ее маленькая фигурка... стукнули двери подъезда, а он все еще стоял. На душе у него сделалось так мрачно, сиротливо. Глубокой скорбью светились его глаза. - Ушла! - проговорил он. - Ушла! И тихо пошел к себе в номер, лег на постель и долго пролежал с закрытыми глазами, припоминая любимый образ Леночки, ее голос, движения. - Счастливец! - с какою-то отчаянной завистью в голосе проговорил Лаврентьев, чувствуя, как приливает к сердцу злоба к Николаю. - Как она его любит! Перед ним стояли они оба, смеющиеся, довольные, сливаясь друг с другом в объятиях. О, с каким наслаждением он задушил бы этого "счастливца"!.. Лаврентьев бешено стукнул кулаком об стену и вскочил с постели. Голова его кружилась. Глаза налились кровью. - Скотина! Тварь гнусная!.. Опять не сустоял! - мрачно ругался Григорий Николаевич, - а еще человек! Он подошел к умывальнику, вылил на голову кувшин воды, причесался, уложил в чемодан вынутые было бумаги и вышел из номера. Свежий воздух несколько освежил и успокоил его. Ему сделалось стыдно, что чувство ревности осилило его любовь. - Шалишь, Гришка! - прошептал со злостью Лаврентьев. - Сустоишь и извинишься как следует или ты будешь подлец! Решившись свято исполнить обещание, данное Леночке, Григорий Николаевич первым делом пошел в технологический институт и разыскал там Васю. Вася очень обрадовался Лаврентьеву и сперва было смутился, вспомнив о Леночкиной свадьбе, но Григорий Николаевич казался таким спокойным, что Вася ошалел. - Как живете, Василий Иванович?.. Как поживает Елена Ивановна? - спрашивал, между прочим, Лаврентьев. - Замуж не собирается? И, не дожидаясь ответа, засмеялся и прибавил: - Барышне пора бы и замуж, барышня хорошая. Что в девках-то сидеть! - Елена Ивановна выходит замуж. Вы разве не знаете? - От кого же мне знать? Это она неглупо делает. - За брата. - Вот это добре!.. Парочка славная, оба ребята молодые, красивые. Скоро и я, брат Василий Иванович, в закон! - Вы? - Эка выпучили глаза, Иваныч... Нешто, паря, мне и жениться нельзя?.. Думаешь, только и свету, что Елена Ивановна... Я, братец ты мой, тоже невесту себе сыскал по своему авантажу! Так-то. Не знаю только, когда свадьбу сыграть?.. А вы, Вася, как погляжу, в Питере-то поотощали. Харч здесь, видно, неважный! Ужо летом поди к нам на откорм? Не люб поди вам Питер-то? - Не люблю я Петербурга... В деревне лучше... - Еще бы. Здесь у вас шаромыжник-народ. Ну, одначе, до свидания. Так, повидать вас забрел. - Я к вам зайду, Григорий Николаевич! Хотелось бы порасспросить, как там у нас... Вы где остановились? - Да я поди вечером укачу, а то утром. Да и радостного говорить нечего, Василий Иванович. Понапрасну только смущаться будешь. Пакость одна! Ужо приедете - побеседуем, а теперь прощайте, Иваныч. Смотри, не тощай очень-то, а то и косить нельзя будет! - проговорил Григорий Николаевич, крепко пожимая на прощанье Васину руку. "Другой сорт будет парень-то!" - проговорил про себя Лаврентьев, направляясь к конке. Через полчаса он был уже снова на квартире у Николая и, не заставши его дома, оставил следующую записку: "Милостивый государь Николай Иванович! Очень нужно с вами повидаться. Зайду опять в семь часов". - Ну, брат, Жучок! - проговорил Григорий Николаевич, входя через час к своему приятелю, который поджидал его обедать, - а ведь я пальцем в небо попал! - Как так? - Он женится. - А ты уж, видно, сдурил? - Был грех. Скот-то во мне голос подал. Человек, брат, большая скотина! Чуть было на завтра тебя в благородные свидетели не поволок... Хотел пристрелить парня-то... Ну, да не требуется теперь. Пусть себе живут! - вздохнул Григорий Николаевич. Он рассказал, как было дело, и точно нарочно старался представить все в смешном виде. Даже и свидание с Леночкой Григорий Николаевич хотел было рассказать в шутливом тоне, но это как-то не удалось. Он замолчал, выпил несколько рюмок водки и, между прочим, заметил: - А ты, Жучок, обо всей этой глупости как-нибудь не проговорись... Шабаш теперь! Вот только еще повидаюсь с Вязниковым и гайда домой. Доктор выслушал Григория Николаевича и заметил: - Тебе, брат, раньше надо было родиться... Рыцарь, как посмотрю! - Только без дамы... - Дам много... Захоти только! А все, брат Лаврентьев, советую тебе полечиться. - Мне-то? Какая такая у меня болесть? Нешто пластал ты меня, как лягух? - Тебе рассеяться нужно... Съездил бы куда-нибудь. А то в своей медвежьей норе снова захандришь... - Теперь, брат, не сумневайся. Извлек! - Так ли? - Шабаш! - прибавил Лаврентьев, выпивая рюмку водки и с аппетитом принимаясь за обед. - Шабаш! Надурил - и будет! Знаешь что, Жучок... оно, как рассудишь, и впрямь мы ровно бы недалеко от обезьян. Она-то, сволочь, иногда осиливает... давеча, как я с ним-то был... ну, так и хотелось его пришибить... Самцы, што ли, по-твоему, из-за самки дерутся? Ты ведь все так объясняешь, - с грустной насмешкой заметил Григорий Николаевич. - А ты думал, в тебе не самец говорит? Самец, - будь благонадежен! - Ох, вы, лекаря, лекаря!.. Ну да ладно, тебя послушаю, возьму в дом солдатскую вдову, и если, шельма, шалить не станет - к батьке и в закон... Все же баба будет около, детвора, пожалуй... Не один, как перст, в доме-то. Самец и самка! Так, что ли, Жучище? Жучок плохо верил словам Григория Николаевича. Он украдкой посматривал на приятеля. В его глазах было столько грусти, а из-за напускной шутки вырывались такие скорбные звуки, что Жучок от души пожалел своего друга. XIII Николай, против ожидания, не застал дома приятеля, которого хотел звать в секунданты. Он с утра ушел и обещал быть дома не ранее шести часов вечера. Николай оставил ему записку, в которой просил непременно, по очень важному делу, заехать к нему, а сам направился в редакцию, где работал приятель, в надежде застать его там около часу. Погода, как нарочно, была превосходная. Стоял славный, яркий, морозный день... Николай доехал до Поцелуева моста и пошел пешком... Опять грустные мысли проносились в его голове... Опять тоскливо сжималось сердце у молодого человека... Как нарочно, навстречу ему попались похороны. Он даже полюбопытствовал узнать, кого хоронят. Оказалось, что хоронят какого-то молодого человека. "И его, может быть, так же повезут!.." А кругом кипела жизнь... улицы оживлялись... Николай теперь с особенным интересом заглядывал в лица проходивших. Они сегодня казались ему особенно добрыми, хорошими... - Николай Иванович! - почти в упор раздался чей-то звонкий, приятный, знакомый голос. Он повернул голову. Из подъезда дома министра внутренних дел проходила к карете Нина Сергеевна. - Вы точно влюблены или получили неприятное известие, - сказала она, протягивая из-под белого пушистого меха бархатной накидки мягкую, теплую руку, оголенную почти до локтя. - В какие страны? - На Литейную. - Нам по дороге. Садитесь, я вас подвезу! Николай согласился и сел вслед за нею в маленькую карету. Встреча с этой красивой, изящной женщиной обрадовала его... Он уже снова приободрился. - Что с вами? Вы в самом деле как-то печально шли, - с участием продолжала она, обдавая его мягким, нежным взглядом. - Какое у вас горе? - Никакого... так задумался. - Не весело же вы задумались! Она продолжала болтать; попеняла, что Николай не заходит, сказала, что непременно придет послушать, как он будет в суде сражаться с Присухиным. Присухин ей говорил. Николай взглядывал на эту блестящую красавицу, и ему было необыкновенно приятно... Хотелось побыть с ней подольше, поговорить, узнать наконец, что это за женщина... А Нина Сергеевна, как нарочно, глядела на него так ласково. "Ведь, может быть... он никогда ее не увидит. Она и не знает, что он завтра дерется". - Знаете ли, Николай Иванович, с вами весело встречаться! А вы вот как будто не хотите? Отчего? - Некогда было, Нина Сергеевна... - Все это вздор... Когда захочешь кого видеть, всегда найдешь время. - Да и к чему?.. - прибавил тихо Николай. - К чему? - усмехнулась Нина. - Пожалуй... того и гляди опять, как тогда в деревне... - улыбнулся Вязников. - О, какой вы самолюбивый... До сих пор помните... Ну, что ж? Положим, даже и влюбитесь... - А потом? - А потом найдете, что это было глупо! - рассмеялась Нина. - Вы все смеетесь! - Делать-то мне больше нечего!.. - Странная вы, Нина Сергеевна! В деревне вы были не та... - Будто? Ах, да... вы помните... тогда вы говорили, что я любила какого-то рыцаря? - насмешливо протянула она. - А разве нет?.. Ответьте-ка серьезно. - Положим. Вы угадали. - А теперь? - Теперь? Ну, так и быть, скажу. Теперь - нет!.. - И хандрите? - И хандрю. - И даже от скуки делами занимаетесь?.. К министру ездите?.. - Хочу основать новый дамский кружок... Хлопотала об уставе. Хотите в секретари? - Вы это как - серьезно или опять шутите? - А вы как думаете? Недостает еще, чтобы Присухина в вице-президенты. Нет, нет... я еще до этого не дошла. Подождите; как старухой сделаюсь, тогда разве... Я по другому делу была. Кстати: помогите мне. Напишите мне прошение. Видите ли, одна мать просила меня похлопотать за своего сына... Неспокойная натура... Искал бурь и нашел тихую пристань. - В доме предварительного заключения?.. - Кажется!.. Не знаю, впрочем, где именно!.. Так я обещала похлопотать, чтоб его пока выпустили на поруки. Вот и езжу к великим мира сего. - И успешно? - Надеюсь... - улыбнулась Нина Сергеевна. - А вы помогите мне написать докладную записку... - Как фамилия этого неспокойного? - Фамилия? (Нина Сергеевна остановилась.) Да вы фамилии не проставляйте. Сама перепишу прошение и тогда... я забыла фамилию... "О, неправда. Ты помнишь!" - подумал Николай. - Так вы напишете? Чем скорей, тем лучше... Если можно, завтра к двенадцати часам приходите ко мне. "Завтра! - вспомнил вдруг Николай. - Завтра!" - Хорошо, Нина Сергеевна. Я приду завтра, если... - Без "если". Непременно. Я не люблю этих "если"!.. Да или нет? Я люблю решительные ответы на всякие вопросы, - загадочно произнесла Нина Сергеевна. - На всякие? - поддразнил Николай. Он испытывал какое-то раздражающее удовольствие от этой беседы, полной прелести намеков, недосказанных слов, полупризнаний. Эта загадочная Нина Сергеевна была такая изящная, ослепительно красивая, благоухающая... Ему припомнились неясные рассказы об ее замужестве, о гибели какого-то юноши... Наконец сцена в саду с Прокофьевым, ее внезапный отъезд - все это придавало ей какую-то заманчивую прелесть. - А если вам не ответят? - Тогда я рассержусь! - проговорила Нина. - И очень? - Хотите испытать? - улыбнулась Нина, и в ее темных глазах блеснула искорка. - Я не боюсь, но только... Однако ж мне пора... Вот и Литейная... - Подождите. Куда спешить? Проедем еще... Проводите меня, мне недалеко... Надо заехать еще к одному сильному мира... - И все по просьбе бедной старушки?.. Я бы с удовольствием вас проводил, но мне нельзя... ей-богу... Необходимо увидать одного приятеля. Он высунулся из окна кареты и приказал кучеру остановиться у подъезда редакции. - Вы решительно не хотите!.. - Не могу!.. Прощайте, Нина Сергеевна! - проговорил он с особенным чувством, когда карета подъезжала к крыльцу. Нина удивленно взглянула на него. - Вы прощаетесь будто навек. - Кто знает! - Умирать собираетесь? - Пока собираюсь отыскать секунданта, - смеясь, проговорил Николай. - Вы завтра деретесь на дуэли! - воскликнула она с таким сердечным участием в голосе, что Николай был тронут. - И не сказали раньше ни слова? - продолжала она, придерживая руку Николая в своей руке. - А еще мы считаемся друзьями!.. С кем? Из-за чего? Страничка любви, ревности?.. - По правде сказать, я и сам не знаю из-за чего! - И все-таки делаете эту глупость? Разве нельзя объясниться?.. - Не всегда захочешь объясняться, Нина Сергеевна! - проговорил Николай, вспыхивая. - О, какой же вы самолюбивый! Нина остановила на Николае пристальный, ласковый взгляд. Ей было жаль этого красивого, славного Николая. Жить бы ему только, и вдруг глупый случай! Странная улыбка вдруг скользнула в ее глазах. - Вы свободны вечером? - спросила она. - А что? - Проведем вечер вместе! Хотите? Николай взглянул на Нину. "В самом деле, отчего ж ему не провести вечер у Нины Сергеевны?" - С удовольствием! - ответил он. - Все веселей будет, чем скучать одному и думать о завтрашнем дне! Вы мне расскажите о вашей дуэли, - о, я уверена, что все кончится благополучно! - а я, если хотите, расскажу вам историю одной скучающей женщины... Будете? - Это так интересно, что непременно буду. - Так до вечера? - сказал она, пожимая его руку. - До вечера! - ответил Николай и захлопнул дверцы кареты. - Я вам и записку привезу. Нина дружески кивнула головой, и карета тронулась. - Странная женщина! - промолвил Николай, поднимаясь по лестнице. В редакции он не нашел приятеля, написал ему записку и поехал домой, рассчитывая теперь же написать письма и список своих долгов, чтобы быть вечером свободным и провести его у Нины Сергеевны. "То-то удивится она, когда я объявлю ей о своей женитьбе!.." Во всяком случае, он проведет интересный вечер. "Может быть, последний в жизни!" - мелькнуло в голове, и снова беспокойные, мрачные мысли овладели нашим молодым человеком, когда он остался один. Когда он приехал домой и увидал записку Лаврентьева, сердце его радостно забилось. Надежда закрадывалась в его душу. Лаврентьев, быть может, узнал о свадьбе, был у Леночки или у Васи, кто-нибудь из них ему сказал, и... он придет объясниться. О, как бы ему хотелось, чтобы это было так! Да, разумеется, будет так. Зачем же Лаврентьев опять заходил? Он ведь, в сущности, не такой же идиот, этот Отелло!.. В беспокойстве, переходя от уныния к надежде, ждал теперь Николай Григория Николаевича. Опять резкий звонок колокольчика. Опять Николай вздрогнул, и сердце его замерло в страхе от ожидания. Он старался овладеть собой и скрыть волнение перед "диким человеком". "Дикий человек" вошел, как утром, не постучавшись в двери. Николай старался по лицу Григория Николаевича узнать решение, но на лице Лаврентьева он ничего не прочел. Николай сделал несколько шагов навстречу, поклонился и, сам не зная к чему, проговорил: - Секундант мой еще не был у господина Непорожнева. Я жду его каждую минуту... - Не надо секундантов! Я пришел повиниться перед вами, Николай Иваныч! Я давеча погорячился, набрехал черт знает чего... ну да... А вы не захотели успокоить человека... Теперь примите мою повинную! - проговорил Лаврентьев угрюмо, с некоторым усилием. Николай тотчас же весело протянул руку. Лаврентьев не совсем охотно подал свою, но Николай под впечатлением радостного чувства не заметил этого. - Я охотно готов забыть. Мне было очень обидно, Григорий Николаевич, что вы могли поверить слухам. Конечно, я, может быть, совершенно невинно мог причинить вам боль... - Не станем больше об этом говорить! - перебил Лаврентьев. - Я сам понимаю свою дурость. Он на минуту остановился, взглянул на Николая и проговорил прерывающимся голосом: - Я узнал все. Желаю вам... Берегите Елену Ивановну, Николай Иванович! Она очень хорошая... Прощайте. Николай вышел проводить Лаврентьева в переднюю. Григорий Николаевич надел своего волка, взял в руки чемодан и кивнул головой. - Вы сейчас уезжаете? - осведомился Николай. - Прямо на чугунку. Прошу передать мое почтение Елене Ивановне! Через час Жучок проводил своего друга. Лаврентьев прикидывался спокойным и даже сделал несколько одобрительных замечаний насчет Вязникова. Тем не менее, когда поезд тихо двинулся, доктор в раздумье покачал головой и прошептал: - Неизлечимая болезнь! Редкий случай привязанности! XIV Как легко, весело стало нашему молодому человеку, когда Лаврентьев ушел! Тяжелый кошмар прошел, мысли его просветлели; он испытывал радость жизни, ему хотелось веселиться, как ребенку. Завтра он встанет когда захочет. Завтра... ничего не будет завтра ужасного. Не надо будет подставлять под дуло грудь. В то же время он не без приятного чувства к себе самому думал, что поступил как порядочный человек. Он не трусил (о, он и на барьере бы не струсил!) и в то же время искренно протянул руку, когда Лаврентьев извинился. "В самом деле, бедняге, должно быть, тяжело. Он так любит Леночку, и что у него останется, кроме личного счастья?" - не без снисхождения подумал Николай. Он даже в эту минуту пожалел Григория Николаевича и мысленно обвинил Леночку в легкомыслии. "Зачем она давала ему слово? Надо быть осторожнее... Так нельзя шутить! Впрочем, и ей было тяжело. Чем же она виновата, что полюбила меня! И Леночка славная. Славная!" - повторял он. Все в эту минуту казались ему славными. Ожидаемый секундант, однако, не являлся, а Николай с утра ничего не ел и теперь почувствовал голод. Он, однако, написал обещанную докладную записку и стал одеваться с особенною тщательностью, собираясь пообедать где-нибудь в ресторане ("Можно сегодня раскутиться и хорошо пообедать!") и оттуда ехать к Нине Сергеевне. Он вспомнил, что следовало бы побывать у Леночки, но решил, что к Леночке можно завтра. Он обещал Нине Сергеевне, и надо исполнить обещание, неловко. "Пожалуй, Леночка обидится? Глупости!" - решил он после минутного колебания. - Что ж тут дурного? Разве он теперь привязан, что ли, оттого, что женится? Разве ему нельзя бывать где вздумается? Леночка умная, она поймет, что нельзя же вечно быть друг с другом и... Да и что ему Нина Сергеевна? Просто интересный субъект для наблюдений. В ней что-то таинственное, и он сегодня узнает, что это за женщина. Слава богу, он не юбочник! - вспомнил он выражение Прокофьева, и ему даже досадно стало. С ней можно провести приятно вечер, вот и все. А Леночку он любит, и она может быть спокойна. Да и как не любить Леночку? Она его так любит! В начале десятого часа Николай позвонил у двери, на которой блестела узенькая дощечка с надписью: "Нина Сергеевна Ратынина". Лакей доложил, что барыня у себя, и через гостиную провел его до портьеры следующей комнаты и проговорил: - Пожалуйте! Николай отвел тяжелую портьеру и вошел в большую, ярко освещенную комнату. Никого не было. Он с любопытством оглядывал необыкновенно изящный кабинет молодой женщины. Ничего в нем не бросалось в глаза, но все свидетельствовало об артистической жилке и тонком вкусе. Каждый стул, каждая безделка на столах были художественной вещью. Картины на стенах показывали, что хозяйка знает в них толк. В углу стоял мольберт с опущенным коленкором. "Ого! Она пишет, и никогда не сказала!" - подумал Николай, продолжая разглядывать этот кабинет, нисколько не похожий на обыкновенные дамские кабинеты. Он подошел к библиотеке и еще более удивился. Выбор книг был необыкновенно хороший. Иностранные классики, произведения лучших русских писателей, затем серьезные книги. "Дарвин{342}, Спенсер, Бокль{342}, Маркс, Лассаль{342}, Фурье, Прудон! - прочитывал Николай названия книг. - Верно, после мужа остались. Не читает же она. А впрочем, кто знает!" Он продолжал разглядывать книги, как сзади него раздался мягкий голос: - Простите, Николай Иванович, я заставила вас ждать. Николай обернулся. Слегка зевая и потягиваясь, стояла Нина Сергеевна в голубом, вышитом шелками капоте, ласково протягивая ему обе руки. - Я заснула! - продолжала она, щуря глаза на свет. - Устала сегодня с этими разъездами, ну и от скуки вздремнула перед вечером... Пойдемте туда, в мой уголок. Я там люблю сидеть. - В том-то и беда, что я, пожалуй, некстати потревожил ваш сон. - Очень кстати. Я очень рада вас видеть! - И, быть может, думали - в последний раз. Вы любите все интересное, а это тоже интересно. Но увы, дуэли не будет! - смеясь заметил Николай. - Не будет?! Ну, слава богу! - повторила она и медленно перекрестилась, к удивлению Николая. - А говорить вам так - стыдно!.. Вы подумали, что я позвала вас из любопытства? Непроницательный же вы! Мне просто стало жаль вас. Вы такой молодой, вам так жить хочется. Ведь хочется?.. И вы теперь рады, что все прошло? - Рад! - То-то. А я испугалась, что вы скажете фразу. Юный вы какой! - тихо проговорила она. - А все-таки с вами весело... глядишь на вас и невольно сама вспомнишь о молодости!.. Ну, ну, не вздумайте обижаться, я ведь старше вас. Рассказывайте мне вашу историю. С кем? Из-за чего? Теперь я смею вступить в свои права и быть любопытной, как и должно быть женщине. Кто жаждал вашей крови? - Лаврентьев. - О, это интересно. Этот медведь? - И вдобавок Отелло! - Из-за этой барышни? Как ее звать, я все забываю? - Леночка. - Да, Леночка! Так из-за Леночки? Он считает вас похитителем своего счастья. И что ж, вправе был? - Он слышал разные сплетни, приехал и прямо ко мне. - Требовать объяснений? - Я их не дал. - Понимаю. Как можно дать человеку, для которого эта Леночка, говорят, дороже жизни? - иронически подсказала Нина Сергеевна. - Ведь он ее очень любит? - Любит, но... - Но она его не любит, как обыкновенно бывает, и он искал виновника? Но как же дело уладилось? - Он думал, что я... - Увлекли, пошутили и... Тоже старая история! - То-то и ошиблись. Он думал так же, как и вы, но когда узнал, то пришел и извинился. - Узнал, что не вы соперник? - Напротив, узнал, что я женюсь. - Вы? Вы женитесь? Вы сегодня как будто нарочно хотите изумлять меня? - Разве так удивительно, что я женюсь? Скоро наша свадьба. - И, пожалуй, так же расстроится, как и ваша дуэль, и мне снова придется порадоваться за вас. Николай даже рассердился. Она говорила об его женитьбе с каким-то недоверием. - Да вы не сердитесь, Николай Иванович. Ей-богу, меня эта новость огорчила не менее, чем новость о дуэли. Еще вопрос, что лучше? - Вы, Нина Сергеевна, против браков вообще или против моего в частности? - Против вашего. Нельзя жениться ни слишком рано, ни слишком поздно. Одинаково скверно, а вам и подавно. Вы еще не перегорели. - Вы преувеличиваете опасность. Во-первых, никто нас не остановит, если... - Если вы друг друга достаточно измучаете? - А во-вторых, я люблю свою невесту. - Любите? Вам кажется, что вы любите! Нина Сергеевна говорила с участием, точно мать с сыном. Этот тон раздражал Николая. - Вы не верите? Она тихо покачала головой. - "То кровь кипит, то сил избыток..."{345} Еще сколько раз вам будет казаться! Николай стал говорить о Леночке, о том, как он Леночку любит. Он рассказывал, какая Леночка замечательная девушка, сколько в ней ума, энергии, оригинальности, самоотвержения, и, увлекаясь искренним образом, не жалел красок для ее возвеличения. Ему как будто хотелось уверить и себя и Нину Сергеевну, как он любит Леночку, и, когда он говорил о Леночке, слова его звучали такой страстью, такой нежностью! Нина Сергеевна жадно слушала. Казалось, эти горячие слова любви подействовали и на нее. Она как-то притихла, не спуская глаз с возбужденного лица Николая. - Теперь вы убедились? - воскликнул Николай, оканчивая свою горячую исповедь. - Нет!.. И знаете ли что? Я готова пари держать, что вашу свадьбу легко расстроить. - Уж не вы ли? - насмешливо спросил он, весь вспыхивая. Она подняла на него серьезное лицо, только глаза ее странно улыбались. - Да хоть бы и я! - Попробуйте! - Вы уж забыли деревню?.. - Что прошло, то не повторится! - резко сказал Николай. Нина Сергеевна усмехнулась. - Будьте спокойны, я пошутила. Я с вами больше не сделаю опыта! - тихо проронила Нина. - Довольно и прежних. - А их было много? - Бывало. - И все удавались? - Иногда! - задумчиво протянула Нина. Николай вспомнил слова отца об одном молодом человеке, который застрелился из-за этой женщины, и ему хотелось спросить об этом опыте, но, взглянув на Нину, он не решился. Грустным выражением светились теперь эти насмешливые глаза. - Странная вы, Нина Сергеевна! - прошептал Николай. - Странная? Говорят! И не то еще говорят!.. Пусть говорят! - прибавила она равнодушно. - Не все ли равно?.. Так вы женитесь, Николай Иванович? Что ж, с богом! Не вы первый, не вы последний... - Уж докончите: делаете эту глупость? - Пожалуй, что и так! - А я все-таки попробую! Она тихо усмехнулась. - Да вы не сердитесь! Пожалуйста, не сердитесь и не примите моих слов за кокетство! - прибавила она, дотрогиваясь рукой до его руки. - Этого бы еще недоставало! Я в самом деле за вас боюсь. Вы, сколько я вас знаю, впечатлительны, легко увлекаетесь и к тому же... Говорить ли? - Говорите. - Самолюбивы, очень самолюбивы. Вас гложет червь. Вы ждете от жизни чего-то особенного. Вам хочется славы, вам хочется известности. Не так ли? - Положим, и так. - Вот в том и беда! Вам показалось, что вы любите, и вы, недолго думая, руку и сердце. - Что же дальше? - А дальше вот что. Если бы будущая ваша жена была похожа... ну, положим, на меня, такая же скучающая натура, тогда ничего, не беда. Мы бы скоро надоели друг другу и разошлись в разные стороны; но ваша невеста, сколько я знаю, не такая. Она лучше нас с вами! Она любит, верно, вас так, как мы с вами не умеем, так, как, говорят, можно и должно любить. - Говорят, - подчеркнул Николай. - Да, говорят! Ну, и что ж тогда? Вы сделаете одним несчастным человеком больше. Вот и все! - Какая мрачная картина! Разве можно знать, что случится? Я люблю, а что будет вперед... будь что будет! - Будь что будет. Вот Лаврентьев ваш так бы не сказал. Он любит, а кто любит, тот так не говорит!.. - А как же? - Иначе... - Вы слышали, как? - Полно шутить! А впрочем, не верьте мне... право... Я сегодня мрачно настроена и, быть может, слова мои слишком жестки... Согрейте их в вашем любящем сердце, и дай бог вам славы, хорошеньких детей и согласия!.. - сказала она как-то задушевно. - Вы нынче в особенном настроении. - Так, стих такой напал, желать всем счастья! - улыбнулась она. - А самой не давать ни другим, ни себе? - Кому как... Однако давайте лучше чай пить... Она позвонила и приказала подать чай. - А история скучающей женщины? Вы ее расскажете? - Не боитесь хандры? А впрочем, похандрите... Это не мешает! Я расскажу вам эту историю... Пожалуй, можете сообщить какому-нибудь беллетристу... Сюжет пикантный... Но только пусть он не делает из героини какой-нибудь демонической натуры. Выйдет глупо, это вы и сами увидите. Это вместо предисловия, а вам и в виде предостережения! - Уж я сам выведу заключение, не беспокойтесь... - И откровенно произнесете свой приговор? - Еще бы!.. - Ну, начинаю... Детство оставим в стороне... И неинтересно и долго. Замечу только, что моя героиня выросла в роскоши. Институт тоже в сторону. Начнем с того времени, когда нашей героине минуло восемнадцать лет, она выезжала и влюбилась в одного молодого человека. Он был юный, увлекающийся, порывистый. Он был недурен, богат надеждами и беден. Она тоже была бедна... Состояние после отца расстроилось. Они дали друг другу слово в вечной любви, а через несколько месяцев она уже венчалась с одним богатым чиновным стариком. Он был сдержан, очень умен и не говорил о любви. Ему нужна была жена... - И она сознательно пошла замуж? - Сознательно или нет, а пошла и даже очень была рада... подите! Она, моя героиня, любила роскошь, любила блеск, а это все было. Тогда как у молодого человека... одни надежды. Вдобавок... - Просьбы матери? - Отчасти... Но только отчасти. Не воображайте самоотвержения... вообще раздирающих сцен... Ничего этого не было. Мать взглянула на вопрос практически и рассказала все шансы... Она выслушала и не мешала устройству свадьбы... - А после?.. - Вы ждете драмы?.. - усмехнулась Нина Сергеевна. - Никакой драмы не случилось. Муж был, как я вам сказала, умен, внимателен и понимал людей... Он умел скрывать свою ревность - а он был очень ревнив! - и никогда не говорил ей о любви. Во-первых, он был всегда занят, а во-вторых, понимал, что она его не любила и не могла любить! Он не стеснял ее свободы; она выезжала, кокетничала, за ней много ухаживали, она была недурна... - Что так скромно?.. Она была красавица! - воскликнул Николай. - Допустим! - улыбнулась Нина. - Жизнь проходила, как обыкновенно проходит жизнь светской женщины... весело и пусто. Она не имела времени скучать, хоть изредка хандрила и была верной женой. - А что же случилось с рыцарем? И его клятва оказалась пустым словом? - О нет. Он, бедный... - Застрелился? - Вы угадали... Верно, слышали об этой истории? - тихо проговорила Нина. - Слышал! Что же она? - Пожалела. - И только? - А что же больше? Не в монастырь же идти! Муж догадался свезти ее за границу. Они пробыли полгода и вернулись. Между тем светская жизнь начинала надоедать моей героине. Люди казались скучными, все эти ухаживания - однообразными. Она стала читать, сперва от скуки, а там увлеклась. Стала больше хандрить. Попробовала было заняться филантропией, но скучно стало. В один прекрасный день умер муж, и она осталась вдовой с состоянием. Сперва она обрадовалась - она не жалела о муже! - но скоро опять стала скучать. Одно время ей даже пришла сумасбродная мысль сделаться доктором, но вскоре и эта мысль показалась ей нелепой. К чему? Для чего? Разве ей нужно доставать средства? О, в это время разные сумасбродные мысли лезли в голову. Она старалась рассеяться, рисовала, читала, пробовала слушать лекции Присухина и Горлицына, - они сейчас же руку и сердце. Тоска... - Итак, ваша героиня никого не любила? - Так... один обман... а, впрочем, история не кончена... - Начинается только? - Случайно она встретилась с человеком, непохожим на тех, кого она встречала, ее заинтересовал этот человек... и... - Она стала делать опыты? - Сперва, а потом... - Полюбила? - Вроде этого. Если хотите, полюбила даже! - Чем же этот замечательный человек увлек вашу героиню? - Всем: энергией, умом, характером, отсутствием фразы. Все в нем было непохоже на то, что она встречала в других. Случайно она еще узнала его прежнюю историю, и он заинтересовал мою скучающую женщину. Она попробовала его изучить, а потом незаметно увлеклась, тем более что он не обращал на нее вначале ни малейшего внимания. Все поклонялись, а он хоть бы какое внимание. Это ее взорвало, - она тоже, как вы, самолюбива! Она познакомилась с ним ближе, стала слушать его. Так было страшно, ново и заманчиво. Он все искал бурь, и вся жизнь его была - буря. Она увлеклась, а он принял э