написал чек, выдал его Лине и попросил ее написать расписку. - Скажи, чтобы Виктор подписал... Понимаешь, для памяти... Я завтра же приду поздравить Витю. А тебя, красавицу, позволь поздравить сейчас! И дядя Вася крепко поцеловал Лину в губы. X После двух месяцев посещения Варенцовой магазинов и хлопот по устройству новой квартиры в третьем этаже большого дома на Кирочной Лина наконец успокоилась, прикончив все убранство. Все ей казалось необыкновенно "мило" и не так, как у других. И Лина с горделивым чувством удовлетворенности любовалась шестью комнатами, особенно гостиной с новой голубой мебелью, трельяжами, цветами, зеркалом и высокой лампой с огромным шелковым абажуром и "гнездышком" - большой комнатой с пушистым ковром, с хорошеньким письменным столом, новыми рамками фотографий и шелковыми низенькими ширмами, закрывающими роскошные кровати с белыми кружевными покрышками, и с фонариком на средине потолка, льющим по вечерам томный свет. Она заглядывала и в светлую, чистую кухню, на полках которой сверкали расставленные медные кастрюли, сковородки и другая нужная посуда. Новая бонна-англичанка (из петербургских, впрочем, англичанок) казалась Лине вполне приличной и порядочно одевавшейся. Довольна была Варенцова и кухаркой за повара, и новой горничной, которой было велено ходить в белом чепце и белом фартуке. И молодая женщина испытывала удовольствие благополучия и обеспеченности и приятной уверенности в том, что долее сохранит свою красоту при средствах и в "красивой рамке". Она считала себя еще более властной и сильной оттого, что стала еще интереснее и привлекательнее и могла дольше поддерживать влюбленность Вики заботой о холе своего тела, всегда хорошо одетая и особенно когда по вечерам наденет свой новый ослепительный красный капот с прозрачной кружевной шемизеткой и с широкими рукавами, из-под которых оголялись красивые полные руки. Лина показывала мужу убранство квартиры, обращая его внимание на все мелочи, и спрашивала Вики: - Не правда ли, уютно, Вики? Не правда ли, мило? И, право, мы устроились недорого. Зато сколько я торговалась, сколько я хлопотала, Вики, чтобы обошлось нам дешевле!.. Варенцов находил, что все мило и со вкусом. Разумеется, вошли в долги. Он не любил долгов, но... - Но долг не должен нас беспокоить... Дядя Вася предложил так мило. Он понял, что в нашем новом положении следовало жить прилично, и всего по сту рублей в месяц... Незаметно уплатим. Со службы Варенцов приезжал в шесть часов, и уже теперь обед был всегда готов и Лина была дома к обеду, зная, что Вики был бы недоволен, если бы ему пришлось дома дожидаться или обедать без жены. Возвращался Варенцов довольный и не раз говорил, что на службе все идет хорошо и что Козлов доволен его работой. Но, разумеется, приходится много работать, и он не боится работы. Хотя Вики теперь и имел в глазах жены большую значительность, чем прежде, и она была более внимательна и ласкова с ним, но, когда все "устроилось", первый порыв радости "события" прошел и Вики, разумеется, и не думал больше говорить о щекотливости компромиссов, - разговоры Вики стали казаться Лине по-прежнему скучноватыми, особенно когда он "тянул", рассказывая о своих служебных делах или философствуя насчет необходимости и бережливости "вообще". Лина уже не показывала скуки от этих tete-a-tete*, как и прежде, да и Вики, казалось, понемногу входил в роль равноправного супруга и господина, понимающего, что он создал благополучие, но - звали в театр или на журфикс к знакомым, более подходящим к новому их положению и, если Вики должен был заниматься, - Лина уезжала одна, упрашивая приехать за ней попозже. ______________ * Разговоров наедине (франц.). Пришлось им познакомиться и с несколькими из новых сослуживцев. Они казались несколько однообразными с их разговорами - преимущественно служебными слухами и сплетнями, более или менее банальным злословием про другие ведомства и про их начальников и повторением газетных известий о театре и каком-нибудь скандале. И общий тон отзывался большим индифферентизмом к какому-нибудь интересному вопросу или к какому-нибудь явлению, действующему на нервы. Точно все на свете малоинтересно, кроме того, что делается в департаменте, а если в обществе о чем-нибудь и "болтают", - преувеличенно обвиняя правительственных агентов и находя недостаточно современными наши устои, - то этой болтовней занимаются неосновательные люди без положения или молодые люди, которых сбивают разные мерзавцы. Пусть-ка болтуны посмотрят, что делается теперь в Англии. Все это были максимы, не подлежащие сомнению. И Варенцовы, еще недавно часто водившие другие разговоры, должны были отмалчиваться или даже и поддакивать. Посещали Варенцовых и прежние знакомые, поздравляли их не без завистливого чувства к счастливцам и, конечно, надеялись, что такой умный и либеральный человек, как Виктор Николаевич, сделает на новом месте много хорошего. Однако два-три прежних знакомых перестали заглядывать к Варенцовым, и Лину это злило, хотя она и успокаивала себя тем, что эти господа не ходят из зависти. "Ну, положим, Наумов и Иванов не могут простить Вике, что он получил блестящее назначение... А Биркин?.." Ей нравился этот живой и интересный брюнет лет сорока, служивший после многих житейских невзгод в каком-то правлении, который, казалось ей, любил заходить к ним и особенно горячо говорил с нею о литературе, о жгучих злобах, об этике и часто приносил ей подписные листы на какие-нибудь благотворительные дела... Он, по-видимому, неравнодушен к ней, и не был узким прямолинейным ригористом, был умен, казалось, терпим к чужим мнениям и не стеснялся в знакомствах хотя бы и с людьми, как он говорил, иной веры. И этот Биркин вдруг исчез... Это особенно злило Лину. Ей хотелось, чтобы он мог ее видеть в ее простеньком домашнем платье или в ослепительном капоте. Биркин был таким близким знакомым, что его можно было бы принять и в капоте, сославшись на нездоровье. И однажды вечером Лина сказала Вики: - Биркин, верно, неожиданно уехал из Петербурга куда-нибудь... Варенцов вдруг вспыхнул. - Не уезжал, Лина... Я его вчера еще встретил на улице. - И вы разговаривали? - Он сделал вид, что не узнал меня... - Конечно, в самом деле не узнал? - Конечно, в самом деле отвернулся, Лина... Я думал, что он умней! - прибавил со злобным чувством Варенцов. - Надеюсь, ты не очень жалеешь, что он больше не благоволит к нам? - Какая скотина! - вспылила Лина. И тотчас прибавила: - Точно он не знает тебя, милый! Варенцов пожал плечами и презрительно промолвил: - Верно, считает себя солью земли, потому что что-то болтает и чему-то сочувствует. И снова вспыхнул, вспомнив оскорбительную для него встречу с Биркиным, о которой он не сказал вчера жене и которая напомнила Варенцову, что и он "чему-то" сочувствовал и даже об этом читал реферат. "А теперь какой реферат!?" - подумал он. - Я не думала, что Биркин так груб... Разумеется... мы незнакомы... И кузиночка Вава хороша! Вот дура!.. - А что? - Пришла... Все осматривала. Злилась оттого, что она не может так жить... Ее-то друг, - я знаю, какой друг этот приват-доцент, с которым она всюду! - проповедует акриды и мед, и она, как попугай, за ним... "Ах, Лина, какая ты стала буржуазка... Ты совсем изменилась... Вместе со своим Вики вы, говорит, изменили своим честным взглядам"... Ну, я без церемоний и назвала ее дурой... Надеюсь, она больше ни ногой. - Потеря невелика! - усмехнулся Варенцов. - Еще бы! Я прежде думала, что она хоть и дура, но все-таки добрая... А выходит - и злая и... развратная... Удивляюсь, какой осел ее муж... Кажется, доволен своим менажем a trois... Воображаю, что станет она врать на нас... Варенцов задумался и через минуту проговорил: - Знаешь ли что я тебе скажу, Лина? - Что, милый? - Надо нам вообще быть осторожнее в знакомствах... Все-таки положение! Не следует компрометировать себя человеку, который... - ты понимаешь, Лина? - который может быть со временем государственным человеком и сделать что-нибудь хорошее для России!.. - не без апломба проговорил Варенцов. - Умница! - восторженно проговорила Лина. В эту минуту горничная подала Варенцову письмо. Он взглянул на почерк и сказал: - От отца. - Откуда? - Городское... - Отчего же он не пришел к сыну?.. Хорош отец! Варенцов прочел письмо и, передавая его жене, смущенно промолвил: - Читай, Лина. Лина прочла необыкновенно грустное письмо ех-профессора... Он писал, между прочим, что не может пока повидаться с ним... а почему?.. Виктор, верно, догадается. "Я все-таки думаю, - прибавлял отец, - что твоя жена - главная виновница в том, что ты служишь делу, которому не веришь, и будешь равнодушен к правым и виновным". - Хорош отец!.. - озлобленно проговорила Лина. - Удивляюсь, что еще не ругается... Он-то что делал и какому именно делу служил?.. - сказал Варенцов. - Только разорил семью и... давно отшатнулся от тебя, вики... - Да... Неосновательный и беспутный человек, не понимающий, что у нас иные задачи и мы живем в другие времена! - высокомерно промолвил Варенцов. - Эгоист твой отец, вот что!.. И смеет думать, что я могу влиять на тебя... Да разве это не вздор, милый?.. И Лина обняла Вики и напомнила, что они сегодня вечером едут на журфикс к директору департамента. ПРИМЕЧАНИЯ СОБЫТИЕ Впервые - в газете "Русские ведомости", 1902, ЭЭ 75, 79. Стр. 239. Кретон - плотная хлопчато-бумажная ткань из окрашенной пряжи, часто с набивным рисунком. Стр. 252. Сьюг - костюм (англ.). П.Еремин