чайность довольно сложно. Вот я и решил, что вас специально подставили, чтобы меня проверить. Согласитесь, у меня были все основания не особенно доверять вам. - Согласен, - засмеялся Асанов, - вернемся к ребятам, а то они будут волноваться. - Меня все-таки беспокоят ваши пропавшие офицеры, - заметил, немного волнуясь, Кречетов, - хорошо бы их отыскать. Вы назначили им контрольный пункт возвращения? - Конечно, - кивнул Асанов, - я сам беспокоюсь за них. Женщина в горах, в боевой форме. Представляете, что с ней может быть? Даже подумать страшно. Они вернулись в лагерь, где их уже ждали готовые к дальнейшему движению четверо офицеров во главе в Рахимовым. Асанов сразу дал команду двигаться дальше. А Падерина и Елагин в это время находились на другом конце этого маршрута, вынужденные уходить не за группой Асанова, а отдаляясь от нее. Среди их преследователей оказались несколько человек - горцев-таджиков, хорошо знающих эти горы. Несмотря на все мастерство Елагина, без специального снаряжения, практически без оружия, они вынуждены были уходить в горы. За ними шла группа бандитов из шести человек, которым лично Нурулла дал приказ поймать хоть одного из нападавших живьем. Двигавшиеся за ними бавдиты знали, что у них кончились гранаты в гранатометах, брошенных у лагеря Нуруллы, и знали, что они вооружены лишь пистолетами. Правда, бандиты не знали, что против них действуют два офицера разведки и у каждого есть еще по две ручные гранаты. Но в бой Падерина решила не ввязываться и уходила дальше в горы, отвлекая на себя внимание лучших следопытов Нуруллы. Она понимала, что если не суме ет выйти затем к Ишкашиму, шансы на то, чтобы встретить группу Асанова, практически равны нулю. Но их учили действовать автономно, и она уводила свой маленький отряд все дальше от предполагаемых мест событий, хотя ведомым был Елагин, а она лишь шла по его следам. Кроме сухих обычных пайков на два дни, у них было по фляжке воды, и этим ограничивалось их питание на протяжении последних двух дней. На одном цз перевалов, тяжело дышавшая женщина спросила, капитана: - Слушай, Елагин, как тебя зовут? А то все Елагин, да Елагин. Как-то нехорошо. - Альберт, - устало улыбнулся Елагин. - Красивое имя, - кивнула женщина, убирая мокрые волосы со лба, - а меня Катя. - Я знаю, товарищ подполковник, - сказал, не оборачиваясь, Елагин. Он снова лез впереди. Эти горы могли вымотать и сильного мужчину. К концу второго дня Падерина сочувствовала, что падает от усталости. Но они видели далекую цепочку преследовавших их моджахедов и вынуждены были уходить. - Слушай, Альберт, - спросила женщина, когда они наконец сели отдохнуть на пять минут, - а ты женатый? - Нет еще, - покачал, вернее помотал от усталости головой Елагин, - вот приедем обратно, женюсь. У нас такие красивые девочки были в Риге. - Рига теперь за границей, - напомнила Падерина. - А мне дадут визу, - весело ответил Елагин, - у меня там сестренка с мужем живут. - Тогда конечно, - согласилась Падерина. - Пошли? - спросил Елагин, понимая, как трудно женщине снова подняться. - Пошли, - мужественно согласилась она. К вечеру они снова стояли перед новой горной вершиной. - Больше не могу, - честно призналась женщина.- Нужно что-то делать. Придется принимать бой. - Да, - озабоченно сказал Елагин, - пожалуй, вы правы.- Другого выхода действительно нет. Их всего шесть человек. - Это, видимо, его лучшие следопыты, - сказала Падерина, имея ввиду Нуруллу. - Похоже, - Елагин начал осматривать позицию. Конечно, здесь нельзя было надолго укрепиться, но вполне можно было защищаться. - Они не знают, что у нас есть ручные гранаты.- сказала Падерина, - может, воспользуемся этим фактором? - А у нас и нет другого выхода. Не пистолетом же их стрелять, - ответил, соглашаясь Елагин, - даже смешно - два пистолета против шести автоматов. Будь у нас автоматы, вот тогда другое дело. "Тогда бы они давно приняли бой", - подумала женщина. - Если бы у меня было женское платье, - с сожалением сказала она, - простить себе не могу, что оставила его в лагере. Мне бы удалось подобраться к ним совсем близко, - пояснила Падерина, - они ведь даже не подозревают, что среди нас есть женщина. - Я бы вас не отпустил, - серьезно сказал молодой капитан, немного краснея. - У тебя старорежимные взгляды, Альберт, - засмеялась женщина, - послушай, какой у меня план. Ты поднимаешься наверх в горы, а я остаюсь здесь, спрятавшись между скал. Когда бандиты пройдут мимо меня, тебе нужно крикнуть, чтобы отвлечь их внимание. Бот тогда сработают и мои гранаты. По-моему, план хороший? Ты не находишь? - Нет, - быстро возразил Елагин, - это вы подниметесь наверх и оттуда крикнете, а я брошу гранаты, спрятавшись вон в той расщелине. У меня бросок сильнее. - Ну, это еще не известно, - махнула рукой женщина, - и потом, не нужно спорить. Будет так, как я сказала. - Вы подниметесь наверх, - упрямо произнес Елагин. - Капитан Елагин, - разозлилась Падерина, - выполняйте приказ старшего по званию. Мы на войне. - Я останусь, - бубнил молодой капитан. - Слушай, Альберт, - вздохнула женщина, поняв, что приказами здесь успеха не добьешься, - пойми меня, дурачок. Сверху должен кричать мужчина. Чтобы они слышали его крик. Иначе они все поймут. Ты хочешь, чтобы они услышали мои бабьи крики? Елагин вынужден был признаться, что она праз. Но все равно уходил он с тяжелым сердцем, оставив Падериной еще одну свою гранату. Расщелина между камнями была такой глубокой, что в ней могли укрыться сразу три человека, и невидимой с дороги. Елагин, убедившись, что ничего не заметно и расщелина полностью скрывает подполковника, принялся подниматься в горы. Он прошел около восьмисот метров и занял позицию наверху, чтобы видеть все происходившее перед ним. Шестеро появились почти через полчаса. Падерина была права, решив принять бой. Бандиты явно догоняли выбивающихся из сил офицеров. Чувствовалось, что эти горы для преследователей не так сложны, как для уходящих офицеров. Елагин замер, заметив, как уверенно идут шестеро боевиков. Автоматы блестели на солнце. Он точно рассчитал момент. И, когда шестой, последний, прошел мимо расщелины, громко крикнул: - Эй, вы, ублюдки, - и выстрелил в первого бандита. Тот покачнулся, но не упал, видимо, пуля пистолет та на таком расстоянии уже не обладала убойной силой, и первый бандит был всего лишь ранен. Громкий треск автоматов слился в один протяжный гул. А затем раздались взрывы гранат. Одной, второй, третьей. И сразу наступила тишина. Елагин, боясь, что произошло ужасное, осторожно выглянул из-за камней. На камнях лежало шесть человек. Ни один из них даже не шевелился. Взрывы гра нат сделали свое дело. Все шестеро бандитов лежали перед ним. Они даже не успели обернуться, чтобы понять, откуда свалились им на головы эти гранаты. Падериной нигде не было видно. Он не знал, что сейчас, сидя в расщелине, она глотает злые и обидные слезы, как бывало всегда, когда ей приходилось стре пять и убивать других людей. Она была профессионалом, хорошо подготовленным разведчиком, опытным офицером. Но одновременно она была и женщиной, не готовой видеть разорванные внутренности и вытекшие мозги после своих столь удачных бросков. Елагин нерешительно начал спускаться вниз, боясь, что случилось худшее. Но подполковник, уже вытерев слезы, поднималась сама, грустно улыбаясь шедшему ей навстречу капитану. В этот момент один из бандитов, тяжелораненный осколком в грудь, вдруг поднял свой пистолет. - Ложись, - крикнул Елагин, бросаясь вперед. Пистолет выстрелил. Пуля попала в цель. Но в последний момент, чисто машинально, бандит выстрелил не в стоящую перед ним Падерину, а в крикнувшего Елагина. Пуля пробила правое легкое и вышла из спины, оставляя большую рваную рану. Он упал на землю, чувствуя, как намокает его спина от собственной крови. - Елагин, - закричала в отчаянии женщина, выпустив в умирающего бандита всю свою обойму. Она бросилась к своему товарищу. - Альбертик, родной, не умирай, - просила она его, наклонившись над уже побледневшим лицом, - не уми-рай, родной, - просила она, сознавая, что все это бесполезно. Ресницы Елагина дрогнули. Он сумел открыть глаза. - Все хорошо, - прошептал он, - все... - Подожди, я тебя перевяжу, - попыталась поднять е о женщина. Он застонал от сильной боли. - Не нужно, - сумел прошептать он, - я... бы... хотел... - Говори, говори, - трогала она его волосы, его лицо. - У... меня... была бы... такая... жена. Он выговорил наконец всю фразу и сразу умер, как-будто с последним словом из него вышел весь воздух. Земля вокруг него, камни, песок, жадно впитывали его кровь. Она наклонилась над ним, целуя его в лоб. Падерина вдруг, сама не зная отчего, огляделась, словно устыдившись того, что она собиралась теперь сделать, и вдруг заголосила над телом, как плачут бабы в деревнях над своими родными и близкими. Бледный, почти белый капитан Альберт Елагин лежал на камнях, а над ним голосила Катя Падерина, позволившая себе еще раз стать женщиной. А вокруг лежало шесть разорванных трупов и уже слетались стервятники, иногда появлявшиеся в этих горах. IX Казалось, что после вывода советских войск из Афганистана, эта тема будет навсегда закрыта. Наджибулла сумел удержаться в Кабуле, моджахеды по-прежнему контролировали большую часть территории страны, но это были уже внутренние проблемы афганцев. Однако оказалось, что история умеет мстить за себя, и раз пролившаяся кровь обладает странным свойством несворачиваемости, притягивая к себе другую кровь, словно всегда поддерживая этот кровавый ручей на должном уровне. Через два года развалился Советский Союз. За эти два года процесс обвала неумолимо возрастал и кровь, пролитая в соседней стране, странным образом стала катализатором невиданных потоков крови, пролитых уже в самой империй. Между Арменией и Азербайджаном началась настоящая война, в которой было захвачено свыше двадцати процентов всей территории Азербайджана. При этом война велась с применением танков, самолетов, современной артиллерии и... афганских ветеранов войны, словно просто вернувшихся домой продолжать воевать. Примерно такая же ситуация была в Абхазии, где поддерживаемая Конфедерацией горских народов, маленькая Абхазия вела войну против Грузии, оттесняя грузинские отряды и силы самообороны. В Приднестровье только вмешательство армии генерала Лебедя предотвратило дальнейшую бойню. А в соседнем с Афганистаном Таджикистане бойня состоялась. Она называлась гражданской войной и унесла сто тысяч жизней! Сто тысяч жизней. За все десять лет войны в Афганистане потери советских войск не превышали пятнадцати тысяч человек. За полгода войны в маленьком Таджикистане погибло сто тысяч людей, среди которых были женщины, дети, старики. Но мир не содрогнулся. Тот самый мир, который кричал о неслыханных зверствах советских воинов в Афганистане, единодушно осуждал ввод войск, широко освещал грандиозные потери Советов в этой войне, не захотел заметить сто тысяч погибших. Как не заметил тысячи погибших в карабахской, осетинской, абхазской, приднестровской войнах, Советский Союз развалится, и моджахеды спокойно переходившие некогда грозную границу, начали действовать в Таджикистане, в других республиках некогда "единого и могучего". Но это уже никого не волновало. Преданный и брошенный своими союзниками Наджибулла спрятался в миссии ООН в Кабуле, а активистов его партии вешали, расстреливали, рубили безо всякой жалости. Их семьи истребляли, а доктор Наджиб иногда даже умудрялся говорить со своей семьей, ваблаговременно эвакуированной в Индию. Его предшественник, авантюрист Бабрак Кармаль уже давно жил со своей семьей в Москве, как будто его не касались афганские события. Вообще такого количества предательств не знала ни одна страна. Взорванная страна показала миру не только звериный оскал войны, развязав военные действия сразу в нескольких местах, но и трусливый облик шакала, предающего своих бывших союзников, так веривших в могучего северного соседа, в нерушимость его дружбы. Бывших активистов Народно-демократической партии даже начали вылавливать по городам, отправляя их на расправу в Кабул. Это был даже не цинизм, это была последняя грань низости. Потом был выдан смертельно больной Эрих Хонеккер. Независимо от идеологической оценки его поступков, выдавать нашедшего убежище, смертельно больного старика на расправу было актом недостойным и подлым. Более того, врачи даже подделали заключение о его здоровье, не заметив столь очевидного, прогрессирующего рака. Но это уже никого не волновало. В Германии начались процессы против бывших агентов "Штази", которых пачками выдавала советская разведка. В Белоруссии пошли по стопам "старшего брата", выдав нашедших на ее территории лидеров компартии Литвы на осуждение в Вильнюс. Общая вакханалия бесов, вакханалия предательств, начатая развалом великой страны, продолжалась. И уже не столь важно было, до какого предела дойдут те или иные люди. Предела подлости не бывает. После крушения страны это стало ясно всем. И во имя сохранения собственной власти можно пойти на любые преступления, можно расстрелять из танков собственный парламент, можно бомбить собственные города, где скрываются бандиты, можно проливать, кровь, ибо она поистине обладает странным свойством несворачиваемости. Но именно осознание краха вынудило руководство России наконец принять принципиальное решение и разрешить двести первой, многострадальной дивизии, принять участие в боевых действиях в Таджикистане. Границу, превратившуюся в рваную дыру, сквозь которую мог пройти кто угодно, начали спешно латать и снова, как десять-пятнадцать лет назад, уже младшие братья из Москвы и Санкт-Петербурга, Ростова и Новосибирска, Твери и Тулы шли умирать за непонятные им интересы на далеких южных рубежах, воюя все с тем же противником - афганскими моджахедами, к которым прибавились многочисленные отряды непримиримой таджикской оппозиции. Словно получив эстафету от старших, десять лет просидевших в этом аду, достойно выдержавших тяжелые испытания и ушедших, но не проигравших войну - младшие братья продолжали стоять насмерть, защищая границы некогда единой империи. Обманутые, преданные, забытые ветераны афганской войны находили себе применение в горячих точках бывшей страны. Боль, обида, растерянность, неустроенность толкали их туда, где они могли делать единственное, чему научились - убивать и достойно умирать. Государство, за которое они дрались, мерзли в горах, изнывали от жажды в пустынях, воевали, теряя товарищей - это государство больше не существовало. И их подвиг, подвиг людей, честно выполнявших свой воинский долг, подвиг офицеров, достойно представлявших некогда великую армию, подвиг солдат, мужественно и храбро воевавших в этой войне, вдруг стал посмешищем. Более того, они превратились в подозрительные группы людей, так как не умели и не хотели жить по волчьим законам нарождавшегося общества. Осмеянные и презираемые, они часто срывались, уходили из жизни, становились наркоманами и пьяницами. Некоторые, более сильные, уходили в криминальные структуры с дикой обидой на свою неустроенную жизнь, на свои разбитые идеалы. И война продолжалась. Словно те старцы из Политбюро в декабре семьдесят девятого прокляли свой народ, обрекая его на вечные муки и кровавый исход. А может это их более молодые наследники, предавшие и продавшие все идеалы, решили, что красным цветом крови можно закрасить все - собственные амбиции, неудачную политику, крушение страны, миллионы беженцев, локальные войны, тоску, отчаяние, обиду миллионов людей. Ибо красный цвет словно обладал какой-то способностью поглощать менее яркие цвета и чувства. Война, начатая как фарс, превратилась в трагедию, а развал страны, начатый как трагедия, постепенно обращался в фарс, когда его разрушители требовали воссоздания некогда сильной страны, единой армии и нормальной экономики. И кровь продолжала свой стремительный бег, образуя уже полновесные реки, словно вливавшиеся в один океан, чтобы однажды затопить всех и вся. X По распоряжению Корнера был вызван вертолет, и Беннет, получивший разрешение из самого Лэнгли, вместе с Корнером вылетел в Афганистан, чтобы на месте разобраться в случившемся. В Карачи по-прежнему шло расследование дела об убийстве Рона Баксея, но никаких следов убийцы пока найти не удавалось. А поднятые по всей стране информаторы и осведомители не могли сообщить, кому могло понадобиться нападение на американскую станцию в Читрале. На этот раз они летели довольно долго. Пилот, показывая вниз, прокричал Беннету: - Они раньше были здесь, но, видимо, перебрались ближе к городу. Нам говорили в прошлый раз, чтобы мы летели к северу. - Летим, - согласился Беннет, видя невозмутимое лицо Корнера, казалось, вылетевшего на воскресную прогулку. Через час они наконец сели у нового лагеря Нуруллы. Беннет обратил внимание на две больничные палатки, стоявшие в центре лагеря. - Видимо, был сильный бой, - понял он. К ним уже спешил Аюб, помощник Нуруллы и его доверенное лицо. После приветствий он повел их к палатке, где находился сам рассерженный Нурулла. Посланные на поиски нападавших шестеро лучших следопытов так и не вернулись в лагерь, и он не находил себе места от возмущения и злости. Нурулла был невысокого роста, гибкий, стремительный, несмотря на возраст, достаточно подвижный человек. Ему едва минуло пятьдесят, но он выглядел на десяток лет моложе. Увидев своих гостей, он заставил себя несколько успокоиться, приказав принести обед, чтобы достойно встретить незнакомца, прилетевшего вместе с Беннетом. - Вы давно переместились? - спросил Беннет, когда они уселись за столом. - Только вчера, - недовольно ответил Нурулла, - мы потеряли в нашем прежнем лагере очень много людей. Двадцать семь человек убитых и шестнадцать раненых. Еще один такой бой и я потеряю весь свой отряд. - У нападавших потери большие? - спросил Корнер. Нурулла метнул на него злой взгляд. - Были, - неохотно сказал он. - У вас есть их трупы?- уточнил Корнер. - Нет, - не выдержал Нурулла, - ни одного нет. Мне стыдно говорить, но это так. Они, словно черти, спустившиеся с небес. Убили столько моих людей, забрали своего полковника и ушли. - Сколько их было? Только точные цифры, - попросил Беннет. Нурулла вздохнул. Ему действительно было стыдно, что его люди так беспомощно выглядели и действовали. - Несколько человек, - наконец выдавил он, скривив губы в недоброй усмешке. - Их было всего лишь несколько человек. - Точнее, - попросил Беннет. - Шесть-семь человек, - признался Нурулла. - И они ушли без единой потери? - изумился Корнер. - Вы представляете, мистер Беннет, какие профессионалы тут действовали. Нет, этот пленный офицер был не просто полковником пограничной стражи. Здесь что-то не так. Вы ведь его и без того хотели обменять на своих пленных. Верно? - Да, клянусь могилами своих предков, - прохрипел Нурулла, - но если захвачу, теперь выпущу из него кишки. - Глупости, - сразу остановил его Беннет, - его теперь трудно найти, но если они еще не ушли за границу и тебе удастся его взять, запомни - он нам нужен живым. Только живым. И за него мы дадим тебе очень хорошие деньги. Большие деньги. - Какой ты человек непонятный, - покачал головой Нурулла, - два дня назад тебе его показать хотел, умолял посмотреть, ты даже смотреть не стал. А теперь хочешь за него большие деньги дать. Непонятный ты человек, - снова сказал он. - А может мне понравилось, как он сбежал, - пошутил Беннет, - и я хочу знать об этом подробнее. - Ему помог лекарь, - вспыхнуло лицо у Нуруллы. - Какой лекарь? - не понял Беннет. - Откуда я знаю, - снова разозлился Нурулла, запихивая себе в рот большой кусок мяса, - этот лекарь из местных, но его никто до этого не знал. Лекарь пришел в лагерь и забрал этого полковника. А потом его люди расстреляли мои машины и моих людей. - Сколько у него людей? - спросил Корнер, он не так хорошо говорил на фарси, как Беннет. - Сколько человек у тебя сейчас? - спросил Беннет. - Еще шестеро не вернулись из гор, - посчитал вслух Нурулла, - значит, у меня осталось всего сто пятьдесят пять человек. Это, не считая раненых. - Как интересно, - сказал по-английски Корнер, - соотношение один к двадцати пяти. Здесь действовали отборные профессионалы. Уйти без единой потери, это очень сложно. А как вы думаете? - Согласен, вздохнул Беннет, - ему все время приходилось помнить о своем отказе от этого полковника. Не откажись он два дня назад, и все могло бы повернуться иначе. Но теперь не стоило сожалеть. - Ты послал людей в соседние города? - спросил Беннет. - Еще вчера, - сказал, наконец прожевав мясо, Нурулла, - мне пришлось собирать еще людей, а то мой отряд скоро будет состоять из меня одного. - Куда они могли направиться, как ты думаешь? - На север, - сразу ответил Нурулла, - только на север, чтобы перейти границу. Вертолеты с той стороны должны делать большой крюк и это очень опасно, везде есть зенитные пулеметы. - Судя по тому, как они похитили этого полковника, он представлял для них несомненный интерес. А вы лично видели документы этого полковника? - спросил Беннета Корнер. - Нет, - вынужден был признаться Беннет. - А где его документы? - спросил Корнер. - Полковника? - уточнил .Нурулла, - у него не было с собой никаких документов. - Пограничный полковник в прифронтовой зоне и без документов, - задумчиво произнес Корнер, - здесь что-то не так. - Может, он оставил их в вертолете? - предположил Беннет, уже понявший, что сделал большую ошибку с проблемой этого полковника. - Чтобы вы их сбили? - пошутил Корнер, - это так не похоже на русские формальности. Они требуют, чтобы генералы пограничной стражи были с документами. А здесь полковник, попавший в плен, и без документов. Сам он говорит, что пограничник. А потом здесь появляются коммандос и похищают его. Вам не кажется, что мы можем сделать вполне определенные выводы? - Кажется, я вас понимаю. Вы думаете полковник был из другого ведомства? - немного смутился Беннет. - Я в этом убежден, - прозвучал сухой ответ Корнера. - Тогда мы должны искать его сами, - заволновался Беннет, - нужно перекрыть границы, предупредить другую банду, не пропускать никого через свою территорию. - Здесь есть еще одна банда? - устало спросил Корнер, его начинало раздражать такое количество неизвестных знаков в том уравнении, которое он должен был решить. - Да, банда Алимурата. Услышав имя своего заклятого врага, Нурулла посмотрел на Беннета. - Думаешь, Алимурат схватит его быстрее? - понял он. - Не думаю, - поспешил ответить Беннет, - просто говорю, что в этих горах иногда ходят люди Алимурата. - Ты забыл еще людей Абу-Кадыра, - напомнил Нурулла. - А это еще кто? - выдохнул воздух Корнер, окончательно запутавшийся в этих именах. - Таджикская оппозиция, - успокоил его Беннет, - они наиболее непримиримо относятся к русским офицерам. Если наш полковник попадет к ним в руки, то все, даже мы не сможем его оттуда вытащить. Ему просто отрежут голову и выпустят кишки. Корнер поморщился. - Дикая страна, - с раздражением сказал он, - и зачем русским нужны были эти горы? - А я до сих пор не знаю, зачем они нам, - в тон ему ответил Беннет. Оба коротко рассмеялись. Нурулла, не понявший их внезапного веселья, решил, что они смеются над его людьми и стал еще более мрачным и раздражительным. Вечером гости решили остаться в его лагере. Он отвел им соседнюю палатку и даже послал туда двух красивых женщин, жительниц соседнего Ишкашима, иногда обслуживающих его самого. Но "янки", как он презрительно их называл, оказались гордыми. Они поблагодарили его за столь щедрый дар и отослали обеих женщин обратно в город. Рано утром Нурулла был разбужен ворвавшимся к нему Аюбом. - Хозяин, проснись, - кричал Аюб, - у меня к тебе важное дело. - Что случилось? - недовольно спросил еще окончательно не проснувшийся Нурулла. - Можно найти беглецов, - торжествующе сообщил Аюб. - Как? - Нурулла сел в постели, - как их можно найти? - "Летающая машина", - показал пальцем на вертолет его помощник. - Попроси американцев, пусть их люди поищут в горах. Ведь такая машина может лететь, где хочет. И сразу найдет беглецов. - Это действительно хорошая мысль, - обрадовался Нурулла, - давай одеваться, пойдем к ним в палатку. Он не знал, что прилетевшие вчера гости уже решили для себя осмотреть все ближайшие тропы и переходы, чтобы попытаться отыскать сбежавшего полковника. А отряд Асанова продолжал свое движение к Ишкашиму, подходя к городу с запада. Несмотря на то, что они установили свои последние мины достаточно давно, взрывов за ними не было слышно и это означало, что они смогли оторваться от преследовавших их бандитов. Однако Асанов не обольщался. Он знал, что подставка в разведке порою значительно труднее, чем успешное бегство, и готовился ко второму этапу операции. Мысли о пропавших офицерах не давали ему возможности нормально сосредоточиться только на предстоящей задаче, так как воображение рисовало ужасы, случившиеся с женщиной и совсем еще молодым Альбертом Елагиным. В который раз ругал себя Асанов, что согласился с доводами Затонского и включил в отряд женщину. Но все было уже поздно. Офицеров не вернешь, а предстоящую серьезную акцию он мог просто сорвать своими нервами. Кречетов, понимавший его состояние, старался не тревожить Акбара, не донимать его расспросами, хотя также понимал, что предстоящая часть его проникновения обратно в лагерь Нуруллы будет не легче его побега. Борзунов, казалось, сделанный из железа, не уставал и не жаловался, когда его, самого выносливого среди всех, Асанов отправлял в разведку после длительных переходов. Рахимов, в чьей надежности Асанов уже мог убедиться, всегда являл собой образец командира, никогда не теряющего головы, спокойного, уравновешенного человека. Чон Дин нравился Асанову какой-то особой своей аурой, только ему присущей энергией созидания. Даже на коротких привалах он что-то мастерил, что-то делал, словно не мог сидеть без дела, напевая тихую мелодию на корейском языке. А Семенов, ставший главным проводником в этих горах, был не просто бесстрашным и храбрым человеком, но и чутким, отзывчивым товарищем, в чьей надежности они могли убедиться много раз. С такими людьми Асанову не были страшны все объединенные банды этого региона. Но он знал, что его задача на данном этапе состоит как раз в обратном - суметь вновь подставить Кречетова и сделать это в максимально короткие сроки и абсолютно достоверно. Они шли уже второй час, когда над головой развдалось привычное тарахтение вертолета. - Воздух, - закричал шедший впереди Семенов. Все попадали на землю, прижимаясь к камням. Из-за скал показался большой вертолет, который Асанов сразу узнал. "Значит, получилось, - обрадованно подумал он. - Значит, все не зря". Это был вертолет американского резидента из Читрала. Раз они появились в этих горах, значит, ищут очень заинтересовавшего их теперь полковника Кречетова, а это означало, что им удалось использовать все преимущества из побега полковника. Асанов, боявшийся до сих пор даже себе признаваться в правильности своего решения, радовался так, словно это был вертолет, собиравшийся доставить их домой. - Вы были правы, - негромко сказал Кречетов, глядя на пролетавшую над ними машину, - судя по всему, они серьезно заинтересовались моей персоной. Я до сих пор не видел у них вертолетов. - Это вертолет американского резидента ЦРУ из Читрала, - шепотом сообщил Асанов и уже чуть громче спросил лежавшего впереди Семенова. - Если сейчас побежим в ту сторону, где скалы, они нас увидят? - Думаю, да, - крикнул Семенов, - лучше лежать на камнях. Так мы сливаемся со скалами и нас не видно сверху. А если побежим, могут заметить. - Тогда побежали, - крикнул в ответ Асанов. - Нельзя, - решив, что генерал его не понял, крикнул ему вслед Семенов. Но, привыкшие к беспрекословному повиновению, офицеры, знавшие, как важно моментально исполнять команды старшего по группе, уже бежали к нависшим скалам, в ста метрах от них. Последним бежал ничего не понимавший Семенов, решивший, что генерал его не расслышал. - Вот они, - показал вниз Беннет Корнеру. - Их всего шесть человек, - кивнул Корнер, - мы можем расстрелять их из наших пулеметов. - Уже нет, сэр, - возразил Беннет, - посмотрите они укрылись за скалами. Это те самые профессионалы. - Кречетов среди них? - споосил Корнер. - Думаю, да. - Мы должны быть уверены, - крикнул ему в ответ Корнер. Из-за грохота винтов трудно было нормально разговаривать. - Куда они направляются? - спросил Корнер Аюба, служившего проводником для его пилотов. - В сторону Ишкашима, - показал на город Аюб, - или в сторону границы. Но скорее первое. Они просто сделали такой трюк. "У них наверняка встреча со связным в Ишкашиме, - подумал Корнер, - иначе они бы не делали такой долгий переход". - Им нужно быть в Ишкашиме, - громко сказал понявший это Беннет, - мы их там встретим. - Ваши люди знают в лицо этого полковника? - спросил Беннет у Аюба. - Конечно, - кивнул помощник Нуруллы, - у нас все его знают. Такой тихий человек был, а так быстро убежал. - Смотри, Аюб, - очень внушительным голосом произнес Беннет, - чтобы этот человек живой был. Только живой. Нам его голова не нужна. Ты лично перед Нуруллой ответишь, если с ним что-нибудь служится. - Зачем так говоришь, - испугался Аюб, - все как надо сделаем. А его людей убрать можно? - Это твое дело, - разрешил Беннет, - делай с ними, что хочешь, но этого полковника не трогай. Он нам очень нужен, понимаешь Аюб? Афганец кивнул головой. Он был по национальности пуштун, хотя и служил в отряде Нуруллы. Вы думаете, нам удастся взять его второй раз живым? - засомневался Корнер, - боюсь, что они не дадут нам такого шанса, - показал он вниз. - Здесь Афганистан, - крикнул ему Беннет. "Если даже будущего вице-президента русских здесь брали в плен два раза, то почему нельзя взять этого полковника", - подумал он, но больше ничего не сказав Корнеру. XI Одному в этих горах выжить невозможно. Ока xopoшо понимала эту фразу генерала Асанова и отчетливо представляла, что нужно искать выход из подобного положения. Но сначала она похоронила Елагина, найдя каменную расщелину подходящего размера и забросав ее камнями. Именно забросав, так как часто камни приходилось сталкивать сверху, чтобы они попадали в небольшую расщелину. После этого, она, с трудом заставив себя прикасаться к мертвый бандитам, подобрала себе подобие наряда, сняв с одного из убитых более или менее целую мужскую одежду горца-таджика. Ей пришлось преодолевать отвращение и брезгливость, но она все-таки надела эти серые одеяния и отправилась в обратный путь, надеясь выйти на Зебак или в его окрестности. Падерина хорошо представляла, чем она рискует. Одинокая женщина в горах, в мужской одежде горцев она легко может стать добычей, причем законной добычей, любого попавшегося мужчины. Но идти назад в своей одежде было равносильно самоубийству, ибо камуфляжная форма советских солдат была хорошо известна в Афганистане. . Идти обратно по незнакомому маршруту было в тысячу раз тяжелее, чем подниматься наверх с Елагиным. Дважды она едва не сорвалась вниз. В горах все время менялась погода, словно она проходила какие-то невидимые часовые зоны, когда ветер сменялся дождем, а начинающийся ураган разгоняло внезапно появившееся солнце. Самым страшным из ее испытаний оказалась первая ночь в горах, когда вой шакалов и постоянные шорохи не только не давали спать, но, наоборот, заставили ее практически всю ночь провести в тревожном ожидании, бодрствуя у огня. Едва начался рассвет, как она, измученная ночным бдением, продолжила свой путь. На этот раз она твердо решила, что следующей ночевки в этих горах не будет. За спиной она слышала крики и визги птиц и животных, уже терзавших трупы шестерых бандитов. В первый день ей так и не удалось уйти достаточно далеко, и она слышала этот чудовищный хор, справлявший своеобразное пиршество. Весь день, практически без отдыха, она спускалась вниз, постоянно помня об изнурительной тяжелой ночи среди голых скал. Наконец в конце дня она увидела вдали какой-то кишлак. Она еще не была уверена, но уже под самый вечер, когда солнце осветило верхушки гор, перед самым своим закатом, она увидела, что шла по верному маршруту. Вдали был тот самый кишлак, куда она приходила со "своим мужем" - Чон Дином. Это был ее единственный шанс на спасение, и она несколько быстрее стала сползать с этих камней. На большее ее не хватало. При слишком большой отвесной скале она просто садилась на камни, скатываясь вниз. Она рассчитала все верно. Отряд Нуруллы уже снялся с лагеря, и в кишлаке все давно спали. Однако расстояние в горах - вещь обманчивая. И кишлак, казавшийся ей таким близким, на самом деле был довольно далеко. Всю вторую ночь она шла, ориентируясь на его огни, и, наконец, вышла к первым домам уже перед самым рассветом. Полумертвая от усталости она каким-то последним усилием воли заставляла себя идти в сторону нужного дома, понимая, как опасно для нее свалиться у порога чужого дома. И, хотя у нее не было никаких документов, пистолет она все же оставила при себе. Перед самым домом, в котором они останавливались, она едва не потеряла сознание. Но сумела таки сделать последние несколько шагов, стукнуть кулаками в открывшиеся двери и упасть без сознания уже во дворе дома. Больше она не помнила ничего. Очнулась Падерина в доме, на женской половине. Одежду с нее, конечно, сняли, но и пистолета рядом тоже не было. Она была одета в белую, длинную до ног рубашку, какую носили афганские женщины во время сна. Послышался стук открываемых створок узкой дверцы, и в комнату вошла ее давняя знакомая - хозяйка дома. - Слава Аллаху, - обрадовалась женщина, приветливо улыбаясь, - мы боялись, что ты умерла прямо на пороге нашего дома. - Спасибо вам, - улыбнулась Падерина. - За что? - искренне удивилась хозяйка дома, - ты была в таком виде. Я все сразу поняла. Видимо, твой муж, да пошлет ему Аллах успокоение, погиб, а ты вынуждена была одеть его одежду. Верно? Падерина, чуть помедлив, кивнула. - Тебя увидела наша старшая невестка. Она закричала, и мы сразу прибежали. Я раздевала тебя сама и видела кровь на рукавах и на спине. Но это была не твоя кровь. Я все поняла, - горделиво сообщила женщина, - в наших горах женщинам трудно, очень трудно. А одной совсем плохо. Хорошо еще, что эти бандиты ушли отсюда. Нам, правда, сказали, что должны вернуться их люди - шесть человек. Тебе еще повезло, что ты их не встретила. И весь кишлак предупредили о "шурави". Говорят, рядом ходят их солдаты и нам всем приказали сообщить, если они здесь появятся. В соседнем доме их ждут пятеро людей Нуруллы, да будут они прокляты Аллахом! - Я не солдат "шурави", - улыбнулась Падерина. - Это мы видим, - засмеялась женщина, - разве у "шурави" нет мозгов, разве они бросят сюда против этих нечестивцев женщину? Мы все знаем, как выглядят "шурави". Но ты не беспокойся. Я уже говорила с мужем. Он согласен оставить тебя в качестве второй жены. Ты немного отдохнешь, поправишься, а потом вы пойдете к мулле, и он запишет тебя второй женой. - Спасибо - она пыталась скрыть свою. улыбку. - Ты его не бойся, - отвечала довольная женщина, - он совсем старый. Но спать тебе с ним, конечно. придется. Он любит, когда ночью я согреваю ему спину. Теперь это будешь делать ты. У тебя сил больше ты молодая, здоровая. А может, он еще сумеет что-нибудь сделать, и Аллах пошлет нам девочку, дочку, о которой мы всегда мечтали. Наша дочь погибла, когда ей было всего пять лет. Ее укусила змея, и с тех пор я уже не могла рожать детей. - Но у тебя есть внучки, - напомнила Падерина. - Это дети моих невесток, - быстро возразила женщина, - а я хочу, чтобы в моем доме выросла дочь, чтобы все видели, какая дочь у меня будет. - Конечно, тогда вам просто необходима вторая жена, - согласилась Падерина с ее доводами, но на этот раз не смогла сдержаться и громко засмеялась. Хозяйка обрадовалась, решив, что молодая женщина, потерявшая мужа, смеется от радости. Она погладила ее по голове, оставила рядом тарелку с бульоном и вышла из комнаты. Падерина, быстро съев приготовленный для нее крепкий бульон, снова заснула. Вечером, услышав чьи-то шаги, она открыла глаза. В комнату заглянул сам хозяин дома. Увидев его, она чисто машинально натянула одеяло до подбородка. Он, заметив ее испуг, очень довольно усмехнулся и вышел из комнаты. Ему нравилось, что эта красивая туркменка, потерявшая мужа, так боится его. Значит, будет хорошей женой, - решил хозяин дома, - покорной и ласковой. Он не решался признаться даже себе, что боится оказаться несостоятельным при выполнении своих супружеских обязанностей со второй женой. А она, уже забыв о его присутствии, уже провалилась в спасательный сон, в котором ей снился живой капитан Елагин, снова и снова умирающий от выстрелов бандита. Сон был тревожным и беспокойным, но под утро он наконец прекратился, и она больше ничего не видела. Проснулась Падерина в десятом часу утра, когда солнце, высоко поднявшееся над горами, било своими лучами ей прямо в 'лицо. Рядом лежала одежда, которую хозяйка дома любезно одолжила будущей второй жене. Одевшись, молодая женщина вышла в другую комнату, где давно уже позавтракали женщины. На отдельном подносе стояли приготовленные и оставленные для нее тонкий таджикский лаваш, мед, масло, сладкий гай-мат, напоминавший творог, смешанный с молоком и сахаром. Она быстро позавтракала, выпила чай и вышла во двор. В традиционной восточной семье женщине всегда есть чем заняться по дому. И в этот день хозяйка дома и две ее невестки, расстелив многочисленные ковры, выбивали из них пыль. Рядом суетились внуки и внучки. Хозяин дома по традиции сидел в стороне, под навесом, и пил чай, глядя на шумную возню своих внуков. Увидев женщину, он улыбнулся, показывая еще крепкие желтые зубы. По местным обычаям в доме ходить под паранджой было совсем необязательно, но подполковник впервые пожалела, что на ней нет такой одежды. Нужно было принимать решение. Оставаться в этом доме она больше не сможет. Значит, надо любыми способами прорываться к кишлаку, а затем выходить к границе. И хотя это сделать не менее сложно, чем идти одной через горы, но другого выхода у нее не было. Нужно было рассчитывать только на свои силы. Впервые Падерина почувствовала, как был прав генерал Асанов, так не желавший участия женщины в этом походе. Даже профессионального разведчика, каким она, безусловно, была. На Востоке существовали свои кодексы правил и свои понятия морали, и ей было труднее любого мужчины во сто крат. В бывшей тихой мирной стране, когда можно было пройти по ее дорогам от Кабула до любой из границ вполне спокойно, не опасаясь за свою жизнь, теперь было все иначе. Война разворошила и растлила страну, а хлынувшие затем из Таджикистана беженцы принесли ненависть и отчаяние. Вечером она спросила у хозяйки дома: - Прос