цслужб, первый параграф которого гласил: на такой работе, как у тебя, не бывает друзей, а есть сослуживцы. Под вторым параграфом значилось: не доверяй никому. Параграфом третьим запрещалось впускать в свою личную жизнь сослуживцев. И наконец, правило четвертое запрещало посвящать в служебные дела своих родных и близких. Таков был незыблемый Закон Трудовых Коллективов Спецслужб, который мы неукоснительно соблюдали. - Напрасно ты влез в это дело, - уже в который раз говорил мне порядком захмелевший Облонков. Мы уже распили бутылку и оба находились в том душевном состоянии, когда ненавидят или любят друг друга. - Я никуда не влезал, - объяснял я своему собеседнику. - Откуда мне было знать, что у вас такие секреты? Я случайно там оказался. - Не нужно было никому ничего рассказывать. - Облонков попытался ударить кулаком по столу. - Тише. - Я перехватил его руку. - Разбудишь детей. - Да, конечно... - сказал он, отворачиваясь. - А Семен Алексеевич, он был очень хорошим человеком... - Был, - кивнул я. - А вы его убили. - Иди ты... - огрызнулся Облонков, доставая сигареты. - Да никто его не убивал! Это ты виноват, что так случилось. - Почему я виноват? Почему я должен был молчать? Если бы ты услышал такой разговор, что бы ты сделал? Остался бы сидеть в туалете? Никому бы ничего не рассказал? А если завтра что-нибудь случится, кто будет за это отвечать? - Уже случилось! - злился Облонков. - Ничего хуже случиться не может. Ты побежал сплетничать к Семену Алексеевичу, а он видимо, кому-то рассказал. И сам знаешь, что потом случилось... - Значит, вы все знали про деньги? - Конечно, знали. У нас все все знают. Чего ты полез в это дело? Не знал, где работаешь? У нас тысяча секретов может быть - так нужно обязательно бегать, ябедничать? - Какие секреты? Это же незаконно! Вы вывозите из страны кучу денег. - Ну и черт с ними. - Он снова попытался ударить кулаком по столу, но я и на сей раз перехватил его руку. - Черт с ними, - повторил он, вставая. - Где-то у нас еще пиво есть, две бутылки. Облонков прошел в коридор. Долго рылся там в стенном шкафу. Наконец принес две бутылки пива. - Забыл в холодильник положить, - померещился он. - Теплое... - Ничего, - сказал я. - И так сойдет. Он открыл одну бутылку, вторую. Нет на свете ничего хуже теплого пива. Особенно после водки. Но очень уж пить хотелось. - Мы давно знали про деньги, - прошептал он, наклоняясь над столом. - Деньги нужны... - он покачнулся, - деньги нужны на избирательную кампанию. - На какую избирательную кампанию? - Я по-прежнему ничего не понимал. - У нас избирательная кампания... Поэтому нужны деньги. Так сказать, свободные средства, из независимого источника. А где взять деньги? Сам знаешь, как наши журналисты работают. О любом банковском переводе сразу узнают. Тут же и номер счета опубликуют. - Ну и что? - Ничего. Но нельзя, чтобы все знали, какие банки кого поддерживают. Нельзя. Они всегда поддерживают только одну власть - самих себя. И своих людей, которых они ставят в правительство и в Думу... - Ты мне политэкономию не читай, - перебил я. - При чем тут банки? Почему деньги незаконно вывозите? - Я же говорю, - проворчал Облонков. - Нужно, чтобы деньги поступали из неконтролируемого источника. - Швейцария - неконтролируемый источник? - Нет, - поморщился он, очевидно досадуя на мою тупость. - Там создают какой-нибудь фонд, а потом туда вывозят деньги. Наличными. Находят банкира, готового принять всю сумму и зачислить на счет. Чтобы вернуть деньги в Россию уже от имени этого фонда. На финансирование избирательной кампании. Теперь понял? Я все понял. Понял, что у Семена Алексеевича не было шанса остаться в живых. Ни малейшего. И я понял, что охота за мной будет вестись по всем правилам. Потому что и мне нельзя оставлять шансов. Ведь речь идет об интересах государства. Хотя при чем тут государство? Когда речь идет об интересах такого множества мерзавцев, моя участь решена. Они не останавливаются ни перед чем, чтобы контролировать ту власть, которая их устраивает. И они не остановятся, пока меня не уберут. - Кажется, начинаю понимать, - сказал я, снова потянувшись к теплому пиву. - Значит, вывозят наличные, там зачисляют на счет, а потом переводят сюда как помощь неизвестного фонда на избирательную кампанию нужных людей. - Правильно. - Облонков допил свое пиво и с удивлением обнаружил, что кончилось и оно. Синяк на его лице к тому времени уже превратился в огромное темное пятно. - Чтобы никто не узнал, - прошептал он, наклоняясь ко мне, - они все делают так, чтобы никто ничего не узнал. Знаешь, почему они боятся? - Догадываюсь, - буркнул я. - Ни о чем ты не догадываешься. Они не боятся проиграть, это невозможно. Они приговорены к власти. Но главное, чтобы между ними не было никаких разногласий. Если они вместе, никто их не победит. Эта оппозиция - пшик, все для видимости, для Запада. Все давно куплено, все давно поделили. Они не могут проиграть. Они всегда в выигрыше. Это я себе очень хорошо представлял. Механизм выборов - примерно такое же надувательство, как казино в Лас-Вегасе. У вас есть шансы выиграть плюшевую куклу. Кое у кого даже есть шанс получить тысячу или две тысячи долларов. Но основная масса игроков обречена на проигрыш. Обречена с такой же математической неизбежностью, с какой большинство кандидатов у нас на выборах обречены на избрание. Они приговорены к власти, ты понял? - Кто убил Семена Алексеевича? - спросил я. - Откуда я знаю? - Он поморщился. - Я ничего не знаю. Ты побежал к нему сплетничать, а потом он кому-нибудь позвонил. Может, нашему генералу, может, еще кому-то... - Облонков поднял палец, указывая в потолок. - И сам подставился. - Это я его подставил. - Ты, - согласился он. - Наш генерал знает об этой афере? - Все знают, - развел руками Облонков. - Конечно, он знает. А как же без него? Придет новое руководство - и его в шею. А то и посадят. Найдут что-нибудь и посадят. - А я ему рапорт написал. - Ну и дурак, - подытожил Облонков. - Нашел кому писать. - Значит, ты догадывался о Семене Алексеевиче? - Конечно, догадывался. Я думал, что это ты его шлепнул. Как его близкий друг. А потом деньги получил, которые у меня в кабинете разбрасывал. - Ты что? - Я чуть снова его не ударил. - Думал, это я убил? - Я так думал. - Облонков покачал головой. - Какая гадость! - Он кивнул на пустую бутылку. - А больше ничего нет. Хотя есть. В гостиной, в баре. Там есть коньяк. Подожди. Он встал, чуть покачнулся и вышел из кухни. Через минуту вернулся с бутылкой какой-то французской гадости. После водки и теплого пива пить еще и французский коньяк - значит издеваться над собственным желудком. Но Облонков все же откупорил бутылку и наполнил коньяком наши пивные стаканы. Затем снова опустился на стул. Мы выпили - я немного, он больше. Он вообще пил больше меня. Очевидно, сказывалось его психологическое состояние. Как бы Облонков ни укорял меня в смерти Семена Алексеевича, он прекрасно понимал, что это его друзья приняли решение убрать нашего начальника отдела. Более того, он прекрасно понимал, что занимается незаконным делом и может получить вместо благодарности пулю в лоб. Любой человек, совершающий аморальные поступки, понимает, что делает. Если, конечно, он не сумасшедший. Вероятно, человек, придумавший такую вещь, как индульгенция, придумал ее для себя. Ибо осознавал всю мерзость совершаемых им деяний. - А кто убил моего друга? - спросил я. - Не знаю, - пожал плечами Облонков. - Меня в такие дела не посвящают. Я когда деньги у тебя увидел, так подумал, что это ты убрал Семена Алексеевича. И специально мне про разговор в туалете рассказываешь, вызываешь меня на откровенность, хочешь проверить меня. Ну, я тут же все и рассказал. - Кому? Он молчал. Сидел, уронив голову на стол, и молчал. Я испугался, что он может заснуть. - Кому рассказал? - я поднял его голову. Он попытался отмахнуться от меня, но я крепко держал его за плечи. Возможно, Облонков был не так уж пьян, просто хотел уснуть, на время забыть о том, что произошло в этот вечер. Я отпустил его. Поднялся. Затем наполнил стакан холодной водой из-под крана. И резким движением вылил воду ему на голову. Он вскрикнул, приподнялся, что-то забормотал. - Кому ты рассказал? - спросил я. - Кому ты про меня рассказал? - Ты чего? - Увидев бутылку коньяка, Облонков потянулся к ней, но я отстранил его руку. - Кому ты про меня рассказал? - Ему, - сказал он, тяжело дыша. - Кому? - Ему. Ты же слышал наш разговор. Ясно. Значит, Облонков рассказал обо мне своему собеседнику. И именно он, собеседник, принял решение о моей ликвидации. Или позвонил кому-то и сообщил о моей осведомленности. Говорят, спиртное может действовать по-разному. Облонков от него хмелел и пытался заснуть. Я же зверел и чувствовал, что во мне просыпаются ранее неведомые мне инстинкты. - И вообще, - неожиданно сказал Облонков, - брось ты это дело. Уезжай на месяц. Я тебе отпуск оформлю. С завтрашнего числа, по болезни. Выборы пройдут, приедешь. Иначе сам знаешь, что бывает... Одна туристическая фирма тоже пыталась проверить... "Галактион". Ну, и с ней быстро разобрались. Только вот президента компании найти не могут. Наши ребята подозревают, что ему один подполковник помогал. Кажется, Демидов. Но они ничего доказать не могут. А деньги все равно повезут. И ты ничего не сделаешь. И Демидов ничего не сделает. Там все схвачено. Таможня, граница, аэропорт. Так что не дергайся. - Кто такой Слепнев? - вспомнил я услышанную фамилию. - Тихо, - в испуге прошептал Облонков. - Слепнев - полковник ФСБ. Он отвечает за прикрытие. Ты меня понимаешь? За прикрытие всей операции. Только я тебе ничего не говорил. Облонков опять опустил голову на руки, словно пытался заснуть. И тотчас же снова приподнялся. - Что я тебе сказал? - пробормотал он. - Про кого ты меня сейчас спрашивал? - Не помню. - Про кого? - Он повысил голос. - Тише. Мы говорили о Семене Алексеевиче. - Ах да. Семен Алексеевич был прекрасный человек. - Ладно, пойду, - сказал я, с трудом поднимаясь из-за стола - давал о себе знать коктейль из водки, теплого пива и коньяка. Облонков вдруг ударил кулаком по столу. На сей раз я не успел перехватить его руку. - Сволочи, - всхлипнул он, - такого человека убили. - До свидания. - Я направился к выходу. Открывая входную дверь, я вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Обернулся. В прихожей стоял сын Облонкова. Он смотрел на меня строго и испытующе. - Вы больше не придете? - спросил мальчик. - Больше не приду, - пообещал я. - Никогда? - Никогда. - Я вышел из квартиры и осторожно прикрыл за собой дверь, невольно подумав о том, что мне удалось узнать обо всем лишь благодаря этому мальчику. ЭПИЗОД ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТЫЙ Шаги перед домом становились все громче. Демидов вспомнил, что дверь открыта. Он взял стул и, поставив его перед собой, сел так, чтобы иметь возможность быстро выхватить пистолет в случае необходимости. Неизвестных было двое. Странно, подумал подполковник. Если они приехали арестовывать Гочиашвили и знают, что тот вооружен, то двоих людей для ареста маловато. Но для убийства - в самый раз. В этот момент в дверь постучали. - Войдите! - крикнул подполковник, по-прежнему сидя на стуле. Осторожно открыв дверь, незнакомцы вошли в дом. Один из них, высокий, был в кепке. Другой - поменьше ростом, худощавый, юркий, увертливый. Высокий посмотрел на подполковника и спросил: - Ты кто? - Хозяин дома, - ответил Демидов. Визитеры переглянулись, и подполковнику это очень не понравилось, вернее, не понравились их взгляды. Говорят, опытный оперативник - как хорошая собака, сразу чует преступников. - А вы кто такие? - спросил Демидов, все еще сидя на стуле. - Вы Чупиков? - спросил второй, поменьше ростом. Высокий сделал шаг в сторону двери, ведущей в другую комнату. Демидов заметил его движение, но промолчал. - Я же сказал: я хозяин. Что вам нужно? Но не только оперативник чувствует преступника - преступник тоже мигом распознает оперативника. Визитеры нервничали. Оба чувствовали силу, скрытую в этом невозмутимом человеке. Так волки чувствуют приближение собак. Незнакомцы снова переглянулись. - Где Резо Гочиашвили? - спросил тот, что был поменьше ростом. - Не знаю такого. - Демидов не сводил с него тяжелого взгляда. - Я адвокат, а не следователь. Хотя раньше и работал оперативником. Мне не платят за поиск преступников. - Ты бывший оперативник? - Высокий недоверчиво уставился на подполковника. - Удивлен? - усмехнулся Демидов. - Может, виделись раньше? - сказал высокий, и внезапно в руке его появился пистолет. - Сиди смирно, мент, иначе пришью. Демидов тоже выхватил оружие, но и второй незнакомец мигом вытащил пистолет. На подполковника смотрели два ствола. - Брось, - улыбнулся худощавый. - Ты у нас не сорвешься. Одного пристрелишь, но пулю все равно получишь. - Как и ты! - раздался голос из соседней комнаты, и на пороге появился Чупиков с пистолетом в руке. Высокий взял его на прицел. Все четверо замерли. - А это кто такой? - спросил худощавый у Демидова, кивая на Чупикова. - Мой друг, - усмехнулся подполковник. - Чупиков Евгений Алексеевич. - То-то я смотрю, ты веселый такой. Думаешь, я тебя не узнал. Жаль, что не сумел вас прижать, подполковник. Это ведь ты был со своим ментом в машине, верно? - Сволочь, - процедил Демидов. - Значит, ты сидел за рулем? - Ладно, бросай оружие, подполковник, у тебя шансов никаких. Ты ведь просто мент. А мы, сам знаешь, профессионалы мокрушники. Будешь артачиться, хуже будет, - ухмыльнулся высокий. - Какие вы мокрушники? Слизь одна. - Демидов видел, как противники держат оружие, и понимал, что высокий прав. Но подполковник решил держаться до конца. - Давай, ребята, поговорим, - предложил он. - В другой раз, - усмехнулся худощавый. - Бросай оружие, говорю. Иначе самому плохо будет. Мы тебе сейчас такие документики предъявим, ахнешь. Мы с напарником на другую контору работаем, более солидную. А ты дурака валяешь, представление устроил. - Врет! - раздался голос Резо. - Они убийцы. Бандиты повернулись на голос. По договоренности с Чупиковым Резо вылез из окна спальни и, обойдя дом, встал под окнами. Высокий повел дулом в сторону окна, но Резо его опередил - спустил курок. Он произвел всего лишь один выстрел, глядя прямо в глаза высокому. Бандит пошатнулся; из-под кепки сочилась кровь. Внезапно он дернулся и, сложившись пополам, рухнул на пол. Худощавый отвернулся от окна и выстрелил в Чупикова. В следующее мгновение пуля Демидова впилась ему в руку. Бандит выронил оружие и закричал. Очевидно, пуля задела болевой нерв. - Что ты наделал! - закричал Демидов. - Резо, почему ты стрелял? - Это убийцы, - отозвался тот. - Я их узнал. Они ворвались ко мне в тот день. Вон тот, в кепке, - Бурый. Они убили Никиту и заставили выброситься из окна Надю. Я их сразу узнал. Раненый стонал, схватившись за руку, катаясь по полу. Демидов подошел к убитому и, стараясь не испачкаться кровью, скинул с его головы кепку. Голова высокого была перевязана. - Так вот почему он не снимал кепку, - пробормотал подполковник. - Не хотел, чтобы видели, как его Резо Гочиашвили отделал. И тут раздался стон Чупикова. Он стоял, опираясь на стол. По рубашке расплывалось красное пятно. - Ты ранен? - бросился к нему Демидов. - Ничего страшного, - усмехнулся адвокат, морщась от боли. - Главное, что эти двое; не ушли. Будь осторожен, в машине может находиться еще и третий. - Помоги ему! - крикнул Демидов, повернувшись к Резо. - Я сейчас вернусь. Он выбежал из дома. К счастью, в машине никого не оказалось. "Ниссан" бандитов стоял рядом с его автомобилем. Демидов вернулся в дом. Резо уже помог Чупикову сесть на стул. Пятно на его рубашке становилось все больше. Раненый бандит по-прежнему катался по полу. - Едем в больницу, - решил Демидов. - Ты же знаешь, что нельзя, - возразил Чупиков; он заметно побледнел, лоб его покрылся испариной. - Поехали! - заорал Демидов. - Иначе мы тебя потеряем. И эту гниду с собой заберем. Подними его, Резо. Поедем на моей машине. Пока будем ехать, я вызову сюда моих людей, пусть составят протокол опознания преступника. Думаю, что и второй достаточно известная личность. Лежавший на полу бандит громко выругался. - Сам не знаешь, что делаешь, подполковник, - прошипел он. - Теперь знаю, - сказал Демидов. Резо, наклонившись, поднял раненого. Тот держался за руку и тихо стонал. Возможно, пуля перебила кость, подумал подполковник. - Нужно быстрее уходить, - морщась от боли, сказал Чупиков. - Да, уходим, - кивнул Демидов. Он еще раз взглянул на убитого. - А ты, Резо, молодец. С одного выстрела свалил такую сволочь, как Бурый. Теперь тебя ни один прокурор пальцем не тронет. Здорово стреляешь. - Я за эти ночи натренировался, - проворчал Резо. - Каждый раз стрелял ему в лицо, когда вспоминал, что они у меня дома сделали. И это еще мало. Я должен их главного найти. Вот тогда и успокоюсь. Стой, сволочь, не дергайся, - сказал он худощавому. - Ты у нас теперь главный свидетель. Тот по-прежнему стонал, держась за руку. - Пока что он никудышный свидетель, - вздохнул Демидов. - Быстрее в машину. Нужно показать его врачам. РАССКАЗ СЕМНАДЦАТЫЙ Ночью я не стал рисковать и появляться около своего дома или рядом с домом Алены. Я понимал, что Облонков прав. В такой игре, которая началась, моя жизнь не стоила и копейки. Но я обязан был уцелеть - хотя бы для того, чтобы помогать Игорю после операции. И кроме того, мне нужно было найти убийцу. В эту ночь я отсыпался в пригородных поездах, стараясь не слишком удаляться от Москвы. В шесть утра я уже успел вернуться в город. Предстояло найти машину и ехать в Жуковку, где жил заместитель руководителя администрации, который и разговаривал с Облонковым в тот злосчастный день. Жуковка - не просто дачный поселок. Это место отдыха нашей элиты, наших политиков. Среди них много достойных и известных людей, получивших в Жуковке дачи и дачные участки. Впрочем, нравы у обитателей поселка довольно суровые. В свое время мы расследовали пожар на даче одного из членов правительства. И не сомневались, что это был поджог. Причем поджог, устроенный его соседями. Но мы ничего не сумели доказать. Заместитель руководителя администрации Беспалов пришел к нам работать несколько лет назад. Должен сказать, что мне он нравился. Солидный, уверенный в себе, спокойный. Иногда даже слишком спокойный. Он курировал особые дела, одно время помогал разбираться с правоохранительными органами, одно время занимался только журналистами. Словом, был мастер на все руки. Я вспомнил, что до прихода к нам он работал в крупном межбанковском объединении. Кажется, в "Савое". Некоторые наши сотрудники уверяли, что Беспалов очень богатый человек. Если так, то богатство его не бросалось в глаза. Он приезжал на работу в обычной "Волге", положенной ему по штату. Имел личный "Пежо". Обедал обычно в нашем буфете. В общем, не старался "вытыкаться", как многие, у которых завелись деньги. Замечу: мы сразу вычисляли "упакованных". Большие деньги имеют запах. Запах дорогого парфюма, хороших кремов, шикарных галстуков, добротно сшитых костюмов. Беспалов выглядел обычно, никаких наворотов. И в то же время слухи упорно ходили. Рассказывали, что у него есть огромная вилла в Испании, где летом живет его семья. Впрочем, мне было все равно. Я получал свою зарплату, и мне этого было вполне достаточно. Иногда я размышлял над таким феноменом, как богатые люди. Если умение делать деньги есть ум, то самыми богатыми людьми должны были стать Альберт Эйнштейн и Нильс Бор. Но богачами становились совсем другие люди. Значит, эти другие имели своеобразный склад ума и умели только одно - делать деньги. Видимо, нельзя быть абсолютным гением, то есть гением во всем. Либо вы умеете делать деньги, либо вы прекрасно поете, либо хорошо играете в шахматы. Конечно, на Западе, если вы прекрасно поете или становитесь чемпионом по шахматам, - вы достаточно обеспеченный человек. Но это только в том случае, если вы сумели продать свой талант. Однако даже в этом случае вы всего лишь обеспечиваете себе безбедную жизнь. Банкиры и биржевые спекулянты, не прикладывая тех же усилий, умудряются зарабатывать гораздо больше. Впрочем, так, наверное, и должно быть. Каждый зарабатывает как умеет. Я приехал в поселок и спокойно прошел мимо охраны. Мое удостоверение позволяло мне беспрепятственно проходить на подобные объекты. Теперь нужно было найти дачу Беспалова и подождать, когда подъедет его машина. Номер машины я запомнил. Сотрудники нашей службы часто приезжали в поселок, обеспечивая охрану особо важных персон, иногда появляющихся в Жуковке. Я точно знал, что Беспалов живет один (по будням здесь появлялась женщина, которая убирала у него на даче). Поэтому не боялся кого-либо потревожить. Но входить в дом все же опасался. По закону подлости именно в эту ночь у него на даче мог кто-то остаться, и тогда я не сумел бы уйти, не привлекая к себе внимания многочисленной охраны. А если меня задержат, моя участь будет решена. Именно поэтому я решил дожидаться, когда появится его служебная машина. Она подъехала в половине девятого - медленно катила по дорожке, направляясь к дому. Я сделал шаг вперед и поднял руку. Водитель затормозил; здесь не появлялись посторонние, и он был уверен, что ему ничего не угрожает. Похоже, водитель узнал меня. Да, так и есть. За рулем сидел Касим. - Доброе утро, Леонид Александрович, - вежливо поздоровался он. - Доброе утро. - Я наклонился к окошку и тихо сказал: - Вылезай, поговорить нужно. Касим вылез из машины: он по-прежнему ничего не подозревал. С одной стороны, хорошо, что он меня знает. С другой - плохо. Если что-нибудь не так, меня будут искать по всему городу. - Послушай, Касим, - проговорил я вполголоса, - мне нужно побеседовать с твоим шефом. Срочно, без свидетелей. На дачу к нему я войти не могу. Да и не хочу. Его можно перехватить только тогда, когда он выйдет к машине. Ты не мог бы пока сходить куда-нибудь? Например, за водой или за сигаретами?.. - Я не курю, - удивился Касим. - А у вас важное дело? - Очень важное. И мне нужна твоя помощь. - Хорошо. Придумаю что-нибудь. Пять минут вам хватит? - Вполне. Спасибо. Он сразу выходит, когда ты подъезжаешь? Или через несколько минут? - Когда как. Вообще-то почти сразу. Он человек аккуратный, не заставляет себя ждать. - Тогда как подъедешь, сразу оставляй машину и иди. - Ладно, сделаю, - пообещал Касим. - Садитесь, подвезу. - Ничего, я пройду напрямик. Здесь близко. Я поспешил к дому. Касим же поехал по окружной дорожке. Мы добрались до дома почти одновременно. Касим коротко просигналил, давая понять, что приехал. Затем вылез из машины и, хлопнув дверцей, поспешно удалился. Теперь оставалось только ждать. Через полторы минуты дверь отворилась. На пороге стоял Беспалов с портфелем в руке. Он подошел к машине и взялся за ручку дверцы. И тут я вышел из-за столба. Заметив меня, он вздрогнул. - Что вам нужно? - Хочу поговорить с вами. - Кто вы такой? Что?.. Что вы делаете? Дуло моего пистолета уперлось ему в ребра. - Без глупостей, - посоветовал я. - И не шумите. В доме есть кто-нибудь? - Нет. - Беспалов в испуге озирался; похоже, он не понимал, что происходит. - Войдем в дом. - Я еще сильнее надавил на рукоятку пистолета, словно ввинчивая дуло пистолета ему в бок. Беспалов повернулся и сделал несколько шагов обратно к дому. Я шел следом. Если бы он стал сопротивляться, я бы наверняка выстрелил. У меня не было другого выхода. Но Беспалов оказался благоразумным человеком. Мы вошли в дом. Прошли в гостиную. - Садитесь, - я кивнул на диван. - Дайте сюда ваш портфель. Но он явно не хотел расставаться с портфелем. Я чуть ли не силой отобрал его. Затем толкнул хозяина на диван и уселся напротив. - Я, кажется, вас узнаю. Вы сотрудник службы охраны, - пробормотал он. - Совершенно верно. Подполковник Литвинов. - А, тот самый... - вспомнил Беспалов. - Вы подозреваетесь в убийстве Семена Алексеевича и своего друга. - Ошибаетесь. Это вы подозреваетесь в этих убийствах, - возразил я. Он заерзал, взглянул на свой портфель, лежавший на столе, однако промолчал. - Давайте не будем терять времени, - предложил я. - Мне все известно. И про деньги, которые вы собираетесь переправить в Швейцарию, и про курьеров. И я слышал ваш разговор с Облонковым и все рассказал Семену Алексеевичу. А он, очевидно, позвонил вам и потребовал объяснений. Что было потом, я знаю. Вы сообщили о том, что произошла утечка информации. И его застрелили. Причем застрелили не совсем обычным способом. Как правило, убийца потом выбрасывает оружие. Но на этот раз стреляли из нестандартного оружия, из американского "магнума", и убийца не захотел расставаться с оружием, очевидно опасаясь, что его смогут идентифицировать. Нужно было видеть, как он смотрел на меня. И еще на портфель. Но в основном на меня. - И, наконец, вы узнали, что именно я сообщил Семену Алексеевичу о переправке денег. Поэтому киллер ждал меня у моей квартиры. Но случилась осечка - вместо меня застрелили совсем другого человека. - Это провокация, - пробормотал Беспалов. - Мой покойный друг пришел с сумочкой, в которой лежали деньги, но деньги исчезли, - продолжал я. - Деньги предназначались на лечение моего сына. И моего друга убили не без вашего участия. Беспалов молчал. Да и что можно сказать в такой ситуации? Он молча смотрел на меня. - Мне нужны фамилии, - сказал я, поигрывая пистолетом. - И мне уже нечего терять. Вы догадываетесь, что я с вами сделаю, если вы сейчас не назовете мне имя убийцы. Немедленно. - Я не могу... не знаю... - Считаю до пяти. Если вы не ответите, я стреляю. Думаю, вы понимаете, что мне терять нечего. При счете "пять" я стреляю. Итак, один... - Я ничего не знаю! - закричал он. - Два... - Перестаньте. Я действительно не знаю... - Три... Мне нужны фамилии... - Вы сумасшедший! Психопат! Они меня убьют. Убьют? - заголосил Беспалов. - Четыре... - Я вскинул пистолет. - Стойте! - закричал он. - Мы тут ни при чем. Это специальная группа ФСБ. - Какая группа? - Им поручено прикрытие всей операции. Группа сотрудников ФСБ... - пробормотал Беспалов. - Группа полковника Слепнева. - Кто именно стрелял? - Я не знаю. Мне неизвестны такие подробности. Никто не хотел такого исхода. Но Семен Алексеевич упорствовал, обещал пойти к руководству. Мог получиться грандиозный скандал. - Кто возглавляет операцию? - Не знаю. Я только выполняю данные мне поручения. Облонков и Слепнев должны были мне помогать. Облонков готовил людей, а Слепнев обеспечивал прикрытие. - Беспалов прикрыл глаза и откинулся на спинку дивана. Но перед этим еще раз взглянул на свой портфель. Я подошел к столу. И как раз в тот момент Беспалов открыл глаза. Он явно нервничал. Я открыл портфель и увидел пачки денег. Разумеется, это были не мои деньги. В портфеле лежало не менее ста тысяч. А может, и больше. - Тут мои личные сбережения, - поспешно проговорил Беспалов. - Не сомневаюсь. - Я вывалил на стол пачки долларов. Ровно двенадцать пачек. - Зарплата честного служащего за тысячу лет непорочной службы, - перефразировал я незабвенного Остапа Бендера. Но моему собеседнику было не до шуток. - Оставьте ваши дурацкие шуточки! - завизжал он. - Это мои личные сбережения. - Уже не ваши. - Я отсчитал ровно пять пачек и рассовал по карманам. - Это грабеж! - возмутился Беспалов. Кажется, он мог сдать кого угодно, лишь бы не трогали его деньги. - Самый настоящий, - подтвердил я. - Только я забираю не все. Мне не нужны ваши грязные деньги. Я беру только те пятьдесят, которые украли у моего сына. И у моего убитого друга. Заметьте, еще две тысячи вы остаетесь мне должны. - Я не брал ваших денег! - выкрикнул он. - Какая разница. Их взял кто-то из ваших людей. Меня это уже не касается. Я сейчас уйду и обещаю вам, что никогда и никому не стану ни о чем рассказывать. Если вы такой идиот, что скажете кому-нибудь о моем визите, то я думаю, что в следующий раз полковник Слепнев займется лично вами. Надеюсь, вы все поняли? Он молча отвернулся. Но по выражению его лица я понял, что он будет молчать при любых обстоятельствах, чтобы не подставляться под пулю киллера. - До свидания. - Деньги лежали у меня в карманах, и я хотел скорее уйти. Повернувшись, я быстро вышел из дома. Водитель уже ждал у своей машины. Я поблагодарил его за помощь и поспешил дальше. Нужно было уйти из поселка как можно быстрее. Меня никто не останавливал. Видимо, Беспалов понял, что лучше никому не сообщать о моем визите. Я остановил проезжавшую по трассе машину и уже через полчаса был у своего дома. Мобильный телефон, который я включал каждые три часа, по-прежнему молчал. Лобанов мне не звонил, и это начинало меня тревожить. Позвонив Андрею, я узнал, что у них все готово и в воскресенье утром они вылетают в Германию. Правда, на мой вопрос о деньгах он толком не ответил. Очевидно, недостающие тридцать тысяч были для них неподъемной суммой. - Я нашел деньги, - сообщил я. - Выходи из дома. Только не бери свою машину. Пройдешь пешком два квартала и остановишься около кафе. Я буду неподалеку. Зайди в кафе и встань у стойки, рядом с окном. Только возьми с собой мобильный телефон. Иногда я думаю, что сегодня всех людей в нашей стране нужно учить искусству выживания. Искусству уходить от наблюдения, умению стрелять, пространственному мышлению, ориентации на местности, поведению в агрессивной среде. Мы все живем в агрессивной среде. Наши города давно стали опасными для жизни. Все получилось так, как я ожидал. Андрей вышел из дома, и я сразу заметил "хвост", который к нему прицепился. Это меня встревожило. Если они так нагло его "пасут", то вполне вероятно, что деньги могут снова уплыть. Рисковать нельзя. Я позвонил на мобильный телефон Андрея. - За тобой следят, - сообщил я. - Зайди в кафе и ничего не делай. Просто войди и стой у окна. Потом выпьешь кофе и поговоришь с кем-нибудь из посетителей. Подойди к кому-нибудь и перекинься несколькими фразами. Только быстро, у тебя мало времени. Я понимал, что наши телефоны могут прослушиваться. Но я понимал и другое. Если даже телефоны прослушиваются, то, конечно, не теми двумя наблюдателями, которые следовали за Андреем. И еще: если Андрей сделает все быстро и правильно, один из наблюдавших за ним должен будет прикрепиться к человеку, с которым он заговорит. А с оставшимся наблюдателем мы как-нибудь вдвоем управимся. Андрей сделал все наилучшим образом. Он не просто вошел в кафе и нашел себе собеседника. Он даже вытащил из кармана записную книжку, что-то записал и, вырвав листок, передал его своему собеседнику. И только потом вышел из кафе. Один из наблюдателей, как я и предполагал, остался в кафе, второй бросился за Андреем. Остальное было делом техники. "Номер второй" даже не понял, что произошло, когда Андрей свернул, за угол и я втащил его в подъезд. Нужно было видеть, как "хвост" пробежал мимо нас, глядя по сторонам в поисках Андрея. - Вот деньги, - протянул я три пачки. - Только обязательно положи все на карточку. Прямо сейчас поезжай и положи, чтобы они не пропали. А потом возвращайся домой. - Мы вылетаем послезавтра утром, - сообщил мне Андрей. - Отлично. Передай привет Игорю и Алене. Скажи, пусть не сердятся, если я не смогу приехать. Пока. - Тебе нужна помощь? - спросил Андрей. - Только если вы уедете, - признался я. - Иначе мне туго придется. Вызови такси в день отъезда. Сразу езжайте в аэропорт. Никуда не сворачивайте. У кого оставите девочку? - Завтра отвезем к моей маме. - Нет. Только послезавтра, - возразил я. - А еще лучше, если они останутся дома, пока вы не уедете. Иначе вас могут задержать. - Все так серьезно? - Я молча кивнул. Потом мы расстались. На прощание я его даже обнял. Никогда не думал, что стану обниматься с мужем моей жены. Более того: мы даже расцеловались. Он не спросил, откуда у меня деньги, а я не стал рассказывать. Говорят, что на богоугодное дело нельзя брать ворованные деньги. Но я их не воровал. Если Бог действительно все видит и все понимает, то он должен был оценить мой поступок. Я взял даже меньше того, что у меня украли. Взял на лечение мальчика. И я не мог считать эти деньги ворованными. И Бог, если он видел, как со мной поступили, тоже не должен был так считать. Впрочем, прямой связи с Господом у меня не было, и я не знал, как он реагирует на мои действия. Только после того, как Андрей уехал, я наконец позвонил Саше Лобанову. Был уже четвертый час. Лобанов сразу снял трубку. - Что у тебя? - спросил я. - Плохо, - ответил Саша. - Прокурор города согласился принять меня только через три дня, в понедельник. Его нет в городе. А Дубов мне не поверил. Я ему пытался объяснить, но он кричит, что Литвинов преступник. - Так что делать? - Не знаю. Нам нужно встретиться, чтобы вы все наговорили мне на диктофон. Это будет хоть какое-то доказательство, когда я пойду к прокурору. - Давай, - согласился я. - Когда ты сможешь подъехать? - Позвоните мне по обычному телефону, - сказал Саша. - Тогда и договоримся. Ровно через час я позвонил Лобанову по обычному телефону, и мы договорились встретиться на прежнем месте, недалеко от прокуратуры. Теперь я был уверен, что все будет в порядке. Беспалов будет молчать. Облонков тоже вряд ли станет рассказывать о своих ночных откровениях. Мне нужно наговорить всю историю на диктофон, дождаться воскресенья, когда улетят наши, а в понедельник Саша попадет на прием к прокурору города - и всему конец. Афера с деньгами будет раскрыта, и виновные получат по заслугам. Я же вернусь на службу. Саша увидел меня уже издали и, помахав рукой, бросился ко мне, перебегая улицу. Если бы я в этот момент догадался посмотреть в другую сторону, то заметил бы набирающий скорость автомобиль. Лобанов не стал дожидаться зеленого света. Маневрируя между машинами, он спешил ко мне. В следующее мгновение набравший скорость джип ударил его сбоку, подбрасывая в воздух. Сашу отбросило в сторону. Рядом резко затормозил "Мерседес". Сзади его ударила "Тойота". И еще одна машина врезалась в это скопление. Послышались крики, ругань. Я бросился к лежавшему на тротуаре Лобанову. Джип с затемненным стеклами, набирая скорость, помчался вдоль по улице. Я не успел даже разглядеть его номер, так быстро все произошло. Я пробрался к Лобанову. Он лежал, широко раскинув руки. Рядом расплылась темная лужа крови. Кто-то наклонился над Сашей и закричал: - Он еще жив! Врача, скорее врача! Я смотрел на тело, распростертое на асфальте. Саша - последний, кого я подставил, твердо решил я. Последний. Теперь уже ничто не связывало меня с Законом. Они сами оборвали последнюю нить, пробуждая меня к мщению. Теперь я не верил в Закон. Теперь я верил только в себя. Только в жажду мщения. Добро должно быть с кулаками. Не знаю, кто и когда впервые произнес эту фразу. Но теперь я точно знал, что мне делать. Никуда я больше не стану обращаться. Люди, которые мне помогали, погибали так внезапно и так страшно, что я до конца своих дней буду чувствовать себя виноватым. А ведь я верил в Закон, когда рассказывал об услышанном Семену Алексеевичу. Я верил в Закон, когда просил Виталика помочь мне. Верил в Закон, когда ехал на встречу с Лобановым. С этой минуты я в него не верил. С этой минуты я доверял только своему пистолету. Довольно быстро приехала "Скорая помощь". Затем милиция. Я проводил взглядом Сашу, которого уложили на носилки и понесли к машине. Потом повернулся и покинул место происшествия. Кажется, фамилия подполковника, который также не хотел мириться с существующим положением дел, была Демидов. Так мне сказал Облонков. Остается найти подполковника Демидова и узнать, что случилось с руководством фирмы "Галактион". Если у меня появится союзник, я сумею сделать то, что задумал. ЭПИЗОД ДВАДЦАТЬ ПЯТЫЙ В больнице, куда они доставили Чупикова и раненого бандита, все было вполне обыденно. Там привыкли к пулевым ранениям, часто встречающимся у раненых бандитов после разборок. У Чупикова оказалось сквозное ранение, то есть пуля прошла навылет: и адвокату разрешили покинуть больницу с условием, что он явится туда еще раз, вечером. У бандита, в которого стрелял Демидов, все оказалось гораздо сложнее: пуля раздробила кость, и хирург настаивал на срочной операции. Демидов вызвал двоих сотрудников уголовного розыска и приказал неотлучно находиться при раненом. Забрав Чупикова и Резо, подполковник поехал на квартиру одного из своих офицеров. Тот жил на проспекте Мира, в двухкомнатной квартире, которую молодые офицеры управления иногда использовали для романтических свиданий, скрываясь от ревнивых жен. На эту квартиру и привез подполковник Чупикова и Резо, приказав обоим никуда не отлучаться. Сам же уехал в управление - следовало выяснить, какая связь была у Бурого и его напарника с группой сотрудников ФСБ, в которую входили Рожко и Брылин. Демидов сидел у себя в кабинете, когда в дверь постучали. Подполковник удивился - все, его подчиненные обычно заходили без стука. - Войдите! - крикнул подполковник. В кабинет вошел спортивного вида мужчина. Широкоплечий, с пронзительным взглядом, с волевым лицом. - Вы ко мне? - спросил Демидов. - Вы ведь подполковник Демидов? - Полагаю, вы сами знаете, к кому пришли. - Я из службы охраны. Подполковник Литвинов. Вот мои документы. - Незнакомец достал из кармана служебное удостоверение и протянул подполковнику. Внимательно изучив удостоверение, Демидов усмехнулся. В милиции не любили людей из службы охраны. Впрочем, здесь не любили и офицеров других спецслужб. Сотрудники милиции всегда выполняли самую грязную и неблагодарную работу, тогда как офицеры других ведомств считались своего рода аристократами. - Садитесь, - сказал Демидов. - Я вас слушаю. Литвинов сел. Осмотрелся. И неожиданно спросил: - У вас можно говорить? - Полагаю, что да. - Только полагаете или знаете наверняка? - улыбнулся гость. Демидов повернулся и включил радио на полную громкость. Потом, снова повернувшись к гостю, сказал: - Теперь точно можно. Так о чем вы хотели поговорить? - Вы занимаетесь расследованием убийств среди руководства фирмы "Галактион"? - спросил Литвинов. Подполковник насторожился. Значит, вот оно как?.. Не сумели найти Резо, не смогли убрать его, Демидова, и решили действовать таким образом. - Ничем не могу помочь, - сухо проговорил Демидов. - Этим делом занимаются в ФСБ. Обратитесь к ним. Он протянул руку и выключил радио. Литвинов покачал головой. - Включите радио, - попросил он. Демидов с удивлением посмотрел на гостя, однако выполнил его просьбу. - Но я ничего не могу вам сообщить, - сказал он. - Не торопитесь, - улыбнулся Литвинов. - Я ищу вас со вчерашнего дня. Мне сообщили, что вы пытались помочь президенту компании "Галактион". - У вас неверная информация. Я никому не пытался помочь. Наоборот, мы его арестовали и выдали в ФСБ. Кажется, он оттуда сбежал. Больше я ничего не знаю. - Мне нужно с ним встретиться, - заявил Литвинов. - Поверьте, это очень важно. "Провокатор", - подумал Демидов. - Сожалею, но я ничего не могу вам сообщить, - сказал подполковник. - Какие, к черту, сожаления! - разозлился Литвинов. - Если я сейчас уйду, они передавят нас поодиночке. Хотите я скажу, кому именно передали Резо Гочиашвили? Его передали сотрудникам группы Слепнева, верно? "Точно провокатор", - мы