олько в прошлом происходило это не с ним, а с отцом, когда его пьяного и разбушевавшегося, забирали из дома. А он, Костя, бегавший на почту, чтобы вызвать милицию, прятался за угляркой и, замерев, смотрел, как орущего родителя тащат за ноги через грязный осенний двор и причитающая мать семенит рядом, пытаясь поправить задравшуюся рубаху...начала его посадили вместе с телохранителями, в одну клетку, но через несколько минут спохватились, развели по разным камерам, и Крюков оказался с пьяным шахтером, который орал и тряс решетку. Но в тот момент было все равно, что происходит с ним и вокруг него, поскольку он никак не мог избавиться от судорожного ощущения в гортани и сморгнуть эту давнюю, детскую картину, как забирают отца.огда он отсидел пятнадцать суток, пришел тихий, смирный и спросил у матери: - Что же ты меня сдала? - Я не сдавала, - трясясь от страха, забормотала мать. - Должно, соседи услышали и позвонили или кто мимо проходил... - Ну и ладно, - как-то быстро согласился он. - Собери тормозок, на смену пойду.ерез шесть часов с шахты приехали и сообщили, что в лаве случился обвал и всю ремонтную бригаду, где работал отец, присыпало. То ли от жалости к матери, из желания поддержать ее, то ли черт за язык дернул, но Костя вздохнул облегченно и сказал: - Вот мам, мы и отмучились с ним.на же, сроду пальцем не тронувшая единственного сына, вдруг с бабьей неуклюжестью треснула его по затылку, босая и раздетая выскочила на улицу и долго сидела на снегу, под стеной, пока Костя не привел ее домой. - Наши муки только начинаются, - сказала мать. - Вдовство да безотцовщина - краска черная...римерно через час Крюкова вывели из камеры и посадили возле дежурки, самодовольное настроение стражей порядка резко изменилось; они суетились, перешептывались, и по отрывочным фразам и гнусавым словам становилось понятно, что изъятые при задержании деньги милиционеры успели поделить и растащить, а водку выпить, и теперь в спешном порядке все это собирали и возвращали в черный мешок.ожно было схватить их за руку, вызвать сюда начальство, прокурора, потребовать немедленного возбуждения уголовного дела и ареста; Крюков же сидел в прежнем отупении, глядя в пол. Мысленно он произносил слова, проговаривал целые фразы, но не мог повторить их даже шепотом - любой звук, даже гласный, утыкался в горле, как рыбья кость.аконец, прибежал немолодой толстый майор, представился заместителем начальника отдела, взял со стола мешок с вещами и тоже суетливо пригласил пройти в кабинет, мол, там будет удобнее. А у самого вид был - дай волю, напополам бы разорвал. Крюков равнодушно прошествовал за ним, сел в мягкое кожаное кресло, а майор достал из мешка брючный ремень, шнурки от ботинок и документы. - Вот, пожалуйста, Константин Владимирович, ваши вещички. Посмотрите, все ли на месте, пересчитайте деньги... Было заметно, как у него тряслись руки, однако взгляд оставался малоподвижным, лицо серым и тяжелым - верный признак того, что этот властный человек не привык заискивать и сейчас переступает через свое ранимое самолюбие. - Начальник прибудет с минуты на минуту, - вспомнил он. - Чтобы принести официальные извинения. Вышло недоразумение... Наши работники никогда не видели таких документов, решили, подделка... И правда, сейчас в любом киоске можно купить... На Сибирской шахте пацана избили, сотрясение мозга, а тут в завокзальном подозрительная группа... У них в голове не укладывается, чтобы на ночной улице, в Анжерке, можете появиться вы... Нет, милиционеры о вас знают, слышали, но вы же где-то далеко, в Москве, и вот так вас встретить...рюков мог ему ответить достойно, и заготовленные слова уже переполняли голову, но не открывал рта, опасаясь, что начнет заикаться и будет выглядеть, как перепуганный мальчишка. Майор не знал, как расценить его молчание, еще больше терялся и оттого начинал злиться. - Да, работников мы накажем! Чтоб впредь не повадно было!.. Но извините, Константин Владимирович, вы сами спровоцировали конфликтную ситуацию. Вы кричали, оскорбляли сотрудников. А потом вид у вас, одежда... этот момент Крюков не хотел ни скандала, ни даже извинений, спрятал документы в карман, забрал ремень и шнурки. Майор чего-то испугался и сделал несмелую попытку перекрыть вход. - Константин Владимирович! Прошу вас... подождать начальника. Раз такое недоразумение, первое лицо должно... принести извинения... Он оттолкнул майора плечом, открыл дверь - тот плелся сзади, пыхтел и что-то бормотал. Телохранители возле дежурки распихивали по карманам, вещи, отнятые при обыске. - Ну хоть машину возьмите! - в злом отчаянии попросил майор, желая чем-нибудь угодить. - У подъезда стоит!..а улице вроде бы потеплело, повалил мокрый снег, залепляющий лицо, и от мерзкой, гнетущей погоды Крюкову стало совсем тоскливо. Ему хотелось побыть одному, отвлечься, расслабиться и выбить наконец этот кляп из глотки, но телохранители торчали с обеих сторон, как статуи, и оставлять его не собирались. При них же всякая попытка сладить со своим еще детским пороком и вновь обрести дар речи выглядела бы смешно. Поэтому он сунул руки в карманы и побрел анжерскими переулками, шлепая расшнурованными ботинками. Вероятно, молчание шефа настораживало и вводило в заблуждение спутников: Ефремов несколько раз пытался заговорить и, ничего не услышав в ответ, замолчал сам, а боксер Кочиневский, потрясенный необычным, хулиганским поведением Крюкова, вроде бы тоже начал заикаться, поскольку лишь тряс головой и выражался междометиями. К дому они подходили далеко заполночь, однако в окнах горел свет: мать не спала, и это было плохо. - Да где же вас носит-то, господи? - запричитала она. - Я от окна к окну... У нас в Анжерке хоть и тихо стало, да ведь кто знает? Когда ты, сынок, по москвам живешь, мне спокойней, а приехал - болит душа.н делал вид, что молчит виновато, Ефремов же приобнял мать, утешил: - Не волнуйтесь, Валентина Степановна! Мы вашего сына в обиду не дадим! Работа у нас такая. она неожиданно зажала ладошкой рот и глаза стали знакомо испуганные. - Батюшки... Да ты же выпимший, Костя. - Да нет, мы не пили, - по-мальчишески стал оправдываться Кочиневский. - Это от прогулки, от свежего воздуха родины. Даже у меня голова закружилась! - Ты его не покрывай, что же, я не вижу? Конечно, пьяный! Думаю, чего это он молчит? Батя его, покойничек, такой же был. Придет выпимший и поначалу лыка не вяжет, все молчит, молчит...то сравнение еще больше сдавливало гортань и вызывало болезненное, тянущее чувство, будто чья-то корявая рука, проникнув внутрь, пыталась вырвать солнечное сплетение. Мать действительно обладала поразительным чутьем мгновенно, сразу же, на пороге, определять, в каком состоянии пришел с работы отец. Крюков помнил об этом и, хотя до сих пор чувствовал себя трезвым, сыграл выпившего, нарочито качнулся, хватаясь за стенку, затем плюхнулся на стул. - Ложись спать, Костенька, - голос матери стал весело-заискивающим, что тоже было знакомо. - Вон как развезло, пьяней вина. И как дошел своими ногами? Иль ребята привели?.. Дай-ка, я тебя разую!рюков забыл, что шнурков в обуви нет, и когда спохватился, было поздно: она уже стащила один ботинок и могла догадаться, где побывал сын, ибо не один раз забирала и приводила из милиции нахулиганившего отца. - Господи, да как же ты ходишь? - не догадалась и лишь горько охнула. - Чуть токо обутку не потерял... Второй ботинок он скинул сам и раздевать себя не позволил, хотя телохранители порывались сделать это; изображая пьяного, содрал одежду и повалился на расстеленную постель. Мать укрыла его одеялом, выключила свет и Крюков наконец-то остался сам с собой... 6 После встречи с Кремниным он вернулся домой около полуночи, вышел из машины возле ворот, чтобы поскорее отпустить Лешу, и внезапно попал в объятия собак. Лайки прыгали на него спереди и сзади, цепляясь лапами за одежду, лизали лицо и затылок, кепка слетела и куда-то укатилась, от лая зазвенело в ушах, и от этой беспредельной собачьей радости, абсолютно бескорыстной любви, возложенный на него груз вдруг стал легче. Зубатый засмеялся, схватил псов в охапку и потащил во двор. - Милые мои! Откуда же вы? Сбежали? Домой пришли?...о охотхозяйства только по трассе было девяносто километров, а там еще по свертку добрых тридцать. Под светом фонарей, уже во дворе, он вдруг увидел кровь на руках и на одежде и сразу же понял, что это кровоточат стертые об асфальт лапы. - Что же вы так? - спросил растерянно. - Ну, простите меня, хотел по справедливости. Думал, какой я вам хозяин?...убатый открыл дверь и пропустил их вперед. - Катя, собаки вернулись! Это же надо!.. Но спохватился: в передней было темно, жена почему-то выключила даже ночник, возможно, уснула... - Тихо, не шуметь! - предупредил он и повел лаек к себе в кабинет.ыметав первую радость, собаки повалились на ковер и принялись зализывать лапы. Зубатый спустился на кухню, нашел в холодильнике мороженые пельмени и потом смеялся и смотрел, как лайки их глотают. - Да вы хоть жуйте, гады!еожиданное появление собак он расценил, как добрый знак, казалось, сейчас начнется возврат утраченного и потому схватил телефон и набрал номер Маши. Втайне все-таки думал услышать ее голос, однако ответил Арвий. Этот меланхолик тоже не очень владел английским, поэтому разговаривали, как два глухих. Зубатый понял лишь несколько слов, и часто повторяемое - hospital - потом еще долго стучало в голове вместе с биением крови, хотя было неясно, то ли Маша уже находится в больнице, то ли зять лишь собирается ее положить. Чуда не случилось...н запер собак в кабинете, пробежал коридором и осторожно приоткрыл дверь спальни. Света с улицы, падающего сквозь узкие старинные окна, вполне хватало, чтобы разглядеть пустую супружескую кровать. И все равно он вошел, включил торшер и осмотрелся: если Катя заходила в комнату хотя бы на минуту, то уже начинался творческий беспорядок. Судя по всему, она вообще здесь сегодня не появлялась, и все было заправлено и убрано так, как обычно по утрам делала домработница. Он пожал плечами и спустился вниз, в комнату Маши, где жена изредка оставалась допоздна, осваивая компьютер, и бывало, что засыпала на коротком диванчике. Однако и тут оказался идеальный порядок.бходить весь дом не имело смысла: несмотря на свой мятущийся характер, Катя трудно привыкала к вещам, к дому и спать могла лишь в строго определенных, обжитых ею, местах. Зубатый открыл шкаф в передней и сразу же обнаружил отсутствие осеннего кожаного пальто и сумочки. Однако собранный в Финляндию чемодан стоял тут же, под одеждой.собой тревоги он не испытывал, поскольку жена частенько уходила на ночные прогулки, особенно когда занималась постановкой спектакля - на ходу и в тишине заснувшего города ей хорошо думалось. Правда, после гибели Саши она вообще перестала выходить куда-либо, не хотела никого видеть и по ночам сидела дома.ожет, начала оживать?..убатый вернулся в кабинет - собаки безмятежно спали, растянувшись на ковре, хоть на уши наступай. Их равномерное, очень похожее на человеческое сопение и похрапывание действовало расслабляюще, и он тоже решил прилечь на диван, но, убирая пальто, вдруг увидел в кармане скрученную в трубку пластиковую папку, переданную Кремниным.ризрачное успокоение разом слетело, бумаги источали тревогу и будто возвращали его в то состояние, в котором он находился последние полтора месяца. К историям болезни прилагалась подробная справка с указанием полных данных на исчезнувших из больницы четырех дебилов, номера их могил и адреса родственников, а также перечень тех, кто и у кого работал в рабстве. На отдельном листке была информация о юродивом старце, только без указания имени, но с номером фальшивой могилы и адресом фельдшера "скорой", которая отвозила долгожителя в Кащенко.н еще не закончил изучение документов в папке, как мертвецки спящие собаки вдруг разом вскочили, бросились к двери и залаяли, будто по зверю. Несмотря на охотничьи качества, а возможно, благодаря им, они вообще не реагировали на человека и никогда не показывали своих способностей к охране. - Ну, кто там? Зверь? - он открыл дверь, и лайки устремились сначала по коридору, затем по лестнице и уже залаяли у входной двери.убатый спустился в переднюю и сначала увидел серые, картонные чемоданы на полу и только потом, за распахнутыми створками шкафа, жену и эту девицу Лизу - снимали верхнюю одежду. Собаки лаяли на нее, причем остервенело и чуть приседая, поджимая хвосты, будто на волчицу. - Убери собак! - возмутилась Катя. - Зачем ты опять их привез? И в дом запустил? - Ничего, я собак не боюсь, - низко пропела Лиза. - Какие симпатичные...убатый взял лаек за ошейники, а женщины подхватили чемоданы и направились через зал вглубь дома. - Маша в госпитале! - запоздало сообщил он вслед. - Я знаю, - на ходу и как-то равнодушно обронила Катя. - Тебе Межаев звонил, что-то важное сказать хотел...то неожиданное безразличие к дочери, напоминание о перебежчике да еще появление Лизы с чемоданами и среди ночи, вывели его из равновесия. Он терпел многих знакомых жены, даже если чувствовал неприязнь, и на многие ее выходки, продиктованные движением творческой души, смотрел сквозь пальцы. Но сейчас его заело: несколько часов назад говорили об этой "бесприданнице" и чуть не рассорились, а Катя назло привозит ее в дом вместе с вещами! И это когда дочь попадает в больницу! Он закрыл собак в кабинете и вернулся вниз. Из распахнутых дверей гостевых апартаментов падал свет и доносился негромкий голос жены - кажется, проводила экскурсию. - Объясни пожалуйста, что все это значит? - спросил Зубатый. - Только то, что Лиза теперь будет жить у нас, - легко и даже весело проговорила она. - Нетрудно догадаться. А не скажешь, с какой стати?атя удивленно развела руками. - Лиза жила в общежитии завода, а там ужасные условия! Ты хочешь, чтобы она там рожала? Я этого не допущу! К тому же, там нет возможности работать над ролью. Она получила главную роль в "Бесприданнице"! Будет играть Ларису. - Это я слышал. И что же, ты перетащишь в дом всю студию?иза вдруг сделала брови домиком и моляще уставилась на Зубатого. - Толя, ну не нуди! - вместо нее попросила Катя. - Что ты в самом деле? Терпеть не могу, когда становишься нудным. Да, у нас в драме не хватает репетиционных и учебных площадок. Потому что твой друг-директор все сдал в аренду бизнесменам! А наш зал в сто десять квадратных метров позволяет играть целые спектакли. - Нам нужно выселяться отсюда, а ты приводишь чужих людей, с чемоданами... - Для тебя все чужие! И мы чужие... Ты не умеешь делать добро, за это и наказание нам! Ты ненавидишь людей!.. Я стану искупать твой грех! Все возьму на себя и каждый мой поступок будет посвящен добру. И тогда я спасу... спасу от гибели дочь...убатый попытался вспомнить, из какой пьесы этот монолог - не вспомнил. - Если ты выгонишь из дома Лизу - я уйду вместе с ней! - предупредила она своими словами. - Зачем же? Уйдешь только ты. А вот бесприданница может здесь остаться.евица вдруг насторожилась и прикусила губку, а Катя оставила всякую игру и стала подозрительно серьезной. - Интересно! Почему?н едва сдерживался, чтобы не взять девицу за космы и не вытащить на улицу. - Потому что ей негде жить. Она бездомная, несчастная и одинокая, вынуждена подрабатывать ночами. А у нас есть квартира на Химкомбинате. Лиза ждала чего-то подобного, поэтому отреагировала почти мгновенно, схватившись за ручки чемоданов. - Екатерина Викторовна! Я немедленно уйду отсюда! Я не могу здесь оставаться! Вы меня обманули! - Нет, ты останешься! - жена отняла чемоданы, что сделать было очень легко. - Если мы уйдем, то вместе. И это не каприз! И только сейчас Зубатый вспомнил о спящей Маше и ощутил, как сплетенные между собой гнев и червь самолюбия начинают остывать и цепенеть: может, и надо делать добро по-христиански, даже своим врагам?... - Хорошо, пусть будет так, - натянуто, чужим голосом проговорил он. - Живите, играйте, рожайте детей. - Теперь объясни! - взвинтилась Катя. - Почему ты относишься к Лизе, как к личному врагу? - Да, почему? - осмелела, а вернее, обнаглела бесприданница. - Если я подрабатывала в штабе у Крюкова, это еще ничего не значит. - А вам лучше помолчать! - обрезал Зубатый. - Проглотите язык! Чтобы я не слышал вас. Никогда! То ли вид у него был свирепый, то ли своим актерским чутьем она услышала в голосе угрозу, но сразу все поняла, отшатнулась и в глазах мелькнул неподдельный испуг. Видимо, и Катя сообразила, что хватила через край, взмолилась жалостно: - Как ты не понимаешь, мне одиноко! Я все время в этих стенах, со своей памятью... Неужели не видишь, я тихо схожу с ума! А Саша!.. Он хотел, чтоб Лиза жила у нас. Когда узнал о беременности. Он не раз мне говорил... Но боялся подойти к тебе и сказать.убатый молча ушел в кабинет, заперся на ключ, сел на диван и обнял поскуливающих, настороженных собак... * * * Утром он тихо оделся и, когда повел лаек в вольер, увидел во дворе почти новую "Ауди": эта девица оказалась не такой уж и бесприданницей. Машина по-хозяйски была припаркована к подъезду, однако поставлена на сигнализацию - а так хотелось пнуть ее лакированный бок! Зубатый запер собак, после чего вернулся, взял папку с историями болезни и на лестнице чуть не столкнулся с Лизой - явно шла в кабинет. - Доброе утро, - томно пропела она, прижавшись к перилам. - Вы почему так относитесь ко мне, Анатолий Алексеевич?убатый обошел ее и устремился вниз. - Я слишком поздно родился, чтобы жить с вами, люди, - будто петля просвистела над головой.н остановился и обернулся. - Что вам нужно? - Почему вы так не любите меня? И даже своих близких? Вообще-то он считал себя человеком хладнокровным, умел управлять собой при любых обстоятельствах, но тут вскипел мгновенно, вернулся на две ступени вверх, готовый сбросить ее с лестницы и удержался в последний момент, зажал и увел себя на улицу. По правилам безопасности машина должна была стоять боком к подъезду, чтобы перекрыть выход из дома, но сделать это мешала "Ауди", поэтому Леша поставил джип задом и своей широкой фигурой заслонил пространство между машинами. - Знакомая тачка, - заметил он, когда выехали со двора. - К Савчуку, - выдавил Зубатый, не желая ничего обсуждать. Прокурор области оказался на месте и, видимо, готовился к утреннему совещанию. Такого типа людей Зубатый ценил и внутренне завидовал их бойцовской способности держать удар, оставаться на ногах и, даже если уложили на ковер, мгновенно вскакивать и бросаться в драку. Можно сказать, бывший военный летчик проживал вторую жизнь, поскольку из первой был просто катапультирован в звании подполковника, не дослужив полтора года до пенсии. Но на то он и был истребитель, чтобы мгновенно оценивать ситуацию и принимать решение: почувствовав, что страна на пороге разоружения. Он вместо военной академии поступил в гражданский вуз и прежде, чем оказался на улице с тремя детьми-школьниками, успел получить диплом юриста. Подсаживать таких людей - святое дело.еперь сидел в кресле, похожем на пилотское, в генеральской форме, большой, красивый и не по-прокурорски добродушный. Однако заметив мрачное состояние Зубатого, сам насупился, вздохнул озабоченно. - Пока ничего конкретного сказать не могу, проверяем, держу на контроле. - Кстати, твои следователи опечатали комнату сына, - вспомнил Зубатый. - Но так никто больше не приходил. - Такого быть не может! - Савчук схватил телефонную трубку. - Я давал задание!... - Не может, но есть. Только пришел я по другому поводу... - Погодите, - бесцеремонно оборвал бывший истребитель. - Сейчас выясним...орядки в прокуратуре были военные, через полминуты на пороге стоял следователь - располневшая, какая-то домашне-уютная женщина. И по тому, как Савчук делал разнос, а она оправдывалась, Зубатый понял, что никакой проверки обстоятельств смерти сына и никакого прокурорского контроля давно нет. Все уже забыто или почти забыто, поскольку у каждого следователя в производстве сразу несколько дел, более срочных и важных, чем простая проверка обстоятельств суицида.н не почувствовал обиды или разочарования, внутренне давно согласившись, что даже самые скрупулезные исследования причин гибели Саши ничего нового не дадут и не откроют. После встречи с кликушей на Серебряной улице Зубатый исподволь и непроизвольно начинал верить, что все это действительно наказание. И теперь надо беречься, чтоб не отсекли вторую руку...еспомощный и невнятный лепет следователя неожиданно закончился вполне ясным выводом, зацепившим внимание Зубатого. - Остается темное пятно с Кукшинской. Пришел ответ на один запрос, из Тулы. Ижевск, Кинешма и Москва молчат. - Пошлите повторные запросы, от моего имени. Я подпишу. - Хорошо, сделаю... - Что на Кукшинскую по Туле? - недовольно спросил Савчук.ледователь покосилась на Зубатого. - Да практически ничего. Ее второй муж, Засекин, отбывает наказание за ограбление, пять лет строгого режима. Кукшинская умудрилась продать его квартиру, но законность сделки никто не оспаривал. - Она что, была замужем? - не вытерпел Зубатый. - Дочку от первого брака сдала в дом ребенка, - охотно объяснила следователь. - От второго брака детей нет. Хотя кто знает... - Ладно, - ворчливо сказал Савчук. - Сегодня же посмотрите комнату Александра. Письма, дневники, фотографии... Разумеется, с вашего позволения, Анатолий Алексеевич.убатый ожидал нечто подобное от этой девицы, но сейчас вдруг понял, что впускать в дом никого нельзя: там находилось слишком много сора, который не выносят из избы, и надо самому разгребать эти конюшни. - Позволения не будет, - заявил он. - Екатерина Викторовна немного успокоилась, а тут опять начнется... Раньше надо было думать! - И то верно, - согласился Савчук. - Сам вскрою комнату и посмотрю, - пообещал Зубатый. - Только я не с этим пришел.рокурор взглядом выпроводил следователя. - Рад помочь, выкладывайте, Анатолий Алексеевич. Он начал рассказывать о вчерашней встрече с Кремниным, но едва упомянул о мнимых могилах на кладбище психбольницы и пропавших дебилах, как заметил, что Савчук теряет интерес и слушает вполуха. - Два года подряд проверяли анонимки, - чуть ли не зевнул он. - Ничего серьезного, врачи друг друга подсиживают, истории болезни прячут... - И что? Вскрывали могилы? - Для эксгумации нужны веские основания. Например, уголовное дело.убатый неожиданно понял, что ему просто опять отказывают, к чему он не привык и что происходит это давно - с тех пор, как снял с себя полномочия: в глаза говорят одно, обещают все решить, помочь, но абсолютно ничего не делают. Тон и поведение прокурора, которого он за уши вытащил на это место (специально ездил в Генеральную прокуратуру), Зубатого не возмущали, он не ждал какой-то благодарности и особого отношения; его обескуражило спокойствие и полное отсутствие желания разобраться в этом деле. И к совести взывать бессмысленно... еще полтора месяца назад Савчук бы сам подпрыгивал и свою армию законников на морозе строил... - Запрос члена Совета Федерации - основание для полной проверки? - почти добродушно напомнил о своем положении Зубатый. - Или, например, распоряжение Генерального прокурора?авчук мгновенно оценил обстановку и попытался откатиться назад. - Анатолий Алексеевич! Ну зачем же так? Сами все решим, проверим, - и точно, как пройдоха Шишкин, положил перед Зубатым бумагу и ручку. - Напишите короткое письмо с просьбой разобраться. А дату не ставьте... - Сам разберешься, по собственной инициативе, - он встал и бросил папку с историями болезни на стол прокурора. - Это тебе для затравки.идно было, Савчук еще терпит его, но балансирует на грани. - Одного не понимаю, зачем это вам? - хохотнул он невесело. - Ладно бы, в избирательную кампанию... Нет, мы все проверим, но в чем ваш интерес?убатый намеревался рассказать ему о юродивом старце и вообще рассчитывал на душевный разговор, как бывало не раз на охоте, у костра, однако бывший истребитель оказался недостойным посвящения в такие личные тайны. - Дураков жалко, - серьезно проговорил Зубатый и ушел, не подав руки.оведение прокурора он расценил однозначно и сразу же вычеркнул его из круга близких, которым доверял. Он предполагал, что подобное обязательно случиться, как только лишится власти, и заранее мысленно отсортировал тех, кто его предаст, однако Савчук не входил в это число, и потому Зубатый испытывал глухое разочарование. Он пытался успокоить себя, внушить, что все нормально, идет проверка на вшивость, и чем скорее отсеются случайные люди, тем будет надежнее этот круг. Так ведь уже было, когда в девяностом году его неожиданно и беспричинно сняли с должности председателя исполкома закрытого города-спутника, известного под названием Химкомбинат, и на несколько месяцев он оказался безработным. В то время рядом осталась Снегурка, Марусь и еще два-три человека, несмотря ни на что сохранивших дружеские отношения.а последнее время он привык, что секретарша встречает его подчеркнуто внимательно и ласково, скрывая под этим свое искреннее сострадание, однако сейчас Зубатому показалось, будто она чем-то смущена и встревожена. - У вас что-то случилось? - спокойно спросил он. - Спасибо, все хорошо, - торопливо заверила она, распахивая перед ним дверь кабинета и будто прячась за нее, - Хамзат Рамазанович звонил, будет через сорок минут. - Сразу ко мне...н едва успел раздеться в комнате отдыха, как на пороге появился Марусь, а за его тучной фигурой еще две такие же - заместителей Шумова и Костылева. С тех пор, как Зубатый сложил полномочия, они приходили поодиночке, в разное время, чтобы меньше попадаться на глаза. И не потому, что опасались за свое будущее - не хотели подставлять его, поскольку и так бродили слухи, будто Зубатый узурпировал власть. Сравнительно молодой Шумов при своих ста семидесяти килограммах имел рост метр девяносто и еще как-то боролся за фигуру - ездил на охоту, пытался бегать и ходить на лыжах; Марусь с Костылевым при таком же весе, ростом были метр с кепкой и на внешний вид давно махнули рукой.аместители поздоровались, как-то несмело потоптались у двери, после чего расселись за приставным столом. В избирательную кампанию Крюков, а точнее, его журналисты и московская пиар-команда отыграли их комплекцию по полной программе.начала выпустили листовку с изображением силуэтов трех толстяков, без всякого текста, намекая избирателям-бюджетникам, дескать, вот кто на самом деле правит областью и жирует за их счет. Затем эту картинку сделали заставкой ко всем критическим материалам и наконец, ТЮЗ в спешном порядке поставил детский спектакль "Три толстяка" и несколько погожих вечеров бесплатно играл его на площади, собирая тысячные толпы.х открытое появление да еще втроем, сразу насторожило: в последний раз они являлись в таком составе, чтобы сообщить о гибели Саши... - Анатолий Алексеевич, ну я уже стал, как черный вестник, ей-богу, - проговорил Марусь. И будто под коленки ударил. Зубатый мгновенно подумал о Маше - не может быть, вчера разговаривал! Жена утром была дома, жива и здорова... Отец! Вернулся и не позвонил отцу!... - Ну что, не тяни! - Вчера из министерства пришло сообщение по электронной почте, - тоскливо затянул Костылев, отвечающий за промышленность. - Генеральным директором Химкомбината назначили варяга. Какой-то Манукян, из томского почтового ящика. - Не какой-то, а физик-ядерщик, доктор наук, - облегченно поправил Зубатый. - Ну и что?н трижды ездил в Москву по поводу трудоустройства, два раза на собеседование в министерство и на согласование к премьеру - вопрос с назначением был практически решен... - Они что там, с ума сошли? - подал голос Шумов. - Что творится, Анатолий Алексеевич? - Не переживайте, мужики, - отмахнулся Зубатый. - Работы на наш век хватит... еще раз прислушался к себе - ни обиды, ни разочарования, напротив, как-то легко стало, свободно. Не сказать, что его насильно тянули на Химкомбинат, но и особого желания не было: предложили должность - он не отказался, поскольку имел соответствующее образование, работал главой администрации закрытого города, в общих чертах производство знал, а в тонкостях должны разобраться ученые. Другое дело заместители обнадежились, рассчитывая уйти на комбинат вместе с Зубатым, а теперь все повисло в воздухе. А ему после тяжких последних месяцев состояние невесомости было даже приятно... - Ну, у тебя и нервы, Анатолий Алексеевич, - заметил Марусь. - Я сегодня ночь не спал... - У меня вчера лайки вернулись, - почему-то вспомнил Зубатый. - Посидел с ними в обнимку, погладил и успокоился. Говорят, собаки снимают с человека отрицательную энергию.аместители переглянулись - не того ждали, не подготовились и пауза затянулась. - Да, кстати! - дубовый стул под Марусем выгнул ножки. - Утром Крюков прилетел. Был в администрации. Секретарша говорит, сумасшедший какой-то, глаза вытаращенные, рот не закрывается... - Крюков привез тяжело больную мать, - перебил его Зубатый. - Ничего здесь смешного нет. - Я не смеюсь, - обиделся тот. - Подумал, какой смысл переносить инаугурацию? Он просил неделю, а вернулся через два дня - вполне укладываемся. Столько приглашенных из Москвы, из соседних областей. Надо перед всеми извиниться... - Значит, не переноси, ты же хозяин. - Тогда инаугурация послезавтра, - трагично произнес Марусь и встал. - День простоять да ночь продержаться .. Да, и еще, тут Крюков бумагу оставил... Дело щепетильное .. - Ну, говори! - Требует освободить дом губернатора. Сегодня... Все-таки его вынуждали выносить сор из избы... - Считайте, я уже съехал, - отрезал Зубатый. - Остались квартиранты...арусь все понял и горячо заверил: - Мы этот вопрос утрясем, Анатолий Алексеевич. Они встали из-за стола, но сразу не ушли - пожалуй, минуту топтались молча, выказывая желание что-то еще спросить или сказать, однако почему-то никто не решился заговорить, хотя взгляды их слов не требовали. В глазах стоял один, давно знакомый вопрос - что же с нами будет?.. 7 Ему приснилось, будто спит в курсантской казарме, только почему-то один, все койки вокруг пусты, и тут его будят две красивые и совсем не знакомые девушки, вроде бы из текстильного института. Однако Крюкову откуда-то известно, что они не студентки, ищущие себе мужей-военных, а на самом деле одна из них - переодетая и перевоплощенная бывшая жена, а вторая - студентка Лиза, которая подрабатывала в штабе во время избирательной кампании. И обе они - ведьмы, а явились под другими личинами, чтобы забраться к нему под одеяло и умертвить каким-то ядом, исходящим от их кожи. Зная такие намерения, Крюков стал отбиваться и, чтобы не прикасаться к обнаженным телам, хватал за распущенные космы, отрывал от себя, откидывал в стороны, и в пальцах оставались клочки липких волос, которые он с омерзением стряхивал. А ведьмы снова тянулись к нему руками, лезли под одеяло, и он опять драл их за космы, чувствуя, как слабеет и скоро не сможет сопротивляться. Но и они будто поняли, что просто так Крюкова не взять и пошли на хитрость, вроде бы заплакали, ушли куда-то и подослали мальчика лет шести с беленькими кудрявыми волосенками. И этот херувимчик будто бы его внебрачный сын, которого родила и бросила студентка Лиза, и теперь он плачет и просится к отцу под одеяло, чтобы согреться. Крюков изловчился, схватил его за волосы и отбросил, потому что из его тела тоже сочился яд, и, наверное, закричал, потому что увидел склонившуюся над ним мать. - Что ты, Костенька? Что с тобой, сыночек? - А что они ребенка подсылают! - возмущенно проговорил он, еще окончательно не проснувшись. - Какого ребенка? - Не знаю, ерунда какая-то, - Крюков слышал свою отчетливую, без малейшего заикания, речь. - Это мне приснилось, мам, все в порядке. - Напугал-то как! - тихо засмеялась мать. - Ой, спишь ты не спокойно, всю ночь руками махал, ворочался, мычал... Батюшка родимый. Он тоже, как выпьет, бывало, так и... - Сколько времени? - умышленно перебил он. - На улице еще темно... - Шестой час, сынок, рано, спи, - взяла его за руку. - А я посижу с тобой рядом, сон поберегу да хоть насмотрюсь на тебя. Не то ведь вскочишь и улетишь, как всегда. Поди, больше и не увижу... - Ты поедешь со мной! - Тише, тише, чужие люди в доме, разбудишь... - Они не чужие... Я без тебя не уеду, мам, это решено.на примолкла на минуту, потом вздохнула и погладила руку. - Думаю и так, и сяк... И надо бы с тобой доживать, чтобы не чужие люди схоронили. А вдруг мешать буду, под ногами путаться? - Кому мешать-то, мам? Мне, что ли? - Жене твоей... Я ведь сама всю жизнь хозяйкой в доме была, характер к старости неуживчивый сделался. Одной ногой в могиле, а что не по мне, так не стерплю... - Нет у меня жены, - сразу решился и сказал Крюков. - Я давно развелся и живу один. - Вот оно как, - протянула мать и выпустила его руку. - Хоть бы отписал, предупредил, я ведь ничего не знаю... А почто разошелся-то? - Понимаешь, мам, она просто оказалась дурой. Такая крикливая уличная торговка, невыносимо скандальный характер. - Когда брал, не видел? - Я ведь тогда служил еще, другие интересы, и вообще... Показалось, бойкая девчонка, да и в военном городке выбирать было не из кого... - Подождал бы, чего торопиться? - Ты знаешь, какая жизнь, в гарнизонах? Или от тоски свихнешься, или сопьешься. Холостому там нельзя, смерть. Я же не знал, что все так повернется... - А оно повернулось, и жена сразу дурой стала? - Мам, но я теперь живу в другом обществе! - Крюков сам нашел руку матери. - Нужно ходить на приемы, встречи, презентации, а с ней нельзя появляться в высшем свете. Один позор, больше ничего! - На карточке видала, вроде миловидная, симпатичная... - Симпатичная, пока рта не открывает... - Не знаю, дело, конечно, твое, - после паузы проговорила она. - Тебе и впрямь жена нужна умная, обходительная да к людям ласковая. Коль теперь губернатор... Да ведь я о своем пекусь, мне внука жалко, так на руках и не подержала... А ты с женой не пробовал поговорить? Если она одумалась, потише стала, поскромней? Мы ведь, женщины, не понимаем, с кем живем, потом локти кусаем... Может, и у нее ума прибавилось? - Наоборот, последний растеряла. Против меня пошла, позорила на всю область.ать опять надолго замолчала, но рука ее немного потеплела и стала мягче. - На примете-то есть кто? - Да есть, мама. От невест теперь отбоя нет, - Крюков вздохнул. - Только спешить не буду. - Но и тянуть нельзя. Не дело это, губернатор и разведенный, бездомный. Люди не станут верить. - Ну, дом у меня есть! Настоящий губернаторский - старинный, красивый. Четырнадцать комнат! Вот приедешь - увидишь. - Господи, зачем же столько? - ужаснулась и обрадовалась мать. - Как барыня будешь жить! - засмеялся Крюков. - Хватит этих бараков. - Ничего пока не скажу, - мать встала, поправила одеяло. - А ты поспи еще. Может, последний раз в отчем доме... Ох, беда, и так думаю, и эдак... Жалко бросать, столько лет прожили, молодость в этих стенах прошла, в этом городе. И отец твой здесь остается, на могилку бы надо сходить... Да ведь, с другой стороны, и тебя одного оставлять - худо. Советчица из меня никудышная да хоть рядом буду, и то польза... За разговором, за радостью от обретенного дара речи Крюков незаметно забыл дурной сон с ведьмами, закрыл глаза, вздохнул облегченно и уснул сном праведника. А разбудил его Кочиневский, чем-то встревоженный и озабоченный. - Тут соседка приходила, - доложил он. - С Валентиной Степановной поговорила и обе куда-то ушли. - Как ушли? - Крюков потряс головой, просыпаясь. - Когда? - Полтора часа назад. И до сих пор нет. - О чем говорили, слышал?очиневский пощупал подсохшую ссадину на губе. - Не знаю, верить или нет... Будто этот вчерашний парень... Фильчаков... Скончался в больнице. - Ты что? - Крюкова подбросило. - С ума сошел? - Может, сплетни. Это же не город - большая деревня... - Надо немедленно выяснить! - Ефремов пошел выяснять... - Куда пошел?! В больницу?! - Не знаю, может, и в больницу. Ну, или в милицию. Где еще можно получить точную информацию? - Идиоты! Этого нельзя делать! - не сдержался и закричал Крюков. - Любой интерес вызовет подозрения! Ты понимаешь это?! - Константин Владимирович, но мы уже были в милиции, - Кочиневский заговорил в сторону. - На нас и так подозрение. Ситуация гнилая... - Кто тебя просил бить этого наркушу? Я? - Нет, вы не просили... - Зачем же ты ударил?!н посмотрел куда-то мимо, пожал плечами. - У вас как-то получалось... Не солидно. Нет, я не отказываюсь, ударил я. Если что, все возьму на себя. Вы только не забывайте обо мне. Его спокойный тон как-то сразу вразумил, отмел панику. Кочиневский был профессиональным телохранителем и до сих пор работал в частном охранном предприятии - создать свой штат Крюков мог лишь после вступления в должность, однако этот парень сам пришел в избирательный штаб, предложил свои услуги и хорошо поработал во время кампании. Вопрос о его зачислении в личную охрану был решен. - Ты что же, думаешь, я тебя отдам? За какого-то ублюдка?очиневский на сей раз посмотрел прямо. - Спасибо, Константин Владимирович, но труп - это серьезно. Тем более, нас там видел мальчишка. - Какой мальчишка? - Да уголь воровал. Вы еще сказали, чтобы он ничего не боялся - Не помню... - Потом вы еще начали рассказывать о профессоре Штеймберге. - Ладно, все равно. Все было в пределах необходимой обороны, - отрывисто проговорил Крюков. - Фильчаков напал с ножом, требовал деньги. Угрожал зарезать. Был в состоянии наркотического опьянения. Понял, да? - Понял, но ведь ножа не было... - Менты найдут. У них после вчерашнего поджилки трясутся. А ты просто исполнял свой служебный долг. - Я этого не забуду, Константин Владимирович... - Да уж, пожалуйста, не забудь, - он быстро, по-армейски, стал одеваться. - Ефремову все растолкуй, чтобы не было разноголосицы. И еще. Позвони в администрацию области, закажи четыре билета на вечерний рейс и машину в аэропорт.елохранитель накинул пальто и вышел - мобильный телефон работал только в одной точке на огороде, среди неубранной капусты. Крюков откинул занавеску, встал к окну и в то же время увидел, как напротив дома остановились две машины - черная "Волга" и желтая милицейская, откуда выскочили двое в форме и следом за ними Ефремов.ловно под коленки ударили, первой мыслью было - сдал! Пошел и заявил, чтобы самому выкрутиться, и теперь приехал с милицией арестовать! Крюков инстинктивно отпрянул, встал за косяк, ощущая, как знакомый болезненный спазм сжимает горло, потом и вовсе задернул занавеску. Вдруг возникло детское желание спрятаться, как прятался от пьяного отца: втиснуться, например, под диван, забиться там в угол и замереть. Но диван был настолько низкий, что и голова бы не пролезла, поэтому он заметался по комнате, выскочил на кухню, заглянул в пристройку, где увидел свой пиджак со значком депутата Госдумы. В следующий миг он стряхнул с себя наваждение: депутатские полномочия прекращались после инаугурации и никто не имел права арестовать его! этот момент на