м в клоб завтра... Хозяин смотрел на него с улыбкой. - Ничего, можно ведь и без меня. Фома дорогу покажет. Там и заночуете, а утром вернетесь. - Едем? - повернулся Данила к Мите, и видно было, что ему страсть как не терпится на свою осуществленную мечту посмотреть. - Конечно, едем! Митридату и самому было любопытно на этакую невидаль взглянуть. Крестьянский клоб - это надо же! - С Самсошей не получится, - сказал Любавин. - Тропу снегом завалило, только верхами проехать можно, гуськом. Лошади у меня собственного завода, норовистые. Неровен час упадет мальчуган, расшибется. Вдвоем поезжайте. Мне с твоим сыном не так скучно хворать будет, да и Самсону скучать я не дам. Ты, кажется, хотел в микроскоп посмотреть? - Неужто? - задохнулся от счастья Митридат. - Тогда я останусь! Полчаса спустя он и хозяин стояли в библиотеке у окна и смотрели, как по аллее рысят прочь два всадника - один побольше, второй поменьше. Вот они уже и скрылись за последним из фонарей, а Мирон Антиохович все молчал, будто в каком оцепенении. Митридата же снедало нетерпение. В конце концов, не выдержав, он попросил: - Ну давайте же скорее изучать водяную каплю! Тогда Любавин медленно повернулся и посмотрел на мальчика сверху вниз - точь-в-точь так же, как в бане. В первый миг Митя подумал, что у Мирона Антиоховича снова схватило сердце, и испугался. Но взгляд был гораздо более долгим, чем давеча, и значение его не вызывало сомнений. Солнцеградский владетель смотрел на своего маленького гостя с нескрываемым отвращением и ужасом, будто видел перед собой какого нибудь склизкого ядовитого гада. И тут Митя перепугался еще больше. От неожиданности попятился, но Любавин сделал три быстрых шага и схватил его за плечо. Спросил глухо, с кривой усмешкой: - Так ты Данилин сын? - Да... - пролепетал Митя. - Тем хуже для Данилы, - пробормотал Мирон Антиохович как бы про себя. - Он думал, я не слыхал, как ты сбежал-то. Не хотел я про это говорить, чтоб не бередить... Надо думать, там, в бегах, это с тобой и случилось. Так? - Что "это"? - взвизгнул Митридат, потому что пальцы хозяина больно впивались в плечо. - Дяденька Мирон Антиохович, вам нехоро... Второй рукой Любавин зажал ему рот. Нагнулся и прошептал, часто моргая: - Тс-с-с! Молчи! Слушать тебя не ведено! Кто ты был раньше, не важно. Важно, кем ты стал. Он провел рукой по лбу, на котором выступили капли пота, и Митя, воспользовавшись вернувшейся свободой речи, быстро проговорил - дрожащим голосом, но все же стараясь не терять достоинства: - Сударь! Я не возьму в толк, к чему вы клоните? Если мое пребывание здесь вам неприятно, я немедля уеду, единственно лишь дождавшись возвращения Данилы Ларионовича. - И говорит не так, как дети говорят. - Мирон Антиохович рванул ворот рубашки. - Родного отца по имени-отчеству... Сомнений нет! Тяжек жребий, но не ропщу. Он на миг зажмурился, а когда вновь открыл глаза, в них горела столь неистовая решительность, что Митя, позабыв о достоинстве, заорал в голос: - Помогите! Кто-нибудь, помо... На висок ему обрушился крепкий кулак, и крик оборвался. x x x Очнувшись, Митридат не сообразил, где он, отчего перед глазами белым-бело и почему так холодно. Хотел повернуться из неудобной позы - не вышло, и только тогда понял, что его несут куда-то, перекинув через плечо. Услышал хруст снега под быстрыми шагами, прерывистое дыхание, и рассудок разъяснил смысл происходящего: свихнувшийся Любавин тащит свою маленькую жертву через парк. Куда? Зачем? Что за жизнь такая у маленьких человеков, именуемых детьми? Отчего всякий, кто старше и сильнее, может ударить тебя, обругать, перекинуть через плечо и уволочь, словно некий неодушевленный предмет? Дыхание Митиного обидчика делалось все чаще и громче, а шаги медленней. Наконец он остановился вовсе и бросил свою ношу на снег, тяжело сел на корточки, прижал пленника коленом. - Куда вы меня, дяденька? - тихо спросил Митя. Снизу, на фоне темно-серого неба, Любавин казался великаном с огромной, косматой башкой. - К пруду, - хрипло ответил Мирон Антиохович. - Там прорубь. Ты хитер, но и я не промах. Вон гляди. - Он коротко, одышливо рассмеялся и повернул Митину голову назад. Там, за деревьями, белели стены дома. - Видишь окно открытое? Это твоя спальня. Скажу, уложил тебя спать, а ты через окно сбежал. Данила подумает, что ты снова в уме тронулся. Жалко его, пускай у него надежда останется. Ни к чему ему правду знать. Подавляя неудержимое желание закричать от ужаса, Митя спросил еще тише: - Почему вы хотите меня убить? - Не хочу, а должен. Внезапно Любавин нагнулся и снова зажал своему пленнику рот. Секунду спустя Митя услышал приближающийся стук копыт. Кто-то скакал по аллее галопом в сторону дома. - Пора, - пробормотал сумасшедший. Вскинул мальчика на плечо, понес дальше. - Я ничего дурного не сделал! - крикнул Митя. - Не лги, сатана, не обманешь! - пропыхтел Мирон Антиохович, продираясь через кусты. Вот ветки расступились, и впереди открылась белая поляна с черным пятном посередине. Нет, не поляна - пруд, а черное пятно - прорубь! Митя забарахтался, закричал - не о помощи, ибо кто ж тут услышит, а от раздутия ЛЕГКИХ. Они, бедные, истово хватали воздух, словно понимали, что это напоследок, что скоро им суждено наполниться жгучей черной водой. - Остудись, остудись перед геенной огненной, - приговаривал на ходу Любавин. - Стой! - раздалось вдруг сзади. - Мирон, ты что?! - Д-Данила! Я здесь! - завопил Митя, выворачиваясь и брыкаясь. Любавин перешел на бег, но Фондорин тоже бежал, быстро приближаясь. Безумец споткнулся, упал, но Митю из рук не выпустил. - Врешь, - шептал он, подтаскивая мальчика к проруби. - Мирон Любавин свой долг знает! Видно, понял, что не успеет утопить. Схватил Митю обеими руками за шею, но сжать не сжал. Налетел Данила, отодрал Любавина от жертвы, швырнул в сторону. - Опомнись! У тебя мозговая горячка! Деменция! Я еще за ужином приметил... - Зачем ты вернулся? Зачем? - с болью воскликнул тот. Бросился было снова на Митю, но Фондорин был начеку - перехватил и больше уже не выпускал. - Ну, ну, успокойся, - заговорил он медленно, рассудительно, как бы убаюкивая. - Это я, твой старый товарищ. Это мой сын, Самсон. А тебе что померещилось? Много работаешь, себя не жалеешь, вот и надорвал рассудок. Это ничего, я тебя вылечу... - Зачем ты вернулся? - в отчаянии повторял Мирон Антиохович. - Ты все испортил! Зачем ты вернулся? - Вернее сказать, почему, - все так же умиротворяюще ответил Данила. - По двум причинам. Дорога через лес оказалась не столь уж узкой и заснеженной. Вполне можно было поехать в санках. А еще я все думал и не мог понять, с чего это вдруг ты решился малому мальчонке свой драгоценный микроскоп дать. Ведь даже родного сына не подпускаешь. Опять же блеск у тебя в глазах был особенный, знакомый мне по медицинским занятиям. Так глаза горят, когда человек вообразит, что он один в здравом уме, а все прочие безумцы и против него сговорились. У тебя припадок, временное ослепление разума... - Это у тебя ослепление! - бессвязно закричал Мирон. - Ты что, не видишь, кто с тобой? Отыскал сына и радуешься? А где он шатался, знаешь? Спрашивал? Так ведь он правды не скажет! Такого наврет, всякий поверит! Послушай меня! Его истребить надо! Он рванулся так сильно, что Данила его не удержал, К Мите не подпустил - закрыл собой. Тогда Любавин кинулся назад, к дому, истошно вопя: - Эй! Эй! Милиция! Кто на часах? Сюда! В ту же минуту в окнах загорелся свет, наружу выбежали несколько человек с фонарями. - Бежим! - Данила подхватил Митридата на руки. - Милицейские у Мирона дюжие, шутить не станут. Понесся огромными скачками по льду, потом через парк. Сзади слышались крики Любавина: - Вон там они, вон там! Догнать, схватить, кляпы в рот, обоим! Ах, как быстро бежал Фондорин - у Мити только ветер в ушах свистел. Откуда у старого человека столько силы? Перед оградой Данила остановился. Митю просунул между прутьев, сам ухватился за острия копий, подтянулся, спрыгнул вниз. Долго бежали через снежное поле. Хорошо наст был крепкий, держал. И еще выручила невесть откуда налетевшая метель - подпустила по белому белых завитушек, подхватила беглецов, прикрыла кружевной занавеской. На опушке леса Фондорин упал в сугроб, привалился к сосне. Перевел дух. Митю прижимал к себе, чтоб не замерз. - Ах, горе, ах, беда, - сокрушался Данила. - Один на всю Россию нашелся толковый эконом, крестьянам благодетель, и тот ума лишился. Ты, Дмитрий, на него зла не держи, это не он тебя убить хотел, а его болезнь. Я после непременно к Мирону наведаюсь и вылечу его. Он - живая душа, пускай даже и нездоровая. Ничего, лучше хворая душа, чем когда у человека вовсе нет ни души, ни совести. Это уже не излечишь. Жить без совести всего на свете хуже... Глава семнадцатая. КРОТКАЯ - ...А лучше всего то, что эта курица Инга прямо души в тебе не чает. "Сэр Николас то, сэр Николас се, девочку просто не узнать". Браво, Ника, браво. Жанна насмешливо похлопала Фандорина по щеке - он отшатнулся. Они стояли на лестнице вдвоем. Хозяйка ушла на кухню проверить, скоро ли будет готово горячее, попросила Николаса сопроводить "Жанночку" в салон. Вот он и сопровождал, на еле гнущихся ногах. - Хорошо, что я тебя тогда не размазала по шоссе, - проворковала истинная Никина работодательница, беря его под руку. - Я чувствовала, что время на тебя потрачено не напрасно, у меня интуиция. - Женственно прислонив голову к его плечу, перешла на шепот. - Сегодня ночью ты сможешь выплатить свой долг. И все, свободен. - Что именно я должен сделать? - хрипло спросил он. Это были его первые слова с того момента, как он ее увидел. Когда Инга Сергеевна их знакомила ("сэр Николас, Мирочкин гунернер - Жанночка Богомолова, подруга нашего старинного приятеля"), он только сумел заторможенно кивнуть и вяло ответить на рукопожатие. Рука у Жанны была крепкая, горячая; у него - мокрая от холодного пота. - Помочь моему клиенту получить то, что он хочет, - ответила она. Подвела спутника к окну, отдернула штору. Мир за ярко освещенным двором и подсвеченной верхушкой внешней стены был черен, и от этого усадьба напоминала большую орбитальную станцию, летящую сквозь космические просторы. - Ваш клиент - Олег Станиславович Ястыков? - Какой ты у меня умный, какой сообразительный, ну прямо магистр. Она хотела снова потрепать его по щеке, но теперь Николас успел отстраниться. Жанна рассмеялась - она вообще пребывала в отличном расположении духа. - Что они не поделили? - Ну, на этот вопрос я могла бы и не отвечать, - протянула Жанна, лукаво поблескивая зелеными, египетского разреза глазами. - Но так и быть, отвечу, потому что ты, Ника, у меня паинька и отличник. История, в общем, обыкновенная. Куцему и Олежеку захотелось скушать одну и ту же нняку. - Что скушать? - Нняку, - весело повторила она. - Скушать нняку и сделать бяку. Старому другу. Куцый с Олежеком такие старые друзья, что просто люди столько не живут, сколько они дружат. У меня бы такой дружок точно на свете не зажился. Куцый на нняку уже лапу положил, отдавать не хочет. А моему клиенту обидно, вот он меня на помощь и позвал, чтобы я ему в этом помогла. И я помогу, с твоей помощью. Куцый, конечно, дядька бронебойный, не то что ты, но и у него имеется хрупкое местечко. Что характерно - точно такое же, как у тебя. Этакая маленькая точка, как, знаешь, в закаленном стекле: если в нее попасть, пуленепробиваемое стекло рассыпается вдребезги. Точка под названием "дочка". Снова засмеялась - так ей нравилось собственное остроумие. - Вы говорите про Миранду? - похолодев, спросил Фандорин. - А ты знаешь у железного доктора другую болевую точку? - деловито сдвинула брови Жанна. - Подскажи. Ах, ты, должно быть, про горячо обожаемую супругу... Ничего подобного Николас в виду не имел и ужаснулся самому предположению. Но специалистка по болевым точкам пренебрежительно скривилась. - Инга не подходит. Куцый когда-то обожал ее, но это в прошлом. По имеющейся у меня информации, старушка ему поднадоела. Он завел себе на стороне цыпулю, но и та для наших целей тоже не функциональна. Не тянет на болевую точку. - Какая же Инга старушка? - удивился Фандорин и прикусил язык: получалось, что он все-таки лоббирует госпожу Куценко на роль жертвы. - Да ей столько же лет, сколько Олежеку и Куцему. Они ровесники-ровесники, девчонки и мальчишки. Одни пели песенки, одни читали книжки. Короче, одноклассники. Что, непохоже? Так ведь Куцый у нас - великий и ужасный Гудвин, Волшебник Изумрудного Города. Что же он, по-твоему, для других старается, а свою женушку забудет? Вон какую куколку вылепил. Только, похоже, надоело ему собственный продукт обожать. Нет, Ника, жена не годится. Нужна дочурка. Вот на ком у Куцего точно крыша съехала. - Пожалуйста, не называйте меня Никой, - болезненно морщась, попросил он. В салоне погас свет, и через несколько секунд донесся восторженный гул - наверное, внесли торт со свечками. - Как скажете, Николай Александрович. - Жанна вдруг сделалась совершенно серьезной. - Если хотите - буду обращаться на "вы". Только смотрите, не задурите в последнюю минуту. Мой клиент ведет очень большую игру, в которой вы даже не пешка, а так, пылинка на шахматной доске. Дуну, и вас не станет. Вместе с вашими болевыми точками. Она помолчала, чтобы он вник. И Николас вник, опустил голову. Жанна взяла его за локоть, стиснула. Хватка у нее была цепкая, совсем не женская. - Теперь внимание. Сегодня, когда гости разъедутся, Куценко с женой укатят в Москву. Завтра утром у них важная встреча. Прилетает его партнер, председатель совета директоров фармацевтического концерна "Гроссбауэр". Здесь останутся только двое охранников. Пойдем прогуляемся. Я вам кое-что покажу. Неспешным шагом она повела его по коридору налево, останавливаясь у развешанных по стенам гравюр. Ничего подозрительного - обычная праздная прогулка. Навстречу шел официант с подносом, уставленным бокалами с шампанским. Жанна взяла один, пригубила. Николасу же было не до вина. У двери, про которую он знал лишь то, что она ведет на служебную лестницу (как-то не было повода заглянуть), Жанна задержалась. Вынула из сумочки ключ, и через секунду они были уже с другой стороны. - Так. Теперь наверх, - сказала она. Шагая через две ступеньки, поднялась на третий этаж, без малейших колебаний повернула в один коридорчик, потом в другой, который упирался в дверь с надписью "Мониторная". Жанна перешла на шепот: - Ровно в половине шестого утра вы войдете вон в ту комнату. Держите ключ. - В руку Николаса легла магнитная карточка. - Сейчас там сидит охранник, но он уедет вместе с Куценко. Мониторы будут переключены из режима наблюдения в режим автоматической сигнализации. Итак, входите, нажимаете на пульте. третью кнопку слева в нижнем ряду. Потом тихонечко выходите и возвращаетесь к себе. Вот и все, что от вас требуется. Запомнили? - Половина шестого. Третья слева в нижнем ряду, - тоже шепотом повторил он. - А что это за кнопка? - Она отключает детекторы на одном участке стены. Совсем маленьком, но мне хватит. И все, Николай Александрович, мы с вами будем в расчете. Живите себе дальше, растите своих "зверят". Они пошли обратно: впереди Жанна, сзади бледный Фандорин. На лестнице он тихо спросил: - Вы собираетесь похитить девочку? Что с ней будет? - Ничего ужасного. - Жанна подняла палец, приложила ухо к двери, прислушалась. - Можно. Выходим. Вот они уже снова шли по ковру. Остановились перед гравюрой с изображением какой-то парусной баталии. - Ничего с вашей ученицей не случится, - повторила Жанна. - Если, конечно, Куцый не окажется монстром, для которого деньги важнее единственной дочери. - Нет, - покачал головой Ника, желая сказать, что не сможет выполнить ее задание. Она удивленно посмотрела на него. - Что "нет"? Вы думаете, что он недостаточно хороший отец? - И после паузы добавила, с угрозой. - Или это вы недостаточно хороший отец? - Не считайте меня идиотом. Как только я исчерпаю свою полезность, вы меня убьете. Его слова почему-то снова привели ее в легкомысленное настроение. - Ну и что? - прыснула она. - Зато ваши дети останутся живы. - И тут уж прямо зашлась в смехе. - А может, еще и не стану вас убивать. Зачем? Разве вы мне опасны? Только знаете что, на вашем месте я бы убралась куда-нибудь подальше. Знаете, какие они, чадолюбивые отцы? Если Куцый раскопает, как все произошло, он вам сделает хирургическую операцию. Без наркоза. Отсмеявшись, Жанна сказала: - Все, пойду, а то Олежек взревнует. Пока, папаша. И удалилась, грациозно покачивая бедрами. Николас же прижался лбом к стеклу гравюры и стоял так до тех пор, пока не услышал голоса - еще кому-то из гостей вздумалось полюбоваться старинными картинками. Это был еле переставляющий ноги старик со смутно знакомым лицом - кажется, академик, чуть ли не нобелевский лауреат. Его поддерживала под руку моложавая, ухоженная дама. Не иначе, еще одна пациентка Мирата Виленовича, рассеянно подумал Фандорин, скользнув взглядом по ее гладкой коже, вступавшей в некоторое противоречие с выцветшими от времени глазами. Но заинтересовала его не женщина, а старик. На девяностолетнем лице, покрытом возрастными пятнами, застыла несомненная гиппократова маска - песочные часы жизни этого Мафусаила роняли последние крупицы. Через считанные месяцы, а то и недели дряхлое сердце остановится. А все-таки он меня переживет, подумал Николас и содрогнулся. В то, что Жанна отпустит опасного свидетеля, он, конечно же, не поверил. Но речь шла даже не о собственной жизни, с ней все было ясно. Главное, что Алтын и детей оставят в покое. Зачем они Жанне? Разве не за это ты хотел биться, когда рвался на эшафот, спросил себя Фандорин. Радуйся, ты своего достиг. Твой маленький мир уцелеет, пускай и без тебя. Николас пошел к себе. Метался между четырех стен и думал, думал. Не о том, что скоро умрет, это его сейчас почему-то совсем не занимало. Терзания были по другому поводу - схоластическому, для двадцать первого века просто нелепому. Что хуже: спасти тех, кого любить, погубив при этом собственную душу, или же спасти свою душу ценой смерти жены и детей? В сущности, спор между большим и маленьким миром сводился именно к этому. Во дворе то и дело взрыкивали моторы - это разъезжались гости, а магистр все ходил из угла в угол, все ерошил волосы. Хорошее у меня получится спасение души, вдруг сказал он себе, остановившись. Оплаченное гибелью Алтын, Гели и Эраста. Странно, как это он до сих пор не взглянул на дилемму с этого угла зрения. Ну, значит, нечего и терзаться. Дожидаемся половины шестого, совершаем гнусность, которой не выдержит никакая живая душа, но мучаемся после этого недолго, потому что долго мучиться нам не дадут. Раз угнездившись, фальшивое бодрячество его уже не оставляло. Николас выглянул в окно, увидел, что во дворе остались только машины хозяев да джипы охраны, и был осенен еще одной идеей, гениальной в своей простоте. А не надраться ли? Конечно, не до такой степени, чтоб валяться на полу, а так, в меру, для анестезии. Идея была чудесная, реальный супер-пупер. Ах, Валя, Валя, где ты? Фандорин поднялся на второй этаж, где прислуга убирала следы пиршества. Налил себе полный фужер коньяку. Выпил. Решил прихватить с собой всю бутылку. Еще пара глотков, не больше. Не то, упаси боже, кнопки перепутаешь. Тогда совсем кошмар: и душу погубишь, и семью не спасешь. Он вышел из салона в коридор, взглянул на стенные часы. Без трех минут два. Господи, как долго-то еще. Хотел отвернуться к окну, чтобы видеть перед собой одну только черноту ночи, но краешком глаза зацепил какое-то движение. Повернулся - и замер. На козетке, между двумя пальмами, спала Миранда. Подобрала ноги, голову положила на подлокотник, светлые волосы свесились до самого пола. Должно быть, умаявшаяся именинница присела отдохнуть после ухода гостей и сама не заметила, как задремала. У всякого спящего лицо делается беззащитным, детским. Мира же и вовсе показалась Николасу каким-то апофеозом кротости: тронутые полуулыбкой губы приоткрыты, пушистые ресницы чуть подрагивают, подрагивает и мизинец вывернутой руки. Фандорин смотрел на девочку совсем недолго, а потом отвернулся, потому что подглядывать за спящими - вторжение в приватность, но и этих нескольких секунд оказалось достаточно, чтобы понять: никогда и ни за что он не станет нажимать на третью слева кнопку в нижнем ряду. Безо всяких резонов, терзаний и рефлексий. Просто не станет и все. А уж потом когда-нибудь, если это "когда-нибудь" настанет, объяснит себе, что первый и главный долг человека - перед своей душой, которая, нравится нам это или нет, принадлежит не маленькому миру, а большому. Выпил коньяк залпом, неинтеллигентно крякнул и, топая чуть громче, чем нужно, отправился на хозяйскую половину, к Мирату Виленовичу, пока тот не уехал. Объясниться как отец с отцом. x x x Господин Куценко сидел в кабинете, дожидался, пока переоденется супруга. Смокинг уже снял, был в вельветовых штанах, свитере. Появлению гувернера удивился, но не слишком. Непохоже было, что этот человек вообще умеет чему-либо сильно удивляться. - Еще не спите, Николай Александрович? - спросил он. - Хочу вас поблагодарить. Мирочка вела себя просто безупречно. Все от нее в восторге. А главное - она поверила в свои силы. Я знаю, как ей было тяжело, но девочка она с характером, перед трудностями не пасует. Вот как? Оказывается, этот небожитель наблюдателен и затеял прием неспроста. Тут взгляд чудо-доктора устремился куда-то вниз, брови слегка поднялись. Николас спохватился, что так и не выпустил из руки бутылку. - Не думайте, я не пьян, - отрывисто сказал он и запнулся. Куценко его не торопил. Перед Миратом Виленовичем стояла шахматная доска - он коротал время, не то разрабатывая партию, не то изучая какой-то мудреный этюд. Ну разумеется - самое естественное хобби для интровертного человека незаурядных интеллектуальных способностей. - Не уезжайте, - наконец справился с волнением Фандорин. - Нельзя. Мирочка, то есть Миранда в опасности. Я... я должен вам кое-что рассказать. Только не перебивайте, ладно? Мират Виленович не перебил его ни разу, хотя говорил Николас сбивчиво и путано, по нескольку раз возвращаясь к одному и тому же. На рассказчика Куценко смотрел только в первую минуту, потом, словно утратив к нему всякий интерес, уставился на доску с фигурами. Даже когда исповедь закончилась, доктор не подал виду, что потрясен услышанным. Сидел все так же неподвижно, не сводя глаз с клетчатого поля. Фандорин был уверен, что это ступор, последствие шока. Но минуты через полторы Мират Виленович вдруг взял коня и переставил его на другое поле, сказав: - А мы на это вот так. - Что? - переспросил Николас. - Гарде конем, - пояснил Куценко. - Белые вынуждены брать, и моя ладья выходит на оперативный простор. Магистр смотрел на железного человека, не зная, что и думать. А тот внезапно порывистым движением сшиб с доски фигуры, вскочил и отошел к окну. Значит, все-таки не железный. Мират Виленович стоял так еще несколько минут, держа стиснутые кулаки за спиной. Николас смотрел, как сжимаются и разжимаются длинные пальцы хирурга. Сам помалкивал, не мешал человеку обдумывать трудную ситуацию. - Ну вот что, - сказал Куценко совершенно спокойным тоном, обернувшись. - Первое. Я высоко ценю вашу откровенность. Понимаю, чего вам стоило прийти ко мне. И скажу только одно: вы не пожалеете о своем решении. С этого момента я беру вас под свою защиту. И вообще... - Он смущенно закашлялся - видно, не привык говорить эмоционально. - Я не люблю расширять свой ближний круг, потому что считаю себя человеком ответственным. В том смысле, что за каждого из близких мне людей я отвечаю. Полностью - всем, что имею. Так вот, Николай Александрович, считайте, что вы в этот круг вошли. И все, хватит об этом. - Он поднял руку, видя, как взволнованно задрожали губы собеседника. - Давайте я введу вас в курс проблемы, а потом уж будем принимать конкретные решения. Садитесь. Они сели в кресла друг напротив друга. - Значит, мы оба - и я, и Ястыков - были приговорены к смерти какими-то полоумными "мстителями"? Референты наверняка выкинули бумажку с идиотским приговором, не придали ей значения. Сумасшедшие мне пишут довольно часто. Но я выясню. Когда, вы говорите, это было? - Сейчас. Я переписал с листка в записную книжку. Вот: директор АО "Фея Мелузина", приговор вынесен 6 июля и в тот же день вручен. - Угу. - Мират Виленович тоже достал маленькую кожаную книжечку с золотым обрезом, сделал пометку. - Что ж, логическая цепочка очевидна. В отличие от меня, Ясь отнесся к приговору серьезно, поручил этой своей Жанне разобраться. Какие у них все-таки, по-вашему, отношения? Кто они: любовники или заказчик и исполнительница? - Разве одно исключает другое? - У серьезных людей безусловно. А судя по вашему рассказу, Жанна Богомолова или как там ее на самом деле - профессионал экстра-класса. - Тогда заказчик и исполнительница. Она называла его "клиентом". - Ясно. Жанна вышла на вашего странного посетителя, этого, как его... - Шибякина. - Да, Шибякина. Через него на вас, решив, что вы тоже имеете отношение к "мстителям". Да вы еще и укрепили ее в подозрениях, сначала слишком быстро установив личность Шибякина, а потом прислав в офис "Доброго доктора Айболита" факс с предостережением. Говорите, мне тоже прислали? Я не видел - был в Германии, а секретарша, должно быть, опять не придала значения. Но вернемся к Жанне. Она обязана была разобраться, что вы за фрукт. Ну, а когда разобралась, решила найти вам применение... - Мират Виленович невесело улыбнулся. - "Болевую точку" она вычислила безошибочно, отдаю должное профессионализму. Найти дочь, после стольких лет... Только для того, чтобы... - Он покашлял, справляясь с голосом, и сдержанно закончил. - Разумеется, ради спасения Миранды я отступился бы от "Ильича". Нет вопросов. - От кого? - моргнул Николас. - От какого еще Ильича? Неужели... - Да нет, Владимир Ильич тут ни при чем, - усмехнулся Куценко. - И идеология тоже. "Ильич" - это Ильичевский химкомбинат. Слышали про такой? Нет? Ну как же, это последний из гигантов советской фармацевтической индустрии, остававшийся неприватизированным. Там производят снотворное и некоторые психотропы, поэтому по закону производство должно было оставаться в ведении государства. Но недавно регламентация была пересмотрена, и продукцию "Ильича" вывели из категории сильнодействующих препаратов. Объявлен тендер на покупку контрольного пакета. Претендентов набралось с полдюжины, но серьезных только двое: Ясь и я. Вот вам и подоплека всего этого триллера с киднеппингом. - То есть "Неуловимые мстители" здесь вообще ни при чем? - Фандорин растерянно перелистал записную книжку с именами приговоренных. - Но ведь кто-то убил этих... Зальцмана, Зятькова. - Да, и теперь я отнесусь к этой угрозе самым серьезным образом. Но психи психами, а бизнес бизнесом. Господин Ястыков отнюдь не сумасшедший, можете мне поверить. Мой заклятый враг и распоследняя гнида - это да. В устах сдержанного доктора эти слова были настолько неожиданны, что Николас дернулся. - Этот человек всю жизнь стоял у меня поперек дороги, - тусклым от ярости голосом проговорил Куценко. - Никогда не забуду, как... Ладно, оставим детские травмы в прошлом. Лучше давайте о настоящем. Поиграл желваками, как бы дожевывая остатки эмоций. Снова сделался сух, деловит. - Вы не представляете, что значит эта сделка. Не только лично для меня. Для всей страны, уж простите за пафос. Понимаете, у нас практически отсутствует фармацевтическая промышленность. Во времена социалистической интеграции за производство лекарств отвечали Венгрия и Польша, что-то закупалось в Индии, в счет уплаты государственного долга. Оригинальных препаратов у нас не изготавливали вовсе, одни дженерики - ну, копии зарубежных лекарств. На разработку нового оригинального лекарственного средства нужно потратить лет десять исследований и сотню-другую миллионов долларов. Нашему государству это не под силу, частным производителям тем более. Если же мне удастся купить Ильичевский комбинат, наша фармацевтика вступит в новую эру. У меня есть инвестор, германский концерн с мировым именем, готовый вложить в модернизацию "Ильича" и разработку оригинальных препаратов четверть миллиарда. Представляете, что это будет? На отечественной производственной и научной базе, собственными силами мы начнем изготавливать новые лекарственные продукты, не имеющие аналогов, а стало быть, конкурентоспособные на мировом рынке! Впервые с незапамятных времен. Вы только вдумайтесь! Николас попробовал вдуматься, но особенного впечатления эта перспектива на него не произвела. Какая разница, где произведены лекарства? Были бы хорошими да не слишком дорогими, и ладно. Патриотизм Мирата Виленовича безусловно вызывал уважение и сочувствие, но гораздо больше Фандорина сейчас волновала судьба семьи и, что уж геройствовать, своя собственная. Все же из вежливости он спросил: - А чем это не устраивает Ястыкова? - У Яся другие планы, - мрачно сказал Куценко. - Чтоб было понятней, я вам коротенько расскажу, что это за персонаж. у нас в классе он был, как теперь сказали бы, неформальным лидером. Смазливый мальчик, спортивный, во всем заграничном - папа у Яся был выездной, а впоследствии и номенклатурный. Учился Ясь в медицинском, как и я. Не потому что хотел стать врачом, а потому что его папаша ведал импортом лекарств во Внешторге. Пристроил туда же и сынулю. Пока я просиживал над учебниками, ассистировал на операциях, торчал на ночных дежурствах, Ясь разъезжал по миру. Торговал отечественной гомеопатией, закупал лекарства. И по этой части завязал активнейшие, прямо-таки дружеские контакты с некоторыми колумбийскими компаниями. Соображаете, к чему я клоню? - Наркотики? - Естественно. Тут как раз Советский Союз развалился. Бардак, безнадзорность, самое время половить рыбку в мутной воде. И Ясь оказался отличным рыбаком. Пока бизнесом заправляли бандиты, вел себя тише воды ниже травы. Потом, когда одних бандитов перестреляли, а других пересажали, как-то само собой вышло, что Олег Станиславович из консультанта, посредника, полезного "пацана" превратился в самостоятельного авторитетного предпринимателя. Умеет за себя постоять, на хвост наступать не дает. Опять же с большущими связями, от Кремля до Медельина. Сеть круглосуточных драгсторов "Добрый Доктор Айболит" ему для чего понадобилась, знаете? Думаете, аспирином и газировкой торговать? До сего момента именно так Николас и думал, но тон вопроса явно предполагал отрицательный ответ, и потому Фандорин покачал головой. - Правильно. Какой доход от газировки? У Яся свой проект, существенно отличающийся от моего, но тоже завязанный на тендер по "Ильичу". На мощностях комбината он сможет развернуть массовое производство "суперрелаксана". Слыхали про такой чудо-препарат? - Нет. - А между тем о нем много пишут и говорят. Волшебное снадобье, изобретенное отечественными гомеопатами на основе древесных грибов. Незаменимое средство от неврозов, мигрени, депрессивных состояний, абстинентного синдрома. Разработано научно-исследовательским центром фирмы "ДДА". Средств на пиар Ясь не жалеет. На лоббирование тоже. "Суперрелаксан" блестяще прошел испытания, получил лицензию и рекомендован к безрецептурному применению. Средство и в самом деле уникальное: быстрого действия, без каких-либо побочных эффектов. Кроме одного... - Куценко сделал паузу. - Я потратил полтора миллиона на собственное исследование свойств "суперрелаксана". Обнаружилось, что у людей, склонных к медикаментозной зависимости, эти таблетки со временем создают стойкое привыкание. - Это что, наркотик? - Да. Медленно действующий, так что поначалу нет никаких тревожных симптомов, но мощный, очень мощный. По мере привыкания к "суперрелаксану" и увеличения дозировки круг интересов реципиента сужается, подавляется регенеративная способность, развивается апатия. Наладив массовое производство, Ясь собирается развернуть бешеную рекламную кампанию. В течение первого года таблетки будут очень дешевы. Со второго года, когда включится механизм привыкания, цены на "суперрелаксан" постепенно начнут расти. К тому времени и драгсторы как раз расползутся по всей России. Розовая мечта любого предпринимателя - замкнутый цикл от добычи сырья до розничной торговли. Мой старый дружок задумал всю страну на "колеса" подсадить. Такой вот у него бизнес-проект. - Но почему вы не обнародуете результаты своих исследований? - воскликнул Фандорин. - Об этом же нужно кричать, бить в колокола! Мират Виленович снисходительно улыбнулся: - Свобода слова, Николай Александрович, это когда один кричит одно, другой противоположное, и кто громче орет, тому больше верят. Здесь мне за Ясем не угнаться - он начал орать много раньше и преуспел много больше. Нет, в колокол звонить я не буду. Я ведь не звонарь, а хирург. И решу эту проблему как привык - с помощью скальпеля. А вы мне поможете, потому что одна голова хорошо, а две лучше. Ведь поможете? - Конечно! Если смогу... - Ну вот и отлично. Работаем. Куценко нажал кнопку интеркома. - Игорек? Бери Ходкевича и живо ко мне. Тут одну задачку надо порешать. И минуту спустя начался военный совет, но с участием не двух голов, а четырех. Кроме хозяина дома и Фандорина в совещании приняли участие Игорек, секретарь Мирата Виленовича, и Павел Лукьянович Ходкевич, управляющий усадьбой. Ситуацию изложил сам Куценко - бесстрастно, кратко, будто в самом деле речь шла о шахматной задачке. По времени эта сводка была раз в шесть короче, чем многословное признание Николаса, а по информативности содержательней, потому что, когда в завершение Мират Виленович спросил: "Вопросы есть?", таковых у слушателей не оказалось, только управляющий почесал стриженную ежиком макушку и инцестуально выругался. - Вопросов нет, значит, исходные условия понятны, - констатировал главнокомандующий. - Тогда предложения. Игорек, ты что это рисуешь? - Схему, Мират Виленович. Сейчас, подождите, пожалуйста, минуточку. Диспозиций без карты не бывает. Человек-гора говорил мягким, рассудительным голосом мальчика-отличника, плохо сочетавшимся с богатырской статью. Ах да, он ведь учился в Америке, вспомнил Николас и не удержался, спросил: - Игорь, а какой университет вы заканчивали? - Уэст-Пойнт, - ответил секретарь, старательно обводя какие-то детали рисунка красным фломастером. - Вот, прошу. Все склонились над схемой, изображавшей усадьбу и ее окрестности. - Предложение сводится к следующему. В четыре ноль ноль "мерседес" и два джипа выезжают из ворот. Пустые, с одними шоферами. Личный состав скрытно выдвигается сюда и сюда, в засаду. В пять тридцать господин Фандорин, согласно полученной инструкции, отключает двенадцатый датчик, расположенный вот в этом секторе. Противник проникает через этот квадрат на территорию и попадает под перекрестный огонь с позиций, обозначенных цифрами 3, 4 и 5. Не уйдет ни один, гарантирую. Диспозиция выглядела впечатляюще, но оценка Мирата Виленовича была саркастической: - Ты что, Игорек, штангу перекачал? Давай, устрой мне тут разгром немецко-фашистских захватчиков под Москвой. Плакал тогда мой тендер. Нет уж, господа хорошие, обойдемся без пальбы. А что ты скажешь, Лукьяныч? Управляющий пососал висячий ус, хитро прищурился. - А шо я вам ховорил, Мират Виленовитш? Кохда датшу обустраивали, помните? Вы мне: затшем нам туннель, шо за хлупости? А я вам: подумаешь, двести тышщ, а мало ли шо? Пускай вже будет. Хто прав-то оказался, а? Нынтше туннельтшик в самый раз сгодится. - Ну-ну, - поторопил его Куценко. - Ближе к делу. Управляющий ткнул прокуренным пальцем в схему: - Та вот. Девотшку отправим туннельтшиком к рэтшке. Вот тутотшки выйдет, к притшалу. Там у меня катеротшек, всегда на ходу. А вы с Ингой Сергеевной и хлопцамы ехайте себе в Москву, как ни в тшом не бывало. Пустые машины пускать нельзя, могут прыборами нотшного видения просветить. В полшестого те псы в дом залезут, а тут пустэнько. Птитшка улетела. - Отличный план, - сразу сказал Мират Виленович. - Просто превосходный. Эвакуируем Миру катером. Потом в мой самолет и на Тенерифе. - Он обернулся к Фандорину. - Вы, Николай Александрович, с семьей тоже полетите. Позагорайте там, пока я разрулю ситуацию с Ясем. Он играет не по правилам, а за это придется отвечать. Потом сможете вернуться. Ты [это уже Игорьку] дашь в сопровождение Николаю Александровичу и Мире двух ребят, потолковей. Во-первых, пусть доставят Мирочку в аэропорт - там встретят. А во-вторых, пусть заберут семью Николая Александровича, там за квартирой может быть слежка. Секретарь кивнул. - Лукьяныч, тебе тут придется туго, - продолжил Куценко. - Мадам Богомолова обидится, что ее переиграли, может впасть в истерику. Поэтому никакого сопротивления, никакого героизма. - А я шо, - развел руками Ходкевич. - Спросят - скажу: так, мол, и так. Как гости уехали, англытшанин побежал к хозяину в кабинет, заперлись они там тшего-то. Потом все забэгалы, поразъихалысь. Я завхоз, тшеловек маленький, за полотэнца ответшаю. Ну, дадут пару раз по ушам, а убывать не станут. Главнокомандующий посмотрел на часы. - Так. Сейчас без пяти три. Выезжаем в четыре, как собирались. Без суеты, без спешки. Пойду, поговорю с Мирочкой. Объясню, что и как. В дверь кабинета дробно, одними ноготками, постучали. Не дожидаясь отклика, вошла улыбающаяся Инга Сергеевна - в джинсах, кардигане, волосы стянуты на затылке в конский хвост. Увидев, как сосредоточенны и хмуры мужчины, хозяйка тоже переменилась в лице. - Что такое, Мират? Случилось что-нибудь? - Тебе все расскажет Николай Александрович. Игорек, Лукьяныч, за дело. Ничего, милая, все обойдется. Он коротко поцеловал жену и пошел к выходу. На пороге повернулся к Фандорину: - Говорите все. У меня нет от Инги секретов. А "цыпуля" на стороне, мысленно спросил Ника. Ладно, не мое дело. И вздохнул, но не по поводу супружеской неверности Мира-та Виленовича, а в предчувствии тяжкой беседы с неминуемыми охами, вскриками и, наверное, даже слезами. Слава богу, догадался в самом начале налить даме коньяку - вот когда бутылка-то пригодилась. И потом, как только замечал, что у Инги Сергеевны расширяются глаза или начинает дрожать подбородок, сразу же подливал еще. Госпожа Куценко послушно выпивала бурую влагу, на время успокаивалась. Так, при помощи коньяка, и добрались до конца триллера. Николас и сам пару раз приложился, прямо из горлышка - сейчас было не до церемоний. Когда же в бутылке обнажилось донышко, Инга (отчество, как и дурацкое "сэр" и процессе беседы отпали самим собой), достала из стенного бара бутылку ирландского виски. К тому моменту говорила уже она, а Ника слушал, не перебивал. Чувствовал, что женщине необходимо выговориться, да