причастны ли эти люди к его скоропостижной смерти. О политической подоплеке расследования Фандорин ничего говорить не стал. Асагава понял и, кажется, одобрил - во всяком случае, кивнул. - Ну, и как мы их найдем, как проверим? - спросил Локстон. - Эти люди наняли капитана, чтобы сегодня перед рассветом он снова отвез их в Токио, даже заплатили з-задаток. Стало быть, первое наше действие будет такое: мы отправимся к месту швартовки катера и посмотрим, явятся сацумцы в назначенный час или нет. Если не явятся - значит, им известно, что капитан мертв. Тогда подозрение в их причастности к его смерти укрепится. Это раз. - Что толку-то? - пожал плечами сержант. - Ну, укрепится. Где этих троих искать, вот в чем штука. - Дочь покойного рассказала мне, что большинство к-клиентов ее отцу поставлял хозяин "Ракуэна". Полагаю, что и эти трое договаривались не с капитаном, а с владельцем катера. Полной уверенности в этом у меня нет, но не будем забывать, что подозрительный удар по шее был нанесен именно в стенах "Ракуэна". Отсюда следственное действие номер два: если сацумцы на причале не появятся, займемся мистером Сэмуси. Пока Локстон жевал сигару, обдумывая слова Фандорина, японец уже поднялся. - По моему скромному суждению, ваш план очень хорош, - коротко сказал он. - Я возьму десять опытных полицейских. Окружим причал и будем ждать. - А я возьму шестерых ребят, всю ночную смену, - встал и сержант. Эраст Петрович подытожил: - Итак, если сацумцы приходят, подозрение в смерти капитана с них снимается. Мы передаем их японской полиции, пусть сама займется выяснением их личности и намерений. Если сацумцы не приходят, следствие остается в компетенции консульства и м-муниципальной полиции... - И, будьте уверены, мы добудем сукиных сынов хоть из-под земли, - подхватил американец. - Прямо с причала отправимся к горбатому япошке и вытрясем из него душу. Все-таки не удержался, вздрогнул на "япошку" Фандорин, хотел сделать невоздержанному на язык сержанту замечание, но оказалось, что инспектор Асагава и сам не намерен давать свою нацию в обиду. - У японцев, мистер Локстон, душа запрятана глубже, чем у белых. Ее так просто не вытряхнешь, особенно у такого человека, как Сэмуси. Он, конечно, акунин, но отнюдь не слабак. - Кто-кто? - сдвинул брови Фандорин, услышав незнакомое слово. - Акунин - это как evil man или villain <Злодей, негодяй (англ.)>, - попробовал объяснить Асагава. - Но не совсем... Мне кажется, в английском языке нет точного перевода. Акунин - это злодей, но это не мелкий человек, это человек сильный. У него свои правила, которые он устанавливает для себя сам. Они не совпадают с предписаниями закона, но за свои правила акунин не пожалеет жизни, и потому он вызывает не только ненависть, но и уважение. - Такого слова нет и по-русски, - подумав, признал Фандорин. - Но п-продолжайте. - Сэмуси, безусловно, нарушает закон. Это жестокий и хитрый разбойник. Но он не из трусов - иначе не удержался бы на своем месте. Я давно до него добираюсь. Два раза арестовывал: за контрабанду и по подозрению в убийстве. Но Сэмуси - якудза новой породы. Он действует не так, как бандиты прежних времен. Главное же, у него есть высокие покровители... Асагава запнулся и умолк, словно поняв, что наговорил лишнего. Не хочет выносить сор из избы перед иностранцами, догадался Фандорин и решил оставить дальнейшие расспросы на будущее, когда сойдется с инспектором ближе. - Вот что я вам скажу, парни, - скептически прищурился Локстон. - Ничего у нас не выйдет. Не докажем мы, что старого куряку пришили. Это пальцем-то? Так не бывает. - А бывает, чтобы от прикосновения, да еще через целлулоидный воротничок, на шее оставался след ожога? - парировал Фандорин. - Ладно, спорить об этом рано. Отправляемся к причалу и ждем сацумцев. Не дождемся - будем работать с хозяином "Ракуэна". Но господин Асагава прав - напролом тут действовать нельзя. Скажите, инспектор, у вас есть агенты в штатском... ну, я хочу сказать, не в мундирах, а в к-кимоно? Японец чуть улыбнулся. - Кимоно - это парадная одежда. Но я понял ваш вопрос, господин вице-консул. У меня есть очень хорошие агенты - и в японской одежде, и в европейских сюртуках. Мы установим за Сэмуси негласное наблюдение. - А я со слов моего слуги составлю подробный словесный п-портрет человека, который дотронулся до шеи Благолепова. Но не будем забегать вперед. Может быть, сацумцы все-таки появятся? x x x Катер покойного капитана Благолепова был пришвартован на отдаленном от Сеттльмента причале, среди рыбацких лодок. За два часа до рассвета засада была расставлена. Японские полицейские засели под настилом причала, на самом катере, на соседних суденышках. Локстон со своими констеблями расположился на берегу, в складском помещении. Было очень темно и очень тихо, лишь дышала бухта, да время от времени из-за облаков ненадолго выглядывал месяц. Сидеть на складе, с белыми полисменами, Эрасту Петровичу показалось неинтересно. Он пожелал находиться рядом с Асагавой и его людьми, в непосредственной близости от катера. Титулярному советнику и еще четверым полицейским достался пост под пирсом, по колено в воде. Через четверть часа Фандорин начал мерзнуть, еще полчаса спустя у него уже зуб на зуб не попадал, но приходилось терпеть, чтобы не осрамиться перед туземцами. Когда меж досок причала просачивался лунный свет, молодой человек принимался разглядывать своих молчаливых соседей. Ни у одного из них не было огнестрельного оружия, да и холодного тоже - лишь длинные палки. Однако во время потасовки в "Ракуэне" Эраст Петрович имел возможность наблюдать, насколько действенно это орудие в руках мастера, и потому отнесся к несолидной экипировке японских полицейских с почтением. Более всего чиновника поразило то, что из десяти человек, приведенных Асагавой, четверо были в очках. Представить себе русского городового в окулярах было совершенно невозможно - просто курам на смех. А у японских служак, оказывается, считалось в порядке вещей. Не утерпев, Фандорин потихоньку спросил инспектора, чем вызван этот странный феномен - не физиологическим ли расположением нации к близорукости? Инспектор ответил серьезно и обстоятельно. Разъяснил, что люди самурайского звания от рождения имеют склонность к чтению и самообразованию. У полицейских же стремление к книжности особенно развито, что полезно для службы, но вредно для зрения. Тем не менее подобные занятия всячески поощряются начальством, ибо сейчас, во времена прогресса, представители власти должны быть людьми образованными - иначе население потеряет к ним уважение, а неуважение к представителям власти губительно для общества. И вот теперь, клацая зубами, по колено в воде, Эраст Петрович размышлял о том, какую ужасную ошибку совершило отечественное правительство, когда после эмансипации крестьянства не привлекло помещиков к общественной пользе. Вот если б тогда распустить нашу ужасную полицию - безграмотную, насквозь продажную - и вместо нее начать принимать в городовые и стражники юношей дворянского звания. Что за чудесная идея - полиция, превосходящая сограждан образованностью и высотой помыслов, полиция - образец для подражания! Ведь сколько у нас в России прекраснодушных бездельников с гимназическим образованием! Сейчас они проживают жизнь безо всякой пользы, а то и подаются в революционеры от юношеского идеализма и жара нерастраченных чувств. Какой ущерб для государства и общества! Лишь стукнувшись лбом о шершавый брус, Эраст Петрович спохватился, что, сам не заметив, соскользнул рассудком в область дремотных грез. Дворяне-городовые, что за фантазия! Он тряхнул головой, отгоняя сон. Достал из кармана часы. Три минуты пятого. Мгла начинала сереть. Лишь когда темно-синие воды бухты прочертил первый, еще неуверенный луч солнца, стало окончательно ясно, что сацумцы не придут. Казалось - конец, И надежды нет. Но вдруг - Первый луч солнца. Сердце мамуси Пока господин спал, Маса успел переделать множество важных дел. Тут требовался ответственный, вдумчивый подход - ведь не каждый день начинаешь жизнь сызнова. Про гайдзинов Маса знал мало, про господина и вовсе почти ничего не знал и оттого, конечно, робел - не ударить бы лицом в грязь, но его дух был полон усердия и преданности, а это самое главное. Сирота-сан еще вчера разъяснил ему обязанности: вести хозяйство, закупать провизию, готовить еду, чистить платье - одним словом, делать все, чтобы господин ни в чем не нуждался. На расходы Маса получил 20 иен, и еще жалованье за месяц вперед. Жалованье было щедрое, и он потратил его так, как подобает преданному вассалу, - то есть на то, чтобы выглядеть достойным своей службы. Якудза по кличке Барсук умер вместе с шайкой Тебэй-гуми. Теперь в том же теле обитал новый человек по имени Сибата-сан, нет, лучше "мистер Маса", который должен соответствовать своему званию. Первым делом Маса сходил к цирюльнику и остриг свою покрытую лаком косичку. Получилось, конечно, не очень красиво: сверху белое, а по краям черное, будто лысина у пожилых гайдзинов. Но волосы у Масы отрастали с замечательной быстротой, через два дня макушка покроется щетиной, а через месяц нарастет чудесный ежик. Сразу будет видно, что его обладатель - человек современный, европейской культуры. Недаром в Токио все распевают песенку: Если стукнуть по башке С лаковой косичкой, То услышишь треск тупой Косности дремучей. Если стукнуть по башке, Стриженной культурно, То услышишь звонкий треск Светлого прогресса. Маса постучал себя по свежестриженному темени и остался доволен. Ну, а пока отрастают волосы, можно походить в шляпе - всего за тридцать сэнов он приобрел в лавке у старьевщика отличный фетровый котелок, совсем чуть-чуть потертый. Там же и приоделся: купил пиджак, манишку с манжетами, клетчатые панталоны. Перемерил кучу ботинок, сапог, штиблет, но с гайдзинской обувью пока решил повременить - очень уж она глупа, неудобна, да и снимать-надевать долго. Остался в своих деревянных гэта. Превратившись в настоящего иностранца, наведался к одной из прежних подружек, которая нанялась служанкой в семью американского миссионера: во-первых, показаться во всем новообретенном шике, а во-вторых, расспросить про привычки и обыкновения гайдзинов. Добыл много удивительных и очень полезных сведений, хоть и не без труда, потому что безмозглая девка лезла с нежностями, всего обслюнявила. А ведь за делом приходил, не за баловством. Теперь Маса чувствовал себя достаточно вооруженным, чтобы приступать к службе. Страшно повезло, что господин вернулся домой на рассвете и проспал почти до полудня - хватило времени как следует подготовиться. Маса соорудил изысканный завтрак: заварил чудесного ячменного чая; разложил на деревянном блюде кусочки морской сколопендры, желтую икру уни, прозрачные ломтики ика; красиво аранжировал маринованные сливы и соленую редьку; отварил самого дорогого рису и посыпал его толчеными морскими водорослями; особенно же можно было гордиться белоснежным свежайшим тофу и благоуханной нежно-коричневой пастой натто. Поднос был украшен по сезону маленькими желтыми хризантемами. Внес эту красоту в спальню. Бесшумно сел на пол, стал ждать, когда же наконец пробудится господин, но тот глаз не открывал, дышал тихо, ровно, и лишь слегка подрагивали длинные ресницы. Ай, нехорошо! Рис остынет! Чай перестоит! Маса подумал-подумал как быть, и в голову ему пришла блестящая идея. Он набрал в грудь побольше воздуху и ка-ак чихнет. Ап-чхи! Господин рывком сел на кровати, открыл свои странного цвета глаза, с удивлением воззрился на сидящего вассала. Тот низко поклонился, попросил прощения за произведенный шум и показал обрызганную капельками слюны ладонь - мол, ничего не поделаешь, побуждение натуры. И сразу же с улыбкой подал господину великолепный фаянсовый горшок, купленный за девяносто сэнов. От подружки Масе было известно, что иностранцы на ночь ставят под кровать этот предмет и справляют в него свою гайдзинскую нужду. Но господин, кажется, горшку не обрадовался, а замахал рукой - мол, убери, убери. Видимо, следовало купить не розовый с красивыми цветочками, а белый. Потом Маса помогал господину умываться, разглядывая его белую кожу и крепкие мускулы. Очень хотелось посмотреть, какое у гайдзинов мужское устройство, но перед тем, как мыть нижнюю половину тела, господин почему-то выставил своего верного слугу за дверь. Завтрак удался на славу. Правда, пришлось потратить какое-то время на то, чтобы научить господина пользоваться палочками, но пальцы у гайдзинов ловкие. Это оттого, что они произошли от обезьян - сами в этом признаются, и нисколько не стесняются. Господин порадовал отменным аппетитом, только вот манера поглощать пищу у него оказалась интересная. Сначала откусил маленький кусочек сколопендры, потом весь сморщился (должно быть, от удовольствия) и быстро-быстро доел, жадно запив ячменным чаем. От чая поперхнулся, закашлялся, разинул рот и выпучил глаза. Это как у корейцев - те, когда хотят показать, что вкусно, рыгают. Надо будет в следующий раз приготовить вдвое больше, сделал себе заметку Маса. После завтрака был урок языка. Сирота-сан сказал, что господин хочет научиться по-японски - не то, что другие иностранцы, которые заставляют слуг учить свой язык. Урок был такой. Господин показывал на разные части лица, а Маса называл их по-японски: глаз - мэ, лоб - хитаи, рот - кути, бровь - маю. Ученик записывал в тетрадочку и старательно повторял. Произношение у него было смешное, но Маса, конечно, не позволил себе даже самой крошечной улыбки. На отдельном листке господин нарисовал человеческое лицо, стрелочками обозначил разные его части. Это было ясно. Но потом он стал допытываться чего-то совершенно непонятного. Можно было разобрать некоторые слова: "Ракуэн", сацумадзин, но к чему они относятся, осталось загадкой. Господин делал вид, что он сидит с закрытыми глазами, потом вскакивал, шатался, взмахивал рукой, зачем-то тыкал Масу пальцем в шею, показывал на нарисованное лицо, говорил с вопросительной интонацией: - Мэ? Кути? В конце концов, оставив Масу в полном недоумении, вздохнул, взъерошил себе волосы, сел. А дальше началось самое необычное. Господин приказал Масе встать напротив, сам выставил вперед сжатые кулаки и принялся делать приглашающие жесты: мол, бей меня ногой. Маса пришел в ужас и долго не соглашался: как это можно - ударить ондзина! Но тут вспомнил интересную подробность об интимной жизни гайдзинов, рассказанную бывшей подружкой. Она подглядывала, как миссионер и его жена проводят время в спальне, и видела, как госпожа, одетая в один черный лиф, но при этом в сапогах для верховой езды, бьет сэнсэя плеткой по голому о-сири, а он просит бить его еще. Должно быть, у гайдзинов так заведено, догадался Маса. Почтительно поклонился и не очень сильно ударил господина ногой в грудь - между бестолково выставленных кулаков. Господин упал на спину, но тут же вскочил. Ему явно понравилось, попросил еще раз. Теперь он весь напружинился, следил за каждым Масиным движением, поэтому ударить получилось не сразу. Секрет дзюдзюцу, то есть "искусства мягкого боя", состоит в том, чтобы следить за дыханием противника. Известно, что сила входит в тебя с воздухом, с воздухом же и выходит, и вдох-выдох есть чередование силы и слабости, наполненности и опустошенности. Поэтому Маса дождался, когда его вдох совпадет с выдохом господина, и повторил атаку. Господин опять упал, и теперь сделался совсем доволен. Все-таки гайдзины не такие, как нормальные люди. Получив то, чего желал, господин надел красивый мундир и отправился в центральную часть дома, служить русскому императору. Маса же немножко прибрался и пристроился у окна, откуда просматривались сад и противоположное крыло, где жил консул (как только слуги работают у человека со столь постыдной фамилией?). Еще утром Маса обратил внимание на горничную консула, девушку по имени Нацуко. Чутье подсказало, что есть смысл потратить на нее некоторое количество времени - может выйти толк. Было видно, как девушка делает уборку, переходя из комнаты в комнату. В окно она не смотрела. Маса распахнул створки пошире, поставил на подоконник зеркало и стал делать вид, что бреется, - точь-в-точь, как недавно господин. Щеки у Масы были круглые и замечательно гладкие, борода на них, слава Будде, не росла, но почему же не намылить их душистой пеной? Степенно работая кисточкой, Маса слегка шевелил зеркалом, пытаясь послать солнечный зайчик в глаз Нацуко. На время пришлось прерваться, потому что в сад вышли Сирота-сан и желтоволосая дочь мертвого капитана. Они сели на скамейку под молоденьким деревом гинкго, и господин переводчик начал читать что-то вслух из книжки, размахивая при этом рукой. Время от времени он искоса посматривал на барышню, она же сидела, потупив взор, и на него вовсе не глядела. Вот ведь ученый человек, а ухаживать за женщинами не умеет, пожалел Сироту-сан Маса. Надо было от нее вообще отвернуться, а слова ронять скупо, небрежно. Тогда не стала бы нос воротить, заволновалась бы - может, она недостаточно хороша? Посидели они с четверть часа, ушли, а книжку забыли на скамейке. Томик лежал обложкой кверху. Привстав на цыпочки, Маса исхитрился разглядеть обложку - на ней был изображен гайдзин с завитыми волосами, и на щеках с двух сторон тоже курчавые волосы, точь-в-точь, как у орангутанга, которого Маса на прошлой неделе видел в парке Асакуса. Там показывали много всякого любопытного: выступал мастер пускания ветров, еще женщина, курящая пупком, и человек-паук с головой старика и тельцем пятилетнего ребенка. Снова взялся за зеркало, покрутил им туда-сюда с полчасика и добился-таки своего. Нацуко наконец заинтересовалась, что это ей все лучик в глаз попадает. Принялась вертеть головой, выглянула в окошко, да и увидела слугу господина вице-консула. Маса к тому моменту, конечно, зеркало уже положил на подоконник и, свирепо выпучив глаза, размахивал перед лицом острой бритвой. Девушка так и застыла, открыв рот - это он отлично видел краешком глаза. Сдвинул брови, потому что женщины ценят в мужчинах суровость; оттопырил щеку языком, как это давеча делал господин, и повернулся к Нацуко профилем, чтоб не стеснялась рассмотреть нового соседа получше. Через часок нужно будет выйти в сад. Якобы почистить меч господина (такой узенький, в красивых ножнах, с золоченой рукояткой). Можно не сомневаться, что у Нацуко тоже найдется в саду какое-нибудь дело. Горничная пропялилась на него с минуту, потом исчезла. Маса высунулся из окна: тут важно было понять, отчего она ушла - окликнула хозяйка или же он произвел недостаточно сильное впечатление. Сзади раздался легкий шорох. Камердинер Эраста Петровича хотел обернуться, но его вдруг неудержимо заклонило в сон, Маса зевнул, потянулся, соскользнул на пол. Захрапел. x x x Эраст Петрович проснулся от оглушительного звука непонятного происхождения, рывком сел на кровати и в первый миг испугался: на полу сидел диковинный азиат в клетчатых панталонах, белом переднике и черном котелке. Азиат сосредоточенно смотрел на титулярного советника, а увидев, что тот проснулся, качнулся вперед, словно китайский болванчик. Только теперь Фандорин признал своего нового слугу. Как же его зовут? Ах да, Маса. Завтрак, приготовленный туземным Санчо Пансой, был кошмарен. Как они только едят это склизкое, пахучее, холодное? А сырая рыба! А клейкий, прилипающий к небу рис! О том, что представляла собой липкая замазка поносного цвета, лучше было вообще не думать. Не желая обижать японца, Фандорин поскорей проглотил всю эту отраву и запил чаем, но тот, кажется, был сварен из рыбьей чешуи. Попытка составить словесный портрет подозрительного старика из "Ракуэна" закончилась неудачей - без переводчика не вышло, а следует ли посвящать Сироту в подробности следствия, чиновник пока еще не решил. Зато на славу удался показательный урок японского рукопашного боя. Оказалось, что английский бокс против него бессилен. Маса двигался невообразимо быстро, удары наносил сильные и точные. Как это верно - драться ногами, а не руками! Ведь нижние конечности гораздо крепче и длиннее! Этой науке стоило поучиться. Затем Эраст Петрович облачился в мундир с красными обшлагами и отправился в присутствие представляться начальству по всей форме - как-никак первый день новой службы. Доронин сидел у себя в кабинете, одетый в легкомысленную чесучовую пару, на мундир махнул рукой - глупости. - Рассказывайте скорей! - воскликнул он. - Я знаю, что вы вернулись под утро, и с нетерпением ждал вашего пробуждения. Разумеется, я понимаю, что вы с пустыми руками - не то сразу же явились бы с докладом, но хочется знать подробности. Фандорин кратко изложил небогатые итоги первого следственного мероприятия и объяснил, что готов исполнять свои рутинные обязанности, поскольку других дел пока все равно не имеет - до тех пор, пока не поступят сведения от японских агентов, которые следят за Горбуном. Консул задумался. - Итак, что у нас получается? Заказчики в назначенное место не явились, тем самым усугубив подозрения. Японская полиция ведет розыск трех мужчин, говорящих на сацумском диалекте и имеющих при себе мечи. При этом у одного, того что сухорук, рукоять меча покрыта наждаком (если капитану это не привиделось). Одновременно с этим ваша группа сосредоточилась на хозяине "Ракуэна" и неизвестном старике, которого ваш слуга видел подле Благолепова. Словесный портрет мы с вами получим - я сам потолкую с Масой. Вот что, Фандорин. Забудьте пока что о вице-консульских обязанностях, Сирота справится и один. Вам нужно поскорее изучить Сеттльмент и его окрестности. Это облегчит вашу следовательскую работу. Давайте-ка отправимся в пешеходную экскурсию по Йокогаме. Только переоденьтесь. - С великим удовольствием, - поклонился Эраст Петрович, - но вначале, если п-позволите, я потрачу четверть часа на то, чтобы показать госпоже Благолеповой принцип действия пишущей машины. - Хорошо. Я зайду к вам на квартиру через полчаса. x x x Софью Диогеновну он встретил в коридоре - она будто поджидала молодого человека. Увидев его, залилась краской, прижала к груди какую-то книгу. - Вот, в саду забыла, - пролепетала она, словно оправдываясь. - Кандзий Мицуович, господин Сирота, дал почитать... - Любите Пушкина? - взглянул на обложку Фандорин, думая, следует ли сызнова выражать девице соболезнования по поводу кончины отца или уже хватит. Решил, что хватит - не то опять разразится слезами. - Недурно пишет, только очень уж длинно, - ответила Софья Диогеновна. - Мы читали письмо Татьяны ее предмету. Есть же отчаянные девушки. Я бы ни в жизнь не насмелилась... А стихи я ужасно люблю. У нас, пока папенька еще не скурился, в гостях часто господа моряки бывали, в альбом писали. Один кондуктор со "Святого Пафнутия" очень душевно сочинял. - И что же вам больше всего понравилось? - рассеянно спросил Эраст Петрович. Барышня потупилась. Шепнула: - Не могу зачесть... Стыдно. Я вам на бумажку спишу и после пришлю, хорошо? Тут из двери, ведущей в присутствие, выглянул "Кандзий Мицуович". Странно посмотрел на вице-консула, вежливо поклонился и доложил, что пишущий агрегат распакован и установлен. Титулярный советник повел новоиспеченную машинистку знакомиться с достижением прогресса. x x x Полчаса спустя, утомленный бестолковой старательностью ученицы, Эраст Петрович отправился переодеваться для экскурсии. Еще в прихожей скинул короткие сапоги, расстегнул полукафтан и рубашку, чтобы не задерживать Всеволода Витальевича, который должен был появиться с минуты на минуту. - Маса! - позвал титулярный советник, входя в спальню, и тут же увидел своего слугу - тот мирно почивал на полу, под открытым окном, а над спящим застыл маленький старичок-японец в рабочем наряде: серая куртка, узкие хлопчатобумажные штаны, соломенные сандалии поверх черных чулок. - Что здесь...? Кто вы, с-собственно...? - начал Фандорин, но осекся, во-первых, сообразив, что туземец вряд ли понимает по-русски, а во-вторых, поразившись странному поведению старичка. Тот безмятежно улыбнулся, по всему личику залучились добродушные морщинки, спрятал ладошки в широкие рукава и поклонился - на голове у него была плотно облегающая шапочка. - Что с Масой? - все же не удержался от бессмысленного сотрясания воздуха Фандорин, бросаясь к уютно посапывающему камердинеру. Наклонился - в самом деле спит. Что за ерунда! - Эй, постойте! - крикнул титулярный советник японцу, засеменившему к двери. Старичок не остановился, и чиновник в два прыжка догнал его, схватил за плечо. Вернее, попытался схватить. Туземец, не оборачиваясь, едва заметно качнулся в сторону, и пальцы вице-консула зачерпнули воздух. - Любезнейший, я т-требую объяснений, - сказал Эраст Петрович, начиная сердиться. - Кто вы такой? И что здесь делаете? Тон и, в конце концов, сама ситуация должны были сделать эти вопросы понятными и без перевода. Уразумев, что уйти ему не дадут, старичок повернулся к чиновнику лицом. Он больше не улыбался. Черные, блестящие глаза, похожие на два пылающих угля, спокойно и внимательно наблюдали за Фандориным, словно решая какую-то сложную, но не столь уж важную задачу. Этот хладнокровный взгляд окончательно вывел Эраста Петровича из себя. Азиат был чертовски подозрителен! Он явно забрался в дом с какой-то преступной целью! Титулярный советник протянул руку, чтобы взять воришку (а может быть, и шпиона) за шиворот. На сей раз старик не уклонился, а локтем, не вынимая кистей из рукавов, стукнул Фандорина по запястью. Удар был легчайший, почти невесомый, однако рука занемела, утратила чувствительность и повисла плетью - должно быть, локоть угодил в какой-то нервный центр. - Черт бы тебя...! - вскричал Эраст Петрович. Произвел отличнейший хук слева, который должен был впечатать наглого старикашку в стену, но кулак, описав мощную дугу, лишь рассек воздух. К тому же чиновник по инерции развернулся вокруг собственной оси и оказался к туземцу спиной. Подлый старик немедленно этим воспользовался - вторым локтем ударил Фандорина по шее, и опять совсем несильно, но у молодого человека подогнулись колени. Он рухнул навзничь и с ужасом почувствовал, что не может пошевелить ни единым членом. Это было похоже на кошмарный сон! Ужаснее всего был жесткий, пылающий взгляд старика, казалось, проникавший поверженному вице-консулу в самый мозг. Страшный старик наклонился, и здесь произошло самое невероятное. Он наконец выпростал руки из рукавов. В правой, ухваченная за шею, разевала пасть змея - серо-коричневая, с блестящими капельками глаз. Лежащий замычал - на большее сил у него не было. Змея плавно заструилась из рукава, пружинисто упала Фандорину на грудь. Он почувствовал на коже - там, где был расстегнут ворот, - холодное и шершавое прикосновение. Очень близко, в нескольких дюймах от лица, закачалась ромбовидная головка. Эраст Петрович слышал тихое, прерывистое шипение, видел острые клычки, раздвоенный язычок, но не мог сдвинуться ни на волос. По лбу сбегал ледяной пот. Раздалось странное пощелкиванье - этот звук издавал старик, будто побуждая рептилию поторопиться. Пасть качнулась к горлу Фандорина, и он поскорей зажмурился, успев подумать, что не может быть ничего страшнее этого ужаса. Даже смерть станет благословенным избавлением. Прошла секунда, другая, третья. Эраст Петрович открыл глаза - и не увидел перед собой змеи. Но она была здесь, он чувствовал ее движения. Кажется, гадина вознамерилась поудобней устроиться у него на груди - свернулась клубком, хвост пролез под рубашку и щекотно заелозил по ребрам. Фандорин с трудом сфокусировал взгляд на старике - тот по-прежнему в упор смотрел на парализованного, но что-то в глазах-угольях изменилось. Теперь в них, пожалуй, читалось удивление. Или любопытство? - Эраст Петрович! - донеслось откуда-то издалека. - Фандорин! Ничего, если я войду? То, что произошло далее, не заняло и секунды. Старый японец в два бесшумных прыжка оказался у окна, подскочил, перевернулся в воздухе, в полете оперся одной рукой о подоконник, и исчез. Тут на пороге возник Всеволод Витальевич - в панаме, с тросточкой, готовый к пешеходной экскурсии. По шее Фандорина пробежали колкие мурашки, он обнаружил, что может повернуть голову. Повернул, но старика уже не увидел - лишь покачивалась занавеска. - Эт-то еще что такое? Гадюка! - закричал Доронин. - Не двигайтесь! Змея перепуганно метнулась с груди Эраста Петровича в угол комнаты. Консул бросился за ней и принялся бить тростью по полу - так яростно, что палка с третьего удара переломилась пополам. Титулярный советник оторвал затылок от ковра - кажется, паралич понемногу проходил. - Я с-сплю? - пролепетал он, едва ворочая языком. - Мне п-приснилась змея... - Не приснилась. - Доронин брезгливо, обернув пальцы платком, поднял за хвост убитую рептилию. Рассмотрел, сдвинув очки к кончику носа. Поднес к окну, выбросил. Осуждающе поглядел на похрапывающего Масу, тяжело вздохнул. Потом взял стул, сел напротив вяло ворочающегося помощника, воззрился на него тяжелым взглядом. - Ну вот что, дорогой мой, - сурово начал консул. - Давайте-ка без дураков, начистоту. Каким вчера серафимом прикинулся! В бордели не ходит, про опиоманов слыхом не слыхивал... - Доронин втянул носом воздух. - Опиумом не пахнет. Стало быть, предпочитаете инъекции? Знаете, как называется то, что с вами произошло? Наркотический обморок. Не мотайте головой, я не вчера на свет родился! Сирота мне рассказал про ваши вчерашние подвиги в притоне. Хорошего же слугу вы себе подобрали! Это он добыл вам наркотик? Он, кто же еще! И сам попользовался, и хозяину услужил. Скажите мне одно, Фандорин. Только честно! Давно пристрастились к зелью? Эраст Петрович издал стон, покачал головой. - Верю. Вы совсем еще молоды, не губите себя! Я вас предупреждал: наркотик смертельно опасен, если не умеешь держать себя в руках. Вы только что чуть не погибли - по нелепейшей случайности! В комнату заползла мамуси, а вы оба были в наркотическом трансе, то есть в самом беспомощном состоянии! - Кто? - слабым голосом спросил титулярный советник. - Кто з-заполз? - Мамуси. Японская гадюка. Названьице нежное, но в мае, после зимней спячки, мамуси очень опасны. Если укусит в ногу или руку, еще ничего, а если в шею - верная смерть. Бывает, что мамуси по каналам приплывают с рисовых полей в Сеттльмент, забираются во дворы и даже в дома. В прошлом году такая же гадина укусила сына одного бельгийского коммерсанта. Мальчика не спасли. Ну, что вы молчите? Эраст Петрович молчал, потому что сил на объяснения не было. Да и что бы он сказал? Что в комнате был старик с горящими, как угли, глазами, а потом взял и вылетел в окно? Тогда консул лишь укрепился бы в уверенности, что его помощник закоренелый наркоман, подверженный галлюцинациям. Лучше отложить этот фантастический рассказ на потом, когда перестанет кружиться голова, а речь вновь обретет членораздельность. Честно говоря, молодой человек теперь и сам был не до конца убежден, что все это произошло на самом деле. Разве такое бывает? x x x - ...Но прыгучий старик, который носит в рукаве ядовитую змею, мне не привиделся. И у меня есть верное тому д-доказательство. Его я предъявлю вам чуть позже, - закончил Фандорин и обвел взглядом слушателей: сержанта Локстона, инспектора Асагаву и доктора Твигса. Весь предыдущий день титулярный советник пролежал пластом, медленно приходя в себя, и лишь после десятичасового глубокого сна наконец полностью восстановил силы. И вот теперь, в полицейском участке, рассказывал приключившуюся с ним невероятную историю членам следственной группы. Асагава спросил: - Господин вице-консул, вы совершенно уверены, что это тот самый старик, который в "Ракуэне" ударил капитана? - Да. Маса не видел его в спальне, но когда я с помощью переводчика попросил его описать человека из "Ракуэна", приметы совпали: рост, возраст, наконец, особенный, пронзительный взгляд. Это он, никаких сомнений. Познакомившись с этим интересным г-господином, я готов поверить, что он нанес Благолепову смертельную рану одним-единственным прикосновением. "Дим-мак" - кажется, вы так это назвали, доктор? - Но зачем он хотел вас убить? - спросил Твигс. - Не меня. Масу. Старый фокусник откуда-то прознал, что у следствия имеется свидетель, который может опознать убийцу. План, очевидно, был такой: усыпить моего камердинера, напустить на него мамуси, а выглядеть это будет, как несчастный случай - тем более, что в Сеттльменте такое уже было. Мое неожиданное появление помешало осуществить этот замысел. Визитер был вынужден заняться мной и проделал это так ловко, что я не смог оказать ни малейшего сопротивления. Не понимаю, почему я до сих пор жив... Вопросов множество - просто голова кругом. Но самый важный - откуда старик узнал о существовании свидетеля? Сержант, доселе не проронивший ни слова и лишь мрачно посасывавший сигару, изрек: - Слишком много болтаем. Да еще при посторонних. Что, к примеру, тут делает этот англичанин? - и невежливо ткнул пальцем в сторону доктора. - Мистер Твигс, принесли? - вместо ответа обратился Фандорин к врачу. Тот кивнул, достал из портфеля что-то плоское и длинное, завернутое в тряпку. - Вот, сохранил. А чтоб покойнику не лежать в гробу с голой шеей, пожертвовал свой собственный, крахмальный, - сказал Твигс, доставая целлулоидный воротничок. - Можете с-сравнить отпечатки? - Титулярный советник, в свою очередь, развернул некий сверток, извлек оттуда зеркало. - Оно лежало на подоконнике. Делая кульбит, мой т-таинственный гость коснулся поверхности пятерней. - Что за чушь? - пробурчал Локстон, наблюдая, как Твигс разглядывает в лупу оттиски. - Большой палец тот же самый! - торжественно объявил доктор. - Отпечаток в точности, как на целлулоидном воротничке. Дельта, завиток, разветвления - все совпадает! - Что это? Что это? - быстро спросил Асагава, придвигаясь. - Какая-нибудь новинка полицейской науки? Твигс с удовольствием принялся объяснять: - Пока только гипотеза, но уже основательно проверенная. Мой коллега доктор Фолдс из госпиталя Цукидзи пишет об этом научную статью. Видите ли, джентльмены, узор на подушечках наших пальцев уникален и неповторим. Можно встретить двух людей, похожих друг на друга, как две капли воды, но невозможно найти два полностью идентичных отпечатка. Об этом знали еще в средневековом Китае. Вместо подписи под договором рабочие прикладывали оттиск своего большого пальца - такую печать не подделаешь... Сержант и инспектор слушали, раскрыв рты, а доктор все глубже уходил в исторические и анатомические подробности. - Какая великая вещь прогресс! - воскликнул обычно сдержанный Асагава. - Нет таких тайн, которые он не в силах разгадать! Фандорин вздохнул: - Есть. Как с точки зрения прогресса объяснить то, что вытворяет наш б-бойкий старичок? Отсроченное убийство, погружение в летаргию, временный паралич, гадюка в рукаве... Мистика! Асагава и Твигс переглянулись. - Синоби, - сказал инспектор. Доктор кивнул: - Я тоже о них вспомнил, когда услышал про мамуси в рукаве. Сколько мудрости, Сколько тайн в себе храпит Сердце мамуси. Новогодний снег - Их классический трюк. Если я не ошибаюсь, это называется мамуси-гама, "серп из змеи"? - обратился Твигс к японцу. - Расскажите господину вице-консулу. Асагава почтительно ответил: - Лучше вы, сэнсэй. Я уверен, что вы гораздо начитаннее меня и, к моему стыду, лучше знаете историю моей страны. - Да что за синоби такие? - нетерпеливо воскликнул Локстон. - "Крадущиеся", - пояснил доктор, окончательно беря кормило беседы в свои руки. - Каста лазутчиков и наемных убийц - искуснейших в мировой истории. Японцы ведь любят всякое мастерство доводить до совершенства, достигают высших степеней и в хорошем, и в плохом. По-другому этих полумифических рыцарей плаща и кинжала называли раппа, суппа или ниндзя. - Ниндзя? - повторил титулярный советник, вспомнив, что уже слышал это слово из уст Доронина. - Говорите, доктор, говорите! - Про ниндзя пишут чудеса. Якобы они могли превращаться в лягушек, птиц и змей, летать по небу, прыгать с высоких стен, бегать по воде, и прочее, и прочее. В основном это, разумеется, сказки, отчасти сочиненные самими синоби, но кое-что и правда. Я интересовался их историей, читал трактаты, написанные знаменитыми мастерами ниндзюцу, "скрытного искусства", и могу подтвердить: да, они умели прыгать с отвесной стены высотой до двадцати ярдов; при помощи специальных приспособлений могли ходить по болоту; пересекали рвы и реки, ступая по дну, и проделывали еще множество поистине фантастических штук. У этой касты была собственная мораль, с точки зрения остального человечества совершенно чудовищная. Жестокость, предательство, обман у них были возведены в ранг наивысшей добродетели. Существовала даже поговорка: "коварен, как ниндзя". Они зарабатывали на жизнь тем, что брали заказы на убийство. Это стоило огромных денег, но зато на ниндзя можно было положиться. Приняв заказ, они от цели не отступались, даже если это стоило им жизни. И всегда добивались своего. Кодекс синоби поощрял вероломство, но только не по отношению к заказчику, и все это знали. Жили они обособленными общинами. К будущему ремеслу готовились прямо с колыбели. Я расскажу вам одну историю, чтобы вы поняли, как воспитывали маленьких синоби. У одного знаменитого ниндзя были могущественные враги, и вот они убили его, отрубили голову, но не были до конца уверены, что это именно тот человек. Они показали свой трофей восьмилетнему сыну казненного и спросили: "Узнаешь?" Мальчик не проронил ни слезинки, потому что этим он опозорил бы память отца, но по его личику все было и так ясно. Маленький ниндзя с почестями похоронил голову, а сразу вслед за тем, не вынеся утраты, взрезал себе живот и умер, не проронив ни стона, как настоящий герой. Враги отправились восвояси, успокоившись, а между тем мальчику предъявили голову совершенно незнакомого человека, убитого по ошибке. - Какая выдержка! Какой героизм! - воскликнул потрясенный Эраст Петрович. - Куда там спартанскому мальчику с его лисенком! Доктор довольно улыбнулся. - Понравилась история? Тогда я расскажу вам еще одну. Она тоже про самоотверженность, но совсем в ином роде. Этим сюжетом вряд ли смогли бы воспользоваться европейские романисты вроде сэра Вальтера Скотта или мсье Дюма. Знаете, как погиб великий полководец шестнадцатого столетия князь Уэсуги? Так слушайте. Уэсуги знал, что его хотят убить, и принял такие меры предосторожности, что до него не мог добраться ни один убийца. И все же ниндзя взялись исполнить заказ. Задание было поручено карлику - карлики-ниндзя ценились особенно высоко, их специально выращивали (вернее недоращивали) при помощи особых глиняных кувшинов. Звали этого человечка Дзиннай, росту он был меньше трех футов. Его с детства тренировали действовать в очень