Спасибо за афоризм, я чувствую, что он мне в жизни еще не раз п-пригодится. Раз так, я, пожалуй, ничего больше вам рассказывать не стану. Буду действовать, как настоящий патриот, то есть без санкции начальства, по собственному разумению. Если что, сам за все и отвечу. Пока будем считать, что этого нашего разговора не было. Доронин вспыхнул, вскочил со стула, сорвал с волос сеточку. - Что за низкую роль вы мне отводите, милостивый государь! Прибыль, значит, пополам, а в случае убытка не извольте беспокоиться? Я русский дипломат, а не биржевой спекулянт! Бедная Обаяси, испуганная внезапным криком, замерла, прикрыла рот ладонью. Эраст Петрович тоже поднялся со стула. - Вот именно, - сухо сказал он, покоробленный "милостивым государем". - Вы дипломат, консул Российской империи, и должны думать не о вашей роли, а о благе отечества. x x x Разговор с Локстоном прошел гораздо проще, без интеллигентских рефлексий. - Значит, если покровители желтопузого сиятельства берут нас за задницу, я валю все на вас, - резюмировал американец. - Мое дело сторона: поступил вызов от русского консульства, обязан выполнять. Ноты и протесты, Расти, это по вашему ведомству. - Именно так. - Тогда я в игре. - Сержант ухмыльнулся. - Засадить настоящего дайме в кутузку - это по мне. Будет знать, как наших девчонок поганить! А если вам удастся прижучить ублюдка Сугу, с меня ящик настоящего бурбона, по доллар девяносто девять бутылка. Ишь, обезьяна, что придумал - белых людей за нос водить. Я со своими парнями, как идиот, стерег болото, пока он обтяпывал свои грязные делишки. Такого Уолтер Локстон никому не спустит, и уж особенно паршивому косоглазому туземцу! Поморщившись на американскую манеру отзываться об иных расах, титулярный советник повторил суть: - Вы ждете сигнала. Как только Онокодзи в очередной раз явится в "Девятый номер", хозяин подсунет ему полячку. Асагава немедленно дает вам знать. Вы спешите в бордель, производите арест на месте з-злодеяния. Потом вызываете русского вице-консула и начальника японской полиции. x x x "Очередного раза" ждать пришлось недолго. В тот же вечер в консульство явился рассыльный, принес официальную записку от сержанта Локстона: несовершеннолетняя особа женского пола, вероятно, являющаяся российской подданной, стала жертвой растления. Эраст Петрович немедленно отправился на вызов, для вящей формальности прихватив с собой письмоводителя Сироту. В кабинете начальника муниципальной полиции российские представители узрели препикантную картину. Перед хищно улыбающимся сержантом сидели двое: князь Онокодзи и щуплая девчонка - размалеванная, но с косичками и бантами. Оба задержанных были в совершенном дезабилье. Очевидно, Локстон сопроводил прелюбодеев в участок именно в том виде, в каком они были застигнуты. Облачение разъяренного дайме состояло из двух полотенец (одно вокруг чресел, второе наброшено на плечи) и шелковых носков на ремешках-эластик. Предполагаемая российская подданная была завернута в простыню, впрочем, совсем неплотно, и, в отличие от соучастника, особенного волнения не выказывала - вертела во все стороны смышленым скуластым личиком, пошмыгивала носом, а при виде пригожего вице-консула закинула ногу на ногу и игриво покачала шлепанцем. Коленка у жертвы растления была тощая, как лягушачья лапка. - Кто это? - возопил по-английски Онокодзи. - Я требовал присутствия японских властей! Вы ответите! Мой кузен - министр двора! - Это представитель потерпевшего государства, - торжественно объявил Локстон. - Вот, господин вице-консул, передаю это несчастное дитя на ваше попечение. Фандорин брезгливо покосился на растлителя и участливо спросил у девчонки по-русски: - Как тебя зовут? Та поиграла размалеванными глазенками, сунула в рот хвост косички и протянула: - Баська. Баська Зайончек. - Сколько тебе лет? Немножко подумав, несчастное дитя ответило: - Двадцать. И, что было уж совершенно лишним, дважды показала две растопыренные пятерни. - Она говорит, что ей двадцать лет? - немедленно оживился князь. - Она ведь про это сказала, да? Не обращая на него внимания, Эраст Петрович медленно произнес: - Очень жаль. Если бы вы были несовершеннолетняя, ну, малолетняя, Российская империя в моем лице защитила бы вас. И тогда вы могли бы рассчитывать на большую к-компенсацию. Вы знаете, что такое "компенсация"? Что такое "компенсация", Баська явно знала. Она наморщила лоб, пытливо разглядывая титулярного советника. Дернула ногой, сбросив шлепанец, почесала ступню и заявила, глотая твердое "л": - Я соврала пану. Мне четырнадцать лет. - Еще немножко подумала. - Скоро будет. А пока тринадцать. На сей раз показала сначала две пятерни, потом три пальца. - She is thirteen <Ей тринадцать (англ.)> - перевел Локстону вице-консул. Князь застонал. - Дитя мое, я могу защищать ваши интересы лишь в том случае, если вы находитесь в российском подданстве. Итак, вы подданная империи? - Так, - кивнула Баська и в подтверждение троеперстно перекрестилась - правда, слева направо. - Пан, а компенсация - это сколько? - She is a Russian subject, we'll take care of her <Она русская подданная, мы о ней позаботимся (англ.)>, - сказал Эраст Петрович сержанту, а девицу успокоил. - Будешь д-довольна. Больше в ее присутствии нужды не было. - Почему вы не дали бедняжке одеться? - с укором обратился вице-консул к Локстону. - Крошка совсем замерзла. Господин Сирота отведет ее на квартиру. Вообще-то было непохоже, чтобы Баська зябла. Напротив, поглядывая на интересного брюнета, она как бы случайно распахнула простыню, и Фандорин за моргал: грудь у несовершеннолетней Зайончек была развита не по годам. Хотя черт ее знает, сколько ей было лет на самом деле. Итак, пострадавшую увел Сирота, Эраст Петрович остался присутствовать при составлении протокола. А вскоре явился и японский представитель, начальник туземной полиции инспектор Асагава. Князь кинулся ему навстречу, размахивая руками, затараторил было что-то по-японски. - Молчать! - рявкнул Локстон. - Я требую, чтобы все переговоры велись на языке, понятном потерпевшей стороне. Потерпевшая сторона, то есть Фандорин, мрачно кивнула. - Человек, именующий себя князем Онокодзи, предложил выхлопотать мне повышение, если я замну это дело, - невозмутимо сообщил Асагава. Арестованный затравленно посмотрел на всех троих, и его глазки блеснули - кажется, он начинал догадываться, что угодил в участок неслучайно. Но вывод при этом сделал ошибочный. - Ну хорошо, хорошо, - хмыкнул он, поднимая руки в знак капитуляции. - Я вижу, что попался. Ловко вы все подстроили. Но вас, джентльмены, ждет разочарование. Вы думали, что раз я князь, то у меня денег полные карманы? Увы. Я гол, как храмовая черепаха. Сильно вы на мне не разживетесь. Я скажу вам, чем все закончится. Просижу ночь в вашей каталажке, а завтра приедет кто-нибудь из министерства и заберет меня. Останетесь ни с чем. - А позор? - сказал Асагава. - Вы, отпрыск древнего прославленного рода, замешаны в грязном скандальчике. Покровители вас, возможно, и вызволят, но потом разорвут все отношения. Свет отвернется от вас, как от зачумленного. Больше никакой протекции, никаких подачек от родственников. Онокодзи прищурился. Кажется, этот человечек был отнюдь не глуп. - Чего вы от меня хотите? Я же вижу - вы к чему-то клоните. Говорите прямо. Если цена честная, мы сговоримся. Асагава и Фандорин переглянулись. - Суга, - тихо сказал инспектор. - Нам нужен Суга. Расскажите все, что знаете о его роли в убийстве министра Окубо, и мы вас отпустим. Лицо князя так стремительно побледнело, словно кто-то мазнул по лбу и щекам кистью, обмакнутой в свинцовые белила. - Я ничего про это не знаю... - пролепетал он. - Неделю назад вы рассказывали Алджернону Булкоксу о том, какая награда ожидает Сугу за ловко исполненную работу, - вступил в игру Фандорин. - Не отпирайтесь, это бесполезно. Князь в ужасе уставился на вице-консула - видимо, не ожидал атаки с этой стороны. - Откуда вы...? В комнате мы были вдвоем! - Онокодзи растерянно захлопал ресницами. Эраст Петрович был уверен, что тщедушный прожигатель жизни сейчас дрогнет. Но вздрогнуть пришлось самому титулярному советнику. - А! - воскликнул арестованный. - Это его содержанка, да? Она шпионит на русских? Ну конечно! Слуг в доме не было, только она! - Какая содержанка? О ком это вы? - поспешно (пожалуй, слишком поспешно) переспросил Фандорин. Сердце сжалось. Не хватало еще навлечь на О-Юми беду! - Не нужно б-болтать у раскрытого окна, где вас могут подслушать чужие уши. Трудно было понять, удалось ли ему этой репликой сбить Онокодзи с опасного подозрения. Но откровенничать князь не пожелал. - Ничего говорить не буду, - угрюмо буркнул он. - Позор позором, но жизнь дороже... Ваш агент напутал. Ничего такого про интенданта Сугу я не знаю. И дальше стоял на своем. Угрозы скандала на него не действовали. Онокодзи лишь твердил, что требует немедленно известить токийскую полицию об аресте представителя высшей знати, двоюродного племянника четырех генералов, кузена двух министров, соученика двух императорских высочеств и прочая, и прочая. - Япония не допустит, чтобы князя Онокодзи держали в иностранной кутузке, - заявил он напоследок. "Он прав?" - взглядом спросил Фандорин у инспектора. Тот кивнул. "Что же делать?" - Скажите, сержант, у вас, наверное, очень много дел по переписке, отчетности, всякой документации? - спросил Асагава. - Да нет, не очень, - удивился Локстон. - Ну как же, - с нажимом произнес инспектор. - Вы отвечаете за целый Сеттльмент. Тут живут граждане пятнадцати государств, в порту столько кораблей, а у вас всего две руки. - Это да, - признал сержант, пытаясь понять, куда клонит японец. - Я знаю, что по закону вы обязаны сообщить нам об аресте японского подданного в течение двадцати четырех часов, но вы ведь можете и не уложиться в этот срок. - Могу. Дня два-три понадобится. А то и четыре, - стал подыгрывать американец. - Стало быть, денька через четыре я получу от вас официальное извещение. У меня тоже очень много дел. Нехватка штатов, еле справляюсь. Пока доложу в департамент, может миновать еще дня три... Онокодзи прислушивался к этому разговору со все нарастающим беспокойством. - Послушайте, инспектор! - вскричал он. - Но вы и так уже здесь! Вы знаете, что я арестован иностранцами! - Мало ли что я знаю. Я должен быть извещен об этом официально, согласно предписанной процедуре, - наставительно поднял палец Асагава. Титулярный советник решительно не понимал, что означает этот странный маневр, но отметил, что лицо арестанта странно задергалось. - Эй, дежурный! - крикнул сержант. - Этого в камеру. Да пошлите в бордель за его одеждой. - Что нам даст эта проволочка? - вполголоса спросил Фандорин, когда князя увели. Асагава ничего не ответил, только улыбнулся. x x x Снова была ночь. Снова Эраст Петрович не спал. Он не мучился бессонницей, сон словно бы перестал существовать, в нем отпала потребность. А может, все дело было в том, что титулярный советник не просто лежал в постели - он прислушивался. Дверь в коридор оставил открытой, и несколько раз почудилось, будто крыльцо скрипит под легкими шагами, будто кто-то стоит там, в темноте, и не решается постучать. Однажды, не выдержав, Фандорин поднялся, быстро прошел в прихожую и рывком распахнул дверь. Разумеется, на крыльце никого не было. Когда стук, наконец, раздался, он был отрывистым и громким. О-Юми так постучаться не могла, поэтому сердце Эраста Петровича не дрогнуло. Он спустил ноги с кровати, принялся натягивать сапоги, а Маса уже вел по коридору ночного гостя. То был констебль муниципальной полиции. Сержант просил господина вице-консула срочно прибыть в участок. Фандорин быстро шел по темному Банду, постукивая тростью. Сзади, зевая, плелся Маса. Препираться с ним было бессмысленно. В полицию слуга входить не стал, уселся на ступеньке, свесил стриженную ежиком голову, задремал. - У япошки судороги, - сказал вице-консулу Локстон. - Орет, бьется головой о стенку. Падучая, что ли? Я от греха велел связать. Послал за вами, за Асагавой и за доктором Твигсом. Док уже здесь, инспектора пока нет. Вскоре явился и Асагава. Выслушав сержанта, нисколько не удивился. - Так скоро? - сказал он и больше ничего объяснять не стал. Странное спокойствие инспектора, да и весь его "маневр" объяснились, когда в комнату вошел доктор Твигс. - Добрый вечер, джентльмены, - приветствовал он титулярного советника и инспектора. - Это не эпилепсия. Обычная абстинентная конвульсия. Этот человек заядлый морфинист. У него все вены на руках исколоты. Тут, конечно, еще и следствие истеричности, слабость характера, но вообще-то на такой стадии человек не может обходиться без очередной дозы более двенадцати часов. - Я же говорил вам, Фандорин-сан, что князь подвержен всем существующим порокам, - заметил Асагава. - Теперь он у нас запоет по-другому. Идемте. Камера представляла собой закуток в коридоре, отгороженный толстой железной решеткой. На деревянных нарах сидел связанный по рукам и ногам Онокодзи, трясся в ознобе, клацал зубами. - Доктор, сделайте мне укол! - закричал он. - Я умираю! Мне совсем плохо! Твигс вопросительно поглядел на остальных. Локстон невозмутимо жевал сигару, Асагава разглядывал страдальца с довольным видом. Лишь вице-консулу было явно не по себе. - Ничего, - сказал сержант. - Через недельку выйдете на свободу, тогда и уколетесь. Князь взвыл, согнулся пополам. - Это пытка, - вполголоса произнес Фандорин. - Вы как хотите, господа, но я такими методами добиваться показаний не желаю. Инспектор пожал плечами: - Разве мы его пытаем? Он сам себя пытает. Не знаю, как у вас, иностранцев, но у нас в японских тюрьмах заключенным наркотиков не дают. Может быть, в муниципальной полиции другие правила? Вы держите морфий для облегчения страданий арестованных морфинистов? - Еще чего. - Локстон восхищенно покачал головой. - Ну вы, Гоу, и молодчага. Есть чему поучиться. На сей раз Гоэмон Асагава не стал протестовать против американской фамильярности, лишь польщенно улыбнулся. - Это настоящее открытие! - продолжил сержант, приходя во все больший восторг. - Это ж какие перспективы открываются перед полицией! Как быть, если преступник запирается, не желает выдавать сообщников? Раньше его подвешивали на дыбу, жгли раскаленными щипцами и все такое. Во-первых, это нецивилизованно. Во-вторых, есть такие крепкие орешки, которых никакой пыткой не возьмешь. А тут - пожалуйста. Культурно, по-научному! Приучить такого упрямца к морфию, а после - бац, и больше не давать. Все расскажет, как миленький! Послушайте, Гоу, я напишу об этом статью в "Полицейскую газету". Конечно, и вас упомяну. Только идея все-таки моя. У вас это вышло случайно, а метод изобрел я. Вы, дружище, ведь не станете это оспаривать? - забеспокоился Локстон. - Не стану, Уолтер, не стану. Можете обо мне вовсе не упоминать. - Инспектор подошел к решетке, посмотрел на всхлипывающего князя. - Скажите, доктор, у вас в саквояже найдется ампула морфия и шприц? - Конечно. Онокодзи распрямился, с мольбой глядя на Асагаву. - Что, ваше сиятельство, поговорим? - задушевно сказал ему инспектор. Арестованный кивнул, облизнув сухие лиловые губы. Эраст Петрович хмурился, но молчал - главным сейчас был японский инспектор. - Спасибо, доктор, - сказал Асагава. - Заправьте шприц и дайте мне. Можете идти спать. Твигсу явно не хотелось уходить. С любопытством разглядывая связанного, он медленно рылся в своем чемоданчике, не спеша вскрывал ампулу, долго рассматривал шприц. Посвящать врача в тайны закулисной политики никто не собирался, это произошло само собой. - Ну скорее же, скорее! - закричал князь. - Ради Бога! Что вы возитесь? Один маленький укольчик, и я расскажу про Сугу все, что знаю! Твигс тут же навострил уши. - Про кого? Про Сугу? Про интенданта полиции? А что он сделал? Делать нечего - пришлось объяснить. Так и вышло, что группа, расследовавшая дело о странной смерти капитана Благолепова, вновь оказалась в прежнем составе. Только статус у нее теперь был иной: уже не официальные дознатели, а, пожалуй что, заговорщики. x x x После того как арестанта развязали и укололи, он почти сразу же порозовел, заулыбался, сделался развязным и говорливым. Болтал много, но существенного рассказал мало. По словам Онокодзи, новоиспеченный интендант полиции принял участие в заговоре против великого реформатора, потому что затаил обиду - оскорбился, что его подчинили никчемному аристократишке с большими связями. Суга, будучи человеком умным и хитрым, выстроил интригу так, чтобы одновременно достичь двух целей: отомстить министру, не сумевшему оценить его по достоинству, и свалить ответственность на своего непосредственного начальника, дабы занять его место. Все это Суге отлично удалось. В обществе, конечно, болтают всякое, но мертвый лев перестает быть царем зверей и превращается в обычную дохлятину, поэтому покойный Окубо теперь никого не интересует. В высших сферах дуют новые ветра, любимцы убитого министра уступают место ставленникам противоположной партии. - Участие Суги в заговоре - это слух или д-достоверный факт? - спросил Фандорин, разочарованный этой легкомысленной трескотней. Князь пожал плечами. - Доказательств, разумеется, нет, но мои сведения обычно верны, иначе я давно бы умер с голода. Скупердяй Цурумаки, всем обязанный нашему семейству, выплачивает мне такое жалкое пособие, что его едва хватает на приличные рубашки. Пять тысяч иен в месяц, вспомнил Фандорин. Двадцать вице-консульских окладов. - А кто руководил з-заговором? От кого Суга получил в награду усадьбу Такарадзака? - Сацумские самураи создали целую организацию, члены которой поклялись истребить "предателя" Окубо. Эти люди приготовились к долгой охоте, собрали большие деньги. Хватило бы на дюжину поместий. Дальнейшие расспросы ничего не дали. Онокодзи повторял одно и то же, то и дело отвлекался на великосветские сплетни и вконец заморочил допрашивающим голову. В конце концов, поняв, что больше ничего полезного не выяснят, они отошли в сторону и попытались выработать план дальнейших действий. - Кроме уверенности в том, что Суга виновен, и кое-каких деталей, не подтвержденных доказательствами, у нас ничего нет, - кисло сказал Эраст Петрович, уже не сомневаясь, что заварил всю эту кашу напрасно. Хитроумная и сомнительная с нравственной точки зрения операция мало что дала. Асагава тоже был мрачен, но решимости не утратил: - И все же отступаться нельзя. Суга должен понести расплату за свое злодейство. - А что если так? - предложил Локстон. - Интендант получает анонимное письмо, в котором сказано: "Ты думаешь, что ты ловкач и всех надул, но ты, парень, наследил. У меня на тебя кое-что есть. На Окубо мне наплевать, туда ему и дорога, но мне позарез нужны деньги. Приходи туда-то во столько-то, и произведем обмен: я тебе отдам улику, ты мне - скажем, десять тысяч". А для достоверности изложить в письме кое-какие подробности про его делишки: и про украденные реляции, и про кляп, и про усадьбу. Суга в любом случае переполошится, захочет посмотреть, что за шантажист, да чем располагает. Если не пришлет к назначенному месту отряд полиции, а явится сам, уже одним этим выдаст себя со всеми потрохами. Ну как план? - Сержант горделиво посмотрел на товарищей. - Недурен? Титулярный советник его расстроил. - Дурен. Никуда не годится. Суга, конечно же, не придет. Он не дурак. Локстон не сдавался: - Пришлет полицейских? Вряд ли. Не захочет рисковать. Вдруг у шантажиста в самом деле улики? - И п-полицейских не будет. Явятся очередные сацумцы и изрубят нас с вами в мелкую лапшу. - М-да, это очень вероятно, - признал доктор. Инспектор же ничего не сказал, лишь еще больше нахмурился. Совещающиеся умолкли. - Эй! О чем вы там шепчетесь? - крикнул Онокодзи, подходя к решетке. - Не знаете, как прижать Сугу? Я скажу вам! А вы за это выпустите меня на свободу. Идет? Все четверо разом обернулись к арестанту. Не сговариваясь, двинулись к решетке. Князь протянул меж прутьев ладонь. - Одну ампулку про запас. И шприц. В качестве аванса. - Дайте, - велел Асагава доктору. - Если скажет чушь, отберем назад. Наслаждаясь минутой, человек большого света немного потомил публику. Смахнул с несколько помятого сюртука пылинку, поправил манжету. Ампулу аккуратно положил в жилетный карман, предварительно поцеловав и прошептав: "О, мой кусочек счастья!". Победно улыбнулся. - Ах, как мало меня ценят! - воскликнул он. - И как дешево платят! А чуть что, сразу ко мне: "Расскажите, разузнайте, выведайте". Онокодзи знает все и обо всех. Помяните мое слово, джентльмены. В грядущем столетии, до которого я вряд ли доживу по причине хрупкости организма, самым дорогим товаром станет осведомленность. Дороже золота, бриллиантов и даже морфия! - Хватит болтать! - рявкнул сержант. - Отберу! - Вот как разговаривают красноволосые с отпрыском древней японской фамилии, - пожаловался князь Асагаве, но, когда тот угрожающе схватил его за лацкан, перестал валять дурака. - Господин Суга - большой педант. Настоящий поэт бюрократического искусства. В этом и заключается секрет его могущества. За годы службы в полицейском ведомстве он собрал секретный архив из сотен папочек. - Никогда об этом не слышал, - качнул головой инспектор. - Естественно. Я тоже. До тех пор, пока в один прекрасный день Суга меня не вызвал к себе в кабинет и кое-что не показал. Ах, я человек с фантазией, живу, как бабочка. Меня нетрудно схватить грубыми пальцами за крылышки. Вы, господа, не первые, кому это удалось... - Князь горестно вздохнул. - Тогда-то, в ходе очень неприятного для меня разговора, Суга и похвастался, что у него есть того же рода отмычки ко многим влиятельнейшим особам. О, господин интендант отлично понимает, сколь великое будущее уготовано осведомленности! - Чего он от вас хотел? - спросил Фандорин. - Того же, чего и все. Сведений об одном человеке. И получил. Видите ли, содержание моей папочки таково, что я не осмелился упорствовать. Сержант хмыкнул: - Малолетние девочки? - Ах, если бы... Это вам знать ни к чему. Для вас важно, что я дал Суге, чего он хотел, но не пожелал и впредь быть марионеткой в его руках. Обратился за помощью к мастерам тайных дел - разумеется, не сам, через посредника. - К мастерам тайных дел? - воскликнул Твигс. - Уж не про синоби ли вы говорите? Доктор и вице-консул переглянулись. Неужто? - Именно к ним, - как ни в чем не бывало ответил Онокодзи и зевнул, изящно прикрыв рот наманикюренной ручкой. - К милым, добрым ниндзя. - З-значит... Значит, они существуют?! Перед глазами Эраста Петровича, сменяя друг друга, возникли сначала разинутая пасть змеи, потом багровая маска человека без лица. Вице-консул передернулся. Врач недоверчиво покачал головой: - Если бы ниндзя сохранились, об этом было бы известно. - Кому надо, знают, - пожал плечами князь. - Люди, занимающиеся этим ремеслом, рекламу в газетах не печатают. Наш род уже триста лет пользуется услугами клана Момоти. - Тех самых?! Потомков великого Момоти Тамбы, который застрелил из лука волшебницу, прикинувшуюся луной?!! - Голос доктора затрепетал. - Угу. Тех самых. - Стало быть, в 1581 году на горе Хидзияма самураи перебили не всех? Кто-то спасся? - На какой горе? - Онокодзи был явно не силен в истории отечества. - Понятия не имею. Знаю лишь, что мастера из клана Момоти обслуживают весьма узкую клиентуру и берут за работу очень дорого. Зато свое дело знают. Мой посредник, старший самурай покойного батюшки, связался с ними, дал заказ. Синоби разузнали, где Суга прячет свой тайник. Если вас интересует заговор против Окубо, можно не сомневаться, что именно там хранятся все нужные вам сведения. Суга не уничтожает документов, они - его инвестиция в будущее. - Не сомневаюсь, что мои пропавшие донесения тоже там! - быстро сказал Асагава, обращаясь к Фандорину. Но того сейчас больше занимали мастера тайных дел. - А как связываются с ниндзя? - спросил титулярный советник. - При нашем дворе этим ведал старший самурай. Самое доверенное лицо при князе. Представители одного и того же семейства, они служат нам почти четыреста лет. То есть служили... - вздохнул Онокодзи. - Теперь не стало ни княжеств, ни преданных вассалов. Но наш, душа-человек, по старой памяти выполнил мою просьбу. Даже заплатил Момоти аванс из собственных средств. Золотой старик! Для этого ему пришлось заложить родовое поместье. Синоби хорошо поработали и, как я уже сказал, нашли тайник. Но не полезли в него, потребовали еще денег - таковы были условия договора. Я же как назло в ту пору сидел на мели и не смог внести платеж. Ниндзя к таким вещам относятся болезненно. Если заказчик нарушил условия, ему конец. Убьют, причем каким-нибудь кошмарным способом. О, это ужасные, просто ужасные люди! - Но вы-то, приятель, вроде живы, - заметил Локстон. Князь удивился: - А при чем здесь я? Заказчиком для них был наш вассал. Ему и пришлось держать ответ. Вдруг, ни с того ни с сего, старик заболел странной болезнью. У него распух и вывалился язык, потом почернела кожа, вытекли глаза. Бедняжка кричал криком двое суток, а затем умер. Знаете, ниндзя - виртуозы по части приготовления всяких необычных снадобий, как исцеляющих, так и умертвляющих. Про синоби рассказывают, что они... - Черт с ними, с синоби! - перебил сержант к неудовольствию Эраста Петровича. - Где тайник? Самурай вам успел рассказать? - Да. Тайник у Сути всегда под рукой. В прошлом году построили новое здание полицейского управления, в квартале Яэсу. Суга, в ту пору вице-интендант, лично руководил строительством и, втайне от всех, пристроил к своему служебному кабинету секретную комнату. Работами руководил американский архитектор. Он потом утонул. Помните эту печальную историю? О ней писали во всех газетах. В благодарность за хорошо выполненный заказ полицейское управление устроило для архитектора и лучших рабочих прогулку на пароходе, а пароход возьми и перевернись... Среди лучших рабочих были трое, которые строили тайник. - Какое злодейство! - ахнул инспектор. - Теперь я понимаю, почему, сделавшись начальником управления, Суга остался в прежнем кабинете. А у нас все восхищаются его скромностью! - Как попасть в тайник? - спросил Фандорин. - Точно не знаю. Там какой-то хитрый рычаг - это все, что сообщили синоби моему старичку. Больше, джентльмены, я ничего не знаю, но согласитесь, что мои сведения имеют для вас чрезвычайную ценность. По-моему, вы должны меня немедленно выпустить. Асагава и Фандорин обменялись взглядами. Поняли друг друга без слов. - Вернемся - посмотрим, - сказал инспектор. - Но свой кусочек счастья вы заработали. Нет, не отщипнуть, Сколько ты ни старайся, От счастья кусок. 2.18 "На дело" (так, уголовным манером, назвал про себя Фандорин операцию) отправились вдвоем. Доктор, будучи отцом семейства и добропорядочным членом общества, не выразил желания участвовать в рискованном предприятии. Локстон хоть желание и выразил, но был отвергнут. Начисто утративший японскую вежливость Асагава заявил, что от американца за милю несет сигарным табаком и пивом, от японцев так не пахнет. Да и белобрысая голова будет слишком выделяться в темноте. Другое дело русский вице-консул, у того волосы нормального человеческого цвета. Наедине с Эрастом Петровичем инспектор высказался о сержанте еще нелицеприятней: "В этом деле нужны мозги, а наш американский бизон умеет только переть напролом". День прошел в приготовлениях. Асагава съездил в полицейское управление, якобы по казенной надобности, а на самом деле с очень простой целью: подпилил язычок задвижки на форточке в уборной. Титулярный советник приготовил наряд для ночного приключения - купил маскарадную маску и обтягивающий черный костюм для фехтования, замазал гуталином гимнастические туфли на каучуковой подошве. Попробовал выспаться. Не вышло. Когда начало темнеть, отправил Масу, чтоб не увязался следом, в "Гранд-отель" за вечерней газетой, сам же поспешил к последнему поезду. Ехали с инспектором в одном вагоне, но сели в разных концах и друг на друга не смотрели. Глядя в окно на проплывающие во тьме огоньки, Фандорин сам на себя удивлялся. Зачем он ввязался в эту авантюру? Чего ради ставит на карту и собственную честь, и честь своей страны? Страшно представить, каковы будут последствия, если его, российского дипломата, схватят ночью в кабинете начальника полиции. Во имя чего идти на такой риск? Чтобы разоблачить туземного чиновника, который коварно погубил другого туземного чиновника? Да черт с ними со всеми! Этого требуют интересы России, не слишком уверенно попробовал убедить себя Фандорин. Свалив Сугу, я нанесу удар по партии, враждебной интересам отечества. Не убедил. Ведь сам всегда говорил, что никакие интересы отечества (и уж во всяком случае, географо-политические) не могут быть важнее личной чести и достоинства. Хороша честь - одевшись трубочистом, шарить по чужим тайникам. Тогда попробовал по-другому, по-асагавски. Существует Справедливость, Правда, защищать которую - обязанность всякого благородного человека. Нельзя позволять, чтобы рядом безнаказанно совершалась подлость. Попустительствуя ей или умывая руки, сам становишься соучастником, наносишь оскорбление собственной душе и Богу. Но и высоконравственные резоны при всей своей величавости не очень-то тронули титулярного советника. Дело было не в защите Справедливости. В конце концов, плетя свою интригу, Суга мог руководствоваться собственными представлениями о Правде, отличными от фандоринских. И уж во всяком случае, не следовало себя обманывать - в ночную эскападу Эраст Петрович пустился не ради слов, что пишутся с большой буквы. Он еще немного порылся в себе и нащупал-таки истинную причину. Она Фандорину не понравилась, ибо была проста, неромантична и даже унизительна. "Еще одну бессонную ночь в ожидании женщины, которая никогда больше не придет, я не вынес бы, - честно сказал себе титулярный советник. - Что угодно, любое безрассудство, только не это". А когда паровоз, загудев, подъезжал к конечной станции, вокзалу Нихомбаси, вице-консул вдруг подумал: "Я отравлен. Мой мозг и мое сердце поражены медленно действующим ядом. Это единственное объяснение". Подумал так и отчего-то сразу успокоился, будто теперь все встало на свои места. x x x Пока на улице встречались прохожие, Эраст Петрович держался от напарника на отдалении. Шел с видом праздного туриста, небрежно помахивая портфелем, в котором лежал шпионский наряд. Но вскоре потянулись казенные кварталы, где людей почти не было, ибо присутственное время давно закончилось. Титулярный советник сократил дистанцию, шагая за инспектором почти в затылок. Время от времени Асагава вполголоса давал пояснения: - Видите за мостом белое здание? Это Токийский городской суд. От него до управления рукой подать. Фандорин увидел белый трехэтажный дворец довольно легкомысленной для юридического ведомства европейско-мавританской архитектуры. За ним виднелся высокий деревянный забор. - Вон там? - Да. Раньше на этом месте располагалась усадьба князей Мацудайра. До ворот мы не пойдем, там часовой. Влево уходил узкий переулок. Асагава оглянулся, махнул рукой, и сообщники нырнули в темный щелеобразный проход. Быстро переоделись. Инспектор тоже надел что-то черное, облегающее, голову повязал платком, низ лица замотал тряпкой. - Именно так одеваются синоби, - шепнул он, нервно хихикнув. - Ну, вперед! На территорию управления проникли совсем просто: Асагава сложил руки ковшом, Фандорин уперся в них ногой и вмиг оказался наверху; потом помог вскарабкаться инспектору. Очевидно, у полицейских не хватало воображения представить, что каким-нибудь злоумышленникам взбредет в голову добровольно пробираться в святая святых правопорядка. Во всяком случае, никаких дозорных во дворе не было - лишь справа, у главного входа, прохаживалась фигура в мундире и кепи. Асагава двигался быстро, уверенно. Пригнувшись, перебежал к приземистому корпусу, выстроенному в псевдояпонском стиле. Потом вдоль белой стены, мимо длинной череды слепых окон. У самого дальнего, углового, инспектор остановился. - Кажется, это... Помогите-ка. Обхватил Фандорина за шею. Одной ногой ступил на полусогнутое колено вице-консула, другой на плечо, ухватился за раму, чем-то там скрипнул, щелкнул - и форточка отворилась. Асагава подтянулся, весь будто всосался в темный прямоугольник, так что снаружи осталась лишь нижняя часть тела. Потом и она исчезла в форточке, а еще через пару секунд окно бесшумно распахнулось. Прежде чем проникнуть в здание, Эраст Петрович для порядка отметил время: семнадцать минут двенадцатого. Устройство японской уборной показалось ему странным: ряд низеньких кабинок, которые могли прикрыть сидящего человека разве что до плеч. В одной из деревянных ячеечек Фандорин и обнаружил Асагаву. - Советую облегчиться, - сказала самым непринужденным тоном черная голова с белой полосой вдоль глаз, - Перед рискованным делом это полезно. Чтоб хара не трепетала. Эраст Петрович вежливо поблагодарил, но отказался. Хара у него нисколько не трепетала, просто одолевало тоскливое предчувствие, что добром эта история не кончится. В голову, как в ту достопамятную ночь, лезла чушь про заголовки в завтрашних газетах: "РУССКИЙ ДИПЛОМАТ - ШПИОН", "НОТА ЯПОНСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ" и даже "РАЗРЫВ ДИПЛОМАТИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ МЕЖДУ ЯПОНИЕЙ И РОССИЕЙ". - Ну, скоро вы? - нетерпеливо сказал вице-консул. - Двадцать три минуты д-двенадцатого. Ночи сейчас коротки. Из уборной крались длинным темным коридором, Асагава в прикрученных веревками соломенных сандалиях, Фандорин на своих каучуковых подметках. Полицейское управление мирно почивало. Вот что значит низкий уровень преступности, не без зависти подумал титулярный советник. По дороге лишь раз встретился кабинет, в котором горел свет и, кажется, шла какая-то ночная работа, да однажды из-за угла со свечой в руке вышел дежурный офицер. Позевывая, прошел мимо, не заметив два черных силуэта, вжавшихся в стену. - Пришли, - шепнул Асагава, остановившись перед высокими двойными дверями. Он сунул в скважину какую-то железку (обыкновенная отмычка, определил Эраст Петрович), повернул, и соучастники оказались в просторной комнате: ряд стульев вдоль стен, стол секретаря, в дальнем конце еще одна дверь. Ясно - приемная. Консул Доронин рассказывал, что в Японии шесть лет назад произошла великая бюрократическая реформа: на чиновников вместо кимоно надели мундиры и заставили их сидеть не на полу, а на стульях. Чиновничество поначалу чуть не взбунтовалось, но понемногу привыкло. А жаль. То-то, наверное, было живописно. Приходишь в казенное место, а там столоначальники, писари, письмоводители - все сплошь в халатах и ноги сложены калачиком. Фандорин вздохнул, посетовав на то, что разнообразие жизнеустройства в мире постепенно вытесняется единым европейским порядком. Через сто лет все везде будет одинаковое, не поймешь, в России ты или в Сиаме. Скучно. Комната, расположенная за приемной, тоже ничего примечательного собой не представляла - обычный кабинет значительного лица. Один стол широкий и короткий, перед ним другой - узкий и длинный. В стороне два кресла, для неофициальной беседы с важным посетителем. Книжные полки со сводами законов. На самом видном месте фотографический портрет императора. Единственная необычность, с японской точки зрения, - распятие, висевшее рядом с изображением земного владыки. Ах да, ведь Суга христианин, у него и на шее крестик висит. Ничего себе последователь Христа, покачал головой Эраст Петрович, но тут же устыдился. Можно подумать, наши боголюбцы не предают и не убивают. Асагава поплотнее прикрыл шторы, зажег масляный фонарь и подошел к титулярному советнику. Он выглядел взволнованным, даже торжественным. - Не знаю, найдем ли мы тайник и вообще, чем все это кончится, поэтому скажу сейчас то, что обязан сказать. Я должен был прийти сюда один. Ведь это наше, японское дело. Мое дело. Но я очень признателен вам, Фандорин-сан, что вы вызвались составить мне компанию. Я верю в вашу догадливость больше, чем в свою. Без вас мне вряд ли удалось бы отыскать рычаг, а вы хитрый. Почти такой же хитрый, как интендант Суга. Эраст Петрович церемонно поклонился, но инспектор не понял иронии - тоже ответил поклоном, только более глубоким. - Не думайте, что я не понимаю, насколько ваша жертва выше моей. Если мы попадемся, мне-то что, я всего лишь лишу себя жизни и покрою позором род Асагава, честно служивший закону два с половиной века. Вы же опозорите свою страну и своего государя. Вы очень храбрый человек, Фандорин-сан. Снова обменялись поклонами, теперь уже безо всякой шутливости со стороны вице-консула, и приступили к поискам. Время было одиннадцать тридцать семь. Сначала простукали две боковые стены, потом поделили кабинет на правую и левую части. В отличие от энергичного инспектора, шустро обстучавшего на своей половине плинтусы и половицы, перебравшего все предметы на письменном столе и занявшегося книгами, Эраст Петрович почти ни к чему не прикасался. Неспешно прохаживался, светя себе американским электрическим фонариком. Отличная штуковина, самоновейшей конструкции. Луч давала яркий, густой. Когда свет начинал слабеть - с интервалом в полторы минуты, полагалось подкачать пальцами пружину, и фонарик немедленно оживал. Немного постоял перед портретом. Его величество микадо был изображен в военном мундире, с эполетами и саблей. Юное жидкоусое лицо показалось Фандорину отмеченным печатью вырождения (что было неудивительно, учитывая двадцать пять веков генеалогии), но взгляд у императора Муцухито был пытливый, внимательный. Терпелив, осторожен, скрытен, неуверен в себе, любознателен, поупражнялся в физиогномистике вице-консул. Мастер нинсо, несомненно, увидел бы куда больше, но и этого было довольно, чтобы сказать: молодой венценосец далеко пойдет. - Я свою половину закончил, - объявил Асагава. - Ничего. - Желаете поменяться? Извольте. Фандорин вышел на середину комнаты, сел на стол для совещаний, поболтал ногой. Четверть первого. Архив - это то, что бывает нужно часто. Вероятнее всего, одно из двух: или рычаг в пределах досягаемости и его можно повернуть, не вставая из-за письменного стола; либо же, наоборот, рычаг расположен непосредственно у входа в секретный отсек. На столе Асагава все осмотрел самым тщательным образом. Стало быть, второе. Стен, в которых может быть спрятан тайник, две. Та, за которой приемная, и внешняя отпадают. Фандорин прошелся взад-вперед, присматриваясь. Стенные часы пробили один раз. - Двигали? - показал на них титулярный советник. - Конечно. - Асагава вытер со лба пот. - Я поделил комнату на квадраты, стараюсь ничего не упустить. Да, в часах рычага быть не может, размышлял Фандорин. Станет